Глава 10 Успехи Центральных держав

Глава 10

Успехи Центральных держав

Июнь – сентябрь 1915 г.

13 июня 1915 г. польские кавалеристы, сражавшиеся в рядах австрийской армии, но вдохновленные стремлением к независимости Польши, одержали победу над русскими на реке Ракитне. Девять дней спустя австрийские войска вернули себе Лемберг, самый крупный город Восточной Галиции, и были готовы вторгнуться в русскую провинцию Волынь. На польском фронте немецкой армии тоже сопутствовал успех: 18 июля в Красноставе в плен попали более 15 000 русских.

Художник Оскар Кокошка, попавший в Лемберг 22 июля, писал другу: «Завтра утром отбываю в свой полк – три дня пути. Теперь он входит в состав немецкой кавалерии, направляемой в Россию! Слава богу, никаких траншей, только разведка, и – потрясающая штука – в России есть шанс заработать Железный крест. По пути много разрушенных артиллерией деревень, кладбища на знаменитых полях сражений, холера…»

В последнюю неделю июля русская Ставка разослала всем командующим секретный доклад об антивоенной пропаганде большевиков. Листовки, пояснялось в докладе, прячут в посылках, которые солдатам присылают из дома. В ответ армейское командование признавало: «Чтобы удержать людей в траншеях, требуются нечеловеческие усилия». В недовольстве русских войной немцы увидели средство подрыва боеспособности противника. 27 июля американский посол в Берлине Джеймс У. Джерард сообщал в Вашингтон, что немцы «отбирают революционеров и либералов среди русских военнопленных, снабжают их деньгами и фальшивыми паспортами и отправляют назад в Россию для разжигания революции». 30 июля в Петрограде военный министр генерал Поливанов предупреждал своих коллег в правительстве: «Следует ожидать масштабной деморализации, сдачи в плен и дезертирства».

Затянувшаяся война имела неприятные последствия не только для России. 15 июля, за две недели до предупреждения Поливанова, сэр Эдвард Грей встречался с канадским премьер-министром Робертом Борденом. «Он с величайшей серьезностью говорил о бремени, которое несет с собой война», – отмечал Борден в своем дневнике. По мнению Грея, продолжение войны «должно привести к ниспровержению всех существующих форм правления».

В июле в боях против австрийцев потерпели неудачу итальянцы. В Доломитовых Альпах австрийцы отразили пятнадцать итальянских атак. На реке Изонцо после пяти дней боев на фронте шириной 30 километров итальянцы, несмотря на шестикратное превосходство в численности, понесли тяжелые потери и продвинулись меньше чем на пару километров. На высотах за Горицией австрийцы отбросили их назад, захватив 1500 пленных. На Адриатике два итальянских крейсера были потоплены австрийскими подводными лодками.

Союзники также столкнулись с трудностями в Дарданеллах. В июле на Галлипольском полуострове британские войска дважды отказывались идти в атаку. В Дарданеллах была потеряна французская подводная лодка, запутавшаяся в противолодочных сетевых заграждениях.

25 июля, предвидя неминуемое наступление немцев, русские эвакуировали заводы из Варшавы?[88]. В Армении турецкие войска отразили наступление русских. В турецком тылу, в причерноморском Трабзоне, с 7 по 23 июля 15 000 турецких солдат вырезали 17 000 жителей из числа армян; уцелели только сто человек. В это же время тысячи армян были убиты на юге, в верхнем течении Евфрата, в деревнях близ Муса. Известия об этих зверствах вызвали всеобщее возмущение в государствах Антанты: 6 сентября в Лондоне палата лордов решительно осудила действия турок. Но война продолжалась, и все прежние ограничения были отброшены. Британия готовилась в следующем наступлении применить отравляющие газы, а 20 июля кайзер по настоянию фон Бахмана, начальника штаба немецкого флота, отозвал свой приказ не бомбить жилые районы Лондона. Теперь предписывалось щадить только здания, представлявшие «исторический интерес».

9 июля войска Антанты одержали победу на далеком фронте, в Германской Юго-Западной Африке, где южноафриканская армия заставила немцев капитулировать. Шесть дней спустя Южная Африка аннексировала эту территорию. Прошло меньше года после начала войны, а уже начался дележ территорий. В Европе Болгария, не вступая в войну на стороне Центральных держав, 17 июля подписала тайный договор с Германией и Австрией, по которому ей были обещаны полторы тысячи квадратных километров турецких земель во Фракии. Затем Болгария стала настаивать на других приобретениях, в том числе сербских и греческих провинциях Македонии, а также румынском прибрежном регионе Силистрия.

27 июля в Берлине Союз нового отечества поддержал заявление известных немецких интеллектуалов (всего 91 человек), выступавших против территориальных аннексий и настаивающих на взаимовыгодном мире. Среди подписавших обращение был Эйнштейн. Он также поддержал Союз, когда организация стала распространять по почте сборник высказываний британских пацифистов, среди которых были Бертран Рассел и Джордж Бернард Шоу. Для немецких властей это было уже слишком. Отделения Союза разгромили, запретив новые публикации, членам не разрешили общаться друг с другом, а двух секретарш арестовали. Это была прелюдия к полному запрещению Союза.

