Дело «Спасителя мира» О. Пеньковского
Дело «Спасителя мира» О. Пеньковского
В самый разгар «холодной войны» западным специальным службам сильно повезло. Начало 60-х годов ознаменовалось рядом крупных провалов ценных агентов и разведчиков советской внешней разведки, явившихся результатом предательств и измен. В Англии были арестованы резидент-нелегал Бен и его два сотрудника — Крогеры, выданные ЦРУ польским изменником Голеневским (см. Операцию «Портлендское дело»); затем последовал арест разведчика Блейка; в 1961 году в Германии был арестован агент-нелегал Фельфе. В этом же году переметнулись на Запад сотрудники внешней разведки А. Голицын и нелегал Ю. Логинов, бежали в ФРГ спецагенты Сташинский и Инга. В 1962 году изменил Ю. Носенко.
Эти провалы в работе внешней разведки, особенно потеря опытнейших разведчиков Бена и Блейка, ценного агента-нелегала Фельфе и измены Голицына и Носенко причинили серьезный ущерб нашей службе, однако они не вызвали особых политических последствий. Профессиональный же ущерб в известной мере компенсировался такими успешными делами, как операция «Карфаген», переход от американцев двух сотрудников АНБ Митчела и Мартина, принесших важные секреты американской криптологической службы, и, наконец, начало активной работы в НАТО агента Пака.
Хуже оказалось положение в военной разведке. Ее потрясла измена Пеньковского и, как стало известно значительно позднее, еще более серьезная по своим последствиям для ГРУ измена Полякова. Лишь в какой-то мере эта служба могла противопоставить этим серьезным поражениям успех агента Данлопа, завербованного в 1961 году, да приобретение в 1964 г. ценного агента в ЮАР Феликса.
Поскольку, по оценке западных специалистов, изменник Пеньковский из числа сотрудников ГРУ стоит на первом месте (тем более что о втором крупном военном разведчике, изменившем практически одновременно с Пеньковским, стало известно лишь недавно), рассмотрим обстоятельства, сопутствовавшие измене Пеньковского.
К ней Пеньковский, по его собственным словам, готовился задолго до практического ее совершения.
Будучи карьеристом, он начал осуществлять свое продвижение наверх, втираясь во время войны в доверие к генерал-полковнику, впоследствии маршалу артиллерии С. Варенцову. Оказывая ему и его семье различные услуги в течение последующих 20 лет, Пеньковский использовал его покровительство и содействие в продвижении по службе. От Варенцова, который ему полностью доверял и часто делился служебными новостями, Пеньковский получал разведывательные сведения, представлявшие интерес для западных спецслужб. В частности, о том, что происходило в высшем военном руководстве страны. Не без содействия и протекции Варенцова в 1944 году Пеньковский уже командовал артиллерийским полком.
На самой ранней стадии его работы в ГРУ, в 1955 году, Пеньковский был впервые послан за границу в качестве помощника военного атташе в Турции. Тогда же он впервые, пока анонимно, сообщил по телефону турецкой контрразведке о том, что военный атташе является резидентом военной разведки. С тех пор быстро созревая как изменник, он мечтал о западной роскоши и возможности вести свободную развратную жизнь на Западе.
Даже историк Брук-Шеферд, превозносящий Пеньковского как «гиганта» среди других перебежчиков, характеризует его как «бешеного развратника», которому нужен целый гарем (Брук-Шеферд Г. Штормовые птицы. Нью-Йорк, 1990).
Служебная характеристика Пеньковского за период его работы в Турции звучит пророчески: «Мстительный, злобный человек, беспримерный карьерист, способен на любую подлость» (Батуринский В. Д. Шпион, который хотел взорвать мир. Правда, 1994, 11 марта).
Эта озлобленность, недовольство тем, что, несмотря на протекцию маршала Варенцова, не удалось получить звание генерала, сама его предательская натура и привели Пеньковского к совершению измены, к использованию своей осведомленности во вред ГРУ, армии, собственному народу и родине.
Уже к 1959 году, через четыре года после первого предательского шага в Турции, он принял решение об измене и начал целенаправленно собирать секретную информацию с намерением передать ее западным специальным службам. Одновременно он приступил к настойчивым поискам связи с иностранными разведчиками.
С этой целью в I960 году он трижды предпринял попытки подхода к иностранцам: канадцам, американцам и англичанам. К концу года ему наконец удалось установить связь с британской разведкой МИ-6 через английского бизнесмена Гревилла Винна. Предложение пользоваться услугами Пеньковского было принято сразу двумя разведками — МИ-6 и ЦРУ.
