Немцы взламывают «прочную оборону»

Немцы взламывают «прочную оборону»

В отличие от многих других сражений, начинавшихся с ввода в бой главных сил наступающего, битва под Курском началась с череды столкновений низкой интенсивности на земле и в воздухе. Немецкие позиции в полосе предстоящего наступления XXXXVIII танкового корпуса и правофланговых соединений 6-й гв. армии разделяли несколько километров «ничейной земли». В этом промежутке находились позиции советского боевого охранения. Тратить время на его сбивание в первый день наступления было нецелесообразно, и, как пишет Манштейн, во второй половине дня 4 июля «4-я танковая армия частной атакой овладела наблюдательными пунктами, необходимыми для руководства наступлением». Бои за позиции боевого охранения продолжались до темноты и даже до рассвета 5 июля. Эти столкновения, значительно уступавшие по своему размаху грядущим танковым битвам, оказали, тем не менее, заметное влияние на ход последующих событий. Дивизионы XXXXVIII корпуса были вынуждены выдвигаться вперед на новые позиции, и задержка со штурмом опорных пунктов боевого охранения затруднила подготовку данных для стрельбы в первый день операции. Для советской стороны выпад в направлении Черкасского стал признаком того, что именно здесь будет наноситься главный удар. Участок наступления II танкового корпуса СС рассматривался как второстепенный, и его значение было недооценено.

После того как сделали свой ход немцы, наступил черед советской стороны. В ночные часы последовала контрподготовка, а с рассветом — авиаудары по немецким аэродромам. В отличие от Центрального фронта целью контрподготовки, спланированной командованием Воронежского фронта, были войска противника на исходных позициях для наступления. Выбор обстреливаемых районов основывался на анализе свойств местности, выбирались наиболее удобные для накопления войск места. Контрподготовка проводилась в полосе 40-й, 6-й гвардейской и 7-й гвардейской армий, т. е. по всему фронту, где ожидался удар противника. Оценки эффективности контрподготовки в различных источниках разнятся, но пока не обнаружено данных о значительных потерях немецких частей, выдвигавшихся на исходные позиции.

Если единого мнения относительно контрподготовки пока еще нет, то оценки упреждающего удара по аэродромам чаще всего даются негативные. Предполагалось разгромить авиацию противника на аэродромах совместным ударом 2-й и 17-й воздушных армий. К операции планировалось привлечь 417 самолетов, но в реальности в ней участвовало около 250 машин. Однако летом 1943 г. обстановка для внезапного обезоруживающего удара была более чем неподходящая — немцы уже использовали радары «Вюрцбург» и «Фрейя», позволяющие обнаруживать одиночные цели на дистанции 80–90 км, а групповые — до 130–150 км. Идущие плотным строем «ильюшины» были засечены, и им навстречу поднялись немецкие истребители. Некоторые группы штурмовиков были попросту разгромлены. Кроме того, аэродромы были уже пусты, поскольку авиация противника уже поднялась в воздух для выполнения задач в ходе уже начавшегося наступления.

Антенна немецкого радара «Вюрцбург». Во второй половине войны использование РЛС существенно снижало возможности для внезапных авиаударов

Гот атакует. Одним из типичных для немцев тактических приемов в наступлении было сосредоточение усилий на узком фронте. Тем самым удавалось создать значительный перевес в силах и средствах над обороняющимся. Побочным эффектом этого приема были довольно обширные неатакованные участки атакуемого фронта. Наступление танковых войск требовало опоры на развитую дорожную сеть, и поэтому неатакованные участки иногда оказывались даже в полосе наносящих главный удар корпусов. Именно это случилось на южном фасе Курской дуги. XXXXVIII танковый корпус и II танковый корпус СС наносили удары, острия которых отстояли друг от друга на значительном по тактическим меркам расстоянии. В сущности, каждый из корпусов главной ударной группировки 4-й танковой армии вел свое собственное наступление, не имея весомых надежд на помощь со стороны соседа.

Естественным образом удар главных сил 4-й танковой армии пришелся по центру построения 6-й гв. армии. В первой линии армии И. М. Чистякова находились (с запада на восток) 71, 67, 52-я гвардейские стрелковые дивизии и 375-я стрелковая дивизия. Основной удар приняли на себя 67-я и 52-я гв. стрелковые дивизии и примыкавшие к ним фланги 71-й гвардейской и 375-й стрелковых дивизий. Одним из распространенных приемов построения обороны было усиление стрелковых соединений первого эшелона танками. В начальной фазе Сталинградской битвы каждая из стрелковых дивизий 62-й армии получила по танковому батальону (по 40 Т-34 и Т-60). Под Курском оказавшиеся на направлении главного удара немцев 67-я и 52-я гв. стрелковые дивизии получили 230-й и 245-й отдельные танковые полки. Они были вооружены полученными по ленд-лизу американскими танками М3 средний «Ли» и М3 легкий «Стюарт» (по 39 машин в каждом). Усиление огневыми средствами было неравномерным. Командир 67-й гв. стрелковой дивизии полковник А. И. Баксов располагал 198 пушками и гаубицами, что было на 76 орудий больше, чем в распоряжении командира 52-й гв. стрелковой дивизии полковника И. М. Некрасова. Причем большая часть артиллерии А. И. Баксова (127 единиц) имела калибр 76 мм и более, в том числе 20 самоходок (СУ-76 и СУ-122). Такое распределение сил в значительной мере определило результат первого дня сражения.

В рядах наступающих такой дисбаланс сил отсутствовал. Атаковавший 67-ю гв. стрелковую дивизию XXXXVIII танковый корпус был немного многочисленнее атаковавшего 52-ю гв. стрелковую дивизию II танкового корпуса СС. К началу сражения XXXXVIII танковый корпус насчитывал 86 381 человека, 553 танка и САУ, 21 дивизион артиллерии, а II танковый корпус СС — 74 863 человека, 451 танк и САУ и 18 дивизионов артиллерии. При этом на стороне эсэсовцев было большее число «Тигров» и авиационная поддержка VIII авиакорпуса.

