§ 1.2.3. Формирование оперативного плана весенне-летней кампании 1943 года на Востоке – замысел операции «Цитадель», его обсуждение и окончательное утверждение
§ 1.2.3. Формирование оперативного плана весенне-летней кампании 1943 года на Востоке – замысел операции «Цитадель», его обсуждение и окончательное утверждение
Когда Гитлер принял решение нанести упреждающий удар, перед германским командованием возникли вопросы по поводу того, где, как и когда организовать такое наступление.
Генерал Буссе отмечает[309], что для этого важнее всего было определить следующее: 1) где с наибольшим эффектом можно нанести удар по местам приготовления советского наступления; 2) где можно найти район/объект, который бы соответствовал ограниченным силам, которыми располагал Вермахт для наступления на Восточном фронте; 3) когда выгоднее всего начать наступление. По информации Буссе, к началу мая германскому командованию стали ясны места расположения стратегических резервов противника и возможные направления его главных ударов: 1) три группировки против правого фланга и центра группы армий «Юг»; 2) одна основная группировка (пять или шесть армий), в составе которой находились многочисленные танковые соединения, располагалась перед северным флангом группы армий «Юг» и южным флангом группы армий «Центр»; 3) одна мощная группировка перед восточным и северным участками Орловского выступа; 4) одна группировка перед центральным участком группы армий «Север»; 5) одна группа стратегического резерва советской Ставки Верховного Главнокомандования в районе Москвы. Отдел иностранных армий востока Генерального штаба сухопутных войск (немецкая военная разведка), оценивая силы Красной Армии в каждом из этих районов, пришел к выводу, что главный удар противника следует ожидать в полосе группы армий «Юг». Вероятно, цель удара состояла в том, чтобы прорваться между группами армий «Центр» и «Юг» и окружить группы армий «Юг» и «А», прижав их к побережью Черного моря и Азовского моря. Кроме того, ожидалось, что одновременно враг нанесет удар по орловскому плацдарму группы армий «Центр». Цель этой вспомогательной операции заключалась, по-видимому, в том, чтобы отрезать германские войска в районе Орла, а затем окончательно прорвать фронт. По сравнению с этим любые другие операции, которые можно было ожидать из оставшихся районов сосредоточения, имели гораздо меньшее значение. Приведенная выше оценка расположения сил Красной Армии позволяла уверенно предполагать, что главный удар противника будет нанесен в районе Харькова и к северу от него. Поэтому именно здесь было возможно с наибольшим эффектом помешать приготовлениям советских войск к их наступлению. Кроме того, выступ фронта, образовавшийся в этом же районе у Курска, соответствовал по своим размерам количеству сил, имевшихся в распоряжении германского командования для организации наступления. С уничтожением этого выступа цель наступления была бы достигнута при одновременном сохранении численности германских войск на данном участке за счет сокращения протяженности линии фронта.
Таким образом, если конкретизировать, ликвидация «Курского балкона», во-первых, позволяла германскому командованию сократить протяженность Восточного фронта (приблизительно на 270 км[310]) и высвободить резервы. Во-вторых, по транспортным условиям здесь стало возможно с наименьшими трудностями осуществить сосредоточение сил и средств, достаточных для ограниченного наступления, а также привлекала в целом танкодоступная местность, не препятствующая продвижению танковых и мотомеханизированных частей. В-третьих, наступление решили предпринять против наиболее сильного сектора вражеской обороны, где, по данным разведки, концентрировалось максимальное количество войск и стратегических резервов советского командования, поэтому успех здесь сразу разрешал задачу максимального ослабления противника. В-четвертых, период времени года (поздняя весна – лето) особо благоприятствовал наступательным действиям немецкой армии, подвижность и маневренность которой в сильной степени зависели от колесного автотранспорта.
Генерал Цейтцлер отметил, что наступление на Курск наименее рискованно, не потребует предварительных уступок территории и не вызовет необходимости задействовать большие резервы[311]. Вместе с тем, чтобы отвечать этим требованиям, вначале операция задумывалась как быстрый упреждающий удар по ослабленному в предыдущих боях противнику.
По некоторым данным[312], замысел нанести упреждающий удар по советским армиям, занимающим Курский выступ Восточного фронта, принадлежал Манштейну и был доведен им до германского Главного командования в феврале 1943 года, во время проведения подготовленного Манштейном контрудара группы армий «Юг». Первые приказы о подготовке к наступлению на смежных флангах групп армий «Центр» и «Юг» поступили в штабы этих групп армий в начале марта (в частности, в штаб группы армий «Центр» – 7 марта[313]). Германское командование торопилось использовать результаты контрудара группы армий «Юг» против советских войск Воронежского и Юго-Западного фронтов. Поэтому общую подготовку к наступлению на противника в районе Курска – перед фронтом 2-й армии группы «Центр» – было предписано начать оперативным приказом № 5 от 13 марта 1943 года, тогда, когда еще шли бои за Харьков, взятый 14 числа.
