Глава XIV Борьба черноморцев с горцами с 1820 по 1831 г.

Глава XIV

Борьба черноморцев с горцами с 1820 по 1831 г.

Высочайшим указом 11 апреля 1820 года Черноморское войско, подчиненное до того времени таврическому губернатору и инспектору Крымской инспекции, передано было в ведение командующему войсками Отдельного Кавказского корпуса, которым был в то время генерал Ермолов. Новое начальство завело новые порядки, получивши в наследство старую распрю казаков с черкесами, которая с особой силой возгорелась в 1820 году.

Еще в конце 1819 года носились упорные слухи о том, что черкесы собирались напасть во многих местах на Черноморию, что будто бы бывший анапский комендант Алипаша и черкесский князь Ханук, жившие в Константинополе с агитационными целями, оставили столицу и двинулись на судах с войсками в Крым и на Кавказ. Решено было овладеть Крымом и побудить черкесов к вой-не с русскими на Кавказе.

Черкесы верили этим слухам и горели желанием сразиться с казаками. Ввиду этого, атаман Войска донского Денисов еще в январе месяце двинул по распоряжению высшего военного начальства два полка донских казаков в Черноморию для подкрепления черноморцев на границе. Тогда же союзные черкесы несколько раз предупреждали войсковую администрацию, что единоплеменники их в горах готовились напасть на Черноморию.

И действительно, 23 января черкесы многочисленной толпой переправились через Кубань в урочище Савин кут близ Воронежского кордона. Извещенный об этом есаул Косович потребовал помощи из других кордонов, а сам со 100 казаками и орудием двинулся на рассвете к Васюринскому кордону и завязал здесь бой, встретившись с черкесами. Черкесы подавляли маленький казачий отряд своей многочисленностью, и казаки вынуждены были отступить в Васюринский кордон. В этот момент на место битвы прибыл с командой казаков войсковой старшина Гавриш. Соединенными силами казаки снова двинулись на черкесов, не устоявших против артиллерийского огня и отступивших за Кубань. У черкесов было убито 10 человек и смертельно ранено два князя, а русских 4 убито и 7 ранено.

Ночью 24 января значительная толпа горцев пыталась пробраться в Черноморию близ Новогригорьевского кордона, но была отражена, причем взяты в плен черкес Бей-Мурза и казак-перебежчик Потепа.

Ночью 31 января черкесы переправились через Кубань в район Елизаветинского кордона и отделившаяся от них толпа в 500 человек направилась на хутора, но прискакавшие из разных мест казачьи команды дружными усилиями разбили и принудили их бежать за Кубань.

Утром 1 февраля черкесы были отражены в районе Александровского кордона.

На рассвете 2 февраля до 4000 черкесов, переправившись через Кубань около Павловского кордона, двинулись к куреню Пашковскому. Казаки вовремя заметили неприятеля и приняли меры, чтобы не пустить врага внутрь края. Перерезавши путь главным силам черкесского ополчения, они удачными артиллерийскими выстрелами отбросили их обратно к Кубани. Черкесы перешли Кубань и скрылись на своей стороне, потерявши 15 человек убитыми и ранеными. У казаков ранено было только двое. Сражение не приняло более кровопролитного характера потому, что черкесы могли свободно перейти Кубань по льду.

Перед рассветом 3 февраля до 10 000 горцев, переправившись близ Ольгинского кордона в трех местах, обложили этот кордон. Часть горцев тогда же двинулась к Полтавскому куреню. Начальник Ольгинского кордона есаул Животовский в свою очередь успел послать гонцов к полковнику Стороженке, находившемуся со своей частью в 10 верстах, в курене Ивановском, полковнику Педенко в курень Стеблиевский и в курень Полтавский, отстоявший в 18 верстах от Ольгинского кордона. В Полтавском кордоне также стояла часть полка Педенка. Животовский с казачьим гарнизоном не только не допустил черкесов взять Ольгинский кордон, но благодаря удачной пушечной стрельбе заставил неприятеля отступить от кордона в ближайший лес. Здесь засели черкесы с намерением не допустить соединения разрозненных казачьих сил. Но полковник Стороженко, соединившись с казаками Животовского, двинулся к Полтавскому куреню.

Здесь казаки под командой есаула Сиромахи и вооруженные жители сражались уже с 11 часов утра с двумя тысячами черкесов. Борьба велась по окраинам куреня. Казаки забаррикадировали улицы и разъединили таким образом на отдельные части черкесов, поражая их из дворов. Особенно удачно казаки отражали неприятеля пушечным огнем, и черкесы напрасно пытались несколько раз взять пушку. Сражение длилось 11/2 часа. Казаки не допустили черкесов взять курень, и черкесам удалось проникнуть только в некоторые дворы на окраинах куреня. В результате сражения у черкесов оказалось 30 убитых и до 50 раненых. Казаки отняли также у черкесов два значка. В свою очередь черкесы убили одного казака, ранили хорунжего Синьговского, умершего потом от ран, и 5 казаков. На окраинных дворах им удалось взять в плен 5 мужского и 10 душ женского населения и 3 казаков, а также захватили 80 голов рогатого скота, 70 овец, 2 лошади и немного имущества.

На обратном пути черкесы налетели на казаков Стороженки и Животовского. Казаки отбили весь скот у черкесов и гнали их до самой Кубани. Здесь преследуемые черкесы соединились с резервом, засевшим в лесу. Соединенные силы горцев разделились на три части и начали переправляться через Кубань, сражаясь с наступавшими казаками, у которых ранен был один казак из команды Животовского. Благодаря подавляющему численному превосходству горцы сумели благополучно, без особых потерь, перебраться на левый берег Кубани и разошлись по своим аулам.

Ночью 15 февраля были отражены черкесы, пытавшиеся перейти Кубань ниже г. Екатеринодара.

