Глава 23. 2-я Тихоокеанская эскадра. Решение, формирование и отправка. Гулльский инцидент
Глава 23. 2-я Тихоокеанская эскадра. Решение, формирование и отправка. Гулльский инцидент
Пока в Порт-Артуре существовала еще русская эскадра и сама крепость не была взята японцами, скорость прибытия военно-морских подкреплений имела огромное значение, так как они могли бы изменить конечный результат борьбы за господство на море. Однако обстоятельства, при которых война застала Россию, чрезвычайно затруднили возможность использования фактора времени{1719}. Использование относительно короткого пути Севастополь-Дарданеллы-Суец-Сингапур-Порт-Артур исключалось. Султан отказался бы пропустить военные суда, т. к. естественно не хотел помогать своему старому противнику. Впрочем, у Константинополя была прекрасная отговорка: Великобритания постоянно угрожала, что в ответ на нарушение международного режима Проливов она прибегнет к блокаде Дарданелл{1720}.
Рассчитывать при таких обстоятельствах на возможность использования Суецкого канала русскими кораблями даже в случае прохода Черноморских проливов не приходилось. Предложение о подготовке похода на Дальний Восток части Балтийского флота было сделано в апреле 1904 г. в. — адм. Скрыдловым перед отъездом во Владивосток Готовить возможность реализации проекта поэтому пришлось контр-адмиралу З. П. Рожественскому. Ударная сила флота — новые броненосцы — еще не были готовы{1721}. 10(23) августа 1904 г. на совещании в Петергофе под председательством императора впервые был поставлен вопрос о возможности отправки на Дальний Восток части Балтийского флота для оказания поддержки Тихоокеанской эскадры, составе экспедиции и плане ее действий.
Предполагалось, что путь до Чусанского архипелага потребует 150 дней, при этом будет израсходовано 240 тыс. тонн угля{1722}. В результате была выяснена невероятность сохранения Порт-Артура и хотя бы части 1-й эскадры до прибытия подкрепления, невозможность занятия нейтральной территории Китая и трудность захвата неприятельских островов для устройства временной базы в Тихом океане, как это предлагал Рожественский. Именно он наиболее активно выступил в пользу этого похода. 1(14) сентября 1904 г. было принято решение начать его{1723}.
18(31) сентября Великий Князь Константин Константинович отметил в своем дневнике: «Существует два противоположных мнения о посылке этой эскадры на Дальний Восток; одно считает ее необходимой как для целей войны, так и для успокоения общественного мнения, возлагающего на эскадру большие надежды. Другое мнение считает посылку Балтийского флота запоздалым и бессмысленным, так как японский флот втрое сильнее нашего»{1724}. Последнего мнения, кстати, придерживался и Великий Князь Александр Михайлович, считавший, что эскадра будет «отправлена туда прямо на убой»{1725}, но к его доводам не прислушались. На принятие решения повлияли настроения и мысли, созданные вне стен Адмиралтейства{1726}.
Часть русских теоретиков морской войны во главе с кап. 2-го ранга Н. Л. Кладо активно пропагандировала посылку эскадры на страницах прессы — по их мнению, даже старые корабли, будучи вооружены современной артиллерией, в состоянии будут успешно противостоять японцам на море{1727}. После японо-китайской войны он был весьма суровым критиком ошибок, допущенных японским и китайским адмиралами. В 1896 г. Кладо увидел основные причины победы Японии в лучшем качестве кораблей, их команд, в постоянной подготовке и почти ежедневных артиллерийских учениях в наличии не только бронебойных, но и разрывных снарядов{1728}. В 1904 г. он выступал под псевдонимом «Прибой» в «Новом Времени»{1729}.
Готовность русского флота к современной войне оценивалась невысоко даже союзниками-французами. Их отзывы о его ценности в случае военных действий накануне событий 1904–1905 гг. были достаточно скептическими{1730}. С 1882 по 1902 гг. русский флот строился по 5 судостроительным программам, не имевшим между собой преемственности{1731}. Результат был неизбежен — количество явно отставало от качества, и это было очевидно для всех, кроме тех, кто принимал решение о посылке эскадры в поход на Дальний Восток. «Ох, что-то нет у нас веры во Вторую эскадру, — отмечал 27 сентября(10 октября) судовой врач крейсера 2-го ранга «Изумруд», — хотя по наружному виду она и представляет такой грозный вид. Всем известно, что новые суда заканчивались наспех, остальные же — заслуженные старички, которым давно пора на покой. Испытаний настоящих не было — впереди длинный ряд поломок»{1732}.