В директиве о ведении боевых действий в ближайшие месяцы, утвержденной приказом Ставки Вермахта № 5, было указано, что летом следует ожидать нового крупного наступления русских, поэтому задача состоит в том, чтобы на одном из участков фронта упредить действия противника и навязать здесь свою волю, а на других – создать прочную оборону и ослабить противостоящие вражеские войска[314]. В качестве первоочередных мероприятий приказ предусматривал повышение боеготовности войск, предназначенных для наступления (пополнение личным составом и техникой, предоставление отдыха, повышение уровня боевой подготовки), а также максимальное укрепление тех участков фронта, где предполагаются только оборонительные действия (усиление частей тяжелым оборонительным оружием, совершенствование позиций в инженерном отношении, установка минных заграждений, оборудование тыловых опорных позиций, создание подвижных резервов, включая артиллерийские группы). Командующим группами армий было указано к 25 марта сообщить в Ставку о своих планах. Вместе с тем основная часть оперативного приказа № 5 была посвящена совершенствованию обороны по всему Восточному фронту, причем Ставка Вермахта направила командованию групп армий карты с указанием рубежей, предназначенных для оборудования тыловых опорных позиций.
По свидетельству генерала Георга Гребена (Georg-Peter Groeben)[315], который до конца июля 1943 года был начальником оперативного отдела штаба 2-й полевой армии группы армий «Центр», а затем занял такую же должность в штабе этой группы армий (в то время еще в звании полковника), Генеральный штаб сухопутных войск первоначально планировал разбить советские войска в районе к западу от Курска фронтальным наступлением 2-й армии, к которой с юга должна была присоединиться 4-я танковая армия группы «Юг».
Начальник штаба 4-й танковой армии группы армий «Юг» генерал Фридрих Фангор (Friedrich Fangohr) указывает[316], что, по его сведениям, командование группы армий первоначально планировало начать наступательную операцию 27 марта 1943 года. Однако из-за двух решающих факторов от этого плана пришлось отказаться. Для формирования ударной группировки на южном крыле группы «Центр» приказ № 5 требовал высвободить дополнительные силы за счет отвода войск 4-й и 9-й армий группы «Центр» из района Вязьмы на сокращенную линию фронта (позиция «Буйвол», нем. «Bufel»). Однако недостаток в средствах для железнодорожных перевозок, обострявшийся атаками партизан, привел к невозможности осуществить стратегическое сосредоточение сил, выделенных для такого полномасштабного наступления, в отпущенное время. Кроме того, сезон распутицы начался в 1943 году в конце февраля, раньше, чем это ожидалось, поэтому мобильные боевые действия стали невозможными.
В докладе командующего группой армий «Центр» фельдмаршала Ганса-Гюнтера Клюге (Hans-Guenther Kluge) от 24 марта, определяющем состав сил, предназначенных для участия в наступлении, было отмечено, что пополнение личным составом, техникой и проведение боевой подготовки ударных соединений в соответствии с приказом № 5 будет окончено только к 20 апреля, а их сосредоточение под управлением штаба 9-й армии, который с 25 марта отвечает за подготовку операции, предположительно завершится к 1 мая[317].
Доклад Клюге соответствовал предложениям командующего 9-й армией генерала Вальтера Моделя (Walter Model), которые были представлены к 9 апреля в виде проекта и заключались в проведении глубокого охватывающего маневра с целью разгрома всех сил противника, сосредотачиваемых им для обороны «Курского балкона»[318]. К тому времени Модель заслужил высокую военную репутацию умелой организацией оборонительных боев 9-й армии группы «Центр» в районе Ржева – Вязьмы, а затем мастерски провел отступление оттуда в ходе уже упоминавшейся операции «Бег буйвола», позволившей перебросить 10 дивизий 9-й армии из района Смоленск, Ельня, Ярцево в район южнее и восточнее Брянска для последующего удара на Курск. Однако, как отмечает Манштейн, Моделю пока не удавалось добиться крупных побед в качестве военачальника, проводящего наступательные операции (в действительности в апреле – мае 1942 года Модель организовал успешную наступательную операцию под кодовым наименованием «Зейдлиц», проведенную со 2 по 13 июля силами четырех танковых и пяти пехотных дивизий 9-й армии, которые концентрическим наступлением в районе юго-западнее Ржева нанесли серьезное поражение 39-й армии Калининского фронта: по немецким данным, в результате операции было взято в плен до 30 тыс. солдат и офицеров противника, захвачено или уничтожено 218 танков, 591 орудие, свыше 1 300 минометов и пулеметов, хотя сам Модель этим наступлением уже не руководил, поскольку в мае 1942 года был тяжело ранен и отправлен на лечение в Германию)[319].
Фамилия Модель (нем. Model) означает «образец» или «образцовый», что точно характеризует внутреннюю психологическую мотивацию Вальтера Моделя. Сын учителя музыки, он стремился доказать свое превосходство над сослуживцами, происходившими из потомственных военных семей, и в результате приучился оказывать грубое давление на людей, не принимая в расчет ничего, кроме необходимости достижения поставленных перед собой целей. Годы службы в германской армии сделали Моделя типичным военным, чуждым увлеченности абстрактными идеями, поэтому он без колебаний жертвовал чужими жизнями и интересами, но делал это прагматично и, главное, добивался реальных результатов.
