1.2. РАЗВЕДКА И КОНТРРАЗВЕДКА В СИСТЕМЕ ОРГАНОВ ГОСУДАРСТВЕННОГО И ВОЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ
1.2. РАЗВЕДКА И КОНТРРАЗВЕДКА В СИСТЕМЕ ОРГАНОВ ГОСУДАРСТВЕННОГО И ВОЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ
Вступая в борьбу с Советской Россией и с Германией, белогвардейские режимы остро нуждались в обеспечении своей безопасности, т.е. в создании иммунной системы, элементами которой являлись армия, спецслужбы и политическая полиция. Поэтому формировалась она в спешном порядке, при остром дефиците времени, людских и материальных ресурсов. В отличие от большевиков, которые «пошли своим путем», возглавившие Белое движение генералы воспользовались опытом распавшейся Российской империи. Тем самым в условиях Гражданской войны был продолжен эволюционный путь развития отечественной разведки и контрразведки, как элементов прежней системы безопасности государства.
Прошлое отечественных спецслужб уходит корнями в глубокую старину. Не вдаваясь в детали многовековой истории, автор считает нужным отметить лишь основные моменты в диалектике их развития.
Ученые И.И. Васильев и А.А. Зданович условно выделяют три исторические «развилки» в развитии отечественных специальных служб. По их мнению, к первой «развилке» относится разделение некогда единой системы безопасности государства на внешнюю и внутреннюю. Обеспечение внешней безопасности сосредоточилось в руках дипломатии и разведки, внутренней — политической полиции{214}.
При этом обратим внимание на одно важное обстоятельство: самодержавие приоритетным направлением считало обеспечение внутренней безопасности, поэтому возложило эту функцию на одно сильное ведомство — МВД. Разведкой и контрразведкой же занимались несколько министерств: военное, финансов, иностранных дел и внутренних дел. Как сбор сведений о других государствах, так и борьба со шпионажем являлись для них второстепенной задачей. Традиционная для России межведомственная разобщенность значительно снижала эффективность обеспечения внешней безопасности.
Вторая «развилка» — «выход военной разведки (вместе с контрразведкой) из сферы сугубо госудгфственной (политической, дипломатической) на самостоятельные и тем более на лидирующие позиции…»{215} — была связана с подготовкой ведущих капиталистических держав к новому переделу мира, качественным и количественным ростом их армий. В тех условиях возросла роль упреждающей информации о военных приготовлениях вероятного противника. «В период до начала Первой мировой войны под эгидой Генеральных штабов большинства европейских стран стала создаваться военная разведывательная служба, ставшая основным источником зарубежной разведывательной информации. Ее возглавляли, как правило, военные, которые обычно подчинялись военным министрам», — писал много лет спустя один из основателей ЦРУ А. Даллес{216}.
В начале XX века из военной разведки организационно и функционально выделится военная контрразведка «в качестве самостоятельного вида службы по защите безопасности вооруженных сил и страны в целом». Обретение самостоятельного статуса контрразведкой ученые И.И. Васильев, А.А. Зданович называют третьей «развилкой» в истории спецслужб{217}.
В Российской империи КРО начали формироваться летом 1911 года в управлениях генерал-квартирмейстеров штабов военных округов и предназначались для борьбы с военным шпионажем. Таким образом, впервые в истории под общим началом — Главного управления Генерального штаба — оказались структуры, занимавшиеся сбором информации о сопредельных странах, и органы, в чьей компетенции находилась борьба со шпионажем.
«Особенностью постановки у нас контрразведки, в отличие от иностранцев, является передача ее в руки всецело военного ведомства, кому и надлежит самому оберегать себя от тайных врагов, а не доверять это дело государственной важности не заинтересованному в нем другому ведомству, такому как Министерство внутренних дел, — писал генерал-майор Н.С. Батюшин. — Богатая по своим результатам работа нашей контрразведки после русско-японской войны лишь подтверждает это мудрое решение»{218}.
Вряд ли такое решение можно назвать мудрым. Начиная с 1908 года перед неоднократно собиравшейся межведомственной комиссией стоял вопрос: при каком министерстве создать контрразведку — военном или внутренних дел? В 1910 году победила точка зрения товарища министра внутренних дел П.Г. Курлова, предложившего подчинить контрразведку военному министерству. Свое решение он мотивировал тем, что Департамент полиции не обладал специальными знаниями организации русской и иностранных армий и вследствие этого не мог эффективно руководить контрразведывательной службой{219}.
Руководствуясь узковедомственными интересами, второй человек в МВД отверг контрразведку как государственную функцию, предоставив ее ведение военному ведомству. «Зачастую самые важные решения рождались именно не с деловой точки зрения, а под влиянием личных воззрений», — писал бывший военный министр Российской империи В.А. Сухомлинов{220}.
По всей видимости, в то время умами властителей судеб страны еще не овладела мысль о жизненной необходимости организовать в государственном масштабе единую систему противодействия подрывной деятельности иностранных спецслужб.
Военная контрразведка формировалась как орган, предназначенный для борьбы с военным шпионажем, защиты военных секретов, а не как структура, выполнявшая функции обеспечения безопасности армии. Однако опыт начала XX века показал, что вооруженные силы нуждались в защите не только от внешнего врага, военного шпионажа, но и от подрывной деятельности, идущей изнутри от различных антигосударственных сил. Высшие государственные чиновники империи так и не смогли разглядеть тесно переплетенных между собой внешних и внутренних угроз для армии в канун Первой мировой войны.
