1. Китай

1. Китай

Еще в 1936 г. американский корреспондент Эдгар Сноу, преданный поклонник и друг Мао Цзэдуна, писал: «В попытках овладеть рынками и богатствами внутренних областей Китая Япония сломит свою имперскую шею. Катастрофа произойдет не в форме естественного экономического коллапса Японии, а наступит потому, что условия господства, навязанного Японией Китаю, окажутся невыносимыми для человеческого существования и в скором времени вызовут сопротивление такой мощи, которая изумит мир»¹. Сноу верно предугадал гибель японского империализма, хотя и преувеличил эффективность вооруженного сопротивления китайцев. Стратегия союзников на Дальнем Востоке в пору войны в основном определялась намерением Америки превратить Китай не только в ключевого участника противостояния, но и в мощную державу. Немыслимые усилия тратились на то, чтобы снабжать по воздуху через Индию находившихся в Китае американцев (по большей части это были летчики, поддерживавшие националистическую армию Чан Кайши). После того как Бирма была в 1942 г. захвачена японцами и путь по суше отрезан, оставался только воздушный путь «через горб» Гималаев. В Китае американцы строили аэродромы для размещения своих бомбардировщиков.

Но все планы пошли прахом. Китай пребывал в хаосе – обнищавшая страна, разделенное общество. На бумаге войско Чан Кайши выглядело огромным, но его режим и его военачальники были коррумпированы и некомпетентны, плохо экипированные солдаты вовсе не рвались в бой с японцами. Чтобы действовать с территории Китая, американской авиации требовалось сначала решить непреодолимые операционные и логистические проблемы. В провинции Хэнань преобладали коммунисты во главе с Мао Цзэдуном, которые также на словах выступали против японцев, однако берегли силы на будущее, чтобы после войны разделаться с Чан Кайши. С 1937 по 1942 г. националисты и коммунисты совместно причинили оккупантам немалый ущерб, перебив 181 647 человек. Но и националисты, и коммунисты отказывались вступать в открытый бой с противником, и их скудные ресурсы расходовались почти впустую, без заметных результатов. Китайский историк Шэнь Джихуа описывал ситуацию в провинции Шаньдун: «Местное население гораздо больше волнует прагматическая выгода, чем идея национализма. При столкновении национальных и местных интересов они без колебаний поступятся общенациональным»².

Хотя Мао ухитрился отвести американцам глаза и они поверили, будто его партизаны активно борются с захватчиками, большую часть военного времени он по молчаливому соглашению соблюдал с японцами перемирие и даже втайне сотрудничал с ними, деля доходы от торговли опиумом. Если националисты потеряли в пору оккупации 3,2 млн человек, то коммунисты насчитывают всего 580 000 погибших. Под конец войны Чан Кайши сражался уже не столько с японцами, сколько против Мао и без обиняков утверждал: «Японцы – болезнь накожная, а коммунисты проникли в самое сердце».

Тем не менее на поддержание оккупационного режима, охватившего половину территории Китая, Токио расходовал огромные ресурсы и нес большие потери – 202 958 японцев погибло в Китае в 1941–1945 гг. Для сравнения: в боях против англичан погибло 208 000 человек, в сражениях с американцами – 485 717 солдат и офицеров и 414 879 моряков. Очень уж велик был захваченный японцами кусок: даже при слабом сопротивлении на местах Токио приходилось посылать в Китай значительные силы, чтобы удерживать эту территорию и контролировать враждебное, а порой и доведенное голодом до отчаяния население. На севере Квантунская армия занимала Манчжурию, превращенную в сателлит Японии (марионеточное государство Манчжоу-го). Центрально-китайская армия расположилась в Пекине, а штаб-квартирой Экспедиционных сил Центрального Китая стал Шанхай. Все оценки потерь Китая в тот период страдают неточностью, но можно с достаточной степенью уверенности принять цифру 15 млн: столько китайцев погибло непосредственно от рук японских военных, от голода и эпидемий, в том числе эпидемий, умышленно вызванных специалистами в составе японской армии (отряд 731), которые испытывали биологическое оружие.

Японцы оказались единственной воюющей стороной, решившейся на широкомасштабное применение бактериологического оружия³. Отряд 731 в Маньчжурии носил до омерзения циническое наименование – Отряд эпидемиологической защиты и водоснабжения Квантунской армии. Тысячи пленных китайцев были замучены в ходе испытаний на базе отряда 731 под Харбином, многие из них подверглись вивисекции без анестезии. Жертв привязывали и взрывали рядом с ними бомбы с возбудителями сибирской язвы. Женщин искусственно заражали сифилисом, местных жителей похищали и впрыскивали им смертоносную заразу. Японцы распространяли в Китае холеру, дизентерию, чуму и тиф, чаще всего с воздуха, в том числе сбрасывали керамические бомбы с блохами, переносчиками чумы. Была предпринята неудачная попытка применить это оружие против американцев на Сайпане, но корабль с микроскопическими самураями затонул в пути⁴.

