СТРАДАНИЯ ПО «ГЕОРГИЮ»

СТРАДАНИЯ ПО «ГЕОРГИЮ»

Восстание на эскадренном броненосце «Георгий Победоносец» — наименее изученная часть потёмкинских событий. В советские время историки обычно писали, что «исследование восстания и контрреволюционного переворота на „Георгии“ способствует более полному изучению вопроса борьбы с внутренней контрреволюцией в условиях восстания».

Впервые проведённый анализ событий на «Георгии» показал, что большинство его команды, как и на «Потёмкине», составляли новобранцы. В плане «Централки» он по уровню революционности занимал четвёртое место после «Екатерины II», «Ростислава» и «Синопа». Но последние, как мы уже знаем, всё же так и не присоединились к «Потёмкину». Из всей команды «Георгия», которая насчитывала 616 человек, впоследствии так или иначе привлекались к суду 76 человек, из них активных мятежников было не более трёх десятков, среди них местные «матюшенковцы» Кашуба, Дейнега и Рябоконь. При этом 37 человек матросов-старослужащих явились самыми активными противниками мятежа.

Как и в случае с «Потёмкиным», точного количества членов РСДРП, как, впрочем, и представителей других партий, на «Георгии» неизвестно. После революции, разумеется, писали, что восстанием на «Георгии» руководили социал-демократы, но никаких документальных доказательств тому не существует.

Восстание на «Георгии Победоносце», как уже говорилось, началось тогда, когда «Потёмкин» вторично прорезал строй эскадры. Один из участников восстания на «Георгии» впоследствии вспоминал: «Сначала на палубу вышла лишь часть матросов — они боялись, что „Потёмкин“ откроет огонь, но были уверены, что, увидев на палубе своих товарищей, потёмкинцы не будут стрелять». Командир «Георгия» капитан 1-го ранга Гузевич в донесении вице-адмиралу Чухнину отмечал весьма характерную для революции на флоте деталь — «начали восстание кочегары и машинисты. Они первыми вышли на палубу с криками „ура!“. За ними последовали другие, и на баке собралась большая толпа». Почему наверх первыми выскочила именно нижняя команда, понять несложно. Дело в том, что только-только до Севастополя дошли подробности Цусимы, во время которой наши броненосцы переворачивались, увлекая вместе с собой на дно нижние команды, так как те не имели времени и возможности выбраться наверх. Рассказы о реалиях Цусимы были настолько ужасны, что никто из машинистов и кочегаров черноморских кораблей не желал страшной смерти в затопленном броненосце. Именно поэтому в момент прохождения «Потёмкина» мимо «Георгия» на последнем и началась самая настоящая паника.

Таким образом, первично команда «Георгия» желала только одного — не стать жертвой наведённых орудий мятежного броненосца. Затем радость того, что «Потёмкин» стрелять не будет и все останутся живы, сменилась эйфорией вседозволенности. Тут же на палубе начался стихийный митинг. Однако большая часть команды, включая новобранцев, участия в митинге не принимала.

Тон на митинге задавали сторонники мятежа во главе с Кашубой. Эффект появления броненосца под красным флагом был настолько велик, что в тот момент большинство кричало за «Потёмкин». Тут же и было решено идти за мятежным броненосцем.

Несколько десятков матросов во главе с Кашубой, Дейнегой и Рябоконем кинулись на ходовой мостик, требуя от командира идти за «Потёмкиным» и угрожая в противном случае выбросить всех офицеров за борт. Дальнейшие события излагаются в «Обвинительном акте» неверно. Если верить этому документу, матросам удалось сразу захватить мостик и передать в машинное отделение приказ: «Стоп машина». То же мы читаем и в последних изданиях мемуаров Фельдмана, где автор, в отличие от первых публикаций, упростил события на «Георгии». Аналогичное изложение содержится и в монографии Р.М. Мельникова. Совсем иную картину дают материалы следствия и донесение Гузевича Чухнину. Из них следует, что восставшим не удалось сразу захватить мостик. Командир сообщил, что после того, как на мостик вбежали матросы, он ещё некоторое время продолжал командовать броненосцем и переговаривался по семафору с вице-адмиралом Кригером.

«Почему так много нижних чинов на площадке?» — запросил адмирал.

«Команда бунтуется с угрозою выбросить всех офицеров за борт», — ответил Гузевич.

«Идите в Севастополь», — приказал Кригер. Прочитав этот сигнал адмирала, матросы потребовали шлюпку, чтобы съездить на «Потёмкин» для переговоров. Гузевич сообщил об этом Кригеру.

«Идите в Севастополь», — настаивал адмирал. Тогда Гузевич, рассчитывая на помощь последнего и выигрывая время, вступил в переговоры с матросами. Сам он о ходе переговоров ничего не написал, а в «Обвинительном акте» отмечена лишь безуспешность попыток командира «уговорить команду успокоиться». Установить, в чём заключались эти попытки, помогают воспоминания матроса с «Георгия» Н.Ф. Безбаха и показания на следствии матросов Городового, Грузина, Величко, Склярова и кондуктора Будяка. По словам Безбаха и Склярова, Гузевич предложил тем, кто хочет идти в Севастополь, стать по правому борту, а желающим присоединиться к «Потёмкину» — по левому.

