Косово: котёл ненависти

Косово: котёл ненависти

Два мира — две правды

В Косово мне приходилось бывать неоднократно, начиная с 1999 года. Именно за эти командировки я получил в 2000 году медаль от Генерального секретаря НАТО «За участие в миротворческой операции НАТО в Косове». Но этот край, так долго истекавший кровью, памятен мне не наградой, а впечатлением от тех ужасов, которые пришлось пережить его жителям.

Да и нам, журналистам, приходилось попадать в такие ситуации, когда надеяться можно было только на чудо. Ну и на собственную смекалку и быстроту реакции, конечно. Косово буквально кишел вооружёнными людьми, они встречались повсюду, и спрашивать — кто они? — порой было смертельно опасно.

Вот простой пример того, что там происходило. Вместе с нами работали коллеги из киевского бюро информационного агентства «Рейтер». Среди них был Тарас Процюк — тот самый, что четыре года спустя погибнет в Багдаде от снаряда американского танка. Наверное, мы, журналисты, всё же не совсем нормальные. Ведь на всех войнах, во всех странах мира работают практически одни и те же люди. Сегодня мы в Афганистане, завтра — в Косово, послезавтра — в Браззавиле, потом вообще бог весть где. И везде встречаешь знакомых, которые уже воспринимаются как боевые товарищи. Прощаясь друг с другом, мы говорили: «Ну что, старик, где в следующий раз встречаемся? Да одному Богу известно. Там, где опять будут воевать».

Так вот и с Тарасом Процюком, царствие ему небесное. У его группы была бронированная машина «Лендровер Дефендер» с надписями на разных языках: «ТВ», «телевидение». То есть специально сделанная и оборудованная для работы в таких местах, где стреляют.

Так вот каждый встречный — каждый! — у кого был автомат, старался проверить эту машину на прочность, то есть обстреливал просто из интереса. Автоматные пули, конечно, броне «Лендровера» были не страшны, но где гарантия, что завтра не захотят пострелять из чего-нибудь более серьёзного — гранатомёта, а то и пушки. В итоге украинские коллеги решили отказаться от бронированного автомобиля, чтобы не искушать любителей развлекаться стрельбой.

А нам в Косово ни в коем случае нельзя было говорить, что мы представляем российское телевидение. Местные албанцы считали, что русские вместе с сербами делали, как они говорили, «масакру» — то есть якобы занимались этническими чистками. Поэтому когда мы проходили аккредитацию в пресс-центре KFOR — миротворческих сил НАТО в Косово, всегда просили не расшифровывать аббревиатуру РТР, то есть не уточнять, что это означает именно российское телевидение и радио. Нам просто писали на бейджике буквы: «RTR». Однажды это в прямом смысле слова спасло мне жизнь.

Мы всей группой возвращались из города Косовска Каменица. По дороге заехали в придорожное кафе, чтобы купить каких-нибудь бутербродов. Когда вышли, на улице уже стемнело. И вдруг мы увидели, что горит соседний с кафе дом. Просто полыхает. Не снять это мы не могли. Оператор Борис Агапов быстро залезает на забор вокруг горящего дома, начинает съёмку, ассистент Миша Кулевич страхует его снизу.

И вдруг — как черти из под земли возникают восемь человек. Подходят ко мне, спрашивают: кто вы, что здесь делаете? Я, в свою очередь, не знаю, кто они, поэтому на всякий случай отвечаю (по-английски, разумеется): «Мы — журналисты из Турции». Один, видимо, старший в этой компании, взял мой бейджик, увидел на нём буквы: «РТР». Посмотрел на меня вопросительно. Я поспешил объяснить, что это означает «Рефах телевидение и радио». «Рефах» означает «благоденствие», так называлась партия, в то время правящая в Турции.

И вдруг этот человек на чистейшем анатолийском наречии спрашивает меня, в каком городе находится штаб-квартира нашей телерадиокомпании. Я не ожидал такого поворота. Выручило то, что я владею турецким языком, иначе нам бы конец. Уже по-турецки отвечаю: «В Стамбуле». Тот покивал головой — хорошо, мол.

Тут я начинаю шёпотом орать оператору и ассистенту — такое бывает, когда нервы на пределе: «Спускайтесь, потихоньку идите к машине, дело пахнет керосином».

А сам, чтобы выиграть время, начинаю задавать какие-то тупые вопросы этим непонятно откуда появившимся туркам: «Что это горит?» Мне говорят: «Разве не видишь? Дом горит». — «Чей же это дом?» — «Сербский, конечно». — «А много ли здесь людей из Турции?» — «Да, наших братьев здесь много».