Самоходная установка СУ-122 была одним из дебютантов в сражении на Курской дуге

Как это часто происходит, заранее заготовленный план начал рушиться уже в первые часы. Определенную сумятицу в наступление XXXXVIII танкового корпуса внесла необходимость менять позиции артиллерии после захвата постов боевого охранения. Местность не была еще полностью разминирована. Поэтому артиллерийским подразделениям приходилось двигаться только по дорогам, что неизбежно вызывало пробки и заторы. Артиллеристы 3-й танковой дивизии попросту опоздали к началу артподготовки. Это существенно уменьшало силу первого удара, т. к. в первые часы наступления артиллерия всех трех дивизий должна была нанести удар в полосе «Великой Германии», а затем переключаться на поддержку своих соединений. Дивизионы 11-й танковой дивизии и дивизии «Великая Германия» только на закате и в сумерках вышли на позиции. Учитывая, что первый залп нужно было дать уже в 4.00, времени на подготовку данных для стрельбы практически не оставалось. В распоряжении немцев были только данные аэрофотосъемки, по которым отличить настоящие позиции от ложных было почти невозможно.

Так или иначе, в 6.00 после двухчасовой артподготовки наступление началось. Бывший начальник штаба XXXXVIII танкового корпуса Ф. фон Меллентин вспоминал: «На второй день наступления [т. е. 5 июля. — А.И.] мы встретили ожесточенное сопротивление, и, несмотря на все усилия наших войск, им не удалось продвинуться вперед. Перед дивизией «Великая Германия» находилось болото, а по ее плотным боевым порядкам вела сильный огонь русская артиллерия. Саперы не смогли навести необходимых переправ, в результате многие танки стали жертвой советской авиации — в ходе этого сражения русские летчики, несмотря на превосходство в воздухе немецкой авиации, проявляли исключительную смелость»[70].

Действительно, в полосе наступления XXXXVIII корпуса был овраг, превращенный в противотанковый ров на подступах к Черкасскому. Ров прикрывался минами. Перед этим рвом и минным полем остановилась масса танков «Великой Германии», включая «Пантеры» бригады Деккера. Преодолевшие ров пехотинцы не могли продвигаться дальше без поддержки танков. Однако в течение нескольких часов ее у них не было. Прошедшие накануне дожди превратили дно оврага в реку грязи. Немецкие саперы расчищали проходы в минных полях, готовили переправу для танков через ров, но этому сильно мешала советская артиллерия и авиация. Работа шла медленно, кроме того тяжелый «Тигр» провалился и задерживал движение. Только в 11.00 переправа была построена и по ней пошли танки. Однако к 17.00 удалось переправить только 30 «Пантер» и 15 Pz.IV, т. е. всего 45 машин из более чем 300 ожидавших переправы.

Немецкий командирский танк едет мимо горящих танков М3 «Генерал Ли». Первые дни сражения на Курской дуге

По замыслу командования 4-й танковой армии, 350 танков «Великой Германии» должны были прокатиться бронированным катком по советской обороне. Однако этого не произошло. Напротив, две сотни «Пантер» перегородили путь для более легких Pz.IV танкового полка «Великой Германии». Впрочем, уже в первый день сражения новые немецкие «кошки» показали свои острые зубы. Их жертвами стали машины отдельного танкового полка на американских танках. Командир бригады «Пантер» Деккер в своем отчете Гудериану писал: «Не зная о наших новейших орудиях, восемь танков «Генерал Ли» приблизились к нам примерно на 2200 метров. Всего несколькими удачными попаданиями мы их уничтожили — они вспыхнули, подобно бенгальским огням на рождественской елке. Один из них был поражен метким выстрелом моего танка». Этот эпизод действительно имел место и подтверждается советскими источниками — 245-й танковый полк потерял в тот момент даже не 8, а 9 танков.

Горы пустых корзин от крупных снарядов и гильз немецких орудий различных калибров на одной из прифронтовых станций. Лето 1943 г. стало абсолютным максимумом расхода боеприпасов вермахтом

Наибольшего успеха 5 июля добилась 11-я танковая дивизия вместе с пехотой 167-й пехотной дивизии на правом фланге корпуса. Пауль Карель описал этот эпизод следующим образом: «Важную роль в сражении за Черкасское сыграла также 11-я танковая дивизия, действовавшая на правом фланге дивизии «Великая Германия». Боевая группа графа Шиммельмана вклинилась в советские позиции с танками, гренадерами на борту десантных бронемашин, противотанковыми орудиями, саперами и штурмовыми орудиями, а часть ее затем зашла флангом в направлении Черкасского. Огнеметные танки, эти огнедышащие монстры, подавили советские опорные пункты в бункерах и укрепленных зданиях. Огнеметные танки являлись самым подходящим оружием для такого рода сражений. Два огнемета, установленные на башне машины T-III, могли направлять огненные копья прямо в амбразуры, окна и двери на расстоянии шестидесяти четырех метров. Шипящая 3–4-секундная струя огня убивала и обугливала все при температуре 1000 градусов по Цельсию. Черкасское пало. «Великая Германия» и 11-я танковая дивизия продвинулись на восемь километров в глубь главной оборонительной зоны противника»[71].

По итогам этого «прожигания» советской обороны было даже выдвинуто предложение перебросить часть сил «Великой Германии» на восток для их ввода в прорыв на участке 11-й танковой дивизии. Однако командир «Великой Германии» отклонил это предложение: его части медленно, но верно двигались вперед. Рокировка вдоль фронта в любом случае потребовала бы потери драгоценного времени.