Строевой квартирмейстер Бородин убеждал матросов: «Надо идти к „Потёмкину“! Там хорошие, образованные люди (?!), нужно узнать, что они хотят!»

«К „Потёмкину“! — кричал команду капитан 1-го ранга Гузевич. — Чего вам надо — я всё сделаю, только идём в Севастополь!»

Он обещал не сообщать командованию о попытке бунта и даже предлагал отправить желающих на «Потёмкин». Но матросы уже его не слушали.

«Теперь наша воля!» — объявил командиру кочегар Лысенко.

Люди Кашубы заняли ключевые посты на корабле. Гирчич, Кашуба и Силкин захватили оружие и раздали его матросам. Кашуба оттолкнул командира от машинного телеграфа и передал в машину приказ: «Стоп пары!» «Георгий» остановился. По приказу Кашубы место у руля занял его единомышленник матрос Щербина.

Офицеры «Георгия» были полностью деморализованы примером «Потёмкина» и противодействия восстанию не оказали, ограничившись лишь словесной агитацией. Но все их попытки «успокоить» матросов оказались безрезультатными.

Захватив корабль, георгиевцы передали на «Потёмкин»: «Команда „Георгия“ желает присоединиться к вам. Просим „Потёмкин“ подойти к нам». Получив этот семафор, прапорщик Д.П. Алексеев отказался подойти к «Георгию», утверждая, что это манёвр с целью торпедировать «Потёмкин». Когда же «Георгий» хотел сам подойти к «Потёмкину», по приказу Алексеева дали задний ход.

Версия, что офицеры «заняли оборону» на мостике, источниками не подтверждается. Да этого и не могло быть. В момент прохождения мимо «Потёмкина» все офицеры находились по своим боевым постам, а на ходовом мостике только четверо — командир корабля, вахтенный начальник, вахтенный офицер и штурман.

«Стой, иначе буду стрелять!» «Георгий» остановился в трёх кабельтовых. Дымченко, Матюшенко и Резниченко потребовали от Алексеева решительных действий. Тогда он, понимая, что одни матросы стрелять в его корабль не будут, передал на «Георгий»: «Арестуйте офицеров и доставьте их на „Потёмкин“». «У нас дело плохо. Не все согласны. Мы не можем справиться. Присылайте скорее помощь», — ответил Горобец.

Фельдман в своих воспоминаниях также признаёт, что зачинщик мятежа на «Георгии» Кашуба сразу ж прислал яликом на «Потёмкин» паническую записку: «Команда „Георгия“ не решается арестовать офицеров. Пришлите караул». Для наведения революционного порядка на «Георгии» туда пришлось отправить второй отряд сознательных вооружённых потёмкинцев. Этот карательный отряд и арестовал георгиевских офицеров.

Просьба «Георгия» о помощи объясняется тем, что большинство команды составляли новобранцы. Поскольку офицеры этого броненосца не оказали серьёзного противодействия восставшим, то их просьбу о помощи можно расценивать лишь как свидетельство упорного нежелания подстрекаемой кондукторами основной массы новобранцев присоединиться к потёмкинцам; они, сочувствуя потёмкинцам в их борьбе с «начальством», ещё не знали настоящей цели восстания.

Любопытная фраза в книге Фельдмана: «Дымченко, Резниченко и Матюшенко потребовали от Алексеева прекратить игру. Их голоса звучали угрожающе. Поставленный перед этой угрозой и страхом за свою жизнь, Алексеев принимает неожиданное для него решение. Он приказывает передать „Георгию“ сигнал: „Арестуйте своих офицеров и доставьте их на "Потёмкин"“. В ответ по семафору нам передают сигнал социал-демократов „Георгия“: „У нас дело плохо. Не все согласны. Мы не можем справиться. Присылайте скорей помощь“». Что это ещё за сигнал социал-демократов? Значит, существовали некие особые, заранее оговорённые сигналы мятежников на всём флоте, чтобы отличать своих от чужих. Какая уж тут стихийность!

Итак, в 14 часов 30 минут с миноносца № 267 на палубу «Георгия Победоносца» высадились вооружённые матросы во главе с Березовским, Фельдманом и Матюшенко. Сама миноноска при этом отошла к корме и развернулась перпендикулярно к борту броненосца, направив на него торпедный аппарат. Восставшие моряки «Георгия» встретили «потёмкинцев» криками «ура!». Матрос Гиль обратился к команде миноноски с просьбой о помощи. В то же время многие матросы, вероятно новобранцы, постарались укрыться в нижних помещениях броненосца.

