Глава 4. РЫБАКИ

Глава 4.

РЫБАКИ

Во время молитвы Ямаан Аюб, как правило, просит Аллаха о двух вещах: чтобы окончательно не сломался старинный мотор его рыбачьего баркаса и чтобы не было новой войны…

Войны с Ираном…

Недостатка в недругах и врагах у Багдада явно не наблюдается. И пока весь Ирак живет в ожидании теперь почти уже неотвратимого американского вторжения, 58-летнего Ямаана, как и большинство жителей маленького рыбацкого городка Эль-Фау на юге Ирака, больше волнует то, что соседний Иран непременно воспользуется этим и двинет свои войска через реку Шатт-Эль-Араб, образованную слиянием легендарных Тигра и Евфрата и разделяющую две исламские державы, потерявшие, только по официальным данным, около 1 000 000 убитыми с обеих сторон во время войны 1980–1988 годов.

В ходе той затяжной, бессмысленной и разрушительной войны город Эль-Фау в течение двух лет удерживался иранской армией и был обращен в руины. С тех пор его жители, которые, вернувшись на пепелище, отстроили свой город заново, с тревогой вглядываются в даль залива, где в паре километров развевается красно-бело-зеленое знамя Ирана.

Память о той войне укоренилась глубоко. Даже традиционные мозаичные панно и различные монументы, посвященные войне с Ираном, встречаются на местных дорогах так же часто, как статуи и портреты Саддама Хусейна.

Ямаан Аюб застал по возвращении в разрушенный и сожженный Эль-Фау в апреле 1988 года страшную картину: «Они уничтожили все дома, школы, больницы».

Теперь Ямаан боится, что история повторится: «Если американцы нападут на Ирак, они сюда не сунутся. Может быть, сбросят пару бомб, и все. Они полезут на север. И больших неприятностей нам нужно ждать не от американцев, а от Ирана».

Ямаан не одинок в своей уверенности. Другие рыбаки, привезшие свой недельный улов на рынок Эль-Фау, также опасаются возможной агрессии со стороны своего восточного соседа. «В этот раз мы им город не отдадим», — уверяет Дауд Салман. Другие рыбаки тоже вступают в разговор и привычно начинают бить себя в грудь и кричать, что будут сражаться до самой смерти за родного и любимого Саддама.

В 1991-м, во время операции «Буря в пустыне», иранцы уже имели возможность вторгнуться на территорию Ирака, ослабленного ударами США, но тогда удержались от прямой военной агрессии и вместо этого поддержали восстание шиитов, которое было жестоко подавлено элитными частями, преданными Саддаму, в марте того же года. В ходе операции спецназ иракской армии уничтожил предположительно десятки тысяч мятежников и мирных гражданских лиц — в основном шиитов.

Опасность интернационализации возможного конфликта, о которой говорят темные и неграмотные рыбаки на юге страны, разделяют и некоторые аналитики в самом Багдаде.

«Конечно, иранское вмешательство в события на юге в 1991 году можно назвать актом агрессии, — считает доктор Муртада Насан Эль-Накиб, глава кафедры истории в Багдадском университете. — Сейчас по крайней мере две группы оппозиции (шиитской) находятся на территории Ирана и Иран может попытаться вновь извлечь выгоду из этой ситуации».

«Множество катастроф может произойти, если американцы начнут свое вторжение, — предполагает другой аналитик — Вамид Надми, профессор политических наук Багдадского университета. — Иран может решить установить буферную зону в Ираке, чтобы обезопасить себя от соседства с войсками США, и для этого окажет широкую поддержку одной из воюющих шиитских группировок вплоть до прямого вмешательства. В то же время на севере туркам явно не понравится возможность усиления полунезависимого Курдистана, и они тоже вмешаются в конфликт. Таким образом, страна будет ввергнута в море насилия по всем направлениям».

В те тревожные дни 1991 года городу Эль-Фау удалось остаться в стороне от эпицентра восстания, охватившего значительную часть юга страны. Вспоминая кровавые события, рыбаки, сами шииты, отводят взгляды и уныло, словно заученно, бормочут что-то о бандах каких-то преступников, которыми руководили и которых вооружили иранцы где-то там далеко.

