10 июля

10 июля 1941 года был четверг. Накануне, 9 июля, немцы захватили старый русский город Псков, а в этот день, девятнадцатый день войны, ускоренными темпами продвигавшийся вперед враг, не собираясь давать нам роздыху, рванул к Ленинграду!

Подступы к северным территориям России прикрывали Северный и Северо-Западный фронты. Северный фронт был создан 24 июня 1941 года и прикрывал территорию Кольского полуострова и Карелии, защищая Ленинград с севера. Фронтом командовал генерал-лейтенант М. М. Попов, начальником штаба был генерал-майор Д. Н. Никишев. Северо-Западный фронт, созданный на базе Прибалтийского Особого военного округа, с началом войны вел бои на территории Прибалтики.

2 июля немецкие войска нанесли удар в стык 8-й и 27-й армий СЗФ и прорвались в направлении Острова и Пскова. За неумелое управление войсками командование Северо-Западного фронта в полном составе было снято со своих постов. С 4 июля в командование фронтом вступил генерал-лейтенант П. П. Собенников. Членом военного совета был назначен корпусной комиссар В. Н. Богаткин, а начальником штаба стал генерал Н. Ф. Ватутин – заместитель начальника Генерального штаба, находившийся на фронте с 22 июня 1941 года.[116]

Вражеская экспансия осуществлялась по уже отработанной схеме – основной удар наносился по центру, а с левого и правого фланга проводились вспомогательные удары, в перспективе имевшие целью обход одним из флангов центрального сектора обороны противника с последующим взятием противостоящих сил в кольцо. Так было и на этот раз. Центральная группа немецких войск устремилась по прямой дороге Псков – Луга (кратчайшему пути к Ленинграду), часть войск устремилась в направлении Гдова и далее к Кингисеппу, а другая часть – на Новгород.

8 июля 1941 года главное командование германских вооруженных сил поставило войскам группы армий «Север» следующую задачу: продолжать стремительное наступление на ленинградском направлении, разгромить войска Северо-Западного и Северного фронтов, отрезать во взаимодействии с финской армией Ленинград с востока и юго-востока от остальной территории СССР и уничтожить город. Финская армия, реализуя элементы плана «Голубой песец»[117], получила задачу перейти 10 июля в наступление на Онежско-Ладожском и Карельском перешейках. Таким образом, с самого начала битвы за Ленинград приоритетное направление удара в группе армий «Север» предполагалось на правом фланге с первоочередной задачей перерезать дорогу Москва – Ленинград и тем самым отсечь от Москвы северную столицу.

В этих условиях главная задача советских войск на данном театре военных действий состояла в том, чтобы не допустить прорыва противника к Ленинграду и Новгороду, а также прикрыть Таллин, являвшийся главной базой Балтийского флота.

Потеря Ленинграда могла резко ухудшить положение советских вооруженных сил не только на северо-западном направлении, но и на всем советско-германском фронте. В этот период Государственный Комитет Обороны (ГКО) издал распоряжение о реорганизации в управлении фронтами. Кроме командований Западного и Юго-Западного направлений, для объединения усилий вооруженных сил по обороне Ленинграда Ставка Верховного Главнокомандования (преобразованная из Ставки Главного Командования) директивой от 10 июля создала главное командование Северо-Западного направления во главе с Маршалом Советского Союза К. Е. Ворошиловым с подчинением ему Северо-Западного и Северного фронтов, а также Балтийского и Северного флотов. Начальником штаба направления стал генерал-майор М. В. Захаров, а членом Военного совета A. A. Жданов. Одновременно войскам Северо-Западного направления была поставлена задача: активной и упорной обороной не допустить прорыва противника к Ленинграду и на коммуникации, связывающие этот город со страной, прикрыв в то же время частью сил главную базу Балтийского флота – Таллин.

В Эстонии продолжала сражаться 8-я армия. На правом фланге Ленинградского фронта наседавших немцев сдерживала 118 СД, с боями отходившая на Гдов. На этом направлении в Кингисеппе уже был выставлен заслон, там заняла оборону 191-я стрелковая дивизия.

Сдерживали наступление немцев, отходя от рубежа к рубежу вдоль Новгородского шоссе, наши 70-я стрелковая дивизия и остатки 3-й танковой дивизии 1-го мехкорпуса. В составе дивизии оставался только 6-й танковый полк (27 танков), 5-й танковый полк действовал отдельно. Именно сюда в этот день и устремился 56-й моторизованный корпус Манштейна, основу ударного кулака которого составляли 8-я танковая и 3-я моторизованная дивизии. Поддерживала прорыв 290-я пехотная дивизия. В резерв придавались моторизованная дивизия СС «Мертвая голова» и две дивизии 16-й армии. Сила вполне приличная.

Несмотря на то, что главный удар немецких войск был нацелен на Новгород, а бои в этот день происходили в основном на территории Псковской области, 10 июля считается днем начала битвы за Ленинград. Именно в этот день впервые вступил в бой против прорвавшейся немецкой танковой группы отряд заграждения 177-й стрелковой дивизии, которая по распоряжению командующего Лужской оперативной группой (ЛОГ) генерал-лейтенанта К. П. Пядышева заняла оборонительные позиции в предполье Лужского рубежа обороны – между Псковом и Лугой. Дивизия представляла собой полноценное свежее боевое соединение, возглавляемое решительным и опытным командиром-орденоносцем полковником Андреем Федоровичем Машошиным. Начальником штаба дивизии был также опытный военный Иван Семенович Павлов.

Дивизии была придана переброшенная из-под Кандалакши 24-я танковая дивизия, а также значительное количество артиллерии (до 150 орудий разных калибров) под руководством опытных артиллерийских офицеров.

