Трагедия в открытом море

Трагедия в открытом море

Начался предпоследний акт трагедии.

Находившиеся на маленьком полуострове Херсонес офицеры и солдаты не могли знать следующего.

Когда Гитлер наконец дал согласие на эвакуацию из Крыма, германские военно-морские силы с участием румынских военных и транспортных судов начали в румынских портах Черного моря приведение в действие уже подготовленных мероприятий крупного масштаба по вывозу германских войск. Эту кампанию курировал сам гросс-адмирал Дёниц[55], который отдавал соответствующие приказы и распоряжения. Более 190 германских и румынских судов со спешно набранными экипажами вышли из различных портов в море. Один-два дня и одна ночь требовались им, чтобы пройти путь в 400 километров по Черному морю от основного румынского порта Констанца до Крыма.

Эвакуация началась успешно. Уже в ночь с 9 на 10 мая удалось вывезти около 15 тысяч человек. Однако затем все пошло не так гладко. Уже в самом начале дня 10 мая, около 2.00, двум большим транспортам «Тотила» (Тотила — король остготов в Италии в 541-552 годах. Смертельно ранен в проигранной битве с армией Восточной Римской (Византийской) империи при Тагине. — Ред.) (водоизмещением 2773 брутто-регистровых тонн[56]) и «Тейя» (3600 брутто-регистровых тонн) пришлось остановиться на подходе к Херсонесу в открытом море в двух морских милях от берега, чтобы не попасть под возможный артобстрел врага. Поскольку суда не могли подойти ближе к берегу, темп погрузки сразу замедлился. Ко всему прочему разыгравшийся днем шторм разбил и повредил значительную часть маломерных плавсредств, с помощью которых стала осуществляться погрузка войск. Тем не менее, несмотря на все трудности, погрузка скопившихся на причале солдат, вооруженных только личным оружием, с помощью рыбачьих шаланд и десантных барж происходила еще в относительном порядке и довольно спокойно. При приеме на борт большого числа раненых погрузка опять значительно замедлилась, так что суда смогли отойти только с наступлением дня, в промежутке между 4.00 и 7.30.

 Противник, узнавший об эвакуации, не желал праздно смотреть на это, и вскоре суда были обстреляны тяжелой артиллерией и подверглись атаке с воздуха.

Теперь наряду с гибелью на земле началась и гибель на море. Оказаться на палубе большого судна — еще не значит оказаться в безопасности. «Тотила» уже принял на борт около 4 тысяч человек, когда над ним с ревом стали проноситься советские штурмовики и бомбардировщики. Немецких истребителей больше не было. Затявкали корабельные зенитки, выбрасывая в небо цепочки трассирующих снарядов. В 5.45 в «Тотилу» попали три бомбы, судно потеряло ход и загорелось. На борту разверзся совершенный ад. Вода устремилась во внутренние помещения судна, надстройки полыхали огнем, начали рваться боеприпасы. Кто не захлебнулся под палубой судна, не был убит осколками авиабомб или снарядов, тот, объятый огнем, бросался в воду, по которой растекалась горящая солярка из судовых цистерн. Люди хватались за сброшенные спасательные круги, обломки судна, пытались отплыть от него и, обессилев, шли ко дну. Около 8.00 «Тотила» затонул. Портовый буксир R-209, высланный для спасения утопающих, смог доставить на берег только пару сотен человек.

Новые налеты, новые бомбовые удары, и вновь в небо взметаются водные столбы. Русская авиация на этот раз пытается потопить транспорт «Тейя», принявший на борт от 4800 до 5 тысяч солдат и в сопровождении двух портовых буксиров уходящий на юго-запад. Однако советские летчики не оставили его в покое. Попаданиями бомб и сброшенных с самолетов торпед судно было столь серьезно повреждено, что во второй половине дня около 15.00 затонуло в 23 морских милях юго-западнее Херсонеса. На нем повторились все те же ужасные события, что и на «Тотиле». Портовые буксиры смогли принять на борт лишь около 400 человек, которых они 11 мая доставили в Констанцу.

Около 8 тысяч солдат из погрузившихся на борт этих двух больших транспортов нашли свой конец на дне Черного моря.

Небольшой пароход «Хельга» еще имел боеприпасы на борту, когда вошел в гавань и ошвартовался у причала. Через полчаса орудийные снаряды, которые поступили слишком поздно и уже никому не были нужны, выброшены в воду. Когда орудийная прислуга и все, кому удалось найти свободное место, оказались на борту, «Хельга» отошла от причала. Вскоре над ее палубой снова пронеслись русские боевые самолеты. От прямого попадания бомбы посередине корпуса судна взорвался паровой котел, загорелись надстройки. Уцелевшие при взрыве солдаты попрыгали за борт. Три десантные баржи подошли к тонущему пароходу и попытались спасти экипаж и солдат. Четыре раза они подходили к берегу и высаживали на него выживших эвакуируемых и раненых, которых им удалось выловить из воды.