По мнению С. Ньютона (Steven Newton)[320], Модель являлся типичным профессиональным военным, главной целью жизни которого является достижение военной славы, получение наград и успешная служебная карьера в армии. Соответственно, стиль военного руководства Моделя отличался безжалостностью и полным пренебрежением к формальным правилам. Кроме этого, Модель придерживался крайне узкого и прагматичного взгляда на организацию боевых действий, цинично пренебрегая общими интересами в личных целях и стремясь любыми средствами обеспечить благоприятное развитие ситуации лишь там, где он сам отвечал за результат. Так, зимой 1944 года Модель изъял из группы армий «Север» в три раза больше соединений, чем это было допустимо обстановкой, чтобы передать их в группу «Юг», куда его назначали командующим. Весной 1944 года Модель добился от Главного командования ошибочного решения передать под его управление в группу армий «Северная Украина» две танковые дивизии 56-го танкового корпуса из состава группы «Центр». Он убедил Гитлера, что главной целью летнего наступления русских будет его группа армий. В результате группа «Центр» оказалась лишена танкового оперативного резерва непосредственно перед мощнейшим ударом противника. Однако затем, когда самого Моделя перевели на центральный участок фронта, он забрал эти дивизии обратно, как раз накануне советского наступления теперь уже на львовском и рава-русском направлениях. Эти факты убедительно доказали нежелание и неспособность Моделя видеть весь Восточный фронт в целом, так как его интересовали только ресурсы подчиненного ему участка фронта, что бы ни происходило в других местах.
Неоспоримые военные успехи привели Моделя к вершине военной карьеры – в 1944 году он некоторое время фактически единолично командовал основной и наиболее боеспособной частью войск Восточного фронта, совмещая руководство группами армий «Центр» и «Северная Украина». Однако его полководческих дарований все равно оказалось недостаточно для того, чтобы не только остановить, но даже задержать на долгое время наступление Красной Армии на запад.
По оценке генерала Гудериана[321], Модель являлся храбрым и неутомимым военачальником, который умел применять свои способности в бою и пользовался доверием солдат, но при этом оставался нехорош для ленивых и неспособных подчиненных, потому что он решительно добивался своего.
По мнению генерала Хассо Мантейфеля[322], Модель был очень хорошим тактиком, причем лучше показывал себя в обороне, чем в наступлении. Он очень хорошо понимал возможности войск, но его манеры были грубыми, а методы руководства неприемлемыми для стиля работы органов управления германской армии, хотя и то, и другое нравилось Гитлеру.
По свидетельству Фридриха Меллентина[323], Вальтер Модель был живой, вспыльчивый, невысокого роста генерал, смелый, знающий и трудолюбивый, типичный представитель Германского Генерального штаба, никогда не расстававшийся со своим моноклем, который обладал большой энергией, но оказался несколько непоследователен в своих методах, причем, будучи склонен к мелочной опеке, лично указывал командирам корпусов точное расположение их частей.
Болезненную привязанность Моделя к моноклю отметил не только Меллентин, но и другие знакомые с ним офицеры. С точки зрения психологии, пристрастие к использованию монокля, лорнета, стека, трости и других подобных предметов, не оправданное объективными причинами или состоянием здоровья, означает внутреннюю неуверенность человека и его стремление обеспечить жесткий самоконтроль. По-видимому, внешне грубый и самоуверенный Модель внутренне был довольно робок и хотел скрыть это, постоянно контролируя свои эмоции и поведение на физическом уровне с помощью монокля. Согласно свидетельствам некоторых военных, служивших под командованием Моделя[324], он всегда чего-то боялся, так как постоянно требовал подробных докладов о положении, количестве здоровых и раненых солдат, участвующих в бою частях и так далее.
Согласно предложениям Моделя, Оперативный отдел штаба группы армий «Центр» к 12 апреля подготовил проект плана наступательной операции под кодовым названием «Цитадель» (нем. «Zitadelle»), представленный Гитлеру и Цейтцлеру[325] (см. на рисунках). По мнению маршала Баграмяна[326], смысл названия состоял в том, что германское военное руководство собиралось упорно оборонять восточную и западную Европу – две крайние части «Крепости-Европа» – и при этом решительными вылазками из ее центра – Германии, то есть цитадели этой крепости, – истощать силы противника. В то же время, по информации немецкого военного историка В. Герлица (Walter G?rlitz)[327], название операции означало, что она представляет наступление на укрепленный оплот сопротивления русских. Последнее, по-видимому, ближе к истине.
В проекте фигурировали следующие основные положения[328]: 1) противник временно перешел к обороне и укрепляет свои позиции перед фронтом 2-й и 2-й танковой армий, намереваясь приложить все усилия, чтобы удержать плацдарм западнее линии Белгород – Курск – Тросна, завоеванный им в ходе зимнего наступления; 2) для уничтожения противника на этом плацдарме предлагается наступление 9-й армии на юг с целью захвата Курска и окружения противника во взаимодействии с войсками группы армий «Юг»; 3) 9-я армия наступает тремя ударными группировками с фронта Тросна – Малоархангельск в направлении на Щигры, Курск и Фатеж, продвигаясь главными силами до возвышенностей севернее и восточнее Курска, тогда как западная и восточная группы обеспечивают фланги и образуют внешний и внутренний фронт окружения; 4) сосредоточение ударных соединений 9-й армии проходит в период с 24 апреля по 4 мая, они приводятся в боеготовность к 10 мая, материальная подготовка операцию завершается к 15 числу этого месяца – желательный срок начала наступления; 5) ввести противника в заблуждение относительно времени и направления главного удара можно лишь посредством тактической внезапности; 6) противник будет опираться на заранее подготовленную позиционную оборону и проводить контрудары с западного и восточного направлений; 7) расчет времени наступления – два дня на прорыв главной полосы обороны противника и четыре дня для выхода к Курску; 8) непременным условием выполнения предстоящих задач является пополнение личного состава, вооружения и техники, в особенности поступление новых танков и самоходных орудий, а также подкрепление авиации дополнительными летными частями пикирующих бомбардировщиков и истребителей.
