Часть 2. «Как может все это вынести человек?»
Часть 2.
«Как может все это вынести человек?»
Письма из фондов музея-заповедника «Сталинградская битва»
Написано 20.XI.1942
Дорогая жена, родители и дитя!
Хочу сегодня опять вспомнить вас и написать вам несколько строк, если даже нет никаких известий с родины. Наше положение опять ухудшилось, потому что русским опять удалось прорваться. Вероятнее всего, нас завтра введут в бой, и мне придется опять принять участие. Случилось что случилось, я хоть не могу сердиться, раз у нас такая судьба, все должны участвовать. Вы, может быть, на родине думаете, что на Рождество тут закончится война, но вы сильно ошибаетесь, здесь еще далеко до этого. Как раз наоборот, теперь наступает зима, и это очень на руку нашему врагу.
Погода не такая холодная, идет снег, идет дождь, как в таких случаях бывает. На сегодня хочу закончить свое письмо.
Много приветов и поцелуев.
Фриц и папа. До свидания на родине{101}.
Россия, 21.12.42
Дорогая мама! Вчера я получил ваше письмо от 12.11 и хочу сегодня же на него ответить. Вы жалуетесь, что я не пишу, я пишу вам каждую неделю. Марку на килограммовую посылку[7] я вам выслал 28 октября авиапочтой. Еще была марка на шестикилограммовую посылку и марка для письма авиапочтой. Поэтому жаль, что письмо не дошло. Постепенно вы справляетесь с работой.
Россия, 25.12.1942
Не было возможности отправить письмо, поэтому я сегодня пишу дальше. Вчера, накануне Рождества, я получил письмо от 30.11, которое написала Мини и 1-го 12-го твое, мама. У нас было печальное Рождество, вы, наверное, уже знаете, что с нами случилось. Тем более я был рад, что получил ваши письма в Сочельник. Посылки мы, конечно, не получили. Чтобы нам напомнить, что наступило Рождество, нашу роту кое-чем угостили. Было бы, конечно, очень кстати получить шестикилограммовую посылку. Я вообще не получил еще ни одной посылки, а так хотелось бы поесть мучного и чем-нибудь полакомиться.
Сегодня я праздную Рождество в помещении для больных, которое находится позади нашей роты, я обморозил пальцы на ногах. Представляю, как вы хорошо празднуете рождество дома, а меня нет среди вас. Если будете посылать посылки, пошлите что-нибудь сладкое, чтобы подсластить кофе, а главное, мучные изделия, здесь нет ничего такого, не возражаю и против рулета с маком.
Вчера я получил чин ефрейтора. Сегодня, в Святой день, у нас богослужение. Вспоминаю вас и думаю, что вы там в данную минуту делаете, 25 января в час дня?! Заканчиваю свой рассказ, шлю много приветов всем родным и знакомым.
Эрих
Высылаю этим письмом две марки на 2-килограммовые посылки и 3 авиамарки, сейчас многое теряется{102}.
Новый год, 1943
Дорогие!
Долго я не давал о себе знать, но хочу сегодня, в день Нового года написать несколько строк. Сначала хочу вас всех поздравить с Новым годом и пожелать хорошего Нового года и много счастья и прежде всего здоровья и быть довольными.
Прошу извинить мое долгое молчание. Сначала были особые обстоятельства, которые делали невозможным не только писать, но и отправлять письма. Кроме того, я должен вам сообщить, что я с 15.12 болею: воспаление почек. Несколько дней назад я уже был в дороге в лазарет. Меня не могли положить, потому что мест в лазарете нет. Тут занялся мною наш врач, чудесный человек, и действительно мне гораздо лучше. С сегодняшнего дня я провожу несколько часов на ногах. Через несколько дней я, думаю, буду опять в строю.
Несколько дней назад я получил от Софии письмо из Гундена, за которое я от всей души благодарю. Сюда редко приходит почта, потому что связь еще не установлена. Рождественскую почту, наверное, еще долго придется ждать, если ее не сгрызли уже теперь мыши.
После моего выздоровления меня одолевает страшный голод. У меня еще есть что-то от присланной вами посылки. Не сможете ли вы послать повидло из свеклы или джема, мармелада?
В остальном мне нечего вам рассказать что-либо нового. Вермахт передает точные сведения. На отпуск пока нет надежды. Марте я пока об этом не писал. Надеюсь, что удастся на Пасху. Заканчиваю и желаю самого наилучшего, с приветом,
Ваш Вильгельм{103}.
30.XII.1942
Мои любимые!
В начале моего письма я вас всех сердечно приветствую. Я здоров и желаю того же вам. Мои дорогие, как вы провели рождественские праздники? Элли получила много подарков от Деда Мороза? Это были первые рождественские праздники, которые я провел вне дома, но будем надеяться, что в новом году ваш Отто сможет провести Рождество у вас в Вене.
Как поживает Роберт? Он еще дома? Как он себя чувствует? Я думаю, в Вене не все так плохо, это все же родина. Каковы были магазины на Рождество и на Новый год? Вы достаточно купили материала к праздникам? Я провел мои праздники прекрасно, мы получили достаточно еды, а также выпивки. Но самой большой радостью было бы для меня получить посылку с родины к Рождеству, но я не получил ни одной. Я думаю, она придет в конце января.
Мои дорогие, у нас очень холодно, снега немного, зима такая же, как у нас на родине, но не такая, как в прошлом году.
Мне написал Йозеф, он в Орле, я ему уже ответил. Он писал, что там идут сильные бои. У нас русский тоже атакует ежедневно и стреляет изо всех щелей, но это не так страшно.
Я заканчиваю, до следующего письма.
Вам посылает много приветов и поцелуев
Отто.
Отправитель: солдат Отто Урман
Адресат: семья Зборил, Вена, Австрия
Новый год, 1943
Мои дорогие!
