Вхождение в советскую элиту
Вхождение в советскую элиту
Вхождение в советскую элиту сопровождалось немалыми материальными выгодами, представлявшимися особенно значительными на фоне общей нищеты в стране: автомобиль, дача, телефон, просторная квартира, закрытые спецмагазины. В начале 1943 года Александра Диевна с дочерьми Эрой и Эллой вернулись из Куйбышева в Москву. Они поселились в доме № 3 на улице Грановского, в самом центре столицы. В этом большом и зажиточном доме, построенном в конце XIX века, до 1917 года проживали врачи, адвокаты, музыканты, артисты… В 1939 году в нем уже жили Молотов, занимавший целый этаж, Буденный, Тимошенко, Мерецков, Хрущев, Вышинский и старший сын Сталина Яков Джугашвили. В 1943 году туда переехала новая военная элита: Жуковы, Василевские, Рокоссовские, Коневы, Голиковы. Всех их обслуживала целая армия домработниц, кухарок, консьержек, слесарей, электриков, которая целиком состояла на службе в НКВД. При этом на пятом этаже сохранилась обычная московская коммуналка, населенная простыми советскими гражданами. На улице Грановского также находился закрытый ресторан, называемый кремлевской столовой, где жители дома № 3 могли пообедать и поужинать, заказать обед или ужин на дом или взять продукты «сухим пайком». В доме на улице Грановского имелась даже своя партячейка, возглавлявшаяся Ниной Петровной Хрущевой. В 1944–1945 годах в доме организовывались коллективные просмотры фильмов, «взятых в качестве трофея» Красной армией и недоступных обычным жителям СССР. В квартире Василевского в одной из комнат стоял телефонный аппарат, возле которого постоянно дежурил офицер-связист. «В его квартире была комната, которая называлась „телефонная“, – вспоминает дочь Голикова Нина, – там стоял телефон с прямой связью с фронтами и всегда сидел дежурный офицер. Когда Василевский знал, что в такое-то время он будет связываться с таким-то человеком на таком-то фронте, он посылал адъютанта сказать жене этого человека, чтобы она пришла. Я очень хорошо помню, как мы с мамой, взявшись за руки, бежали через двор из пятого подъезда в третий подъезд. Представьте: 43-й год, а я слышу голос папы с фронта. […] В нашем четвертом подъезде жили Мерецков, Тимошенко, Буденный, Малиновский, мой отец. Я уже была взрослая, но не припоминаю, чтобы они общались между собой. Знаю, что встречались маршалы в основном на дачах. Дом прослушивался, а при их занятости собираться за чашкой чая, чтобы говорить о погоде, – это не стоило их драгоценного времени. А вот жены и дети общались. Многие из нашего дома учились в так называемой правительственной школе в районе площади Маяковского. Некоторых детей туда возили на машине. Вообще у большинства жильцов были автомобили. Если глава семьи ездил на ЗИСе, то, когда нужно было поехать куда-то по домашним делам, приезжала „эмка“. Для нас это было нормально»[597]. 18 марта 1944 года Сталин лично составит текст постановления «О развертывании в Москве сети магазинов и ресторанов для обслуживания деятелей науки, искусства, литературы и высших офицеров». Через месяц двадцать магазинов открыли свои двери, предлагая мясо, вино, чай, сигареты, одежду и обувь – неслыханную роскошь в стране, где рабочий получал в день 500–700 граммов хлеба, а пенсионер – 300 граммов. При домах Красной армии, архитекторов, писателей, кинематографистов открылось пятьдесят «коммерческих» ресторанов, некоторые из которых работали до пяти часов утра. Все представители привилегированных профессий имели в этих заведениях скидку 30 %, за исключением военных, которым Сталин подарил 50 %-ю скидку.
Александра Диевна Жукова сдружилась с Марией Васильевной Буденной и Анастасией Михайловной Тимошенко. Три женщины едва ли не ежедневно ходили друг к другу в гости. Общение помогало им переносить отсутствие мужей. «Папа довольно часто [начиная с 1943 года], хоть и ненадолго, приезжал в Москву, – рассказывает Элла. – Мы всей семьей ездили на аэродром его встречать». По-настоящему Георгий Константинович начал жить в доме № 3 на улице Грановского лишь с 1946 года, после возвращения из Германии, и прожил там недолго. График его передвижений и командировок позволяет установить точно, что за три последних года войны он провел в своей квартире не более пятидесяти ночей. В Кремль или в наркомат он ходил пешком, обедать всегда приходил домой. Жуковы не питались в «кремлевской столовой», они брали там продукты, которые в других местах достать было невозможно, и готовили сами. Впрочем, они пользовались спецмагазином для высших офицеров. Это избранное общество сталинской поры охотно заключало браки в своем кругу. Так, Василий, второй сын Сталина, женится на дочери маршала Тимошенко. В 1948 году Юрий Василевский вступит в брак с дочерью Жукова Эрой. Позднее Юрий скажет: «Отец, честно говоря, был не в восторге. В это время Сталин всячески пытался не допустить дружбы между главными полководцами войны. А уж семейные связи вообще были крайне нежелательны»[598].