Русская авиация потопила также румынский миноносец катер «Налука».

Унтер-офицер Вернер из штаба 98-й пехотной дивизии пережил, как и тысячи других солдат, воздушный налет на одно из самых маленьких плавсредств, морской лихтер, который вражеские штурмовики заставили выброситься на берег:

«Наш паром, всю палубу которого занимали солдаты, содрогнулся от удара. Попадания вражеских снарядов заставляли его раскачиваться с борта на борт. Едва мы вышли из зоны обстрела артиллерии, над нами закружились штурмовики. Они поливали нас свинцом из своих пушек и пулеметов. Я лежал на палубе между какими-то пустыми емкостями и морским офицером, у которого после артобстрела были ампутированы обе ноги и одна рука. Всю палубу устилали тела мертвых и раненых, отовсюду раздавались вопли и стоны. Рядом с нами тонул расстрелянный самолетами катер. В воде плавали деревянные обломки, между ними виднелись головы плавающих. Один из наших матросов крикнул: «У нас течь, мы тонем! Весь груз за борт!» Через леера ограждения в воду полетели солдатские ранцы, вещевые мешки, снаряжение. Паром так глубоко осел в воду, что это стало заметно даже нам, пехотинцам, никогда не бывшим в море. Кое-кто уже плавал в заполнявшей паром воде, некоторые уже захлебнулись. Парому все же удалось после воздушной атаки дойти до земли и выброситься на скалистый берег. Русские решительно не хотели дать нам уйти. Убитых и раненых мы перетащили на берег, ранеными занялись санитары...»

Другим до предела перегруженным судам все же удалось в тот день 10 мая выйти в море, имея на борту около 10 тысяч человек, и доставить их в румынские порты.

Из намерения командования армии эвакуировать весь личный состав наступающей ночью ничего не вышло. Как и предсказало флотское командование, из-за ухудшения погоды некоторые караваны, составленные из судов плохой мореходности, были вынуждены вернуться в свои порты, другие опаздывали из-за шторма и только были на подходе. Вскоре стало ясно, что самые быстрые из караванов смогут подойти к мысу Херсонес только 11 мая. Поэтому надо было принимать решение продержаться на позициях на Херсонесе еще в течение 24 часов. И вот солдаты, лежавшие под огнем противника, узнали эту потрясающую новость — обещанная им эвакуация снова откладывается на целые сутки. И снова им предстояло сделать все возможное, чтобы продержаться, отражая все усилия врага. Их стойкость, увы, не была достойно вознаграждена.

Приблизительно еще 25 тысяч человек находилось теперь в страшной тесноте на мысе. В ночь с 10 на 11 мая могло быть эвакуировано лишь незначительное число из всего этого количества.

Побережье мыса Херсонес с его бухтами, причальными сооружениями и погрузочными устройствами все больше и больше оказывалось под огнем вражеской артиллерии и бомбовыми налетами советских штурмовиков.

Во всех проходах форта «Максим-II» лежали раненые. На скалистых выступах обрывов, обращенных к морю, вдоль которых к причалам спускались деревянные лестницы шириной от двух до трех метров, лежали отбившиеся от своих частей раненые солдаты, о которых уже никто не заботился. Всеми ими владела одна лишь мысль — оказаться на борту судна, с которым они в эти последние часы связывали свое спасение. О гибели в открытом море судов со своими боевыми товарищами на борту они ничего не знали. Тысячи глаз были устремлены в морскую даль, надеясь заметить подходящие к берегу суда, но море оставалось пустынным.

Но вот в предрассветном полумраке ранним утром 11 мая на горизонте в 25-30 километрах от Херсонеса появился новый крупный караван численностью десять или двенадцать судов. Но с его подходом оказалось, что трудностей стало только еще больше, поскольку десантных барж, необходимых для переправки от мест погрузки до столь крупных судов, не было в наличии. Они были либо потоплены накануне, либо ушли вместе с другими судами на запад. Поэтому для доставки эвакуируемых на стоящие на рейде транспорты предстояло использовать только морские паромы и лоцманские катера.

К тому же возобновились воздушные атаки на суда.

