Глава 24. Конец Порт-Артура. Гибель 1-й Тихоокеанской эскадры
Глава 24. Конец Порт-Артура. Гибель 1-й Тихоокеанской эскадры
13(26) ноября Ноги начал четвертый штурм крепости. В этот день он был полностью отбит. Ночная атака отрядом добровольцев численностью в 2600 чел. была также отбита контрударом 80 моряков и огнем пулеметов. Потери японцев всего за 2 дня боев составили 4500 чел., русских — 1500 чел.{1772}. Тогда основной удар был перенесен на русские позиции на горе Высокой, которые защищал доблестный полковник Третьяков со своими Восточно-Сибирскими стрелками. За месяц укрепления здесь были значительно усилены. Блиндажи укреплены рельсами, полудюймовыми железными щитами и насыпкой из камней толщиной в 2 сажени(2,32 м.){1773}. Подобные укрепления легко выдерживали обстрел 6-дюймовыми снарядами, но 11-дюймовые прошивали их насквозь. То же самое было и с долговременными бетонными укреплениями. 6-дюймовые снаряды просто отбивали от них куски, что можно было исправить земляной насыпкой Теперь почти метровые бетонные своды легко пробивались при попадании{1774}. Обстрел 11-дюймовыми снарядами (солдаты называли их «паровозами») сыграл огромную роль в подготовке успеха японской атаки. Среди 474 японских орудий под Порт-Артуром было 18 11-дюймовых мортир, стрелявших на расстояние до 10 км. снарядами весом в 220 кг. Всего по городу было выпущено 1,5 млн. снарядов, и из них 35 000 11-дюймовых{1775}. К счастью, не все японские 11-дюймовые снаряды взрывались, и, после того, как в них меняли дистанционные трубки, они отправлялись назад русскими 11-дюймовыми береговыми мортирами{1776}.
По Высокой били практически все орудия японцев, которые в состоянии были сделать это{1777}. 14–16(27-29) ноября 1904 г. обстрел был исключительно интенсивным — японцы ежедневно выпускали по 800—1000 таких снарядов, которые полностью разрушили укрепления в скалах, откалывая глыбы гранита «величиной в половину крестьянской избы»{1778}. 11-дюймовые бомбы пробивали скальное перекрытие в 3,5 метра. Дополнительным поражающим эффектом стали каменные осколки{1779}. Под огнем противника гора превратилась в нечто подобное вулкану при извержении. Вершина его была была покрыта шапкой дыма и пыли, в которой мелькали взрывы{1780}. В результате укрепления на горе были разрушены, разрушенные блиндажи и окопы были покрыты обломками и остатками тел гарнизона ключевой позиции Порт-Артура{1781}. Огнем было уничтожено 22 блиндажа, ряд окопов завален{1782}. Именно тогда русские войска впервые начали называть снаряды тяжелой артиллерии «чемоданами»{1783}. В первую Мировую это название станет распространенным.
После двух атак 15(28) ноября японцы возобновили огонь и к утру 16(29) ноября овладели почти всей горой. Последовали контратаки, в результате которых днем гора была очищена от противника. С утра 17(30) ноября вновь последовали обстрелы и штурмы. Бои носили исключительно упорный характер{1784}. Потери оборонявшихся были чрезвычайно велики. Морские команды потеряли убитыми и ранеными 1404 чел.{1785}. 5-й Восточно-Сибирский стрелковый полк — 14 офицеров (из 23), 17 зауряд-прапорщиков[8] (из 26), 1251 нижнего чина (из 1805). Командир полка был ранен и дважды контужен{1786}. Японцы наступали, как всегда, героически, упорно, не считаясь с высокими потерями{1787}. Поддержать гарнизон было некем. Положение было настолько тяжелым, что под конец Стессель прислал для подмоги около 600 чел. госпитальной прислуги{1788}.