Наконец, 17 февраля, в два часа дня, около 3000 черкесов перешли по льду через Кубань близ Петровского кордона и разделились здесь на две части. Одна часть их осталась на месте в виде резерва, долженствовавшего препятствовать объединению казачьих команд, а другая двинулась к Черноериковским хуторам. Войсковой старшина Головинский с казаками своего полка и начальник Петровского кордона есаул Кумпан два раза вступали в бой с черкесами, но оба раза не могли остановить движения черкесов и вынуждены были отступить, вследствие своей малочисленности. Черкесы нагрянули на совершенно беззащитные хутора и начали грабить их. Они убили двух казаков и одного ранили, взяли в плен 6 душ мужского и 1 женского пола, угнали 873 штуки рогатого скота и 474 лошади. Впоследствии Головинский жаловался наказному атаману, что его не послушали офицеры-хуторяне, когда он предложил им, в видах возможности черкесского набега, выселиться с хуторов в курени; вышли лишь рядовые казаки. Офицеры пострадали наиболее. Два хутора были сожжены. Бывших же на Линии офицеров, у которых секреты ушли раньше времени, приказано было по Высочайшему повелению придать военному суду.

Таким образом, в течение февраля черкесы произвели пять нападений на Черноморию благодаря тому обстоятельству, что все это время стоял лед на Кубани, давший свободный доступ черкесам на правый ее берег. Март и апрель прошли спокойно. Но 27 мая перед рассветом около 100 человек пеших черкесов переправились на плотиках через Кубань, залегли в скрытых местах, с расчетом нападения на конные казачьи разъезды. Казачьи секреты в свою очередь проследили черкесов, высмотрели те места, где они залегли, и дали знать об этом на кордон. Посланные из кордона казаки ружейным огнем заставили черкесов оставить занятые ими места, несколько человек ранили и произвели такой переполох, что многие из горцев, оставивши плотики, одежду и даже оружие, принуждены были бежать на ту сторону Кубани.

В июне и августе черкесы произвели ряд мелких набегов на Черноморию. Так, 19 и 20 июня черкесы прорвались через Кубань в двух местах — в одном двое и в другом 25 человек. Первые были прогнаны за Кубань, а вторые, подкарауливши казачий световой разъезд, одного казака ранили и одного взяли в плен. Июня 21-го на казачий разъезд из шести казаков напала партия горцев в 35 человек и захватила в плен одного казака, упавшего с перепуганной лошади. Ночью 25 июня 4 черкеса перебрались через Кубань близ Екатеринодара, но казаки, стоя на часах у Екатеринодара, заметили их и одного убили, а остальные бежали за Кубань. Того же числа на партию из 25 казаков напала партия из 30 черкесов. У казаков было орудие, при первых же выстрелах из которого черкесы бежали. После этого в августе произведено было черкесами еще несколько мелких набегов, окончившихся незначительными грабежами. Ночью 10 сентября партия около 400 черкесов переправилась через Кубань, укрылась в Панском куте близ Великолагерного кордона. Казаки, однако, заметили вовремя неприятеля и ночью же напали на него. Сражение продолжалось до 8 часов утра. Казаки заняли выгодную позицию, действовали орудием и усиленным ружейным огнем, благодаря чему не понесли большой потери, а у черкесов выбыло из строя 20 убитых и 40 человек раненых. Казаки захватили также немного оружия, брошенного в замешательстве черкесами.

Этим рядом столкновений казаков с черкесами и закончился 1820 год. Но в этом году черноморцам пришлось иметь дело не только с горцами-черкесами, а и со степняками-калмыками. Так, 12 ноября 1820 года сотник Камянский, начальник казачьего караула на границе с Кавказской губернией, донес войсковому атаману, что у двух казаков, находившихся в разъезде, калмыки угнали две лошади. А 27 ноября, по сообщению того же Камянского, скопище калмыков захватило есаула Ганжу, осматривавшего пикеты, ограбило его и, бесчеловечно избивши, бросило связанным в балке; затем, подкравшись к Тихенькому пикету, калмыки угнали здесь у казаков 6 лошадей и, завязавши перестрелку с казаками, скрылись в степях. Этим и окончились столкновения казаков с калмыками. Казачьи власти, кажется, благоразумно умолчали о проделках калмыков, ввиду надвинувшейся грозы в лице Ермолова.

Подчиненные в военном отношении генералу Ермолову черноморцы с половины года почувствовали на себе железную руку этого генерала. Для начальствования над казаками на Линии он послал донского генерала Власова, подчинивши ему всю Черноморию в военном отношении. Новые власти стали строго преследовать за вольные и невольные промахи стороживших границу казаков и офицеров. Пленных, взятых в бою, Ермолов приказал совсем не выкупать, «чтобы черкесы не льстились на выкуп». Три казака были преданы военному суду за небрежность по службе, так как казаки эти, бывшие 28 мая в ночной залоге, не заметили, как 20 пеших черкесов перебрались ночью через Кубань и в самом Екатеринодаре напали на окраине на двор казака, взяли у него две души в плен и захватили лошадь и часть имущества. В августе отлучившиеся казаки были преданы военному суду, а офицеры были оштрафованы на сумму награбленного черкесами у казачьего населения имущества. В то же время и генерал Власов, прибывший на Линию, старался подтянуть казаков и офицеров, издавши нечто вроде правил по охране границы, с которыми казаки давным-давно были знакомы.