В свою очередь, командование группы армий «Юг» в начале апреля сняло с фронта управление 4-й танковой армии и вывело его в тыл, в район Днепропетровска, поставив задачу провести пополнение и подготовку ударных соединений, выделяемых для операции[329]. Командующий группы армий «Юг» фельдмаршал Манштейн рассчитывал, что 4-я танковая армия и вновь сформированная оперативная группа «Кемпф», предназначенная для обеспечения наступления ударной группировки с востока, будут фактически готовы к активным боевым действиям в середине мая[330]. Этот срок и был предложен командованием группы для начала операции.
Указанные соображения и расчеты фактически предопределили всю дальнейшую организацию германского наступления на Курск.
Генеральный штаб сухопутных войск доработал проект группы армий «Центр» с учетом предложений группы армий «Юг», и 15 апреля, через две-три недели после стабилизации линии фронта (пока оперативная пауза еще была объективно обусловлена распутицей), Гитлер подписал приказ № 6, которым санкционировал наступление по плану «Цитадель» и определил войскам ближайший срок готовности – 3 мая 1943 года.
В оперативном приказе № 6, содержащем общие положения плана операции «Цитадель», было указано, что наступление должно дать германской армии инициативу на Восточном фронте на весну и лето текущего года; для этого требовалось добиться цели наступления – окружения и уничтожения противника в районе Курска путем использования внезапности и максимального массирования ударных сил на узком участке, чтобы, используя местное подавляющее превосходство во всех средствах наступления, пробить оборону противника одним ударом и, перебросив силы из глубины для прикрытия флангов ударных группировок, обеспечить продвижение в максимально быстром темпе, лишив противника возможности избежать окружения и вовремя подтянуть мощные резервы с других участков фронта[331]. В приказе устанавливались начальные и конечные рубежи наступления (в итоге планировалось выйти на линию река Короча – Скородное – Тим – восточнее Щигры – река Сосна). В качестве даты начала сосредоточения ударных группировок было определено 28 апреля, а непосредственно операция должна была проводиться на шестой день после этого, самое раннее – 3 мая. Для успеха наступления, по изложенному в приказе мнению германского командования, решающее значение имеет то, чтобы противнику не удалось наступательными действиями на других участках фронта заставить отсрочить наступление по плану «Цитадель» или же преждевременно отвести участвующие в нем соединения. Для этого следует предпринять активные подготовительные мероприятия по обороне на всех угрожаемых направлениях. Кроме этого, Гитлер объявил, что в случае планомерного развития операции он оставляет за собой право незамедлительно начать наступление на юго-восток по плану «Пантера» с целью окружения войск советского Юго-Западного фронта.
Приказ № 6 содержал лишь общие положения плана операции, отражающие намерения и требования германского Главного командования, поэтому оперативно-стратегическое командование групп армий (далее – оперативное командование) должно было к 24 апреля доложить о мероприятиях по подготовке наступления, указывая группировку войск, распределение частей резерва главного командования и планы взаимодействия с военно-воздушными силами. Однако, хотя усиление ударных группировок Вермахта на северном и южном фасах Курского выступа стало производиться уже с марта 1943 года, но срок начала наступления, указанный в приказе № 6, оказался нарушен из-за сомнений немецкого оперативного командования в реализуемости плана операции. Оперативное командование групп армий не предоставило Главному командованию детальные планы операции. В связи с этим 3 – 4 мая 1943 года в Мюнхене было проведено специальное совещание, где кроме Гитлера присутствовали также представители верховного командования и Генерального штаба вооруженных сил, начальник Генерального штаба сухопутных войск со своими ответственными работниками, министр вооружений Шпеер, командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Клюге, командующий группой армий «Юг» фельдмаршал Манштейн, командующий 9-й армией группы «Центр» генерал Модель, главный инспектор бронетанковых войск генерал Гудериан и начальник Генерального штаба военно-воздушных сил генерал Йешоннек.
На совещании генерал Модель представил сведения о мерах противника по укреплению противотанковой обороны и завил, что в сложившихся условиях для преодоления главной оборонительной полосы неприятеля необходимо около недели[332] (в проекте плана на выполнение данной задачи отводилось два дня. – П. Б.).
По свидетельству Манштейна[333], поскольку такое увеличение времени операции позволяло русским заблаговременно перегруппировать свои войска и избежать окружения, Гитлер признал необходимым усилить танковые части прорыва новыми тяжелыми и сверхтяжелыми машинами, а также приблизительно удвоить общее число задействованных в операции танков и САУ. Это требовало отсрочки наступления до 10 июня, поэтому Манштейн и Клюге якобы высказались против, причем Клюге утверждал, что глубина советской обороны не может достигать 20 км, как это было видно на представленных Моделем данных аэрофотосъемки. Очень важно, что данные Генерального штаба Красной Армии свидетельствуют в пользу мнения фельдмаршала Клюге – подготовка оборонительных рубежей на Курском выступе велась нарастающими темпами в мае и июне, так что на эти месяцы пришлась наибольшая доля оборонительных работ: по траншеям и ходам сообщения она достигала 82%, по деревоземляным огневым точкам – 70%, по установке мин – 90% общего объема (в частности, в апреле в полосе обороны Воронежского фронта было установлено всего 10 643 противотанковые мины и построено 104 км противотанковых препятствий, а к июлю общее количество установленных мин достигало уже свыше 600 000, а протяженность препятствий – до 500 км)[334]. К 10 мая в полосе Воронежского и Центрального фронтов был полностью подготовлен только первый оборонительный рубеж глубиной около 5 – 6 км, тогда как работы над вторым рубежом, который строился в основном силами местного населения, были еще далеки от завершения.