После неудач под Нёв-Шапель в марте, а также на хребте Обер в мае новое многопартийное правительство Британии, которое по-прежнему возглавлял Асквит, было полно решимости возобновить наступление на Западном фронте. Консерваторы, не входившие в состав правительства с 1905 г., теперь участвовали в закрытых совещаниях, результатом которых стало решение добиваться прорыва осенью. 6 июля эта стратегия была согласована на англо-французской встрече в Кале, где главными действующими лицами были французский военный министр Александр Мильеран и британский премьер-министр Асквит. На следующий день в штабе Жоффра в Шантийи сэр Джон Френч – как указано в официальных протоколах совещания – согласился с точкой зрения Жоффра, что «общая стратегическая ситуация требует наступления, и взял на себя обязательство сделать все возможное для успеха». Тем не менее Китченер, присутствовавший на совещании в Кале, выражал свое недовольство в письме начальнику генерального штаба сэру Уильяму Робертсону: «Жоффр и сэр Джон в ноябре заверяли меня, что отбросят немцев за границу их страны; такие же заверения они делали в декабре, в марте и в мае. Чего они достигли? Атаки дорого обходятся и ни к чему не приводят».

Без наступления быстрая победа была невозможна, и 17 июля Ллойд Джордж заявил, что «победа, которая медлит, оставляет кровавый след». Недавно назначенный министром вооружений, он звал женщин на оборонные заводы, чтобы приблизить тот день, когда победа станет возможной. На Ипрском выступе еще до того, как был разработан новый план наступления, согласованный в Кале и Шантийи, между противоборствующими армиями разгорелись ожесточенные сражения. Один из боев шел за воронку от мины в районе Хохе, которая образовалась во время атаки британцев на немецкие траншеи. Такая воронка была ценным приобретением, поскольку давала укрытие от снарядов и позволяла вести огонь по противнику. В попытке не допустить британцев к воронке, которая находилась у передовой линии немецких окопов, немцы применили грозное оружие, тяжелые минометы, или minenwerfer, которые получили название «Минни» или «cтонущая Минни».

Один из британских офицеров, которые были в Хохе, когда 29 июля началась атака, лейтенант Г. В. Кэри, впоследствии вспоминал: «Ни с чем более жутким нашим парням сталкиваться не приходилось. Снаряды не просто разрывали людей на куски – сами взрывы наводили такой ужас, что люди в радиусе сотни метров через несколько часов буквально сходили с ума, и нескольких человек из 7-го батальона пришлось переправить в тыл в состоянии полной беспомощности».

Подразделения, участвовавшие в атаке на воронку у Хохе, были только недавно переброшены на этот участок фронта. 30 июля они пришли в еще большее смятение, когда немцы впервые использовали огнеметы, встречая их горящими струями бензина. «Внезапно раздалось шипение, – вспоминал лейтенант Кэри, – и яркое малиновое свечение над воронкой окрасило все в красные тона. Повернув голову, я увидел, как три или четыре отдельных струи пламени – похоже на несколько мощных брандспойтов, из которых бил огонь, а не вода, – пронеслись над моей траншеей». Тех, кто оказался на пути огня, «больше никто не видел».

Атака на немецкие траншеи повторилась к вечеру того же дня. «Мы бы проявили благородство, предположив, что в штабе, в 25 километрах от фронта, не знали о реальном положении дел, – заметил Кэри. – В 3 часа четыре батальона, выполняя приказ, пошли в атаку и были уничтожены врагом – у нас не было времени засечь его пулеметные гнезда, а слабая артиллерийская подготовка не произвела на него никакого впечатления. Многие наши солдаты запутывались в нашей же колючей проволоке, и ни один не продвинулся больше чем на 50 метров от края леса».

В то лето окопная война на Западном фронте резко контрастировала с маневренными действиями на востоке. Яркая картина боев представлена в письме Кокошки другу с Галицийского фронта, где он описывал, что произошло с ним 5 июля. «Вчера мне очень повезло, и я остался жив, – писал художник, ставший кавалеристом, – потому что казаки не щадят пленных! Наш патруль попал в засаду в бескрайнем лесу, рядом с болотом. Мы потеряли больше половины людей. Мы бились в рукопашной, думая, что наступил наш последний час. По чистой случайности двоим или троим из нас удалось уйти, и я был последним, потому что лошадь у меня слабая и в довершение всего захромала!!! Потом смертельная погоня, когда ближайший из варваров был всего в десяти шагах от меня, все время стреляя и крича: «Ура, ура!» Я уже представлял, как его пика пронзает мою печень. Я шашкой нахлестывал лошадь, заставляя прибавить шаг, и сумел догнать своих. Видел бы ты, как они теперь меня уважают!»

5 августа немецкая армия вошла в Варшаву. Ровно через год после начала войны был захвачен еще один крупный европейский город. Впервые с 1815 г. Россия утратила контроль за польской столицей. Это был важный успех Центральных держав. Немцы теперь строили долгосрочные планы в отношении Финляндии, которая была русской провинцией с 1808 г., когда оттуда выбили шведов. 8 августа кайзер одобрил создание финского батальона численностью 2000 человек, который должен был сражаться с русскими на Восточном фронте. «Начался набор в этот батальон, – вспоминал впоследствии финский военный и государственный деятель Густав Маннергейм, – и это одна из самых волнующих страниц в современной финской истории. Естественно, все должно было происходить в условиях строжайшей секретности – страну опутывала сеть осведомителей российской полиции». Добровольцы нелегально переправлялись из Финляндии в Германию. В Петрограде были арестованы сотни финнов, обвиненных в помощи новобранцам. Однако через девять месяцев батальон уже вступил в бой.

Немецкие войска наступали на восток от Варшавы, а русская армия откатывалась назад; замедлить немецкое наступления должна была крепость Новогеоргиевск на месте слияния Вислы и Буга. Однако после того, как 90-тысячный гарнизон был окружен и началась осада крепости, германская армия продолжила движение на восток. Для взятия Новогеоргиевска из тыла перебросили 80 000 немецких солдат. Чтобы разрушить крепость, бастионы и форты которой были укреплены в 1891 г., снова использовались австрийские гаубицы, доказавшие свою эффективность под Антверпеном в октябре 1914 г., в том числе шесть 16-дюймовых орудий под командованием генерала фон Безелера, покорителя Антверпена.

