Суды

Суды

Дело в том, что Политбюро прекрасно было известно, что внизу, в глубинке СССР, на уровне районных и городских народных судов в то время мог царить страшнейший произвол, вызванный как злым умыслом, так и подлой безответственностью или некомпетентностью следователей НКВД, прокуроров и судей.

После смерти Сталина во всех случаях несправедливых приговоров 30-х гг. был обвинен НКВД, хотя он здесь ни при чем — следователи НКВД лишь готовили дела для рассмотрения их в суде. А суды и прокуроры — те, кто реально убивал и сажал невинных после 1956 г., — были выведены из-под любой критики. В результате у нескольких поколений советских людей сложилось совершенно неправильное представление о том, что тогда происходило. Цензура КПСС довела дело до такого маразма, что правду о судебном произволе 30-х годов легче узнать за границей, чем от отечественных историков.

К примеру. В годы немецкой оккупации Смоленска бургомистром у них был адвокат, уже упомянутый мною Б. Меньшагин, человек с феноменальной памятью. За свои преступления он отсидел 25 лет во Владимирской тюрьме, после чего написал воспоминания, в которых очень подробно описал то, что представляла собой система правосудия СССР в 30-х гг. Воспоминания эти были вывезены из СССР и изданы за границей.

Из них следует, что на низовом уровне конкретные судьи могли, выслуживаясь перед начальством или из иных соображений, выносить дико неправосудные приговоры. Но если эти приговоры удавалось обжаловать в Москве, то Москва всегда восстанавливала справедливость и всеми силами пыталась ввести эту справедливость и в низовых судах, прокуратурах, органах НКВД.

Меньшагин приводит такие конкретные примеры. В 1937 г. в Смоленской области решено было провести показательный суд над «вредителями». Была обвинена группа высококвалифицированных специалистов сельского хозяйства в умышленном заражении скота инфекционными заболеваниями. Такие случаи в СССР действительно были во множестве, но в данном случае прокуратура обвинила невиновных. Суд под председательством самого председателя областного суда приговорил всех к расстрелу. Меньшагин безрезультатно пытался привлечь внимание суда к нарушению процессуальных норм, но суд этим приговором пытался выслужиться перед секретарем Смоленского обкома ВКП(б), который еще до суда объявил этих людей преступниками.

Жены подсудимых собрали Меньшагину деньги на гонорар и на поездку в Москву. Он написал жалобу, исполнение приговора приостановили, и Меньшагин поехал в Генеральную прокуратуру СССР. Там он без каких-либо проблем попал на прием к Генеральному прокурору СССР (тогда Прокурору СССР) А.Я. Вышинскому. Тот внимательно прочел жалобу и затребовал все дело в Москву. В результате рассмотрения Вышинским дела смоленских животноводов председателя Смоленского облсуда выкинули из системы правосудия, прокурора области арестовали, а приговоренных к смерти животноводов оправдали и отпустили по домам. (Правда, это произвело и обратный эффект: перепуганные Вышинским судьи стали отпускать явных изменников и вредителей.)

Вспоминая дело за делом, Меньшагин, сам того, возможно, не желая, показывает, что вся несправедливость творилась внизу, но как только удавалось довести дело до Генеральной прокуратуры или до Верховного суда, то справедливость восстанавливалась даже тогда, когда не было законных оснований ее восстанавливать. Это звучит странно, но может быть и так. Скажем, по закону адвокаты не имели права обжаловать решения Особого совещания при НКВД. Тем не менее Меньшагин обжаловал и эти решения, и Верховный суд отменял и их²⁰⁰.

Практически о том же вспоминал и антисоветчик генерал П. Григоренко. В 1937 г. его брат сообщил, что в Запорожье арестовывают невиновных. Григоренко написал об этом Генеральному прокурору СССР А.Я. Вышинскому, тот поручил прокурору Днепропетровской области проверить законность в Запорожской. Однако прокурор Днепропетровской области, опираясь на сообщников в Генпрокуратуре, покрыл преступления в Запорожье. Григоренко снова обратился к Вышинскому. В результате невиновные были освобождены, преступники-следователи, прокуроры Запорожья и Днепропетровской области были, по словам Григоренко, арестованы, а их покровители в Генпрокуратуре СССР — расстреляны²⁰¹.