16 июля 1914 года было принято «Положение о полевом управлении войск в военное время», регламентировавшее «организацию высшего управления войсками, предназначенными для военных действий, устройства их тыла, а равно обязанности, права и круг ведения органов и чинов полевого управления», разделившее страну на театр военных действий (ТВД) и тыл, и тем самым закладывавшее организационное противоречие, дезорганизовавшее впоследствии управление армией. «Положением» вводилась должность Верховного главнокомандующего, а при нем создавался штаб, который состоял из следующих управлений: генерал-квартирмейстера, дежурного генерала, начальника военных сообщений и военно-морского.
Управление генерал-квартирмейстера, состоявшее из четырех делопроизводств (общего, по службе Генерального штаба, оперативного, разведывательно-статистического), занималось разработкой боевых операций, сбором и обработкой разведывательных и статистических данных о неприятеле, вопросами прохождения службы офицерами Генштаба на ТВД. Так, в соответствии со ст. 117 «Положения» на генерал-квартирмейстера фронта возлагались следующие обязанности по разведке и контрразведке: «Генерал-квартирмейстер по общим указаниям начальника штаба организует и руководит делом разведки о противнике и местности, а также принимает меры для борьбы со шпионством; вместе с тем он разрабатывает общие соображения по согласованию мероприятий, предпринимаемых в отношении разведки и борьбы со шпионством штабами армий, входящих в состав фронта»{221}. КРО в действующей армии были созданы только в 1915 году.
Вопросами разведки и контрразведки в тыловых районах ведали Главное управление Генерального штаба и штабы военных округов.
Февральская революция не оказала разрушительного воздействия на разведку. Зато Департамент полиции и Отдельный корпус жандармов были разогнаны, а из контрразведки выдворялись опытные кадры. После ликвидации этих структур государство оказалось беззащитным перед леворадикальными партиями, которые дезорганизовывали работу промышленности, транспорта, разлагали фронтовые и тыловые воинские части. Спохватившись, новые власти расширили круг задач контрразведки. 23 апреля 1917 года было утверждено «Временное положение о контрразведывательной службе во внутреннем районе», возлагавшее на контрразведывательные органы не только контршпионаж, но и политический сыск. Затем было утверждено аналогичное положение для контрразведывательных органов на театре военных действий. Постановлением Временного правительства от 17 июля 1917 года определялись права и обязанности чинов сухопутной и морской контрразведывательной службы по производству расследований, а также структура контрразведывательных органов{222}.
Таким образом, при Временном правительстве на органы военной контрразведки возлагались задачи обеспечения внешней и внутренней безопасности не только армии, но и государства, была предпринята попытка превратить контрразведку в структуру с единым руководящим центром. Однако в дальнейший ход событий вмешалась Октябрьская революция.
Большевики разрушили прежнюю систему безопасности. Сначала они сократили численность КРО, ограничили их финансирование, за короткий срок провели кадровую чистку, избавляясь от не вызывавших у них доверия сотрудников{223}. Затем пришла очередь и разведки. Военные разведчики в числе других представителей командного состава отстранялись от службы. Вот что писал по этому поводу выпускник Академии Генерального штаба, начальник штаба дивизии В.М. Цейтлин, в 1918—1919 годах руководивший разведотделом Московского военного округа: «После октябрьского переворота деятельность штабов вообще замерла, в том числе и разведывательная служба. После подписания Брестского мира, благодаря ликвидации всех штабов, разведывательная служба прекратилась совершенно, и хотя всевозможные партизанские отряды и вели разведку, но ее никто не объединял, и сведения пропадали»{224}.
В период формирования в России антибольшевистских правительств и армий, прежних разведывательных и контрразведывательных структур уже не существовало. В хаосе Гражданской войны противники Советской России свои спецслужбы создавали фактически с ноля.
Генезис разведки и контрразведки на Юге России проходил в сложной военно-политической обстановке, при накале больших политических страстей, тесно перемешанных с мелкими интригами, мешавшими объединению антибольшевистских сил. Добровольческая армия рождалась в подполье, в полулегальных условиях. Второй особенностью ее строительства явилось то обстоятельство, что на начальном этапе формировались подразделения, а уже потом — части и соединения, которые были сведены в армию — фундамент будущего государственного образования.
В ноябре 1917 года под руководством генерала М.В. Алексеева из офицеров, юнкеров, кадетов, студентов и гимназистов начала формироваться Алексеевская военная организация. 27 декабря 1917 года (9 января 1918 г.) она стала именоваться Добровольческой армией. Личные амбиции и острые противоречия между родоначальниками Белого движения генералами М.В. Алексеевым и Л.Г. Корниловым сыграли ключевую роль в строительстве аппарата военного управления. Как только начали обсуждаться вопросы организации и структура руководства Добровольческой армии, Л.Г. Корнилов предъявил ультиматум: или ему принадлежит неограниченная власть, или он уедет в Сибирь. М.В. Алексеев опасался, что за Л.Г. Корниловым могут последовать многие, и начатое на Дону дело не будет иметь успеха. Чтобы не допустить раскола армии, генерал-лейтенант А.И. Деникин предложил создать триумвират Алексеев—Корнилов—Каледин. Первому предлагалось гражданское управление, финансовые вопросы и внешние связи, второму — командование армией, третьему — управление Донской областью. Генерал М.В. Алексеев был назначен Верховным руководителем Добровольческой армии, а Л.Г. Корнилов — ее командующим.