Для прикрытия войск группы с воздуха привлекалась авиация Северного фронта под командованием генерал-майора авиации A. A. Новикова.

10 июля три немецких дивизии, две танковые (1-я и 6-я) и 36-я моторизованная 41-го моторизованного корпуса 4-й танковой группы немецких войск при поддержке авиации сначала нанесли удар севернее Пскова по частям 118-й стрелковой дивизии. Вынудив ее отойти к Гдову, они устремились на Лугу. Через день немцы достигли р. Плюссы и уже вплотную завязали бои с войсками прикрытия Лужской оперативной группы.

Командный пункт 177-й стрелковой дивизии находился около Луги в парке на Лангиной горе. Оттуда и поступали все приказы на передовую. На рубеж Плюссы были выдвинуты 483-й полк и 710-й гаубичный артиллерийский полк. В их задачу входило прикрытие Киевского шоссе и железной дороги. Другие полки 177-й дивизии заняли оборону южнее Луги по линии Корпово – Бараново – Раковичи – Наволок; 486-й полк закрепился правее шоссе, на участке Лесково – Ильжо; слева от дороги до Череменецкого озера стоял 502-й полк. Здесь же развернули боевые порядки 706-й артиллерийский полк и 49-й танковый полк 24-й танковой дивизии.

10 июля утром на реке Плюсса Псковской области вступил в первое боевое соприкосновение с 41-м моторизованным корпусом немцев заградотряд 177-й дивизии. К нему присоединились остатки дивизий, отступавших от д. Лудони.

Тем временем 1-я и 6-я танковые дивизии 4-й танковой группы немцев, за которыми во втором эшелоне следовала 36-я моторизованная и 269-я пехотная дивизии, начали быстрое продвижение от Пскова.

1-я танковая дивизия вермахта продвигалась по шоссе Псков – Луга, 6-я танковая дивизия двигалась параллельно через Порховский район: Лопатово – Ямкино на Павы.

Во второй половине дня, после того как все боевые подразделения боевой группы Вестхофена – авангарда 1-й танковой дивизии вермахта – проехали перекресток на д. Углы, бойцы нашей 111-й стрелковой дивизии, не имевшие тяжелого вооружения, неожиданно атаковали следовавшие за ними моторизованные колонны. Основные силы группы Вестхофена пришлось разворачивать и организовывать контрудар в направлении обратном движению. К 17:00 остатки подразделений 111-й стрелковой дивизии были разбиты и отступили.

Начальник штаба дивизии Сорокин вспоминал: «Дивизия, организовав оборону на рубеже 30 километров северо-восточнее Пскова, 10 июля 1941 года под сильным нажимом противника была вынуждена отойти в направлении Луги. Командир дивизии полковник И. М. Иванов, находясь во время отхода дивизии с одним из батальонов 532-го стрелкового полка, оказался отрезанным от дороги Псков – Луга и вместе с батальоном передвигался лесом параллельно дороге. Впоследствии этот батальон соединился с частями дивизии, но тов. Иванов не вернулся»[118]…

Данный батальон возле д. Мараморка Псковского района оказался застигнутым врасплох превосходящими по численности и вооружению наступающими частями танковой дивизии вермахта, красноармейцы под командованием полковника Ивана Михайловича Иванова, приняли неравный бой, в котором погибло около 40 человек, в том числе и командир дивизии. Остатки батальона отступили. Хоронили погибших уже местные жители.

Где же в этот день находилась 6-я танковая дивизия? Проследим ее путь за несколько последних дней.

Раус: «Полученный нами приказ на 8 июля требовал лишь незначительного продвижения в направлении Порхова, чтобы в дальнейшем наступать на север. Вероятно генерал Рейнхардт принял такое решение, чтобы передвинуть 6-ю танковую дивизию ближе к 1-й танковой, а также потому, что LVI танковый корпус перемещался в район Порхова.

Выполнение этого приказа требовало синхронных действий всей дивизии. Справа боевая группа “Раус” встретила только слабое сопротивление, когда наш авангард подошел к Славковицам. Левый фланг должна была обеспечивать 269-я пехотная дивизия, однако она не прибыла вовремя, поэтому мы были вынуждены перейти к обороне, чтобы отразить сильные контратаки русских танков. Несмотря на это давление, мы удержали всю занятую территорию. Тем временем боевая группа “фон Зекендорф” с боем продвигалась на север и сумела захватить плацдарм на реке Черекла[119], к северу от города Осиповец. Ночью 8/9 июля боевая группа “Раус” была переброшена на этот плацдарм.

После того как 6-я танковая дивизия пересекла железную дорогу, связывающую Псков и Порхов, она снова повернула на восток. Во главе наступления снова шли наши две боевые группы. Боевая группа “Раус”, наступающая севернее, быстро добилась успеха и заняла Загоску, повернув на восток через Лопатово. Находившаяся южнее боевая группа “фон Зекендорф” прошла высоту 148 и лишь после этого встретила сопротивление русских. К вечеру темп наступления дивизии замедлился, так как она столкнулась с большими силами пехоты, поддержанной танками. Русские решили удержать дорожный треугольник в Ямкино. Генерал Ландграф решил, что эту атаку тоже следует подготовить более тщательно».[120]

Из Боевого дневника дивизии следует, что 9 июля она все еще находилась в районе деревни Болдино. Дивизионная разведка всю ночь выясняла окружающую обстановку, добираясь вплоть до Ямкино. В результате разведки было принято решение в 7.00 провести рейд Боевой группы Колля на Большое Загорье. К этому времени разрушенный нашей авиацией мост севернее Болдино был восстановлен немецкими саперами.