Вот и представьте, как такому судебному аппарату на местах можно было поручать не обычные дела о кражах и убийствах, а дела, в которых вся доказательная база строилась порою на сомнительных показаниях? Как судьям, на которых мог повлиять любой мелкий начальник, можно было доверить судьбы сотен тысяч человек?

И поэтому в СССР создаются специальные суды из высших должностных лиц области — «чрезвычайные тройки». При рассмотрении дел тройками не было не только адвокатов, но и обвинителя, так что отсутствие защиты компенсировалось отсутствием и обвинения. Думаю, что, учреждая чрезвычайные тройки, Верховный Совет СССР исходил из очевидных соображений. Мало того, что на членов чрезвычайных троек практически никто не мог надавить из-за их максимально высокого статуса в данной местности, но и очень важным было то, что в состав тройки входил высший партийный руководитель.

Чтобы сохранить должность от заговорщиков, он обязан был вычистить свою область от наиболее опасных врагов, но, с другой стороны, его должность выборная. Повторю, несмотря на то что секретарей обкома рекомендовала Москва, но за них должны были проголосовать не только местные коммунисты, но и избиратели, поскольку секретарь обкома обязан был быть и депутатом местного, а порой и Верховного Совета. Теоретически секретарь обкома был не заинтересован в несправедливости репрессий, поскольку это могло бы вызвать недовольство им его избирателей. Но это только теоретически.

Практически же справедливость чрезвычайных троек нарушили два фактора.

Во-первых. Пролезшие в следственные органы тупые обыватели и просто человекообразные Животные, чтобы доказать начальству свою полезность, фабриковали дела, стремясь увеличить их количество, т. е. заводили дела и на людей, чья виновность была сомнительна, или на совершенно невиновных.

Во-вторых. Репрессии задевали мизерное количество людей и практически никак не задевали опору коммунистов и Советской власти — тружеников. Скажем, в моей прямой многочисленной крестьянской родне (до 50 человек) вообще не было ни одного арестованного, ни одного раскулаченного, ни одного сосланного. Ну а если в 1937 г. органы НКВД арестовывали вора или грабителя, пусть даже и не попавшихся на краже и грабеже, то почему тружеников должно возмущать, что этих уголовников выслали из данного района, или вновь посадили в тюрьму, или даже расстреляли? Народ в принципе поддерживал эти репрессии, а это позволяло чрезвычайным тройкам относиться к своему делу формально и осудить в целом по СССР огромное количество маловиновных и полностью невиновных.

Впоследствии с членами троек уже не разбирались и не вникали в подробности того, кто из них судил несправедливо, по ошибке, а кто со злым умыслом — несправедливость их суда, надо думать, поголовно считалась умышленной. В результате очень многие члены чрезвычайных троек не надолго пережили свои жертвы. Забегая вперед, скажу, что наркома НКВД Ежова 4 февраля 1940 г. расстреляли²⁰² и за то, как эти тройки работали. Вместе с ним получил пулю в затылок и заместитель Ежова, организовывавший работу троек, командарм Фриновский. Хотя Сталин еще в 20-х гг. провел постановление, запрещавшее партийным и государственным деятелям иметь загородные дома больше чем в 4–5 комнат, предшественник Ежова на посту наркома внутренних дел Г. Ягода построил себе поместье в 20 комнат, и это пригодилось: теперь в его поместье палачи из НКВД расстреливали преступников из НКВД, и в их числе тех, кто особенно отличился в работе троек²⁰³. Начальник УНКВД Москвы и Московской области комиссар госбезопасности 1-го ранга С. Реденс, возглавлявший в 1937 г. тройку, был расстрелян 2.01.40 г.; Л. Заковский, планировавший работу троек, был расстрелян 29.08.38 г.; Г. Якубович, сменивший Реденса, был расстрелян 26.01.39 г.; помогавший Заковскому А. Постель, по сведениям «Мемориала», получил 15 лет, но это вряд ли — тогда давали или не больше 10, или расстрел; председатель тройки по уголовным делам М. Семенов расстрелян 25.09.39 г.; организовывавший расстрелы начальник АХО НКВД СССР И. Берг расстрелян 7.03.39²⁰⁴.

Думаю, что о репрессиях в СССР в 1937–1938 гг. нужно знать правду, а не хрущевскую ложь, поскольку, как знать, может быть, России репрессии как таковые еще не раз пригодятся, и надо ясно понимать те проблемы, которые в ходе их проведения могут возникнуть.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.