Время в тот момент было одним из самых важных действующих факторов. К обозначившемуся направлению немецкого наступления начали выдвигаться резервы. Это были не только злосчастные танки «Генерал Ли», но и артиллерия. В середине дня было принято решение о выдвижении в район Черкасского 27-й истребительно-противотанковой бригады. Она прибыла как раз вовремя, чтобы открыть огонь во фланг обходящим Черкасское танкам «Великой Германии». Немцы обходили село по широкой дуге и подставили борта занявшим позиции к северо-востоку от него противотанкистам. Немцам удалось переломить ситуацию только вечером 5 июля. Около 21.00 в Черкасское вошли с тыла подразделения «Великой Германии», а с востока — 11-й танковой дивизии. Однако график наступления был безнадежно сорван. Вечером первого дня XXXXVIII танковый корпус должен был уже стоять в Обояни, а в действительности не удалось добиться даже полного контроля над Черкасским. Бои в селе завершились только к рассвету 6 июля.

Наступавшему восточнее II танковому корпусу СС удалось 5 июля добиться более весомых результатов. Однако они выглядят большим достижением только в сравнении с неудачами «Великой Германии» у Черкасского. По плану бронегруппа «Лейбштандарта» должна была уже к концу первого дня выйти к переправам через Псёл, т. е. продвинуться на 30 км в глубь советской обороны. Справедливости ради нужно сказать, что такого глубокого заболоченного рва, как в полосе 67-й гв. стрелковой дивизии, в системе обороны 52-й гв. стрелковой дивизии просто не было. Это позволило немецким саперам подрывом стенок рва проложить путь танкам. По плану наступления в первом эшелоне должны были наступать дивизии СС «Лейбштандарт» и «Дас Райх», а уже после преодоления первых позиций в бой должна была вступить «Тотенкопф». Упорное сопротивление советских войск заставило ввести подразделения «Мертвой головы» для помощи «Дас Райху» в штурме Березова.

О том, как трудно шло прогрызание готовившейся несколько месяцев обороны, говорят даже скупые строки дневного донесения «Лейбштандарта»: «После того как были сделаны проходы в минных полях, переход через противотанковый ров и после нового сосредоточенного обстрела силами всего артполка дивизии и 55-го минометного полка высоты 220,5 войска смогли, в упорной борьбе за каждый метр при поддержке штурмовых орудий и «Тигров» в ходе пятичасового боя, к 11.30 овладеть высотой»[72].

Несмотря на ожесточенное сопротивление, эсэсовцы медленно, но верно продвигались вперед. К 17.50 5 июля, после упорного боя части «Лейбштандарта» взяли Выковку — советский опорный пункт на Обояньском шоссе. Продолжая наступление, передовые части дивизии вышли ко второму армейскому рубежу обороны, занятому на этом участке 51-й гв. стрелковой дивизией. На взлом первого рубежа подразделениями корпуса Хауссера было затрачено около 17 часов.

У этого сравнительно быстрого взлома подготовленной обороны есть несколько объяснений. Первое и очевидное — это численное превосходство танкогренадерских соединений Хауссера над дивизией Некрасова. На руку эсэсовцам также играла недооценка советским командованием участка прорыва корпуса Хауссера. Считалось, что главный удар наносится под Черкасским. Первые данные авиаразведки, показывавшие скопление крупных масс бронетехники на подступах к Черкасскому (и оно действительно там было, бригада Деккера), только укрепляли в этом предположении. Поэтому выдвижение резервов быстрее шло в 67-ю гв. стрелковую дивизию. Находившаяся в тылу 52-й гв. стрелковой дивизии 28-я истребительно-противотанковая бригада была брошена в бой только вечером, когда оборона уже потеряла свою целостность. То же произошло с истребительно-противотанковым полком, переброшенным из 375-й стрелковой дивизии.

Не последнюю роль в успехах II танкового корпуса СС сыграла эффективная поддержка с воздуха. Советские позиции густо засеивались разнокалиберными бомбами. Два дня спустя, 7 июля, Н. Ф. Ватутин направил шифровку № 19709, в которой указывалось: «Авиация противника наносит массированный удар. Истребители противника, отсекая наши истребители, дают свободу действий своим бомбардировщикам. В бою за 5.7 в пяти иптап осталось два-три орудия. Необходимо усилить истребительную авиацию и завоевать господство в воздухе». К сожалению, это отнюдь не преувеличение. В оборонявшемся на пути «Лейбштандарта» 1008-м истребительно-противотанковом полку из 24 пушек, с которыми он вступил в бой, к исходу 5 июля осталось лишь три.

Главным врагом немецких танков 5 июля стали мины. Согласно донесению группы армий «Юг», в «Великой Германии» все 20 танков и 5 штурмовых орудий потеряны на минных полях, в 3-й танковой дивизии из семи потерянных за день Pz.Kpfw.IV шесть стали жертвами мин, в 8-й тяжелой роте дивизии «Дас Райх» из двух машин обе пострадали от мин, в дивизии «Тотенкопф» все танки и штурмовые орудия потеряны при попадании на минные поля. Лишился своего «Тигра», наскочив на мину 5 июля, и будущий немецкий танковый ас М. Витман.

Точно так же, как в 9-й армии на северном фасе, людские потери 4-й армии в первый день «Цитадели» стали самыми высокими за весь период битвы — 2527 человек. Потери армейской группы «Кемпф» 5 июля составили 3484 человека. Однако если сравнить эти цифры с потерями армии Моделя 5 июля (7223 человека), немецкие войска на южном фасе Курской дуги понесли все же меньшие потери, чем на северном. II танковый корпус СС, доставивший столько неприятностей Воронежскому фронту, потерял всего 1047 человек.

Сражение в воздухе в первый день немецкого наступления было весьма напряженным. Достаточно сказать, что авиация 4-го воздушного флота выполнила 5 июля 2387 самолето-вылетов. 2-я и 17-я воздушные армии ответили 1768 самолето-вылетами (1322 и 446 соответственно). Потери советских авиаторов тоже были значительными. 2-я и 17-я воздушные армии потеряли за день 83 и 76 самолетов соответственно. Таким образом, общие потери советской авиации на южном фасе Курской дуги составили 159 самолетов. Список потерь 8-го авиакорпуса также был внушительным — 39 машин были потеряны безвозвратно (23 Bf 109, 5 FW190, 1 Bf110, 6 He111, 4 Ju87, 2 Ju88, 2 Hs123 и 1 Hs126) и еще 19 повреждены. Интересно отметить, что соотношение потерь самолетов сторон на северном и южном фасах Курской дуги было примерно одинаковым. На южном фасе оно было даже несколько лучше — 1:4, а не 1:5.