Таким образом, информация советского Генерального штаба подтверждает предположение американского военного историка С. Ньютона[335], что Модель постепенно пришел к отрицательной оценке вероятности добиться успеха в наступлении на Курск, поэтому стремился избежать его и умышленно преувеличивал оборонительные возможности советской стороны в расчете на отказ Главного командования от проведения операции. Впрочем, так же вероятно, что Модель, который никогда ранее не организовывал крупных наступательных операций, просто сомневался в своих возможностях и поэтому намеренно преувеличивал силу советской обороны, чтобы, во-первых, получить больше войск. Во-вторых, любые удобные предлоги для откладывания операции «Цитадель» служили Моделю средством дождаться наступления Красной Армии, благодаря чему вновь оказаться в привычной ситуации обороняющейся стороны.
Согласно воспоминаниям Манштейна[336], он лично высказался в том смысле, что пополнение немецких войск танками будет намного меньше одновременного поступления танков к противнику, который при этом успеет еще больше укрепить свои позиции. Кроме этого, из-за отсрочки будет упущен момент слабости русских войск, а советское командование, накопив стратегические резервы, может попытаться атаковать на других участках. Также требовалось учитывать катастрофическое положение итальянских и немецких войск в Северной Африке (капитулировали 7 – 13 мая. – П. Б.), что позволяло предположить скорое согласование наступательных действий русских и англо-американских войск. Против отсрочки высказался также и Ганс Йешоннек (Ешоннек, Hans Jeschonnek). Гудериан предложил сосредоточить все силы танков на одном направлении – северном или южном фасе выступа.
Однако, как и на многих совещаниях в присутствии Гитлера, Манштейн высказывал свое мнение с колебаниями[337], что вообще присуще специалистам-аналитикам в области решения сложных задач социального характера, поскольку они прогнозируют различные комбинации событий, имеющие разные доли вероятности и приводящие к прямо противоположным результатам. Как следствие, неоднозначность прогноза вызывает сомнения и неуверенность при необходимости сформулировать ясные и конкретные предложения по достижению определенной цели. Поэтому соображения, высказанные Манштейном, так и не позволили Гитлеру окончательно решить вопрос о целесообразности проведения операции «Цитадель».
По воспоминаниям Гудериана[338], вопрос о летнем наступлении в районе Курского выступа обсуждался на совещаниях в Мюнхене 3 и 4 мая 1943 года по предложению начальника Генерального штаба сухопутных войск Курта Цейтцлера. По плану Генерального штаба задачей этого наступления было ослабить наступательный порыв русской армии, чтобы создать благоприятные предпосылки для дальнейшего ведения войны на Восточном фронте. Успеху должно было сопутствовать широкое применение новых образцов танков «Тигр» и «Пантера». В начале совещания Гитлер представил присутствующим предложения Цейтцлера и возражения Моделя, доказывающего намерение противника противопоставить немецкому наступлению повышенную концентрацию противотанковых средств в обороне и подвижных танковых и механизированных соединений в резерве. Из этого Модель делал вывод, что от наступления лучше отказаться. По мнению Гудериана, Гитлер находился под впечатлением аргументов Моделя и не решался одобрить план Цейтцлера, поэтому сначала обратился с вопросом к Манштейну, однако ясного ответа не получил, поскольку фельдмаршал сказал, что наступление имело бы успех в апреле, а теперь он сомневается: «Манштейну не повезло, как часто бывало и во время его разговоров с глазу на глаз с Гитлером». Фельдмаршал Клюге, отвечая на аналогичный вопрос, высказался за проведение наступления. Далее Гудериан утверждает, что выступил категорически против наступления, поскольку оно должно было привести к невосполнимым потерям в танках, накопление которых теперь, в преддверии высадки в Европе десанта западных союзников СССР, особенно необходимо. Кроме того, новые танки «Пантера» имеют много конструктивных недостатков, причем их не удастся устранить до начала наступления. Эту точку зрения поддержал только Альберт Шпеер (Albert Speer), также выступивший против наступления. В конце совещания Гитлер сказал, что в случае, если наступление закончится отходом на исходные позиции, это будет означать поражение.
Как видно, в своих воспоминаниях Гудериан несколько противоречит Манштейну, поскольку если он твердо выступал против наступления, не следовало предлагать проведение одностороннего охвата и концентрацию танковых сил на единственном направлении главного удара.