Замысел японцев уничтожить миллионы людей с помощью биологического оружия установлен и не оспаривается. Другой вопрос, насколько успешно был этот план претворен в жизнь. Множество китайцев погибло от эпидемий в период с 1936 по 1945 г., и в современном Китае ответственность за эти потери возлагается на японцев, что вполне справедливо, поскольку последствиями японской агрессии стали голод, лишения и благоприятные условия для распространения заболеваний. Но прямая ответственность отряда 731 не доказана. К примеру, в 1942 г. эпидемия холеры в Юньнане унесла более 200 000 жизней. Японцы действительно распространяли в этой провинции холерные бациллы, но подобные эпидемии происходили и в других областях, где отряд 731 никаких операций не проводил. С тогдашними технологиями было крайне затруднительно сеять заразу в определенных районах, сбрасывая с воздуха биологическое оружие. Но если задуманный геноцид не осуществился лишь по техническим причинам, моральная ответственность японского народа совершенно очевидна.

В 1942–1944 гг. крупные вооруженные столкновения на китайской территории происходили редко, зато японцы то и дело снаряжали карательные экспедиции для подавления сопротивления или экспроприации урожая. Одно из самых жестоких мероприятий такого рода имело место в мае 1942 г. Высшее японское командование провозгласило акт возмездия за налет американских бомбардировщиков на Токио. Более 100 000 солдат отправились в провинции Чжэцзян и Цзянси, их сопровождали специалисты по ведению бактериологической войны. К сентябрю миссия завершилась, японская армия отошла на прежние позиции, истребив четверть миллиона мирных жителей. Военную столицу Гоминьдана Чунцин японцы бомбили регулярно; воздушным налетам с большим числом жертв среди гражданского населения подвергались и другие города.

Согласно документам медицинского департамента японского военного министерства, в сентябре 1942 г. на 100 базах в Северном Китае, 140 – в центральной части страны, 40 – на юге, 100 – в Юго-Восточной Азии, 10 – в Юго-Восточной части Тихого океана и 10 – на Южном Сахалине содержались женщины, принужденные к проституции – «женщины для отдыха». Необходимое количество проституток рассчитывалось исходя из пропорции одна женщина на сорок солдат. Примерно 100 000 «женщин для отдыха» набрали путем централизованной мобилизации, недостаток пополняли на местах. Воинам Хирохито выдавались презервативы, «оружие № 1», однако далеко не все пользовались этой мерой предохранения. Китайские крестьяне прозвали захватчиков яке (тупые), поскольку те не запоминали даже нескольких слов по-китайски. Зато яке протыкали и мужчинам, и женщинам ноги заостренными бамбуковыми палками, наказывая за неповиновение.

Такому наказанию подверглась в девятнадцать лет Лин Ядзин, и у нее, как у многих других, шрамы остались на всю жизнь. Эту крестьянскую девушку из многодетной семьи, жившей в провинции Хэнань, японские солдаты схватили в октябре 1943 г. Они привели ее в военный лагерь и принялись допрашивать о деятельности партизан. Первую ночь в плену девушка в ужасе проплакала, на вторую ночь в хижину, где ее заперли, вошло четверо мужчин.

«Один из них был переводчик. Он сказал мне, что остальные трое – офицеры, и ушел. Те трое изнасиловали меня. Было очень больно, ведь я была девственницей, и я громко кричала. Но они не реагировали на мои крики, а продолжали насиловать меня, словно животные. И потом еще десять дней каждый вечер по три, четыре, пять человек. Обычно пока один насиловал, другие смотрели и смеялись.

Я пыталась бежать, но это было очень трудно. Даже в туалет провожал часовой, бенгалец, который нас не насиловал. Потом меня перевели в другую деревню, оттуда до моего дома всего полтора километра ходу. И тут снова каждый вечер приходило по несколько солдат. Даже во время месячных они продолжали меня насиловать. Прошел месяц, и я заболела: лицо сделалось желтым, все тело опухло. Когда японцы поняли, что произошло (я заразилась венерической болезнью), меня отпустили. Дома я застала отца тяжело больным, и месяц спустя он умер. Мы были так бедны, что не могли заплатить врачу. Мать лечила меня травами. Много времени прошло, пока я выздоровела. Наступило уже лето 1944 г. Со мной тогда в японский лагерь забрали еще четырех девушек, и в 1946 г. я узнала, что все они так и умерли от венерических болезней. А когда в деревне узнали, что меня насиловали японцы, меня стали высмеивать и бить. И я на всю жизнь осталась одинокой»⁵.

Та же участь постигла Ден Юмин из уезда Баотин. Она принадлежала к этническому меньшинству, народу мяо, представителей которого японцы мобилизовали на принудительные работы. И Юмин тоже в 1940 г. отправили в трудовой лагерь, где она сперва возделывала табак, а потом работала на дорожной стройке. Однажды надсмотрщик предупредил девушку, что ей предстоит почетная работа. Ее привели к японскому офицеру, которому на вид было лет сорок.