Сначала хочу вас всех поздравить с Новым годом! Надеюсь, что вы в него вступили так же хорошо, как я. Я вступил в него во сне. Чего-то подобного у вас не было. У меня еще все хорошо, но то, что нас держат впроголодь, и это мне никак не нравится. Буду теперь «стройным». Сегодня я получил два письма от Мии. Последнее от нее было даже от Рождества. Наконец, опять почта, шесть месяцев не получал. Надеюсь, скоро и от вас получить. Из своей старой части у меня тоже нет почты, которая должна была прийти на старый номер. Больше всего жду новогоднюю посылку, можно сказать, даже с болью жду эту посылку. Главное в том, чтобы я ее получил. Об отпуске я уже и не думаю. Здесь ото дня на день ждешь, что положение изменится. Дай бог, чтобы и это получилось. До сих пор зима была умеренной, если не будет холодной, то мы должны быть довольны. Что делается на скотобойне? Мне так хотелось бы съесть бутерброд с колбасой или свиного жаркого, мы уже привыкли к лошадиному жаркому. Что поделаешь.
Дорогая мама, если ты захочешь или сможешь мне что-нибудь послать, тогда каждый раз немного, неизвестно, дойдет ли и надо хорошо упаковать. И думаю, что к тому времени посылки опять будут доходить. Больше у меня нечего вам особенного сказать. Дайте скоро о себе знать.
Сердечный привет вам всем от вашего Генриха.
Прикладываю авиамарку. Следующее письмо пошлю не авиапочтой, и пройдет больше времени, пока оно дойдет{104}.
31.1242
Мои дорогие!
Сейчас канун Нового года, и если я думаю о доме, у меня разрывается сердце. Так здесь все плохо и безнадежно. Уже четыре дня я не ел хлеба и живу только на супе в обед, а утром и вечером глоток кофе. Каждый день сто граммов мясных консервов или полбанки сардин в масле или немного плавленого сыра.
Везде голод, голод, голод и к тому же вши и грязь. Днем и ночью нас бомбят советские летчики и почти не прекращается артиллерийский огонь. Если в ближайшее время не свершится чудо, я здесь погибну. Мне очень плохо. Из вашего письма я узнал, что вы мне оправили посылку на 2 кг, в которой пакет с пирожными и мармеладом. Хед и Зиндерман тоже послали мне пирожные и другие деликатесы. Я все время думаю об этих вещах, брежу до галлюцинаций и боюсь, что они до меня не дойдут.
Несмотря на то, что я очень измучен, ночью я не могу уснуть, лежу с открытыми глазами и думаю непрерывно о пирожных, пирожных.
Иногда я молюсь, иногда думаю о своей судьбе. При этом все представляется мне бессмысленным и бесцельным. Когда и как придет избавление? И что это будет — смерть от бомбы или от гранаты? Или болезнь? Все эти вопросы занимают нас постоянно. К тому же мучительные мысли о доме, тоска по родине стали уже болезнью. Как может все это вынести человек? Или все эти страдания — наказание Божие?
Мои дорогие, все это я не должен был вам писать, но у меня уже истощилось терпение, я уже растерял свой юмор и мужество, я разучился смеяться. Здесь все такие — клубок дрожащих нервов. Все живут, как в болезненной лихорадке. Если из-за этого письма меня поставят перед военным трибуналом и расстреляют, то для моего измученного тела это будет избавлением от страданий. У меня больше нет надежды. И поэтому я прошу вас не очень сильно плакать, если вы получите известие, что меня уже нет в живых. Будьте добры в отношениях между собой и любите друг друга. Благодарите Бога за каждый прожитый день, потому что жизнь дома — это счастье.
С сердечной любовью,
Ваш Бруно{105}.
Ефрейтор Бруно Калига,
п/п 202196 семье в Берлин, Бойссельштрассе, 44
Россия, 1.1.1943
Моя дорогая Эльза!
Я хочу тебе опять написать несколько строк, как вы там поживаете? Со здоровьем у меня пока хорошо.
Дорогая Эльза, ты наверное давно не получала почты от меня, я тоже давно жду писем. Я знаю, дорогая Эльза, что если ты от меня получишь письмо, ты тут же ответишь. Почта сейчас очень долго в пути, не успевают все доставлять, надо иметь терпение, скоро все пойдет быстрее. Моя дорогая Эльза, из дому у меня тоже давно нет почты. Дорогая Эльза, ты пишешь, что мама просила у тебя марки, и ты послала посылку, которую я все еще не получил, и из дому я тоже еще не получил посылку.
Мама беспокоится, что тут с нами случилось, все пройдет. Дорогая Эльза, что ты сейчас делаешь, я думаю о вас обоих. Напиши, как вы обе праздновали рождество. Были вы у мамы, очень жаль, что меня не было дома. Мне тяжело вспоминать рождество, как оно проходило здесь. Мне на ум приходят все мои грехи.
Дорогая Эльза, я тебе когда-нибудь напишу, не сейчас, а в следующем письме, крепись, я знаю, ты теперь будешь думать.
Моя дорогая Эльза, я теперь провел полгода в России и знаю, какая в России погода, надеюсь, что у вас не так холодно. Самое плохое — это метели и холод. Слава Богу, половину зимы пережили, и вторая половина пройдет. Дорогая Эльза, думай о солдате…
Моя дорогая Эльза, на этом я хочу закончить. Привет и поцелуй от твоего Августа. Привет и моему маленькому Герду.
На Востоке, 7.I.1942(43)
Мое сердечко Клерхен!
Тысячи сердечных приветов посылает тебе, моя дорогая Клерхен, твой Готфрид. Как у тебя дела, любимая? Надеюсь, еще все хорошо, да? О себе я могу сообщить тебе еще самое хорошее.
Дорогая Клерхен, наконец-то я опять имею возможность написать для тебя несколько строчек. Уже прошла опять целая неделя, как я тебе не писал. Дорогая Клерхен, пожалуйста, не сердись на меня из-за этого. Я бы охотно каждый день писал тебе нежное письмо, но в настоящее время я просто до этого не могу добраться. Сейчас нас всего несколько человек со связистами, и мы почти круглые сутки в пути. Ах, дорогая Клерхен, как было бы все хорошо, если б не было войны.