В районе Ямкино разведка отметила угрозу флангу в виде двух сверхтяжелых танков, а с другого фланга – даже трех. Поскольку в дивизии не имелось 88-мм зениток, задействовали против этих танков все имеющиеся в наличии средства. К полудню оба танка, находящиеся справа у Ямкино были расстреляны 105-мм пушками дивизионной батареи. Оставшиеся три из-за тумана не обстреливались. Но под прикрытием того же тумана немцы подтащили к ним 105-мм пушки на расстояние прямого выстрела.

Кроме этих танков в радиусе 10-ти километров немцы не обнаружили никаких других наших войск. В этом была несомненная слабость нашего прикрытия. Танки, не обеспеченные поддержкой пехоты сплошь и рядом оказывались в эти дни и недели беспомощными мишенями для немецкой артиллерии.

Впрочем, на этот раз наши удара не проспали, когда к 8.00 туман рассеялся, немецкие артиллеристы не обнаружили наших сверхтяжелых танков.

Любопытно, что Раус рассказывает об этом несколько иначе.

Раус: «10 июля 6-я танковая дивизия впервые после перехода границы потерпела тактическую неудачу. Атака против дорожного треугольника Ямкино не привела к успеху. Противник умело и упорно сопротивлялся, укрываясь в лесах, и наносил контрудары при поддержке танков. Однако главной причиной приостановки наступления стало появление тяжелых русских танков, которые мы встретили впервые после Расейная. Эти танки стали появляться все чаще, так как завод, выпускающий их, находился под Ленинградом. Возле Ямкино русские очень умело использовали КВ-1 в качестве “самоходных дотов”. Каждый 52-тонный танк сопровождали 2–3 легких танка и взвод пехоты, главной задачей которых было обеспечение безопасности тяжелого танка. Поэтому наши штурмовые отряды просто не могли подобраться к КВ и были вынуждены сражаться на большом расстоянии.

В Ямкино 6-я танковая дивизия не имела 88-мм зениток, так как штаб XLI корпуса накануне забрал приданные нам батареи, несмотря на протесты генерала Ландграфа. Поэтому нам пришлось начать эксперименты прямо под огнем противника, чтобы найти хоть какой-то способ уничтожать эти “52-тонные доты”. 76-й танковый артиллерийский полк использовал 100-мм орудия на прямой наводке, хотя передвигать их было очень тяжело. Наши саперы безуспешно попытались повторить свой успех под Балтинавой, используя тяжелые реактивные минометы. 41-й батальон истребителей танков майора Ремхильда даже обстрелял КВ-1 из 50-мм пушек. (После Расейная мы решили, что при самых благоприятных условиях эти пушки с близкого расстояния все-таки могут пробить броню 52-тонного танка. Пробоина получалась диаметром с карандаш.) С помощью этих мер нам удалось заставить тяжелые танки несколько раз сменить позицию, но подбить ни один из них мы не сумели.

Решение генерала Ландграфа приостановить наступление и попытаться обойти Ямкино не повлияло на результат операции. Более того, оно в некоторых отношениях оказалось удачным…»[121]

По поводу немецких 50-мм пушек здесь следует отметить следующее. Они в основном были беспомощны против наших танков и немцы сами называли их армейские колотушками.

Вот свидетельство о тех днях немецкого солдата: «Русские, знакомые с непросматриваемой местностью, показали здесь свое умение воевать изощренными способами. Они применяли свои танки там, где с учетом всего опыта войны это считалось до сих пор невозможным. Бронебойность наших противотанковых орудий была недостаточна для того, чтобы колоть броню тяжелых танков. В лексику солдат вошло понятие „Heeresanklopfger?tes"».[122] Последнее слово, имеющее в виду противотанковые пушки немцев, можно приблизительно перевести как войсковые или армейские колотушки.

Однако к двум этим свидетельствам (Эрхарда Рауса и Хельмута Рэмхилда) здесь следует добавить замечание нашего выдающегося артиллериста, командовавшего на Лужском рубеже артиллерийской группой Г. Ф. Одинцова.

«В 1941 г. наши танки от ударов этих снарядов загорались. Тогда думали, что у немцев имеются “термитные” снаряды. Когда, наступая, мы захватили эти снаряды, то оказалось, что они являются подкалиберными с вольфрамовым сердечником, который пробивал броню танка, а внутри его раскаленными осколками вызывал пожар. Подкалиберным он был назван потому, что сердечник был меньше, чем калибр снаряда».[123]

Что же касается трех наших исчезнувших на рассвете сверхтяжелых танков, скорее всего, это были танки лейтенанта Кайтукова, действовавшие отдельным самостоятельным подразделением.

«В первые же дни боев в 24-й танковой дивизии появились танки КВ. Каким образом это произошло, видно из датированного 13-м июля документа, направленного начальнику штаба Северного фронта, копия начальнику АБТУ Северного фронта: “В районе Николаево во взаимодействии со стрелковыми частями 41 ск действует 3 танка "КВ". В какую часть эти танки входят, никто не знает. Командует этими тремя танками лейтенант Кайтуков. С начала войны эти танки участвуют в боях, отработав по 60 часов без осмотра мат. части. Танки требуют хозяина и ремонта. Поэтому я решил 3 танка "КВ" с экипажем (под командой лейтенанта Кайтукова) подчинить себе и просить Вас утвердить мое решение. Для приведения их в порядок прошу из Кировского завода в район 24 тд выслать бригаду для ремонта. Танки 12.7.41. были заправлены специально высланным для этой цели горючим. Командир 10 мк генерал-майор Лазарев”».[124]

В этот день, не ведя, согласно Боевому дневнику, никаких особо серьезных боев 6-я танковая дивизия потеряла 6 человек убитыми, 8 были ранены и двое пропали без вести. Возможно, нашим удалось взять языка.

