Быховское «сидение»
Быховское «сидение»
Корнилов и другие генералы, которые во время октябрьских событий находились под стражей в Быхове, явно не понимали происходивших в стране грандиозных перемен, но они вполне справедливо считали, что всякая очередная смена власти во время войны чревата для страны и армии новыми большими потрясениями. Также они крайне негативно относились к лидерам большевиков и прежде всего к В. И. Ленину, которого считали германским шпионом и организатором солдатских волнений летом 1917 года. Поэтому не удивительно, что быховские узники приняли решение изменить ситуацию в стране путем применения вооруженной силы. Эту силу он видел в создании нов ой добровольческой белой армии, местом формирования которой определялась Область войска Донского. По вопросам организации сопротивления большевикам Корнилов, несмотря на нахождение под арестом, непрерывно переписывался с генералом М. В. Алексеевым и донским атаманом А. М. Калединым, принимал связных от повсеместно возникавших различных монархических и офицерских организаций.
Наружную охрану несла полурота георгиевцев (50 человек) – весьма подверженная влиянию советов; внутреннюю – текинцы, преданные Корнилову. Между ними существовала большая рознь, и текинцы часто ломанным языком говорили георгиевцам:
– Вы – керенские, мы – корниловские. Мы вас резать будем.
Но так как в гарнизоне текинцев было значительно больше, то георгиевцы несли службу исправно и вели себя достаточно корректно.
Неоднократно проходившие через станцию Быхов солдатские эшелоны не раз проявляли намерение расправиться с арестованными. Были случаи высадки и движения их в город. Впрочем, такие неорганизованные попытки быстро ликвидировались польскими частями, расквартированными в городе. Командир польского корпуса генерал Довбор-Мусницкий, считая свои войска на положении иностранных, отдал распоряжение начальнику дивизии – не вмешиваться во «внутренние русские дела» и в распоряжения Ставки. В то же время он приказал не допускать насилия над арестованными и защищать их, при необходимости не стесняясь вступать в бой. И действительно, два-три раза, ввиду выступления проходивших эшелонное, поляки выставляли сильные дежурные части с пулеметами, а начальник дивизии и командир бригады приходили к Корнилову договариваться относительно порядка обороны. Правда, позже, уже в дни октябрьского выступления большевиков, польский гарнизон получил распоряжение об уходе из Быхова, и начальник польской дивизии прибыл в тюрьму к Корнилову и доложил ему об этом.
Таким образом, угроза самосуда все время висела над Быховцами. Различные советские комиссары, а вслед за ним вся левая печать нередко и в весьма строгой форме требовала перевода узников из Быхова и применения к ним каторжного или, по крайней мере, арестантского режима.
Переведенный в Ставку перешедший на службу большевиков генерал М. Д. Бонч-Бруевич, назначенный начальником могилевского гарнизона, на первом же заседании местного совета солдатских и рабочих депутатов сказал зажигательную речь, потребовав удаления текинцев и перевода быховских узников в могилевскую тюрьму. Но Бонч-Бруевич был достаточно известной личностью. Во время революции 1905–1907 годов в печати появился ряд его статей, изданных потом отдельным сборником, в которых он, наряду с проявлением крайних правых воззрений, призывал к бессудному истреблению мятежных элементов. Эту-то книжку Бонч-Бруевича быховцы отыскали и послали могилевскому совету с надписью, приблизительно такого содержания: «Дорогому могилевскому совету от преданного автора». После этого Бонч-Бруевич притих.
Принимались и другие меры воздействия на текинцев с целью удалить их из Быхова. Так, в частности, пришло письмо о том, что Закаспийскую область постиг полный неурожай, и семьям текинцев угрожает небывалый голод, что не соответствовало действительности.
С падением Временного правительства юридическое положение быховцев становилось совершенно неопределенным. Обвинение в покушении на свержение теперь уже не существующего строя принимало совершенно нелепый характер. Но генералы решили без крайней необходимости не оставлять стен Быховской тюрьмы.
Вместе с тем генерал Корнилов приказал Текинскому полку, охранявшему узников, готовиться к походу.
Быхов в начале XX в.
Побег из Быховской тюрьмы не представлял особых затруднений, но он был недопустим по политическим и моральным причинам. Узники считали себя перед страной, народом и армией если не юридически, то морально правыми. Они хотели и ждали суда, желая полной реабилитации, но отнюдь не «амнистии». И когда в начале октября им сообщили, что Керенский заявил, что суда не будет вовсе, это их сильно расстроило.
