НЕДЖЕНТЛЬМЕНСКИЕ ПРИЕМЫ «ПОСЛЕДНЕЙ РЫЦАРСКОЙ ВОЙНЫ»…
НЕДЖЕНТЛЬМЕНСКИЕ ПРИЕМЫ «ПОСЛЕДНЕЙ РЫЦАРСКОЙ ВОЙНЫ»…
Часто любят, смакуя тему Крымской войны, говорить о ней как о последней войне джентльменов, рыцарской войне и прочих глупостях. Какой бред! Рекомендую забыть об этой фразеологии, достойной женского взгляда на мужские забавы со смертельным исходом.
Кампания в Крыму начиналась с пиратских набегов, каперских акций и обстрелов береговых городов, часто даже не являвшихся военными базами или крепостями. Более того, эти акции очень часто были составляющими элементами плана войны, составленного породистыми господами из союзных штабов. Так что еще до того, когда грязные руки корабельного артиллериста поднесли пальник к орудию, этот залп был санкционирован чистыми руками аристократа в адмиральских эполетах. Тот же получил высочайшее благословление в тихих кабинетах правительства или шумных залах парламента. С этого началось, этим и закончилось.
Как часть выполнения плана десантной операции одновременно с разведывательными операциями были выполнены рейды эскадры союзников под командованием вице-адмиралов Гамелена и Дандаса против одного из красивейших приморских городов Российской империи — Одессы.
Жемчужине у моря первой из городов Причерноморья пришлось принять удар англо-французской эскадры. Гарнизон ее состоял из 90 офицеров и 2808 нижних чинов (пехота — 77 офицеров и 2384 нижних чина, кавалерия — 13 офицеров и 424 нижних чина).{343}
Акцию устрашения провела корабельная группа в составе 16 парусных и 3 винтовых линейных кораблей, а также 13 кораблей других классов.
В атакующую группу входили:
Корабль … Пушек … Командир
АНГЛИЧАНЕ
Самсон … 6 … Capt. Льюис Тобиас Джонс
Фьюриос … 10 … Capt. Вильям Лоринг
Террибль … 21 … Capt. Джеймс Джонстон Мак Клаверти
Тигр … 16 … Capt. Генри Уэллс Жиффард
Ретрибьюшн … 28 … Capt. Сэр Джеймс Роберт Драммонд
Аретуза … 50 … Capt. Вильям Роберт Мендс[110]
ФРАНЦУЗЫ
Вобан … 20 … Capt. Де Поке де Хербинген
Декарт … 20 … Capt. Дарикау
Могадор … 28 … Capt. Варнье де Вайли
Итак, как действовали европейские «рыцари» у берегов «варварской» империи. Их благородная миссия состояла в артиллерийском обстреле укреплений города, сооружений порта, стоявших в нем кораблей. Казалось, они только ждали от своих монархов команду «фас!», чтобы разрядить пушки по мирному городу.
И ждать им долго не пришлось. 9 (21) апреля английский паровой фрегат «Тигр» доставил адмиралу Дандасу, командующему британской эскадрой, находившемуся тогда в Галлиполи, официальный документ — объявление английской королевой войны России. Спустя несколько дней (14 апреля) французский корабль «Аяччио» доставил французскому адмиралу Гамлену подобное послание Наполеона III. Политика должна была продолжиться другим способом.
Теперь нужно было известить об этом русских. Желательно языком пушек. 8 (20) апреля 1854 г. союзный флот стал на якорь на рейде Одессы, блокировав ее с моря. Город был обречен. То, что это была акция совершенно не военного характера, не сомневался, кажется, никто, кроме ее исполнителей, которым военной славы она не принесла. Военно-морской теоретик Филипп Коломб не относит ее к доблестным операциям. Скорее, наоборот.