Но мы должны, моя любимая Клерхен, переносить все терпеливо и воспринимать жизнь такой, какая она есть. Ведь мы лично ничего не можем изменить. Мы можем только довериться господу богу, а он уже будет все правильно регулировать. Будем надеяться, что все это скоро кончится, и я скоро опять буду с тобой и навсегда. Дорогая Клерхен, как прекрасна будет опять жизнь, если мы сможем каждый день быть вместе, как это было раньше. Наверное, это будет не так скоро, но когда-то должно опять прийти это чудесное время! Дорогая Клерхен, что нового на любимой и прекрасной Родине? В настоящее время я мало что слышу о Родине, т. к. почта наша не доходит. Надеюсь, не очень долго еще придется ждать, пока, наконец, мы получим всю нашу почту и прелестные рождественские бандероли. Когда это слишком долго тянется, становишься постепенно таким нетерпимым, правда, дорогая Клерхен? Тебе теперь тоже придется подольше ждать мои письма, но не печалься из-за этого, мое любимое дитя, а утешайся своим Готфридом. Должно же скоро все опять измениться. Здесь пока еще все по-прежнему. Мороз, похоже, устойчивый, но терпеть можно. Лучше, конечно, было бы, если б было лето, ведь жару легче переносить, чем холод. Дорогая Клерхен, на сегодня я уже опять должен заканчивать. Я это письмо опять посылаю авиапочтой. Родная моя, Клерхен, пожалуйста, думай всегда обо мне. Я тебя тоже никогда не забуду. Будь здорова и прими еще раз сердечный привет и горячий поцелуй от твоего, верного навеки, Готфрида.
До свидания!!!
Дорогая Анни, Курт, дети и Губерт!
Сегодня, 8 января, хочу вам написать несколько строк. Не знаю, получили ли вы все мои письма и получите ли. Во всяком случае, я пишу настолько часто, как мне позволяет бумага. Думаю, что вы будете немного рады, если почтальонша Фрида принесет вам письмо или что-то подобное. Но я еще помню, что Курт, придя из хлева после обеда, садится на диван и читает мое или другие письма обстоятельно и даже вдумчиво. В то время, когда я еще был среди вас, он так делал. Я думаю, что Курт, читая эти строчки, поступит именно так, сидя на старом месте. В общем, мне еще живется неплохо. Единственно, чего нам недостает — это еды и отпуска. Точно все описать нельзя. Дорогой Курт, я думаю, что ты уже все понял из моих писем? В каком дрянном положении мы здесь находимся, здесь в крепости Сталинград! Тут для тебя картина становится ясной.
При таком снабжении это не продлится долго. Пехота погибает, как и самолеты. Но должно что-то случиться, чтобы спасти нас от этого голода. Как вы там все поживаете? Дорогой Курт, можешь мне поверить, не буду же я вам тут сказки рассказывать. Я почти полных 10 недель не получал почты с Родины. Здесь чувствуешь себя очень одиноким. Если я когда-нибудь приеду в отпуск, дорогой Курт и Анни, вы очень удивитесь моей внешности, я так похудел, как полузамерзшая собака. Силы, которые я когда-то имел, исчезли. Если пробежишь километров 3-4, то спотыкаешься через каждый маленький камень. Я думаю, вряд ли вы меня узнали бы. Внутри я еще остался прежним Родрихом. Изменяешься лишь внешне. И это в конце концов объяснимо. 200 граммов хлеба, 50 граммов мяса и 50 граммов масла — это наш рацион на день. В обед получаем водянистый суп из конины. Невозможно представить, что солдат выдерживает. Голод не тетка, и приходят разные мысли. Значит, если я когда-нибудь вернусь к вам, то я вам приготовлю то, что, наверное, в жизни вы никогда не ели. Я уже разное ел, Анни, ты же помнишь раньше. Просто не верится, если бы сам не видел. Не знаю, что еще писать, я надеюсь, вы будете довольны и этим строчкам. Рассказать я мог бы гораздо больше. Но лучше всего промолчать и терпеть.
Дорогие Анни и Курт, передайте привет лучшим друзьям, которые вблизи вас. Может быть, Хоппок еще там и другие. Теперь хочу закончить в надежде, что мы скоро увидимся здоровыми. Много вам приветов с далекого востока от ефрейтора Альфреда Родриха.
Может быть, у вас будет возможность мне скоро написать. Вкладываю вам авиамарку. У нашего отца завтра день рождения. Вы помните, ему исполняется 60 лет{106}.
10 января 43 г.
Моя дорогая Хильдегард!
Наступило время, когда ты снова услышишь обо мне. Я могу тебе послать сердечный привет. Настроение в эти мгновения хорошее. Тяжелые бои, которые здесь происходят, не дают возможности писать чаще. Твое последнее письмо я получил три недели тому назад. И будет отлично, если это мое письмо уйдет к тебе. Это совершенно понятно в последнее время.
Прошло 10 дней, и я продолжаю писать это письмо тебе. Сегодня 20 января. Я не мог дописать его раньше. Я даже не уверен, что вообще эта почта будет отправлена. Мы переживаем сейчас трудное время. Если ты следишь за хроникой вермахта, ты можешь это понять. Здесь стоят страшные морозы. Температура в последние 10 дней 20-30° холода. Мы надеемся, что зима продлится здесь не так долго, и военное счастье снова к нам повернется. На сегодня достаточно.
Сердечный привет! Вальтер{107}.
12.1.1943
Мои дорогие! Вначале много сердечных приветов. Как дела у вас обоих? Надеюсь, здоровы и бодры? Очень ли холодно у вас и много ли снега? У нас зима сносная, иной день очень холодно, а иной немножко теплее. Как сегодня — совсем холодно и ветер переменился. Снега не очень много, и пока мы можем сидеть в бункере, еще сносно. Позавчера и вчера было опять довольно круто, русский опять хотел изо всех сил прорваться, но, как обычно, он был отброшен с тяжелыми потерями. И сегодня еще здорово гремит. У нас опять были два раненых. Вообще, я пока здоров и бодр. С почтой дела плохи, юнкерсы и кондоры доставляют боеприпасы и пропитание, это же главное.