Действительно, тогда все знали, что в Косове на стороне албанцев воюют много турецких боевиков, наёмников. Ещё они прославились тем, что после боёв усиленно занимались грабежами домов, брошенных сербами, то есть мародёрством.

Потом турок говорит: «Дай-ка я ещё раз взгляну на твой бейджик». Я понимаю, что он, во-первых, может сейчас рассмотреть и прочитать мое имя, а оно явно не турецкое, и, во-вторых, если он сейчас начнет задавать мне какие-нибудь уточняющие вопросы, к примеру, на какой улице находится офис нашей компании, то ответить ему я не смогу. Я много раз был в Стамбуле, но не настолько хорошо его знаю, чтобы правильно ему ответить. Одним словом, надо было срочно что-то делать, иначе они поняли бы, что мы не те, за кого себя выдаем. Говорю по-турецки: «Подождите минуту, я сейчас вернусь. Мне нужно кое-что сказать оператору», — и отхожу к машине, у нас был старый «Фольксваген Гольф», всего с двумя дверями. Ребята уже сидят в салоне, окно открыто. Я нырнул в это окно ласточкой, и водитель резко взял с места. Турки не успели ничего сделать, до машины было метров десять.

Доехали до ближайшего блокпоста KFOR, там были американцы. Мы им говорим: «Здесь недалеко группа мародёров, они грабят и поджигают дома». Миротворцы отнеслись к этому спокойно — дескать, это происходит везде и постоянно, всех мародёров всё равно не переловишь. Вот такая весёлая история.

Ещё один важный момент — именно в Косово я впервые столкнулся с таким безобразным явлением, как намеренное искажение фактов моими коллегами, работниками средств массовой информации из западных телекомпаний.

Помню как сейчас — мы тогда снимали уходивших с косовской территории албанцев-беженцев.

У этих людей очень непростая судьба, это связано с особенностями истории балканских стран в последние десятилетия двадцатого века. Сначала они бежали из Албании, где в 1970-х—80-х годах царил диктаторский режим Энвера Ходжи. Это было ещё в годы правления в Югославии президента Иосипа Броз Тито, легендарного коммунистического лидера. Тито принял огромное количество беженцев, разместил их в Косово, и в итоге через несколько десятилетий албанцев там стало подавляющее большинство.

Они почувствовали себя хозяевами, стали открывать свои школы, а потом и университеты, где обучение велось только на албанском языке. Дальше — больше: появилась параллельная албанская полиция и вообще параллельные властные структуры. В итоге это привело к гражданской войне. И тут уже Слободан Милошевич, на тот момент президент Союзной Республики Югославия, решил бороться с сепаратизмом косовских албанцев, используя армию и полицию. Полицейские просто заходили в албанские дома, отбирали у людей югославские паспорта и выгоняли их из домов. Это потом дало повод обвинить Милошевича в организации геноцида косовских албанцев.

Мы работали вместе с журналистами Би-Би-Си, но принципы подачи материалов и отношение к происходящему у нас с ними были совсем разные. Я со своей съёмочной группой старался сначала показать ситуацию в Югославии в целом, а уже потом рассказать, как тяжело приходится албанским беженцам.

Британские и американские тележурналисты поступали иначе. Они снимали такие сюжеты. Албанская девушка с годовалым ребёнком на руках идёт по горному перевалу, проваливаясь в снег по колено. При таком подходе симпатии зрителей, конечно, были на стороне албанцев. Все, кто видел эти репортажи, начинали автоматически ненавидеть тех, кто заставил эту девушку идти по снегу в горах. Но если бы в тех же самых репортажах показывали, что происходило раньше на территории Косово, где жила эта беженка, где таких же девчонок, только сербских, зверски насиловали и убивали, то ещё неизвестно, на чьей стороне оказались бы симпатии зрителей.

Вот и получается, что с одной точки одни и те же события можно показать очень по-разному. Мы, наивные дурачки, до этого момента полагали, что в тележурналистике может быть одно-единственное правило — объективное информирование людей о происходящем. Оказалось — ничего подобного. Могут существовать и такие приоритеты, как передача дозированной информации и формирование определённого общественного мнения. В Косово я увидел это в первый раз, но потом это стало нормой в работе ряда западных СМИ во время политического кризиса на Украине.

Вообще, именно на косовской земле у меня окончательно открылись глаза в отношении западных «демократических» принципов и пресловутого «миротворчества» натовцев. И я стал категорическим противником участия в этой грязной операции наших, российских военных. Сейчас попробую объяснить — почему.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.