Командующему войсками Добровольческой армии подчинялся штаб, состоявший из двух отделов — строевого и снабжения. Как свидетельствует заслуживающий доверия источник — начальник разведывательного отделения штаба Добрармии полковник С.Н. Ряснянский — в составе строевого отдела были учреждены разведывательное и контрразведывательное отделения. КРО находилось в подчиненном положении по отношению к разведотделению{225}. По всей видимости, за неимением времени белые генералы не утруждали себя поиском новых схем, взяв за основу «модель» времен Первой мировой войны. Лишь в ноябре 1918 года, после структурного реформирования штаба Добровольческой армии, контрразведывательное отделение было выделено в самостоятельную структуру и вместе с разведывательным отделением непосредственно подчинялось генерал-квартирмейстеру. Согласно утвержденному А.И. Деникиным 2 ноября 1918 года временному штату, оба подразделения имели в своем составе по 16 человек во главе со штаб-офицерами{226}.
Параллельно создавал свой военно-управленческий аппарат и Верховный руководитель Добровольческой армии генерал от инфантерии М.В. Алексеев. 3 июня 1918 года приказом № 1 он учредил военно-политический отдел (ВПО) с функциями политической канцелярии. Главной его задачей являлась координация деятельности политических центров на Юге России и установление контактов с офицерскими союзами. В августе в ВПО было организовано особое отделение (ОО), которое состояло из разведывательного и контрразведывательного подразделений{227}.
Дуализм власти привел к дублированию функций различными учреждениями, вносил путаницу в деятельность спецслужб. Более того, сотрудники ВПО конкурировали со штабом А.И. Деникина. На этой почве между командующим Добровольческой армии и руководством отдела возникали разногласия, что и предопределило судьбу подразделения «алексеевского штаба» после смерти Верховного руководителя.
Второй Кубанский поход увенчался успехом Добровольческой армии. Войска белогвардейцев в конце лета заняли Екатеринодар, где 18 (31) августа 1918 года генерал М.В. Алексеев утвердил «Положение об Особом Совещании при Верховном руководителе Добровольческой армии». Так было положено начало формированию антибольшевистского правительства на Юге России.
Председателем созданного высшего органа гражданского управления стал М.В. Алексеев, а его заместителями — А.И. Деникин, A.M. Драгомиров, А.С. Лукомский. После смерти генерала М.В. Алексеева должность Верховного руководителя упраздняется. Генерал А.И. Деникин становится главнокомандующим Добровольческой армией, совместив политическую и военную власть. Помощником главкома по гражданскому управлению он назначает генерала от кавалерии A.M. Драгомирова, а по военному — генерал-лейтенанта А.С. Лукомского{228}.
Формирование Особого совещания растянулось на несколько месяцев и было завершено 2 февраля 1919 года. По новому положению в нем насчитывалось 13 управлений: военное, морское, внутренних дел, путей сообщения, финансов, юстиции и др.{229}
В военно-морском отделе (позже разделен на военное и морское управления, а в декабре 1919 года объединен в военное и морское управление) была учреждена часть Генштаба[5]. В ее составе находилось особое отделение, структурно состоявшее из общего и особого делопроизводств и контрразведывательной части (КРЧ), на которое возлагались задачи по ведению заграничной военно-политической разведки, организации связи между заграничными представительствами и военными агентами. КРЧ руководила борьбой со шпионажем и политическим сыском вне зоны боевых действий и за границей, а также осуществляла контроль над выездом за границу и въездом на территорию Добровольческой армии, а затем и Вооруженных сил на Юге России{230}. «Если прежде Генштаб считался мозгом армии, — писал своем в докладе начальник особого отделения части Генштаба полковник В.В. Крейтер, — то сейчас (в годы Гражданской войны. — Авт.), когда ему принадлежат функции политические, финансовые и административные, Генштаб является мозгом всего государства…»{231}
Тем не менее, несмотря на столь амбициозные заявления, Генштаб так и не смог сконцентрировать в себе функции государственного управления, поэтому подчиненные ему разведывательные и контрразведывательные службы имели статус военных, а не государственных органов.
Для сбора и анализа разведывательной информации 8 октября 1918 года была учреждена политическая канцелярия помощника главнокомандующего Добровольческой армии, функционировавшая до февраля 1920 года. Первоначально в ее штате находилось 11 человек, а затем — 33 человека. Возглавлял подразделение полковник Д.Л. Чайковский{232}.
В политической канцелярии обрабатывались сведения политического характера, поступавшие из особого отделения части (отдела) Генштаба, разведывательного отделения штаба главнокомандующего ВСЮР и других структур, в частности, из «осведомительно-разведывательной» организации «Азбука», созданной по инициативе генерала М.В. Алексеева идеологом Белого движения В.В. Шульгиным в Киеве в марте 1918 года (по другим данным — в ноябре 1917 г.). Свое название она получила в силу подпольных условий работы: в целях конспирации каждый ее член имел кличку — букву алфавита. Впоследствии В.В. Шульгин вспоминал: «Само название… родилось так. Осведомления я получал от разных лиц. Главный осведомитель был сотрудник “Киевлянина” (газета монархического направления, издававшаяся в Киеве с 1 (13) июля 1864 г. по 3 декабря 1919г. — Авт.) и член Государственной думы Савенко. Он сказал, что так как он будет и дальше давать сообщения, то хотел бы как-то свое авторство отметить. И будет подписываться “Аз”. Член Государственной думы Демидов… не зная сам того, стал у меня “Буки”. Третьим членом Государственной думы был я, и себе я присвоил шифр “Веди”. Когда “Азбука” из осведомительной организации выросла в организацию, требующую военной дисциплины, “Веди” стало главою “Азбуки”»{233}.