Осада Новогеоргиевска началась 10 августа, а обстрел – несколькими днями позже. Крепость капитулировала 20 августа, и немцы взяли в плен 90 000 ее защитников, в том числе тридцать генералов.

Среди жестоких сражений на поле боя, опасностей повседневной жизни в траншеях и лишений в лагерях для военнопленных офицеры всех армий по-прежнему могли получать из дома посылки с предметами роскоши. Так, британские офицеры на Западном фронте регулярно заказывали себе из универмага Harrods специальные корзинки с вкусными продуктами и другими товарами. Помогали также друзья. Той осенью Оскар Кокошка пытался скрасить себе жизнь на Восточном фронте, попросив своего покровителя из Вены прислать следующий набор:

6 пар толстых коричневых носков, не шерстяных

300 штук хороших папирос (крепких)

1 комплект шелкового белья (или подобного)

1 бутылку бренди или виски (и стакан)

1 большую банку Костенских вафель

5 банок сардин

1 хороший фонарик и 5 запасных батареек

5 банок пикулей (ассорти)

3 банки джема

1 щетку для одежды

1 баночку жира для обуви

1 коробку конфет «Саротти»

«Если это не поместится в стандартную посылку, – писал Кокошка, – пожалуйста, пришлите две или три. Мне нужно все. И пожалуйста, как можно быстрее».

6 августа, на следующий день после того, как немцы вошли в Варшаву, была предпринята попытка прорвать турецкую оборону на Галлиполи, чтобы позволить кораблям союзников пройти через Дарданеллы. Значительные силы британцев высадились на новом плацдарме на полуострове Галлиполи, в заливе Сувла, с целью соединиться с позициями на юге, в бухте Анзак, и выбить турок с хребта Чунук-Баир и еще более высокой вершины Коджа-Чемен-Тепе, соединенных отрогом.

Для того чтобы обеспечить успех операции, были спланированы две отвлекающие атаки. Местом первой стал крутой склон над бухтой Анзак, где австралийцы сумели ворваться в турецкие траншеи на Лонг-Пайне – это было одно из самых ожесточенных сражений на полуострове. Потери атакующих составили 1700 человек убитыми и ранеными; за храбрость, проявленную в этом бою, семеро были награждены Крестом Виктории. Когда австралийцы закрепились на новых позициях, им пришлось хоронить более тысячи турецких солдат. Всего было убито и ранено 4000 турок.

Во второй отвлекающей атаке, на мысе Геллес, целью снова стали деревня Крития и высоты Ачи-Баба, но туркам удалось отстоять свои позиции, хотя в тот день они потеряли 7510 человек убитыми и ранеными. Потери британцев составили 3480 человек. Среди британцев, участвовавших в том бою, был второй лейтенант Джордж Хорридж, который получил ранение в грудь в июне, когда пытался спасти раненого товарища. Вернувшись из госпиталя в Египте как раз перед августовским наступлением, он пошел в атаку с тростью в одной руке и пистолетом в другой и остался цел и невредим. Ночью в его траншею попал снаряд, и его снова ранило.

Атака на мысе Геллес должна была отвлечь внимание от нового плацдарма на севере, в заливе Сувла. Этот десант оказался успешным. Австралийцы, новозеландцы, индийцы, гуркхи и британцы высадились на берег, подавили сопротивление турок, преодолели прибрежную равнину и подошли к высотам. Удивленные таким быстрым продвижением, генералы колебались. Их мышление, сформировавшееся на Западном фронте, привыкло иметь дело с «победами», которые измерялись сотнями метров. Их озадачило практически беспрепятственное продвижение почти на километр. Именно колебания командования стали решающими – и катастрофическими. Основные силы остались на плацдарме у моря, где многие солдаты не отказали себе в удовольствии искупаться.

Ночью 6 августа южнее нового плацдарма, с австралийских позиций в бухте Анзак, 16 000 человек начали наступление на север в направлении залива Сувла, а затем в глубь полуострова с намерением захватить вершину Коджа-Чемен-Тепе. В этот момент на Коджа-Чемен-Тепе прибыл полковник Канненгиссер. Его вместе с турецкой дивизией перебросили с мыса Геллес на помощь туркам в Лоун-Пайн, однако он обнаружил, что там подкрепления не требуется, и двинулся дальше на север, как раз на тот участок линии фронта, где он был нужен больше всего. С вершины в лучах восходящего солнца он увидел в трехстах метрах ниже себя австралийскую колонну, поднимавшуюся по крутому склону. С Канненгиссером, который возглавил атаку, было всего двадцать солдат. Он приказал им залечь и открыть огонь. Австралийцы посчитали, что им противостоят крупные силы врага, залегли, нашли укрытия и приготовились оборонять свои позиции на крутом склоне.

Высоты остались у турок. В тот же день Лиман фон Сандерс отправил к вершине горы два резервных полка. Коджа-Чемен-Тепе удалось удержать. Южнее, на седловине, новозеландский батальон достиг вершины Чунук-Баира. Сопротивления они не встретили. На хребте новозеландцы обнаружили всего одно турецкое пулеметное гнездо и спавший в нем расчет. Однако турецкие войска по обе стороны хребта, на отрогах горы Q и высоты Линкор, открыли огонь, не дав подойти подкреплениям, и отразили атаку новозеландцев, которые пытались выбить их оттуда. Подразделение маори, не выдержав плотного огня турок, укрылось в ближайшем овраге.

9 августа наступление на Коджа-Чемен-Тепе возобновилось. Небольшой отряд британцев и гуркхов достиг вершины, отразив штыковую контратаку турок. Они были готовы оттеснить врага вниз по дальнему склону горы, когда британская морская артиллерия, не знавшая, что вершина уже в руках союзников, открыла огонь и вынудила их отступить.

