Метаморфозы боевой подготовки советской истребительной авиации в послевоенный период

военный лётчик 1 -го класса полковник Игорь Карташев,

канд. воен. наук полковник авиации военный лётчик 1 -го класса

полковник Зиновий Никитин, лауреат Государственной премии военный лётчик 1 -го класса

полковник Пётр Черныш

Окончание, начало в ИА 5/2002.

Надо отметить, что вьетнамцы весьма удачно совместили возможности советской системы наведения перехватчиков «Воздух-1» с навыками своих пилотов по ведению воздушного боя. Как правило, в случае реализации фактора внезапности первая атака вьетнамских МиГ-17 выполнялась в полном соответствии с теорией перехвата, а затем, если, по мнению командира группы, обстановка складывалась удачно, «МиГи» навязывали американцам манёвренный бой.

В отечественной и зарубежной периодической печати уже неоднократно писалось о том, какой шок испытали американцы, уяснив, что их многочисленные двухмаховые «Фантомы», обладающие довольно ограниченной манёвренностью и чисто ракетным вооружением, с большим трудом дерутся с немногочисленными и, как казалось ещё совсем недавно, безнадёжно устаревшими дозвуковыми истребителями МиГ-17, имевшими на вооружении только пушки. Справедливости ради надо отметить, что не меньший шок испытало и командование советской истребительной авиации, обнаружившее, что вся концепция создания целого рода ВВС не отвечает внезапно обозначившимся реалиям войны в воздухе! 1*

Необходимость быстрого внедрения опыта Вьетнама и Египта была настолько очевидна, что лихорадочными темпами началась разработка и реализация программы «Кавказ» на базе 187-го истребительного авиаполка, дислоцировавшегося на аэродроме Мары, а 22 мая 1969 г. вышла директива Главкома ВВС маршала авиации П.С.Кутахова «О создании в частях истребительной авиации эскадрилий мастеров боевого применения». В этом же документе указывалось сформировать эти подразделения «из числа лётчиков 1-го класса». Иначе говоря, из тех самых «пузатых» перехватчиков. Основная масса последних к этому времени уже утратила практически все навыки ведения воздушных боёв, а самое главное, не слишком то и мечтала их вспоминать. В результате через некоторое время многие из них начали плавно списываться с лётной работы. По иному и быть не могло, так как они заведомо были не в состоянии начать лётную жизнь заново. В результате эскадрильи «мастеров», сформированные из лётчиков 1-го и 2-го класса, просуществовали менее года.

Конечно, молодые пилоты восприняли новые веяния с определённым оптимизмом, тем более что лётная работа стала намного интереснее и наиболее полно отвечала их психологическому настрою на полёты. Они вспомнили, что их учили быть истребителями. К тому же, с уходом «стариков» открылись неплохие перспективы карьерного роста. Однако за всеми этими изменениями было упущено главное: наземные командные пункты полков так и не учились управлять воздушным боем. Впрочем, работы всё равно было немало, так как даже возрождение практики боёв «пара на пару» требовало немало времени, поскольку групповая слётанность, демонстрируемая при проходах на малой высоте перед начальством – это одно, а при боевом маневрировании – совсем другое. Правда, надо отметить, что созданные эскадрильи «мастеров воздушного боя» хотя и интенсивно овладевали полузабытыми навыками, но готовились по большому счёту не к тем боям, которые происходили на Ближнем Востоке.

Тем временем, пришла пора сдавать очередной экзамен. Едва пришедшие в себя после «шестидневной войны» вооружённые силы Египта и Сирии буквально через год вступили в новую, правда, на этот раз откровенно вялотекущую «войну на истощение». Тяжелее всего в ней пришлось египетским ВВС и ПВО, материальные потери которых хотя и были с лихвой восполнены из советских арсеналов, но острая нехватка опытных военных кадров не позволила успешно применять полученную технику. В результате, с конца 1968 г. из этой арабской страны всё чаще стали раздаваться призывы к СССР помочь своими собственными войсками.

Если с теорией боевого применения зенитно-ракетных бригад проблем не предвиделось, то истребительная авиация, несмотря на начатые реформы, явно находилась в глубоком кризисе. Если подобрать подходящие климатические условия для адаптации лётного состава проблемы не составляло – авиабаза на территории СССР, где в течение большей части года условия мало отличались . от египетских, была в Марах, то с тем, как и к чему готовить лётчиков, ясности не было никакой.

В результате отправленная в Египет первая группа наших лётчиков из состава 187-го истребительного авиаполка была фактически малоподготовленной для участия в боевых действиях в сложившихся на Синайском полуострове условиях. Поскольку никто, в том числе в Генштабе, не представлял, насколько длительным будет пребывание контингента советских войск в Египте, то ещё до ухода первой группы из Маров сразу же начали набирать вторую. Одновременно на самом высоком уровне возник вопрос: кто будет учить тех, кому предстоит воевать. В отношении того, что ждёт наших авиаторов на Ближнем Востоке, в Министерстве обороны иллюзий не питали. Стало очевидно, что истребительной авиации военно-воздушных сил срочно требуется учебный центр нового типа, причём преподавательский состав для него необходимо подготовить в сжатые сроки. Набирать будущих мастеров-экспертов было решено из числа наиболее подготовленных командиров пар и звеньев, ещё не растерявших (в отличие от большинства тех же комэсков) способности к самостоятельному обучению. Основная масса их пришла в Мары из истребительных полков Дальнего Востока и, как вскоре выяснилось, они также толком ничего не умели.

Основой всего тогда был «Курс боевой подготовки истребительной авиации» издания 1967 г., который, естественно, никто не отменял и потому написанная новая программа подготовки была привязана к этому «Курсу», в котором по-прежнему «чёрным по белому» говорилось о примате перехвата скоростной воздушной цели. Поскольку заменить первый состав лётчиков в Египте предполагалось самое позднее через шесть месяцев, то сроки на подготовку были поставлены достаточно жёсткие. Однако организационная «бодяга», как обычно, затянулась сверх всякой меры. Учитывая, что сбор второй группы и инструкторов начался в феврале, к полётам в Марах лётчики приступили только во второй половине апреля.