Письмо коротковато, но это опять знак всегдашних мыслей о вас обоих, мои дорогие. Приветствую вас еще раз сердечно, ваш отец.
Адресат: госпоже Марии Вайтценбек,
Лоосдорф, Вестбан Нижний Дунай.
Отправитель: Ханс Вайтценбек, п/п 31902
12.1.1943
Дорогие Марта и Гильдегард!
Десять часов вечера, я сижу в своем бункере и думаю о вас, мои дорогие. Мои товарищи, их уже много здесь, большую часть из них отправили в пехоту, лежат и спят. Положение еще такое, как было. Русские сильно нападают. Пока удавалось их отбивать, но положение может и измениться. Конечно, надо держать голову высоко, и пока еще есть надежда, что положение улучшится. Те товарищи, которые воюют в пехоте, им гораздо труднее. Я пока здоров и бодр, еды пока достаточно, все сыты. Сегодня я 150 марок отправил на Гильдегард. Пока нет от вас почты и по авиа, у них там другие дела, чем отправлять почту, перевозят то, что здесь более необходимо.
Как вы поживаете, оставайтесь здоровыми. Обо мне не беспокойтесь, судьба все равно сыграет так, как хочет. Я буду писать каждый третий день, авиамарки у меня еще есть. Теперь, мои дорогие Марта и Гильдегард, много тысяч приветов и поцелуев от вашего папочки!
Фрау Марта Генштель, Блю Шпандау, 20.
Отправитель Э. Генштель, п/п 28320
Сталинград, 12.1.43
Моя дорогая мама, мой дорогой отец!
Написать нового нечего, так как обо всем, что здесь происходит, вы узнаете из сводок вермахта. Так что я приветствую вас сегодня этими строчками, и полный благодарности могу написать, что я на сегодняшний день чувствую себя нормально. Почту жду с нетерпением, но что здесь можно изменить. Для нас время тяжелое в любом отношении, описать это в письме вряд ли можно. Я надеюсь, мои дорогие, что вы еще здоровы и получили мои письма с 84 фотографиями[8]. Я также желаю от всего сердца, чтобы вы получали письма о моей радости. Думайте обо мне, как и я о вас. И если в этих тяжелых боях Бог оставит мне жизнь, тогда радость встречи не будет иметь границ. Я здесь солдат, и это должно быть всегда у вас перед глазами.
Я постоянно думаю о вас, мои дорогие родители, приветствую вас с горячим желанием о возвращении домой здоровым.
Ваш благодарный сын Эрих{108}.
Густав Хелленбрух Крефельд, Риттерштр., 273.
Отправил обер-ефрейтор Эрих Хелленбрух
В поле, 13.1.1943
Дорогие родители!
После долгого ожидания получил, наконец, два пакетика с сахарином, сахаром и сухими фруктами. Меня очень порадовало как раз теперь получить это. Мое сердечное большое спасибо за это. Прошло, к сожалению, 14 дней после Рождества, но было также вкусно. Я еще ожидаю до сих пор посылочки из дома от моей жены и из Плауэна от тещи. Писем у меня уже давно нет, с 5.12.42 я без какой-либо почты. Надеюсь, что долго не будет так плохо, и вскоре что-то придет. Итак, как я уже сказал, это была радость, когда я смог получить вчера дважды доброе известие. Жаль, что сейчас нет больше марок, если появятся, я опять подумаю о вас. Как вы вообще получаете мои письма? Каждый второй день отправляю письмо на родину, если вы получаете какие-то, я рад. Еда тоже скверная, надеюсь, дадут когда-нибудь отпуск, тогда я, конечно, все нагоню. Как там дома настроение? Все ли в порядке? И у нас ничего нового, главное мы здоровыми вернемся домой. Этим письмо я, к сожалению, не мог прислать марок авиапочты, если они опять появятся, я напишу больше. Это плохо, когда нет письма в ответ, не знаешь, что и писать. На этом моя мудрость кончается. Еще раз спасибо за хорошие вещи.
Приветствую вас сердечно, ваш сын Иозеф{109}.
13.1.43
Дорогие родители! За долгое время у нас тут сегодня опять холодная ясная ночь. Чудесное звездное небо производит большое впечатление. В последние дни был часто неприятный туман: снег и метель определяли погоду. Нужно было целыми днями держать наготове лопату, чтобы расчищать вход. И поскольку бункеры все врыты в землю, часто бывает так, что утром от них видны только холмики.
Самое отвратительное — это ветер, который вновь все заносит. К счастью, уже середина января, и можно без преувеличения сказать, что по крайней мере половина зимы у нас уже позади. Но как мы должны радоваться, что не были подвергнуты такому страшному холоду как в прошлом году! А как проходит зима дома? Наверное, как обычно.
Как обстоят дела с мамиными зубами? Я все-таки надеюсь, что доктор Леман постепенно привел их в полный порядок. Ведь уже почти год, как мама начала заниматься ими. Это так безнадежно, что мы почти не получаем почты. Последнее письмо было в начале ноября. Сейчас такое же положение, как летом во время наступления. Единственная надежда, что и это опять вновь все изменится.
Сердечный привет посылает вам, дедушке и тете Агнессе ваш Эрих{110}.