В течение дня новозеландские подразделения, удерживающие вершину Чунук-Баир, были атакованы турками, которыми командовал Мустафа Кемаль. Они предприняли контратаку и мгновенно рассеяли турок. Штаб Кемаля советовал ему отойти вниз по восточному склону, но Кемаль, которому недавно присвоили звание полковника, а немцы наградили Железным крестом 1-й степени, убедил своих офицеров и солдат, что необходимо защищать свои позиции?[89]. «Не спешите, дети мои, – сказал он, проходя вдоль турецких окопов. – Не стоит торопиться. Мы выберем подходящий момент, и я пойду вперед. Когда вы увидите, что я поднял руку, убедитесь, что ваши штыки также остры и готовы к бою, и следуйте за мной». Солдаты ждали.

Туркам на Чунук-Баире противостояли подразделения, только что сменившие новозеландцев: два батальона «новой армии» Китченера, 6-й Североланкаширский полк и 5-й Уилтширский полк. Это был их первый бой. На противоположном склоне горы сосредоточились шесть турецких батальонов. Кемаль лично провел рекогносцировку. В 4:45 утра 10 августа Кемаль поднял руку, подавая сигнал к атаке, и пошел вперед. Турки ринулись в штыковую атаку. Полегли все ланкаширцы. Солдатам Уилтширского полка, которые по неудачному стечению обстоятельств расположились на отдых в долине внизу, отложив винтовки и снаряжение, ничего не оставалось, кроме как повернуть назад и спасаться бегством.

Турки ринулись вниз по склону, намереваясь полностью выбить британцев с горы. Но в этот момент с соседнего отрога открыли огонь новозеландские пулеметчики, остановив левый фланг наступающих турок. Правый фланг, достигнув небольшого плато под названием Ферма, вступил в рукопашный бой с солдатами 38-й бригады «новой армии». В этом бою погиб командир бригады, бригадный генерал А. Х. Болдуин, и старший офицер его штаба. Они погибли в первых рядах. После того как больше половины британцев были убиты или ранены, оставшиеся в живых отступили. Вот что пишет официальный британский историк: «Турки, не имевшие сил их преследовать или удерживать захваченные позиции, отошли на главный хребет. Плато Ферма, покинутое обеими сторонами, осталось за мертвыми и умирающими».

Отступив к вершине, турки сохранили за собой Чунук-Баир. Британцы значительно продвинулись в глубь полуострова, но все еще не вышли за пределы его западной части. Войска, временно занявшие вершину Чунук-Баир, видели, как вдалеке блестели воды Дарданелл. В первый и последний раз. Цели британцев, поставленные на 6 августа, так и не были достигнуты. Кемаль получил генеральское звание.

В заливе Сувла за успешным десантом последовали три дня вялых и несогласованных боев. К утру 7 августа на берег высадились двадцать пять британских батальонов. «Со вчерашнего дня в Дарданеллах идут тяжелые бои, – написал в тот день адмирал Тирпиц в своем дневнике. – Положение явно критическое. Если Дарданеллы падут, то исход мировой войны будет не в нашу пользу».

Утром 7 августа в качестве подкрепления небольшим турецким силам в заливе Сувла направлялись всего три батальона. Бо?льшая часть турецкой артиллерии и пулеметов были отведены в тыл, чтобы их не захватил противник. В полумиле от места, где происходила мелкая стычка, шесть британских батальонов не вступали в бой. «У всех сложилось впечатление, – впоследствии писал генерал Лиман фон Сандерс, – что британские командиры слишком долго задержались на берегу вместо того, чтобы любой ценой продолжить наступление от плацдарма».

Официальный британский историк, бригадный генерал Эспиналь-Огландер, выразился еще резче. «Нерешительностью и задержкой 7 и 8 августа, – писал он, – были сведены на нет все преимущества, достигнутые неожиданным десантом в заливе Сувла. 9-й корпус медлил слишком долго. Шанс занять высоты с минимальными усилиями был упущен. Теперь силы были равны, причем британские войска располагались на открытой, выжженной солнцем равнине, а турки занимали все высоты. Более того, в перестрелках и владении оружием турки превосходили молодежь из «новой армии», прибывшую сюда прямиком из Англии; без эффекта внезапности у британцев не было шансов добиться успеха».

9 августа британским войскам в заливе Сувла удалось захватить гору Скимитар на подступах к хребту Чунук-Баир, но затем их оттеснили назад, и они в беспорядке бросились к берегу, «словно толпа после футбольного матча», как выразился в своем дневнике один из офицеров. Турки быстро продвигались по прибрежной равнине. Один из старших офицеров, подполковник Х. Г. А. Мур, сдался в плен, но получил удар штыком и вскоре умер. Другой командир, майор Ф. У. Брюнер, раненный в лодыжку при отступлении с горы, тоже был хладнокровно убит.

Среди солдат, погибших в заливе Сувла, был первый ньюфаундлендец, убитый в сражениях Первой мировой войны. Историк Дэвид Макфарлейн, исследовавший вклад жителей Ньюфаундленда в войну, писал: «Рядовой Хью Маквиртер не ринулся отважно в атаку. Он не произнес красивых последних слов. Он стоял, оглушенный свистом и взрывами снарядов, – испуганный парень в плохо сидящей форме, – в одном из окопов на передовой возле хребта Каракольдаг. Через мгновение турецкий снаряд превратил его в окровавленные лоскутья мундира и плоти. Он просто исчез, и всех, кто стоял рядом с ним в неглубокой траншее, оглушило взрывом. В ливне из осколков шрапнели, грязи и человеческих внутренностей они вдруг осознали, какой будет эта война».