Из 4 новых эскадренных броненосцев типа «Бородино» только 1 — «Император Александр III» прошел испытания летом 1903 г. Они показали крайне неудовлетворительные результаты. Остальные корабли этой серии начали испытания механизмов и артиллерии только летом и даже осенью 1904 г., в таком же состоянии находился крейсер 1-го ранга «Олег» и крейсера 2-го ранга «Жемчуг» и «Изумруд», постройка которых не была закончена к лету 1904 г. Полностью испытания плаванием и стрельбой из современных судов прошли лишь броненосец «Ослябя», бронепалубный крейсер 1-го ранга «Аврора» и два легких крейсера — «Светлана» и «Алмаз», которые годились только для дозорной службы. Более половины эскадры состояло из устаревших кораблей, на которых стояли устаревшие орудия разных систем и калибров{1733}. В расчете на возможность пополнения за счет покупки кораблей заграницей выход 2-й Тихоокеанской эскадры из Балтики был задержан на 1 месяц{1734}.
«Ведь не секрет, — писал в январе 1905 г. старший флаг-офицер походного штаба 2-й эскадры ст. лейт. Е. В. Свенторжецкий, — что вторая эскадра была сформирована внезапно из судов или только что едва-едва закончивших постройку, или судов устарелых типов, что в эскадру было зачислено все, что возможно; личный состав также набран без особого выбора, казалось лучшее, что в это время было, и таким образом было образовано скопище совершенно неподготовленных судов, которые форсированным ходом должны были длиннейшими путями следовать на театр военных действий. Короткий подготовительный учебный период в Ревеле, одновременно с окончанием постройки некоторых судов и постоянными приемками, не мог принести существенной пользы в деле боевой подготовки эскадры, и адмирал главным образом заботился собрать, наконец, свою эскадру, чтобы двинуться в путь. Работа эта шла при постоянном понукании со стороны русского общества, обвинявшего Зиновия Петровича в нежелании поспешить на Восток, выручить Порт-Артур. Но согласитесь, что такое понукание могло быть только со стороны тех, кто незнаком с организацией боевой подготовки флота, кто не знает, что обучить флот — работа многих лет, а не двух-трех недель, что корабли без обученного личного состава — груз, легкая добыча для неприятеля. Этого именно не сознавало русское общество, кричавшее на всех перекрестках о необходимости скорейшего отправления нашей эскадры»{1735}.
Из Кронштадта корабли пришли в Ревель, где за недели напряженной работы командующему удалось добиться значительных результатов — эскадра уже сносно маневрировала. Рожественский, вспоминал один из офицеров, «своею работою день и ночь и применением крутых и подчас доходивших до самодурства мер»{1736}. Меры эти были порой чрезвычайно жестоки, но адмирал имел дело «с кучей судов, вышедших только из постройки, с новыми неплававшими командами, с новыми офицерами и командирами»{1737}. Большая часть проблем не решалась наскоком. «Особенно плачевно обстоит дело с боевой подготовкой. — Записал 29 августа(11 сентября) 1904 г. в свой дневник корабельный инженер эскадренного броненосца «Орел». — Служба на новых кораблях совершенно не налажена, а их персонал еще не освоился с механизмами и вооружением броненосцев. Никаких боевых и эволюционных учений корабли не начинали. Команды наполовину пополнены за счет новобранцев, взятых от сохи, и из наличия береговых экипажей. Они не имеют представления о море и не слышали звука выстрела, а между тем, через четыре месяца эскадра уже должна быть в водах Тихого океана на театре военных действий, где она встретится с опытным противником. Все надежды приходится возлагать на то, что трудный поход послужит хорошей школой для подготовки личного состава»{1738}.
С 12(25) по 19 сентября(2 октября) были проведены стрельбы из учебных 6-дюймовых орудий и мелкокалиберной артиллерии. Для этого было выделено 5210 снарядов вместо ожидаемых 12 000{1739}. Перед уходом из Ревеля эскадра сделала по 2–3 выстрела из орудий большого калибра — фактически это были не учения, а проверка действия артиллерийских установок, к тому же даже в них не участвовали некоторые корабли. Набранные из запаса офицеры, унтер-офицеры и матросы, успевшие оторваться от требований службы в военном флоте, составляли до 1/3 общего количества, значительное количество матросов действительно были необученными новобранцами — они были призваны в 1904 г. и, следовательно, не успели пройти курс подготовки{1740}.
Исправить этот недостаток в походе даже по отношению к корабельным артиллеристам не представлялось возможности — на судах находился 1 боекомплект для тяжелой артиллерии и 1,2 боекомплекта для мелкокалиберной{1741}. Увеличить размер боекомплекта было невозможно по причине отсутствия достаточного количества снарядов в запасе Морского министерства. В случае успешного прорыва во Владивостоке еще можно было рассчитывать на 1/2 боекомплекта всей эскадры, но нельзя было провести ремонт — там не было доков, которые могли принять крупные корабли, механических мастерских и ни одного 12-дюймового орудия для замены в случае повреждения{1742}. При таких обстоятельствах отправка эскадры была авантюрой, она не соответствовала ни одному из предварительных условий оказания поддержки Порт-Артуру.
