5

5

Капитан третьего ранга Николай Фёдорович Артамонов в 1957 году командовал новейшим миноносцем Балтийского флота «Сокрушительный». Корабль был признан лучшим в Военно-морском флоте СССР, а сам командир был награждён медалью «За боевые заслуги» и зачислен в академию на командный факультет. Документы на присвоение очередного воинского звания «капитан второго ранга» были уже отправлены.

Родившийся в семье корабела Канонерского завода, Артамонов считался самоуверенным и крайне честолюбивым офицером. Он был женат на дочери адмирала А. Головко Наталье и, что называется, боготворил своего сына Николая. Все документы, характеризующие Николая Фёдоровича, были безупречны, и его однозначно ждала блестящая карьера. Если бы не одно «но»… Случилась, как говорится, «любовь зла»…

В польском портовом городе Гдыня Артамонов но воле судьбы познакомился с двадцатилетней девушкой Евой Гурой. Обыкновенный флирт превратился не более чем в скоротечный роман. Капитан третьего ранга влюбился в эту красивую польку, происходящую из очень религиозной семьи. Но, сами понимаете, о своих встречах распространяться ему не было никакого резона. О совместной жизни он и не думал. Поэтому на корабле об этом знали немногие, то есть очень ограниченный круг лиц. Под предлогом «рыбалки» Артамонов неоднократно отлучался вместе со своим подчиненным — неким старшим лейтенантом. Последний оставался ждать в назначенном месте, а сам командир на целый день или вечер, как получалось, уезжал с Евой в Варшаву или к ней домой.

Точно так же было и 7 июня 1957 года. Артамонов высадил старшего лейтенанта на берегу и вместе с любимой девушкой ушел на прогулку в море. Никаких личных вещей с ним не было, только немного еды, ружье и две гранаты.

Позже моторист, старшина 1-й статьи Попов расскажет, как они попали в сильный шторм, а утром, когда увидели берег, оказалось, что это Дания. Командир миноносца приказал старшине ни на какие вопросы не отвечать, а о себе мрачно произнёс: «Я влип».

Вскоре «западные голоса» сообщат свое видение этого события. Например, агентство ДПЛ подчеркнёт: «Старший офицер попросил у шведской полиции нрава на политическое убежище в связи с имевшими место разногласиями с начальником в Польше».

«Визит флота в Копенгаген побудил у меня желание жить в демократической стране. Я сбежал бы и во время этого визита, но в последний момент решил остаться. После возвращения домой я планировал побег основательно и избрал Швецию вместо Дании», — якобы процитирует Артамонова журнал «Фолкет бильд».

Но он не собирался никуда бежать, а когда попал в наиподлейшую ситуацию, то, видимо, понял, что это как минимум конец его карьеры.

На четвертый день после случившегося Артамонов и Ева Гура получили политическое убежище. В Стокгольме шведские спецслужбы передали их резидентуре ЦРУ. Далее из Швеции ЦРУ переправило их в ФРГ, на свою базу во Франкфурт-на-Майне, где в течение месяца Николая Фёдоровича допрашивали о советском Военно-морском флоте.

Следующим этапом были переезд в США и предоставление там политического убежища.

В начале 60-х годов секретным специальным актом конгресса Артамонов и Ева Гура получили американское гражданство.

ЦРУ определило Артамонова на работу аналитиком в РУМО, в отдел, обрабатывающий разведывательную информацию по Военно-морскому и гражданскому флотам СССР. По контракту он также работает консультантом в советском отделе ЦРУ, выступает с лекциями перед советологами, в военных и гражданских учебных заведениях но проблемам обороноспособности СССР. Теперь он гражданин США Николас Шадрин.