2 декабря Высокая пала. На позициях осталось около 400 тел ее защитников{1789}. Отбить гору не удалось. Командир 4-й Восточно-Сибирской артиллерийской бригады ген.-м. В. А. Ирман лично возглавил контратаки. Японцы отбили 8 контрударов{1790}. На этот раз русская пехота не смогла преодолеть подъем под пулеметным огенем Общие потери гарнизона за время боев составили около 5 тыс. чел., у японцев — 7,5 тыс. чел.{1791}. «Ну, теперь начинается агония Порт-Артура». — Сказал после падения Высокой Кондратенко{1792}. Японцы в тот же день установили на ней наблюдательный пункт, который немедленно был разрушен попаданием русского снаряда. Работы по его восстановлению заняли несколько дней, и 5 декабря Ноги принял решение начать прицельный обстрел{1793}. На следующий день начался прицельный обстрел русских кораблей, огонь осадной артиллерии корректировали по телефону с Высокой{1794}.
И город, и гавань стали полностью открытыми для японской артиллерии. 11-ти дюймовая бомба при отвесном падении пробивала несколько палуб и, взрываясь, наносила огромные разрушения{1795}. 23 ноября(6 декабря) 1904 г. началась медленная агония крепости и флота{1796}. В это день был потоплен «Ретвизан» — в броненосец попало четырнадцать 11-дюймовых и шесть 6-дюймовых снарядов. На следующий день были потоплены «Пересвет», «Победа» и крейсер «Диана». Корабли один за другим или шли на дно или теряли боеспособность{1797}. 25 ноября(8 декабря) на совещании у Стесселя было принято решение считать предельным сроком обороны 1(14) января 1905 г., если не произойдет «каких-либо чрезвычайных событий, существенно изменяющих положение осажденной крепости»{1798}. Тем временем ее положение ухудшалось с каждым днем.
Из всех русских кораблей только эскадренный броненосец «Севастополь» под командованием капитана 2-го ранга Н. О. фон Эссена 26 ноября(9 декабря) вышел на внешний рейд, готовясь к прорыву{1799}. Потрясенный гибелью остатков эскадры, Вирен сумел сказать только: «Делайте, как знаете!»{1800} Вплоть до 3(16) декабря «Севастополь» отбивал атаки японских минных сил. В них принимали участие 10 отрядов миноносцев — 30 вымпелов, 2 судна партии минного заграждения, 3 судовых минных катера. 2 миноносца было потоплено. Японцы, выпустив 42 торпеды, добились 2 попаданий в корму и нос броненосца. Выход в море на прорыв стал невозможен, и корабль пришлось затопить{1801}. С русской Тихоокеанской эскадрой было покончено.
2(15) декабря при обстреле 11-дюймовыми снарядами форта № 2 погиб Р. И. Кондратенко. Он приехал для вручения наград и участия в обсуждении плана возможных действий. Так как во время попадания снаряда шло совещание, то вместе с генералом погиб весь цвет штаба участка фронта крепости из 17 офицеров 9 было убито, 7 ранено, 1 раненый вскоре скончался. Гибель Кондратенко ввергла гарнизон в уныние. Было ясно, что потеря незаменима{1802}. И без этого настроения были невеселыми. Передвижение по городу пришлось ограничить темным временем суток — на значительном пространстве он стал простреливаться и винтовочным огнем. Госпитали Порт-Артура были переполнены не только ранеными, но и больными — цинга приобрела характер эпидемии, выздоравливающих становилось все меньше, так как средства борьбы с этой болезнью закончились{1803}.