«Переходим к следующему выдающемуся нападению на территорию с моря — к бомбардировке фортов Одессы 22 апреля 1854 г. Цель демонстрации (бомбардирование это было не более как таковой) была карательная. Одесса за несколько дней до описываемого нападения стреляла по флагу перемирия, и 4 британским пароходам с 3 французскими было поручено наложить некоторое наказание не на город или его суда, но на форты, защищавшие город, на правительственные суда и правительственные склады».{344}
Но любой европеец прежде всего ищет возможность оправдать свои действия, какими бы они варварскими ни были. То ли Одессу в 1854 г. обстрелять, то ли Дрезден в 1944 г. разбомбить — разницы нет. Рано или поздно оправдываться придется. Хотя победителей, конечно, не судят, но и с них спрос есть.
В случае с Одессой оправданием стал якобы имевший место обстрел шлюпки английского фрегата «Furios», прибывшего для эвакуации из города дипломатической миссии (консульства) Великобритании.{345} Кипящие гневом и возмущением адмиралы Гамелен и Дандас отправили 9 (21) апреля командующему войсками Бессарабской области и части Херсонской губернии, на правом берегу р. Буг расположенной, генерал-адъютанту барону Дмитрию Ерофеевичу Остен-Сакену 1-му письмо. Текст был прост: 6 апреля, при вывозе британского консула, русские обстреляли английские корабли под парламентерским флагом. Звучало послание почти как приговор.
«…так как, не обращая внимания на этот флаг, батареи этого города сделали несколько выстрелов ядрами как по фрегату, так и по шлюпке в то самое время, когда последняя отвалила от набережной мола, куда прибыла с доверенностью».{346}
Британцам было удивительно, что их встречают не туземными танцами и песнями, а орудийными выстрелами. Не понятно, чего было больше: обиды или радости. С одной стороны: как эти русские посмели, но с другой — теперь и мы можем с чистой совестью разрядить пушки по городским кварталам. Таким образом, никакой альтернативы русским не предоставлялось: или сдаетесь, или обстрел. Но лучше сначала все-таки обстрел. Чисто-белый флаг капитуляции не так эффектен, как закопченный. Да и награждение после этого будет более щедрым.
Что-то подобное устроили немцы в 1939 г. в польском Легнице, после чего началась Вторая мировая война.
Думаю, стоит привести русскую версию случившегося с эвакуацией английского консула.
«Английский паровой фрегат «The Fuiros» был послан в Одессу, чтобы принять английского консула и живших там великобританских подданных. Остановленный двумя холостыми выстрелам вне пушечного огня, фрегат поднял свой национальный флаг и спустил шлюпку, которая под парламентерским флагом приблизилась к молу. Получив в ответ, что великобританский консул уже уехал, эта шлюпка возвращалась к фрегату, но тот, не ожидая ее, направился ей навстречу и стал приближаться к батарее на расстояние менее пушечного выстрела. Казалось, что фрегат делает промеры. Командир батареи на моле, исполняя в точности приказание не допускать неприятельские суда ближе пушечного выстрела, открыл по фрегату огонь, чем и заставил его отойти на расстояние пушечного выстрела».{347}
Генерал Остен-Сакен, будучи человеком достойным и оставив «дерзкие требования»{348} союзников без ответа, «…приказал тотчас же оповестить жителей о нападении на город, которым угрожает неприятель».{349}
Бомбардировка союзным военным флотом Одессы. 10 (22) апреля 1854 г.
Было очевидно, что Дмитрий Ерофеевич о сдаче города не помышляет и настроен более чем решительно. В результате случилось то, что и должно было случиться.