13.1.1943
Мои дорогие мама, бабушка и Марианна! Сегодня, мои дорогие, я хочу вам написать мое первое письмо в этом году. Как у вас дела, все ли вы здоровы? Получили ли вы мои письма? Я уже давно не получал почты. С тех пор, как мы здесь в таком положении, я получил всего три письма от Ирмы и две старые стограммовые бандероли. Как здесь обстоят дела, ты знаешь, наверное, от Ирмы. Ее предположение было верным, но об этом как-нибудь после, когда все наладится. Главное, мне пока везет, и я здоров. Вы ежедневно слушаете сводки вермахта? Тогда вы каждый день можете о нас что-нибудь услышать. У нас сейчас три кавалера Рыцарского креста и два — Золотого немецкого креста[9]. По этим наградам вы можете судить, что здесь делалось. Около 100 танков было подбито только нашим подразделением. Что касается меня, я пока еще здоров. Погода здесь еще сносная, лежит снег. Бывают и холодные ветреные дни, тогда снег несется по окрестностям. Русские не дают нам покоя, они каждый день атакуют своими танками наши. Я здесь сделал себе на будущее несколько заметок. Мы действительно сразу попали в настоящий угол, когда прибыли в эту дикую отсталую Россию, но тут ничего не поделаешь. Наступит и весна опять, и для нас будет светить солнце. Имей в виду, если мне выпадет счастье приехать в отпуск, то я весь дом поставлю вверх ногами, внесу оживление в общество, все, что только можно, будет открыто кино, театр и т. д. Что мы только не пережили и через что прошли, я смогу вам только устно когда-нибудь рассказать, Вы будете удивлены, т. к. вы и малейшего представления не имеете о том, что здесь делается. Но не теряйте надежды, мы все сделаем, мы выдержим ради вас, ради родины, победа должна приблизиться!
Мама, твой сын все тот же, только серьезнее он стал из-за трудного времени. Но ты знаешь, и весело может быть, если бы я только был с вами! Как бы я хотел быть опять с вами на родине. Как дела у бабушки, она еще здорова? Чем занимается Марианна, здорова ли она; у нее еще много работы? Она ответила на мое прежнее письмо. Я был бы рад, если бы она тоже написала пару строчек своему брату, который и ради нее здесь, на чужбине находится.
Вам тоже понятно, наверное, что у меня нет времени писать каждому в отдельности. На сегодня я хочу закончить в надежде, что это письмо застанет вас здоровыми.
Сердечный привет тебе, дорогая мама, бабушка и Марианна от вашего Эриха. Привет также Ирме и ребятам{111}.
Россия, 13.1.1943
Дорогие родители!
Надо сегодня вам написать несколько строк. Я скоро не буду знать, что вам писать, потому что давно не получал от вас известий. Вчера опять пришло несколько писем. Один из наших получил посылочку и один письмо — у нас это большое счастье, если ты получишь почту. Надеюсь, что скоро будет лучше. Дорогие родители, возможно, что я в ближайшее время редко буду писать, некоторых из наших шоферов отсюда направили в пехоту, при следующей отправке я буду отправлен. Ехать машинами сейчас все равно невозможно, так как все дороги перемело. Хорошо, что летная погода еще сносная, иначе нам и есть было бы нечего, так уже рационы очень скудные. Прибыли бы поскорее наши рождественские подарки. Хочу закончить и надеюсь, что вы еще здоровы, то же самое могу о себе написать. Передайте привет Лизе и Клаусу.
Сердечный вам привет, Гергард.
Среда, 13.1.43 г.
Дорогая Лизбет! Сегодня я вновь пишу тебе письмо. В этот раз получился большой разрыв между моим последним письмом и тем, которое пишу сейчас, последнее ведь было от воскресенья 10.1. О чем писать, не знаю, мы каждый день надеемся на почту, но, к сожалению, напрасно. Правда, позавчера была почта, но для меня, увы, не было ничего. Пришло только несколько писем и пара пакетиков. Те, кто получил это счастье, могли радоваться. Уже дважды один и тот же солдат получил 2 посылочки, 14 дней назад и позавчера опять. Все один и тот же, это ведь несправедливо, но что поделаешь, остается только глазеть и надеяться на следующий раз. Теперь, наверное, почту накапливают до нашей замены, но как знать, произойдет ли это еще? Положение заставляет задуматься. Очень влияет погода, русские опять как следует разворачиваются, чем сильнее штормовая погода, тем лучше для них. Вот уже двое суток не прекращается жуткий буран, и холодно до отчаяния.
Вы, вероятно, слышите по радио о трудных боях, которые мы вынуждены вести каждый день, а эти атакующие танки теперь бесконечны. Дорогая Лизбет, мы часто спрашиваем себя, сколько еще мы сможем выдержать все это, иногда мы близки к отчаянию, но потом собираемся и поднимаем голову. Когда-нибудь это же закончится, но только когда? Вот вопрос, на который мы не в состоянии ответить. Вчера мне опять снился дом, мы были на свадьбе, там были вкусные торты. Когда их приносили, я ел, и мне казалось, что никто за мной не наблюдает, и напихивал ими полные карманы. Ты еще сказала, что это нехорошо, я вымажу этой сладостью свои брюки. И как раз в тот момент, когда было так вкусно, пришел дежурный и разбудил меня на смену, и все это великолепие исчезло. Дорогая Лизбет, видишь, мне снятся все время дом и жратва, но это больше от голода. Если бы я теперь вернулся домой, то мой костюм сидел бы на мне лучше, так как мой живот здорово спал и, наверное, еще уменьшится. Это, конечно, хорошо, но голод отнюдь не хорош для этого, я теперь знаю по-настоящему, что это такое. Наше единственное желание — насытиться{112}.
Адресат: госпожа Элизабет Штурм.
Вормс — Хенгитрайн, Малергитрассе, 15.
Отправитель: старший ефрейтор Тео Штурм 31902
Среда, 13 января 1943 г.
Дорогая Труде!
Мое настроение и наше положение такое же, что и вчера. Сейчас я как раз читаю прекрасную книгу, которая рассказывает о судьбе двоих. Это так схоже с нашей судьбой, что я после каждой строчки думал о тебе. До завтра.
Сердечно, Петер{113}.
Написано 13.1.43. Восток
Дорогая жена, в начале своего письма сообщаю, что я еще, слава Богу, жив и здоров и надеюсь, что эти строки застанут тебя в полном здравии.