Целями организации провозглашались: «разведка, борьба с большевизмом и украинским сепаратизмом, верность союзникам, приверженность монархии, выяснение политических настроений солдат, офицеров и населения»{234}. Основными задачами «Азбуки» являлись: вербовка и отправка офицеров в Добровольческую армию, пропаганда идей Белого движения, политическая разведка, организация вооруженных восстаний против большевиков, изучение политических настроений офицеров и солдат, а также населения Киева и Одессы.
Организация имела три отделения: в Екатеринодаре при штабе главнокомандующего ВСЮР (В.А. Степанов), в Киеве (полковник В.П. Борцевич — «Фита»), в Одессе (Ф.А. Могилевский — «Эфрем»). По данным В.В. Шульгина, организация насчитывала около 50 человек{235}.
В начале своей деятельности расходы «Азбуки» покрывались средствами, поступающими от Всероссийского национального центра (ВНЦ) и частных лиц. По данным В.Ж. Цветкова, с лета 1919 года организация была переведена на финансирование из бюджета ВСЮР и «могла бы стать структурой, занятой разведкой на территории Советской России и даже в ближнем зарубежье»{236}.
Но, несмотря успешную работу, «Азбука» не смогла получить необходимые для разведывательной и иной деятельности средства, по всей видимости, потому, что она не являлась официальной структурой военно-административного аппарата. Главком ВСЮР старался экономить находившиеся в его распоряжении финансовые средства. Так, в апреле 1919 года на докладе председателя Особого совещания по смете расходов генерал А.И. Деникин наложил следующую резолюцию: «Считаю совершенно невозможным для екатеринодарского центра, где есть разведка, контрразведка, пропаганда и прочее осведомление, такой огромный расход»{237}. 3 ноября 1919 года главком ВСЮР распорядился отпустить кредиты на работу «Азбуки» в Киевской области «в самых ограниченных размерах». В декабре было расформировано ее отделение при Ставке. Однако оно продолжало работать, что вызвало недовольство А.И. Деникина. 13 января 1920 года генерал на рапорт временно исполнявшего должность начальника отделения наложил резолюцию: «Казенный отпуск на “Азбуку” я давно уже велел прекратить. Прошу провести это неукоснительно»{238}.
Тем не менее, несмотря на прекратившееся финансирование, ее таганрогское и константинопольское отделения продолжали свою деятельность в начале 1920 года{239}.
Добывавшая ценную информацию для военно-политического руководства Белого Юга «Азбука» так и не стала официальной разведывательной структурой Добровольческой армии, а затем и ВСЮР. Почему — точного ответа историческая наука на сегодняшний день не дает. Историк В.Г. Бортневский видел причину в том, что она «оказалась в эпицентре постоянного соперничества органов разведки, контрразведки, отдела пропаганды за влияние на формирование и проведение правительственного курса»{240}.
По мнению автора, причиной могло послужить неодобрительное отношение деникинской Ставки к «Азбуке», вызванное контактами В.В. Шульгина с офицерами британской и французской миссий. Не доверял основателю «Азбуки» и командующий Русской армией генерал П.Н. Врангель, выдворивший его из своей Ставки{241}.
Следует упомянуть еще об одном учреждении — осведомительно-агитационном агентстве при главкоме Добровольческой армии (с февраля 1919 года — отдел пропаганды), получившем в политическом обиходе того времени название ОСВАГ. Его сотрудники по совместительству с агитационно-пропагандистской работой собирали конфиденциальные сведения о различных организациях и партиях, личной жизни военных и гражданских чинов, политических деятелей, пытаясь прогнозировать развитие текущих событий. Вот что писал об их деятельности генерал П.Н. Врангель: «Была у “ОСВАГа” и другая, более темная сторона деятельности, так называемая “информация вверх”, составление секретных сводок, касающихся деятельности политических партий, организаций и отдельных лиц. Наиболее секретные из этих сводок в числе двух экземпляров представлялись лишь председателю Особого Совещания и самому Главнокомандующему. В них давались сведения о деятельности самых ближайших к генералу Деникину лиц»{242}. Эту сторону деятельности ОСВАГа некоторые исследователи отнесли к функциям контрразведки{243}. Данное утверждение не в полной мере соответствует действительности, поскольку задачи контрразведывательных органов белогвардейских правительств и армий включали в себя как политический сыск, так и борьбу со шпионажем, чего нельзя сказать об ОСВАГе. Поэтому более правильно будет сказать, что это информационное учреждение по совместительству выполняло функции политической полиции{244}.
На Белом Юге свои спецслужбы создали казачьи вооруженные формирования. Так, в составе управления первого генерал-квартирмейстера штаба Всевеликого войска Донского (ВВД), являвшегося и штабом Донской армии, значилось разведывательное отделение. После выделения в июле 1919 года из штаба ВВД штаба Донской армии (приказ № 1133 от 17 июля 1919 года) в состав управления генерал-квартирмейстера вошли разведывательное и контрразведывательное отделения{245}.