Хотя многое по-прежнему оставалось ещё не ясным, однако приходившие вести с Синая позволили установить, что на результаты воздушных боёв повлияли такие факторы как уровень профессиональной подготовки лётного состава, его тактическая выучка, состояние и возможности системы управления и темпы перестройки методики обучения современному бою. Одновременно отмечалось, что противник действует преимущественно на малых и предельно малых высотах, активно маневрирует, и в этих условиях автоматизированная система перехвата «Воздух-1» не находит применения. Вновь подтвердилась и забытая со времён Второй Мировой и Кореи аксиома: тот, кто первый замечает противника, как правило, и побеждает. Причём, почти абсолютно не играл роли уровень пилотажного мастерства потерпевшего поражения противника!

С учётом поступившей информации лётный состав начали учить пилотировать на предельно малых высотах и скоростях, близким к предельно допустимым на больших перегрузках. Одновременно лётчиков учили обнаруживать цели визуально в условиях однообразной подстилающей поверхности, в пыльной дымке. Значительным новшеством в практике боевой подготовки стало планирование предстоящего боя с учётом рельефа местности и погодных условий, которым лётчики противоборствующих пар занимались перед вылетом.

Вместе с тем уже тогда было высказано немало претензий к БРЭО МиГ-21МФ. В частности, выяснилось, что наличие на борту МиГ-21МФ маломощного РЛПК РП-21 не играет никакой роли при завязке манёвренного боя, так как его характеристики не позволяли вскрывать на достаточном удалении (для принятия решения) боевой порядок противника. Сказывалось и отсутствие системы индикации на лобовом стекле (ИЛС). В результате для считывания информации с радара, пилоту надо было отвлекаться от пилотирования 2* , что при полётах на малых высотах было смертельно опасно. Поэтому БРЛС РП-22 стали использовать как дальномер, информирующий лётчика о достижении штатных условий пуска Р-3С, а в дополнение к АСП-5Н, неспособного при перегрузках выше 4 ед. вырабатывать угол упреждения для стрельбы из пушки (появившейся, наконец, на модификации МиГ-21МФ), начали рисовать на остеклении фонаря кабины риски для ведения хотя бы заградительного огня.

Обозначившийся кризис оружия в условиях манёвренного боя вскоре был разрешён, но произошло это не сразу. Постепенно выяснилось, что невозможность попадания в цель в «карусели» виражей можно компенсировать внезапной атакой по идущему в крутом развороте с большой величиной перегрузки противнику из сравнительно комфортных для пуска ракеты условий (т.е. высокая скорость и перегрузка не выше 2 ед.). Стало очевидно, что в этом случае траектория атаки по идущей на вираже цели должна производится по касательной к дуге её виража.

К 1 июня программа подготовки второй группы пилотов была, как и запланировано, закончена (но не завершена), а с 1 июля по . 1 августа лётчикам предоставили отпуск, после чего лётный состав отправлялся в Египет на замену. В результате экипажи истребителей к указанному сроку смогли отработать ведение манёвренного боя лишь «в формате» «пара на пару». На большее тогда времени, к сожалению, не хватило.

Между тем, вскоре командование начало терять интерес к отработке тактики ведения манёвренных боёв, поскольку в середине лета 1970 г. противоборствующие на Ближнем Востоке стороны заключили перемирие. Так как война прекратилась, то и проблема в глазах высшего командования потеряла свою актуальность. Однако в Египте запущенный маховик боевых действий всё же «докручивал по инерции обороты» ещё некоторое время до того момента, пока наши лётчики не были выведены из этой страны. Реалии войны в воздухе диктовали свои условия, игнорировать которые было невозможно.

Выяснилось, что израильтяне стараются не ввязываться в открытые бои при равенстве сил, а предпочитают действовать внезапно по заранее отработанному плану, быстро обеспечивая себе локальное численное и позиционное превосходство в районе боя и, по возможности, изолируя последний от подхода дополнительных сил противника. В случае неблагоприятного развития событий, евреи, как правило, предпочитали выйти из боя или, если это не удавалось сделать быстро и организованно, начинали оттягивать противника в своё воздушное пространство, уходя под прикрытие «зонтика» своей ПВО.

Израильтяне, стали вторыми, после вьетнамцев, кто извлек из практики потрясающий вывод о том, что с приходом эры ракетного управляемого оружия ближний манёвренный бой, отброшенный дилетантами, не только сохранил свои позиции, но и продолжает развиваться в новых условиях. Одним из следствий этого стало, например, сокращение числа участников с каждой стороны до звена и децентрализация боевого управления. В этих условиях командиру любой (а не только истребительной!) израильской эскадрильи ставилась только задача – что именно нужно сделать. Как это сделать – решал только он сам.

Разобравшись в этом, наши лётчики продолжили боевую подготовку в Египте, разрабатывая ведение боя в условиях численного превосходства противника. Однако после возвращения в Союз все эти наработки своего логического развития поначалу не получили, так как возвращавшиеся полки тут же дробились (вплоть до звеньев, ни одно из которых не осталось в так называемом «египетском» составе) и всех разбрасывали по различным частям. Понятно, что попавший в полк один-единственный лётчик мало чем мог помочь, даже если бы командование полка и решило начать освоение групповых манёвренных боёв на практике. В результате реализация программы «Кавказ» свернулась сама по себе.

И всё же посеянные однажды зёрна упали на благодатную почву, в том числе и в среде высшего командования. Вскоре «в верхах» при активном влиянии начальника Боевой подготовке ВВС генерал-полковника И.И.Пстыго было принято решение создать на базе 187-го ИАП, дислоцировавшегося в Марах, так называемую 1521-ю авиабазу ВВС со своим КП, авиагруппой в составе двух эскадрилий, укомплектованных постоянным лётным составом и ротой радиоуправляемых мишеней Ла-17. Организационно 1521-я база входила в состав ВВС ТуркВО, а за направленность работы базы и уровень боевой выучки лётного состава авиагруппы отвечало управление боевой подготовки ИА ВВС (генерал-майоры Е.М.Семё- нов и В.С.Левицкий).

Первоначально на базу возлагалась задача подготовки лётного состава фронтовой истребительной авиации к боевым действиям на Ближнем Востоке, а затем – проверка уровня боевой выучки частей истребительной авиации ВВС для решения задач по своему боевому предназначению.