Слухи о том, что турецкие агенты волновали горцев, побуждая их к войне с русскими, носились в течение 1820 и 1821 годов. Об этом извещал русский посол в Константинополе и сообщали русские лазутчики из-за Кубани. Анапский паша открыто возмущал горцев против русских. Между горцами циркулировали самые невероятные рассказы. В 1821 году была распространена среди горцев нелепая прокламация на турецком языке о том, как будто бы великий визирь и Шейх-уль-ислам, на помощь которых в борьбе с русскими черкесы рассчитывали, продали русскому посланнику Константинополь, как будто бы предполагалось ввести русские войска в столицу Оттоманской империи, как будто бы взяты были бумаги об этой продаже Константинополя на корабле, шедшем из Константинополя в Россию, и другие маловероятные измышления. В заключение, ввиду наличности всех этих провокационных слухов, черкесы приглашались к дружной войне с враждебными исламу русскими.

Черкесы слепо верили всему этому и охотно подготовлялись к войне с русскими. Июня 8-го закубанский владелец Дударук, живший вблизи подгородней батареи у Екатеринодара, сообщил командиру 4-го пешего полка есаулу Долинскому, что черкесский наездник Казбич, славившийся своим удальством среди горцев, составил партию в 100 человек отчаянных джигитов и засел с нею в вербах против Александровского кордона. Одевши черкеса, умевшего говорить по-русски, в женское платье, он послал его к берегу Кубани под видом бежавшей из черкесского плена женщины, рассчитывая перебить и захватить в плен казаков, которые должны были переехать Кубань за пленницей. Но, должно быть, мнимая пленница плохо говорила по-русски, и казаки не переехали через Кубань на ее зов. Казбич ушел из лесу, намереваясь произвести набег на казачье население в будущую ночь.

В начале октября армянин Аксен Оганов, прибывший из-за Кубани, сообщил, что на р. Богундыр собралось около трех тысяч натухайцев, шапсугов, абадзехов и черченеевцев. Под предводительством Калабатоко Хадч они собирались произвести нападение на Черноморию, но почему-то отложили это намерение. Нашествие их во всяком случае надо было ожидать очень скоро.

С вечера 2 октября стало известным, что к Кубани, в районе Петровского кордона, подошла огромная толпа горцев. Весть об этом была сообщена в кордон начальнику 4-й кордонной части Журавлю в то время, когда там находился сам генерал Власов, объезжавший Линию с летучим отрядом. Генерал решил лично руководить отражением неприятеля. Сами черкесы избрали тот путь, который оказался потом очень выгодным казакам при нападении на неприятеля. Последующие обстоятельства способствовали осуществлению следующего плана.

Немедленно были посланы вправо и влево по Кордонной линии гонцы с приказанием усилить кордонную цепь новыми подкреплениями. Для наблюдения за движениями черкесского ополчения посланы были мелкие патрули, обязанные доносить о малейших изменениях в направлении, принятом черкесами, и обо всем, что происходило у них в отряде. Вслед за этим все наличные силы, находившиеся в Петровском кордоне, в составе 611 человек конницы и 65 пеших казаков, при двух орудиях, были двинуты в девятом часу вечера под начальством самого Власова к р. Давыдовке, чтобы заградить путь черкесам при обратном движении. Наконец, снята была казачья цепь из патрулей, расположенных в месте вероятной переправы горцев через Кубань. Горцы действительно, после переправы на правый берег Кубани, прошли в двух верстах от Петровского поста и в версте от казачьего отряда. Отряд немедленно зашел в тыл неприятелю и занял удобную позицию на р. Давыдовке.

Между тем выяснилось, что черкесы направлялись к Черноериковским хуторам. Тогда Власов приказал Журавлю отрядить вслед за неприятелем небольшую партию казаков под командой есаула Залесского, а вскоре после того туда же была направлена и другая, более многочисленная партия казаков. Обеим партиям поручено было на известном расстоянии соединиться вместе и дать заметить себя неприятелю. Если же неприятель бросился бы на казаков, то партии должны были отступать в таком направлении, чтобы неприятель попал на главный отряд. Казаки выполнили мастерски этот маневр. Открывши по черкесам дружный ружейный огонь, они тем привлекли к себе всю массу черкесов, предположивших, что здесь были все наличные силы казаков из ближайших мест. Черкесы двинулись в бой, казаки начали отступать по направлению к отряду Власова. По звукам ружейных выстрелов и усилению перестрелки Власов сообразил, что черкесы были уже недалеко от него и что завязавшие с ним перестрелку две партии казаков нуждаются в помощи.

В этих видах генерал послал к ним еще сто казаков с орудием, прискакавших из Славянского кордона на место битвы.

Вдруг в это время по условному приказанию Власова на всех укреплениях Кордонной линии открылась пушечная пальба, а на кордонах и многочисленных пикетах вспыхнули яркие «маяки» или «фигуры», приготовленные из смоляных бочек и осмоленной соломы. Точно по волшебному мановению, мрачная ночь превратилась в торжественную феерическую картину. Справа и слева по Кубани, насколько мог окинуть взгляд, ярким заревом пылали десятки «фигур», посылавших высоко в небо целые снопы ослепительного света во всех тех местах, где казаки сторожили черкесские проходы. Несущиеся по Кордонной линии пушечные выстрелы говорили черкесам на своем грозном языке, что присутствие их на казачьих землях открыто, а ходы на родину закрыты. Только там, где они перешли Кубань, точно ворота, зияла темная полоса. Горцы оторопели, смешались и поняли, что им предстояло идти не на Черноериковские хутора и мирные селения казаков, а быстрее уходить через эти темные ворота домой за Кубань. И черкесское ополчение, пока еще сильное и могучее своей численностью, двинулось в этом направлении. Но лишь только толпа сгрудилась и стала приближаться к Петровскому кордону, как поставленная предупредительным генералом пушка открыла ужасную пальбу картечью. Горцы всей массой бросились в правую сторону, и не успели они еще уйти от пушечной картечи, как наткнулись на главный отряд казаков, предводимый генералом Власовым. Усиленный огонь из двух пушек и сотен ружей отбросил еще правее в сторону черкесское ополчение. Отряд Власова начал теснить сбоку бегущих черкесов. Горцы отходили все правее и правее. А в другом месте ревела уже пушка, привезенная с Славянского кордона, и на черкесов наседали казаки под командой есаула Залесского и Славянская сотня. Сбитые с толку и с позиции, черкесы всей толпой хлынули прямо в камыши. Но то был ужасный Калаусский лиман, с топкой невылазной грязью, не обильный водой, но положительно непроходимый для конницы по его трясинам.