Команду собрали на митинг. Первым перед матросами «Георгия» выступил потёмкинец Кулик. Он рассказал о событиях на «Потёмкине» и о задачах российской революции. По наблюдениям членов делегации Березовского и минного машиниста Шестидесятого, команда «Георгия» сразу же резко раскололась на две части. Первая приветствовала речь Кулика, а вторая заняла враждебную позицию и требовала вернуться в Севастополь. Источники не указывают, из каких матросов состояла вторая группа. Но, вероятно, это были не только новобранцы. После Кулика выступил Березовский. В своих речах потёмкинские вожаки начали убеждать команду «Георгия Победоносца» присоединиться к «Потёмкину» и уничтожить всех офицеров. Особого эффекта речь руководителей потёмкинского мятежа на команду «Победоносца» не произвела. Машинист Каюров предлагал арестовать также и кондукторов. Но сразу встал вопрос, а кто будет управлять броненосцем, и Каюрова никто не поддержал. Кондукторов было решено не трогать, а боцмана Кузьменко избрать командиром.

Всё дело, однако, испортил Матюшенко, который в таких ярких красках живописал казнь офицеров «Потёмкина», что слушавшие его матросы пришли в ужас от того, что с ними будет, когда власти начнут разбираться с обстоятельствами мятежа. Команда «Георгия Победоносца» не желала, чтобы её, как и команду «Потёмкина», повязали кровью убийством собственных офицеров. Большая часть георгиевцев после речи Матюшенко вообще отказалась перейти на сторону бунтовщиков. Кашуба с компанией оказался в ещё худшем меньшинстве, чем на «Потёмкине» сторонники его дружка Матюшенко. Есть сведения, что потёмкинские вожаки вообще были освистаны и едва не изгнаны с борта «Георгия Победоносца». Ореол романтики, дотоле сиявший над «Потёмкиным» в умах черноморских матросов, исчез.

В 15 часов 30 минут караул «Георгия» во главе с Березовским арестовал офицеров и запер их в кают-компании. Никто из офицеров не пострадал. Только лейтенант Григорков, не желая сдаваться, застрелился на мостике. Если верить последнему изданию мемуаров Фельдмана, арест офицеров на «Георгии Победоносце» произвели исключительно потёмкинцы Матюшенко, Дымченко и Кулик без всякого участия матросов «Георгия». После нежелания георгиевцев убивать своих офицеров Матюшенко уже больше им не верил. Вдруг они передумают и решат освободить офицеров? Правда, сам казнить чужих офицеров, да ещё на чужом корабле он всё же не решился. Поэтому Матюшенко приказал переправить офицеров «Георгия Победоносца» на «Потёмкин». Кроме этого Матюшенко запросил с «Потёмкина» ещё один вооружённый караул. Это уже напоминало не матросское братание, а настоящую карательную экспедицию. Впрочем, по другим сведениям, отдельные матросы с «Георгия» всё же помогали Матюшенко в аресте своих офицеров. Впрочем, на «Потёмкине» офицеров «Георгия» тоже долго держать не стали. В тот же вечер на катере их высадили на берег.

После ареста офицеров на «Георгии» начались выборы членов корабельной комиссии. Отбирать кандидатов, разумеется, помогали потёмкинцы. Выборы затянулись до вечера. Установить состав и численность комиссии «Георгия» помогает «Обвинительный акт», составленный военно-морским судьёй полковником Воеводским на основе показаний участников и очевидцев восстания. Достоверность сведений, сообщаемых Воеводским, подтверждается более всего тем, что он не ввёл в состав комиссии многих самых активных матросов, имена и действия которых были известны всему экипажу «Георгия». Согласно «Обвинительному акту» в комиссию вошли 10 человек: Бутрин, Горобец, Дейнега, Каюров, Моторный, Панфилов, Соседка, Степанюк, Шаповалов и Щулевицкий. Командиром корабля оставили боцмана Кузьменко. Но фактическая власть на корабле была сосредоточена в руках Кашубы, Дейнеги и Рябоконя. Тогда же состоялось и первое заседание комиссии, на котором обсуждался опять вопрос о кондукторах. После долгих дебатов было решено отправить их всех на берег, выдав по 10 рублей на дорогу. Однако выполнить своё постановление комиссия так и не успела.

Заметим, что Фельдман в воспоминаниях не скрывает своей ненависти к православию. Вот как он описывает наведение революционного порядка на «Георгии Победоносце»: «Мы с Куликом заканчивали проверку караульных постов в минном отделении, услышали, как горнист трубил сбор: горн призывал на молитву. Мы бросились на ют… Религиозные обряды были упразднены на „Потёмкине“ с первых же часов восстания. Я подошёл к командиру. „Именем флагманского корабля, — заявил я ему, — категорически запрещаю вам играть сборы на молитву!“» Это тоже не понравилось многим матросам.

Тем временем, отойдя от Одессы на 12 миль, вице-адмирал Кригер собрал командиров кораблей на совещание. Командиры заявили о ненадёжности команд. Было решено вернуться в Севастополь и сформировать сильный отряд миноносцев со специально подобранными командами для атаки «Потёмкина».