В 1971 г., сначала в академии им.Гагарина, а потом на базе липецкого 4-го ЦБПиПЛС началась разработка программы подготовки к интенсивному пилотированию и ведению манёвренных воздушных боёв с выполнением новых боевых манёвров одиночных самолётов и групп до звена включительно. В разработке содержания так называемых «500-х» упражнений этой программы основными исполнителями были начальник исследовательского отдела истребительной авиации 4-го ЦБПиПЛС полковник Гундинович, старший инспектор боевой подготовке ИА ВВС полковник А.Ф. Дубовицкий и заместитель начальника боевой подготовки ИА ВВС полковник Ю.Ю.Немцевич. Первые двое изобретали манёвры, а последний их «обкатывал» в практических полётах.

1* К этому надо добавить, что боевые действия во Вьетнаме и в особенности «шестидневная война» 1967 г. продемонстрировали чрезвычайную уязвимость современной авиации на аэродромах базирования, что вызвало ударное строительство на аэродромах зон рассредоточения с железобетонными укрытиями для авиатехники.

2* Заметим, что на «Миражах», являвшихся в рассматриваемый период основными противниками наших «МиГов» на Ближнем Востоке, стояла вполне полноценная БРЛС «Сирано»I фирмы «Томпсон» с возможностью обстрела воздушных целей на средних дистанциях, управляемыми ракетами «Матра»511 с полуактивной РЛ ГН. Имелась на этом истребителе и система индикации на лобовом стекле CSF97, едва ли не первая мире, которая была установлена на серийных истребителях.

МиГ-21МФ из состава 187-го ИАП (авиабаза Мары), который после переброски на египетские авиабазы сменил номер и стал назваться 35-м отдельным истребительным авиаполком. Весна-лето 1970 г.

Сутью разрабатываемых манёвров и «500-х» упражнений было научить лётчика не теряться в ситуации, когда при встрече с противником не удалось реализовать фактор внезапности, или когда внезапная атака не принесла успеха, а враг пытается взять реванш. На начальных этапах этой программы огромная роль принадлежала группе аналитиков Главного штаба ВВС, взявших на себя нелёгкий труд проанализировать результаты противоборства истребителей в небе Вьетнама и Ближнего Востока.

Применительно к опыту боевого применения сверхзвуковых истребителей, вооружённых управляемыми ракетами, в небе ДРВ подтвердился приоритет внезапности и скоротечности атаки в бою с численно превосходящим противником. В большинстве случаев, когда внезапная атака не достигала цели, оказывались бесперспективны и попытки навязывания пришедшему в себя противнику манёвренного боя, в ходе которого предполагалось исправить допущенный в первой атаке промах.

На Ближнем Востоке бои между «Миражами» и «Фантомами» с одной стороны и МиГ-21 с другой, велись в иных условиях. Если египтяне в массе своей пошли по пути вьетнамцев, стремясь добиваться успеха в основном во внезапных атаках, то сирийцы довели пилотажную подготовку своих лётчиков-истребителей едва ли не до идеала, что позволило им затягивать «Миражи» на такие режимы, на которых эти самолёты просто «отказывались» летать. У находящегося на режиме срыва «Миража» из-за скоса потока на воздухозаборнике начинался помпаж двигателя, и его пилоту было уже не до маневрирования. Аналогично действовал и противник, старавшийся, например, при удобном случае затянуть «МиГи» в вираж со снижением. В итоге победа в значительной степени определялась знанием слабых сторон техники противника и умением полностью использовать сильные стороны своего самолёта и его оружия.

Что же объединяет опыт Вьетнама и Ближнего Востока? Известно, что для уничтожения противника в воздушном бою пушечному истребителю достаточно оказаться вблизи ближней границы области стрельбы из пушки. Ракетоносцу для победы этого мало. Ему требуется таким образом перемещаться в пространстве, чтобы практически не маневрируя эффективно атаковать даже энергично маневрирующего противника, т.е. оказаться в его изрядно «деформированной» манёвром области возможных пусков. Вот в эту область и стремились внезапно попасть вьетнамцы, и «загнать» в неё противника «подставлявшиеся» сирийцы.

Однако в манёвренном бою достичь такого положения очень трудно. Промахи ракет могла бы компенсировать только «убойная» очередь из пушки, которая была лишена недостатков управляемой ракеты, но последняя по ряду характеристик (например, по эффективной дальности применения) в свою очередь превосходит пушку. Поэтому необходимость гармоничного сочетания ствольного артиллерийского и управляемого ракетного оружия в арсенале истребителей для всех стала очевидной.

Помимо этого стало ясно, что если одиночные бои между отдельными самолётами и парами ещё могут быть свободными (например, в процессе так называемой «свободной охоты»), то в основе боя, в котором участвует звено (три-четыре машины), должны лежать уже только заранее отработанные манёвры 3* .

Кроме того, на основе опыта многочисленных лётно-тактических учений (ЛТУ), который подтвердился в воздушных боях на Ближнем Востоке, был сделан вывод о том, что противник почти во всех случаях будет стараться обеспечить себе численное превосходство, а также изолировать район схватки, препятствуя вводу в бой второго эшелона и групп поддержки. Это означало, что наших лётчиков надо готовить к боям с численно превосходящим противником и разрабатывать такие виды манёвров, которые бы позволили одиночному истребителю попасть в область возможных пусков своих УР как по энергично маневрирующему отдельному самолёту, так и по паре. Соответственно, пара истребителей должна была при любых обстоятельствах успешно связывать боем вражеское звено.

Итогом работы в 1971 г. 4-го ЦБПиПЛС и стала разработка и обкатка программы, содержанием которой стал набор боевых манёвров, применяемых в ближнем бою одиночным истребителем, парой и звеном, а также методика их освоения лётным составом частей фронтовой истребительной авиации. Одной из особенностей этой программы была подготовка офицеров боевого управления (ОБУ), на равных деливших с лётчиками ответственность за исход боя и поэтому готовившихся вместе с ними к каждому полёту на воздушный бой. Впервые офицер боевого управления активно участвовал в динамике боя на всех его этапах. Это обстоятельство позволило применять в бою манёвры с размыканием пар и Звеньев, при которых происходила временная потеря визуального контакта между лётчиками одного подразделения с последующим его восстановлением. ОБУ мог тактически грамотно управлять своим экипажем, ориентируя его по отношению к противнику и подсказывая наиболее целесообразные в динамике боя манёвры и направления их выполнения.