9(22) декабря Стессель отправил Куропаткину телеграмму с просьбой о немедленной поддержке: «В Артуре очень незначительное число здоровых. 11-дюймовые бомбы разрушают все, как на фортах, так и внутри крепости. Суда эскадры все потоплены. Никакой помощи я не получил ничем, а идет одиннадцатый месяц обороны. Я не получаю от Вас никаких сведений. Японцы ничего не пропускают. Я не знаю даже, где находится армия. Я прошу теперь скорейшей помощи, так как, повторяю, положение очень трудное»{1804}. К вечеру 19 декабря 1904 г.(1 января 1905 г.) японцы взяли Большое Орлиное гнездо — господствующую высоту, которая позволила им начать фланговый обстрел 2-й линии русских оборонительных позиций, к вечеру начался отход с Куропаткинского люнета, который уже несколько дней находился под обстрелом тяжелой японской артиллерии. Войска вынуждены были отступить на 3-ю и последнюю линию обороны, которая не была подготовлена к бою и не защищала ни от чего. Город теперь мог прицельно простреливаться по всему пространству. В строю имелось 13,5—14 тыс. чел. на 18,5 верст периметра обороны. Продовольствия хватило бы максимум еще на месяц.
Крепость была обречена. 19 декабря(1 января) Стессель отправил Ноги предложение вступить в переговоры о сдаче. Контр-адмирал Вирен был поставлен в известность об этом, чтобы иметь время для взрыва кораблей, а миноносец «Статный» со знаменами и секретными документами был направлен в Чифу. Прорыв был благополучным{1805}. Японский главнокомандующий ответил согласием на следующий день. 20 декабря 1904 г.(2 января 1905 г.) на военном совете начальник Квантунского укрепленного района генерал-адъютант А. М. Стессель заявил о своем намерении подчиненным. Начались пожары и взрывы — гарнизон уничтожал немногочисленные сохранившееся запасы, орудия, укрепления. Был взорван сухой док, затопленные ранее и оставшиеся на плаву корабли, мастерские, имущество порта{1806}. Через три дня был подписан акт о капитуляции{1807}.
Множество офицеров и солдат были возмущены этим решением, некоторые хотели бежать на шаландах, но встречный к берегу ветер исключал возможность побега. Позиций, позволявших надеяться на продолжение успешного сопротивления, не было{1808}. Объективности ради необходимо отметить, что резервы обороны были невелики. «Доблестные защитники Порт-Артура, — писал один из его создателей в начале 1905 года, — сделали больше того, чего можно было от них требовать, на что можно было рассчитывать, даже чего можно было желать. Крепость пала, сослужив добрую службу интересам нашей полевой армии»{1809}. Стессель и Ноги, встретившись 5 января 1905 года, обменялись любезностями и заверениями в уважении друг к другу{1810}.
После сдачи Стессель отправил императору телеграмму: «Всеподданнейше доношу Вашему Императорскому Величеству, что военнопленными признается весь гарнизон крепости, за исключением духовенства, медицинского персонала и чиновников. Разрешено возвратиться в Россию офицерам, давшим подписку, их денщикам и калекам. Условия подписаны делегациями обеих сторон: с нашей стороны генерал-майором Рейсом и капитаном 1-го ранга Щенсновичем. Из гарнизона уже отправлены в день подписания на позиции 8 тысяч. Из госпиталей и околотков таких, которые могли и пожелали совершить передвижение, — 4 тысячи. Нестроевых, обозных, санитаров — 1300. Чинов пограничной стражи, инженерных войск, полевой и крепостной артиллерии — 3500. Осталось в госпиталях раненых и больных 13 135, в том числе ампутированных около 300 человек. Осталось в госпиталях офицеров, зауряд-прапорщиков и чиновников 164. Все цифры относятся только до сухопутных войск. Красный Крест временно остался в Артуре»{1811}. Условия ст.7 капитуляции предполагали возможность офицерам покинуть крепость и вернуться на Родину при условии подписания особого документа, заверявшего обещание не принимать более участия в этой войне. Такой офицер мог взять с собой вестового{1812}. Николай II, получив телеграмму Стесселя, немедленно ответил: «Разрешаю каждому офицеру в силу представленного ему преимущества или вернуться в Россию под обязательством не участвовать более в настоящую войну, или же разделить участь нижних чинов. Благодарю Вас и храбрый гарнизон за блестящую борьбу»{1813}.