Уже поздно вечером Кригер послал в Одессу миноноску № 272 для переговоров с восставшими об условиях их капитуляции. Старшим на миноноске находился старший офицер броненосца «Три Святителя» капитан 2-го ранга Псиол, известный на флоте своим либерализмом, с ним лейтенант Чайковский и священник. Оказавшись на расстоянии видимости, они световыми сигналами предложили «Потёмкину» сдаться. «Никогда», — ответили с мятежного броненосца. Получив отказ, Псиол предложил вступить в переговоры. По воспоминаниям Березовского, он вместе с Матюшенко и ещё несколькими матросами вышел на катере навстречу миноноске. «Мы хотели, — писал он, — заставить посланных от эскадры вести с нами переговоры в присутствии всей команды контрминоносца, надеясь, что она позднее сумеет передать о наших целях и стремлениях матросам других судов». Возможно, что Березовский в своих воспоминаниях не совсем искренен и настоящей целью встречи с миноноской был её захват, иначе для чего посланный катер был до предела заполнен вооружёнными матросами. Однако чрезмерное количество вооружённых переговорщиков не осталось незамеченным для капитана 2-го ранга Псиола, который не без основания испугался захвата своего судна, и миноноска № 272 полным ходом ушла в море. Выслушав доклад офицеров, Кригер развернул эскадру в Севастополь.

Телеграмма вице-адмирала Чухнина Николаю II, из Николаева, 18 июня 5 часов 8 минут пополудни: «Командир броненосца „Георгий Победоносец“ донёс мне, что 17 июня вся эскадра под командою Кригера собралась у Одессы; не будучи изготовлена к бою, построившись в строй фронта, она пошла по направлению к молу; навстречу ей вышел „Потёмкин Таврический“, готовый к бою. При прорезывании строя броненосцев, когда „Князь Потёмкин Таврический“ поравнялся с „Георгием Победоносцем“, команда последнего устроила овацию и, когда по сигналу эскадра повернула на 16 румбов, команда „Георгия Победоносца“ бросилась на мостик и не позволила управляться кораблём; раздались крики „долой офицеров!“. Эскадра удалилась и на сигнал „Георгия“, что команда бунтует, получив ответ идти в Севастополь, команда спустила шлюпку, посадила всех офицеров, кроме лейтенанта Григоркова, лишившего себя жизни, и на буксире миноносца № 267, перешедшего на сторону „Князя Потёмкина Таврического“ (командир миноносца свезён на берег) свезла командира и всех офицеров на берег в 7 милях от Одессы. По разборе дела можно ожидать тоже и на всех судах; не имея сведений ни из Одессы, ни из Севастополя, боюсь, что море в руках мятежников. Решил не выходить».

Поздно вечером вернулись в Одессу и «Потёмкин» с «Георгием Победоносцем». Последний прошёл на якорное место мимо «Потёмкина», отсалютовав ему как флагману. Власти Одессы после появления на рейде второго броненосца находились в растерянности. Полагали даже, что «Потёмкин» сдался «Георгию». «Потёмкин» и «Георгий Победоносец» стали на ночь на внешнем рейде напротив выхода из порта. Боясь ночных торпедных атак, потёмкинцы приказали своей миноноске патрулировать на линии горизонта, а минных катеров — вокруг броненосцев. Прожекторы «Георгия» освещали акваторию порта и берег, а более сильные прожекторы «Потёмкина» — море и горизонт.

При этом потёмкинцы внимательно следили и за ситуацией на «Георгии Победоносце», не очень-то доверяя своим новым союзникам. После присоединения «Георгия Победоносца» к «Потёмкину» военное командование Одессы перестало надеяться на помощь Черноморского флота. На господствующей над портом Жеваховой горе установили восемь 229-миллиметровых мортир. В город вошли Ставучанский и Хотинский пехотные полки, а также Вознесенский драгунский полк. А начальник Одесского жандармского управления полковник Кузубов направил в Петербург телеграмму с просьбой прислать с Балтики миноноски и подводные лодки для потопления мятежных броненосцев. Одесса готовилась к обороне.

Едва броненосцы бросили якоря на рейде Одессы, на «Потёмкин» от комиссии «Георгия» приехали совещаться матросы Дейнега, Кашуба и Безбах. Вначале с докладами о положении на «Георгии» выступали Кашуба, Дейнега и Фельдман. Новости были не слишком радостными, так как большинство команды «Георгия» всё больше сомневается в победе восстания. Тогда же Матюшенко предложил обменять 300 «георгиевцев» на 300 «потёмкинцев» и тем самым «оздоровить» команду «Георгия Победоносца». Но большинство потёмкинской комиссии выступило против перевода своих «сознательных» матросов на «Георгий», боясь ослабления влияния на собственном корабле. Тут свою команду надо всё время в узде держать, а теперь ещё три сотни «неблагонадёжных» георгиевцев присоединятся, что тогда будет? Наконец, по настоянию Кашубы для оздоровления «революционного сознания» экипажа «Георгия», комиссия решила послать туда хотя бы 60 потёмкинцев. Но споры о том, кого именно послать, ни к чему не привели. Командиром карательного отряда на «Георгий» был назначен верный матюшенковец Резниченко, но с «Потёмкина» никто не хотел идти на чужой корабль, на своём было всё же привычней.