Отмененный контрудар. Задачей войск в первом эшелоне попавших под удар противника армий было задержать его наступление на достаточное для ввода в бой резервов время. Быстрее всего могли быть введены в бой подвижные соединения, способные выйти на направление главных ударов противника с высокой маршевой скоростью. Таковых в распоряжении командования Воронежского фронта было четыре: один танковый и один механизированный корпуса в 1-й танковой армии и два отдельных танковых корпуса. 31-й танковый корпус армии Катукова был недавно сформирован и являлся условно подвижным из-за нехватки автотранспорта и не мог полноценно учитываться в расчетах. Впрочем, остальные корпуса также испытывали определенные проблемы с подвижностью, что окажет существенное влияние на дальнейшее развитие событий. В составе этих механизированных соединений насчитывалось исправными 854 танка, и они, несомненно, могли существенно изменить развитие событий.

От сравнения действий командующих Центральным и Воронежским фронтами удержаться трудно. Поэтому мы не будем этого делать. На второй день наступления Н. Ф. Ватутин, точно так же как и К. К. Рокоссовский, запланировал контрудары по вклинившимся в оборону войскам противника.

Командующий 1-й танковой армией М. Е. Катуков вспоминал:

«Нашей армии ставилась задача — 6 июля нанести контрудар в общем направлении на Томаровку.

Этот пункт приказа очень волновал нас. И не потому, что пугали большие по масштабам наступательные действия.

К этому времени в 1-й танковой сложилось общее мнение, что наносить танковым бригадам и корпусам контрудар при сложившейся обстановке просто нецелесообразно.

Ну хорошо, мы двинемся на немцев… Но что из этого получится? Ведь их танковые силы не только превосходят наши численно, но и по вооружению обладают значительным преимуществом! Этого никак не сбросишь со счета. Вражеские «тигры» могут бить из своих 88-мм орудий по нашим машинам на расстоянии до 2 километров, находясь в зоне недосягаемости огня 76,2-мм пушек наших тридцатьчетверок. Словом, гитлеровцы в силах и с дальних рубежей вести с нами успешный огневой бой. Так следует ли давать им в руки такой сильный козырь? Не лучше ли в этих условиях повременить с контрударом, делать по-прежнему ставку на нашу тщательно подготовленную, глубоко эшелонированную оборону?

[…]

Нужно было во что бы то ни стало добиться отмены контрудара. Я поспешил на КП, надеясь срочно связаться с генералом Ватутиным и еще раз доложить ему свои соображения. Но едва переступил порог избы, как начальник связи каким-то особенно значительным тоном доложил:

— Из Ставки… Товарищ Сталин. — Не без волнения взял я трубку.

— Здравствуйте, Катуков! — раздался хорошо знакомый голос. — Доложите обстановку!

Я рассказал Главнокомандующему о том, что видел на поле боя собственными глазами.

— По-моему, — сказал я, — мы поторопились с контрударом. Враг располагает большими неизрасходованными резервами, в том числе танковыми.

— Что вы предлагаете?

— Пока целесообразно использовать танки для ведения огня с места, зарыв их в землю или поставив в засады. Тогда мы могли бы подпускать машины врага на расстояние триста-четыреста метров и уничтожать их прицельным огнем.

Сталин некоторое время молчал.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Вы наносить контрудар не будете. Об этом вам позвонит Ватутин.

Вскоре командующий фронтом позвонил мне и сообщил, что контрудар отменяется. Я вовсе не утверждаю, что именно мое мнение легло в основу приказа. Скорее всего, оно просто совпало с мнением представителя Ставки и командования фронта»[73].

Если сравнить отданные Рокоссовским и Ватутиным приказы на контрудар, то по сути своей они похожи. Оба командующих фронтами отказались от первоначальных планов и отдали распоряжение атаковать прорвавшегося противника в лоб. Объяснением такому решению может служить стремление любой ценой ограничить прорыв немецких войск. Немецкие корпуса за первый день наступления еще не успели углубиться в оборону советских войск. И Рокоссовский, и Ватутин стремились ограничить их продвижение второй полосой обороны.

Однако если абстрагироваться от конкретных задач, которые ставил командующий выдвигаемым из резерва подвижным соединениям, просматривается стремление вывести танки на определившееся направление главного удара противника. Соответственно 1-я танковая армия выходила на правый фланг 6-й гв. армии, а 5-й и 2-й гв. танковые корпуса — на левый. Сообразно этому распределению сил боевые действия 6 июля можно разделить на удар XXXXVIII на восток для смыкания фланга с II танковым корпусом СС и прорыв последнего к третьему рубежу обороны.

Эсэсовцы выходят к третьему рубежу обороны. Самым слабым местом в построении 6-й армии на утро 6 июля был участок 51-й гв. стрелковой дивизии генерала Н. Т. Таварткеладзе. Она находилась во втором эшелоне и занимала даже более широкий фронт, чем встретившие первый удар противника соединения, — 18 км. На таком широком фронте дивизию пришлось вытянуть «в нитку» — все полки в линию, без выделения одного в резерв. Выход в полосу дивизии 5-го гв. танкового корпуса А. Г. Кравченко должен был существенно усилить оборонительные возможности советских войск на этом направлении. «Армирование» обороны включением в построение стрелковых соединений танковых бригад было распространенным и достаточно действенным приемом. Препятствием на пути к этому была подвижность частей корпуса Кравченко. Грузовиков для мотопехоты не хватало, и даже сравнительно короткий, по меркам механизированных соединений, марш протяженностью 40–60 км соединение в полном составе пройти не успевало.