К этому времени как раз подоспели и средства обеспечения, среди которых главная роль принадлежала наземной РЛС П-40 (ещё называемой «дальномером»), которая, помимо значительной дальности обнаружения, ещё и очень быстро сканировала пространство, что обеспечивалось значительной скоростью вращения антенны в азимутальной плоскости. Это, в свою очередь, позволяло получить на индикаторах кругового обзора (ИКО), как сейчас бы сказали, почти «замороженное» изображение траекторий движения («дорожек») воздушных целей. Именно благодаря появлению П-40 началось развитие методов боевого управления воздушным боем с земли, и в Боевой Устав Истребительной Авиации было записано, что «за исход воздушного боя в равной степени отвечает экипаж и офицер боевого управления».

Таким образом, к середине 70-х годов ближний манёвренный бой приобрёл следующие новые черты:

– наличие или отсутствие тактического превосходства атакующего стало оцениваться не по возможности оказаться вблизи ближней границы области эффективной стрельбы за счёт преимуществ в манёвренности, а за счёт возможности атаковать ракетами энергично маневрирующего противника, при этом почти не маневрируя;

– непрерывный радиолокационный контроль за позиционным положением сторон на всех этапах боя;

– размыкание пар и звеньев с временной потерей визуального контакта между экипажами;

– активное участие ОБУ в динамике боя на всех его этапах и его ответственность за исход боя наравне с экипажем.

Впервые эта программа начала внедряться весной 1972 г. на сборах лётного состава в объединениях ВВС, тогда же она и получила своё экзотическое название «коррида».

Почему же всё-таки «коррида»?

Скорее всего потому, что восприятие лётным составом тех требований к индивидуальному пилотажу, которые являлись основным содержанием этих упражнений, были в некоторой степени сродни отношению зрителей к тореадору и тому, что он делал на арене. Ведь если полёты по программе «Кавказ» отличались от обычных прежде всего диапазоном условий пилотирования – малой высотой, предельными по значениям скоростью и перегрузкой, т. е. интенсивностью пилотирования, то основным критерием, по которым оценивались групповые полёты на пилотаж и воздушный бой по «500-м», а также принималось решение о выполнении задания, была интенсивность пилотирования каждого участника группового полёта.

Интенсивность пилотирования оценивалась по коэффициентам перегрузки и скорости, т.е. относительному времени пребыванию на манёврах, выполняемых с высокими перегрузками и скоростями (n_y>4 и V_y >800 км/ч). На второе место ставилась полнота и последовательность (не пропустить и не нарушить очередность фигур высшего пилотажа и боевых манёвров) при выполнении задания. Кстати, лётчик, выполнявший манёвр с размыканием боевого порядка и не выдерживавший заданные параметры манёвра, как правило, становился виновником того, что пара или звено после размыкания просто не собиралась в прежний боевой порядок. Помимо интенсивности пилотирования, полёты по «500-м» сильно отличались от обычных заданий – все мастера воздушного боя должны были освоить фигуры высшего пилотажа (двойные фигуры одиночно и фигуры сложного пилотажа – в паре).

Как оценить эту нагрузку с точки зрения чисто физиологической? Во-первых, по 500-м упражнениям и в период сборов разрешалось выполнять не более трёх полётов в лётную смену, а лётных смен было три в неделю. В результате через месяц таких полётов лётчику в первый лётный день (вторник) летать по 500-м упражнениям очень хотелось, в четверг он летал уже без энтузиазма, а в субботу, если бы полёты по каким то причинам не состоялись, он жалеть бы об этом не стал!

В целом, программа 4-го ЦБПиПЛС содержала все черты подготовки лётчиков и офицеров боевого управления к самому сложному виду лётной подготовки истребителей. Отличительными чертами её были высокие требования к уровню личной техники пилотирования, интенсивности маневрирования, качеству выполнения групповых полётов и оценке. В частности, лётчик выполнял большинство фигур высшего пилотажа, причём в групповом полёте и в воздушном бою время пребывания на скорости 800 км/ч и более, а также перегрузке 4 и более единиц, должно было составлять не менее чем 60% и 40% от общего времени, затрачиваемого на выполнение всего комплекса пилотажа. В противном случае задание считалось невыполненным.

Реальность была такова, что 500-е упражнения заставили в рамках подготовки даже к одиночному свободному воздушному бою «рисовать» для каждого из противников по 15 – 20 вариантов начала и продолжения предстоящего боя. Боевая подготовка ВВС, придавая особое значение уровню тактической выучки лётного состава авиагруппы 1521-й базы, потребовала от каждого лётчика даже при полётах на личное совершенствование «рисовать» своё содержание зачётных полётов на боевое применение, не пользуясь стандартными и общедоступными разработками. Это и стало началом поворота в методике боевой подготовки.

Уже к началу 1972 г. все части фронтовой истребительной авиации имели подготовленных на МиГ-21 инструкторов по подготовке лётного состава к выполнению упражнений по программе воздушного боя. Безусловно, читатель вправе задать вопрос: а насколько изменился после прохождения «корриды» их собственный уровень боевой подготовки? Об этом можно писать долго и много, но одна черта характерна для таких лётчиков – им было всё равно в качестве кого летать в группе, а в качестве ведомого он мог летать на воздушный бой с любым, даже первым встречным лётчиком!

Пара или звено, освоившее «корриду», смело и уверенно размыкалось в динамике свободного манёвренного воздушного боя и прекрасно ориентировалось по отношению к друг другу даже при отсутствии визуального контакта друг с другом и «противником».

3* Для абсолютного большинства читателей, никак не связанных с практикой лётной работы, данная аксиома может показаться не убедительной. Однако те, кто имеет возможность играть в продвинутые компьютерные авиасимуляторы, вроде «Штурмовика Ил-2» подтвердят, что поскольку перед «вылетом» обсудить с компьютерными напарниками варианты маневрирования в различных ситуациях невозможно, то и вероятность банальных столкновений с ними в ходе «схватки» весьма высока.