На этом же заседании постановили снабдить миноноску № 267, не имевшую боеприпасов, снарядами и торпедами. Потёмкинские 37-миллиметровые снаряды и торпеды не подходили к орудиями аппаратам миноноски. Боеприпасы решили взять с «Георгия». Но когда около двух часов ночи за ними послали, кондукторы «Георгия» отказались дать снаряды и торпеды. Вначале они отговорились поздним временем и усталостью команды, а потом напрямую заявили, что никаких боеприпасов «Потёмкин» от них не получит. Это было настоящим ударом для Матюшенко и его приверженцев. После этого отказа Дейнега и Безбах поспешили на «Георгий», чтобы найти управу на своих сверхсрочников. В помощь им туда отправились Кулик и вездесущий Фельдман. Главный же бузотёр «Георгия» Кашуба остался на «Потёмкине», требуя скорее выделить ему надёжных людей. Своих сослуживцев Кашуба откровенно боялся и всю надежду возлагал на «карательный отряд» с «Потёмкина», который привёл бы в чувство колеблющийся «Георгий».

Тем временем кондукторы «Георгия», понимая, что теперь они в открытой конфронтации с мятежниками, собрались в кают-компании и выработали собственный план действий. Решено было утром завести корабль в Карантинную гавань и сдать его властям. Когда на «Георгий» прибыли Фельдман и Кулик, то остававшийся на «Георгии» за старшего матрос Дейнега сообщил им, что ситуация на броненосце сильно ухудшилась и команда выходит из повиновения. По воспоминаниям Безбаха, на «Георгии» было много матросов, призванных из запаса, у которых остались в Севастополе жёны и дети. Все они не желали и слышать о какой-то революции, а желали идти в Севастополь. Дейнега предложил срочно арестовать всех кондукторов во главе с боцманом Кузьменко, но так как свои арестовывать не будут, нужны каратели с «Потёмкина», и как можно скорее прислать потёмкинцев для «укрепления» команды специалистами с «Потёмкина».

А вот как ночует Фельдман на «Георгии Победоносце» по его же воспоминаниям: «Дейнега, мягко улыбнувшись, пожелал нам спокойной ночи. „А караул-то надёжен?“ — остановил его Кулик. „Да ничего ребята“, — не очень обнадёживающе звучал его ответ. Мы погасили свет, „Студент, а студент! — раздался из темноты голос Кулика. — Повернись-ка, не ровён час, штыком в живот пырнут“. Я лёг на живот. Так действительно было спокойнее».

Утром 18 июня с «Потёмкина» прислали новую агитационную команду в составе Березовского, врача Галенко, механика Коваленко, матросов Макарова и Скребнева для борьбы с контрой. Потёмкинцев встретили откровенно враждебно. Возбуждённые матросы не давали им даже выступать.

«Трудно сказать, — писал впоследствии в своих мемуарах Березовский, — чем бы всё это могло кончиться, но, увидев среди нас офицеров, часть матросов стала кричать: „Пусть офицеры скажут. Послушаем, господа, офицеров“. Доктор Галенко и тов. Коваленко протолкались вперёд, и матросы сразу же стихли. Рабская психология перед авторитетом „начальства“, очевидно, была ещё жива у многих, замуштрованных дисциплиной моряков». Первым выступил Коваленко. Он упрекнул георгиевцев в измене и призывал их поддерживать потёмкинцев, доказывая необходимость революции. После его речи часть матросов «Георгия» выразили согласие продолжать борьбу вместе с потёмкинцами. Но когда Коваленко спросил, что они хотят делать дальше, то услышал: идти в Севастополь и предъявить начальству свои требования.

Затем слово взяли сторонники возвращения в Севастополь. Они предложили подойти к Севастополю и вызвать вице-адмирала Чухнина для переговоров. Но когда их спросили, какие переговоры они собираются вести с адмиралом, то оказалось, что этого они не знают.

Пока матросы выступали и спорили, врач Галенко отошёл к кондукторам и заявил им: «Я на „Потёмкине“ больше не могу, всё равно меня там расстреляют» — и предложил заключить союз для борьбы с мятежом.

Намитинговавшись, матросы «Георгия» решили послать уже свою делегацию на «Потёмкин» для совместного обсуждения дальнейших действий, а до тех пор ничего не предпринимать. Успокоенные делегаты «Потёмкина» стали спускаться на катер. В этот момент к ним подошёл боцман Кузьменко и заявил: «Наша комиссия к вам не поедет, ей там делать нечего. Мы всё равно в 12 часов снимемся с якоря». Непонятно почему, но ни Березовский, ни Фельдман не отреагировали на слова георгиевского боцмана. Скорее всего они просто проголодались, а на «Георгии Победоносце» их к столу никто не пригласил. Это была ошибка и ошибка непоправимая. Из документов следствия известно, что с ними отправился и один из участников заговора, комендор Юрченко, чтобы узнать, заряжены ли орудия на «Потёмкине».