10 (22) апреля 1854 г. началась бомбардировка, длившаяся 12 часов. Как коммерческий порт город не был подготовлен к встрече с таким грозным неприятелем: береговых батарей было мало, орудия — устаревших образцов, снарядов не хватало. Кажется, что как оборонительным пунктом Одессой никто и никогда не занимался. В этом вопросе положение было типичным для приморских городов империи. Те батареи, которые имелись, «…были построены во всех отношениях непростительно дурно, а городские жители непременно прибавляли: «и дорого». Предпринимая эту постройку, порученную не знаю, по какой причине, кавалерийскому или артиллерийскому полковнику Гонгардту, что ныне (1869 г.) атаман Новороссийского казачьего войска, никто не позаботился проверить точность гидрографических карт Черного моря, составленных в 1820-х годах, а потому оказалось, что в тех местах, где наши карты показывали глубину в 4 и 6 фут, неприятельские суда нашли глубину в 12 и 16 фут и потому беспрепятственно становились на якорь в таких местах, которые не были обстреливаемыми нашими батареями, вооруженными весьма неудовлетворительно только частью старыми 24-фунтовыми пушками. Прочие орудия были еще меньшего калибра. На мортирной батарее, построенной близ дачи Ланжерона, я застал мортирные платформы, поставленные задом наперед».{350}
Владимир Иванович Ден,[111] конечно, во многом преувеличивает, но во многом прав: расценивать Одессу можно было только как потенциальную легкую добычу. Не получилось. От неправильных батарей вольного города, привыкшего к торговле, но не привыкшего к войне, противник получил достойный отпор, а Одесса этой защитой вписала славную страницу в свою историю.{351}
С точки зрения военно-морской истории бомбардировку можно отметить как единственное более или менее крупное столкновение, в котором участвовали колесные пароходы и{352} первое массированное применение навесного артиллерийского огня флота по береговым целям, ставшее потом обычным явлением.{353} Отдельно можно отметить новые принципы сочетания огня артиллерии и ракет. Последний был признан очень успешным, расчеты и команды ракетных шлюпок получили благодарность от командования.{354}
Город и порт были обстреляны пятью английскими и тремя французскими колесными пароходами, маневрировавшими на рейде, и шлюпками с установленными на них ракетными станками. Бомбардировка с дистанции в среднем 2 000 м продолжалась около полусуток. На берегу и в порту было произведено много разрушений, укрепления принуждены к молчанию, на кораблях потери были незначительны, но и особых результатов эта экспедиция не дала. Хотя корабельная артиллерия и была значительно сильнее береговых батарей, даже союзники признали, что русские оказались более успешными. Буа-Вильомез констатировал, что фрегат «Вобан» с дистанции 9–10 кабельтовых получил три ядра в колеса. Паровой корабль потерял ход и вышел из строя эскадры, вынужденный производить ремонт и тушить начавшийся пожар.{355}
Пароходы первой волны с дистанции 1000–1500 сажен постоянно маневрировали и «…перемещениями своими препятствовали верному наведению на них орудий».{356}Основной обстрел велся по Практической гавани.
Через три часа вторая волна фрегатов, считая береговые батареи уже подавленными, подошла к городу и, став на шпринг,[112] продолжила обстрел. Поддержку оказывали шлюпки с установленными на них станками для пуска ракет.{357}
Хотя адмирал Гамелен донес, что огню были преданы 53 городских и портовых сооружения, потоплены или уничтожены 53 парусных судна, 3 парохода, 5 черпательных машин, разгромлены открытые склады{358} и множество имущества, на деле ущерб оказался не столь значительным. Он явно не стоил тех затрат и потерь, которые при этом понес союзный флот. Тем более что противостояла им не высококлассная береговая артиллерия, а с миру по нитке собранные батареи. Просто у пушек стояли храбрые люди, а командовали ими достойные офицеры.
Им было трудно. Когда на город, порт и батареи обрушился град ядер, гранат и бомб, русская артиллерия, составленная из устаревших орудий, едва доставала до противника. К полудню пять батарей молчали. Оставалась шестая батарея, состоящая из четырех 24-фунтовых пушек прапорщика резервной № 14 батареи 5-й артиллерийской дивизии Александра Щёголева двадцати одного года. К концу дня три орудия были уничтожены. В 17.30 обстрел прекратился.