Хотя шпионская деятельность Пеньковского продолжалась относительно недолго — около полутора лет, — вред, нанесенный им нашему государству и спецслужбам, в первую очередь ГРУ, был огромным. Уже тот факт, что у иностранных спецслужб состоялось за это время 35 длительных бесед с Пеньковским общей продолжительностью 112 часов, когда он выезжал за границу и выкладывал им все, что знал, узнал или украл в Генштабе, говорит сам за себя. По предъявленным ему ЦРУ и СИС нескольким тысячам фотографий он опознал около 500 сотрудников ГРУ и КГБ, чем серьезно осложнил кадровую проблему наших спецслужб.
Но был ли Пеньковский тем «гигантом» среди советских перебежчиков, каким его рисует Брук-Шеферд в своей книге?
Если исходить из его крайней амбициозности и тщеславия, степени его озлобленности против собственного народа, его исключительной развращенности, то можно было бы по этим характеристикам поместить его имя в книгу рекордов Гиннеса. Его настойчивые просьбы об аудиенции у английской королевы достаточно прекрасно характеризуют его тщеславие. Можно добавить, как свидетельствует Шехтер (Шехтер Д., Дерябин П. Шпион, который спас мир. М., 1995), что Пеньковский неоднократно заявлял, что он хотел войти в историю шпионажа как «величайший шпион всех времен».
Но он был действительно чрезвычайным злодеем-гигантом, намеревавшимся уничтожить как можно больше наших людей, в первую очередь, советских военачальников, включая, очевидно, и своего благодетеля маршала Варенцова.
Для того, чтобы эти слова не звучали как голословные обвинения, привожу собственные высказывания Пеньковского. Вот что он заявлял своим западным хозяевам в одной из бесед: «Как стратег, выпускник двух военных академий, я знаю многие слабые места и убежден в том, что в случае будущей войны в час «X» такие важнейшие цели, как Генеральный штаб, КГБ на площади Дзержинского, Центральный комитет партии, должны быть взорваны заранее установленными атомными устройствами с часовыми механизмами… Я укажу наиболее удобные места для установки небольших атомных зарядов, чтобы в необходимое время взорвать цели… Вот чем я займусь, когда приеду в Москву. Первое — разработаю все, что мы обсуждали о стратегических целях. Я сделаю схемы с расчетами… Я возьму на себя решение вопроса об определении целей в Москве и начале всей операции».
Снова и снова Пеньковский возвращается к этим чудовищным планам. «В случае начала войны в Москве необходимо уничтожить 50 тысяч высокопоставленных лиц, от которых многое зависит… А если учесть военные штабы в других городах, то, согласно представленным мною планам, в СССР необходимо будет уничтожить 150 тысяч опытных генералов, офицеров и штабных работников… Пожалуйста, обсудите мой план… Готов принять любое задание, взорву в Москве все, что смогу» (из бесед в Лондоне, апрель-май 1961 года).
При этом Пеньковский вносит предельную ясность в свои злобные предложения: «Западу нужно наносить удар первым, сокрушительный удар. Тогда мы победим». Говоря «мы», «наши», он явно причисляет себя к своим западным хозяевам.
Его воинственные соображения вызвали удивление даже у американских представителей, несмотря на то, что это происходило в разгар «холодной войны». Так, известный уже нам как ярый антикоммунист и наш активный враг Дж. Энглтон, ознакомившись с записями бесед сотрудников ЦРУ с Пеньковским, пришел к обоснованному выводу, что Пеньковский хотел войны между США и СССР (Шехтер Д., Дерябин П. Шпион, который спас мир. М., 1995).
Так о какой же роли «спасителя мира от ядерной катастрофы», как пишут вслед за Шехтером некоторые авторы и наши недалекие публицисты, может идти речь? В каком же направлении хотел полковник Пеньковский изменить курс «холодной войны»? Судя по его же собственным планам, он явно жаждал поскорее перевести «холодную войну» в самую «горячую».
Западные авторы связывают особую роль Пеньковского как «спасителя мира» с Карибским кризисом, однако к моменту его начала, 22 октября 1962 года, Пеньковский уже сидел в Лефортовской тюрьме и давал показания о своей измене.
Сами американские аналитики опровергают версию о Пеньковском как «спасителе мира от ядерной войны».