Показуха в советских ВВС имела разные оттенки. Этот МиГ-23 снят не в каком-нибудь американском центре по изучению трофейной техники, как может показаться на первый взгляд, а в Советском Союзе на аэродроме Ак-Тепе (район Ашхабада), где базировался 152-й ИАП. Вся прелесть этого снимка заключается в том, что сделан он в период интенсивной и весьма напряжённой подготовки к Марам и именно в это время высшее командование определило этот истребительный авиаполк в качестве базы для съемки художественного фильма «Государственный обвинитель», в котором наши МиГ-23 играли роль американских «Фантомов» (Фото предоставлено Н.И.Осауленко).

В целом, благодаря появлению «корриды» лётный состав получил первоначальные навыки в умении планировать воздушный бой и моделировать содержание его этапов, способы профессионального анализа результатов полётов в зону и на воздушный бой. Однако, необходимо отметить, что до того момента, как пара (не говоря уже о звене) получала разрешение на отработку манёвренного боя, она должна была освоить ряд приёмов («ракушка», крюк», «краб» и др.).

Организация типового учебного воздушного боя в формате «пара на пару» выглядела теперь следующим образом. Каждая из двух входящих в зону пар истребителей имела свой радиоканал боевого управления. При этом ведущий каждой пары договаривался со своим офицером боевого управления, с какой периодичностью тот будет сообщать данные о положении самолётов противника. Поединок мог длиться до 10 минут. В случае, если кто-либо из «противников» заходил в хвост другому, то сообщал своему офицеру боевого управления, что наблюдает цель, после чего переводил РЛПК в режим «Захват» и переходил на канал радиосвязи противника, сообщая последнему «Вижу. Атакую!». Если ему не удавалось сбросить преследователя с хвоста сразу, то бой прекращался, так как победа была очевидной.

Понятно, что с учётом радиолокационной поддержки с земли внезапность и, как следствие, во многом неотвратимость первой атаки исчезла, а вместе с ней и элемент неожиданности. Последние, впрочем, предполагалось обеспечить в ходе учений (например, задействовав самолёты-постановщики помех).

Однако и на этом «солнце» были свои «пятна». В принятой к реализации в строевых частях программе, заставлявшей серьёзно планировать бой по различным вариантам, так и не нашлось места для освоения приёмов достижения внезапности первой атаки и умелого сочетания демонстративных действий с мастерством в захвате и удержании тактического преимущества за счёт умелого маневрирования и отточенного пилотажа. Свободные воздушные бои отрабатывались только одиночно и в составе пары. Звено в бою против звена выполняло только обусловленные (читай известные каждой из противоборствующих сторон!) манёвры.

Эта программа легла в основу содержания ежегодных проверок боевой выучки частей ИА на базе в Мары. Проверка каждого истребительного авиаполка, прибывающего на авиабазу, включала:

– проверку индивидуальной техники пилотирования с выполнением сложного и высшего пилотажа (в том числе и инструкторов);

– проверку навыков самолётовождения на предельно малой высоте над оезориентирной местностью (пустыней);

– свободные воздушные бои и проверка дежурных сил;

– лётно-тактические учения полка и эскадрилий по основным для истребителей боевым задачам;

– стрельбу ракетами и из пушек по радиоуправляемым мишеням, выполняющим в зоне стрельб манёвр в соответствии с лётными данными имитируемого самолёта противника и сложившейся (на тот момент) тактической обстановки.

При этом проведение боёв с прилетавшими в Мары полками проводилось только после подготовки лётного состава по 500-м упражнениям, после чего пилоты переходили к практике воздушных боёв и ЛТУ. Вообще надо сказать, что в послевоенные годы ни одно ЛТУ любого масштаба, в том числе и двухсторонние, не проводилось в соответствии с замыслом командиров участвовавших в нём авиачастей! Замысел действий сторон в двухсторонних ЛТУ разрабатывался заранее руководителем ЛТУ, который руководил ходом учений с земли и, как правило, сам не летал! Замысел представлял собой пример решения типовых задач на уровне требований, предъявляемых к участникам боёв на Ближнем Востоке. В рамках этой порочной практики командиры полков, участвовавших в учениях, получали от руководства боевые задачи и одновременно способы их решения! В этих условиях на долю командира авиаполка оставались только подготовка лётного состава, расчёта КП ИАП, организация и проведение полётов. Его самостоятельность в принятии решений не простиралась дальше действий по вводным (если, конечно, руководитель ЛТУ брал на себя смелость их ставить!)

Ко всему прочему, надо заметить, что время проверки каждого полка определялось перед началом очередного учебного года, и на подготовку «к Марам» бросалось «всё и вся». В результате в частях начинался процесс, напоминающий зубрёжку школярами предметов перед экзаменами, «благополучно и со вкусом» прогулявшими чуть ли не весь учебный год. И это было не удивительно, так как оценка «за Мары» играла ключевую роль при определении уровня боевой выучки полка за год. При этом никакой покрашенной травой и побеленным бордюром, а также поголовьем и размерами свиней в полковом свинарке закрыть пробелы в боевой подготовке становилось уже невозможно. В своём стремлении выглядеть лучше командование соединений и объединений порой доходило до смешного.

В одной из воздушных армий из трёх полков истребительной авиадивизии в обстановке повышенной секретности сформировали «полк» из лучших лётчиков, который и отправили в Мары. После получения отличной оценки он исчез в обстановке всё той же повышенной секретности, а на командование пролился «сверху» дождь благодарностей и наград. «Липа» такого масштаба, порождалась описанной выше показухой и, конечно, не могла служить даже такого рода «лицом» при попытке определить реальную степень боеготовности истребительной авиации соединения и тем более ИА ВВС СССР.

При быстро установившейся на базе в Марах практике, два вылета в день, нагрузка на инструкторский состав была достаточно высокой, но её результатом стало то, что лётчикам двух эскадрилий 1521-й базы вскоре стало безразлично с кем драться и в каком составе! И для лётного состава авиагруппы базы, и для расчёта её КП эти ЛТУ большей частью выглядели примерно так же, как для инструктора из училища вывозные полёты с курсантами по кругу, а потому вряд ли стоит удивляться тому факту, что проверяемые полки очень редко получали отличные оценки.