Вероятнее, все участники совещания так или иначе высказывались неопределенно, поскольку других обоснованных и реально осуществимых планов по поводу действий на Восточном фронте ни у кого не было, а пассивное ожидание означало передачу инициативы противнику с непредсказуемыми последствиями. Вместе с тем, как справедливо отмечают американские военные историки Д. Гланц и Дж. Хауз (David M. Glantz, Jonathan M. House)[339], в тот момент германские военачальники в основном разделяли невысказанное мнение, что их войска всегда будут в состоянии преодолеть вражеские оборонительные позиции, как бы тщательно ни была подготовлена оборона.
С другой стороны, наряду со стратегическими и оперативными соображениями требовалось учитывать еще и политические, и военно-экономические, и психологические факторы – германское руководство должно было принять меры для нейтрализации негативного морального воздействия, причиненного поражением под Сталинградом.
Теодор Буссе отмечает[340], что в это время политическая обстановка впервые с начала войны серьезно изменилась к худшему. Нарастающее превосходство западных союзников стало очевидно во время мощнейших бомбардировок Берлина. Силы Оси потеряли Тунис, и влияние этого поражения на Италию и на позицию Бенито Myccолини (Benito Amilcare Andrea Mussolini) еще нельзя было увидеть отчетливо, однако оно должно было привести к негативным последствиям. Во время зимних сражений 1942 – 1943 годов Румыния потеряла две полевые армии, и были достигнуты пределы военных расходов этой страны. Таким образом, основные европейские союзники Германии стали ненадежными. В связи с необходимостью изменить ситуацию к лучшему Германии требовалась ощутимая победа, и это означало, что политическая обстановка обязательно будет оказывать влияние на решения командующих при ведении операций на Восточном фронте.
Генерал Сергей Штеменко, один из руководящих работников Генерального штаба Красной армии, сообщает[341], что советское командование учитывало в своих планах, что после разгрома под Сталинградом престиж Германии среди ее союзников чрезвычайно упал, поэтому ей необходима какая-то военная победа с целью укрепления существующего военно-политического блока европейских государств. Однако для достижения такой победы германское командование должно было отказаться от преднамеренной обороны, согласиться на жертвы и пойти на риск, двинув армию в наступление, даже если это было невыгодно по стратегическим и оперативным соображениям. В связи с этим возникла исключительная ситуация, когда германские войска в силу общего хода событий не могли не наступать и добровольно шли к надвигавшейся катастрофе.
По мнению генерала Джона Фуллера[342], для того, чтобы склонить русских к заключению сепаратного мира, Гитлеру требовалось демонстрировать силу Германии и тщательно скрывать все следы ее ослабления.
Как видно, с точки зрения политической обстановки, немецкая сторона не могла отказаться от наступления, которое являлось важнейшей политической акцией, демонстрировавшей силу Германии ее начавшим колебаться европейским союзникам – Италии, Венгрии, Румынии, Финляндии. Соответственно, начальник Генерального штаба вооруженных сил фельдмаршал Вилгельм Кейтель на совещании 3 мая заявил, что наступать необходимо из политических соображений[343].
С военно-экономической стороны, круглосуточные бомбардировки англо-американской авиации, проводившиеся со все большей интенсивностью с января 1943 года, постепенно парализовали систему транспортного сообщения по территории Германии. Поскольку немецкая противовоздушная оборона не имела средств адекватного противодействия бомбардировкам, то в течение 1943 года следовало ожидать существенного ограничения транспортных возможностей переброски войск и доставки в действующую армию боевой техники и предметов снабжения. Об этом на совещании говорили Йешоннек и Шпеер.
Выслушав все изложенные мнения, Гитлер не смог принять окончательного решения и распустил совещание, однако 11 мая направил в войска приказ об отсрочке проведения операции до 11 июня. Дальнейшие отсрочки вплоть до июля якобы были связаны с опозданием прибытия новой боевой техники[344].
В период ожидания внутри военного руководства Германии продолжался обмен мнениями по поводу предстоящей операции и ее целесообразности ввиду изменения обстановки и переноса сроков наступления.
При этом особое значение имели не только оперативные и стратегические соображения, но также и вопросы соперничества между главными командными инстанциями сухопутных войск Германии – Генеральными штабами вооруженных сил и сухопутных войск, боровшимися прежде всего за распределение войск и боевой техники между подведомственными им театрами военных действий (ТВД). В этой борьбе любая крупная операция позволяла привлечь на фронт ее проведения дополнительные резервы личного состава и техники, которые могли быть там оставлены и после операции, облегчив в дальнейшем решение многих боевых задач. Ведение войны на Восточном фронте контролировал Генеральный штаб сухопутных войск и его начальник генерал Курт Цейтцлер.
Манштейн достаточно откровенно высказывает свое мнение о генерале Цейтцлере, говоря, между прочим, что он не был и не мог быть начальником Генерального штаба в духе Мольтке или Шлиффена, однако здесь же упоминает, что сотрудничество с ним развивалось в атмосфере доверия, поскольку Цейтцлер отстаивал позицию Манштейна перед Гитлером, причем их хорошему взаимопониманию способствовал бывший подчиненный Манштейна генерал Адольф Хойзингер (Adolf Heusinger) – начальник Оперативного управления Генерального штаба сухопутных войск[345].