Побег допускался только в случае окончательного падения власти или перспективы неминуемого самосуда. На этот случай Корнилов и его товарищи обдумывали и обсуждали соответствующий план. В конечном счете были заготовлены револьверы, несколько весьма примитивных фальшивых документов, штатское платье и записаны три-четыре конспиративных адреса.
Вскоре после Октябрьского переворота ряды быховских узников сильно поредели. 27 октября председатель Чрезвычайной комиссии Шабловский своим приказом освободил многих арестованных. К середине ноября в быховской гимназии под арестом оставалось всего лишь пять человек: Корнилов, Лукомский, Романовский, Деникин и Марков.
Здание быховской женской гимназии, где содержались под арестом Л. Г. Корнилов и другие.
Утром 19 ноября в тюрьму прибыл полковник генерального штаба Кусонский и информировал генерала Корнилова о том, что через четыре часа Крыленко приедет в Могилев, который будет сдан Ставкой без боя.
– Генерал Духонин приказал доложить вам, что всем заключенным необходимо тотчас же покинуть Быхов…
Генерал Корнилов пригласил коменданта подполковника Текинского полка Эргардта и отдал приказ немедленно освободить всех арестованных и изготовиться к выступлению. Первыми из ворот тюрьмы, сердечно простившись с Корниловым, вышли генералы Лукомский, Марков, Романовский и Деникин. На квартире коменданта они переоделись и, изменив свой облик, поодиночке различными путями направились в Новочеркасск.
О самом побеге А. И. Деникин пишет:
Узники Быхова: 1. Л. Г. Корнилов, 2. А. И. Деникин, 3. Г. М. Ванновский, 4. И. Г. Эрдели, 5. Е. Ф. Ельстер, 6. А. С. Лукомский, 7. В. Н. Кисляков, 8. И. П. Романовский, 9. С. Л. Марков, 10. М. И. Орлов, 11. Л. Н. Новосильцев, 12. В. М. Пронин, 13. И. Г. Соотс, 14. С. Н. Ряснянский, 15. В. Е. Роженко, 16. А. П. Брагин, 17. И. А. Родионов, 18. Г. Л. Чухин, 19. В. В. Клаценда, 20. С. Ф. Никитин.
«Генерал Корнилов пригласил коменданта, подполковника Текинского полка Эргардта и сказал ему:
– Немедленно освободите генералов. Текинцам изготовиться к выступлению к 12 часам ночи. Я иду с полком.
В смысле безопасности передвижения трудно было определить, который способ лучше: тот ли, который избрал Корнилов, или наш. Во всяком случае далекий зимний поход представлял огромные трудности. Но Корнилов был крепко привязан к Текинцам, оставшимся ему верными до последнего дня, не хотел расставаться с ними и считал своим нравственным долгом идти с ними на Дон, опасаясь, что их иначе постигнет злая участь. Обстоятельство, которое чуть не стоило ему жизни.
Мы простились с Корниловым сердечно и трогательно, условившись встретиться в Новочеркасске. Вышли из ворот тюрьмы, провожаемые против ожидания добрым словом наших тюремщиков георгиевцев, которых не удивило освобождение арестованных, ставшее последнее время частым.
– Дай вам Бог, не поминайте лихом…
На квартире коменданта мы переоделись и резко изменили свой внешний облик.
Лукомский стал великолепным «немецким колонистом», Марков – типичным солдатом, неподражаемо имитировавшим разнузданную манеру «сознательного товарища». Я обратился в «польского помещика». Только Романовский ограничился одной переменой генеральских погон на прапорщичьи.
Лукомский решил ехать прямо на встречу Крыленковским эшелонам – через Могилев – Оршу – Смоленск в предположении, что там искать не будут.