«Через переводчика он сказал мне, что я – красивая девушка и он хочет со мной подружиться. Выбора у меня не было, я просто кивнула в знак согласия. Несколько дней спустя поздно вечером переводчик снова отвел меня к этому офицеру и оставил с ним. Этого офицера звали Соньму. Он тут же схватил меня в объятия, стал щупать. Инстинктивно я сопротивлялась, но помешать ему не могла, и он сделал со мной все, чего хотел. Потом я вернулась туда, где работала, и мне было стыдно рассказывать другим девушкам о том, что со мной произошло. С тех пор он насиловал меня каждый день. Я была девственницей, мне только-только исполнилось четырнадцать лет и даже месячные еще не начались. Никакого удовольствия не чувствовала, только сильную боль.

Так продолжалось два с лишним месяца. А потом как-то раз переводчик привел меня туда, где обычно ждал господин Соньму, но его не было, а вместо него – два незнакомых мне офицера. Я хотела уйти, позвать господина Соньму, но один из офицеров остановил меня и закрыл дверь. Они сказали, что хотят жениться на мне. Я стала сопротивляться, и меня ударили по лицу. Одному было лет двадцать, а другому пятьдесят. Они оба изнасиловали меня в тот день. Потом я рассказала об этом господину Соньму, но он лишь усмехнулся и сказал, что это пустяки. Я очень рассердилась. Прежде он казался мне хорошим, но с того дня я его возненавидела. Неделю спустя переводчик снова позвал меня к господину Соньму, но я сказала, что не хочу его больше видеть. Он предупредил: если я откажусь, солдаты убьют и меня, и моих родных, и всех соседей. Пришлось мне снова идти к господину Соньму, и с тех пор он не только сам насиловал меня, но и другие офицеры. Однажды явилось трое офицеров, один держал меня за руки, а другой за ноги, пока третий насиловал, и все они смеялись как сумасшедшие. И так до конца войны»⁶.

Если в пору своих побед японцы вели себя как варвары, то поражения превратили их в оголтелых убийц. И главной жертвой зверств по всей Азии стали не англичане, австралийцы или американцы – тут японцам казалось важнее уязвить национальную гордость противника, чем тела его граждан, – но коренные жители стран, господство над которыми захватило Токио. И в первую очередь среди жертв оказался Китай. «В Китае Япония творила страшные дела»⁷, – говорит современный писатель Казутоси Ханда, но многие его соотечественники и по сей день не желают признавать это.

И не только японские националисты – иные западные историки сегодня пытаются утверждать, будто в войну в 1941 г. Японию втянули Соединенные Штаты. Якобы конфликта можно было избежать, и складывается уже теория «морального равновесия» («все хороши»), согласно которой японцы вели себя в пору ничуть не хуже союзников. Однако Япония развязала агрессию в Китае и планомерно уничтожала миллионы гражданских лиц за годы до того, как президент Рузвельт ввел против нее экономические санкции. Современный японский националист попытался задним числом оправдать действия своей страны, утверждая: «Америка и Англия давно уже колонизовали Китай. Китай был отсталой страной, и мы считали правильным, чтобы Япония вошла в Китай, принесла свои технологии и свое руководство и сделала Китай лучше»⁸. Все доказательства налицо: поведение японцев в Китае было абсолютно эгоистическим и варварски жестоким. Тем не менее до сих пор значительное число японцев твердит о «цивилизационной миссии» и о законности своих притязаний на заморскую империю. Именно такие соображения помешали японскому правительству вовремя уйти из Китая, даже когда неизбежность поражения стала очевидной, и начать переговоры о мире. Эксплуататорская сущность европейского империализма неоспорима, но японцы присвоили себе право грабить страны Дальнего Востока в таких масштабах и таких формах, до каких самым несправедливым колониальным режимам было далеко.

Американцы сохраняли веру в Чан Кайши и в Китай как своего союзника вплоть до 1944 г., когда японцы предприняли последнее крупное наступление – операцию Ichigo. Ставилась задача уничтожить американские авиабазы в Китае и создать сухопутный коридор из Китая в Индокитай. Эта операция убедительно разоблачила непригодность армии Чан Кайши, подразделения которой таяли, едва заслышав о приближении врага. Японцам удалось почти без пролития крови (то есть японской крови, китайскую кровь никто не щадил) овладеть обширными территориями Центрального и Южного Китая. Сражающиеся армии вновь оставляли на своем пути трупы мирных жителей – тысячи и сотни тысяч. Поразительно, что Япония затеяла крупномасштабные боевые действия в тот момент, когда их стратегическая ценность была заведомо ничтожна: единственным результатом, помимо очередной бойни, стало разочарование Вашингтона в прежних иллюзиях насчет Китая. К 1945 г. американские начальники штабов уже забыли и думать о захвате Тайваня, чтобы с него шагнуть на континент. Они поняли, что Китай неспособен принимать существенное участие в войне. Китай в этих событиях был и оставался жертвой, его потери уступали только потерям России, но при этом не было сколько-нибудь значительных побед, которые могли бы послужить возмездием.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.