Едва делегация успела вернуться и доложить о результатах поездки, как на «Потёмкин» прибыла комиссия с «Георгия». Георгиевцы сообщили о положении на их броненосце. Обе комиссии решили арестовать кондукторов «Георгия» и перевести на него часть потёмкинской команды. Затем георгиевцы вернулись на свой корабль. Вместе с ними отправилась очередная делегация «Потёмкина», чтобы ещё раз до приезда потёмкинского караула убедить матросов в необходимости ареста кондукторов. Делегация состояла из 10 человек во главе с врачом Галенко. С ними вернулся на свой броненосец и Юрченко, известивший заговорщиков о состоянии боевой готовности «Потёмкина».

Одновременно с выяснением отношений с «Георгием Победоносцем» потёмкинцы направили делегацию и к командующему войсками для переговоров о покупке лекарств, перевязочных средств, провизии и угля. Генерал Каханов отказался удовлетворить требования матросов в угле и провизии, разрешив доставить в порт только медикаменты. Тогда потёмкинцы заказали было провизию в селе Дофиновка под Одессой. Но казачьи патрули конфисковали провизию и не пустили матросов на берег.

Одновременно потёмкинцы захватили в порту пароход «Пётр Регир». На нём находилось более 100 тысяч пудов угля. «Наша команда, — вспоминал Березовский, — с такой поспешностью таскала мешки и ссыпала их, так дружно кипела работа, что едва ли что-нибудь подобное наблюдалось при грозном Голикове».

Около полудня к командующему войсками прибыла новая делегация с «Потёмкина». Она потребовала освобождения арестованных накануне потёмкинцев и доставки на броненосец провизии, угрожая в 21 час начать бомбардировку города.

В документе говорилось: «Третьего дня [16-го июня], после похорон матроса Вакуленчука, не возвратились с берега трое наших товарищей… кроме того, в тот же день не вернулись с берега ещё трое матросов, посланных нами в город за покупкой мяса… По имеющимся у нас сведениям, все эти матросы арестованы полицией и заключены под стражу. Ввиду этого мы требуем немедленного их освобождения и беспрепятственного возвращения на судно. Далее мы требуем: 1. Доставки для всей команды необходимой провизии, угля, воды и пр. запасов. 2. Освобождения из тюрем всех политических как борцов за народное дело, за которое готовы сражаться и мы. 3. Немедленного очищения города от войск, передачи его во власть населения и свободного вооружения всего города. 4. Мы же после этого будем добиваться установления Народного Правления как в городе, так и по всей России. В заключение мы заявляем, что если хоть одно из наших требований не будет удовлетворено в течение 24 часов, то мы приступаем к бомбардировке города и захвату его… И тогда мы снимаем с себя всякую ответственность за невинные жертвы, — они падут на вашу зачерствелую совесть. Команда революционной эскадры, состоящей из броненосцев — „Князь Потёмкин Таврический“, „Георгий Победоносец“, миноносца № 267 и госпитального судна „Веха“».

Если первый пункт ещё был как-то реален для выполнения, то все другие были явной провокацией. Ни командир Одесского гарнизона, ни командующий Одесским округом эти пункты исполнить не могли. В воздухе запахло бомбардировкой.

Рано утром Матюшенко тайком ездил в город, якобы для посылки жене убитого им командира «Потёмкина» тысячи рублей «в виде пенсии» (что само по себе уже кощунственно!), а на самом деле переговорить с местными солдатами о поддержке броненосца, собрать данные о положении в Одессе. Он успел переговорить с солдатами разных полков, которые якобы сообщили ему о своей готовности присоединиться к восстанию, если матросы продолжат бомбардировку и помогут солдатам. Но к каким полкам принадлежали эти солдаты, Матюшенко так и не понял.

Матюшенко, по словам Фельдмана, разыграл славный «номер». Он пошёл посмотреть расположение правительственных войск, а когда его остановили, объявил, что команда «Потёмкина» назначила пенсию вдове убитого ею капитана 1-го ранга Голикова и он просит передать ей тысячу рублей — первый взнос за первое полугодие. Может для Фельдмана совершённое Матюшенко действительно кажется остроумным и смешным «номером», но для меня это не что иное, как самое циничное издевательство палача капитана 1-го ранга Голикова над его вдовой.

Тем временем врач Галенко, узнав о решении обеих комиссий арестовать кондукторов «Георгия», решил действовать. Он достаточно быстро смог договориться с потёмкинскими кондукторами о сигнале к началу выступления, который будет подан с борта «Георгия». По прибытии на «Георгий Победоносец» Галенко объявил матросам о решении совместного совещания бомбардировать Одессу и арестовать кондукторов. Однако о причинах такого решения он ничего не сказал, и его выступление взбудоражило команду. Георгиевцы наотрез отказались стрелять по Одессе и выдать своих кондукторов потёмкинскому караулу на расправу. После этого Галенко сообщил команде «Георгия», что команда «Потёмкина» тоже хочет прекратить бунт, но боится расправы со стороны Матюшенко и его подручных. За эти слова историки приклеили Галенко ярлык предателя и провокатора. На самом же деле младший врач «Потёмкина» оказался весьма смелым человеком, ну а то, что рассказал георгиевцам о реальной обстановке на «Потёмкине», соответствовало действительности. Бывшие вместе с Галенко на «Георгии» потёмкинские активисты кинулись прикончить своего врача, но ему удалось убежать от них, а команда «Георгия» отказалась выдать врача на расправу разъярённым матюшенковцам.