Генерал Вальтер Варлимонт констатирует[346], что на посту начальника Генерального штаба сухопутных войск Цейтцлер с самого начала не имел другого выбора, кроме как работать ассистентом Гитлера, но вряд ли кто-нибудь мог бы действовать в этой роли достойнее и лучше Цейтцлера. Геббельс отметил 9 мая 1943 года, что Гитлер полностью удовлетворен работой Цейтцлера, который является самым полезным помощником в проведении Восточной кампании. Однако Цейтцлер отказывался предоставлять подробную информацию Генеральному штабу вооруженных сил, который с осени 1942 года отвечал за ведение войны на всех театрах военных действий, кроме Восточного фронта, поскольку видел в руководстве этого штаба – фельдмаршале Кейтеле и генерале Йодле – своих конкурентов в части распределения материальных ресурсов, резервов и вооружения. Поэтому, с одной стороны, Цейтцлер скрывал сведения о планах, дислокации и передвижениях германских войск на Восточном фронте, а с другой – использовал все возможности, чтобы контролировать как можно больше армейских формирований. Разногласия обострялись тем, что соединения, поддерживаемые в боевой готовности для операций, вероятных в будущем на Средиземноморском театре, являлись одновременно ядром наступательных сил операции «Цитадель». Дата ее начала все время откладывалась, поэтому становилось все вероятнее, что она совпадет с предполагаемым началом наступления западных союзников СССР в Средиземноморье.
15 мая Гитлер выступил на совещании с военачальниками, где подчеркнул необходимость высвобождения резервов для противодействия наступлению англо-американских войск в Италии и на Балканах, что создавало угрозу источникам снабжения нефтью в Румынии и Венгрии, а также могло привести к политическому кризису в Италии и к ее переходу на сторону противников Германии[347].
В связи с этим, как отмечает генерал Варлимонт[348], начальник Оперативного отдела Генерального штаба вооруженных сил генерал Альфред Йодль (Alfred Jodl) несколько раз представлял Гитлеру свои возражения против проведения операции «Цитадель», мотивируя это угрозой крупномасштабного наступления англо-американских войск в Средиземноморье, в результате которого могла выйти из войны Италия и возникла бы угроза Балканам – источнику снабжения Германии медью, бокситами и хромом. Йодль категорически возражал против преждевременного ввода в бой главных резервов на востоке; он и устно, и письменно доказывал, что локальный успех – это все, что можно ожидать от операции «Цитадель». Генерал Йодль настолько не верил в успех наступления, что решил заранее подготовить почву для сообщений об отводе войск и указал отделу пропаганды Вермахта представить операцию «Цитадель» в качестве контрудара, предупреждающего предстоящее наступление русских. Официальные сообщения должны были быть составлены таким образом, чтобы у западных союзников СССР сложилось впечатление, что Германия располагает крупными резервами, и в результате они склонились отложить реализацию своих планов в Средиземноморье, особенно на Балканах.
Одновременно с этим Генеральный штаб вооруженных сил планировал операцию по оккупации Швеции под кодовым наименованием «Песец» (нем. «Blaufuchs»). План данной операции предусматривал вторжение в Швецию немецких войск, дислоцированных в Дании, Норвегии и Финляндии, причем по срокам это совпадало с операцией «Цитадель», что являлось хорошим предлогом не передавать на Восточный фронт (в распоряжение Цейтцлера) те части и соединения, которые входили в состав германских воинских контингентов в указанных странах.
Соответственно, 18 июня Оперативный отдел Генерального штаба вооруженных сил представил Гитлеру оценку обстановки, в которой предлагалось отменить операцию «Цитадель» до прояснения стратегической и оперативной ситуации в Средиземноморье и сформировать как на востоке, так и в Германии (в последнем случае из новых частей) мощный оперативный резерв, который будет находиться в распоряжении Верховного командования. Гитлер явно сомневался, однако в это же время ему поступила жалоба от Цейтцлера на Йодля: якобы выступления Йодля есть не что иное, как вмешательство в сферу ответственности сухопутных войск (согласно оценкам разведки ВВС Великобритании[349], генерал Йодль фактически выполнял функции начальника Штаба оперативного руководства германского Главного командования и советника Гитлера по важнейшим вопросам стратегии и оперативного планирования, а его непосредственный начальник фельдмаршал Кейтель выступал в качестве Военного министра).
По некоторой информации[350], после многократных отсрочек Цейтцлер и сам уже не хотел проводить операцию «Цитадель». Однако в усиленных возражениях Йодля он усмотрел стремление Генерального штаба вооруженных сил взять под контроль руководство боевыми действиями на Восточном фронте, поэтому стал еще более настаивать на проведении «своей» операции. Под его влиянием 18 июня Гитлер принял окончательное решение провести операцию «Цитадель» и назначил дату наступления сначала на 3 июля, а затем на 5 июля.
На запрос Цейтцлера о целесообразности операции «Цитадель» командование группы армий «Юг» (командующий фельдмаршал Эрих Манштейн, начальник штаба генерал Теодор Буссе) уклончиво ответило, что это будет трудная операция, которая даже в случае успеха не позволит высвободить силы для других театров военных действий, поэтому она целесообразна при условии отказа от снятия каких-либо войск с Восточного фронта до осени[351]. Такой ответ противоречил первоначально объявленным целям и задачам этого наступления и в косвенной форме указывал на его нежелательность. Командующий группой Манштейн в своих мемуарах констатировал ошибочность высказанного им тогда мнения, что операция должна быть проведена, поскольку дальнейшее выжидание является опасным по причине скорого открытия союзниками второго фронта, а также по причине значительной вероятности успеха наступления.