Началась ужасная свалка. Все казачьи части очутились в тылу горцев, пушки громили их, казаки сзади наскакивали на них, рубили шашками, кололи пиками и гнали вперед на верную смерть, а горцы в страхе лезли все дальше и дальше в лиман. И в то время, когда Кордонная линия пылала своими мощными факелами, черкесы гибли в Калаусском лимане, захлебываясь водой и уходя с лошадьми в засасывающую грязь. Ловким наездникам и отчаянным джигитам не могли помочь здесь ни чудные кони, ни остро отточенные шашки, ни беззаветная храбрость и отвага. Грязь, черная и вонючая, хоронила их навеки в своих трясинах.

Так печально для черкесов окончилось долго готовившееся нападение их на Черноморию. Более трети трехтысячного черкесского ополчения осталось на месте битвы и в объятиях грязного Калауса. Казаки взяли в плен одного князя, 42 черкесов и нашли у лимана убитыми 20 человек, потерявши со своей стороны одного казака убитого, 4 потонувших и 14 раненых. В схватке с черкесами русские отняли два значка и взяли 518 лошадей и массу ружей, сабель, пистолетов и др. оружие. Но главную массу людей и военной добычи поглотил Калаусский лиман. По показаниям самих черкесов, в трясинах Калаусского лимана утонуло более 1000 человек. Спустя 18 дней после битвы, 21 октября генерал-майор Власов писал наказному атаману Матвееву, что осматривая лично Калаусский лиман, он нашел, по крайней мере на протяжении 20 верст, оставшиеся всюду трупы черкесов. Тела гнили и распространяли сильнейший смрад, а доступные с суши трупы были полусъедены и обглоданы дикими зверями. Ужас наводило на живых людей это необычайное кладбище лучших сынов Черкессии. Вместе с людьми разлагались и гнили здесь утонувшие лошади. Власов предписал Матвееву очистить лиман от трупов людей и лошадей во избежание заразы. Атаман в свою очередь распорядился, чтобы войсковой старшина Журавель назначил отставных и престарелых казаков, с подводами, лодками и лопатами, на лиман для очистки его от гниющих трупов, а 31 октября распоряжение это было разослано по ближайшим куреням. И долго потом казаки вылавливали трупы горцев и лошадей и предавали их земле. Это была удручающая работа.

Калаусское побоище пронеслось грозной вестью в горах. Все черкесские племена взволнованы были этим исходом последнего набега на Черноморию горцев. Тот самый натухайский владелец Калаботоко Хадч, который намеревался сделать набег на Черноморию, собирал теперь натухайцев и приглашал шапсугов идти совместно с новыми силами туда, где так бесславно погибли герои Черкессии, и отомстить за них казакам. Но урок был так внушителен, горе обездоленных семей так велико, плач и вопли жен, матерей и сестер погибших джигитов так удручающи, что черкесов невольно все это обескураживало. Казалось, что нужно было идти или на верную смерть, или на явную неудачу, под грозные пушки и несокрушимые укрепления.

Опасения эти были тем серьезнее, что первая же попытка в этом роде, произведенная черкесами 5 октября, на третий день после Калаусского побоища, окончилась полной неудачей. В этот день наблюдательными командами казаков была обнаружена толпа горцев между pp. Кубанью и Давыдовкой. Горцы рискнули двинуться на место Калаусского побоища, с целью забрать домой в аулы погибших товарищей. Посланный с командой на разведки есаул Кеда определил скопище черкесов в тысячу человек и просил дать ему подкрепление. В помощь Кеде послан был есаул Залесский с конными казаками и оружием. Составился казачий отряд в 250 человек с пушкой. Но черкесов все-таки было значительно больше, чем казаков. Последним послана была в подкрепление еще одна сотня с пушкой. Тогда Кеда и Залесский, располагая двумя пушками, двинулись на неприятеля и благодаря артиллерийскому огню разбили партию черкесов на две части, из которых одна бежала за Кубань, а другая скрылась в камышах. При отступлении казачьего отряда к кордону засевшие в камышах черкесы бросились в шашки на казаков и «сделали им, по выражению официального донесения, жестокий удар». При этом два казака было убито и шесть ранено. Но это была ничтожная потеря сравнительно с тем, что оставили на месте боя черкесы. Сколько было увезено черкесами после битвы убитых и раненых, неизвестно, но на месте сражения осталось 50 убитых и 4 человека взято в плен. Явный признак отчаянного положения черкесов, которые, несмотря на обычай, вынуждены были оставить в чужих руках убитых сотоварищей.

Так как черкесы долго еще продолжали волноваться слухами о Калаусском побоище, в народе кипела злоба и местами устраивались сборища, то, на случай нового массового нападения горцев на Черноморию, Власов распорядился об усилении кадров Кордонной линии. Численность защитников границы в 4-й части кордонной линии, наиболее подвергавшейся набегам горцев, была доведена до 2000 человек. На Линию были потребованы Власовым лучшие офицеры — полковник армии Безкровный и войсковые полковники Гавриш, Вербицкий и Белый. Носились слухи, что Казбич с партиями черкесов до 500 человек неоднократно пробовал прорваться в Черноморию, но каждый раз, натолкнувшись на бдительность казаков по Линии, возвращался обратно в горы. Были лишь случаи мелких грабежей, произведенных черкесами, которыми и закончился 1821 год.