При осаде противник потерял около 105 тыс. чел. убитыми, ранеными и заболевшими. В момент сдачи под командованием Ноги находилось 97 тыс. чел.{1814}. Порт-Артур продержался 328 дней со дня первого выстрела с его батарей. Русские потери убитыми и умершими от болезней составили 13 тыс. чел., а с учетом потерь флота — 17 тыс. чел. Гарнизон был обречен — в строю к моменту сдачи находилось 13,5—14 тыс. человек, причем около 40 % из них были больны. Примерно столько же больных и раненых в госпиталях. Японцы захватили в Порт-Артуре 546 орудий, не считая корабельных, 32 252 винтовки, 82 670 снарядов (из них много старых китайских, не подходивших к русским орудиям), 3000 кг. пороха, 2,5 млн. патронов, 1920 лошадей, 80 тыс. тонн угля и продовольственных запасов по разного вида продуктам от 23 до 48 дней{1815}. Оставшиеся корабли были затоплены в неглубокой бухте Порт-Артура. Во время отливов их надстройки освобождались от воды. Уже в августе 1905 г. японцы начали поднимать и переводить их на свои базы в метрополии для ремонта, и вскоре часть отремонтированных русских судов вошла в состав японского флота{1816}.
В последние дни обороны крепости Куропаткин решил организовать крупную диверсию в тылу японцев. 23 декабря 1904 г.(3 января 1905 г.) он отдал приказ о подготовке конного рейда на порт Инкоу.{1817}. По сведениям русской разведки, здесь у у японцев находились гигантские склады. Впрочем, точных данных не было, об объеме накопившихся запасов судили гадательно{1818}. Для набега был сформирован отряд под командованием генерал-лейтенанта П. И. Мищенко{1819}. Бывший помощник главного начальника охранной стражи КВЖД, принимавший участие в подавлении «боксерского» восстания и награжденный за эту кампанию орденом Св. Георгия 3-го класса, он считался знатоком Манчжурии{1820}. Генерал был лично храбр, физически крепок и вынослив, не боялся ни потерь, ни ответственности, пользовался любовью у подчиненных{1821}. Его отряд — 71 эскадрон и сотня, имевших поддержку 22 орудий и 4 пулеметов Максим — был создан всего за 4 дня из кавалерийских частей, имевшихся в трех русских армиях{1822}.
С кавалерией происходило то же, что и с многими частями пехоты — по приходу в армию части разрывались, вместо полков появлялись раздробленные эскадроны и сотни, их командиров занимали бессмысленными поручениями и т. п{1823}. Теперь разодранную на составные конницу нужно было снова собрать в целое. Командующие не были извещены о цели операции, которую уже активно обсуждали в подчиненных им частях. За четыре дня были созданы новые дивизии практически из всего, что было под рукой, включая отдельные сотни пограничной стражи и команды конных добровольцев{1824}. Некоторые части конницы, как, например, 4-я донская казачья, были воодушевлены перспективой уйти в набег. Вопрос о том, как он будет организован и куда направлен, обсуждался повсюду, вплоть до улиц Мукдена. К Мищенко стали обращаться с просьбами о включении в состав подчиненных ему частей офицеры и корреспонденты газет{1825}.
В процесс формирования отряда активно вмешивался Куропаткин. «В дополнение к упомянутому выше распоряжению, — отмечал бывший сотрудником штаба 2-й армии полк. В. Ф. Новицкий, — из штаба главнокомандующего было получено, в течение 23–25 декабря, несколько распоряжений, касавшихся различных частных вопросов по организации и снабжению различных конных частей, отправлявшихся в состав конного отряда г. — ад. Мищенко: о выделении конницы из отряда ген.-м. Косаговского, о вьючном обозе, о запасах продовольствия и о картах района Хайчен-Гайчжоу и Инкоу. Читая эти документы, поражаешься этой непостижимой склонности человека, стоявшего во главе 250 000 массы войск, углубляться в мелочные распоряжения административного характера, путаться в распределение батальонов, сотен и охотничьих команд, навязывать таким крупным начальникам, как командующие армиями и командиры корпусов, свои соображения по самым пустяшным вопросам»{1826}. Не были предусмотрены только лишь «пустяки» — конский состав был плохо подготовлен к длительному пробегу, в отряде не было переводчиков с японского — захват трофеев и пленных терял всякий смысл — документы невозможно было прочитать, пленных — допросить{1827}.