Одной из главных трудностей обеих танковых дивизий было отмечено отсутствие в этих местах асфальтовых дорог.

Дивизия оставалась на высоте 102.[125]

Как видим, в отличие от 1-й танковой дивизии, 6-я в этот день занимала в основном выжидательную позицию.

Тем временем общее немецкое наступление развивалось согласно ранее разработанному плану.

В немецких штабах

Фон Лееб: «11.40 4-я танковая группа намерена повернуть 56-й моторизованный корпус (дивизия СС “Мертвая голова”) и 8-ю танковую дивизию на Остров, так как на прежнем направлении у них имеются значительные трудности. Трасса Опочка – Остров должна быть закрыта на двое суток для продвижения колонн 10-го армейского корпуса. Эго предложение отклонено. 10-й корпус должен продолжать наступление. Командиры 10-го армейского и 56-го моторизованного корпусов на месте согласуют свои действия. 4-я танковая группа намерена как можно быстрее оставить Псков, чтобы дать возможность разместиться в нем соединениям 18-й армии. Ей предписано ускорить продвижение подвижных подразделений».[126]

Гальдер удовлетворенно записал в этот день в своем дневнике: «Финны перешли в наступление…»[127]

И дальше:

«Группа армий «Север». Сопротивление противника перед северным фронтом 41-го моторизованного корпуса усилилось. В остальном операции развиваются согласно плану…

План остается прежним: наступление на Ленинград и к портам Эстонии…»[128]

Фон Лееб: «Обстановка на вечер 10 июля: 16-я армия встречает постоянное сопротивление противника, поэтому повсеместно ведет бои. 4-я танковая группа овладела городом Порхов, подтягивает дивизию СС “Мертвая голова” от Опочки и 8-ю танковую дивизию через Остров».[129]

Ленинград. Штаб Северного фронта

Александр Александрович Новиков, главком ВВС Северного фронта

«Еще до падения Пскова ОКВ (верховное главное командование вермахта) на совещании 8 июля обязало группу армий “Север” быстрее покончить с Ленинградом. С этой целью войска фон Лееба было решено усилить 3-й танковой группой, но переброска ее на ленинградское направление намечалась после выхода войск группы армий “Центр” в район восточнее Смоленска.

Согласно этому замыслу план наступления группы армий “Север” на вторую и третью декады июля был такой. Правофланговая 16-я полевая армия наносит поражение нашей 27-й армии и выходит на рубеж Великие Луки – Холм – Старая Русса. 4-я танковая группа правофланговыми соединениями захватывает Порхов, Новгород и Чудово, перерезает Октябрьскую железную дорогу и обходит Ленинград с юго-востока, а левофланговыми соединениями наступает на Лугу и сходу врывается в Ленинград. Основные силы 18-й полевой армии, находившейся во втором эшелоне, развертываются севернее Пскова, подвигаются вдоль восточного берега Псковского и Чудского озер и овладевают Нарвой. Ее левофланговые войска захватывают Эстонию и по южному побережью Финского залива выходят в район Нарвы. Одновременно с гитлеровскими войсками действуют и финские. Карельская армия, наступавшая на петрозаводском и олонецком направлениях, отбрасывает нашу 7-ю армию на рубеж реки Свирь. Юго-восточная армия, развернутая на Карельском перешейке, врывается в Ленинград с севера…

Стремясь извлечь как можно больше выгод из ситуации, гитлеровцы сразу же после захвата Пскова утром 10 июля повели наступление во всей полосе действий 4-й танковой группы и 16-й армии – от Идрицы до Псковского озера. Основной удар враг нанес на Лугу и Новгород.

На Лугу двинулся 41-й моторизованный корпус в составе четырех полнокровных дивизий – двух танковых, моторизованной и пехотной. Под ударом его наша 118-я стрелковая дивизия была отброшена на северо-запад к Гдову. Дорога на Лугу оказалась неприкрытой, и подвижные части врага устремились на север. Переброшенная сюда 90-я стрелковая дивизия в районе Струги Красные, Лудони попала под сосредоточенный удар танков и авиации противника и отошла назад…

До 10 июля основная масса авиации, действовавшей на юго-западе от Ленинграда, помогала войскам Северо-Западного фронта сдерживать врага на рубеже реки Великой. Экипажи 2-й и 41-й бад непрерывно бомбили соединения 4-й танковой группы. В это время резко ухудшилась погода – несколько дней стояла сплошная низкая облачность, часто шли дожди. Непогода сильно мешала бомбардировщикам, и они летали на задания в одиночку или парами и бомбили боевые порядки и колонны противника с небольшой высоты. Наши потери от огня зенитной артиллерии неприятеля были весьма значительны. За шесть суток дивизии П. П. Архангельского и И. Я. Новикова лишились 60 самолетов. Однако большинство экипажей уцелело и вернулось в свои части. Но и враг понес весьма ощутимый урон. За неделю на противника было сброшено 4 тысячи бомб. Действия ленинградских летчиков были столь эффективны, что 10 июля штаб группы армий “Север” вынужден был донести в Берлин о больших потерях в 1-й танковой дивизии от ударов нашей авиации.