Полковник Кусонский на экстренном паровозе сейчас же продолжал свой путь далее в Киев, исполняя особое поручение, предложил взять с собою двух человек – больше не было места. Я отказался в пользу Романовского и Маркова. Простились. Остался один. Не стоит придумывать сложных комбинаций: взять билет на Кавказ и ехать ближайшим поездом, который уходил по расписанию через пять часов. Решил переждать в штабе польской дивизии. Начальник дивизии весьма любезен. Он получил распоряжение от Довбор-Мусницкого «сохранять нейтралитет», но препятствовать всяким насилиям советских войск и оказать содействие быховцам, если они обратятся за ним. Штаб дивизии выдал мне удостоверение на имя «помощника начальника перевязочного отряда Александра Домбровскаго», случайно нашелся и попутчик – подпоручик Любоконский, ехавший к родным, в отпуск. Этот молодой офицер оказал мне огромную услугу и своим милым обществом, облегчавшим мое самочувствие, и своими заботами обо мне во все время пути.
Поезд опоздал на шесть часов. После томительного ожидания, в половину одиннадцатого мы наконец выехали».
Поздно вечером 19 ноября комендант Быховской тюрьмы сообщил георгиевскому караулу о полученном распоряжении освободить генерала Корнилова, который уезжает на Дон. Солдаты приняли это известие без каких либо сомнений. Офицеры караула капитан Попов и прапорщик Гришин беседовали по этому поводу с георгиевцами и встретили с их стороны сочувствие и доброе отношение к уезжающему.
Текинцы в Быхове.
В полночь караул был выстроен, вышел генерал, простился с солдатами, поблагодарил своих «тюремщиков» за исправное несение службы, выдал в награду 2 тысячи рублей. Они ответили пожеланием счастливого пути и провожали его криками «Ура!». Оба караульных офицера присоединились к текинцам.
В час ночи сонный Быхов был разбужен топотом коней. Текинский полк во главе с генералом Корниловым шел к мосту и, перейдя Днепр, скрылся в ночной тьме.
Некоторое время Корнилов и его отряд шли походным порядком с распущенными знаменами, не скрываясь. Но вскоре на подходе к очередному населенному пункту их начали встречать группы каких-то вооруженных солдат и рабочих. Несколько раз возникали стихийные перестрелки. Депутаты от местных Советов требовали выдачи Корнилова. Так долго продолжаться не могло.
Деникин пишет:
«Со второго дня с большим вниманием слушали с Любоконским потрясающие сведения о бегстве Корнилова и Быховских генералов; вместе с толпой читали расклеенные по некоторым станциям аршинные афиши. Вот одна: «всем, всем»: «Генерал Корнилов бежал из Быхова. Военно-революционный комитет призывает всех сплотиться вокруг комитета, чтобы решительно и беспощадно подавить всякую контрреволюционную попытку». Идем дальше. Другая – председателя «Викжеля», адвоката Малицкаго: «сегодня ночью из Быхова бежал Корнилов сухопутными путями с 400 текинцев. Направился к Жлобину. Предписываю всем железнодорожникам принять все меры к задержанию Корнилова. Об аресте меня уведомить». Какое жандармское рвение у представителя свободной профессии!
Из Могилева навстречу Корнилову двигался четвертый эскадрон текинского полка вместе с командиром полка. Командир полка полковник Кюгельган не сочувствовал походу и не подготовил полк к дальнему переходу. Не было взято ни карт, ни врача, ни фельдшера и ни одного перевязочного пакета… Небольшой колесный обоз, взятый с собой, обслуживался регулярными солдатами, которые после первого же перехода бежали. Но теперь командир полка шел вместе со своими подчиненными, так как знал, что не в силах удержать ни офицеров, ни всадников.
Текинский полк шел всю ночь и весь день, чтобы сразу оторваться от могилевского района. Следуя в общем направлении на юго-восток и заметая следы, полк делал усиленные переходы, преимущественно по ночам, встречая на пути плохо еще замерзшие, с трудными переправами реки и имея впереди ряд железнодорожных линий, на которых ожидалось организованное сопротивление. В попутных деревнях жители разбегались или с ужасом встречали Текинцев, напуганные грабежами и разбоями вооруженных шаек, бороздивших тогда вдоль и поперек Могилевскую губернию. И провожали с удивлением «диких», в первый раз увидев солдат, которые никого не трогают и за все щедро расплачиваются.
В первые семь суток полком было пройдено 300–350 верст, без дневок, по дорогам и без дорог – лесом, подмерзшими болотами и занесенной снежными сугробами целиной, – по двое суток не расседлывали лошадей; из семи ночей провели в походе четыре; шли обыкновенно без надлежащей разведки и охранения, сбивались и кружили; пропадали отсталые, квартирьеры и раненые… Был сильный мороз, гололедица, Всадники приходили в изнеможение от огромных переходов и бессонных ночей; невероятно страдали от холода. Лошади также шли с трудом, отставали и калечились.