26 июня 1918 года в составе отдела обер-квартирмейстера штаба Астраханского казачьего войска было создано особое отделение, подразделявшееся на разведывательную, контрразведывательную и агитационную части{246}. По другим данным, особое отделение существовало с декабря 1918 года{247}.
Забегая вперед, отметим, что в связи с реорганизацией штаба войска с 1 апреля 1919 года особое отделение было расформировано. Функции контрразведки возлагались на вновь созданный контрразведывательный пункт при штабе войска. Разведывательная часть была преобразована в самостоятельное разведывательное отделение{248}.
26 декабря 1918 года (8 января 1919 г.) в результате соглашения между командующим Добровольческой армии генерал-лейтенантом А.И. Деникиным и Донским атаманом П.Н. Красновым об объединении сил были образованы Вооруженные силы на Юге России. Они включали в себя ряд оперативных объединений — Добровольческую армию (в январе — мае 1919 г. именовалась Кавказской Добровольческой), Донскую армию, Кавказскую армию (с мая 1919 г.), Кубанскую армию (с февраля 1920 г.), Крымско-Азовскую Добровольческую армию (с июня 1919 года — 3-й отдельный армейский корпус), Отдельную Туркестанскую армию, Войска Терско-Дагестанского края (с июля 1919 г. — Войска Северного Кавказа), Войска Киевской области (с сентября 1919 г.), Войска Новороссии и Крыма (с сентября 1919 года), Черноморский флот, Донской флот, Каспийскую военную флотилию и др.
Таким образом, к началу 1919 года на Юге России сложились вертикаль разведывательных и контрразведывательных органов, замыкавшихся на управление генерал-квартирмейстера штаба главнокомандующего ВСЮР. Параллельно существовали спецслужбы, подчиненные отделу Генштаба Военного управления. Разведывательные органы штаба занимались ведением фронтовой разведки, а КРО обеспечивала безопасность войск на театре военных действий. Спецслужбы отдела Генштаба добывали стратегическую военно-политическую информацию, а также проводили контрразведывательные и жандармско-полицейские мероприятия в белогвардейском тылу. Забегая несколько вперед, следует сказать и о третьей параллельной структуре — морской контрразведке — особом отделении Морского управления, сформированном в Крыму в октябре 1919 года и имевшем в своем подчинении контрразведывательные пункты (КРП) в Евпатории, Керчи, Симферополе, Севастополе, Феодосии и Ялте{249}.
Данная «модель» существовала на протяжении всего периода нахождения у власти А.И. Деникина, т.к. главнокомандующий, по словам исследователя Г.А. Трукана, «…не мог отрешиться от старой, до него созданной при царизме системы управления государством»{250}. Тем самым обеспечение безопасности государственного образования и вооруженных сил было всецело сосредоточено в военном ведомстве. Вопрос о новом месте разведки в системе органов власти, судя по различным источникам, даже не вставал на повестку дня. Лидеры Белого движения не без основания полагали, что вся разведка должна быть сосредоточена в отделе Генштаба и штабах действующей армии.
Вместе с тем по мере дальнейшего обострения вооруженной и политической борьбы, активизации большевистского подполья, проявления сепаратистских тенденций казачества, роста преступности в экономической сфере, возникновения конфликта между государством и обществом и т.д. сложившаяся система контрразведывательных органов становилась все менее эффективной. Проанализировав обстановку, некоторые деникинские генералы и офицеры пришли к выводу о необходимости разграничения функций контрразведки и политического сыска. Предполагалось за существовавшими контрразведывательными органами оставить борьбу со шпионажем на фронте, а для ведения политического сыска в тылу создать новое учреждение. В частности, генерал-квартирмейстер штаба главнокомандующего ВСЮР генерал-майор Ю.Н. Плющевский-Плющик 15 января 1919 года представил проект создания «Управления по ограждению порядка в тылу армии» при помощнике главкома по общему управлению, которое по своей организационно-штатной структуре и функциям имело бы сходство с разогнанными Временным правительством губернскими жандармскими управлениями. По мнению генерала Ю.Н. Плющевского-Плющика, новая структура должна способствовать «централизации и планомерности борьбы с преступными элементами»{251}.
Какой была реакция лидеров Белого движения на вышеизложенный проект, остается неизвестным. Но для высшего военно-политического руководства ВСЮР являлось очевидным, что расширение территории и рост преступности требует укрепления местной власти. Одним из предпринятых шагов в данном направлении было создание государственной стражи — военно-полицейской структуры, подчиненной начальнику управления внутренних дел. Закон от 25 марта 1919 года возлагал на нее обеспечение «…государственного порядка, общественной, личной и имущественной безопасности»{252}. Учредив новую структуру, совмещавшую в себе функции уголовной и политической полиции, деникинский режим сделал попытку создать систему безопасности по образцу Российской империи. Но тем самым добиться желаемой централизации борьбы с государственными преступлениями властям не удалось, поскольку задачи нового учреждения и контрразведки пересекались. На практике обе структуры как бы дублировали друг друга и конкурировали между собой при проведении оперативно-розыскных мероприятий. В своих воспоминаниях А.С. Лукомский писал, что Особое совещание несколько раз ходатайствовало перед А.И. Деникиным о передаче функций контрразведки в уголовно-розыскную часть, которая состояла в основном из чинов судебного ведомства. Но штаб главкома ВСЮР тому противился, «и дело оставалось без изменения до конца»{253}.