На четвертый день в сражении за Чунук-Баир и залив Сувла участвовали 50 000 британцев и солдат АНЗАК; потери составили 2000 человек убитыми и 10 000 ранеными. Более 22 000 больных и раненых были эвакуированы с полуострова и на госпитальных судах переправлены в Египет и на Мальту. 13 августа военные госпитали в Египте и на Мальте были уже переполнены. В тот день наступление возобновилось. Войска, наступавшие от залива Сувла, достигли гребня Анафарта под 300-метровым гребнем Текке-Тепе на хребте Чунук-Баир. Там они остановились, не стремясь – как и неделей раньше, сразу после высадки – продолжать наступление, пока хватит сил.

Чтобы прояснить обстановку, вперед был послан один из офицеров штаба. «Я обнаружил 53-ю дивизию в неглубоких окопах; солдаты спокойно стояли на бруствере и даже готовили еду перед траншеями, – вспоминал он впоследствии. – Ничего не происходило, и все окутывала общая атмосфера бездействия. Я был удивлен, что это и есть передовая. Ни турецких траншей, ни самих турок нигде не было видно – только редкие разрывы снарядов и пули снайперов. Пока я был там, выяснилось, что траншеи в кустах слева от нас, которые уже несколько дней считались турецкими, на самом деле принадлежали британцам».

Через двадцать четыре часа недавно сформированная 5-я турецкая дивизия под командованием немецкого офицера, майора Вилмера, предприняла контратаку и отбросила противника на исходные позиции.

14 августа в Лондоне Китченер прочел рапорт генерала Гамильтона о десанте в заливе Сувла. Его возмутило сообщение Гамильтона об отказе командиров от решительных действий на начальных стадиях операции, а также о выявившихся недостатках – например, 53-я (Валлийская территориальная) дивизия высадилась на берег без артиллерии, без боеприпасов и всего с одним полевым медицинским пунктом. «Я делаю шаги для замены этих генералов настоящими воинами», – в тот же день написал Китченер Черчиллю. Два дня спустя генерал Стопфорд, командир 9-го корпуса, а также два его командира дивизий, генерал Хаммерсли, командир 11-й дивизии, и генерал Линдли, командир 53-й дивизии, были смещены со своих постов. Смещен был также командир 10-й (Ирландской) дивизии генерал Махон; впоследствии его назначили командующим Салоникской армией.

«Мы пытаемся понять, что, черт возьми, случилось с этими людьми и почему они проявляют такое удивительное отсутствие инициативы, – писал уже после окончания сражения брат Черчилля Джек, который служил в штабе Йена Гамильтона. – Они не трусы – физически они не хуже любого подразделения регулярной армии. Думаю, отчасти это недостаток их подготовки. Они никогда не сталкивались с решительными действиями. Целый год они провели в армии, и все это время их учили только одному – окопной войне. Им говорили, что всегда нужно окапываться, и они не ожидали встретить врага ближе 100 метров. Читая рассказы о войне, они стали считать продвижение на 100 метров величайшим успехом».

Далее Джек Черчилль поясняет, что произошло: «Они высадились на берег, прошли милю и подумали, что сделали большое дело. Дальше у них не было примера, которому они бы последовали, – поблизости не нашлось подразделений, которые показали бы им, как нужно действовать. Похоже, они не знали, что делать. Следует ли заходить так далеко – или их могут отрезать или заманить в ловушку? Редкие пули – это снайперы или ощетинившаяся винтовками траншея, ждущая их приближения?.. 10-й и 11-й дивизии не за что было зацепиться. Они продемонстрировали удивительное невежество. Недалеко от рабочей команды взрывается снаряд – на расстоянии не меньше полумили, – и офицеры с солдатами прекращают работу, бросаются к скалам на берегу и ложатся в укрытие! После взрыва мины все тоже залегают и не встают, думая, что это артиллерийский обстрел! Мне только что сказали, что 53-я дивизия ничуть не лучше. Несколько выстрелов – и они уже бегут сломя голову. Ответственность за поведение старших офицеров лежит и на тех, кто мог бы повлиять на их решения. Однако не подлежит сомнению, что эти дивизии совсем никуда не годятся».

Джон Харгрейв, который служил в полевом госпитале в Сувле, вспоминал настроение солдат, до которых дошли известия об отставке генералов, – как раз накануне наступления на хребет Киреч-Тепе, возвышающийся над заливом Сарос. Они, писал Харгрейв, «остались без командиров, брошенные в разгар битвы, и мечтали лишь об одном – собрать вещи и отправиться домой». Бо?льшая часть этих солдат, отмечал он также, «теперь пребывают в состоянии острой депрессии – многие выглядят безразличными и оглушенными – и больше не пригодны к службе на передовой. Но, разумеется, они должны «держаться».

В то время как турки отразили наступление Антанты на Галлипольском полуострове, их союзники продолжали сеять хаос на суше и на море. 13 августа немецкая подводная лодка потопила военный транспорт «Роял Эдвард» водоизмещением 11 000 тонн; это произошло у острова Кос, одного из островов архипелага Южные Спорады, принадлежавшего Италии. Погибло 1865 солдат. На Восточном фронте 17 августа после артиллерийской подготовки, в которой было задействовано 1360 орудий, в том числе 16-дюймовые корабельные орудия (всего было выпущено 853 000 снарядов), немецкие войска захватили укрепленный город Ковно?[90].

Русский комендант крепости генерал Григорьев не сумел взорвать единственный железнодорожный путь между Остенде и Петроградом, оставив мост через реку Неман в целости и сохранности; говорили, что он покидал свое подземное укрытие только по ночам и бежал из крепости до ее капитуляции, не поставив в известность своего начальника штаба. Григорьев был предан военно-полевому суду и приговорен к восьми годам каторжных работ. На военных складах в Ковно немцы захватили несколько миллионов банок мясных консервов, главные запасы русской армии, которыми они теперь могли кормить своих солдат. Южнее Ковно австрийско-германские войска подошли к крепости Брест-Литовск, отбросив русских за реку Буг.