В это время сигнальщики на «Георгии» увидели, как на «Веху», подошедшую к борту «Потёмкина», переходят вооружённые матросы. Это Матюшенко решил больше не церемониться и захватить союзнический броненосец силой. И командир «Георгия» боцман Кузьменко решил действовать. Вначале осторожно выбрали якорь, но только до уреза воды, чтобы он не был виден с «Потёмкина», одновременно надёжные кондуктора и матросы захватили машину, вытащили из стоящих в пирамидах винтовок затворы и разобрали замки орудий. Как только всё было готово, Кузьменко передал в машину: «Вперёд полный!»

Р.М. Мельников в своей книге «Броненосец „Потёмкин“» пишет: «Безответными остались и раздававшиеся в разных местах призывы „бить изменников“ — момент для воздействия на команду был упущен. Рассеянные сигналом тревоги по постам и отсекам, утратившие столь ободряющее на митингах чувство локтя товарища, матросы перестали быть той живо реагирующей массой, обращаясь к которой можно было возбудить революционный энтузиазм и смести предателей. Не удалось, как к этому призывали кочегары М.И. Волков, А.В. Гиль и А.С. Бутрин, потопить или взорвать корабль. Не сумели овладеть положением и находившиеся на борту потёмкинцы — хорошо организованные контрреволюционеры по приказанию Галенко вытеснили их из рубки, кочегарных и машинных отделений».

Сообщение вахтенного матроса, что «Георгий» выбирает якорь, стало для потёмкинцев громом среди ясного неба. Матюшенко с окружением выскочили на палубу. В это время «Георгий Победоносец» уже дал ход. На нём подняли сигнал: «Иду в Севастополь» и «Прошу позволения сняться с якоря!»

Потёмкинцы были застигнуты врасплох, так как почти вся команда была занята погрузкой угля и не была готова к открытию огня. Стремясь выиграть время, с «Потёмкина» ответили: «Ясно вижу», а затем просигналили: «Подождать 15 минут и следовать в Севастополь вместе».

Затем Галенко передал семафором на «Потёмкин», что желает переговорить с одним из боцманов, в надежде подать сигнал к восстанию на самом «Потёмкине». Но ему такой возможности уже не дали.

«Георгий» прошёл вдоль правого борта «Потёмкина» на выход из гавани. На «Потёмкине» подняли новый сигнал: «„Георгию Победоносцу“ стать по диспозиции». На это Кузьменко приказал лишь увеличить ход. Успокаивая команду, он заявил, что «Потёмкин» тоже идёт в Севастополь, но разрешил им идти первыми. Когда стало понятно, что «Георгий» идёт сдаваться властям, на его палубе начался настоящий рукопашный бой между бывшими на борту «Георгия» потёмкинцами и местными матюшенковцами с одной стороны и остальной командой. Дрались штыками и прикладами. Численный перевес был на стороне противников «Потёмкина», и вскоре все «сознательные» матросы вынуждены были отступить. «Георгий Победоносец» вышел из Одесской гавани и направился в открытое море.

На «Потёмкине» пробили боевую тревогу, развернули башни главного калибра в сторону «Георгия», подняли боевой красный флаг «Наш» и сигнал «Буду стрелять».

На «Георгии» началась паника. Броненосец развернулся и стал снова входить в гавань. В этот момент к его борту подошёл лоцманский катер и предложил Кузьменко следовать за ним. Вбежавшие на мостик Кашуба, Бородин и Дейнега снова попытались захватить управление кораблём, но были оттеснены. Идя за катером, Кузьменко ввёл броненосец в порт и отдал якорь у Платоновского мола. После этого 15 кондукторов во главе с Кузьменко перебрались на лоцманский катер для следования на берег. С собой боцман взял кормовой флаг «Георгия».

Бывшие на «Георгии» потёмкинцы, спустили шлюпку, чтобы идти за помощью. С ними отправились: Волков, Кашуба и Силкин. Прибыв на «Потёмкин», Кашуба сразу же призвал расстрелять собственный корабль, на котором ему не удалось стать вожаком. Но стрелять по «Георгию Победоносцу» матросы «Потёмкина» отказались, зная, что и те в долгу тоже не останутся.

Уход «Георгия Победоносца» явился переломным моментом всей потёмкинской эпопеи. На самом деле ничего страшного не произошло, и при грамотных и энергичных действиях «Георгий» ещё можно было вернуть, высадив на него вооружённый десант, тем более что после убытия кондукторов там снова царил полный разброд. Но впечатление, которое произвёл уход «Георгия», было столь велико, что на «Потёмкине» растерялись, а потом там тоже началась самая настоящая паника. «По всему кораблю, — вспоминал впоследствии бывший потёмкинец Токарев, — внезапно пронёсся крик: „Идём в Румынию!“ Тогда из нас никто не мог понять, откуда исходит этот призыв, и лишь позднее выяснилось, что эту подлую мысль подал жалкий трус командир Алексеев». Остановить начавшуюся панику ни Матюшенко, ни его сторонникам так и не удалось.