Власов решил не щадить черкесов и за мелкие набеги. С этою целью он организовал легкий отряд и 3 февраля 1822 года двинулся с ним в горы. При появлении казаков за Кубанью черкесы разбежались, оставивши аулы. Отряд Власова прошел по pp. Пшециз, Кун и Богундыр, в землях главным образом шапсугов, захватил до 700 голов рогатого скота, до 400 овец и возвратился обратно, теснимый горцами при отступлении.

В этом году комендант Анапы, двуличный Сеид-Ахмет-паша, изъявил готовность посетить Екатеринодар и лично переговорить с Власовым и Матвеевым об отношениях горцев к казакам. В начале января Сеид торжественно двинулся по разным аулам, побывал во многих местах и 20 января прислал узнать на Екатеринодарский меновой двор, будет ли он принят в Екатеринодаре. Ему ответили, что его, как представителя союзной державы, примут с подобающими почестями, но без черкесов в свите, за исключением немногих почетных князей. Через день паша, в сопровождении свиты в 100 человек, просил Власова и Матвеева увидеться с ним для переговоров. Власов назначил меновой двор на прежних условиях об отсутствии в свите черкесов. Тогда Сеид-Ахмет-паша отправился в ближайший черкесский аул Дударука, откуда и прислал посланного с извещением, что он не будет переезжать на русскую сторону и будет вести переговоры через своего поверенного, что он взял уже присягу с натухайцев и шапсугов, чтобы они не делали набегов на Черноморию. Так как Власов выехал в это время из Екатеринодара, а Матвеев не решился вести без него переговоры, то этим все и ограничилось. Паша снова отправился в горы к черкесам и с дороги прислал двух чиновников и муллу с извещением, что для ведения переговоров он пришлет уполномоченного на Бугазскую карантинную заставу. Но и здесь переговоры не привели ни к чему.

Между тем среди черкесов продолжали циркулировать всевозможные слухи. В мае преданный России закубанец Бей-Султан-Петисов сообщил, что турецкий султан прислал анапскому паше доверенное лицо на двух кораблях с денежными суммами и подарками для черкесов, в целях привлечения их на сторону Турции в войне с русскими. Анапский паша назначил уже место собрания черкесских представителей. В августе, по слухам, в Анапу прибыло целых пять турецких кораблей с 1000 янычар, но князья Дударук и брат его Алкав утверждали, что янычар было только 150 человек. По другим слухам, анапский паша выдал черкесам девять пушек, но потом, когда появилась весть о назначении нового паши, отобрал от них эти пушки. По тем же слухам в мае привезено было в Анапу на турецком судне 30 пушек, снаряды и жалованье горским князьям, причем пушки и снаряды уже розданы различным племенам. Но Сеид-паша напрасно ждал объявления Турцией войны с Россией и, не дождавшись того, приказал черкесам, под угрозой смертной казни, не возить на Бугазский меновой двор продуктов для мены.

С начала 1823 года черкесы снова начали тревожить Черноморию. В январе были направлены две небольшие команды казаков, по 14 человек в каждой, для осмотра острова Каракубань. На них внезапно напали до 400 человек горцев и двух пленили, а остальные, отстреливаясь, ушли. В марте начальник Елизаветинского кордона есаул Борзик послал в лес собственную подводу за дровами под прикрытием пяти пластунов.

Партия до 300 черкесов, заметившая подводу с пластунами, сделала засаду и после отчаянного сопротивления пластунов забрала их в плен благодаря оплошности есаула Борзика. Атаман распорядился возложить выкуп плененных черкесами казаков и снабжение последних оружием на счет Борзика, а самого его посадить на месяц под арест на гауптвахту. Ермолов утвердил это распоряжение, но сложил с Борзика выкуп за пленных, так как они были уже обменены на пленных черкесов. В марте же генерал Власов был с отрядом за Кубанью и разорял черкесские аулы, причем 4 марта было взято в плен 141 д. черкесского населения, из которых к 23 мая умерло 16 душ. Наконец, 12 марта многочисленная толпа горцев, предводимая Казбичем, переправилась через Кубань в Тимошевском куте и намеревалась взять селение, строившееся близ Елизаветинского кордона. Подполковник Ляшенко, стоявший при селении с казаками, встретил неприятеля у самого селения выстрелами из пушки и ружейным огнем; но у Ляшенки было только 200 казаков, которым непосильно было вести борьбу с полуторатысячным скопищем черкесов. В это время с Александровского поста прискакали 200 казаков с двумя пушками под командой полковника Табанца. Соединенные казачьи отряды дружно повели артиллерийский бой; пушки удерживали горцев в почтительном отдалении от казаков. В это время генерал Власов, бывший вблизи, направил казаков наперерез горцам. Казбич, получивший об этом известие в тот момент, когда готовился атаковать отряд Ляшенко и Табанца, быстро перестроил ряды горцев и направил их к Кубани. Увлеченные казаки бросились в погоню за черкесами и некоторые из них врезались так далеко в черкесскую толпу, что Казбич успел захватить в плен урядника и двух казаков. Но сами черкесы попали при этом в ужасное положение. Подоспевшими к переправе пушками было убито очень много горцев, в том числе сын Казбича, телом которого овладели казаки. Сам Казбич был ранен и едва успел уйти из плена. В рядах казаков был убит 1 и ранено 18 человек.