Вражеские самолеты атаковали стоявшее на якоре большое румынское военно-морское вспомогательное судно «Румыния» водоизмещением 3152 брутто-регистровые тонны, которое, по счастью, приняло на борт только немногих эвакуируемых. У одного из выживших, старшего казначея Фойхта, в памяти навсегда запечатлелась эта картина: «Над палубой «Румынии» пронеслись русские штурмовики. Судно снялось с якоря и стало набирать ход. Штурмовики сделали новый заход. Заработал счетверенный зенитный автомат, но одна из сброшенных ими бомб попала в наше судно. В воздухе пронеслись осколки стекла и стали, раздались стоны раненых. Внутри судна к лежащим там раненым добавились еще и новые. Опять загремели на судне колокола громкого боя, снова раздалось тявканье зенитного автомата. Машины судна работали на полных оборотах. Новая серия бомб взметнула вверх столбы воды. Когда позднее «Румыния» остановилась, чтобы принять на борт новую группу эвакуируемых с подошедшего парома, случилось следующее. Штурмовики снова зашли в атаку. Снова взрывы и осколки, потом мощный удар, от которого все судно содрогнулось, и погас свет. Одна бомба попала в машинное отделение, и разлившаяся солярка тут же воспламенилась. Все бросились на выход. Едкий дым и раскаленный воздух перехватывали дыхание. Крики раненых смешивались со свистом пара из перебитых трубопроводов и треском рвущихся зенитных снарядов. Мы кубарем скатились в море, думая лишь об одном — как бы уплыть подальше от тонущего судна. А потом поплыли к берегу, спасая свои жизни...»

Получив множество попаданий бомб и снарядов, «Румыния» почти целый день горела, оставаясь на плаву и застилая море жирным черным дымом, и затонула только ранним утром 12 мая.

Около 7.30 румынский пароход «Данубиус»[57] после прямого попадания бомбы взлетел на воздух.

Пароход «Гейзерих»[58] получил несколько попаданий авиабомб и затонул после торпедной атаки советской подводной лодки.

Были потеряны также несколько более мелких румынских судов, в том числе много паромов и буксиров.

В одном более позднем и непредвзятом исследовании этой эвакуации было дано заключение: с затонувших крупных судов с эвакуированными солдатами на борту было спасено судами сопровождения в среднем лишь десять процентов людей.

Затем последовал последний акт трагедии. Отвод последних дивизий с позиции на Херсонесе был назначен на 23.00 11 мая, часом позднее за ними должен был последовать арьергард и укрываться наступающей ночью в Круглой, Казачьей и Камышовой бухтах и на западном побережье мыса. После этого следовало ожидать сообщения флотского командования о подходе большого каравана, прибытие которого ожидалось около полуночи. Следующие вместе с этим караваном мелкосидящие переправочные средства, согласно расчетам, за пару ходок должны были переправить еще около 10 тысяч солдат на большие суда, а после выполнения этой задачи, полностью загруженные, уходить вместе со всем караваном.

На эту последнюю ночь возлагали самые большие надежды не только морское командование Крыма, но и все сухопутные войска от генерала и до последнего солдата.

Остальная эвакуация и отправка Должны были пройти еще проще.

В 21.00 по отданному по радио приказу командующего группой армий «Южная Украина» мыс Херсонес покинул командующий армией вместе со своим штабом и на быстроходном судне направился в сторону румынского побережья.

Ровно через полчаса морской комендант Крыма под ожесточенным артиллерийским огнем неприятеля поднялся на борт флагмана 1-й флотилии торпедных катеров. Поскольку приказы и сообщения по радио на приближающийся караван больше не проходили, адмирал Шульц решил лично подвести ожидающие суда к причалам и распорядиться переправочными средствами, чтобы сэкономить время.

 Тем временем к причалам и молам стягивалось все больше и больше солдат, которые ждали, тревожились и надеялись. Когда же они отправятся в путь — и где же суда — почему они не приходят?

Суда вошли в бухты — но они не подходили к берегу, чтобы начать эвакуацию.

События достигли своего трагического апогея. С берега в море пополз туман, все больше и больше густея и делая все более трудной ориентировку на море. Причалы можно было рассмотреть только вблизи, в особенности после того, как все осветительные огни были выведены огнем противника из строя. Тем важнее было для адмирала Шульца как можно ближе подвести суда каравана к берегу.