Наибольшее количество срывов, за которые и начислялись «штрафные баллы» допускали офицеры боевого управления и лётчики на этапе ввода в бой. При этом надо отметить, что учения проверяемыми полками поначалу проводились по упрощённой схеме. Например, одним из самых распространённых просчётов в замысле «преднамеренный бой эскадрильи» был выбор одного единственного радиоканала, на котором все 12 пилотов вели радиообмен. В реальных условиях это быстро привело бы к неразберихе, так как, с одной стороны, противник мог его легко забить помехами, а с другой, в нужный момент необходимую информацию все лётчики могли и не услышать. По-прежнему хромала и слётанность: при выполнении энергичных манёвров, хотя и сопровождавшихся предупреждением по радио (например, «Крутим левый «винт»!»), ведомые отрывались, тут же превращаясь в лёгкую «добычу» для опытных марыйцев, чьи «МиГи» вскоре с полным основанием украсили грозные акульи пасти, устрашающе предупреждавшие, что в случае необходимости они схарчат любого. Заметим, что в бою между звеньями потеря одним звеном двух своих самолётов однозначно оценивалось «двойкой».

В завершение ЛТУ проводились стрельбы по маневрирующим радиоуправляемым мишеням Ла-17. На каждый проверяемый полк выделялось по четыре – шесть мишеней, которые надо было в итоге сбить при определённых условиях.

Между тем, прогресс в военном деле не стоял на месте, и в середине 70-х годов на арене появились истребители третьего поколения, вооружённые полноценными управляемыми ракетами средней дальности с полуактивными РЛ ГН, которыми можно было атаковать воздушные цели практически с любых направлений. Некоторые специалисты (в нашей стране и за рубежом) в очередной раз заговорили об отмирании манёвренного боя. Если во Вьетнаме количество атак со средних дистанций исчислялось буквально единицами, то в ходе ливанской кампании 1982 г. израильские F-15 применяли ракеты «Спэрроу» примерно в 33% всех зафиксированных атак, эффективно поражая сирийские истребители МиГ-21 и МиГ-23 как на встречно-пересекающихся, так и на догонных курсах.

Сложившаяся в небе Ливана ситуация сильно осложнялась тем, что противник контролировал господствующие горные хребты, ограничивавшие дальность обзора сирийских радаров на высотах ниже 3000 м, и эффективно использовал различные типы помех, затрудняя работу РЛС разведки целей, скрывая тем самым боевые порядки своей авиации. Наиболее «весомым» аргументом апологетов схваток на дальних дистанциях был тот факт, что в ходе боевых действий сирийские лётчики только однажды (10 июня) наблюдали визуально вступивший в манёвренный бой F-15, в то время как более лёгкие (и дешёвые) F-16, не имевшие УР «Спэрроу», постоянно «мозолили глаза».

МиГ-23МЛД из состава авиагруппы 1521-й базы. (Фото предоставлено с.Н.Пазыничем).

Однако моделирование ливанских эпизодов и проведённые авиагруппой 1521-й авиабазы ЛТУ показали, что безвыходных ситуаций в воздухе не бывает, а хоронить ближний манёвренный бой ещё рано. Анализ возможных приёмов уклонения от выпущенных ракет средней дальности показал, что манёвр уклонения сам по себе (без чётко поставленной последующей цели, помимо выхода из-под атаки) большого смысла не имеет, так как, после срыва захвата, противник почти наверняка попытается его восстановить и произведёт пуск уже с существенно меньшей дистанции. По этой причине манёвр, рассчитанный на уклонение от управляемых ракет средней дальности, будет только тогда эффективным, когда попавший под удар истребитель будет выведен не только из-под атаки, но одновременно исчезнет и из информационного поля противника. В данном случае, наряду со срывом захвата, РЛПК теряет цель и в режиме обзора, что ставит вражеского пилота в сложное положение. Помимо этого, при построении такого противоракетного манёвра необходимо стремиться сократить дистанцию до противника, что позволит быстро перейти в контратаку с меньшей дистанции. Последнее особенно ценно, поскольку после энергичного разворота даже с потерей высоты мгновенная скорость выходящего из-под атаки истребителя вряд-ли значительно возрастёт, а, скорее всего, даже снизиться, что самым естественным образом ухудшает стартовые условия для подготовленных к пуску ракет. К тому же, почти наверняка стрелять придётся снизу вверх, поскольку эффективно укрыться от взгляда РЛПК вражеского самолёта можно только на фоне земли и за естественными препятствиями (холмы, горы, ущелья).

Забегая несколько вперёд, необходимо отметить, что жизнеспособность подобной тактики была подтверждена впоследствии, когда на вооружение частей советской фронтовой истребительной авиации стали поступать самолёты 4-го поколения. В немалой степени благодаря владению подобными навыками, марыйцы, летавшие на МиГ- 23МЛД, неоднократно успешно «били» проверяемые полки, сражавшиеся на куда более совершенных МиГ-29(!), хотя исход поединков между этими машинами на первый взгляд был предопределён…

Наступивший 1984-й стал во многом рубежным как для 1521-й авиабазы, так и для советской фронтовой истребительной авиации в целом, начавшей в массовых количествах получать истребители 4-го поколения МиГ-29 и Су-27, не только не уступавшие американским F-15, F-16 и F-18, но и по целому ряду характеристик превосходящие машины «вероятного противника».

Надо заметить, что поступление на вооружение боевых комплексов с новыми возможностями заставило командование и авиационных медиков более внимательно отнестись к перегрузкам, которые приходилось переносить лётному составу в ходе вылетов на отработку 500-х упражнений. В частности, в регламентирующих документах было в директивном порядке указано, что один такой полёт, в ходе которого выполнялись манёвры с располагаемой перегрузкой в 7 и более единиц, можно было выполнять один раз в неделю, а длительный перерыв в таких полётах необходимо было восстанавливать постепенно повышая перегрузку от полёта к полёту.

В начале 1984 г. изменились и подходы в проведении проверок строевых частей. Теперь боевую задачу полку и тактический фон, на котором ему предстояло действовать, группа рекогносцировки получала от руководства 1521-й авиабазы только по прибытии (за два месяца до прибытия полка) в Мары. При этом боевая задача ставилась конкретно: что сделать, в каком районе и какой противник будет противодействовать. Одновременно с задачей рекогносцировочная группа получала условия, при которых поставленная боевая задача могла быть выполнена полностью, частично или не выполнена вовсе.