Сбор информации о цели набега — Инкоу — был организован из рук вон плохо. Не было точной информации о гарнизонной станции — назывались цифры от 300–400 до 4–5 тыс. чел. На самом деле непосредственно перед выходом Мищенко в набег, японцы усилили гарнизон до 1200 чел.{1828}. Слабо подготовлен был и состав идущих с отрядом вьючных транспортов. Для него собирались мулы — в основном это были слабые животные, масса вьюков оказалась негодными{1829}. 27 декабря(7 января) Мищенко выступил в набег, сопровождаемый вьючным обозом в 1500 вьюков, а каждый всадник вез с собой еще и запас продовольствия на два дня. В результате отряд проходил в среднем в сутки 31 версту, то есть столько же, сколько и пехота ускоренным маршем, в то время как его разъезды — до 70–80 верст. При движении вновь сказалось почти полное отсутствие хороших карт — на имевшихся были изображены только крупные населенные пункты, окруженные пустым белым пространством. Снабжение японской армии велось по линии Дальний-Дашичао-Ляоян. Но отряд Мищенко был нацелен на порт Инкоу, лежащий в стороне от нее, и к тому же замерзший. В результате путаницы в управлении набег превратился, по словам одного из его участников, в «наполз».
О внезапности при таком движении и речи быть не могло, следовательно, не могло быть и успеха. Русская кавалерия не смогла взять Инкоу, хотя Мищенко и поставил задачу разромить город и порт. В атаке по сложившейся уже практике участвовала примерно четверть отряда, остальные обеспечивали тыл, охрану обоза и т. д. Понеся потери, отряд вынужден был отойти. Кавалерия за весь рейд не разрушила ни одного из имевшихся на данном отрезке 4 крупных мостов (конных саперов использовали как обычную конницу), успехи ее свелись к уничтожению нескольких тыловых команд (до 3 рот), 600 арб с припасами с грузом в 35 тыс. пудов, нескольких интендантских складов, организации крушения двух поездов, порче железнодорожного полотна и телеграфных столбов, которые были исправлены японцами максимум за 6 часов. Единственной удачей рейда было отступление, во время которого русской кавалерии удалось ускользнуть от пытавшегося перехватить ее противника. Приведя с собой 19 пленных из захваченных 234, Мищенко потерял в рейде 40 офицеров и 361 рядового{1830}. Рейд был хорошо задуман, но скверно исполнен. Медленность действий русской конницы заставила английского наблюдателя при японской армии предположить, что с отрядом Мищенко двигалась и пехота{1831}. Японский отчет о набеге гласил: «Войска эти, повидимому, очень утомлены»{1832}.
В телеграмме на Высочайшее Имя от 1(14) января 1905 года Куропаткин значительно занизил свои потери(3 убитых и 10 раненых офицеров, 15 убитых и 59 раненых рядовых) и дал более радостную картину результатов набега: «Сегодня мною получено два донесения о действиях нашей конницы. 28 декабря вечером изрублены полторы роты пехоты и пол-эскадрона драгун; только наступившая темнота дала возможность небольшой части японцев уйти вразброд. В ночь на 29 декабря нашими разъездами испорчено полотно железной дороги, порваны телеграфные провода, произведено крушение поезда с двумя паровозами»{1833}. Однако таким образом, обеспечить благоприятные условия для перехода в контрнаступление не удалось, результаты набега подействовали на моральные силы русских войск и на их доверие к командованию далеко не самым блестящим образом.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.