Но откуда взялся туман, которого в это время года просто не должно было быть? Как потом удалось установить, огнем русской артиллерии были подожжены дымовые шашки, с помощью которых во время вражеских налетов укрывались причальные сооружения путем постановки дымовых завес. Наши части тоже внесли свою долю, применив этот способ, чтобы под прикрытием плотного слоя дыма незаметно оторваться от врага и отойти к морю, не отдавая себе отчета в том, что они лишь ухудшают свое собственное положение. И хотя этот искусственный туман, легши на воду, предохранил суда каравана от дальнейших потерь, все усилия адмирала Шульца пропали впустую. Он смог найти пароход «Дакия», который с помощью морских лихтеров и пары буксиров был подтянут ближе к берегу. Но с остальными судами он никак не мог установить контакт. Так и получилось, что многие суда, в особенности более мелкие, с примитивными навигационными возможностями, ослепленные туманом и темнотой, курсировали у берегов, будучи не в состоянии подойти к предусмотренным для них местам погрузки. В эту последнюю ночь у Херсонеса в общей сложности находилось в море около 60 судов, из которых лишь немногие нашли путь к побережью и смогли встать под погрузку.

Все это время неприятель вел сильный артобстрел по пунктам погрузки и акватории перед ними, начавшийся уже к вечеру 10 мая сокрушительным огневым ударом, продолжавшимся весь следующий день и ночь с 11 на 12 мая. Воздушные налеты, в том числе ночные, с бомбардировкой этих же точек и их штурмовкой после сброса осветительных бомб, внесли свою долю в разрушение целого ряда причалов.

В заливах и бухтах, на узких прибрежных полосах обрывистого западного побережья можно было различить сбившихся в плотные кучки солдат — все, что осталось от некогда куда более крупных боевых групп, державших оборону из последних сил, оставив всяческую надежду. Была предпринята попытка спасти тех из них, которых еще было возможно спасти, и еще около пары тысяч солдат удалось снять с побережья.

Генерал Рейнхардт, командир 98-й пехотной дивизии, случайно обнаружил в одном укромном уголке побережья пять парусных шаланд и несколько более мелких суденышек и распорядился подтащить их к урезу воды. Разослав посыльных и просто созвав голосом части своей дивизии и случившиеся поблизости части 111-й дивизии, он посадил людей на эти скорлупки и отправил в море. Заняв место на последней шаланде, он дождался еще нескольких отбившихся от своих частей солдат, среди которых оказался начальник штаба XXXXIX горнострелкового корпуса, и около 3.00 отошел от берега.

На участке обороны 50-й пехотной дивизии неприятель тоже не заметил ее отхода к месту погрузки. С него переправочные средства смогли вывезти около 3 тысяч человек.

73-я дивизия эвакуировалась частью на паромах, частью на морском охотнике.

Не повезло 111-й дивизии — ни одно из судов не нашло пути к определенным для нее причалам.

Поскольку к рассвету, основываясь на имеющемся опыте, можно было ожидать массированного налета советской авиации, а караваны судов находились в акватории совершенно незащищенными, то морской комендант Крыма не мог взять на себя ответственность за продолжение погрузки личного состава. Поэтому в радиообмене с адмиралом Черного моря сказал: «Погрузка в дневное время исключена. Прошу в 2.00 отвести все суда от Херсонеса». В 2.05 последовал новый радиообмен: «Ситуация требует прерывания погрузки. Прием на борт закончить не позднее 2.30».

Около этого времени последний крупный караван судов покинул акваторию Херсонеса и лег на обратный курс, неся по дороге потери. Румынское судно «Тисса» получило значительные повреждения от попадания бомбы и было вынуждено идти далее на буксире. Пароход «Дуростор» затонул вследствие попадания нескольких бомб, а затем торпедной атаки советской подводной лодки. Получивший серьезные повреждения морской охотник затопила его команда, открыв кингстоны.

Стоявшие у причалов морские паромы и после 2.30 оставались там, пока не были полностью загружены. Они получили приказ от морского командования продолжать погрузку до последней возможности. Вместо предусмотренных 250 человек на каждый их них было принято до 700 солдат, на некоторые даже по 1100 человек, после чего они двинулись на запад. Около 3.30 последними отошли торпедные катера 1-й флотилии торпедных катеров под командованием адмирала Шульца и взяли курс на Констанцу.

За последние три дня и три ночи эвакуации (с 9 до 11/12 мая), несмотря на все трудности и потери судов, благодаря неустанной и самоотверженной работе германских и румынских военных моряков с Херсонеса было вывезено по морю в Констанцу 25 697 солдат и 6011 раненых военнослужащих.

Следует упомянуть также и еще об одном исключительном деянии. В ночь с 9 на 10 мая 50 транспортных Ю-52, пилотируемых неустрашимыми экипажами, совершили посадку на обеих взлетно-посадочных полосах для вывоза раненых. До предела перегруженные, приняв на борт до 30 тяжелораненых каждый, самолеты взлетели, легли на обратный курс и — о чудо, без всяких потерь — доставили в тыл еще около 1000 раненых, вырванных из лап смерти.