ДЕЛО «ВЕСТЫ»

ДЕЛО «ВЕСТЫ»

Пока Баранов отважно сражался с турками на «России», бывший его подчинённый лейтенант Зиновий Рожественский успел ещё раз побывать в столице. Там лейтенант проявил большую активность в… опорочивании своего бывшего командира. С подачи Рожественского победный бой «Весты» неожиданно для всех стал поводом для крупного скандала.

Дело в том, что сразу же по окончании войны флигель-адъютант Баранов выступил в печати не только с пропагандой столь любимых им крейсерских операций, но и с критикой высшего руководства флотом. Бывший командир «Весты» и раньше был в числе противников круглых броненосцев прибрежного действия. Теперь же, опираясь на оценку блестящих достижений крейсеров «активной обороны» и будучи незаурядным публицистом, Николай Михайлович прямо указал на то, что выстроенные Морским министерством «поповки» на деле показали своё полное боевое ничтожество и явились только «оправдательными документами к бесполезной трате народных денег». С позиции нынешнего времени можно сказать, что критика Баранова была совершенно обоснованной и справедливой. Но тогда так не казалось, тем более что статьи Баранова задевали многих могущественных мира сего.

В первую очередь попал под огонь барановской критики создатель «поповок» вице-адмирал А.А. Попов, признанный «всесильный временщик» в морском ведомстве эпохи Александра II, а следом за ним и августейший брат императора — генерал-адмирал Константин Николаевич. Ответ последовал незамедлительно. Для начала героя войны оставили без очередного назначения. Баранов был глубоко оскорблён. Листая свежие номера «Морского сборника» с приказами о новых производствах, он негодовал:

— Все, кто турецкую войну в борделях кронштадтских пересидели, уже в адмиралы выкарабкиваются, а я горемычный всё при своём капитанстве остаюсь!

Уже известный нам недоброжелатель Баранова адмирал Шестаков, проведший более времени при дворе, чем в море, на слова такие оскорбился: «Как бы то ни было, фортуна накрепко завязала глаза, и Баранов оправдал пословицу „не родись красив, а родись счастлив“. Его бой на „Весте“, удачно размалёванный в рапорте, доставил ему славу и почести, ещё более вздутые впоследствии взятием турецкого парового транспорта с десантом. По-моему, действительно подвигом можно считать только помощь, оказанную им у Гагр Шелковникову и перевоз раненых с Кавказа в Керчь под турецкими дулами. Всё остальное — блёстки, утешительные для русского самолюбия, но более всего выказывающие турецкую шатию и невежество. Бой „Весты“ был совершенно приравнен к бою „Меркурия“. Те же награды достались на долю счастливцев, но вот разница времени: Казарский остался на своих лаврах скромным офицером, несмотря на аксельбант, а Баранов внезапно силой святого духа преобразился в авторитет».

Дальше — больше, и вскоре Баранов получил ещё один удар, да какой! Не без одобрения свыше на Баранова обрушился капитан-лейтенант Рожественский со своими разоблачениями недавних подвигов. Причины его выступления в открытой печати были вызваны прежде всего желанием показать свою принципиальность высшему начальству, «обиженному» критикой Баранова. Удар Рожественским был нанесён умело и на редкость подло.

Неожиданно для всех Рожественский публично объявил, что подвиг «Весты» не подходит под статус ордена Святого Георгия (поражение сильнейшего неприятеля, взятие орудий и т.п.). После этого он начал обвинять своего бывшего командира в приукрашивании событий. Рожественский писал, что неправдой является то, что Баранов якобы собирался преследовать повреждённый турецкий броненосец и отказался от этой мысли только из-за перебитых штуртросов рулевого управления «Весты». Откуда было Рожественскому знать, о чём думал Баранов, стоя на ходовом мостике в конце боя, когда сам он в это время находился на юте, сказать сложно…

Чтобы нанести удар по Баранову посильнее, Рожественский хотел было заручиться поддержкой знаменитого адмирала Бутакова, но тот в раздуваемой интриге участвовать наотрез отказался, да и Рожественскому посоветовал не марать своё имя столь грязными делами. Но бойкого капитан-лейтенанта, который чувствовал за собой поддержку адмирала Попова и самого генерал-адмирала, было уже не унять. Потерпев неудачу у Бутакова, Рожественский поспешил к Попову. Тот, оскорблённый поносительством своих любимых «поповок» Барановым, принял капитан-лейтенанта с распростёртыми объятиями:

— Врежь сколопендру этому, милок, по первое число! Нечего мои кораблики поносить да имя моё заслуженное по газетам паршивым трепать!

— Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство! — кивал головой довольный таким приёмом Рожественский. — Ещё так врежу, что кверху тормашками с флота полетит!

— Уж ты ему врежь, а я за тебя, где надобно, походатайствую!

Вскоре после этой встречи в газете «Биржевые ведомости» от 17 июля 1878 года Рожественский публикует статью «Броненосцы и крейсеры-купцы», где на ряде примеров доказывал очевидную несостоятельность безбронных крейсеров в борьбе с броненосцами. Статья была прямым вызовом Баранову.

«Хотя вся Россия знает, — писал в своей статье Рожественский, — что „Веста“ обратила в бегство турецкий броненосец, но, к сожалению, достопамятный эпизод этот не вполне верно объяснён, т.к. в действительности пароход „Веста“ в течение пяти с половиной часов только уходил перед грозной силой врага со скоростью 13 узлов». В статье капитан-лейтенант Рожественский отстаивал в целом верную мысль о невозможности для безбронных крейсеров успешно противостоять броненосцам. Но это все понимали и без него. Коммерческими пароходами воевали на Чёрном море не потому, что так кому-то захотелось, а исключительно по той причине, что другого флота там после Крымской войны просто не было! Но какое значение имеет правда, когда имеется команда травить неугодного.

Публикация Рожественским такой статьи затрагивала честь героев турецкой войны, причём не только Баранова, но и Макарова, Дубасова, Зацарённого, Скрыдлова и многих других. Авторитет Рожественского среди морских офицеров упал очень низко. Этой подлости ему не простят до конца жизни ставшие впоследствии известными адмиралами Макаров, Дубасов и Скрыдлов.

Одним из первых на статью Рожественского откликнулся капитан 2-го ранга Макаров. К чести будущего адмирала, он, несмотря на личную неприязнь к Баранову, постарался сохранить объективность. 27 июля в газете «Яхта» появилась его заметка под названием «Гражданский подвиг, или Самобичевание Зиновия Рожественского». В заметке Макаров отметил, что автор разоблачительной публикации в «Биржевых ведомостях» имеет целью доказать, «…что Добровольный флот и крейсера сами по себе, а броненосцы сами себе и что без броненосного флота обойтись нельзя». Однако в полемику с младшим по чину по вопросам крейсерской войны командир «Великого князя Константина» не вступал. Зато, язвительно осведомившись, о чём думал «всероссийская известность… г. Рожественский, покупая в прошлом году орденские ленточки и штаб-офицерские эполеты…», Макаров гневно упрекал последнего в том, что тот ни много ни мало как втаптывает в грязь недавние подвиги русских черноморских моряков.

Не менее категоричным в своих оценках, естественно, был и капитан 1-го ранга Баранов, который в рапорте на имя управляющего Морским министерством писал следующее: «Один из бывших моих подчинённых офицеров и затем поступивший состоять при генерал-адъютанте Попове написал в газетах пасквиль, марающий честь дел Черноморского флота, и в особенности мою и судов, которыми я командовал. Не желая допускать мысли о солидарности поступка с действиями против меня главных лиц морского ведомства, не желая верить, что статья г. Рожественского есть ответ морского Министерства на мою статью, напечатанную в „Голосе“, в которой я доказывал… что большинство русских броненосцев суть лишь оправдательные документы к ассигнованиям на флот государственных сумм, я подал рапорт… прося в защиту правды и чести назначить судебное разбирательство дел, оклеветанных г. Рожественским…»

Как видно, бывший командир «Весты» расценивал публикацию Рожественского как выступление продажного карьериста, чувствующего за своей спиной надёжную поддержку высших руководителей Морского министерства. Действительно, назначенное управляющим министерством вице-адмиралом Лесовским следствие не нашло в статье Рожественского клеветы, и Баранову было предложено искать удовлетворение через гражданский суд. Здесь Баранов, известный своей решительностью и самостоятельностью, не выдержал и в докладной записке опять же управляющему Морским министерством перечислил все обиды со стороны высшего начальства, начиная с игнорирования боевых заслуг его подчинённых и кончая отказом реабилитировать его честное имя. Помимо этого он ещё и раскритиковал деятельность самого министерства в ходе войны, допустив при этом такие выражения, которые были признаны «неуместными». Короче, Баранов выдал всё, что думал, особо не стесняясь в выражениях! Разумеется, он прекрасно понимал, что этого ему никто не простит, а потому, предупреждая действия адмиралитета, в заключение своего послания просил Лесовского доложить императору «…всемилостивейше разрешить ему снять морской мундир, продолжая носить который он может только продолжать вредить людям, которых имел честь водить не к бесславию русского флота».