Из воспоминаний И. Лычёва: «По всему кораблю внезапно пронёсся крик: „Идём в Румынию!“ Тогда из нас никто не мог понять, откуда исходил этот провокационный призыв. И лишь позднее мы выяснили, что эту подлую мысль подал жалкий трус Алексеев. Наши попытки остановить панику, успокоить команду оказались бесплодными. Матросов точно загипнотизировал этот вопль. „Идём в Румынию… в Румынию…“ — слышалось везде, от капитанского мостика до машинного отделения… „Потёмкин“ вышел в море, убегая от неведомой опасности».

18 июня около 17 часов «Потёмкин» выбрал якорь и взял курс к берегам Румынии, бросив своих сторонников на «Георгии» на произвол судьбы. За ним последовала верная миноноска № 267.

Тем временем кондуктора «Георгия» были доставлены к градоначальнику. Не разобравшись в происшедшем, градоначальник сообщил командующему округом, что «Георгий Победоносец» посажен на мель, а команда желает сдаться. Это была неправда. Корабль на мели не сидел, а команда всё дралась между собой, выясняя отношения, но никому сдаваться пока не собиралась. Однако именно с этого сообщения одесского градоначальники и родилась легенда о посадке «Георгия Победоносца» на мель, встречающаяся повсеместно почти во всех статьях о восстании на «Потёмкине».

Затем одесское начальство наконец-то выяснило, что «Георгий» вовсе не стоит на мели, а среди его команды всё ещё кипят страсти, к кому присоединяться. К памятнику Ришелье подтянули артиллерию, а на сам броненосец — пехотный батальон. На этом страсти на «Георгии Победоносце» улеглись, и генерал Коханов мог с чистой совестью телеграфировать в Петербург о сдаче броненосца властям. На телеграмму Николай наложил следующую резолюцию: «После самого скорого следствия и полевого суда надо привести приговор в исполнение перед всей эскадрой и городом Одессой».

20 июня в Одессу прибыли командир и офицеры «Георгия». На броненосце сразу же было арестовано 68 активных мятежников. В момент отправки арестованных один из них, машинный квартирмейстер Гуляев, вырвался из рук конвоиров и, бросившись в воду, чтобы бежать, утонул.

Начальник одесского жандармского управления — в Департамент полиции, 20 июня 6 ч. 24 м. дня: «Сегодня около шести часов утра прибыли из Николаева на „Эриклике“ офицеры „Георгия“. Побывав на броненосце, где экипаж встретил их приветствием, они подняли на броненосце флаг, отправились командующему войсками, прося дать войска для ареста бунтовавшей части экипажа „Георгия“, возвратились на броненосец, откуда снято шестьдесят семь бунтарей… В порт пришёл из Севастополя контрминоносец „Стремительный“, имея приказание разыскать „Потёмкина“ и взорвать его; у „Стремительного“ нет ни одного матроса, вся команда состоит только из офицеров. По окончании нагрузки угля и провизии „Стремительный“ отправился для выполнения возложенного на него поручения…»

В это время на броненосце «Георгий Победоносец» команда была вновь приведена к присяге. Отслужили молебен. Многие с искренним раскаянием молились и плакали. Матросы сами помогли выявить зачинщиков — семьдесят человек. Их свезли на берег и взяли под стражу.

Но потеря «Георгия» была не единственной для «Потёмкина». Помимо броненосца, Матюшенко исключительно по собственному недоумию потерял и транспорт «Веха». Перед бегством из Одессы с «Потёмкина» приказали «Вехе» грузить уголь с парохода «Пётр Регир» и следовать за ними. В 20 часов 20 минут «Веха» закончила погрузку и около 21 часа отошла от транспорта. К этому времени «Потёмкина» уже и след простыл. Матюшенко и компания бежали из Одессы так спешно, что даже забыли оповестить «Веху» о своём маршруте. Не зная, куда он направился, «Веха» взяла курс на Очаков. Там «Веха» сдалась властям. Любопытно, что никого из собственных активистов команда «Вехи» так и не выдала, зато все, как могли, поносили «кровожадного Матюшенко», который всё время призывал их прикончить своих офицеров.

Уход «Потёмкина» из Одессы был далеко не триумфальным, как его недавний приход. Тогда появление мятежного броненосца вызвало определённый ажиотаж, теперь же всем было на него глубоко наплевать. Уход «Потёмкина» из Одессы был самым настоящим бегством. Об этом говорит хотя бы такой факт. Совершив весьма недальний переход в Констанцу, на «Потёмкине» начались большие проблемы с углём. А ведь он вроде бы грузился углём со специального угольного транспорта! Почему же не догрузился, ведь никто этому вроде бы не мешал и никакой реальной опасности для него в Одессе не было? А потому, что, увидев сдачу «Георгия», потёмкинцы в панике побросали мешки с углём, развели пары и дёрнули из Одессы куда глаза глядят, не предупредив даже верную им «Веху». Поразительно, но если на «Георгии» всё время панически боялись «Потёмкина», то на «Потёмкине» напоследок перепугались «Георгия» ещё больше! Вот тебе и герои!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.