Изучение опыта строительства спецслужб и правоохранительных органов на Юге России наводит на мысль о том, что лидеры Белого движения больше внимания уделяли обеспечению внутренней безопасности, нежели внешней. При этом ими не учитывалась взаимосвязь между внешними и внутренними угрозами. Как известно, большевистское подполье и различные политические группировки, не согласные с политикой деникинского режима, активно поддерживались извне. Будучи не понаслышке знакомым с военно-политической ситуацией в регионе, генерал Н.С. Батюшин писал, что в Гражданской войне контрразведке должно быть отведено более важное место, чем в войне с внешним противником, «благодаря легкости проникновения шпионов»{254}.
Военно-политическое противостояние поставило перед вновь сформированными контрразведывательными органами более масштабные задачи, нежели они выполняли в годы Первой мировой войны. Помимо борьбы с военным шпионажем спецслужбы оказывали противодействие политической и экономической разведке противников и союзников; пропаганде, агитации, террористическим и диверсионным акциям большевистского подполья; сепаратизму казачества; спекуляции, коррупции государственного и военно-управленческого аппарата, вооруженным выступлениям рабочих и крестьян, проявлениям политической неблагонадежности и т.д. внутри государственных образований. Однако широкие функции — контрразведка и политический сыск — не повлекли за собой организационных изменений. Неповоротливая бюрократическая машина, созданная по образцу рухнувшего царского режима, медленно реагировала на динамично менявшуюся обстановку.
Представления руководителей Белого движения о государственной безопасности, месте и роли спецслужб в системе органов власти и военного управления соответствовали тем концепциям, которые существовали еще при царском режиме и в дооктябрьский период 1917 года.
Лидеры Белого движения на Юге России создали беспомощный государственно-управленческий аппарат, не сумевший решить глобальные задачи в кризисных ситуациях. Генерал-лейтенанту А.И. Деникину и его ближайшему окружению так и не удалось сосредоточить в своих руках большие властные полномочия, усилить роль исполнительно-распорядительных органов и т.д. Более того, громоздкой бюрократической машине на определенном этапе оказалось не под силу наладить тесное взаимодействие между спецслужбами различной подчиненности и органами политического сыска, о чем более подробно будет рассказано в последующих главах.
Мемуары участников событий свидетельствуют о хаосе в системе государственного и военного управления, о неспособности высшего руководства держать ситуацию под контролем. «На огромной, занятой войсками Юга России территории власть фактически отсутствовала, — писал генерал П.Н. Врангель. — Не способный справиться с выпавшей на его долю огромной государственной задачей, не доверяя ближайшим помощникам, не имея сил разобраться в искусно плетущейся вокруг него сети политических интриг, генерал Деникин выпустил эту власть из рук»{255}. Учитывая сложный характер взаимоотношений между двумя генералами, обратимся к биографу главкома ВСЮР Д.В. Леховичу, который не разглядел в А.И. Деникине диктатора: «Когда же (с начала 1919 года) армия пополнилась огромным количеством мобилизованных офицеров, солдат и пленных красноармейцев, одного морального воздействия было недостаточно, ибо многие из них смотрели на гражданскую войну как на промысел, как на способ личного обогащения. А в твердом и суровом на вид генерале, чрезвычайно требовательному к себе, не оказалось и следа той особой черты характера, которая свойственна истинным диктаторам: расчетливо держаться за власть и подчинять своей воле окружающих людей ценой каких угодно принуждений и жестокости»{256}.
По устоявшемуся мнению, генерал А.И. Деникин был «узковоенным» диктатором, видевшим в диктатуре лишь переходную фазу, неизбежную в условиях Гражданской войны. «Хотя Деникин и очень порядочный человек, но, несомненно, узкий и никакого государственного масштаба не имеет… — писал о главнокомандующем ВСЮР полковник А.А. фон Лампе, — это не диктатор и не повелитель, это честный исполнитель, хотя бы и своих собственных решений, но и только»{257}.
Следует обратить внимание, что «государственного масштаба» не имел почти весь командный состав Добровольческой армии и ВСЮР, поскольку собравшийся на Юге России генералитет, за редким исключением, ранее не занимал высших руководящих должностей в военной иерархии распавшейся русской армии. Только два генерала — М.В. Алексеев и А.С. Лукомский — до 1914 года служили в Главном управлении Генерального штаба, в Первую мировую в разное время возглавляли штаб Ставки Верховного главнокомандующего. Генерал М.В. Алексеев со 2 апреля по 21 мая 1917 года был Верховным главнокомандующим Русской армии. По воспоминаниям полковника Б.С. Стеллецкого, генерал М.В. Алексеев «за целую жизнь не написал ничего; армейский офицер, не знающий ни одного иностранного языка, совершенно лишенный ораторского таланта, он питался идеями своего полкового товарища ген[ерала] Борисова — полусумасшедшего аскета, Алексеев не выносил людей с личным “я” и по силе возможности старался их удалить…» Генерал-майор М.А. Иностранцев также считал, что генерал В.Е. Борисов был при М.В. Алексееве «как бы негласным, безответственным советником…»{258} Так или иначе, но проявить себя в годы Гражданской войны в качестве Верховного руководителя Добровольческой армии генерал от инфантерии М.В. Алексеев в полной мере не успел, т.к. скоропостижно скончался в октябре 1918 года от воспаления легких.