Дорогая жена, мы все еще в окружении и в конце концов Бог сжалится над нами и поможет нам выбраться, иначе мы пропали. Мы не получаем ни посылок, ни писем, твоя посылка, которую ты для меня собрала, тоже, наверняка, потеряна.
Дорогая жена, не переживай за меня, так как Бог есть и здесь с нами на Востоке. Дорогая жена, не думай, что я пишу так мало, я больше думаю о тебе. Мне нечего больше писать, я пишу ровно столько, чтобы ты знала, что я еще жив и у меня все хорошо. Дорогая жена, насколько я понял из твоего письма, Эдмунт тоже находится здесь, в котле. Я заканчиваю писать, шлю привет и целую тебя и сына и передаю привет всем остальным, до скорой встречи.
Хельвин Брейткрейц. Ответь, пожалуйста{114}.
15.1.1943
Дорогая Альмут!
До сегодняшнего дня я еще не получил никакой почты от тебя. Это ведь и невозможно, так как теперь почту не привозят, даже рождественскую почту до сих пор не доставили. Причины этого теперь, вероятно, известны. Мы лежим возле Сталинграда и в этом жутком холоде ужасно страдаем. Концы моих пальцев немного приморожены. Я не могу хорошо писать. Но я все же иногда дам о себе знать, чтобы тебя успокоить.
Со времени моего отпуска у меня нет известий и от моих родителей. Но я надеюсь, что через 4 недели этот обман будет позади и что тогда будет более спокойно. В настоящее время здесь до проклятия трудно при этом холоде быть стойким мужчиной. Каждый должен сильно стиснуть зубы, но и это время пройдет.
На сегодня с сердечным приветом.
Твой Йозеф.
Адресат: Альмут Мюллер, Бадберген,
сельскохозяйственная школа.
Отправитель: ефрейтор Йозеф Мюллер, п/п 23161С
Россия, 15.1.43
Моя дорогая, добрая Паула!{115}
Сегодня выдалось время написать тебе опять, моя дорогая Паула, несколько строк. Надеюсь, что ты и наши дорогие дети здоровы, у меня тоже все хорошо, и я здоров. Мы находимся еще вблизи Сталинграда. Русские атакуют наше расположение каждый день большими силами. Дорогая Паула, такого я еще не видел, многое уже пришлось увидеть и пережить, но такое — это сверх всего, к тому же еще холод и сильный ветер рвет лицо. Ко всему этому еще и голод, страшный голод. Только вечером нам дают поесть, все съедаешь и потом, лишь через 24 часа, лишь вечером получаем опять еду. Дорогая Паула, я едва держусь на ногах, нет сил. Дорогая Паула, надеюсь, что скоро это изменится, все снабжение мы получаем по воздуху. Дорогая Паула, если бы только эта война кончилась, и я смог бы, наконец, опять быть у своей дорогой жены и дорогих детей. Уже два года, как я не могу быть с вами, два года, очень долгое время. Кто бы мог подумать, что мы не сможем увидеться целых два года! Провалиться бы этой проклятой России, мы в худшем положении, чем звери. Моя дорогая Паула, мы должны молиться, тогда наш дорогой господь нас не покинет и снова соединит нас здоровыми и счастливыми.
Дорогая Паула, будем держать данное слово и сходи, когда тебе позволит время, в Вегенталь[10] и молись о том, чтобы мы скоро смогли встретиться здоровыми.
Дорогая Паула, пошли мне немного поесть, меня ужасно мучает голод. Если и сейчас мы почту не получаем, то потом мы все вместе получим наши посылки и все смогут опять наесться.
Дорогая Паула, ты получила те деньги, которые я тебе выслал в письме? Все 110 марок, я мог бы опять тебе немного выслать, но не отправляют. Дорогая Паула, что делается в Вейле-ре и в округе. Теперь, моя дорогая Паула, самые лучшие пожелания, сердечные приветы, целует тебя сердечно твой верный Иосиф.
Много приветов нашим дорогим детям Альвине и Йозефу{116}.
16.1.43
Моя сердечно любимая женушка!
Во время сильного холода, бомбежки, пушечного обстрела пишу тебе, моя девочка. Ничего больше не могу тебе писать, как несколько слов. Помоги мне, Боже, пережить это время, которое у нас здесь настало. Русские день и ночь наступают такими большими массами, мы делаем все, чтобы их сдерживать, иначе мы пропадем в котле, в который мы здесь попали. В январе мы стараемся не терять головы и смелости, надолго ли, мы ждем освобождения. Нас сильно мучает голод, жаль, что не получили рождественские подарки, теперь вряд ли их получим. Уже несколько недель, как мы вообще никакой почты не получаем.
Ах, моя любимая, когда мы опять увидимся? Как ты поживаешь? Ты еще вспоминаешь своего мужа? Ты еще здорова? Моя душенька, как я хочу тебя видеть. Привет матери и Дитеру. И ты, моя любимая женушка, прими много поцелуев и приветов от твоего мужа{117}.
Россия, 16.1.1943
Мои дорогие!
Хочу сегодня опять послать вам сердечное приветствие из морозной России. Уже в течение нескольких дней господствует здесь господин «Мороз». Я думаю, что это ненадолго, так как всегда между этим были и легкие дни. По сравнению с прошлым годом погода очень умеренная, ведь ниже 20° не так часто. В общем, с погодой в этом году нам везет. Но этой большей частью и единственное везение.
Мои родные уже давно не получали от меня писем, вы уж меня извините. У меня действительно нет письменных принадлежностей, теперь уже затруднительно отправить вам несколько строчек. Но о вас-то я не могу забыть, иначе вы будете слишком много беспокоиться.
Когда наступят лучшие времена опять, вы будете засыпаны письмами.
На сегодня я хотел бы попрощаться и пожелать вам и в дальнейшем всего хорошего.
Ваш Фридрих.