С самого начала было ясно, что эскадра не сможет подойти к крепости до ее падения, впрочем, даже если бы это у нее получилось, она не смогла бы найти там ни безопасной стоянки, так как акватория внутреннего рейда обстреливалась, ни эффективной поддержки кораблей 1-й Тихоокеанской эскадры, понесших потери как от огня японцев, так и от того, что им пришлось выделять орудия и команды для обороны сухопутного фронта крепости. С другой стороны, 2-я Тихоокеанская эскадра была слишком слаба, чтобы действовать самостоятельно, без кораблей 1-й. Наиболее опытные и смелые командиры судов 2-й эскадры еще до ее ухода из Балтики высказывали уверенность в провале экспедиции — слишком явными были недостатки снабжения, вооружения, материальной части и организации{1743}.
Эскадра Рожественского могла играть только одну роль — демонстрации на дальних подступах к Японии с целью склонения ее к миру и только в случае успеха действий армии. Впрочем, и для этой цели необходима была хотя бы временная база, и на этом решении первоначально настаивал адмирал, но и оно было невозможно. Не удивительно, что и сам он не очень верил в успех похода. Не имея силы указать на невозможность выполнения приказа, он выполнял его{1744}. 26–27 сентября(9—10 октября) на рейде Ревеля императором был проведен Высочайший смотр эскадре перед началом ее дальнего плавания. Вслед за этим она перешла в порт Александра III (Либава){1745}. 2(15) октября 1904 г. русские корабли покинули Либаву и двинулись в поход. В целом, не смотря на ряд сложностей, они двигались в уверенном порядке, настроение у офицеров было бодрое{1746}. «Первый раз в истории флотов всего мира, — отмечал участник этого плавания, — вы видели большую эскадру, которая, не имея ни морских баз, ни угольных станций, состоящая из судов всевозможных типов, всевозможных возрастов и требований, отважилась двинуться в такой далекий путь»{1747}.
Эскадре предстояло пройти 18 000 морских миль, обойдя Европу и Африку (т. к. использование Суэцкого канала исключалось), для чего потребовалось 500 000 тонн угля. Не имея ни одной промежуточной собственной базы, русский флот имел возможность останавливаться только в нейтральных портах, преимущественно французских, но нейтралитет Франции исключал возможность снабжения кораблей углем, и поэтому они его в море с угольщиков немецкой кампании «Гамбург-Америка»{1748}. Неопытность экипажей привела к тому, что первые переходы эскадра совершала со скоростью в 7–8 узлов при возможности эскадренного хода в 14–15 узлов. Император Николай II был полностью убежден в будущей победе. «Можешь быть уверен в том, — сообщал они Вильгельму II 6(19) октября, — что Россия доведет эту войну до конца: до тех пор, пока последний японец не будет выгнан из Манчжурии; только тогда можно будет толковать о мирных переговорах и то только между двумя воюющими сторонами. Да поможет нам Бог»{1749}.
6(19) октября на флагмане был поднят вице-адмиральский флаг — Рожественский был произведен в вице-адмиралы и генерал-адьютанты{1750}. При выходе из датских Проливов были приняты повышенные меры безопасности — еще в июне появилась информация о возможном нападении на эскадру японских миноносцев. Морское министерство установило наблюдение за Бельтом и Скагерраком{1751}. Флагманский штурман известил своих подчиненных о планируемых диверсиях по пути следования эскадры — вероятной, в частности, предполагалась расстановка мин{1752}. Слухи о возможном появлении японских кораблей в европейских водах с помощью англичан постоянно циркулировали в это время и весьма беспокоили русское командование{1753}.
В ночь с 8(21) на 9(22) октября эскадра по ошибке обстреляла британские рыболовецкие траулеры в Северном море у Доггер-банки, приняв их ночью за японские миноносцы (т. н. Гулльский инцидент){1754}. Ночью на 8(21) октября эскадра вошла в полосу сильнейшего тумана, исключавшего видимость более чем на 3 кабельтовых[7], при этом эскадра продолжала движение с обычной скоростью. Утром погода улучшилась, но напряжение не спадало — командующий отдал приказ остерегаться 4 миноносцев без огней{1755}. Перед уходом из датских вод Рожественский получил от командира военного транспорта «Бакан», шедшего из Белого моря на Балтику, сообщение о том, что в одном из пустынных фиордов Норвегии он встретил подозрительные миноносцы без флагов. Командующий немедленно распорядился усилить бдительность и быть постоянно готовым к отражению минной атаки. При выходе эскадры в море следовавшая вместе с крейсерами «Дмитрий Донской» и «Аврора» плавучая мастерская «Камчатка» отстала из-за поломки машин, оказавшись в 10 милях позади строя эскадры{1756}.