Но память возвращается к Ямаану, как только разговор касается его лодки, если ее можно так назвать. Глядишь на баркас Ямаана, и на ум приходят десятки сравнений, вплоть до библейского Ковчега. Но и Ковчег, наверное, выглядел бы по сравнению с ботиком Ямаана как спортивная яхта.

Когда-то давно, в 70-е, Ямаан был владельцем двух лодок с двумя хорошими двигателями. Обе сгорели во время войны. Теперь лодка одна — но какая! Около 15 метров в длину, около 3 метров в ширину, скрипучая посудина была собрана Ямааном из кусков и обломков старых лодок, ее дощатые борта иссушены солнцем и морем до такой степени, что трудно понять, какого они цвета.

«Мой двигатель — как старший член семьи». — С особой нежностью Ямаан демонстрирует свое сокровище: шестицилиндровый, мощностью 120 лошадиных сил немецкий двигатель, такой старый, будто его в свое время оставила в раскаленных аравийских песках отступающая армия гитлеровского генерала Роммеля.

Двигатель работает вместе с русским генератором от «Нивы», подогнанным к нему самым невероятным образом. Даже сам Ямаан не знает, как это получилось, но связка функционирует.

Правда, больше времени приходится тратить на его починку, чем на все остальные заботы, вместе взятые. Двигатель ломается каждый день. «Дело не в деньгах. Из-за санкций их просто не продают. Поэтому когда я возвращаюсь в порт, хожу от одной кучи металлолома к другой, чтобы найти какую-нибудь подходящую железяку. Если двигатель окончательно сломается, я не смогу платить своей команде — и моя семья будет голодать».

Вместе с женой, детьми и внуками семья Ямаана насчитывает 13 человек. До войны с Ираном работы было много и денег хватало на все. Ямаан часто привозил в порт до 300 килограммов рыбы. Сегодня он и его команда из шести человек (двое сыновей и четверо нанятых работников) привезли на рынок около 150 кг рыбы — недельный улов, который они продали за 70 долларов, и выручку разделили на семерых.

Кучки бледно-серых рыбок длиной не больше десяти сантиметров свалены беспорядочно прямо на грязную пристань, словно кто-то опрокинул все несуществующие лотки. Рыбаки и торговцы быстро заключают сделки, ожесточенно жестикулируя и перепрыгивая через кучи рыб. Рыбаки не в силах торговаться — хотят быстрее домой к семьям. Они привычно жалуются на санкции, а также на постоянные преследования и притеснения от иранской и кувейтской береговой охраны: «Три дня назад кувейтские пограничники остановили нашу лодку, забрали весь наш улов и избили нас. Они так себя ведут, будто залив принадлежит им. Им и иранцам».

Тем временем Ямаан и его команда вычищают громадный ящик из-под льда от прилипшей чешуи. В море они всемером спят по очереди в кормовом отсеке трюма, где ничто не предназначено для комфорта. Голые доски с кусками картона, которые используются как матрасы, и несколько старых тонких одеял, засунутых в мешок из-под риса.

Команде приходится экономить на всем, в том числе на еде и воде. «На море мы не можем позволить себе всласть напиться воды, — говорит Ямаан. — Нам не нужно много еды. Все, что нам нужно, — это наша свобода и наша родина. И мы будем сражаться до последнего, если нужно».

Этот упрощенный взгляд на вещи разделяет и губернатор города бригадир Амар Мухаммад, который в апреле 1988 года вводил свой батальон в освобожденный Эль-Фау. Теперь он готовится вновь его защищать.

Сидя в своем просторном кабинете под портретом Саддама, бригадир Мухаммад говорит, что у него есть «отличный» план по защите города на случай иранской интервенции: «В городе и его окрестностях проживают около 100 000 человек. В основном это рыбаки и их семьи. У большинства из них есть оружие. Каждый из них — часть плана. Они будут сражаться как герои».

На вопрос, предусматривает ли его «отличный» план эвакуацию женщин и детей, губернатор ответил: «Нет, женщины и дети остаются здесь. Вместе с мужчинами они будут сражаться за Саддама Хусейна, за партию, за родину».

В таком порядке…