Воскресенье, 17.1.1943
Моя любимая маленькая жена, у нас сейчас очень и очень неприятные дни, и я не знаю, когда этому будет конец. Может быть, свершится скоро большое чудо, и к нам придет помощь. Я еще здоров и все еще не теряю надежды. Как ты поживаешь? У тебя сейчас, наверное, много забот. Ничего, все будет хорошо, моя дорогая возлюбленная. Твой супруг[11].
Россия, 17 января 1943. Воскресенье, до обеда. 11.00
Моя дорогая жена и мои дорогие дети!
Дорогая Лайда, теперь уже опять восемь дней, как я вам написал. Я бы написал вам еще на этой неделе, но здесь все так переполнено и мало места, чтобы написать. Я лежу теперь на своей кровати и пишу, но плохо видно, кто-то все стоит, заслоняя свет, то один, то другой. Во-первых, я и сегодня могу сообщить о своем наилучшем здоровье, надеюсь тоже и у вас, мои дорогие. Мои пальцы на ногах еще не совсем зажили, есть еще нарывы, когда один проходит, появляется новый, но это не так страшно. Дорогая Лайда, я жутко голоден, но надо еще 3-4 часа ждать. Тогда дадут литр жидкого супа, порцию 200 гр. хлеба и немного колбасы или масла, это еда на весь день. Да, эта нищета с едой, и курево исчерпано, дают только 3 штуки в день. Но надеюсь, что это здесь продлится недолго. Как ты поживаешь, моя любимая, не будь такой печальной.
Если это хочет Бог, все будет хорошо и мы увидимся здоровыми. Мои милые детки, как вы живете? У вас тоже холодно, здесь теперь очень холодно. Дорогая Лайда, на сегодня кончаю, я должен немного дров наколоть. В конце всего доброго, много тысяч раз приветы и крепкие поцелуи от твоего любимого Вилли, вашего любимого папочки. До свидания, если Бог этого хочет.
Вчера вечером нам повезло, фельдфебель нашей старой роты принес нам немного еды, каждому упаковку сухих хлебцев, кусок настоящего хлеба, пол-шоколадки и 10 сигарет. Я по-настоящему разок опять был сыт. Дорогая Лайда, теперь говорят, что котел окончательно открылся, значит, скоро будет лучше, пора ведь!
Итак, спокойной ночи, мои дорогие{118}.
Восток, 17.1.43
Дорогая мама!
На сегодня я еще жив и здоров, чего и тебе желаю. Мне сейчас и представить трудно, как я вернусь домой. Наверное, все таким чужим покажется. Я знаю, что ты мне постоянно пишешь, но я скоро совсем не буду знать, о чем еще писать. Я думаю, что ты удовлетворена и несколькими моими строчками. Дела в магазине идут, наверное, соответственно времени. Какая у вас зима, мы на мороз жаловаться не можем. Я буду рад, когда пройдут еще V/2 месяца, тогда будет опять легче. Как чувствуют себя твои ноги, надеюсь, получше. Передай, пожалуйста, приветы старым знакомым однополчанам, сама знаешь, кому, и постоянным клиентам[12]. Хорошего тебе здоровья и до скорой встречи.
С сердечным приветом твой Карл. Передай также приветы соседям Бейербах, Кислинг и Буллингер. Только не отсылай все бандероли{119}.
Россия, 19.1.43
Мой дорогой брат!
Наконец-то, я опять имею возможность написать тебе несколько строк. Как у тебя дела сейчас? Не наступило ли затишье на вашем участке? К нам почта не поступает, ты, наверное, знаешь, что это значит. Только авиапочта прибывает иногда. Таким образом, я и смог получить еще письмо, которое вы с Гертрудой написали совместно. Это, кстати, была последняя для меня почта! Как ты поживаешь?
В любом случае я буду бесконечно рад, если выберусь отсюда живым и невредимым! Но все должно быть нормально.
Дорогой Оскар, если война закончится, и мы оба вернемся домой здоровыми, тогда ты немедленно свяжись-ка с винным погребом. Ты, наверное, догадываешься, почему. Я также думаю, что мы тогда будем иметь право провести честно заработанный приятный вечер. Ты там сидишь тоже на «особо приятном» клочке земли. Злые языки у нас утверждают, что вы там питаетесь только сыром из тюбиков и консервами из сардин! Так ли это на самом деле?
На этом я должен закончить. Извини за почерк. Передай привет своей жене от деверя, будь здоров и с сердечным приветом к тебе твой брат Ферди{120}.[13]
Россия, 20.1.43 г.
Мои дорогие!
Мой самый сердечный привет шлет вам ваш Пауль. У меня еще все хорошо, надеюсь, что и у вас все в порядке. О том, что происходит здесь, в Сталинграде, вы слышите в передачах с фронта. Будем надеяться на Бога, мои дорогие, и продолжать бороться, пока не удастся освободиться. Никаких новостей нет. Почту не получаем, сейчас важное — снабжение боеприпасами и продовольствием. Будем сильными и мужественными и надеяться, что останемся здоровыми.
В надежде, что скоро увидимся на родине здоровыми, остаюсь с многими приветами, ваш Пауль{121}.
20 января 1943 г.
Моя любимая! И сегодня я шлю тебе и нашему маленькому «плуту» сердечные приветы и поцелуи. Уже давно и напрасно я жду от тебя почту, но, судя по теперешнему положению, рассчитывать на это в скором времени и не приходится. Я предполагаю, что ты очень внимательно следишь за сообщениями вермахта, особенно, что касается боев в районе Сталинграда. За последние две недели нас, конечно, не баловали; у нас позади некоторые малоприятные часы, но я надеюсь, что мы это еще преодолеем.