После возвращения рекогносцировочной группы в полк, его командир в соответствии с требованиями Боевого Устава определял способ решения полученной боевой задачи и её исполнителей. С этого момента и начиналась «подготовка к Марам», на которую раньше у некоторых полков уходил порой почти целый год. В ходе этой подготовки командир убеждался в объективности и выполнимости собственных решений и, таким образом, впервые действовал самостоятельно. Попытки старшего начальника навязать на этом этапе «подготовки к Марам» командиру своё решение обычно дискредитировали и начальника, и командира, провоцируя обоих на безответственность.

В последнем случае получалось как у неучей, сдающих экзамен. Тот, кто передал шпаргалку, экзамен не сдаёт и ему всё равно – поймёт его или нет тот, кто стоит у доски и кому адресована шпаргалка. Незнание того, что написано в шпаргалке, ставит неуча в смешное положение и порождает ситуацию, в которой ответить на извечные русские вопросы, кто виноват и что делать, невозможно.

По прибытии полка в Мары перед началом ЛТУ командир полка обычно докладывал свои решения на «боевые действия» начальнику базы, и тот, с точки зрения их выполнимости, утверждает или не утверждает их, требует их доработки в соответствии со своими замечаниями. «Противника» представляет командир авиагруппы 1521-й авиабазы, которому известно из решения командира прибывшего на проверку полка только решаемая последним боевая задача (например, организация сопровождения группы своих истребителей- бомбардировщиков), время и место выполнения поставленной ему на рекогносцировке боевой задачи, но неизвестен способ её решения. Командир авиагруппы тоже докладывает начальнику базы своё решение. Таким образом, оба решения (каждой из сторон) знает только начальник 1521-й базы, и на этой основе только он, являясь старшим тактическим командиром, в состоянии руководить действиями сторон в ходе ЛТУ, предвидеть ход развития ситуации в воздухе на шаг вперёд, обеспечивая безопасность полётов.

В том же году в сторону большей объективности были пересмотрены нормативы на получение оценок за решение тактических задач. Теперь методика оценки ЛТУ принципиально отличалась от изложенной в действующем Курсе боевой подготовки. В этом руководстве результаты ЛТУ оценивались по среднему баллу из суммы результатов боевых применений участников ЛТУ по числу лётчиков, выполнивших или не выполнивших условные стрельбы и бомбометания. В Марах общую оценку полку можно было получить только за степень выполнения боевой задачи.

Так, например, по курсу боевой подготовки фронтовой истребительной авиации перехват одиночного разведчика парой оценивался по среднему баллу фотострельбы ведущего и ведомого. Если оба, перехватив «следопыта», выполнили по зачётному пуску или очереди – паре ставилась оценка «отлично».

В Марах этого уже было недостаточно. На «пятёрку» паре можно было рассчитывать только в том случае, если оба истребителя «отстрелялись» по разведчику до входа последнего в район разведки. Оценка «хорошо» ставилась, если они оба результативно атаковали «противника» над районом разведки, и «тройка» – если уничтожали цель уже после выхода из района. Таким образом, не нарушая требований действующего Курса боевой подготовки, его нормативы оценки боевых применений как бы накладывались на тактическое содержание динамики «боевых» действий, т.е. оценивалась степень выполнения боевых задач.

По окончании проверки боевой выучки на авиабазе Мары составлялся довольно внушительный акт, в содержании которого, помимо особенностей выполнения задач и оценок за их выполнение, обязательно (на одной странице машинописного текста) руководством 1521-й базы формулировалась оценка способности лично командира полка принимать практические решения, организовывать боевые действия и управлять ими в динамике ЛТУ. Такую оценку на фактическом материале командир полка мог получить только в Марах, а «специалистов», оценивающих его командирские способности и морально-политический облик, было в то время хоть отбавляй. Объединяли всех этих оценщиков только два критерия – умение командира выполнять директивы и шифровки сверху и состояние воинской дисциплины в полку. Конечно же, учитывались и оценки, полученные в ходе различных проверок, проводимых в течение года, но, как и раньше, доминирующее положение занимала оценка, полученная в Марах. Она же свидетельствовала и о качестве работы командира истребительной дивизии и командующего объединением. Это было и их лицо, и они весьма принципиально относились к тому, как оно выглядело.

МиГ-29 авиагруппа 1521-й базы начала получать сравнительно поздно – в 1990 г. За ними должны были последовать и Су-27, однако развал Советского Союза и закрытие 1521-й базы в Марах поставили крест как на этих ожиданиях, так и в конечном счетё на развитии боевой подготовки истребительной авиации в целом. Хочется надеться, что всё же не навсегда…

(Фото предоставлено с.Н.Пазыничем).

Тогда же, с 1984 г., по инициативе начальника боевой подготовки ИА ВВС полковника В.А.Каширова и вопреки первоначальной точке зрения начальника 4-го ЦБПиПЛС полковника (впоследствии генерал-майора авиации) А.И.Бобровского, на авиабазе Мары стал ежегодно проходить проверку боевой выучки исследовательский полк из Липецка на самолётах МиГ-29 и Су-27. Однако предшествовала этой практике очередная неприятная история, произошедшая во фронтовой истребительной авиации.

В то время порядок освоения новых авиационных боевых комплексов (АБК) выглядел следующим образом. «Учили летать» новый самолёт в ЛИИ им. М.В.Громова, применять его оружие – в Г ЛИЦ им. В.П.Чкалова, а учили летать на нём лётчиков строевых частей и решать проблемы его боевого использования – в липецком 4-м ЦБПиПЛС. Там же, в Липецке, разрабатывались и методики обучения лётного состава строевых частей и документы, регламентирующие выполнение полётов на новых самолётах. Вполне понятно, что липецкий полк был в полном смысле элитарным истребительным полком, лётный состав которого первым в ВВС (не считая лётчиков-инструкторов по боевой подготовке Главного штаба ВВС) осваивал новые самолёты и способы их боевого применения. Элитарность полка и неправомерность оценки значения и масштабности базы издалека и не воочию стали камнем преткновения в попытке объединить точки зрения боевой подготовки ИА ВВС и руководства 4-го ЦБПиПЛС.