Вклинение корпуса П. Хауссера в оборону советских войск было еще относительно неглубоким, но уже потребовало защиты флангов. Дивизия «Тотенкопф» была развернута фронтом на восток и должна была защищать основание прорыва. Поскольку продвижение соседнего XXXXVIII танкового корпуса существенно отставало от темпов движения вперед эсэсовцев, часть сил дивизии «Лейбштандарт» днем 6 июля также исполняла роль флангового прикрытия. Связкой между корпусами Хауссера и Кнобельсдорфа была 167-я пехотная дивизия. Основной ударной силой эсэсовского корпуса в бою 6 июля должна была стать дивизия «Дас Райх». Ожидая результатов наступления XXXXVIII корпуса, П. Хауссер назначил начало наступления на 11.00 6 июля. На секунду могло показаться, что судьба дает фору обороняющимся и корпус А. Г. Кравченко успеет выйти на позиции дивизии Н. Т. Таварткеладзе.

К 6.00 6 июля танковый корпус основными силами вышел в район сосредоточения позади позиций 51-й гв. стрелковой дивизии. Из 221 танка прибыло 213, 2 Т-34 отстали на марше и 7 Т-70 остались в с. Нагольное (4 — по техническим причинам, для 3 — не хватило экипажей). Экипажи приводили в порядок технику после 60 км марша и уже приступили к окапыванию боевых машин. Гораздо хуже оказалось с переброской мотострелковых подразделений, они двигались пешком, поэтому мотопехота 6-й гв. мотострелковой бригады и 21-й гв. танковой бригады к началу боя за вторую полосу не успели полностью выйти на позиции. Здесь необходимо подчеркнуть, что корпус Кравченко утром 6 июля только вышел й районы сосредоточения для приведения себя в порядок. С марша в бой он не вводился, хотя обстановка складывалась, скорее, в пользу именно такого использования прибывших танков.

Утром 6 июля любая временная задержка с выдвижением резервов работала на противника. Смещение начала наступления эсэсовского корпуса на 11.00 (до этого были лишь мелкие вылазки) лишь отсрочило разгром 51-й гв. стрелковой дивизии. Немцами на фронте соединения Н. Т. Таварткеладзе был выбран 3-км участок, по которому нанесли удар дивизия «Дас Райх» и часть сил «Лейбштандарта». Над позициями гвардейцев закрутилось «чертово колесо». Так бойцы окрестили особую форму бомбардировки, которую применяли немцы. Выстроившись в круг, от 50 до 80 бомбардировщиков, сменяя друг друга, наносили удары. Они продолжались непрерывно, как правило, от 30 минут до 2 часов. Вкупе с артиллерийской подготовкой силами артиллерии эсэсовских дивизий и реактивных минометов это создавало достаточную плотность огня для нарушения системы обороны. С падением последних бомб на советские позиции в атаку вышли танки. Только в танковом полку «Дас Райха» насчитывалось более сотни танков, в том числе рота «Тигров». Через 2,5 часа все было кончено: попавшие под удар эсэсовцев подразделения 51-й гв. стрелковой дивизии были частично уничтожены, частично рассеяны. В итоге боя из 8405 человек, числившихся в составе 51-й гв. стрелковой дивизии на 1 июля, к 7 июля осталось только 3354 человека.

Следующим препятствием на пути немецкого наступления был корпус А. Г. Кравченко. Для понимания дальнейших событий следует вспомнить о разнице в организации советского танкового корпуса и немецкой танкогренадерской дивизии. Соединения корпуса Хауссера насчитывали более 20 тыс. человек каждое при «боевой численности» около 7 тыс. человек. Соответственно 5-й гв. танковый корпус насчитывал перед сражением 9563 человека. Даже по штату советский танковый корпус насчитывал 10 243 человека. При сравнении немецкого и советского соединения напрашивается короткое, но емкое сравнение — «Давид и Голиаф». Количество танков в данном случае является лишь одним из показателей. Количество пехоты и, главное, гаубичной артиллерии делало немецкую танкогренадерскую дивизию очень сильным противником. Танковый корпус мог противопоставить артиллерию преимущественно прямой наводки, не обладающую ни дальностью стрельбы, ни умением «заглядывать» в лощины и за холмы. Соотношение сил было бы гораздо благоприятнее, если бы танковый корпус успел объединить свои усилия со стрелковой дивизией на второй полосе обороны. Однако для этого он опоздал на несколько часов. В силу всех этих причин результат лобового столкновения «Дас Райха» и 5-го гв. танкового корпуса один на один был предсказуем. Изначально проигрышную ситуацию могла несколько улучшить тактика использования, но в бою 6 июля этого не случилось.

В отличие от М. Е. Катукова командир 5-го гв. корпуса Алексей Григорьевич Кравченко не мог попросить защиты у самого И. В. Сталина. Основной задачей Кравченко был контрудар навстречу наступающим немецким дивизиям. Позднее он писал в своем докладе: «ко мне прибыл с полномочиями от командующего 6 гв. А полковник Никифоров, который угрожал применением оружия, если корпус не пойдет в контратаку. Это распоряжение было мною выполнено». На практике это означало атаку корпуса навстречу только что сокрушившим 51-ю дивизию немцам. В 15.10 22-я гв. танковая бригада перешла в наступление. Вскоре к ней присоединились 21-я гв. танковая бригада и 48-й гв. тяжелый танковый полк. Остановить наступающих немцам, естественно, не составило труда. Более того, в условиях сплошного фронта наступающие немецкие части предпочли обойти остановившиеся бригады корпуса Кравченко и выйти им в тыл. Уже около 19.00 эсэсовцы заняли хутор Калинин, и сообщение бригад со штабом корпуса было прервано.

Отсутствие сплошного фронта позволило эсэсовцам не только окружить корпуса Кравченко, но и прорваться к третьему армейскому рубежу обороны. Используя неразбериху при отходе наших частей, передовые части «Дас Райха» вышли к рубежу обороны, который занимали уже войска 69-й армии. Более того, на плечах отходящих частей немцы даже сумели с ходу вклиниться в него на участке 183-й стрелковой дивизии у дороги Тетеревино-Ивановский Выселок. Немцы вплотную преследовали автомашины 51-й и 52-й гв. стрелковых дивизий, что не позволило перекрыть дорогу противотанковыми минами. Под мины были заранее заготовлены ямки, но уложить их при появлении немецких танков не успели. Дальнейшее продвижение противника было остановлено противотанковой артиллерией.