Генерал-лейтенант А.С. Лукомский, возглавлявший при А.И. Деникине военное и морское управление, а затем и правительство, новаторством не отличался, предложив, как следует из вышесказанного, передать функции контрразведки уголовно-розыскной части.
Как отмечают некоторые участники Первой мировой и Гражданской войн, у большинства генералов и старших офицеров русской армии традиционно отсутствовала инициатива, им были присущи следование шаблонам и инертность мышления. «Инициатива… в высшем командном составе отсутствовала, причем “чем начальники были старше, тем менее они проявляли инициативы, боясь принять на себя самостоятельное решение”, и это было прямым следствием особого подбора людей, — писал будущий начальник штаба ВСЮР, а в 1912 году — старший адъютант штаба 13-й пехотной дивизии капитан П.С. Махров, местами цитируя К. Гольца. — Люди с сильным характером, люди самостоятельные, к сожалению, во многих случаях в России не выдвигались вперед, а преследовались: в мирное время такие люди для многих начальников казались беспокойными, казались людьми с тяжелым характером и таковыми аттестовывались. В результате такие люди часто оставляли службу. Наоборот, люди без характера, без убеждений, но покладистые, всегда готовые во всем соглашаться с мнением своих начальников, выдвигались вперед…»{259}Данную точку зрения разделял и генерал-майор Е.И. Мартынов, считавший, что самостоятельность могла «…испортить нормальную карьеру офицера Генерального штаба…»{260} Поэтому не было ничего удивительного в том, что в мирное время по служебной лестнице в русской армии более успешно продвигались слабохарактерные, покладистые, соглашавшиеся с мнением начальства офицеры. Такая ситуация не способствовала росту профессионализма командных кадров. Вот какую картину повседневной жизни армейского полка начала XX века и ее влияние на офицеров описал в своем дневнике будущий генерал В.И. Селивачев: «Штаб-офицеры — слепые исполнители воли к[оманди]ра [полка] без отговорок, но и без разума. Не читая ровно ничего по своему ремеслу, не интересуясь безусловно военной наукой, а вернее, даже и не зная, есть ли такая, они служат лишь для того, чтобы получать жалованье, а дождавшись предельного возраста, выйти в отставку. Да и немудрено — штаб-офицерский чин достается им уже на склоне лет, когда ум перестает работать, да и интерес к делу и самосовершенствованию пропадает… Ни талант, ни работа, ни способности, ничто не может выделить офицера — все вешай на крюк терпения и количества лет службы!!!»{261} Ни талант, ни способности офицеров в мирное время не были нужны их командирам, поскольку их карьера зависела не от результатов ратного труда воинского коллектива, а от субъективного отношения к ним вышестоящих начальников. Зачем рисковать карьерой ради введения каких-либо новшеств, если можно было услужливостью, покладистостью и соглашательством достигнуть значительных служебных высот. «Дух почина, а тем более — дерзания, чужд современному русскому интеллигенту», — писал генерал-лейтенант В.Е. Флуг, отнеся к интеллигенту офицера{262}. И вот эти типичные черты русского интеллигента, как деликатно отмечает Д.В. Лехович, мешали А.И. Деникину «стать подлинным вождем»{263}. Генерал В.Е. Флуг в 1937 году писал генералу В.В. Чернавину о способностях А.И. Деникина, которых не хватало для поста главнокомандующего, «а тем более для главного начальника или диктатора обширного края»{264}. Генерал В.В. Чернавин не видел в А.И. Деникине «данных стратега»{265}. Генерал П.С. Махров высказался о главкоме ВСЮР более корректно: «Он был только солдат, но не был политиком»{266}.
Более резкую и малоприятную оценку всем белогвардейским генералам дал эсер Б. Соколов: «Условия Гражданской войны требуют от ее вождей тех качеств, которыми генералы отнюдь не обладали: они требуют широкого ума, умения понять интересы и желания населения, умения повести их за собой — и все это наряду с существенно необходимым талантом стратегическим»{267}.
Из многочисленных свидетельств участников Гражданской войны можно прийти к выводу; что бывшие царские генералы и офицеры были готовы идти на смерть, но не сумели в сложной социально-политической и экономической обстановке повести за собой народ, не смогли ему предложить ничего, кроме лозунгов: «Бей большевиков!», «Даешь единую и неделимую!». Таким образом, менталитет белых лидеров оказался не только «недостатком в борьбе, бывшей политической по своей сути» (П. Кенез){268}, но и отразился на формировании и развитии спецслужб всех белогвардейских правительств и армий. Не утруждая себя инновационными подходами, генералы и офицеры создавали разведку и контрразведку по лекалам распавшейся русской армии, тем самым повторяя ошибку, допущенную основателями контрразведки в 1910 году, закрепив ее за военным ведомством.
Не лишним будет сказать, что на заседаниях межведомственной комиссии 1909—1910 годов вместе с вышеописанной схемой рассматривалась схема подчинения контрразведки Департаменту полиции в виде структурного подразделения. Однако она была отклонена, так и оставшись нереализованной при царизме. Но после Октябрьской революции стихийно, в силу крайней жизненной необходимости, именно ее начнут воплощать в жизнь не обремененные стереотипным мышлением большевистские лидеры. ВЧК представляла собой систему, в которой под единым руководством находились местные ЧК (территориальные органы безопасности) и особые отделы (военная контрразведка). Тем самым под контролем одной структуры оказалось и гражданское население, и вооруженные силы страны.