Непрерывные бомбардировки танков и мотопехоты сильно тормозили продвижение фашистов, мешали развитию успеха. Поддерживаемые авиацией, наши бойцы и командиры сражались с еще большим упорством и героизмом. Тогда, чтобы ослабить наши удары с воздуха, противник часть своих бомбардировочных сил переключил на борьбу с советской авиацией. С 5 по 9 июля немцы совершили серию сильных налетов на основные аэродромы, расположенные в районах Пскова, Луги и Старой Руссы. Однако поставленной цели враг не достиг. Наша авиация хотя и понесла потери, вызванные в основном чрезвычайной слабостью зенитного прикрытия аэродромов, что было нашим уязвимым местом до конца 1941 г., но ударов своих по противнику не ослабила. В эти дни ленинградские летчики вписали в свой боевой счет еще два тарана. 10 июля таким способом сбили врага командир эскадрильи 161-го иап коммунист старший лейтенант Н. В. Терехин и командир звена 154-го иап комсомолец лейтенант С. А. Титовка. Сергей Титовка повторил подвиг Николая Тотмина – уничтожил самолет лобовым тараном».[130]

Борис Владимирович Бычевский, подполковник, начальник Инженерного управления фронта

«На рассвете 10 июля комбриг Евстигнеев сообщил мне, что неприятель занял Псков, а в сторону Луги лавиной катятся перемешавшиеся войска Северо-Западного фронта.

Не успел я положить телефонную трубку, как меня вызвал командующий фронтом генерал-лейтенант М. М. Попов:

– О падении Пскова слышали? Чувствуете, как сразу осложнилась обстановка? Так вот, немедленно отправляйтесь в лужское предполье. Надо во что бы то ни стало ускорить там постановку минных заграждений. Кстати, где у вас рота специального минирования?

– В Красногвардейске, товарищ командующий. В полной готовности. Радиостанция укрыта в парке.

– Радиостанцию держите там, а команду с приборами возьмите с собой. Лично организуйте постановку крупных фугасов в районах Струги Красные, Городище, Николаево. Немецкие танки могут подойти туда завтра.

Я доложил, что в предполье уже поставлено много минных заграждений и меня сильно беспокоит, как бы на них не подорвались войска нашего левого соседа.

Маркиан Михайлович пустил черта в чей-то адрес и резко спросил:

– Мы же сообщили штабу Северо-Западного фронта зоны минирования?

– Сообщили. Но штаб-то у них, по-видимому, не имеет связи со многими отходящими соединениями.

– Тем более вам надо поспешить туда, – подчеркнул командующий. – А я тем временем передам генералу Пядышеву, чтобы он незамедлительно принял все возможные меры предосторожности…

И вот мы уже на шоссе между Псковом и Лугой. Со мной команда минеров и радистов из роты старшего лейтенанта В. С. Яковлева, майор Николай Иванов, лейтенанты Евгений Гуляницкий и Александр Шелков.

Ох, как тяжело уничтожать созданное народом добро! Ощущение этой горечи усиливают картины бедствия на дорогах отступления. Семьи, оставшиеся без крова, горящие дома, плачущие на руках у матерей дети, страдающие от жары и жажды. Тут и там вперемешку с беженцами бредут разрозненные группы бойцов. Нескончаем поток машин, всевозможных тележек. II над всем этим пестрым водоворотом стоит угнетающий гул, в воздухе висит едкая пыль.

Горе людей, гонимых пожаром войны, леденит сердце.

Над шоссе только что пронесся на бреющем полете ”мессершмитт”. Пулеметная очередь скосила двух девочек и трех женщин.

Вот-вот вернется с завывающим свистом вражеский истребитель. Измученные люди шарахнутся по канавам, а на шоссе опять останутся лежать несколько бездыханных тел. Мы советуем беженцам уходить с дороги в поле. А сами продолжаем свое дело: взрываем мосты, шоссе, ставим минные поля. Кое-где сохраняем проходы для отступающих войск. Их потом закроют саперы, которых мы здесь оставим.

Взрываемые по радио фугасы в сотни килограммов весом закладываем в местах возможного скопления вражеских войск и техники. Старший лейтенант Владимир Яковлев, высокий, смуглый, угрюмый, проверяет каждый радиоприбор, сам маскирует его.

Минеры молчаливы. Многие из них не так уж давно, в советско-финляндскую войну, в одиночку подползали со взрывчаткой к амбразурам железобетонных дотов. Побывали под пулеметным огнем, пережили гибель друзей. Но то в атаках, во время штурма вражеских укреплений, а здесь приходится взрывать свое, народное добро. Временами слышны проклятия и крепкое словцо.

Николай Сергеевич Иванов уже не выглядит добродушным, как несколько дней назад. Глаза его мрачно поблескивают за стеклами очков.

Лейтенант Гуляницкий, плотный коротыш-украинец, которого товарищи зовут просто Женей, отдает саперам резкие, короткие команды.

Встречи наших людей с бойцами, бредущими от Пскова, ограничиваются короткими перебранками:

– А ну, проходи! Раз драпаешь, нечего глаза пялить!

Попытки огрызнуться слабые, больше для виду:

– Ладно, герой! Посмотрим, каков сам будешь перед танком… Невысокий минер, вытирая пилоткой пот с лица, зло укоряет:

– И куда только прете? Там же Ленинград!

– Сами, что ль, идем? Ведут. На Луге, говорят, рубеж занимать будем.

– Во-во, правильно. Пока вы маршируете, ленинградские женщины окопы для вас роют, руки в кровь рвут. Они вас встретят там лопатой по спине. А ну топай быстрее, пока на свои мины не напоролся!..