Командование группы армий «Центр» (командующий фельдмаршал Ганс Клюге, начальник штаба генерал Ганс Кребс (Hans Krebs)), в свою очередь, выступая за проведение операции «Цитадель», должно было быть уверено в успешном отражении силами, не задействованными в операции, возможного контрудара противника против Орловской дуги – исходного района развертывания 9-й армии внутри выступа в линии фронта на северном фасе «Курского балкона» (см. на рисунке).
Фельдмаршал Клюге в своем докладе начальнику Генерального штаба сухопутных войск Вермахта от 18 июня по поводу ведения боевых действий летом 1943 года высказал следующие основные соображения[352]: главное русское наступление будет согласовано с началом десантной операции западных союзников СССР и состоится до зимы в направлении на Харьков, с оперативной целью рассечения группы армий «Юг» и выхода к Днепру; одновременно противник попытается сковать силы группы армий «Центр» наступлением против Орловского выступа; для того, чтобы парировать действия русских на Восточном фронте, наиболее целесообразно упреждающее наступление по плану «Цитадель», предпосылками которого должны быть оперативность, сосредоточение всех имеющихся в наличии танковых и воздушных сил, а также создание людских и материальных резервов для ведения длительного сражения; оборонительные действия на Восточном фронте приведут к распылению сил и все равно закончатся потерей выгодных позиций, поэтому оборону можно рекомендовать только при условии полной бесперспективности наступления. При этом Клюге предложил, что если операция «Цитадель» будет невозможна по причине отсутствия резервов, то группе армий «Юг» лучше встретить русское наступление в обороне, тогда как силами, находящимися в районе Орла (предварительно пополненными за счет передачи соединений из группы «Юг»), следует нанести решительный отвлекающий удар в направлении Курска. Клюге обосновывал это предложение тем, что не верит в возможность русских решить сразу две задачи – провести решительное наступление и к Днепру и на Орловский выступ, однако, вероятнее всего, он просто стремился пополнить свою группу армий за счет группы «Юг».
По свидетельству генерал-инспектора бронетанковых войск Гейнца Гудериана[353], когда он еще раз встретился с Гитлером 10 мая, то якобы убедительно просил фюрера отказаться от проведения операции в районе Курска. При этом Гитлер не смог определено ответить, почему он хочет предпринять это наступление. Затем 15 июня Гудериан снова напомнил Гитлеру о конструктивных недостатках танков «Пантера» и высказал сомнения относительно целесообразности их использования на Восточном фронте в ближайшее время.
Командование 4-й танковой армии группы армий «Юг» (командующий генерал Герман Гот (Готт, Hermann Hoth), начальник штаба генерал Фридрих Фангор) в своей оценке обстановки за две недели до начала наступления по плану операции «Цитадель» – 20 июня 1943 года – все еще считало возможным его успешное проведение[354]. Однако ввиду широкого размаха оборонительных мероприятий русских, а также замеченного появления крупных танковых и механизированных резервов противника генерал Гот предположил, что операция займет более продолжительное время, чем ожидавшиеся четверо суток. Причем главную задачу командование 4-й танковой армии видело не в территориальном выигрыше, а в том, чтобы уничтожить как можно больше наступательных средств противника. Поэтому Гот высказал особое мнение, что для разгрома подходящих советских резервов потребуется привлечение не только оперативной группы «Кемпф», но также и основных сил 4-й танковой армии, которые должны будут развернуться на восток, прекратив наступление в северном направлении. Продолжение операции Гот видел по плану Манштейна – удар в юго-восточном направлении с целью уничтожения советских войск в излучине реки Донец и удалении линии фронта от Харьковского экономического района. Критерием эффективности действий немецких войск для генерала Гота являлось снижение вероятности успешного наступления советской армии осенью и зимой в районе Харькова и Донецкого бассейна, поэтому активную фазу боевых действий он рекомендовал завершить до осенней распутицы и своевременно «зарыться» в землю на новых, более выгодных рубежах обороны.
Начальник штаба 48-го танкового корпуса 4-й танковой армии генерал Фридрих Меллентин, суммируя тогдашнее мнение многих фронтовых командиров, в своих воспоминаниях отмечает[355], что даже если бы немецким войскам удалось окружить русские соединения в районе Курска, то после понесенных потерь вряд ли возможно было их уничтожить. В целом, по утверждению Меллентина, после отсрочек начала операции в апреле и мае, в июне немецкие войска должны были атаковать практически крепостной район, что лишало их всех преимуществ маневренного ведения боевых действий. В июне Манштейн якобы решительно настаивал на отказе от наступления.
Интересно, что это мнение совпадает с оценками командующего Центральным фронтом генерала Константина Рокоссовского (маршал СССР с июля 1944 года). Так, Рокоссовский указывает[356], что во избежание отступательных настроений эвакуация гражданских лиц из тыловых районов Центрального и Воронежского фронтов была запрещена, все материальные запасы для войск, а также командные пункты и штабы размещались в центре Курского выступа, вблизи от оборонительных позиций. Поэтому, по мнению Рокоссовского, даже если бы противнику удалось отрезать советские войска, это не привело его к победе, поскольку панические настроения среди солдат были исключены, а окруженная группировка располагала всеми возможностями, чтобы организовать оборону и не быть разгромленной.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.