6

6

9 марта 1942 года Власов прилетел на Волховский фронт, куда был назначен заместителем командующего войсками этого фронта. «По свидетельству Героя Советского Союза генерала армии Николая Григорьевича Лященко, Власов после его назначения заместителем командующего фронтом считал, что как полководец он ещё не достиг самых больших высот, хотя якобы своих будущих амбиций не скрывал. Надеялся, что после того, как войска фронта овладеют Любанью, займёт более достойный для него пост...»{146}.

20 марта генерал-лейтенант Власов вылетел во 2-ю ударную армию для организации её наступления, которое планировалось на 3 апреля в 30 км южнее Любани в направлении д. Апраксин Бор. Однако все усилия пехоты и артиллерии взять деревню оказались тщетными. Для выяснения неудач в армию прибыла комиссия фронта.

«Трое суток члены комиссии беседовали с командирами всех рангов, с политработниками, с бойцами. От меня потребовали письменное объяснение: почему артиллерия недостаточно надёжно подавляла огневые средства противника…» — вспоминал начальник артиллерии 2-й ударной полковник Г.Е. Дегтярёв{147}.

А 16 апреля в связи с отправкой тяжелобольного командарма 2-й ударной генерал-лейтенанта Н.К. Клыкова в тыл встал вопрос: кем его заменить? И тогда в телефонном разговоре с К.А. Мерецковым член Военного совета армии дивизионный комиссар И.В. Зуев предложил кандидатуру Андрея Андреевича{148}.

Дело в том, что Власов, как заместитель Мерецкова (командующий войсками фронта), был тактическим советником (консультантом) 2-й ударной{149}, и поэтому 20 апреля 1942 года начальник Генштаба маршал Шапошников с ведома Сталина вполне разумно санкционирует назначение Власова командующим 2-й ударной армией по совместительству{150}, ведь он же уже был «Спасителем Москвы». И почему бы ему теперь не стать спасителем Ленинграда?

Сегодня некоторые исследователи сомневаются в болезни генерал-лейтенанта Клыкова. Они считают, что его банально отстранили от должности. Однако это не так. В 1942 году Николаю Кузьмичу было уже 54 года. Опытный военачальник, он ещё в Первую мировую войну дослужился до командира полка, а в Гражданскую — до командира бригады. В межвоенный период Клыков командовал полком и дивизией, был комендантом Москвы и начальником отдела штаба МВО. С 1935 г. по 1936 г. по болезни находился в распоряжении управления по начсоставу РККА, а с 1936 г. по 1938 г. работал военным руководителем в Московском государственном университете. В декабре 1945 г. Н.К. Клыков был уволен в отставку по болезни{151}.

Сам он спустя десятилетия вспоминал: «В апреле 1942 года я тяжело заболел. Пришлось отправиться в госпиталь. На мое место был назначен новый командующий. Перед отъездом я доложил обстановку командующему фронтом Мерецкову, обосновал необходимость создания опорных баз внутри расположения армии. Просил его хотя бы на время весенней распутицы отказаться от попыток захвата Любани…

Конец июня 1942 года. Закончить лечение не удалось. С фронта прибыла машина, и я выехал в Малую Вишеру. 2-я ударная армия после выхода из окружения восстанавливалась…»{152}

Исхода из этого, можно предположить, что Власов рассчитывал остаться во 2-й ударной армии ненадолго. Но судьба распорядилась иначе. Его везение на этот раз закончилось!

О встрече комсостава с новым командующим рассказал бывший комиссар 59-й стрелковой бригады И.Х. Венец: «20 апреля нас собрали на командном пункте. Новый командующий. — высокий, рыжеватый, вышколенный — произнес речь. Помню её дословно. “Дорогие товарищи, — сказал Власов. — Условия у нас тяжёлые: болота засасывают, питание плохое. Что-либо предпринять без директивы Ставки мы не можем. Призываю вас лишь заботиться о солдатах, как заботится товарищ Сталин. Когда после ранения под Москвой я лежал в кремлёвской больнице, Иосиф Виссарионович нашёл возможность меня навестить”. Хотя в дальнейшем особой заботы командующего о людях мы не наблюдали, никаких подозрений он у нас не вызывал»{153}.