К вечеру меня вместе с другими начальниками родов войск вызвали в Ленинград. Командующий собирался на доклад в Смольный к А. А. Жданову и только что прибывшему Главкому Северо-Западного направления К. Е. Ворошилову. Перед этим он хотел уточнить обстановку…»[131]

Южная окраина города Луги. Лангина гора. Штаб 177-й стрелковой дивизии

Иван Семенович Павлов, подполковник, начальник штаба дивизии

«В начале июля еще теплилась надежда, что враг будет остановлен на подступах к Пскову, на линии Псковско-Островского укрепленного района. Но события последних двух-трех дней внесли в обстановку изменения. Начальник штаба Лужской оперативной группы полковник Каупфельдт сообщил, что противник обнаружен в Стругах Красных, его отдельные группы движутся по шоссе Псков – Луга. Значит, судьба Ленинграда будет решаться под Лугой. В дивизии это хорошо понимали.

Я посмотрел на карту, мысленно сказал себе: “Встречай, Иван Семенович, свою третью войну. Гражданскую и финскую прошел, теперь всенародную, Отечественную” – и отправился к командиру дивизии. Андрей Федорович Машошин был, как говорят, в полном боевом.

Обстановку он уже знал, говорил как обычно, по-командирски четко:

– Предупредите командира 483-го полка и артиллеристов. Немец может выскочить на плечах отступающих.

– Вчера сказал об этом подполковнику Харитонову.

– Напомните! Впрочем, я сам поеду к нему.

В этот день Машошин с утра собирался поехать в 502-й стрелковый полк, где медленно оборудовались позиции. Но обстановка изменилась. И командир переменил решение. Я понимал его: первый бой, первые испытания во многом определят дальнейшее поведение бойцов и командиров. Выстоят – считай, успех обеспечен и в дальнейшем. Покатятся… Нет, об этом даже страшно подумать. Командир решил быть поближе к переднему краю. Бойцы крепче стоят, храбрее дерутся, когда знают, что командир рядом. Его воля, твердое управление придают войскам силу.

Помимо служебных характеристик с подписями и печатями у бойцов о каждом командире есть еще свои суждения и довольно меткие характеристики, которые передаются из уст в уста. О храбрости Машошина, его крутом нраве, боевом опыте ходили легенды. Он, правда, никогда не распространялся о том, как стал полным георгиевским кавалером в империалистическую, за что награжден орденом Красного Знамени в гражданскую.

Но каждый боец знал эти истории, да с такими подробностями, что Андрей Федорович только руками разводил.

Проводив комдива, мы с начальником артиллерии полковником Фоминым, начальником штаба артиллерийского полка АККУКС капитаном Визигиным занялись уточнением вопросов взаимодействия. Наша задача – создать сильный огневой заслон перед главной полосой обороны дивизии. Занятие прервали частые удары в рельс. Со всех сторон неслись возгласы: “Воздух, воздух!..” На город шло около полутора десятков фашистских самолетов. Тихая дачная Луга принимала первый бой…»[132]

Город Луга. Огневые позиции отдельного курсантского зенитного артиллерийского дивизиона

Всеволод Чехович, воентехник 1-го ранга, начальник артвооружения дивизиона

«Первый массированный налет авиации противника на Лугу был 10 июля. Вначале над городом покружился самолет-разведчик. Командир дивизиона приказал огонь не открывать: сбить самолет мало вероятности, а себя обнаруживать нам невыгодно. Пришлось, стиснув зубы, смотреть, как ползает над нами фашистский шпион.

Вскоре с юга и юго-запада появились “мессершмитты” и “юнкерсы”. Они шли четким строем, выдерживая интервалы и дистанции между машинами, направляясь в центр города, где находились райком партии, узел связи, вокзал.

– Видал? – спросил я командира батареи 85-миллиметровых пушек старшего лейтенанта К. П. Валиту.

В этот момент расчет прибора управления артиллерийским зенитным огнем – ПУАЗО – выдал данные.

Залп! В июльском светло-синем небе запрыгали, словно мячики, черные облачка разрывов снарядов батареи 85-миллиметровых пушек. Рядом появились белые дымки. Это открыла огонь батарея 76-миллиметровых пушек старшего лейтенанта Д. И. Петина. Присоединила свой голос и батарея 37-миллиметровых пушек. Она стреляла трассирующими снарядами. Вражеским “юнкерсам” и “мессершмиттам” стало жарко в лужском небе. Интенсивный огонь курсантского дивизиона разогнал фашистских стервятников, и они, сбрасывая беспорядочно свой смертоносный груз, стремились побыстрее уйти восвояси.

– Товарищ воентехник, смотрите, что выделывают фашисты! – оторвал меня от наблюдения лейтенант Гордеев. – На батарею Петина пикируют…

Из-за домов не просматривались огневые позиции батареи. Но именно в том направлении, словно сорвавшись с крутой горки, один за другим пикировали два Ю-87. Я представил себе, как нелегко теперь курсантам, но они продолжали вести огонь. Ребята не дрогнули, стойко отражали атаку врага. А это был их первый бой:

“Ура! Ура!” – раздались над огневой радостные возгласы.

Один Ю-87, выходя из пике, потянул за собой черный шлейф дыма и, неуклюже ныряя, удалялся в сторону леса. Это был третий по счету самолет, который подбили курсанты-зенитчики».[133]

Также в этот день следует поместить воспоминания Рогинского, которые Кринов помещает в 13 июля.

Лужское направление. Район деревни Похонь. Штаб 111-й стрелковой дивизии

Сергей Васильевич Рогинский, подполковник, командир дивизии

«10 июля я с группой командиров прибыл в штаб 41-го стрелкового корпуса. Нам было приказано ознакомиться с обстановкой, принять все самые решительные меры к тому, чтобы остановить отход частей корпуса и закрепиться на выгодном рубеже. К сожалению, сделать это было уже невозможно. Штаб корпуса потерял управление войсками и не знал, где находятся штабы 111-й, 235-й и 90-й дивизий.