О страданиях русских, отступавших к Бугу, доложили генералу Гурко, который в то время был в Галиции: «Люди, прошедшие несколько войн и участвовавшие во многих кровопролитных сражениях, говорили мне, что никакие ужасы на поле боя не сравнятся с жуткой картиной безостановочного бегства населения, не знающего, куда идти и где найти отдых, еду и крышу над головой. Будучи в ужасном состоянии, беженцы создавали дополнительные трудности войскам, особенно транспорту, которому приходилось двигаться по дорогам, запруженным неорганизованной людской массой. Много раз нашим подразделениям приходилось останавливаться и вступать в арьергардные бои, чтобы позволить этой толпе освободить место войскам… Одному Богу известно, сколько людей пали жертвой неумолимого Молоха войны».

Трудное положение, в котором оказались русские солдаты, стало причиной недовольства в войсках. На захваченных немцами землях появлялись новые лагеря военнопленных. 17 августа, в день капитуляции Ковно, в немецких лагерях содержалось 726 694 русских военнопленных; еще 699 254 удерживали австрийцы. Всего в плену побывало 1 425 848 русских солдат и офицеров?[91]. Условия в лагерях были суровыми. Весной и летом 1915 г. в лагере в Гарделегене вспыхнула эпидемия тифа. Из 11 000 военнопленных умерли триста человек. В августе 1915 г. тиф в лагере под Виттенбергом свирепствовал с такой силой, что администрация бросила 15 000 русских, британских и французских пленных на произвол судьбы, просто окружив их по периметру забором, вдоль которого были установлены пулеметы и размещены собаки.

18 августа лорд Китченер посетил штаб 1-й армии во Франции. Ровно месяц назад он выражал сомнение в перспективах успеха британского наступления на Западном фронте. Теперь же он сообщил Хейгу, что русским на востоке «приходится туго». В тот день в руки немцев перешел город Влодава на реке Буг – почти ежедневно они захватывали крепость, крупный или мелкий город. Чтобы помочь русским, сказал Китченер Хейгу, Британия и Франция должны перейти к «энергичным действиям» на Западном фронте. Точно так же, как в самом конце 1914 г., просьба русских о помощи стала катализатором англо-французского наступления в Дарданеллах в начале 1915 г., августовские потери русских на Восточном фронте привели к новому наступлению на западе. Китченер сказал Хейгу, повторившему эти слова в своем дневнике, что «мы должны действовать максимально энергично и сделать все возможное, чтобы помочь Франции, несмотря на неминуемые тяжелые потери».

Кульминацией потерь российской армии стала капитуляция 19 августа 90 000 солдат и офицеров крепости Новогеоргиевск, что сделало еще более оправданным и актуальным призыв Китченера к новому наступлению на западе. Уинстон Черчилль, который на той неделе встретился с Китченером в Военном министерстве, впоследствии вспоминал: «Он искоса посмотрел на меня со странным выражением на лице. Я понял, что он хочет сделать какое-то важное признание, и ждал. После вполне понятного колебания он сообщил мне, что договорился с французами начать новое большое наступление во Франции. Я сразу же сказал, что шансов на успех нет. Он ответил, что масштаб наступления изменит все, в том числе ход боев в Дарданеллах. Казалось, он с трудом сдерживает волнение, как человек, принявший важнейшее, очень трудное решение и теперь намеренный претворить его в жизнь».

Британское наступление в окрестностях Лоса планировалось на конец сентября. 21 августа Черчилль участвовал в совещании в Маргите, где также присутствовал премьер-министр Канады Роберт Борден. Во время совещания Борден спросил, «когда наладится снабжение боеприпасами». Мнения разделились: Бонар Лоу ответил, что, вероятно, «через пять месяцев», но Черчилль полагал, что этого можно достичь только «в середине следующего года». Несмотря на это предупреждение, на совещании было решено начать наступление, о котором говорил Китченер.

Стратегия войны определяется как практической необходимостью на поле боя, так и патриотической лихорадкой дома. Это справедливо для всех воюющих стран. «Должен признаться, что я ужасно разочарован узостью националистических предрассудков, присущих даже людям высокого положения, – писал Эйнштейн из Берлина своему коллеге физику из Голландии. – Если к тому же признать, что у тех, кто хорошо информирован и обладает властью, отсутствует сострадание к людям, становится ясно, насколько печальна сама концепция, столь почитаемая и называемая «отечеством». Границы не имеют значений; такое происходит повсюду».

20 августа в Берлине рейхстаг проголосовал за выделение правительству дополнительных средств на военные цели. Единственным депутатом, выступившим против, был Карл Либкнехт, потребовавший также немедленных переговоров о мире. Либкнехт не знал, что немецкое правительство само предложило заключить мир с Россией при условии, что Германия сохранит все свои завоевания на востоке и получит возможность сосредоточить силы для нанесения удара по Британии и Франции на западе. Правительство России ответило, что о мире не может быть и речи, пока на русской земле остается хотя бы один немецкий или австрийский солдат. Был объявлен новый призыв в российскую армию – два миллиона человек.

Тем временем австро-германские войска неудержимо продвигались вперед. К концу августа русские были вынуждены оставить Брест-Литовск, промышленный город Белосток, а также рыночный город на Волыни Луцк, где в плен попали 7000 русских солдат. Среди немецких офицеров, погибших в боях, был поэт, капитан Август Штрамм?[92].