Один из них, «въедливый аналитик» Рей Гартхоф пишет: «Роль Пеньковского была сильно преувеличена и искажена… В действительности… он не знал, или не был в состоянии передать ничего, что касалось ракет на Кубе» (Совершенно секретно. 1997, № 4).
Можно добавить, что западные спецслужбы не были в восторге от каких-либо способностей Пеньковского как военного специалиста. Они не смогли получить от него даже самой ограниченной оценки «военных позиций Кремля». Слаб был он и в оценке стратегических проблем, обсуждавшихся в ГРУ и Министерстве обороны СССР, хотя и имел два специальных высших военных образования.
Едва ли такой «стратег» мог претендовать на звание «спасителя мира от ядерной катастрофы».
И в заключение несколько слов о профессиональной стороне дела Пеньковского. Западные исследователи проблем разведки почти в один голос распинаются о каком-то особом, выдающемся разведывательном успехе западных спецслужб в деле Пеньковского.
Но о каком успехе в этом деле может идти речь, кроме успешного получения информации, которую совершенно добровольно и инициативно давал им Пеньковский?
Такой важной частью разведывательной работы, как вербовка, в этом случае даже не пахло. Не было и усилий разведки по развитию разведывательных возможностей Пеньковского. Все, что требовалось от двух самых мощных западных разведок в работе с Пеньковским, так это четкая и надежная организация связи с ним. И как раз в этом сугубо профессиональном деле они и допустили грубейшие ошибки, приведшие к провалу их агента. И эти ошибки тем более непонятны и непростительны, что служебное положение Пеньковского позволяло ему вполне легально общаться с иностранцами, посещать иностранные посольства, выезжать за границу. В этих условиях связь с ним облегчалась максимально, несмотря на обострение отношений СССР с Западом в обстановке «холодной войны». В то же время эти обстоятельства усложнили задачу контрразведывательной службы по разоблачению шпионской работы Пеньковского. К чести наших контрразведчиков, они не упустили ошибок западных спецслужб.
Стоило им только подключить на связь с Пеньковским в Москве Дженет Чисхолм — жену уже расшифрованного нашей контрразведкой английского разведчика Ролангера Чисхолма, как связь Пеньковского с иностранной спецслужбой была зафиксирована, и этим был положен конец его шпионской карьере. Эту ошибку английской разведки ЦРУ, в свою очередь, усугубило своей. Получив от Носенко в 1962 году информацию о том, что Второе главное управление КГБ (контрразведка) засекло тайник западных спецслужб на Арбате, как раз, как позже выяснилось, включенный в линию безличной связи с Пеньковским, оно не информировало об этом ни свою резидентуру в Москве, ни англичан. В результате наша контрразведка зафиксировала использование этого тайника Пеньковским, уже взятым под контроль из-за моментальных встреч с Дженет Чисхолм (Уайз Д. Охота на «кротов». М., 1995).
Вот и получается, что, говоря о Пеньковском, следует не надрываться напрасно о «величии» этого шпиона, о каком-то превосходстве его аж над Кимом Филби, до чего договариваются некоторые исследователи, а давать правдивый анализ действиям западных разведок, оказавшихся беспомощными в обеспечении связи со своим общим агентом. Правильно гласит русская поговорка: «У семи нянек дитя без глазу».
Итак, предательство Пеньковского не содержит в себе ни крупицы идейности, за которую западные спецслужбы превозносят его. Чистая корысть, доведенная до крайности, полная нравственная и моральная деградация.
Однако нельзя отнять профессиональную изощренность и разведывательную подготовленность Пеньковского, что способствовало увеличению ущерба от его шпионской деятельности внутри ГРУ. Во всяком случае, западным спецслужбам необыкновенно повезло.
Явное преувеличение значения этого «крота» для Запада, в том числе в политическом плане, обусловливалось, с одной стороны, действительно большим объемом важной военной информации, переданной Пеньковским на Запад за 18 месяцев его предательской деятельности.
С другой стороны, несомненно то, что американцы в преддверии Карибского кризиса узнали многое о состоянии ядерного вооружения нашего государства и вынуждены были считаться с фактическим положением и готовностью нашей стороны дать им решительный отпор.
И, наконец, третье и, пожалуй, самое существенное для преувеличения значения измены Пеньковского состояло в том, что он фактически превратился в агента сразу двух самых мощных западных разведок, одинаково заинтересованных в повышении своего престижа через восхваление их общего агента. Но как раз этот последний факт, как мы убедились, и явился серьезной слабостью.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.