Власов распорядился о вызове всех льготных казаков на Кордонную линию численностью до 2500 человек, а сам с отрядом в половине ноября двинулся в горы. Карательный отряд прошел по pp. Цах, Суп и Илик, 22 ноября истребил несколько абадзехских аулов, захватил много скота и отнял у горцев одну медную пушку. Во второй раз Власов с казаками громил в декабре аулы шапсугов, сжигая всюду вместе с аулами сено и хлебные запасы. Из сообщения Власова Матвееву 21 декабря видно, что, при истреблении аулов по речкам Азыпсу, Хаблю и др. и при отступлении отряда в Черноморию, ранено было 4 офицера, 2 урядника и 23 казака.

В 1824 году, с 28 января, Власов с отрядом ходил на абадзехов. Хотя черкесы держали себя сдержаннее и тише, но Власов продолжал их карать за прошлое или за малейшее неприязненное движение в текущий момент. Казакам от этого было, впрочем, не лучше. Усиленный состав кадров по границе поглощал большую часть рабочих казачьих рук. Казакам нелегко жилось на кордонах. Они гибли от черкесских шашек не менее, чем от болезней и нужды. В январе командир 4-го пехотного полка полковник Долинский писал Матвееву, что в отряде полкового есаула Орлова убыло от болезней и нападения черкесов 59 человек и что остальные казаки не имели провианта, терпели голод, сильное изнурение и болезни. Поэтому он просил их распустить по домам, как прослуживших на Кордонной линии более положенного срока. То же происходило и в других местах. Генерал Власов свои триумфальные шествия по черкесским аулам в горах окупал ценой напряженной службы Черноморского войска и усиленной охраны казаками границ. В исторических актах за 1824 год нет указаний на набеги черкесов на Черноморию. Отмечен всего лишь один случай столкновения казаков с черкесами при рубке казаками леса под военной охраной. Сам Власов ограничился лишь весенними своими походами. В феврале он громил аулы Джамбора, Аслан-мурзы и Цап-Дедека. На рассвете 5-го числа он осторожно подошел к аулам, поджег их и начал истреблять население. Охвативший черкесов панический страх был так велик, что они не пробовали даже сопротивляться, а всячески старались уйти из аулов. Благодаря этому в отряде не было потерь, казаки взяли 143 души в плен, захватили 700 голов рогатого скота, до 100 лошадей, около 1000 овец и немало имущества. И только при обратном движении отряда пришедшие в себя горцы стали яростно нападать на казаков. Около 200 панцирников проскочили в самый отряд; часть их была перестреляна пластунами почти в упор, а часть попала живыми в руки казаков, до того отважно и неосторожно черкесы нападали на отряд. Дорогой по приказанию Власова разорены были два аула, принадлежавшие хамышеевцам, и отряд перешел в Черноморию. Больше в этом году ни русские на черкесов, ни черкесы на русских не нападали.

В 1825 году черкесы пробовали отплатить русским за их карательные походы. В 9 часов утра 23 января до 2000 черкесской конницы под начальством Казбича перешли по льду через Кубань близ Александровского кордона и направились по дороге к Елизаветинскому селению. Из кордона двинулся к переправе отряд казаков с двумя орудиями под начальством войскового старшины Кривошеи. Завязалась жаркая перестрелка. Черкесы употребляли невероятные усилия, чтобы сломить небольшой казачий отряд, прикрываемый пушками. Скоро на место битвы прискакали из Елизаветинского селения отряд подполковника Дубоноса с двумя орудиями и из Великолагерского кордона войсковой старшина Табанец с конными казаками и двумя орудиями. Сюда же явился и сам Власов. Приняв общее начальство над казаками, Власов перешел в наступление. Черкесы были разбиты, преследуемы на расстоянии 10 верст от Кубани и понесли значительные потери убитыми и ранеными.

Вслед за этим отражением горцев Власов перенес военные действия за Кубань. Отряд под его личной командой был двинут на р. Иль. На 15-й версте от Кубани черкесскими секретами было открыто движение нашего отряда. Весть об этом с быстротой молнии охватила весь Ильский район. От аула к аулу неслись ружейные выстрелы, предупреждавшие об опасности соседей. К удивлению казаков, где-то в горах прогремели раскаты пушечных выстрелов. Черкесы приготовились к встрече врагов. Когда Власов, выделивши из отряда партию в 459 человек, послал ее под начальством войскового полковника Перекреста сжечь сено, то черкесы напали на казаков в таком громадном количестве, что казаки, спасаясь от неприятеля, вынуждены были в карьер мчаться обратно к отряду. Тем не менее, пока команда Перекреста не успела соединиться с главными силами отряда Власова, черкесы успели настичь отставших на слабых и усталых лошадях казаков и 28 из них убить, а 20 ранить. Предприятие Власова не удалось, и он вынужден был направиться обратно в Черноморию.

Но в феврале Власов снова двинулся в горы. В сражении 15 февраля с абадзехами и шапсугами в отряде у него было ранено два офицера и 68 нижних чинов. Черкесы же благодаря артиллерийскому огню понесли более чувствительные потери. К 24 февраля был сформирован заново отряд, выступивший под командой Власова в земли шапсугов и натухайцев. Отряд, составленный из 1, 2, 4, 8 и 9-го конных полков и 2, 3, 4, 5 и 10-го пеших, с присоединением к ним стоявших на Кордонной линии 5-го и 7-го конных полков и 6, 7 и 8-го пеших, был разделен на три части: две действующие колонны были под командой войсковых полковников Стороженко и Табанца, а третьей резервной, при которой находился и Власов, командовал есаул Ольховой. Целую ночь, в тишине и с большими предосторожностями, отряд в полном составе двигался вперед, пока не достиг р. Псебебс, у которой и остановился для отдыха. Отсюда колонна Табанца была направлена на шапсугские аулы, а колонна Стороженко на аулы натухайцев; резерв остался на месте. На рассвете 25 февраля казаки первой колонны атаковали два шапсугских аула. Захваченные врасплох жители бросились бежать в лес, но казаки успели захватить в плен 35 человек, освободили из плена одного русского и убили на месте 27 сопротивлявшихся черкесов, ранивших двух казаков. Аул, запасы сена и хлеба были сожжены, более ценное имущество и оружие взято отрядом, а скот и баранта угнаны казаками. С этой добычей колонна Табанца двинулась прямо в Черноморию, легко, почти без всяких потерь, справившись с черкесами. Колонна Стороженко употребила целые сутки, пока добралась по трудной дороге к двум натухайским аулам. Натухайцы встретили казаков выстрелами. Тогда Стороженко приказал атаковать оба аула. Черкесы оказали при этом самое слабое сопротивление. Аулы были разорены, а имущество и скот забраны отрядом. Казаки взяли в плен 44 натухайца и нескольких убили. Затем и колонна Стороженко направилась в Черноморию, куда и прибыла без всяких препятствий. Туда же передвинулся и резерв с генералом Власовым. Это был последний поход Власова на Кубань.