Вот что вспоминал о Власове его адъютант майор Кузин: «Находясь при 2-й ударной армии, Власов давал понять, что он имеет большой вес, ибо он неоднократно говорил, что он имеет особое поручение Москвы и что он имеет прямую связь с Москвой.

Во 2-й ударной армии Власов хорошо дружил с членом Военного совета Зуевым и начальником штаба Виноградовым.

С Зуевым они вместе до войны работали в 4-м мехкорпусе. В беседах с Зуевым и Виноградовым Власов неоднократно говорил, что великие стратеги — это по поводу Мерецкова — завели армию на гибель.

Власов по адресу тов. Мерецкова говорил: “Звание большое, а способности…” — и дальше не договаривал, но он давал понимать.

Судя по разговору Власова, он не хотел никого понимать и хотел быть хозяином.

Власов во 2-й ударной армии не любил начальника особого отдела Шашкова, это Власов не раз высказывал Зуеву, а один раз Власов скомандовал Шашкову выйти из землянки.

С первых дней моей работы Власов меня предупредил, что с ним живет жена, она же и доктор, начальник медпункта при штабе, это П. Агнесса Павловна. Впоследствии я узнал, что она с ним выходила из киевского окружения и он ее привёз в 20-ю армию. П. чувствовала себя хозяйкой, она в медпункте почти и не находилась, работал фельдшер, а П. занималась военторгом и АХО, чтобы были духи и прочее. Кроме этого, она набиралась нахальства отдавать приказания коменданту штаба, а также имела способность накляузничать на работников штаба, а Власов считал это нормальным явлением. В феврале месяце 1942 года она уехала в город Саратов.

После отъезда П. в этот же день в качестве личного повара из военторга перевели Марию Игнатьевну… Опа считалась поваром-инструктором при военторге, а фактически не работала. Она почувствовала хорошее отношение Власова к пей, частенько устраивала истерику, а Власов за ней ухаживал, как за ребенком.

Настоящая жена Власова—Липа Михайловна Власова…»{154}.

Бывший рядовой 285-го отдельного батальона связи 2-й ударной армии С.А. Сучелов увидел нового командарма таким: «Блиндаж командующего под семью накатами находился недалеко, но заходить туда могли только такие личности, как комдивы, комкоры, комбриги. Нам, маленьким исполнителям, редко удавалось кого-либо увидеть. Однако нового командарма я вскоре увидал.

Власов вышел однажды из своего блиндажа в сопровождении адъютантов и стал останавливать рядовых солдат, приказывая, чтобы мы проходили мимо него строевым шагом и отдавали честь.

Всех подробностей о Власове как командующем я знать не могу, но осталось впечатление, что именно со вступлением его в должность в армии стала ощущаться какая-то апатия и с завоеванной территории войска начали отступать. Начались трудности со снабжением…»{155}.

В конце марта 1942 года двадцатилетняя З.И. Гусева лично познакомилась с Власовым. Об этой короткой встрече она оставила следующее воспоминание:

«Он сел на край стола, я — около стола. Власов поинтересовался, откуда я родом.

— Из-под Пскова…

— Где родители?

— Отец в партизанах, мама с двумя братьями и сестрой в оккупации.

Генерал меня успокоил, сказав, что скоро Ленинградская область будет освобождена и я встречусь с семьей.

— Где учились? — спросил.

Я ответила, что закончила Середкинскую среднюю школу… Власов надел на голову генеральскую папаху и спросил:

— Вы видели фильм “Разгром немцев под Москвой”?

— Пока нет, товарищ генерал.

— Так вот, когда будете смотреть, обратите внимание на генерала в папахе — это я.

— Обязательно, — отвечаю я и спрашиваю: — Товарищ генерал, вы, наверное, и с Иосифом Виссарионовичем встречались?

— Неоднократно. И разговаривал с ним вот так, как мы с вами сейчас говорим.

Потом Власов рассказал о Китае, где был военным атташе, какие китайцы работящие и как бедно живут; о Японии, быте и нравах японцев. Затем взглянул на часы и сказал: “Я вижу, вы грамотная девушка, вам надо учиться дальше. Завтра будет самолёт на Москву. Подготовьтесь и летите. Здесь скоро будут страшные бои, и вы погибнете”.

Я, недолго думая, ответила: “Нет, товарищ генерал, пока Родина в опасности, я с фронта никуда не уйду!”