Известно, что Артамонову было назначено денежное содержание, равное жалованью офицера его ранга ВМС США. Там он оформил брак с Евой, которая, имея специальность зубоврачебного техника, вела зубоврачебную практику на дому. В Америке Артамонов любил охотничье оружие, охотился на гусей и в деньгах не нуждался…

Ветеран российской разведки А.А. Соколов в ноябре 1966 года получил на связь завербованною весной агента Ларка. 20 ноября в девять часов вечера он вышел на первую встречу. «Ларк произвел на меня впечатление рассудительного, не очень разговорчивого, волевого человека, внимательного и спокойною собеседника, культурною в общении. Внешне это был красивый мужчина — темноволосый, с правильными чертами лица, высокого роста, крепкого телосложения. Курил трубку, иногда сигареты», — вспоминает Соколов. Ларк — это Шадрин, он же Артамонов…

За пять лет работы в Вашингтоне он провёл с Ларком более десяти личных встреч, а также множество тайниковых операций. Но уже через несколько лет встречи и материалы дали ему основание прийти к однозначному выводу: «Ларк с первых же дней вел… двойную игру по заданию ЦРУ и ФБР». «Чтобы в дальнейшем не повторяться, отмечу весьма важный аспект в работе с ним, — уточняет А.А. Соколов. — Это тщательная подготовка к личным встречам. Много раз продумывал задание, отбирал наиболее важные в оперативном плане вопросы и, имея в виду, что встречи ограничены 30—40 минутами, продумывал, как их поставить перед ним, не показывая в отдельных случаях их важность для нас. Как правило, готовил пять-семь вопросов. Это было много, если учитывать и его информацию, которая также обсуждалась. Задание давалось на три-четыре месяца вперед, и многое нужно было предусмотреть. Считаю, что скрупулёзная подготовка к встречам позволила получить в итоге позитивные результаты — раскрыть его как подставу противника.

К 1968 году окончательно определились разведывательные возможности Ларка — конкретизировались направления его использования и стали ясны пределы доступа к секретным материалам РУМО и ЦРУ. Тщательно изучив переданные за эти годы материалы, я убедился, что они не наносят ущерба национальным интересам США. В связи с этим передо мной встали две задачи: активизировать его работу и одновременно провести глубокую проверку, установить, передает ли он все материалы, к которым имеет доступ, или что-то скрывает, опасаясь за свою безопасность или по другим причинам.

Начиная примерно с середины 1968 года у меня возникло и со временем усиливалось какое-то интуитивное чувство настороженности. На первых порах оно было вызвано некоторой медлительностью в разговорах, едва заметным раздумьем над моими вопросами и ответами на них. Иногда он мне казался не совсем искренним. Невольно я постоянно фиксировал в памяти выражение его лица, взгляд, манеру поведения в целом.

В соответствии с планом в 1969 году началась поэтапная проверка Ларка и одновременно активизация его работы.

…осенью 1970 года я сообщил, что за “честную и плодотворную работу” он восстановлен в звании капитана 3-го ранга и в дальнейшем очередные воинские звания будут присваиваться “в соответствии с действующими в Советской Армии сроками”. Также сказал, что в июне 1971 года после пятилетнего пребывания в США я возвращаюсь в Москву, Центр в интересах обеспечения безопасности принял решение о передаче его на связь нелегалу — советскому разведчику, проживающему в США под видом американского гражданина.

— Сотрудники легальной резидентуры встречаться с вами не будут, — продолжал я, — в ходе отдельных контактов надлежит обсудить вопросы связи и знакомства с нелегалом. Перевод произойдёт через некоторое время после моего отъезда. До этого вам необходимо будет встретиться с работниками Центра для обсуждения деталей. Первая встреча назначена на апрель 1971 года в Монреале. Условия связи передам в марте месяце…

К концу 1970 года сложилась ситуация, из которой стало понятно, что ЦРУ, передавая через него некоторые данные, пыталось определить — верим ли мы ему или ведём свою игру. Если мы полностью доверяли Ларку, то должны были проводить по его информации оперативные мероприятия, которые ЦРУ с помощью ФБР в любом случае зафиксировало бы. Такую цель, вполне очевидно, преследовало и его сообщение о конспиративной квартире в Вашингтоне: американцы осознавали, что мы попытаемся через него поставить там технику подслушивания, если, конечно, доверяем ему. Мы “пошли им навстречу”, продолжая начавшуюся игру до конца.

До моего отъезда оставалось закончить мероприятие по “установке” подслушивающей техники на этой квартире… В июне 1971 года на флагмане нашего пассажирского флота, теплоходе “Александр Пушкин” я с семьёй отбыл го Монреаля домой. Больше с Парком я не встречался».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.