Разоренные аулы оказались принадлежащими натухайскому князю Сагат-Гирею-Калабат-оглы, находившемуся в мирных отношениях с русскими. Князь запротестовал против враждебных действий генерала Власова. Его поддержал попечитель горских народов де Скасси. Назначено было следствие. В конце концов генерал Власов признан был виновным в нарушении мирных отношений с натухайцами, удален от командования Черноморской кордонной линией и должен был возместить убытки, понесенные натухайцами в двух аулах, разоренных казаками.

Финал, достойный тщеславного генерала, который в погоне за военной славой, с одной стороны, забывал интересы населения, которое он призван был защищать, а с другой, с ненужной суровостью так же жестоко карал черкесов за мелкие проделки, как и за крупные нападения, а иногда и просто без всякого повода. Первых, казаков, он экономически обессиливал, вторых разорял и доводил до крайнего озлобления. Правда, Власов, захвативши черкесский скот, распределял его потом между казаками, служившими на Кордонной линии, и их семьями, лишившимися своих кормильцев. Но это делали и другие начальники казаков, а самая помощь все-таки была случайной и малозначительной сравнительно с теми потерями, которые несло население от поголовного привлечения на Линию и от напряженной военной службы, благодаря которой в огромном количестве гибли казаки и лошади. Несомненно, что этим генералом руководили, кроме слепой служебной ревности, военное тщеславие и жажда к наградам. Император Николай, судья строгий и беспристрастный, по поводу действий генерала Власова писал 29 июля 1829 года в рескрипте на имя Ермолова: «Ясно видно, что не только лишь одно презрительное желание приобрести для себя и подчиненных знаки военных отличий легкими трудами при разорении жилищ несчастных жертв, но непростительное тщеславие и постыднейшие виды корысти служили им основанием». Справедливость требует прибавить, что Власов действовал таким образом из угождения Ермолову, который был рьяным приверженцем опустошительной войны с горцами и щедро награждал исполнителей его карательных планов.

Раздраженные и доведенные до отчаяния карательными экспедициями Власова черкесы продолжали волноваться и искать защиты у Турции. В августе армяне-лазутчики, прожившие 7 дней в Анапе, привезли сведения о кознях, готовившихся для Черноморского войска в Анапе. Анапский комендант Абдул-паша вызвал в крепость до 400 представителей от различных черкесских племен для выяснения их отношений к русским. Черкесы эти расположились лагерем около Анапы и ежедневно собирались на совещания. Они просили анапского пашу довести до сведения султана турецкого, что в течение 25 лет по Кубани и Тереку у черкесских племен было убито русскими 25 225 душ черкесов, захвачено 50 000 лошадей, 60 000 рогатого скота и 100 000 овец. Представители черкесов предложили паше послать к Падишаху 11 депутатов, которые выяснили бы чрезмерность убытков, причиненных русскими горцам, и ходатайствовали бы перед султаном о покрытии хотя бы части этих убытков. Депутаты были избраны и немедленно отправлены в Турцию.

Скоро потом анапский паша снабдил натухайцев порохом и свинцом, что видели армяне-лазутчики. Почти одновременно он отправил к абазинцам порох, ядра для пушек и 4 канониров из Анапы. Сами абазинцы наняли также двух турок, умевших обращаться с орудием и опытных в стрельбе из них. Из Турции прибыли 8 судов с товарами и провиантом для 1000 человек войска, которому предстояло высадиться в Анапе.

Между тем посланные горцами депутаты не были приняты султаном. Султан отослал их в Трапезунд к Хаджи-Гасану-паше, назначенному комендантом в Анапу. Гасан разобрал жалобу депутатов и нашел, что они не правы, так как сами начали войну с русскими. В особом обращении к закубанским народам он советовал черкесам «жить смирно и воровства в России не делать», обещая, что при этом условии и Россия не станет разорять черкесов.

Мысль о мирных взаимоотношениях не чужда была и некоторым черкесам. В конце 1825 года представители известной у натухайцев фамилии Супако ездили к абазинцам и убеждали их прекратить войну с русскими, рисуя преимущества мирных торговых отношений с русскими и невыгоды военных действий.

В разного рода переговорах и заботах о мирных отношениях прошел и 1826 год. Приготовления к набегам черкесов на Черноморию были приостановлены сторонниками мира. Находившиеся с 23 января по 11 февраля этого года в Черкессии русские комиссары Таупи и Люлье сообщили следующие факты.

Черкесский князь Калабат-оглу-Смаил-Гирей, узнавши о сборище шапсугов, намеревавшихся идти на Черноморию, явился 18 января на это сообрание с младшим сыном Индар-оглу, родственниками и друзьями. Изобразивши в ярких красках опасность и риск готовившегося предприятия, Калабат частью доводами, а частью угрозами заставил шапсугов отказаться от набега на казачьи поселения.