Он задумчиво посмотрел мне в глаза и сказал: “Другого ответа я от вас и не ждал…” Проводил меня до двери, и больше я его не видела»{156}.

В это время Власов ещё надеялся на чудо, был бодр и продолжал очень много внимания уделять себе. Об этом можно узнать из его писем женам, официальной и походно-полевой: (в апреле) «Сам здоров и бодр, чего особенно от души желаю тебе…»; «Ненавистных насильников-фашистов бьем по-прежнему и постараемся к 1-му Мая задать им большого жару»; «Сейчас я работаю недалеко уже от того места, где жила Надя! Работа идёт хорошо. Бьём ненавистных фашистов, расстроивших нашу счастливую жизнь, неплохо, а скоро готовим им удар ещё сильнее»; «На новом месте работа по объёму стала больше, ответственнее и почётнее. Но ты знаешь, моя любимая и дорогая Аня, что куда твоего Андрюшу ни пошлют правительство и партия — он свою задачу выполнит с честью. Всё идёт хорошо… Скоро, очень скоро будет конец проклятым фашистам. Хватит им издеваться над нашей дорогой Родиной… Ты, Аник, не поверишь, как я поправился, это, видимо, от старости. Крепко поседел (много седины в башке стало) и полысел, а здоровье крепкое. Ничего не болит. Зубы в порядке. Одним словом, крепко поправился, пополнел и закалился. Сейчас у нас кругом вода — разлив в полном разгаре»; «Я сейчас выполняю ответственную задачу… Бьём фашистов крепко и готовим им крепкие весенние подарки ещё сильнее. Работаю примерно на той же должности, когда был с тобой вместе, только объёмом она гораздо больше, почётнее, ответственнее. Но ты прекрасно знаешь, что, куда твоего Андрюшу ни пошлют правительство и партия, — он всегда любую задачу выполнит с честью… У нас всё залило — водополье в полном разгаре»; «Спешу сообщить тебе, что я бодр и здоров. Бьём фашистов по-прежнему. Поздравляю с наступающим праздником 1-е Мая. Желаю провести его счастливо и радостно»; (в мае) «Фашистов бьём по-прежнему. В этом году надеемся ликвидировать их полностью. Такую задачу нам поставил наш Великий вождь, и мы сё должны во что бы то ни стало выполнить»; «Эта война особенно жестока. Сволочи фашисты ведь решили совсем варварски стереть с лица земли наш могучий народ. Конечно, это их бредни. Конечно, мы уничтожим эту гадину… У меня лично есть всё — обо мне не беспокойся»; «Одно скажу: ведь недаром я получил звание генерал-лейтенанта и орден Красного Знамени, и я два раза лично беседовал с нашим великим Вождём. Это, конечно, так не даётся. Тебе уже, наверное, известно, что я командовал армией, которая обороняла Киев. Тебе также известно, что я командовал армией, которая разбила фашистов под Москвой и освободила Солнечногорск, Волоколамск и др. города и села, а теперь также командую ещё большими войсками и честно выполняю задания правительства и партии и нашего любимого вождя тов. Сталина»; «Правда, сейчас обстановка немного лучше, чем тогда, когда мы начали бой, тогда, когда ты вместе со мной ехала в машине, но всё же обстановка серьёзная. Но, невзирая ни на что, мы проклятых извергов фашистов всё равно сотрём с лица земли. И это будет очень скоро. Поверь, что теперь немцы уже не те, что были раньше, да и мы крепко за прошедшее время научились кой-чему, как, главное, бить фашистов их же методами, создавая им мешки и окружения. Дорогой, родной, милый Алюсик! Меня наш великий вождь послал на ответственное задание, и я его скоро, очень скоро выполню с честью. Тогда ты не будешь упрекать меня ни в чём, когда узнаешь, в какой обстановке мы находились. Скоро всё же фашистам на этом участке конец»{157}.

Так, наверное, и думал Власов. Однако обстоятельства оказались сильнее его хвастливых слов.

20—21 марта противнику удалось перерезать коммуникацию 2-й ударной армии, закрыв коридор, но 28 марта усилиями 2-й ударной армии и частей 52-й и 59-й армий коридор был открыт. 23 апреля Волховский фронт был ликвидирован, войдя в состав Ленинградского фронта, которым командовал генерал-лейтенант М.С. Хозин.