Генерал Астанин, помощник командующего Северо-Западным фронтом, приказал мне разыскать 111-ю стрелковую дивизию. Вероятнее всего, она могла находиться в районе Струги Красные. Действительно, здесь мы начали встречать отдельные группы бойцов и даже подразделения дивизии. По указанию генерала Астанина останавливали их, сводили в роты и батальоны, назначали командиров. Бойцы были рады, что наконец-то обрели свои подразделения и получили боевые задачи.

Я заметил, что вышедших из окружения людей не столько угнетало отсутствие питания, сколько неопределенность положения.

Продолжая поиски штаба дивизии, я встретил в районе Щирска[134] заместителя комдива по политчасти полкового комиссара Г. С. Емельяненко и начальника особого отдела дивизии Бойченко. Они раскрыли передо мной весь драматизм обстановки, в которую дивизия попала в боях под Островом и Псковом. Фактически соединение вводилось в бой разрозненными подразделениями без достаточно мощного артиллерийского обеспечения. Люди сражались ожесточенно, до последней возможности.

Командиры и политработники находились в боевых порядках, и многие из них пали на поле боя. В боях под Псковом геройски погиб командир дивизии полковник Иванов.

Обсудив с товарищами обстановку, я решил организовать оборону восточнее Лужского шоссе, объединив собранные подразделения в отряд. О своем решении доложил генералу Астанину. Он одобрил действия и приказал принять командование дивизией».[135]

Документальная строка

«Ленинградцы горячо откликнулись на призыв партии выступить на защиту родного города. К 10 июля в Ленинградскую армию народного ополчения было зачислено около ста тысяч человек.

Из донесения начальника отдела политической пропаганды ЛАНО Верхоглаза начальнику Управления политической пропаганды Северного фронта: “10 июля 1941 года 1-я дивизия Кировского района выбыла из г. Ленинграда. Последний батальон отгрузился в 1 час. 00 мин. 11.7.41… Настроение бойцов и командиров бодрое и приподнятое. Многие бойцы выражали желание как можно скорее влиться в действующую армию…”»[136]

Здесь следует сказать о том, что формирование дивизий народного ополчения в Ленинграде было начато с 30 июня на основании решения Ленинградского горкома партии и постановления Военного Совета Северного фронта от 27 июня 1941 г. Намечалось создать 15 стрелковых дивизий общей численностью в 200 тысяч человек.

Первая дивизия народного ополчения (1-я ДНО) уже в этот день отправилась на прикрытие новгородского направления.

Нас в нашей истории будет прежде всего интересовать 2-я ДНО.

И здесь самое время поместить основные сведения об этой дивизии.

Но прежде чем дать основные сведения о дивизии, приведу выдержку из воспоминаний, заканчивавшей летом 1941 года медицинский институт в Ленинграде Риммы Ивановны Нератовой.

«Ленинградское ополчение начало создаваться еще в начале июля, называлось оно демократической армией по обороне Ленинграда, но вскоре стало называться по-русски понятно – ополчение. Создавалось ополчение – детище партийных органов – после речи Сталина. Не той, в которой он обратился после начала войны 3-го июля к своим вассалам:

– Дорогие братья и сестры…

В теперешнем обращении Сталин потребовал учреждения ополчения. Прежде всего, московского. И так же во всех городах, к которым подступали немцы. Ополчение, народное, должно своими силами защищать города, сражаться за его пределами на подступах и на баррикадах внутри города и должно, если того потребуют обстоятельства, сражаться за каждый дом! И назвал цифру – количество ополченцев, которых должна дать Москва. Цифра была громадная! Партийные организации Москвы со всей поспешностью стали создавать ополчение с целью во много раз превзойти цифру, названную Сталиным, и выслужиться! Людей хватали на улицах, в учреждениях, не слушали никаких доводов, не считались с протестами. На все был один ответ:

– Товарищ Сталин сказал!

Попробуй – поспорь! В Москве “ударный план” партийных организаций дал очень высокую цифру “добровольных” ополченцев. Но мобилизационный план города Москвы был сорван! В военкоматах хватались за голову, но ничего сделать не могли: всех людей призывного возраста (многие ждали повесток из военкоматов со дня на день), на которых падал взор и ложилась рука партийных организаторов ополчения, буквально заметали, отправляли в “казармы” для ополченцев (часто помещения средних школ с охраной у ворот), чтоб вскоре, иногда даже без всякого обучения, отправить на фронт.

В Ленинграде “добровольное” вступление в ополчение носило менее трагичный характер и было менее необратимым, чем в Москве. И хотя ленинградцев “добровольно” записывали в ополчение (у нас все делалось “добровольно” и с “большим энтузиазмом”, как только поступал в партийные организации или приказ или только “намек” сверху – и никто не осмеливался открыто возражать), не считаясь ни с профессией, часто нужной для военных же нужд, ни с возрастом, ни с состоянием здоровья, но все-таки все происходило менее беспощадно и бездумно…»[137]

Я привожу здесь это свидетельство в противовес «документальной строке» Кринова не затем, чтобы очернить ленинградских ополченцев. Нет, я верю, большинство из них действительно являлись настоящими добровольцами. Однако люди, жившие при советской власти, прекрасно поймут, о чем именно идет здесь речь. Партийные функционеры своим неуемным и порой плакатным рвением подчас не столько способствовали, сколько мешали настоящему проявлению патриотических чувств. Тотальное недоверие к своим гражданам, наверняка, многих глубоко ранило в те дни, и ситуация – а ну-ка попробуй не пойти добровольцем – скорее лишала людей энтузиазма, чем подогревала его. Кого-то же могла и просто оттолкнуть если и не в активную, то хотя бы в пассивную оппозицию. Но это отдельная, больная и далеко не изученная тема.