Окруженные части 5-го гв. танкового корпуса мелкими группами пробились к своим в ночь с 6 на 7 июля 1943 г. Сам Кравченко по горячим следам событий оценил потери своего корпуса в 110 танков. Однако эта оценка носила сугубо предварительный характер. Согласно справке штаба БТ и MB Воронежского фронта о наличии и состоянии материальной части в соединениях фронта потери 5-го гв. танкового корпуса за 8 июля составили: 44 танка подбитыми, 75 сгоревшими, еще 7 боевых машин вышло из строя по неизвестным причинам и наконец 2 танка — по техническим неисправностям. Эти танки были оставлены на поле боя, что автоматически перевело их в статус безвозвратных потерь соединения. Таким образом, соединения меньше чем за сутки потеряли безвозвратно 58 % материальной части. Кроме того, еще 19 танков были отправлены в ремонт.

Расширение возникшей в результате развала обороны 51-й гв. стрелковой дивизии бреши в построении советских войск на второй полосе обороны удалось ограничить полосой от Яковлево до железной дороги. С одной стороны был нанесен контрудар частью сил 3-го мехкорпуса 1-й танковой армии, а с другой — контрудар 2-го гв. танкового корпуса. Также на позиции на фланге эсэсовского корпуса вышла 28-я истребительно-противотанковая бригада. Определенную роль в ограничении результатов прорыва обороны 51-й гв. стрелковой дивизии сыграл ее уцелевший артполк.

Соотношение сил между находившейся на правом фланге II танкового корпуса СС дивизией «Тотенкопф» и выдвинутым на это направление 2-м гв. танковым корпусом также было на уровне «Давид и Голиаф». От немедленного разгрома корпус А. С. Бурдейного спасало взаимодействие с 375-й стрелковой дивизией и тот факт, что «Тотенкопф» имела 6 июля пассивную задачу. До начала сражения 2-й гв. танковый корпус находился в районе г. Короча. В зависимости от обстановки он мог быть выдвинут в полосу 6-й гвардейской или 7-й гвардейской армий. В 17.30 5 июля штаб корпуса получил приказ на выдвижение в новый район сосредоточения для участия во фронтовом контрударе. Корпус выдвигался на левый фланг 6-й гв. армии. Поскольку выдвижение частей корпуса происходило ночью, немцами появление нового участника спектакля было замечено не сразу. Несмотря на потери отставшими на марше, корпусу А. С. Бурдейного удалось сохранить большую часть матчасти (см. табл. 14).

Таблица 14.

Численность танкового парка бригад 2-го гв. танкового корпуса к началу контрудара 6 июля 1943 г.

Участие в контрударе частей 375-й стрелковой дивизии не предусматривалось. Она и так была вытянута в один эшелон, и дальнейшее разрежение боевых порядков для поддержки пехотой удара корпуса А. С. Бурдейного было попросту опасным. Части «Мертвой головы» и 2-го гв. танкового корпуса обменялись несколькими ударами. Потери корпуса Бурдейного в контрударе 6 июля можно оценить как незначительные — сгорело 17 танков, подбито 11.

Корпуса Хауссера и Кнобельсдорфа смыкают фланги. Угадывание следующего хода противника является постоянной головной болью обороняющегося. Контрудары являются одним из средств, переводящим ситуацию из «угадайки» в управление действиями противника. К тому же распыление средств наступающего на парирование града ударов уменьшает последствия неверного определения направления следующего выпада врага. У обложившегося со всех сторон фланговыми заслонами ударного клина наступающего остается все меньше сил на острие наступления. Разумеется, важен баланс между различными средствами борьбы, т. к. истощивший резервы в контрударах обороняющийся становится беззащитным. Такое достаточно часто происходило в 1941–1942 гг. За истощением сил механизированных соединений следовал «котел».

Военное ремесло часто ближе к искусству, а не к науке именно потому, что военачальник должен угадывать следующий ход противника. Не только умом просчитывать ситуацию и выуживать нужную информацию из путаных донесений разведчиков, но и чувствовать обстановку и нити управления ею. Решение Ватутина о нанесении контрудара силами 1-й танковой армии в направлении на Томаровку кажется абсурдным. Оно казалось абсурдным М. Е. Катукову, и поэтому он, как было рассказано выше, уклонился от нанесения контрудара при помощи самого И. В. Сталина. Соединения 1-й танковой армии уже в 23.00 5 июля начали выходить на второй армейский рубеж обороны. В течение ночи были выставлены и окопаны танки, артиллерия заняла огневые позиции, мотострелки бригад тщательно окопались. Была также установлена связь с 90-й и 51-й гв. стрелковыми дивизиями, в чью систему обороны вплетались танки армии М. Е. Катукова. Однако удара по тщательно подготовленным позициям в первые часы утра 6 июля не последовало.

Общий план действий левофланговой группировки 4-й танковой армии на утро 6 июля был следующим. Входившие в ударную группу XXXXVIII танкового корпуса 11-я танковая дивизия и танкогренадерская дивизия «Великая Германия» получили приказ рассечь оборону 67-й гв. стрелковой дивизии северо-восточнее Черкасского и прорваться по дороге Бутово-Дуброво к автодороге Белгород-Обоянь. Здесь им предстояло соединиться с левым флангом II танкового корпуса СС. Являвшаяся связкой между корпусами 167-я пехотная дивизия первоначально передавалась в эсэсовский корпус, но во второй половине дня 5 июля штаб армии отменил это распоряжение. После прорыва советской обороны 167-я дивизия совместно с частями 11-й танковой дивизии при поддержке войск левого фланга II танкового корпуса СС (и прежде всего своего же 315-го полка с юго-востока) должна была уничтожить советские войска, оказавшиеся между остриями наступления двух немецких танковых корпусов. Предполагалось, что к этому моменту перешедшая в 9.00 в наступление ударная группировка корпуса Хауссера выйдет на прохоровское направление и уступит частям XXXXVIII танкового корпуса место для дальнейшего движения вдоль Обояньского шоссе на север и северо-восток.