Пострадали в большей степени объекты, к военным относившиеся весьма косвенно. Например, «…в приморский дом князя Воронцова и его сад насыпано было несколько сот[113] ядер; сенник ракетою был зажжен, но распорядительностью управляющего домом потушен; другая же завязла в наружный угол между большим кабинетом князя и библиотекою».{359} Русские потери исчислялись 4 убитыми и 46 ранеными, кроме батареи №6, все орудия были повреждены, другие батареи почти не пострадали. Сгорели несколько казенных построек, взорван 1 зарядный ящик (союзники доложили, естественно, о пороховом складе).{360}
На следующий день англо-французский флот покинул рейд Одессы.
Очевидец, посетивший на другой день место сражения, писал: «Я обошел щёголевскую батарею. Она вся обожжена.., внутри — зола, обгоревшие бревна, следы ударов бомб, избитые колеса и лафеты, тела четырех пушек, лежащие на земле. Я молча снял шапку и, перекрестившись, поклонился чудному месту, на котором русский подпоручик сражался с англо-французской эскадрой».
Д.Е. Остен-Сакен прислал на батарею записку: «Храброму, спокойному и распорядительному Щёголеву — спасибо. Генерал-адъютант барон Остен-Сакен. 10.04.1854». О подвиге А.П. Щёголева заговорила без преувеличения вся Россия. Император в течение суток подписал два указа о производстве А. П. Щёголева, минуя чины подпоручика и поручика, в штабс-капитаны. Кроме этого, Щёголеву «всемилостивейше» был пожалован орден Св. Георгия 4-й ст. который ему прислал тогда еще наследник, а вскоре российский император Александр II, сняв со своего мундира.
Через 25 лет царь, приветствуя уже генерала Щёголева под Плевной, напомнил ему об этом событии.
Не пропустил Государь, конечно, оказать массу ласки отличившимся вообще в делах под Плевной, а особенно в деле 28-го числа ноября нашим бойцам, заслужившим Георгиевские кресты; так между прочим Государь обласкал генералов — командира Гренадерского корпуса Ганецкого, его начальника дивизий — 2-й Цвецинского и 3-й Квитницкого, начальника артиллерии корпуса Рейнталя, командира 2-й артиллерийской бригады Щёголева, которому между прочим сказал: «я очень рад повидать тебя здесь среди героев Плевны и еще раз взглянуть на тебя и на тот Егорьевский крест, который мне довелось с особым удовольствием снять с своей груди и послать тебе четверть века тому назад после отличия, оказанного тобой в чине прапорщика при бомбардировании Одессы».{361}
Некоторые исследователи считают, что первая кровь Крымской войны пролилась на Альме. Это неправильно. Другие — что на Булганаке. Может быть. Но вернее всего, первое достаточно большое кровопролитие Крымской кампании случилось у Одессы. На «Вобане» были 2 убитых и 1 раненый, на «Ретрибьюшне» — 3 раненых, «Террибле» — 2 убитых и 5 раненых, «Самсоне» — 5 раненых.
Для чего нужна была французским и английским командующим эта операция, тем более что сама по себе Одесса не входила в их планы? Генерал Бургойн в своих воспоминаниях даже сожалел, что, разрушая береговую инфраструктуру, приходилось действовать против мирного населения.{362}
Понятно, что причина в виде обстрела консульской шлюпки весьма расплывчата и сомнительна, но нужен был хоть какой-нибудь повод. Бред полный, но вполне в духе просвещенной Европы. Тем более что с точки зрения морали и этики войны у цивилизованных европейцев все было не так уж и хорошо. Обстрел города наглядно продемонстрировал, что союзники не настроены придерживаться каких-либо этических правил по отношению в том числе и к некомбатантам.[114] Если смыслом этой акции была угроза, то фактор запугивания не сработал. Защитники приморского города встретили союзные корабли не белым флагом капитуляции, а умело организованным огнем береговых батарей.
Что касается разрушений, то они хотя и были, но не такими, которые могли ожидать союзные командиры.