На седьмой день похода полк выступил из села Красновичи и уже подходил к деревне Писаревке, имея целью пересечь железную дорогу восточнее станции Унечи. Но появившийся ниоткуда крестьянин, согласившись стать проводником, навел текинцев на большевистскую засаду: поравнявшись с опушкой леса, они были встречены почти в упор ружейным огнем. Полк отошел обратно в Красновичи и оттуда свернул на юго-запад, стремясь обойти Унечи с другой стороны.
Около двух часов дня подразделения полка подошли к линии Московско-Брестской железной дороги около станции Песчаники. Неожиданно из-за поворота появился поезд и из приспособленных «площадок» ударил по колонне огнем пулеметов и орудия. При этом головной эскадрон текинцев повернул круто в сторону и ускакал. В других подразделениях было убито и ранено несколько всадников, под Корниловым была убита лошадь. После этого полк практически рассыпался по местности. Корнилов, возле которого остались командир полка и подполковник Эргардт, отъехали в сторону.
Полк собирали довольно долго. Собрали, построили всадников, доложили Корнилову. Измученные вконец люди, не понимавшие, что творится вокруг, находились в большом волнении.
«Подъехав к сборному пункту полка – рассказывал после один из офицеров, – я увидел такую картину: всадники стояли в беспорядке, плотной кучей; тут же лежало несколько раненых и обессилевших лошадей и на земле сидели и лежали раненые люди. Текинцы страшно пали духом и вели разговор о том, что все равно они окружены, половины полка нет и поэтому нужно сдаться большевикам. На возражение офицеров, что большевики в таком случае расстреляют генерала Корнилова, всадники ответили, что они этого не допустят, и в то же время упорно твердили, что необходимо сдаваться.
Офицеры попросили генерала Корнилова поговорить с всадниками. Корнилов начал говорить о том, что не хочет верить, что текинцы предадут его большевикам. После его слов стихшая было толпа всадников вновь зашумела и из задних рядов раздались крики, что дальше идти нельзя и надо сдаваться.
Тогда генерал Корнилов вторично подошел к всадникам и сказал:
– Я даю вам пять минут на размышление. После чего, если вы все таки решите сдаваться, вы расстреляете сначала меня. Я предпочитаю быть расстрелянным вами, чем сдаться большевикам.
Толпа всадников напряженно затихла; и в тот же момент ротмистр Натансон, без папахи, встав на седло, с поднятой вверх рукой, закричал толпе:
– Текинцы! Неужели вы предадите своего генерала? Не будет этого, не будет!..
Вывели вперед штандарт, за ним пошли все офицеры, начал садиться на коней второй эскадрон, за ним потянулись остальные. Но это не был уже строевой полк – всадники шли вперемешку, толпой, продолжая ворчать. Но все же они шли покорно за своими начальниками. Кружили всю ночь и под утро благополучно пересекли железную дорогу восточнее Унечи».
28 ноября Лавр Георгиевич приказал полку остановиться. Он приказал остаткам полка двигаться самостоятельно, а сам с группой в одиннадцать офицеров и 32 всадников на лучших лошадях пошел на юг на переправу через Десну, в направлении Новгорода-Северска. В пути следования его отряд время от времени натыкался на засады, однажды был окружен, несколько раз был обстрелян и, наконец, 30 ноября пришел в Погар. К тому времени здоровье генерала Корнилова, который чувствовал себя очень плохо еще в день выступления, окончательно испортилось. Сильный холод не давал возможности сидеть на лошади, и последний переход он уже едва шел, все время поддерживаемый под руки кем либо из офицеров.
Считая бесцельным подвергать в дальнейшем риску преданных ему офицеров, Корнилов наотрез отказался от их сопровождения и решил продолжать путь один. В сопровождении офицера и двух всадников он, переодетый в штатское платье, отправился на станцию Холмичи и, простившись с ними, сел в поезд, отправлявшийся на юг. Спустя неделю, после неимоверно трудного путешествия, Лавр Георгиевич поездом приехал в Новочеркасск, где в то время уже находился генерал М. В. Алексеев. Начинался новый этап его яркой жизни…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.