С 21.00 до 23.00 плавмастерская подавала сигналы о нападении миноносцев, от которых она якобы отбивалась несколькими установленными на ней 75-мм. орудиями. Получив известие о начале атаки на «Камчатку», эскадра столкнулась тремя однотрубными пароходами, которые как раз пересекали ее курс{1757}. Почти одновременно перестали приходить сигналы «Камчатки», что было воспринято как свидетельство ее гибели. Рыбаки начали освещать себя ракетами. И тут сигнальщикам с броненосцев показалось, что они видят четырехтрубные пароходы — то есть миноносцы. Чрезвычайно высокий уровень нервозности на русских кораблях был причиной того, что почти все убедились — каким-то образом кто-то начала атаку{1758}.
Рыбацкие суда, оказавшиеся на пути русской эскадры, тянули сеть и не могли быстро поднять или освободиться от нее и быстро уйти в сторону. В результате русские корабли начали беспорядочный и лихорадочный огонь с двух бортов по всем направлениям. Только комендоры эскадренного броненосца «Орел» за короткий промежуток времени сделали 500 выстрелов из 75-мм и 47-мм орудий и 20 выстрелов из 6-дюймовых. Паника привела к тому, что стреляли даже пулеметы{1759}. Рыбаки подняли паруса — это было явным свидетельством их мирной природы, но и это не помогло. Огонь продолжался{1760}. Масса неопытных людей, стоявших у орудий и впервые попавших в подобную ситуацию, паниковала, и буквально расстреливала свои страхи. Приказы офицеров остановить огонь были услышаны не сразу{1761}. В результате один траулер был потоплен, один поврежден, два рыбака убито и несколько ранено. Под огонь попала и часть собственных кораблей, особенно активно обстреливали крейсер «Аврора»{1762}. Уже утром 9(21) октября были замечены 5 характерных низких силуетов миноносцев. На эскадре сыграли «тревогу», и приготовились отражать нападение, но вскоре выяснилось, что это были свои. Обошлось без стрельбы{1763}.
Реакция Англии была в высшей степени острой. Особенно негативно было воспринят тот факт, что тонувшим рыбакам не было оказано помощи. Начался призыв резервистов в английский флот. По требованию Лондона русская эскадра была задержана в испанском порту Виго. Средиземноморская и Атлантическая (Home fleet) эскадры сосредоточились у Гибралтара{1764}. В Европе ожидали столкновения между двумя традиционными противниками — Россией и Англией. Эти ожидания сопровождались особым страхом в Париже, который опасался, что дальнейшее ослабление России поставит Францию на произвол Германии. Берлин немедленно предложил Петербургу вступить в переговоры о формальном заключении союза. Вильгельм II мечтал о создании континентальной антианглийской коалиции. Однако эти предложения были отвергнуты — без согласия Франции Россия отказалась вступать в соглашение с Германией. Русско-французский союз был сохранен. В свою очередь, и Париж сделал немало для того, чтобы повлиять на Лондон в направлении поиска мирного решения инцидента{1765}. Это усилия были своевременными и успешными, тем более что в британском Адмиралтействе считали, что флот не готов к ведению эффективных действий{1766}. Идти далее угроз там не собирались.
Николай II, ведя уже одну войну, также не собирался рисковать и немедленно отправил личное послание Эдуарду VII. Выразив свое сожаление по поводу случившегося, император предложил передать инцидент на рассмотрение международного суда в Гааге. Лондон согласился на независимое расследование (его вели британский, французский, американский, русский и австро-венгерский адмиралы{1767}) и третейский суд. В результате работы смешанной комиссии выяснилось, что русская эскадра приняла за японские суда собственные крейсеры «Аврора» и «Дмитрий Донской» и начала обстреливать именно их, а находившиеся рядом траулеры стали жертвой плохой выучки русских артиллеристов, которые вели беспорядочный огонь{1768}. Комиссия единодушно признала факт отсутствия в море японских миноносцев и миноносцев других стран и наличие у Рожественского информации, требовавшей повышенной бдительности{1769}. Суд приговорил русское правительство к выплате 65 000 фунтов (около 600 тыс. руб.) для компенсации ущерба{1770}. 15(28) октября, находясь в Виго, Рожественский известил своих подчиненных о полученной им телеграмме императора: «Мысленно, душою с вами и моею дорогой эскадрой. Уверен, что недоразумение скоро кончится. Вся Россия с верою и крепкой надеждой взирает на вас. Николай»{1771}. Особого энтузиазма эта новость у моряков не вызвала, но вскоре они смогли выйти в море. 15(28) декабря 1904 г. русские корабли прибыли в Мадагаскар, судьба Порт-Артура была уже решена.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.