13 мая член Военного совета 2-й ударной армии ИЛ. Зуев, прибыв в Малую Вишеру, доложил о безвыходном положении армии, а 21 мая Ставка ВГК отдала приказ с 1 июня начал» отвод частей 2-й ударной армии в обратном направлении через коридор к Мясному Бору.

Официально части армии, выполняя приказ войскам Волховского направления Ленинградского фронта, изматывая части противника, выходили, отрываясь от него, на основной рубеж обороны Ольховка—Фенёв Луг. Неофициально массовый отход войск армии начался уже 24 мая.

Об этом говорит следующая телеграмма командующего войсками Ленинградского фронта командующему 2-й ударной армией от 24 мая 1942 г. 01 ч 35 мин:

«Ваше поведение непонятно. Уже третий раз вами своевременно не доносится об оставлении населенных пунктов. Вы оставили КП без разрешения и потеряли управление войсками на железнодорожном направлении, где обстановка осложняется.

Приказываю Припять меры к планомерному выводу частей в соответствии с планом. Противника, пробравшегося в район Дубовик, ликвидировать, не допуская перехвата им путей отвода войск армии.

ХОЗИН

ЗАПОРОЖЕЦ

СТЕЛЬМАХ»{158}.

2 июня на стыке 59-й и 52-й армий противнику удалось полностью перехватить пути подвоза 2-й ударной армии и соединить свои северную и южную группировки. Это значит, что в этот день немцы вторично закрыли коридор, осуществив полное окружение армии. Только 21 июня на узком участке, шириной 1—2 километра, в том же коридоре линия фронта противника вторично была прорвана и начался организованный вывод частей 2-й ударной армии. А 25 июня противнику в третий раз удалось закрыть коридор и прекратить выход частей{159}.

Именно в июне 1942 года для Власова все шуточки закончились. Он прекрасно понял, что его никто не сменит на этом посту, а значит, всю ответственность за вывод армии из окружения придется нести самому. И давайте не забывать, что он вполне мог быть обижен, потому что его лишили достаточно высокой (пусть не чётко очерченной) должности заместителя командующего войсками Волховского фронта, которой не стало вместе с фронтом 23 апреля. А ведь он долго надеялся на лучшее и уверовал в свою звезду. Когда 9 июня Волховский фронт был восстановлен, места для Власова уже не нашлось!

Генерал Хозин вспоминал: «Из документов того периода видно, что 19 июня 46-й стрелковой дивизии, 25-й и 57-й отдельным стрелковым бригадам 2-й ударной армии удалось сблизиться с передовыми частями 25-й кавалерийской дивизии 59-й армии, по развить успех они не смогли, И только 21 июня совместными уларами 59-й и 2-й ударной армий удалось разорвать кольцо окружения на ширину около 1 км. В образовавшийся проход к 20 часам 22 июня вышло из окружения около 600 человек.

24 июня связь со штабом 2-й ударной армии прервалась. Противник вновь прорвал фронт на основном рубеже ее обороны в районе Финёва Луга и начал развивать наступление вдоль железной дорога и узкоколейки в направлении на Новую Кересть. С 9.30 25 июня выход из окружения прекратился. Связь со штабом 2-й ударной армии восстановить не удалось»{160}.

Тут надо отметить, что когда Власов докладывал Военному совету Волховского фронта об увеличении количества смертных случаев и заболеваемости от истощения в частях армии, то он имел в виду лишь ситуацию, в которой уже не мог полноценно управлять вверенными ему войсками. Ведь сам он был всегда сыт и в отличие от бойцов и командиров пользовался услугами походно-полевой жены, которая всегда находилась под боком, даже при выходе из окружения. И это важно.

Более того, до 20 июня Власов был еще уверен в прорыве окружения.