За это Баранов был предан суду, теперь уже за резкие выражения своей записки, признанные оскорбительными для начальства. Последнее и было доказано на состоявшемся в Кронштадте суде, который в итоге закончился для Баранова отставлением от службы, одновременно его лишили и флигель-адъютантских вензелей. В то же время во время судебного заседания Баранов блестяще реабилитировал себя от обвинений в присвоении незаслуженной славы, а само слушание дела наглядно выявило всю закулисную сторону интриги, что было особенно неприятным и для Попова, и для Рожественского.

Что касается последнего, то, вернувшись из командировки в Англию, Рожественскому был объявлен со стороны его бывших сослуживцев настоящий бойкот. Дистанцировался от своего не в меру прыткого прислужника и адмирал Попов. После этого Рожественский пять лет просидел на берегу без всякого повышения в должности. Никто не желал брать интригана к себе на корабль. Впоследствии Рожественский всё же сделает головокружительную карьеру, причём больше в кабинетах, чем на ходовых мостиках. Он дослужится до должности начальника Главного морского штаба и вице-адмиральского чина. А потом будет кровь и ужас Цусимы, куда вовлечёт Россию старый интриган. Погубив пять тысяч офицеров и матросов, он так и не найдёт мужества погибнуть в бою и постыдно спустит флаг перед японцами…

Стремясь опорочить Баранова, его недоброжелатели обратились за поддержкой… к туркам! Разумеется, туркам свара в российских военно-морских кругах была на руку. Можно было попытаться под шумок превратить постыдное поражение в «блестящую победу». Случай обращения к туркам за разъяснением обстоятельств боя сам по себе уникальный. Никогда ещё в истории российского флота не было, чтобы кто-либо пытался умалить подвиги своего оружия и за этим прибегал к помощи врагов! Турки с ответом, разумеется, себя ждать не заставили.

Первое своё опровержение официального сообщения о бое опубликовал в газете «Таймс» от 3 сентября 1877 года не кто иной, как начальник штаба турецкой Черноморской эскадры англичанин Монтон-бей. А в ноябрьском номере «Морского сборника» была помещена небольшая заметка, в которой он описал своё видение боя, в котором он, кстати, не участвовал. Монтон-бей как мог опровергал наше официальное сообщение о сражении «Весты»: «Во время стоянки на якоре у Сулина соединённых отрядов Гобарта и Гассан-паши, 6–18 сентября, по свидетельству корреспондента 6 октября, над капитаном „Фетхи-Буленда“, Шукри-беем произведено было формальное следствие по делу о неудачной его погоне за „Вестою“. Следственная комиссия вполне оправдала Шукри-бея; из шканечного журнала и из показаний офицеров выведено, что „Фетхи-Буленд“ гнался за „Вестою“ в продолжение целого часа после того, как она перестала палить, и что курс „Фетхи-Буленда“ был изменён только в то время, когда не было никакого сомнения, что „Весту“ догнать невозможно». Отказ «Фетхи-Буленда» от продолжения погони Монтон-бей объяснял превосходством «Весты» в скорости (!), хотя и признавал «некоторые повреждения» броненосца. По другим сведениям, турки провели судебное расследование действий капитана Шукри-бея, обвинённого в том, что он дал слабому пароходу уйти. Шукри-бей тем не менее был оправдан, так как действовал в соответствии с обстоятельствами боя, которые сложились для турок «крайне неудачно». Разумеется, это дело самих турок — оправдывать или обвинять своего капитана за военную неудачу. При этом в заявлении турок усматривается явный обман. Документально известно, что погоня продолжалась вовсе не час, как писал Монтон-бей, а более пяти с половиной часов. Так что верить турецкой стороне не стоит и по другим моментам. Тот же капитан-лейтенант З.П. Рожественский, даже в своей скандальной статье о продолжительности погони и боя писал: «…В действительности пароход „Веста“ в течение 5 ¹/₂ часов только уходил перед грозной силой врага со скоростью 13 узлов».

Однако сомнения в честности Баранова были посеяны и ему, герою, приходилось теперь оправдываться непонятно за что.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.