2

2

29 мая 1942 года — обычный и ничем не примечательный день, если не учитывать, что на фронте было спокойно. Безусловно, затишье было временным. Но именно в этот день уполномоченный Особого отдела НКВД лейтенант госбезопасности Васильев, а на армейский манер — капитан, вызвал для беседы командира 5-й пулеметной роты 1196-го стрелкового полка старшего лейтенанта Таврина. Разговор предстоял деликатный…

Само но себе положение оперуполномоченного обязывало постоянно изучать морально-политическое состояние подразделений.

С личным составом систематически проводилась предупредительная профилактическая и разъяснительная работа. И очень важно было быстро, а иногда немедленно реагировать на поступающие сигналы во избежание возможных нежелательных последствий. При этом многообразие информации отягощало жизнь особиста. Мелкие кражи в подразделениях, мелкие злоупотребления, воровство и жульничество отвлекало, а порой и принижало его основное предназначение.

Агентурно-осведомительная сеть буквально забрасывала разного рода информацией. Но, как известно, чем таковой больше, тем сложнее и дольше оказывался путь се проверки на объективность. Ведь частенько бывало, что секретная информация оказывалась заведомо ложной, иногда просто ошибочной. И вот попробуй, так сразу отдели правду от сплетен или слухов.

Никаких дел на оперативном учете на Таврина заведено не было. В сейфе у Васильева хранились дела оперативной проверки по проявлениям антисоветской агитации, где в основном проходили красноармейцы. Были на оперативном учете и наблюдательные дела на командиров, когда-то побывавших за границей и проходивших но показаниям арестованных…

Таврин воевал в 1196-м полку, что называется, с первого дня. В конце августа 41-го прибыл на формирование дивизии в Уральском военном округе. Нормально выдержал 50-километровый марш в условиях лютой зимы, без горячей пищи, с одним только 2-часовым отдыхом под открытым небом. После смены 247-й стрелковой дивизии, когда 359-я 15 декабря, перешла в наступление на левом фланге 31-й армии, участвовал практически во всех боях. Ничего отрицательного замечено не было.

Таврин участвовал в кровопролитных боях за д. Иванцово, где 19 и 20 декабря только его полк потерял 126 человек убитыми и 348 ранеными. Тогда оборону противника просто не смогли подавить огнём артиллерии дивизии. Участвовал он и в боях за д. Чухино, которые шли в течение пяти суток.

За взятие д. Почурино получил благодарность от Военного совета Калининского фронта.

За успешное отражение наступления противнике и удержания плацдарма на западном берегу Волги—ещё одну от Военного совета 30-й армии. Досрочно присвоено звание «старший лейтенант». Командир полка подполковник П.С. Хаустов никогда не жаловался на Таврина. А ведь сам отличался решительностью и настойчивостью. Был самым опытным комполка в дивизии. Сменивший его 10 марта 1942 года подполковник Василий Иванович Кожанов, бывший комбат 3-го батальона, тоже.

Десятки раз командир роты мог погибнуть, но повезло. Это при том, что дивизия с 15 декабря 1941 года по 15 марта 1942 года потеряла 14 535 человек. Убитыми — 3424 человека, ранеными — 7493 человека, пропавшими без вести — 1359 человек. Заболевшими и обмороженными соответственно: 310 и 9.

Мог Таврин струсить, дезертировать. Такие случаи, к сожалению, были. Но нет, служил, воевал, тянул лямку, как все. И всё же что-то настораживало в этом человеке.

А особенно после поступившего сигнала. По каким-то причинам Таврин сменил свою настоящую фамилию.

Таврин, войдя в блиндаж, который занимал Особый отдел, прошел через небольшой коридорчик мимо дежурного и оказался в «хозяйстве» Васильева, где так же, как и во всех полковых времянках, пахло табаком, едой и еловыми брёвнами. Только здесь ещё были добротный стол и внушительный по толщине стен сейф.

Поговорив с Тавриным на отвлеченные темы, вроде бы о настроениях в роте, о состоянии обороны, Васильев вдруг неожиданно спросил:

— Скажите, Пётр Иванович, а зачем вы поменяли свою подлинную фамилию Шило на Таврин?

Вопрос был, конечно, интересный. Но, видимо, некто на передовой увидел человека, которого прежде знал под другой фамилией. И очень был удивлен этому факту. А на фронте такие вещи всегда вызывали любопытство. Из-за него и шли «куда следует», где высказывали свои сомнения. Если бы было иначе, то не стал бы Васильев вызывать Таврина и спрашивать прямо, в лоб. За разоблачением последовал бы арест со всеми отсюда вытекающими последствиями.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.