«Неприятельские снаряды не действовали разрушительно, как можно было ожидать, по случаю особенности материала из которого построены все одесские дома. Мягкий камень поглощал в себя снаряды, а разрушительного сотрясения не оказывалось. Большую часть бомб не разрывало…».{363}
Психологического шока у привыкшего ко всему русского народа тоже не наблюдалось. Городское население Одессы без особых эмоций пережило обстрел. Моральное воздействие, способное превратить в беженцев население любого европейского города, не впечатлило одесситов, обожавших всякого рода зрелища. Свидетель бомбардировки города вспоминал, что видел, как в разгар обстрела «…мужички наши преспокойно лежали брюхом вниз вдоль бульварной стенки под самыми выстрелами громадных бомб и как ни в чем ни бывало перекидывались нецензурными анекдотами на счет англичан и французов; в виду опасности и неоднократных случаев искалечения приходилось просто разгонять толпу и для пробуждения морального действия подчас прибегать к казачьей нагайке».{364}
Буа-Вильомез, чтобы оправдать акцию, вывел для нее оригинальную формулу, по которой атака Одессы — не более чем чисто военная акция, цель которой была полностью достигнута, а все объекты, подлежавшие истреблению — уничтожены. Ему вторит французский лейтенант Гривель, утверждавший, что «…цель прибытия союзных фрегатов к Одессе заключалась в уничтожении военной гавани этого города, русских судов и многочисленных казенных магазинов, делавших из Одессы род запасного депо для Севастополя и Николаева».{365} То что Остен-Сакен объявил варварским нападением (каковым оно и было), начальник штаба союзной эскадры считает оправданием русского генерала перед Николаем I в том, что из-за явных ошибок в организации обороны порта ему не удалось избежать тяжелых потерь.{366}
Офицер английского линейного английского корабля «Queen» Том Келли считал, что бомбардируя Одессу, союзники поддерживали одновременную блокаду Севастополя.{367} Одно из сочинений по истории британского флота преподносит событие как одну едва ли не самых славных страниц его истории: «…форты разрушены, батареи заставили замолчать, русский флот ушел под прикрытие Севастополя».{368}
Адмирал Гамелен, вписав этот подвиг в свою военную биографию, был горд, донося в своем рапорте: «…если искусство войны заключается в том, чтобы вредить неприятелю без вреда себе, то никогда (до этого) правило это не получало полнейшего применения».{369}
Время все ставит на свои места и всему дает правильную оценку. В историю морских войн бомбардировка Одессы вошла не как пример грамотных действий эскадры в борьбе с береговыми батареями, а как одна из злодейских акций. Притом самими англичанами. Дж. Фуллер[115] поставил действия британского флота у Одессы в один ряд с наиболее варварскими событиями в мировой истории войн.
«На море также всегда была возможность обстрела прибрежных городов, и при случае это делалось. Так, например, в 1854 г. в Никарагуа американская эскадра разрушила не укрепленный и не оборонявшийся город Сан-Хуан-дель-Норте,[116] а объединенная англо-французская эскадра в этом же году подвергла обстрелу Одессу. Однако эти инциденты вызвали такое всеобщее осуждение, что «с 1854 г. не было ни одного случая преднамеренного полного разрушения города неприятельским флотом…». Даже уже в 1900 г., во время очередной последней джентльменской войны, лорд Роберте,[117] загнавший генерала Кронье[118] с его отрядом в Паардебург,[119] видя в лагере женщин и детей, дал возможность эвакуировать их, прежде чем начать артиллерийский обстрел. Хотя сегодня такое предложение осмеяли бы как сентиментальную глупость, однако не умнее ли были наши предки? Они считали, что до тех пор, пока войны не уничтожены, самое лучшее — это ограничить их истребительность, и видели, что простейший путь к этому — вести войну по-джентльменски».{370}
Что же касается термина джентльменская война, то мы видим, что чаще всего его присваивают той или иной кампании англичане. Зачем? Да лишь бы соблюсти принцип — если уж и нагадили, то сделали это как аристократы.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.