Гибель американцев на «Лузитании» привела к волне протестов в Соединенных Штатах, но объявления войны Германии так и не последовало. Среди погибших пассажиров невооруженного лайнера «Арабик» компании White Star, 19 августа торпедированного немецкой подводной лодкой U-24 в Ирландском море, были четверо американцев, но и это печальное событие не подтолкнуло Америку к войне?[93].

Вечером того же дня произошел еще один инцидент на море. Немецкая подводная лодка U-27 обстреляла и остановила грузовой пароход «Никозиен», который вез мулов из Нового Орлеана в Англию. К U-27 приблизился британский вооруженный транспорт «Баралонг», плывший под американским флагом. На борту «Баралонга» были две замаскированные пушки и взвод морской пехоты. Спустив американский флаг и подняв британский, транспорт обстрелял подводную лодку. Двенадцать человек из немецкой команды прыгнули в воду. Уверенные, что именно эта лодка днем раньше потопила «Арабик», морские пехотинцы открыли огонь. Шестеро немецких моряков были убиты, остальные шестеро сумели добраться до машинного отделения «Никозиен». Однако британцы всех их нашли и убили, а тела сбросили за борт. Посол Германии в Вашингтоне заявил протест по поводу неподобающего использования американского флага при «убийстве немецких моряков» – этот инцидент госсекретарь США Роберт Лансинг в частной беседе назвал «шокирующим».

15 августа началось очередное наступление британцев на высоты в заливе Сувла, удерживаемые турками. После девятичасового боя турки были отброшены, но последующей контратакой заставили британцев отступить на исходные позиции. Один из участников боя, младший капрал Фрэнсис Ледвидж, ирландский поэт, служивший в полку Королевских фузилеров Эннискиллена, писал другу: «Смертельно раненный солдат справа от меня произнес: «Теперь уже близко», – и я задумался, что он имел в виду. Потом понял, что это смерть, и все время повторял слова умирающего: «Теперь уже близко». Но когда турки начали отступать, я пришел в себя, встал, закричал что есть мочи стоящим рядом со мной, и враги начали падать как подкошенные. Это был ад! Ад! Никто не надеялся, что вернется. Только представь, что из 250 человек роты «D» вернулись лишь 76».

Письмо Ледвиджа отражает противоречие между восклицанием «Ад!» и радостным возбуждением, которое он испытал. «Черт возьми, видел бы ты храбрость этих парней, – писал он. – Вот Кэссиди стоит на вершине холма, надев фуражку на ружье, и кричит туркам, чтобы они выходили; вот санитары кладут на носилки и друга, и врага. Это был ужасный и одновременно великий день. Я ни на что бы его не променял». Несколько месяцев спустя Ледвидж вспоминал тот день и своих погибших товарищей-ирландцев, в большинстве своем католиков, когда после ранения на фронте под Салониками лежал в госпитале в Каире. Священник Англиканской церкви, «казалось, проявлял ко мне интерес и даже обещал принести томик стихов, но когда узнал, что я католик, то поспешил прочь, словно я одержим дьяволом. С тех пор он ни разу не подошел ко мне, хотя много раз бывал в палате. Интересно, спрашивал ли Господь наших парней, католики они или англикане, когда они предстали перед Ним 15 августа?»

Последнее британское наступление в заливе Сувла началось 21 августа, но к тому времени турки уже заняли выгодные позиции, окопались, вооружились и были полны решимости держаться до конца. Главной целью союзников стали невысокие предгорья хребта Чунук-Баир, высота 60 и высота Скимитар, попытка захватить которую 9 августа, когда турки еще не успели окопаться, закончилась неудачно. Офицер, которому поручили возглавить предварительную атаку на высоту Скимитар, подполковник сэр Джон Милбэнк, во время Англо-бурской войны был награжден Крестом Виктории. Получив приказ в штабе дивизии, Милбэнк вернулся к своим солдатам и сказал: «Мы должны захватить редут, но я не знаю, где он находится, и не думаю, что кто-нибудь знает, но в любом случае мы должны идти вперед и атаковать всех турок, которых встретим». Они наступали вверх по склону холма, и впереди шел Милбэнк. Пуля попала ему в голову.

Во время атаки на высоту 60 отряд австралийцев численностью 150 человек попал под пулеметный огонь турок, 110 человек были убиты или ранены. Второй отряд тоже был вынужден остановиться из-за тяжелых потерь. Кусты, в которых лежали раненые, загорелись от турецких снарядов; пожар разрастался, и на людях начала тлеть одежда. Многие умерли, не дождавшись помощи. Двое смельчаков – капеллан, преподобный А. Джиллисон, и санитар, капрал Р. Г. Питтендри, который до войны был методистским священником, – бросились вперед, чтобы вытащить людей из огня. На следующее утро они снова попытались спасти раненых в такой же ситуации, и оба погибли.

Командир 87-й бригады, бригадный генерал лорд Лонгфорд, лично повел своих людей в атаку на высоту Скимитар. Он был убит вместе со старшим штабным офицером. Их тела так и не нашли. Некоторые подразделения поднялись практически к самой вершине, откуда открывался вид на равнину внизу, почти до устья Дарданелл. Но вершина осталась в руках турок. Капитан Уильям Пайк из полка Королевских фузилеров Эннискиллена, который в тот день находился в резерве, был полон решимости достичь вершины, собрал отряд добровольцев и бросился в атаку. Ни он, ни те, кто последовал за ним, не вернулись. Другой офицер того же полка, капитан Джеральд О’Салливан, двумя месяцами ранее награжденный Крестом Виктории за дерзкий рейд в турецкие окопы в сражении за Критию, призвал к еще одной попытке добраться до вершины: «Еще одна атака во славу нашего полка». На его призыв откликнулись пятьдесят человек. В живых остался только один раненый сержант. Тела Пайка и О’Салливана так и не нашли.