Фрагмент речи Сталина от 3 июля:

«Товарищи! Наши силы неисчислимы. Зазнавшийся враг должен будет скоро убедиться в этом. Вместе с Красной Армией поднимаются многие тысячи рабочих, колхозников, интеллигенции на войну с напавшим врагом. Поднимутся миллионные массы нашего народа. Трудящиеся Москвы и Ленинграда уже приступили к созданию многотысячного народного ополчения на поддержку Красной Армии. В каждом городе, которому угрожает опасность нашествия врага, мы должны создать такое народное ополчение, поднять на борьбу всех трудящихся, чтобы своей грудью защищать свою свободу, свою честь, свою Родину в нашей Отечественной войне с германским фашизмом…»[138]

2-я дивизия народного ополчения (2-я ДНО)

Это подразделение ведет отсчет своей истории с 4 июля 1941 г., когда военный совет ЛАНО постановил из полков Московского и Ленинского районов создать 2-ю дивизию народного ополчения (2-ю ДНО), а так как она формировалась в основном в Московском районе, назвать ее «Московской».

Дивизия первоначально состояла из 1-го, 2-го и 3-го стрелковых полков, артиллерийского полка, отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона, развед. роты, самоходно-артиллерийского полка, отдельной роты связи, медико-санитарного батальона, отдельной роты химзащиты и автотранспортной роты.

Для удобства комплектования полков, каждый из них формировался из добровольцев, прикрепленных к ним предприятий и учреждений.

1-й стрелковый полк комплектовался в основном из рабочих, ИТР и служащих завода «Электросила» им. С. М. Кирова и получил название «Электросиловский», хотя туда же вошли трудящиеся других заводов: карбюраторного, «Красный нефтяник», «Госметр», студенты и преподаватели институтов холодильной промышленности, ветеринарного и других предприятий района. Для размещения полка отводились общежитие институтов ветеринарного (Черниговская ул.), холодильной промышленности (Московский пр.) и другие помещения.

2-й стрелковый полк комплектовался на базе обувных предприятий-фабрик «Скороход», «Пролетарская Победа» № 1 и № 2, обувного техникума. Он получил название «Скороходовский». Туда вошли также добровольцы машиностроительного завода им. Егорова, 1-й ГЭС, добровольцы из городов Пушкин, Павловск и Кронштадт. Полк размещался в школах № 7, 11, 12, 15, 16, 23 и 364.

3-й стрелковый полк состоял из добровольцев Ленинского района, работавших на заводах «Красный треугольник», Резино-технических изделий, Шинного завода, «Металлист», завода ПТО им. С. М. Кирова, Пивоваренного завода им. Степана Разина, Гознак, а также преподавателей и студентов институтов Военно-механического и Инженерно-строительного. Под размещение полка были отведены общежития военно-механического института и школ № 17, 18, 25, 30 и 31 Ленинского района.

Более 30 предприятий Московского района участвовали в снаряжении своей дивизии.

10 июля состоялось собрание командно-политического состава 2-й ДНО.

Командиром дивизии был назначен Герой Советского Союза полковник Н. С. Угрюмов, заместителем командира дивизии по политчасти – полковой комиссар П. И. Балкин, начальником штаба дивизии – полковник В. В. Скворцов.

Командиром 1-го стрелкового полка был назначен майор ветслужбы П. Г. Добряков, заместителем командира полка по политчасти – старший политрук А. С. Константинов.

Командиром 2-го стрелкового полка стал старший техник-лейтенант В. С. Лифанов, заместителем командира полка по политчасти – старший политрук Г. Е. Гродзенчик.

Командиром 3-го стрелкового полка был назначен майор П. П. Бедрицкий, заместителем командира полка по политчасти – полковой комиссар И. П. Хамармер.

Командиром артполка был назначен капитан И. Г. Хачатурян, заместителем командира полка по политчасти – батальонный комиссар А. А. Гусев.

В ближайшие дни предполагалось начать обучение ополченцев.

В этот день – 10 июля – на других участках боевых действий:

Севернее Ладожского озера войска финской Карельской армии развернули наступление на Петрозаводск и Олонец. Оборонявшаяся здесь 7-я армия Северного фронта под командованием Ф. Д. Гореленко не смогла отразить наступление противника и начала медленно отходить на восток и юго-восток. Началась оборона Карелии 1941–1944 годов войсками Северного фронта, Северного и Балтийского флотов, Беломорской, Онежской и Ладожской военных флотилий.

2-я и 3-я танковые группы 4-й немецкой танковой армии перешли в наступление из района Витебска в сторону Духовщины и из района южнее Орши в общем направлении на Ельню. Одновременно левофланговые соединения 3-й танковой группы развернули наступление с плацдармов на Западной Двине на великолукском направлении, а правофланговые соединения 2-й танковой группы – из района южнее Могилева в сторону Рославля.

Началось Смоленское сражение, продолжавшееся с 10 июля по 10 сентября 1941 г.

Советские 31-й стрелковый, 9-й, 19-й и 22-й механизированные корпуса 5-й армии Юго-Западного фронта нанесли контрудар со стороны Коростенского укрепленного района во фланг 1-й танковой группы и перехватили шоссе Новоград-Волынский – Житомир, затруднив снабжение передовых подразделений 3-го моторизованного корпуса противника.

Советские 15-й и 16-й механизированные корпуса нанесли удары южнее Бердичева по войскам 11-й танковой дивизии и вышли в район Холодки северо-западнее города.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.