Офицер оперативного отдела 59-й армии капитан И. Катышкин был свидетелем проведения боевой операции по выводу войск 2-й ударной армии из окружения под руководством будущего маршала Василевского. Автор книги о нём И.А. Слухай пишет: «Генерал A.M. Василевский, находившийся в этот момент на КП 59-й армии, приказал срочно связать его по радио с командующим 2-й ударной А.А. Власовым. Катышкин с группой офицеров штаба находились неподалеку и стали свидетелями этих переговоров. Из реплик Василевского им стало ясно, что Власов фактически потерял управление своими войсками. В связи с этим ему было предложено встретить самолет, который доставит его и других членов Военного совета в распоряжение 59-й армии. Однако Власов от самолёта категорически отказался, высокопарно сославшись на то, что, дескать, его место в войсках, сражающихся с врагом…

Командование Волховского фронта решило предпринять встречный удар 59-й и 2-й ударной армий вдоль узкоколейной железной дороги. Этот приказ был передан Власову. Войска 59-й армии атаковали противника, но согласованной атаки со стороны 2-й ударной не последовало, и встречный удар не получился. Соединениям 59-й армии тут же была поставлена задача установить наземной разведкой расположение частей 2-й ударной и собственными силами обеспечить их выход. Однако в ночь на 24 июня связь со штабом Власова странным образом нарушилась и больше не восстанавливалась»{161}.

К слову сказать, некоторые исследователи не понимают или не желают понимать главного: вина Власова заключается не в том, что он не предотвратил окружения армии, а в том, как он се выводил из него. Проще говоря, лично Власов как командующий для этого не сделал ничего.

В докладной записке «О срыве боевой операции по выводу войск 2-й ударной армии из вражеского окружения» не случайно указывается: «Положение 2-й ударной армии крайне осложнилось после прорыва противником линии обороны 327-й дивизии в районе Финев Луг. Командование 2-й армии — генерал-лейтенант Власов и командир дивизии генерал-майор Антюфеев — не организовало обороны болота западнее Финев Луг, чем воспользовался противник, выйдя во фланг дивизии.

Отступление 327-й дивизии привело к панике, командующий армией генерал-лейтенант Власов растерялся, не принял решительных мер к задержанию противника, который продвинулся к Новой Керести и подверг артиллерийскому обстрелу тылы армии, отрезал от основных сил армии 19-ю [гвардейскую] и 305-ю стрелковые дивизии…

Командный пункт армии оказался незащищённым, в бой была введена рота особого отделав составе 150 человек, которая оттеснила противника и вела с ним бой в течение суток—23 июня с.г.

Военный совет и штаб армии вынуждены были сменить место дислоцирования, уничтожив средства связи и, но существу, потеряв управление войсками.

Командующий 2-й армией Власов, начальник штаба Виноградов проявили растерянность, боем не руководили, а впоследствии потеряли всякое управление войсками»{162}.

Как вспоминал генерал-майор Афанасьев: «Нужно отметить, что тов. Власов, несмотря на обстрел, продолжал стоять на месте, не применяясь к местности, чувствовалась какая-то растерянность или забывчивость. Когда я стал предупреждать — “надо укрыться”, то все же он остался на месте. Заметно было потрясение чувств…

Тов. Власов был безразличен, общим командиром был назначен, предложил свои услуги Виноградов. Меня тов. Власов предложил комиссаром»{163}.

И еще: «При выходе Военного совета отсутствовала организация боя и управление войсками было потеряно…

Организация вывода 2-й Ударной армии страдала серьёзными недостатками. С одной стороны, в силу отсутствия взаимодействия 59-й и 2-й Ударной армий но обеспечению коридора, что в большей степени зависело от руководства штаба фронта, с другой стороны, в силу растерянности и потери управления войсками штаба 2-й Ударной армии и штабами соединений при выходе из окружения»{164}.

Несмотря на некоторые принципиальные вопросы, попять Власова можно. Это было его самое большое поражение во всей жизни. Это был конец карьеры. Поставьте себя на его место, чтобы сделали вы? Но представить себя на месте Власова, видимо, невозможно.

А ведь ещё совсем недавно… Кинорежиссёр Роман Кармен рассказывал: «С Власовым я встретился под Волховом за несколько дней перед тем, как он попал в кольцо, и за месяц перед тем, как сдался. Мы провели всю ночь в его землянке накануне моего отъезда; знакомы были давно, с Китая ещё. Он был у меня на свадьбе с Ниной тамадой и посаженым отцом, так что говорили на “ты”… Стол был скромный: варёная картошка, банка мясной тушёнки и бутыль самогона… Как рефрен у меля до сих пор в ушах звучат его слова: “Ромка, всё равно мы победим, что бы ни случилось! Как бы страшно ни складывалась обстановка, мы сломим фрицам шею, если только с нами будет товарищ Сталин… Если судьба и дарила России гениев, то в его лице мы имеем самого выдающегося…”»{165}.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.