Если нанести этот план на карту, то получается, что главные силы корпуса Кнобельсдорфа должны были 6 июля дефилировать практически поперек полосы обороны 1-й танковой армии. Лучшего положения для контрудара нельзя было и придумать! Нацеливая 1-ю танковую армию наТомаровку, Н. Ф. Ватутин фактически направлял ее во фланг наступлению главных сил XXXXVIII корпуса на Дубово. Однако этот контрудар был отменен. Бригады армии Катукова окопались и ждали. Трудно сказать, насколько рациональным было решение Ватутина. Возможно, он просто предположил, что наступающие немцы обязательно попытаются сомкнуть фланги и окружить оказавшиеся между вклинениями в советскую оборону части. В районе Ново-Черкасское-Триречное-Драгунское-х. Весёлый (Ольховский) находились немалые силы: 199-й и 201-й гв. стрелковые полки 67-й гв. стрелковой дивизии, 153-й гв. стрелковый полк 52-й гв. стрелковой дивизии. Три полка — практически полноценная дивизия. За их избиением должны были бесстрастно наблюдать отказавшиеся от контрудара части армии Катукова. Танкисты просто должны были стать ужином для тех, чей обед составляли три стрелковых полка. Пассивной стратегии всегда сопутствует избиение по частям.

Ночь с 5 на 6 июля и раннее утро 6 июля были потрачены саперами XXXXVIII танкового корпуса на разминирование местности. Минными полями была покрыта практически вся пригодная для передвижения танков территория. Отступившие от Черкасского части 67-й гв. стрелковой дивизии напряженно ожидали немецкой атаки. Она могла последовать в полосе любого из полков дивизии А. И. Баксова либо вообще на соседнем участке. В любом случае от немцев в первую очередь ожидалось наступление в северном направлении. В боевом приказе 67-й гв. стрелковой дивизии рефреном звучит фраза «не допустить распространения пехоты и танков противника на север».

Ударная группа XXXXVIII танкового корпуса перешла в наступление в 9.30 6 июля. Позиции дивизии Баксова теперь не прикрывались противотанковым рвом, густо опоясанным минными полями. Около полудня 11-я танковая дивизия и «Великая Германия» вышли в тыл советским частям в пойме Ворсклы и Ворсклицы. В 12.00 командующий 6-й гв. армией приказал трем окружаемым полкам отходить. Однако этот приказ уже опоздал. В 18.15 боевая группа 11-й танковой дивизии вышла в район Дмитриевки и захватила позиции артиллерии, стоявшей в этом районе. Три полка двух дивизий были окружены. Некоторой части окруженных удалось в ночь с 7 на 8 июля вырваться из кольца и выйти в расположение 90-й гв. стрелковой дивизии.

Дефилированию ударной группировки XXXXVIII танкового корпуса мимо позиций занявших второй армейский рубеж обороны частей 1-й танковой и 6-й гв. армий мешала только артиллерия. Бывший начальник штаба 4-й танковой армии Ф. Фангор вспоминал: «6 июля русские неожиданно открыли заградительный огонь. Его вела вся их артиллерия, находившаяся в этом районе, в том числе и дальнобойная. Это произошло в тот момент, когда немецкие войска вышли на рубеж, где по башню было вкопано бесчисленное количество вражеских танков, замаскированных и продуманно размещенных на местности. Приходилось исключить наши маневры в узких боевых порядках (что уже делалось), а дороги нельзя было использовать. Это увеличило потерю времени… Как и следовало ожидать, в этой обстановке больше всего страдали «Пантеры» 10-й танковой бригады»[74].

После того как были окружены советские части в пойме Ворсклы и Ворсклицы, немецкое командование поручило зачистку образовавшегося «котла» 167-й пехотной дивизии. Танковые соединения должны были проверить на прочность советскую оборону на втором армейском рубеже.

К моменту выхода к Дуброву главные силы корпуса Кнобельсдорфа перешли из полосы 6-го танкового корпуса в полосу 3-го механизированного корпуса. На 14.00 6 июля из 228 положенных 3-му механизированному корпусу по штату танков на ходу было 222. Все танковые полки мехбригад, а также 49-я тбр были укомплектованы двумя типами танков: легкими Т-70 и средними Т-34, последний являлся основным в корпусе. Ударное соединение — прославившаяся в битве за Москву 1-я гв. тбр имела на вооружении только танки Т-34. Еще до начала боев ее батальоны вывели из района сосредоточения основных сил 3-го мехкорпуса во второй эшелон 6-й гв. армии. Часть танков комбриг полковник В. Н. Горелов расположил в засадах южнее Яковлева. Возникший вследствие окружения 5-го гв. танкового корпуса кризис вынудил М. Е. Катукова использовать бригаду Горелова не в центре участка обороны 3-го механизированного корпуса, как планировалось, а на стыке с соседом слева для прикрытия левого фланга корпуса. 1-я гв. танковая бригада практически в полном составе (кроме 10 танков) с одним батальоном 49-й танковой бригады в течение всего дня вела бои с дивизией «Лейбштандарт» у Яковлева и для отражения ударов XXXXVIII танкового корпуса не привлекалась. Таким образом, 6 июля С. М. Кривошеин мог использовать против частей 11-й тд и «Великой Германии» лишь танки трех мехбригад — 113 единиц и 13 машин, находившихся в составе 34-го отдельного бронеавтобатальона (в том числе 10 Т-34, прикомандированных из 1-й гв. танковой бригады).