Другой князь, Абат Убых, не успевший сделать того же в аналогичном случае, отправился в Анапу и просил анапского пашу понудить шапсугов отказаться от набега на Черноморию. И паша послал с таким поручением к шапсугам чиновника.

Третий князь, Навруз-оглу-Девлет-Мурза, получивши известие, что часть натухайцев подговорена шапсугами к совместному с ними нападению на казачьи поселения, собрал значительное количество друзей и отправился с ними к сборищу шапсугов и натухайцев. Здесь, в собрании горцев, силой своего красноречия он так подействовал на воинственных черкесов, что одни из них немедленно оставили военный стан и отправились по домам, а другие остались и дали торжественную клятву не нарушать мира с русскими. Сам Навруз тоже присягнул в том, что он всегда будет отклонять горцев от набегов и извещать русских о враждебных намерениях шапсугов, хотя бы это и стоило ему жизни.

С другой стороны, в том же направлении действовал новый комендант Анапы Гаджи-Гасан-паша. Турецкие муллы и чиновники ездили по его приказанию по аулам черкесов и передавали его распоряжения о строжайшем соблюдении мира с русскими. Чиновникам приказано также было приводить население к присяге и брать аманатов и подати хлебом и баранами на содержание анапского гарнизона. Но шапсуги и натухайцы не пустили чиновников на свои земли, и когда последние хотели силой привести к присяге черкесов, то они схватили их, двух убили, а остальных отослали в Анапу. Гаджи-Гасан-паша, с присущей ему тактичностью, повел переговоры со строптивыми горцами. По его приглашению 26 августа огромная толпа черкесов явилась в Анапу для окончательных переговоров. Здесь, в числе условий, черкесам предложено было, кроме присяги, строго соблюдать мусульманскую веру и судиться по военным законам, отказавшись от обычных форм третейского суда. На это шапсугские и натухайские старшины ответили, что черкесы охотно будут слушаться советов и приказаний паши, но останутся свободным и независимым народом и будут свободно, по совести, а не по принуждению исповедовать ислам. О присяге же и соблюдении турецких законов они посоветуются на местах. После взаимных споров и пререканий шапсуги и натухайцы отказались от присяги турецкому султану и категорически заявили, что они будут защищать свою свободу с оружием в руках до последней капли крови и скорее покорятся России, чем станут подданными Турции на предложенных им условиях.

Так неудачно закончившееся совещание горцев с турецкими властями взволновало и другие черкесские племена. Всюду горцы стали отказываться от повиновения туркам, а простой народ роптал на дворян, присягнувших Турции из-за своих личных выгод, а не в интересах отечества.

Мирному течению жизни в 1826 году у казаков на Черномории и у черкесов за Кубанью способствовало то обстоятельство, что не знавший удержу в военных действиях начальник Черноморской кордонной линии генерал-майор Власов был заменен более миролюбивым генералом Сысоевым. Последний письменно спрашивал Гассан-пашу, какое действие на горцев оказало его распоряжение о необходимости сохранения ими мира с русскими, и получил ответ, что одни шапсуги не слушались его и готовились к набегу на Черноморию.

Мирно, без столкновений казаков с черкесами прошел и 1827 год. Казаки при осторожном начальнике Кордонной линии, каким был генерал Сысоев, отдохнули немного от военных тревог; горцы поглощены были внутренними делами и циркулировавшими между ними слухами. Из Пшады 27 сентября комиссар Тауш сообщал Сысоеву, что еще в начале 1825 года между черкесами обращалось сказание о том, что будто бы по Корану настало уже время появления пророка, именуемого Исмаил Гарис. Пророк этот должен отвоевать у русских все отнятые ими у Оттоманской империи провинции. Черкесы верили этим слухам и хотя не ладили с турками, но и к русским относились враждебно. Тот же Тауш, извещая 20 октября Сысоева о ходе присяги черкесов Турции, сообщал, что ночью 16 октября черкесы разбили в Суджук-кале соляной магазин, принадлежавший анатолиевскому турку, и забрали из него соль. Гаджи-Гасан-паша сделал ошибку, запретивши продавать соль черкесам, не присягнувшим Турции. Так как не присягнувших было подавляющее большинство, то они и показали свою силу.

В 1827 году Высочайшим указом 30 сентября на место умершего войскового атамана Матвеева был назначен полковник Безкровный. В декабре по собственному желанию оставил место начальник Черноморской кордонной линии генерал Сысоев и Кордонная линия подчинена была Безкровному. Произошло слияние в одном лице двух очень важных для войска обязанностей, слияние в высшей степени желательное для казаков.

Настал страдный для черноморцев 1828 год. Апреля 3-го была объявлена война Россией Турции. В Черномории были поставлены на военную ногу все наличные силы — льготные и даже «престарелые и дряхлые» казаки. Два конных и два пеших полка с артиллерийской ротой поступили в отряд, находившийся при Фанагорийской крепости; два конных и два пеших полка с частью артиллерии, под командой Безкровного, направлены были к Анапе, где и пробыли с 3 мая по 12 июня, день взятия Анапы русскими войсками. Остальные полки в усиленном составе были расположены по Кордонной линии. Сначала один пеший, а затем два конных полка отправлены были в Дунайскую армию. В мае приказано было собрать 1500 престарелых казаков для борьбы с горцами. На Кавказскую линию, в Усть-Лабу были откомандированы 400 пластунов, 3-й конный полк при одном орудии. В сентябре приказано было сформировать 5-й и 6-й конные полки и отправить их на крымскую сторону. Словом, все силы Черноморского войска были напряжены до крайней степени. Дома остались лишь женщины и дети: на войну угнали даже стариков и малолетков.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.