Одним из тех, кто получил тяжелое ранение во время атаки на Скимитар, был рядовой Ф. У. О. Поттс, который провел на высоте сорок восемь часов, отказываясь бросать товарища, который тоже был тяжело ранен и не мог самостоятельно передвигаться, – нести его Поттс был не в состоянии. В конце концов, соорудив из лопаты импровизированные салазки для раненого друга, Поттс потянул его за собой и под непрерывным огнем турок добрался до британских траншей. За этот смелый поступок он был награжден Крестом Виктории?[94].

Атака на высоту Скимитар была последней и – пропорционально числу участвовавших в ней солдат – самой кровопролитной, а также и самой неудачной из всех атак союзников на Галлипольском полуострове. Из 14 300 человек, участвовавших в атаке, 5000 были убиты или ранены. Турецкие потери были вполовину меньше британских. Впоследствии генерал фон Сандерс назвал это сражение «жестокой и кровавой битвой».

Четыре британские дивизии при поддержке орудий с крейсеров не смогли прорвать турецкую оборону. «Я могу лишь оборонять свои позиции», – честно признавался генерал Гамильтон Китченеру в телеграмме от 23 августа. Шесть дней спустя пришлось отказаться даже от запланированной атаки на высоту 60. Но Китченер сообщил своим коллегам в правительстве, что «турки долго не продержатся». Он выдавал желаемое за действительное, и за это пришлось заплатить дорогой ценой. Прошло всего девять дней после того, как Италия объявила войну Турции: итальянцы, подобно Китченеру, надеялись, что крах Османской империи неизбежен, а победителей ждут территориальные приобретения.

В залив Сувла направили нового командующего, сэра Джулиана Бинга, ветерана сражений на Западном фронте. Официальный британский историк, специалист по Галлипольской кампании бригадный генерал Эспиналь-Огландер, так прокомментировал это назначение: «Прибыл опытный лоцман. Но корабль, который следовало привести в порт, уже прочно сел на рифы». Эспиналь-Огландер, который оставался на полуострове в течение всей кампании, также вспоминал о проблеме, которую в августе 1915 г. не смог бы разрешить ни один командир, даже самый усердный. «Главной напастью, от которой страдала армия, – писал он, – была тяжелая форма диареи. Все, от командующего армией до простых солдат, страдали от этой болезни, и многие так ослабели, что передвигались почти ползком»?[95].

Позиции союзников в заливе Сувла хорошо просматривались с высот, которые занимали турки, что позволяло им успешно отражать все попытки выбить их оттуда. 29 августа один турецкий снаряд убил 113 мулов. Два дня спустя начальник штаба генерала Бинга, капитан Бэзил Брук, писал домой: «Нас обстреливают весь день, а пути назад нет, и это довольно сильно нервирует. Слава богу, пушек у них меньше, чем у бошей, и калибр помельче, но неприятности они могут доставить». Сам Бинг, изучив ситуацию, доложил генералу Гамильтону, что на полуострове слишком мало тяжелых фугасных снарядов, чтобы начинать следующее наступление. Гамильтон отмахнулся от «французских стандартов обеспечения боеприпасами» Бинга, заявив: «Пребывание на Западном фронте внушило ему раздутые стандарты по количеству орудий и запасам фугасных снарядов, необходимых для успеха, особенно когда войска понесли большие потери. Бинг не понимает, что если откладывать наступление и ждать пополнения ресурсов до этого уровня, то можно прождать до скончания дней».

Другое отличие боевых действий на Галлиполи от войны на Западном фронте указал в письме домой Бэзил Брук: «Добрый старый турок – настоящий джентльмен. Он никогда не обстреливает госпитальные суда в заливе, а также госпитали – в отличие от нашего друга боша». Однако даже на Галлиполи ранение не всегда заканчивалось госпитальным судном, необходимой медицинской помощью и выздоровлением. В начале сентября, вспоминала Вера Бриттен, «мы узнали о первой потере в нашей семье. Кузен из Ирландии умер от ран после высадки в заливе Сувла; рана от пули, попавшей в голову за ухом, была не очень серьезной, но он неделю пролежал в Мудросе без медицинской помощи, а прооперировал его слишком поздно, когда уже началось заражение крови, усталый хирург на переполненной ранеными «Аквитании». Мы были едва знакомы, но меня потрясло, что люди лишаются жизни из-за плохой работы медицинской службы в Средиземноморье».

После того как был потоплен пассажирский пароход «Арабик», все британские пассажирские суда стали вооружаться, чтобы в случае необходимости защитить себя. Первым из таких судов подвергся атаке лайнер «Геспериен», затонувший 4 сентября. Погибли тридцать два пассажира. Его противником была подводная лодка U-20, которой командовал капитан Швигер. Он не знал, что на борту «Геспериена» перевозят недавно подобранное в море тело пассажира с лайнера «Лузитания», ставшего одной из первых жертв торпед Швигера.

На Западном фронте четыре с половиной месяца между сражением на хребте Обер и битвой при Лосе стали лишь относительным затишьем. Каждый день приносил новые обстрелы, примеры храбрости, страх и смерть. В дневнике капитана Ф. Хичкока из Ленстерского полка описываются эпизоды из жизни «неподвижной» линии фронта на Ипрском выступе. Передовые окопы располагались в том месте, где раньше шел ожесточенный бой. Хичкок писал о фигурах в мундирах цвета хаки, «в неестественных позах» висевших на заграждениях из колючей проволоки, о мертвых британских солдатах на нейтральной полосе, о мертвых немецких солдатах в британских траншеях, о траве, «сожженной жидким пламенем», и о товарищах, раненных спорадическим огнем немецкой артиллерии, ждавших, пока до них доберутся санитары, «вновь накрытых огнем и убитых».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.