Поводом для того, чтобы всерьёз рассмотреть необходимость ежегодных полётов липчан в Мары, была «двойка» за боевую выучку, которую в Марах поставила комиссия Главной Инспекции Министерства Обороны (ГИ МО), возглавляемая генерал-майором авиации К.А.Коротюком, 145-му истребительному авиаполку, дислоцировавшемуся в Иванофранковске (14-я ВА, Краснознаменный Киевский Военный Округ), который в числе первых авиачастей получил фронтовые истребители 4-го поколения МиГ-29. Как выяснилось, в ходе проверки лётчики этого полка не попали по шедшим с превышением радиоуправляемым мишеням Ла-17, стреляя УР Р-27 вблизи границ диапазона их применения.

Хотя анализ сарппограмм показал, что все условия полёта и пусков ракет полностью отвечали параметрам, записанным в технических условиях на применение этого типа средств поражения, комиссия ГИ МО и генерал-майор К.А.Каратюк оставались непреклонны. Последний вообще отличался высочайшей требовательностью к подчинённым и не считался ни с какими авторитетами, а в рассматриваемый период он вообще подчинялся напрямую министру обороны. В то же время он ясно сознавал, что, по большому счёту, предъявлять претензии к лётному составу полка не за что, о чём и сообщил начальнику боевой подготовки ИА ВВС полковнику В.А.Каширову.

Проанализировав сложившуюся ситуацию, полковник В.А.Каширов тут же отправил в ГЛИЦ им. В.П.Чкалова старшего инспектора-лётчика полковника П.О.Черныша, который в практических полётах с пуском ракет убедился в том, что возможности истребителя и его оружия необходимо уточнить. Однако последнее можно было сделать не после одного-двух полётов, а по результатам целой серии испытаний, проведение которых можно было поручить только опытным лётчикам, способным не только не только выполнить это достаточно сложное задание, но и проанализировать каждый вылет. Понятно, что лучшей кандидатуры, чем Липецк, для решения этой исследовательской задачи просто не было. Заодно, в ходе двусторонних ЛТУ, предполагалось проверить самих законодателей методик в умении реализовывать свои рекомендации в условиях жёсткого противоборства с лётным составом 1521-й авиабазы. Будучи честным и принципиальным человеком, полковник В.А.Каширов с полным основанием решил, что «раз инструкции по боевому применению написаны специалистами Центра, то и подтвердить заявленные характеристики АБК должны именно они, и желательно в присутствии представителей разработчиков…».

Надо заметить, что подобная ситуация складывалась уже далеко не первый раз. В 1976 г. во время пусков УР малой дальности Р- 60 с ИК ГСН на самолётах МиГ-23 лётчиками 1521-й авиабазы были отмечены регулярные остановки двигателей самолётов. Отметим, что Р-60, разработанная ОКБ М3 «Молния» и принятая на вооружение в 1974 г., не имела себе равных по массово-габаритным характеристикам (более чем в два раза была легче американского «Сайдуиндера»), а её создание рассматривалось как значительное достижение, поскольку она, по идее, обеспечивала значительно большие возможности наших истребителей в ближнем манёвренном бою, нежели старые Р-13М. Когда же через два года выяснилось, что МиГ- 23 (основной на тот момент советский фронтовой истребитель) применять эти ракеты не может, началось крупное разбирательство с участием всех заинтересованных лиц и организаций.

Тогда пришлось изымать из строевых полков весь(!!) запас ракет этого типа и собирать его в Ахтубинске, где были начаты масштабные испытания, в ходе которых с борта каждого истребителя расстреливалось по четыре ракеты в каждом вылете по радиоуправляемым мишенями! Делалось это для того, чтобы, во-первых, выяснить почему это стало возможным, а, во-вторых, понять, что нужно сделать, чтобы двигатели не глохли. Надо ли говорить, что весь этот чрезвычайно дорогостоящий «фейерверк» был устроен за народные деньги, причём кое-кто незадолго до этого получил премии, звания и ордена, и процессе испытаний вскоре выяснилось, что акт прохождения испытаний был написан с грубейшими нарушениями существовавших методик всего лишь после нескольких пусков.

Так липчане оказались в качестве проверяемых в Марах, а следом за их истребителями МиГ-29 полосы коснулись шасси Ту-154, на котором на базу прибыли представители едва ли не всех основных ОКБ, работавших на истребительную авиацию. В ходе серии экспериментов быстро выяснилось, что разработанная ОКБ МЗ «Вымпел» управляемая ракета средней дальности Р-27 с полуактивной РЛ ГН и ИК ГСН (рассматривавшаяся как ответ на американскую AIM-7F «Спэрроу») не отвечает по своим характеристикам заявленным в документации данным, и не только не превосходит по основным параметрам американский боеприпас, но и довольно заметно уступает ему. К чести сотрудников ОКБ МЗ «Вымпел» надо сказать, что они в весьма сжатые сроки подготовили к серийному производству улучшенные варианты ракеты (Р-27РЭ и Р-27ТЭ), полностью перекрывшие американское изделие по всем параметрам и со значительным запасом 5* .

Выше уже отмечалось, что данные в акт испытаний оружия или военной техники можно было записывать только после серии полётов с боевой стрельбой в тех условиях, которые ограничивают диапазон его применения. В противном случае следовало ожидать появления внезапных сюрпризов, результаты которых спрогнозировать весьма трудно.

Фактически инициатива полковника В.А.Каширова была ни чем иным кроме как переходом в новое качество методики боевой подготовки после достаточно большого количества поводов для того, чтобы считать её далёкой от совершенства. Надо заметить, что в ходе этих проверок липчане попутно решали и свои исследовательские задачи, работая вблизи границ области применения прицельно-навигационных комплексов и оружия. В конечном счёте, как, наверное, должен предположить догадливый читатель, от этого решения выиграли все.

5* Об эпопее по освоению в войсках перехватчика МиГ-23, усилиях, затраченных на то, чтобы превратить этот самолёт в полноценный фронтовой истребитель, и понесённых при этом потерях и говорить не стоит, так как это тема отдельной крупной работы.