Ради объективности следует отметить, что и в царской армии служили волевые, энергичные генералы и офицеры. Среди них выделяется колоритная личность генерал-лейтенанта П.Н. Врангеля, которого Д.В. Лехович назвал «врожденным вождем и диктатором»{269}. Стремясь извлечь уроки из поражений адмирала А.В. Колчака и генерала А.И. Деникина, он придавал первостепенное значение укреплению дисциплины в армии, налаживанию ее отношений с населением и проведению мероприятий, которые хотя бы частично удовлетворили интересы крестьян и рабочих.
Новый главнокомандующий ВСЮР в марте 1920 года провел переформирование органов военного управления. В структуре штаба главкома остались управления 1-го и 2-го генерал-квартирмейстеров, дежурного генерала, начальника военных сообщений, инспектора артиллерии, полевого санитарного инспектора и начальника снабжения. Разведывательный отдел вошел в состав управления 1-го генерал-квартирмейстера. 29 марта главнокомандующий Русской армией непосредственно подчинил себе, помимо начальника штаба, еще начальников военного и морского управлений и др.{270}
3 мая генерал П.Н. Врангель приказом № 3116 объединил органы контрразведки штаба главкома, военного и морского управления под руководством начальника военного управления в виде особой части{271}. Стремившийся навести порядок в Крыму и обезопасить тыл от советской агентуры и государственных преступников, главнокомандующий 1 июня издал приказ № 3270 о формировании особого отдела при своем штабе «для объединения и руководства деятельностью наблюдательных органов Военного и Морского ведомств, а также политического розыска при управлении внутренних дел, каковые с сего числа подчинить названному отделу». Начальником особого отдела назначен генерал-майор Е.К. Климович, бывший директор Департамента полиции в Министерстве внутренних дел царского правительства. По совместительству на него возлагались обязанности помощника начальника гражданского управления по делам государственной стражи и политического розыска{272}.
Таким образом, в конце Гражданской войны на Юге России произошел очередной виток в развитии отечественных спецслужб. Находившиеся ранее под общим руководством (генерал-квартирмейстера, начальника особого отделения) органы разведки и контрразведки были разделены. Придавая большое значение обеспечению внутренней безопасности, генерал-лейтенант П.Н. Врангель объединил контрразведку с политической и криминальной полицией. Статус нового органа был выше прежних контрразведывательных структур — особого отделения отдела Генштаба и управления генерал-квартирмейстера штаба главкома. Особый отдел подчинялся второму лицу в армейской иерархии — начальнику штаба.
Командованию Русской армии требовалась информация не только военного, но также политического и экономического характера. Однако изменение задач разведки не отразилось на ее месте в системе военно-управленческого аппарата, потому что вся полнота военной и гражданской власти «без всяких ограничений» была сконцентрирована в руках генерала П.Н. Врангеля.
В результате чехословацкого мятежа весной—летом 1918 года на огромной территории от Волги до Тихого океана советская власть была свергнута. В Сибири и на Дальнем Востоке начали формироваться новые правительства, состоявшие из представителей различных политических сил. Прообразом будущих армий явились подпольные офицерские организации, представлявшие собой кадры бывших Омского, Иркутского, Приамурского военных округов. Генералы и офицеры создавали органы военного управления по образцу и подобию русской армии.
5 июля 1918 года был учрежден штаб военно-сухопутных и морских сил Приморской области, в отделе генерал-квартирмейстера которого находились разведывательное отделение и отделение военного контроля{273}. 18 ноября военно-сухопутные и морские силы перешли в подчинение А.В. Колчака, а 22 ноября они были расформированы в связи с восстановлением Приамурского военного округа{274}.
В апреле 1918 года создается Уральская армия, в июне Временным Сибирским правительством была сформирована Западно-Сибирская отдельная армия (с июля — Сибирская) и Народная армия КОМУЧа. Следует отметить, что в течение июля—декабря 1918 года штаб Сибирской армии по совместительству выполнял функции всех антибольшевистских вооруженных сил в Сибири.
Первоначально в состав Западно-Сибирской армии входило несколько добровольческих полков, а в июле началось формирование корпусов. Органы контрразведки, существовавшие еще до свержения большевиков при тайных офицерских организациях, после переворота преобразовывались в разведывательные отделения при штабах гарнизонов, корпусов, командующих войсками корпусных районов, и выполняли функции одновременно военной разведки и контрразведки. В армии восстанавливались военно-полевые суды, вводилась смертная казнь за политические преступления. По распоряжению уполномоченного Временного Сибирского правительства все дела политического характера передавались отряду особого назначения, которым командовал чех капитан И.И. Зайчек, а уголовные — подлежали ведению уголовной милиции.
Командующий Западно-Сибирской отдельной армией генерал-майор А.Н. Гришин-Алмазов, возглавлявший по совместительству Военное министерство Временного Сибирского правительства, издал приказ о создании разведывательного отделения и отделения военного контроля (ОВК) в составе управления генерал-квартирмейстера штаба армии{275}.
Несмотря на то что в Поволжье борьба с большевиками велась под знаменем Комитета членов Всероссийского учредительного собрания (КОМУЧа), где большинство составляли представители левых партий, Народную армию формировали царские офицеры, которые и воспользовались своим опытом при учреждении военно-управленческих структур.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.