В конце 1942 года Жукову напомнила о себе Мария Волохова, его большая любовь из Минска. Антон Янин, ее муж и друг Георгия, человек, который спас его от калмыцких сабель, погиб в Сталинграде. Его сын Владимир, крестник Георгия, умер от ран в Керчи. Мария осталась одна с Маргаритой, дочерью Жукова. Она попросила у него помощи, которую Георгий охотно оказал. Затем началась его душевная переписка с Маргаритой. Когда девушка вследствие недоедания заболела, маршал немедленно отправил свой личный DC-3, чтобы отвезти ее в санаторий. С этого момента он не переставал заниматься ею с такой же заботой, какую проявлял по отношению к Эре и Элле. Все его четыре дочери согласны в том, что он был отличным, почти идеальным отцом.
Сталин сделал Жукову царский подарок по случаю присвоения ему маршальского звания: персональный поезд. Только сам вождь, Молотов и еще два или три члена политбюро имели право на эту почесть, имевшую в большевистской системе глубокое символическое значение. Начало этой традиции положили поезда Ленина, Сталина, Тухачевского и… Троцкого времен революции и Гражданской войны. Бучин описывает его следующим образом: «Спецпоезд был сформирован так, чтобы служить подвижной штаб-квартирой заместителя Верховного Главнокомандующего. Салон-вагон маршала (много спустя я выяснил, что он был бронированный), вагоны охраны, связи и наш, водительский вагон – гараж на две машины. Спереди и сзади состава из пяти вагонов бронеплощадки с зенитками. На каждой по 37-мм орудию и счетверенной пулеметной установке»[599].
Победа под Сталинградом изменила взаимоотношения между Сталиным и его военачальниками. Вождь поверил в их способности; доверие было хрупким, непостоянным, но реальным. Он стал прислушиваться к своим советникам, в первую очередь к Жукову. Также он интересовался мнением командующих фронтами, имевшими к нему доступ в любой момент. Все они, и Жуков первый, находились под плотным контролем НКВД и должны были давать точные и практически постоянные отчеты о своей деятельности. Это новое доверие не означало, что до Сталинграда вождь все делал, как ему заблагорассудится: он всегда советовался со специалистами, прежде чем принять решение. Но если теперь он больше прислушивался к профессионалам, то потому, что после восемнадцати месяцев войны они стали более компетентными. Жуков сам признаёт это с некоторым простодушием: «Лично для меня оборона Сталинграда, подготовка контрнаступления и участие в решении вопросов операций на юге страны имели особо важное значение. Здесь я получил гораздо большую практику в организации контрнаступления, чем в 1941 году в районе Москвы, где ограниченные силы не позволили осуществить контрнаступление с целью окружения вражеской группировки»[600]. Жуков, как и все его товарищи, принял идею, что время начиная с 22 июня 1941 года было периодом непрерывной учебы способам борьбы с противником, превосходящим Красную армию в тактическом отношении и в умении управлять крупными современными соединениями. После Сталинграда еще будут ошибки – и немало, в том числе у Жукова, – но ни одна не станет катастрофической. Если сравнить высшее командование вермахта и Красной армии между 1941 и 1944 годами, мы будем поражены большей стабильностью советского генералитета. Количество командующих фронтами ограничивается дюжиной человек, командующих армиями – меньше сотни. Кадры центрального управления родами войск – танковыми, артиллерией, авиацией – за редкими исключениями – не менялись с 1941 года. Дьявольская чехарда кадров – эта язва РККА с начала 1930 годов – прекратилась.
Сталинград принес еще одно изменение, важное для Жукова и Красной армии. Сталин ввел и стал систематически применять институт «представителей Ставки», направлявшихся на фронты контролировать подготовку операций и координировать их проведение. Необходимость введения института представителей Ставки диктовалась огромной протяженностью фронта и слабым развитием средств коммуникации и связи. С первых дней войны Сталин использовал с той же целью Шапошникова и Ворошилова, но речь прежде всего шла о том, чтобы следить и карать, показывать, что внимание Сталина приковано к тому или иному участку. После Сталинграда полномочия представителей были расширены. Они могли изменять сроки операций, усиливать, за счет резервов Ставки, тот или иной участок, отменить или начать атаку, но всегда после получения санкции Верховного главнокомандующего, с которым разговаривали минимум раз в день по телефону спецсвязи. Большая часть миссий подобного рода выпала за войну на долю Жукова. Благодаря хронологии, составленной российским историком Исаевым[601], можно насчитать их более пятидесяти.
Состав самой Ставки изменился мало. В 1943 году в нее вошли Василевский и Антонов, тогда как Ворошилов, Буденный и Тимошенко отошли в тень: их с тех пор забывали приглашать на ее заседания. С декабря 1942 года стабилизировалась и ситуация с кадрами Генштаба, после прихода на должность начальника Оперативного управления замечательного профессионала своего дела – генерала Антонова, которого окружали талантливые генштабисты, такие как Штеменко – казак с огромными усами.
Для Жукова, как для представителя Ставки, 1943 год будет тяжелым. Поражает даже география его передвижений. За исключением Арктики, он посетил все участки фронта, от Кубани до Ленинграда, проделав на самолете и на машине по меньшей мере 150 000 км. Он побывал на одиннадцати фронтах, в двух третях из шестидесяти армий, участвовавших в боевых действиях. Не было ни одной операции в этом году, успешной или неудачной, к которой он не имел бы отношения.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.