Рассчитывая еще до темноты вклиниться в позиции второго рубежа обороны, немцы начали атаку позиций 3-го механизированного корпуса. В 17.25 Кнобельсдорф приказывает объединить 39-й танковый полк «Пантер» и танковый полк «Великой Германии» под руководством командира последнего, т. е. графа фон Штрахвица. Собранные в кулак танки начали давно ожидавшиеся атаки в северном направлении.

Быстрого взлома советских позиций на втором армейском рубеже вечером 6 июля не произошло. В журнале боевых действий XXXXVIII танкового корпуса эти события описываются следующим образом:

«19.00 «Великая Германия» докладывает, что после преодоления сильно заминированной местности с рядами колючей проволоки и противотанковым рвом находится в наступлении по балкам Ольховая, Большой. Бои очень тяжелые.

20.10 «Великая Германия» докладывает об ожесточенных боях против противотанкового фронта южнее Сырцево. Наши потери тяжелые. 11 тд также очень медленно продвигается около высоты 241,1 с танковым полком под очень сильным противотанковым огнем. Разведбатальон со штурмовыми орудиями прорвался с юга на эти вражеские позиции. Приходится взвешенно оценивать ситуацию и позволить частям боевой группы на восточной окраине леса юго-восточнее Дуброво продвигаться вперед с перерывами».

Яркое и красочное описание этих событий дал в своих мемуарах М. Е. Катуков: «После разговора с генералом Ватутиным я отправился в корпус Кривошеина, где в это время противник предпринял очередную атаку. На узком фронте, наступая вдоль Обояньского шоссе, он бросил в бой до 200 танков. Со стороны Яковлева доносился глухой непрерывный гул. На горизонте густой завесой стояла пыль.

Кривошеина я нашел в лесистом овраге. Рядом со щелью стоял его автофургон, в котором командир корпуса кочевал по фронтовым дорогам вместе с женой. Генерал что-то кричал по телефону. Увидев меня, закруглил разговор, положил трубку, поднес руку к козырьку:

— Товарищ командующий, противник предпринял наступление.

— Это я сам вижу… Какими силами?

— На участке корпуса до четырехсот танков!

— Не преувеличиваешь, Семен Моисеевич?

— Какое там преувеличиваю! Только на позиции Горелова — сто танков. На позиции Бабаджаняна — семьдесят!

Поднялись на НП, оборудованный на чердаке сарая, прикорнувшего на краю оврага. Хотя была середина дня, казалось, наступили сумерки: солнце заслонили пыль и дым. Бревенчатый сарай нервно вздрагивал. В небе завывали самолеты, трещали пулеметные очереди. Наши истребители пытались отогнать бомбардировщики противника, которые сбрасывали свой смертоносный груз на наши позиции. НП находился в каких-нибудь четырех километрах от передовой. Но что происходит в этом кромешном дыму, в море огня и дыма, рассмотреть было невозможно»[75].

Интересно отметить, что сотни танков в данном случае вовсе не являются преувеличением. Подразделения Кривошеева действительно подверглись атакам крупных масс танков корпуса Кнобельсдорфа, включая «Пантеры». Любопытно также отметить, что Катуков дает картину мощной танковой атаки немцев сразу после эпизода с отменой контрудара. Может создаться впечатление, что такие события, как отмена контрудара и удар по бригадам С. М. Кривошеева, следовали одно за другим. У читающего мемуары Катукова не остается ни малейших сомнений, что контрудар по такой толпе танков был дурацкой затеей. Однако отмену контрудара на Томаровку и вышеописанную атаку разделяют целый день. Крупномасштабные атаки на оборонительные позиции второго армейского рубежа обороны начались только после 18.00 6 июля. Понятно, что рассказ о том, как танковая армия весь день сидела и ждала у моря погоды, в то время как противник окружал стрелковые части в промежутке между первым и вторым рубежом обороны, смотрелся бы куда менее выигрышно.

Огнеметный Pz.III в действии. По новому штату некоторые немецкие танковые дивизии получили машины этого типа и использовали их в боях на Курской дуге

Подбитая «Пантера». Хорошо видны пробоины в борту башни и выбитый лючок выброса стреляных гильз — одно из уязвимых мест нового немецкого танка.

В ходе боевых действий 6 июля корпусу Кнобельсдорфа удалось достичь больших результатов, чем в первый день сражения. Однако в ходе двухсуточных ожесточенных боев дивизии XXXXVIII понесли существенные потери в бронетехнике, куда более тяжелые, чем дивизии СС. В первую очередь это относится к дивизии «Великая Германия». Согласно донесению XXXXVIII на 20.30 7 июля, вечером 6 июля дивизия имела в строю 1 Pz.III(kz.), 8 Pz.III (lg.), 1 Pz.IV(kz.), 21 Pz.IV (lg.), 2 Pz.VI, 12 огнеметных танков. 4 июля танковый полк дивизии располагал 112 боеспособными танками, в том числе 14 «Тиграми». К исходу 6 июля были выведены из строя 59 машин, в том числе 12 «Тигров». Еще более тяжелые потери понесли «Пантеры». Около 8.20 утра 6 июля бригада Деккера была готова ввести в бой 160 «Пантер». Согласно тому же донесению штаба корпуса к исходу дня 6 июля в строю осталось лишь 40 «Пантер». Снижение количества «Тигров» и «Пантер» существенно уменьшало ударные возможности корпуса Кнобельсдорфа.

7 июля. Восстанавливая целостность фронта. Если 6 июля можно в какой-то мере считать днем упущенных возможностей для 1-й танковой армии, то на следующий день Катуков действовал выше всяких похвал. Уже в 20.30 6 июля Н. Ф. Ватутин отдает приказ ликвидировать прорыв противника в районе Лучков:

«Одиночные танки противника прорвались Кочетовка через Лучки и направляются на Лучки. Приказываю:

Под личную ответственность Катукова и Кравченко, уничтожить прорвавшегося противника. Прошу закрыть промежуток между Яковлево и Лунино [Лучки. — А.И.] и ни в коем случае не допустить дальнейшего прорыва противника. Для этого 31 тк двинуть в район Лучки»[76].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.