В целом дела у меня еще сносные. Я надеюсь, что ты и маленький «плут» в полном здравии. Мы, солдаты, с тоской ждем предстоящую весну и уже теперь считаем дни, которые отделяют нас от нее. Главное, я еще совершенно здоров. Новостей у меня нет, каждый день одна и та же картина. Что дома нового? Здесь радуешься каждой строчке из дома. Интересно, чем занимается Тео? Так как сюда не попадают самолеты с почтой, у меня нет вестей и от него. Находится ли он еще в Гельзенкирхене или в другом месте? Если ты будешь писать Тео, то я прошу передать ему сердечный привет. Как только у меня будет его адрес, я напишу ему. Дела у него хотя бы улучшились, не влюбился ли он? Ты только раз намекала на что-то такое. Я не знаю точно, кто, ты или Ханни, сообщала мне об этом.
Дорогой сорванец! Не думаешь ли ты еще раз сфотографироваться с маленьким «плутом» и прислать мне ваш портрет. Я был бы очень рад скорее получить фотографию. Кстати, я хотел спросить у тебя, был ли кто из знакомых в последнее время опять призван на службу. После речи доктора Геббельса и выступления по радио высокопоставленного военачальника следует ожидать нового набора, так как вся тяжесть войны лежит в первую очередь на плечах крепких, но немногих. Может быть, настанет очередь и тех, кто с начала войны отирался дома и еще никаких военных лишений на своей шкуре не испытал.
Что ж, мой дорогой сорванец, больше я не знаю, о чем тебе еще написать. Был ли в этом году на Рейне дрейфующий лед или нет? Я надеюсь, что дома зима в этом году была не такая суровая, как в прошлом. С сердечным приветом и поцелуями к тебе и маленькому «плуту».
Твой Густав.
Передай также горячий привет семьям Дик и Штрайтенберг. Вкладываю три авиамарки. Когда я получу всю почту от тебя и всех других родственников, у меня хватит чтения на неделю, надеюсь{122}.
В поле, 20.1.43
Мои дорогие, матушка и К.! Сообщаю вам, что я еще здоров и бодр. С отпуском придется еще немного подождать. Когда здесь все опять будет в порядке, тогда я первый в очереди на отпуск. Надеюсь, что вы еще здоровы. Можешь опять написать, давно ничего от вас нет, ни весточки. Как здесь обстоят дела, ты, наверное, узнала по радио. Надо только быть счастливым, тогда все будет в порядке. О том, что у вас происходит, пиши подробнее, большей радости у нас здесь и нет. У меня здесь лежит 200 марок, скоро их вышлю. Если кто из вас выслал нам к Рождеству посылки, а вы не получили еще ответа, то знайте, посылки не дошли до нас, они лежат в Сталино[14], их там сохраняют, пока здесь опять все будет в порядке. Дорогая матушка, напиши тотчас опять, чтобы от вас была бы хоть какая-то весточка, пиши только авиапочтой, иначе опять ничего не дойдет. Остальным передай привет. Скоро опять напишу.
Приветы и поцелуи от вашего папы{123}.
Россия, 20.1.1943
Мои дорогие родители!
Наконец-то я снова могу написать вам пару строчек. Бернхард и дядя Вилли, а также и другие уже должны были получить от меня письмецо. Но я буду писать каждые три дня. Почты из дома после первых двух писем еще не было. Но я надеюсь, что в скором будущем с этим будет получше. Если судить по расхожим лозунгам, наше положение нельзя назвать неблагоприятным. Будем же надеяться на лучшее и старательно молиться об устойчивом счастливом конце. Нужно только крепко полагаться на Господа Бога, он еще с нами и не оставит нас. Теперь я должен сообщить вам печальную весть о том, что нет больше моего хорошего друга: Гельмут Шмитц погиб. Позавчера я узнал об этом от одного товарища, который лежал с ним на передовых позициях.
Во время наступления русских его настигла пуля. Попадание в грудь — он наверняка не так сильно страдал. Мне жаль его. Он был таким естественным, веселым, жизнерадостным юношей и в тоже время серьезным и глубоко религиозным. Еще по дороге сюда он много рассказывал о доме и о своих родителях, которых он надеялся снова скоро увидеть. Но вышло совсем не так, как мы думали.
О чем еще важном можно сказать? Я лежу еще в нашем старом окопе. Ноги болят еще немного, но с каждым днем видны улучшения. Санитар каждые три дня делает мне перевязку. Погода теперь изменилась. С того времени, как наступило полнолуние, больше совсем не холодно, и первый час нашего дежурства здесь проходит быстро. Если нам придется пробыть здесь еще месяц, дело пойдет уже к весне. Тогда здесь, в России, уже все будет полегче переносить. Сейчас же я все еще ношу теплый пуловер, который мне мама дала с собой. Он для меня до сих пор был незаменимым. Да, мама, ты знаешь, что необходимо для твоего сына. Вшей, правда, в нем ужасно много и их приходится давить. Поэтому я его на ночь снимаю, чтобы эти мучители не слишком докучали.
Как теперь обстоят дела с посылкой бандеролью, дорогие родители? Можно ли опять стограммовые посылать? Для больших бандеролей мы еще не получили марки. Но если они будут, они тут же авиапочтой пойдут в Германию. Если и сейчас еще не будет почты, то я надеюсь-таки, что недели через две все наладится. И было бы хорошо, если б я тогда получил сразу несколько стограммовых бандеролей с шоколадом, марципанами и др. Все товарищи еще с тоской ждут свои рождественские бандероли. Но у меня для них, к сожалению, не было еще марок. Со сладостями здесь у всех затруднения. В рационе такое совершенно уже отсутствует.
Как дела дома, надеюсь, все здоровы. Мама не должна в это время года много проводить в магазине, поскольку я знаю, как холодно зимой. И особенно с твоими желчными и почечными историями, дорогая мама, ты должна беречь себя. Отец тоже должен больше заботиться о своем здоровье, и не надо думать, что если Бернхарда нет, он должен работать за двоих. Берн-хард еще определенно в Зесте, тяжелое время он уже пережил. Надеюсь, он остался в Германии в лазарете; достаточно того, что я здесь лежу в грязи.
Ну, мои дорогие родители, примите сердечный привет от вашего любящего сына. Генрих{124}.