КОНЕЦ ФАШИСТСКОГО ЛОГОВА

КОНЕЦ ФАШИСТСКОГО ЛОГОВА

1

По сведениям, имевшимся в нашем разведывательном отделе, население Берлина достигало 3 миллионов человек. Эвакуация жителей из города была запрещена еще в январе 1945 года. Тогда же все мужчины в возрасте от 16 до 60 лет были зачислены в отряды фольксштурма, которые получили задачу защищать столицу вместе с фашистскими войсками, сосредоточенными для обороны берлинского направления. Всего было сформировано около 200 батальонов фольксштурма, в которых насчитывалось до 200 тысяч человек.

По готовности и боеспособности фольксштурм подразделялся на четыре категории. Первую составляли лица, освобожденные от работы и размещенные в казармах. Вторую — те, кто не освобождался от работы. К третьей категории относились члены организации гитлеровской молодежи — «Гитлерюгенд». Четвертая—объединяла лиц с физическими недостатками. Наиболее боеспособными были, естественно, отряды первой категории. В состав фольксштурма входили и полицейские, которых в Берлине насчитывалось более 30 тысяч. Часть их свели в особые отряды. Оснащались батальоны фольксштурма различным пехотным оружием, вплоть до трофейных винтовок и автоматов.

Немецкая столица была превращена в мощный укрепленный район. Возглавлял оборону специальный штаб во главе с генерал–лейтенантом Рейманом, которого затем сменил генерал артиллерии Вейдлинг. Вокруг Берлина фашисты возвели три оборонительных обвода — внешний, внутренний и городской. Первый обвод находился на удалении 25–40 километров от центра города. К тому времени, о котором идет речь, на отдельных направлениях он быя..уже прорван советскими войсками.

Внутренний обвод, созданный по окраинам берлинских пригородов, состоял из нескольких траншей. Глубина его достигала шести километров. Гитлеровское командование рассматривало его как главную полосу берлинского укрепленного района. Здесь немцы рассчитывали ввести в бой основные силы берлинского гарнизона и любой ценой удержать этот рубеж. В приказе по обороне Берлина указывалось, что при прорыве внутреннего обвода советскими танками и пехотой солдаты обязаны продолжать борьбу до восстановления утраченного положения.

И наконец — городской обвод, который проходил внутри Берлина по линии окружной железной дороги и был также подготовлен к обороне.

Территория укрепленного района была разбита на девять секторов, обозначенных буквами латинского алфавита. Восемь секторов были созданы по окружности, а один — в центре. Этот центральный сектор готовился с особой тщательностью. Многие его кварталы оборудовались как батальонные узлы сопротивления. В городе насчитывалось более 400 железобетонных долговременных сооружений. Некоторые из них представляли собой многоэтажные бункеры, врытые в землю. Они вмещали гарнизоны до 1000 человек.

Для обороны каждого сектора выделялось 8–10 батальонов фольксштурма, усиленных артиллерией и снабженных большим количеством фаустпатронов. Эти силы соответствовали примерно одной пехотной дивизии. Внутри сектора они глубоко эшелонировались, опираясь на приспособленные к обороне производственные и жилые здания. Отходившие под ударами наших войск части противника присоединялись к отрядам фольксштурма и вместе с ними продолжали оказывать ожесточенное сопротивление. Чем ближе к городу, тем заметнее возрастала концентрация вражеских сил.

Снабжение Берлина резко ухудшилось.

21 апреля перестали работать все предприятия немецкой столицы. Прекратилась подача газа и электроэнергии. Кончились запасы угля. Остановились трамваи и троллейбусы, перестало функционировать метро. Не действовали водопровод и канализация.

Связь в городе поддерживалась при помощи городской телефонной сети. Разведка доносила, что противник использует ее для корректирования огня артиллерии по районам, занятым советскими войсками, а также для передачи данных о положении и перемещении наших частей.

В первые часы боевые действия наших войск на улицах Берлина носили недостаточно организованный характер: подразделения и части не имели опыта наступательных боев в условиях очень большого города. Сказывались также неполадки в подготовке штурмовых отрядов и групп, необходимых для захвата укреплений и приспособленных к обороне каменных зданий. Среди многоэтажных домов, где не было четко выраженной линии соприкосновения с противником и люди зачастую не видели своих соседей, весьма трудно было налаживать взаимодействие между наступавшими частями и поддерживавшими их средствами. Старшие начальники теряли управление своими подчиненными, не оказывали им должной помощи при организации боя. Атакам подвергались нередко те объекты противника, которые следовало бы обходить. Все это снижало темп продвижения и вело к неоправданным потерям.

Однако первой и главной причиной медленного продвижения войск в Берлине было ожесточенное сопротивление противника. Используя инженерные заграждения, баррикады и завалы на улицах, фашисты вели борьбу не на жизнь, а на смерть. Против наших танков, как и на подступах к Берлину, действовали зенитные пушки и фаустпатроны. Немецкая авиация все еще продолжала бомбить боевые порядки советских войск. Над 3–й ударной армией ежедневно регистрировалось до 150 самолето–вылетов.

Сражение в городе не затихало ни днем, ни ночью. Наши войска быстро овладели навыками наступательного боя в новых условиях.

Почти все дивизии 3–й ударной действовали в первой линии; только 265–я стрелковая дивизия находилась в резерве за левым флангом 7–го корпуса. Весь Военный совет армии, начальники родов войск и служб, многие офицеры штаба, политического отдела и других отделов полевого управления большую часть времени находились в войсках, в районах их боевых действий, оказывая на месте необходимую помощь.

23 апреля командный пункт армии перешел в небольшой населенный пункт Ной Линденберг, в пяти километрах к северо–востоку от Берлина. Здесь были сосредоточены все наши средства управления.

В Ней–Линденберге, в отличие от других берлинских пригородов, не было многоэтажных зданий: он стоял в стороне от больших дорог и утопал в садах. На деревьях уже распускались почки, появились молодые ярко–зеленые листья. Весна вступала в свои права, наперекор войне, наперекор разрухе и уничтожению.

22 и 23 апреля продолжались ожесточенные бои в предместьях Берлина. Войска 3–й ударной овладели крупными пригородными районами Буххольц, Розенталь, Панков, Вейсензее и Лихтенберг, продвинувшись до пяти километров. Установилась теплая сухая погода, она благоприятствовала ведению боевых действий. Даже при сплошной облачности видимость была хорошая. Но над Берлином висела дымка, которая мешала использовать артиллерию и авиацию для ударов по опорным пунктам противника. Можно было угодить по своим.

Командующий фронтом усилил нашу армию четырьмя тяжелыми гаубичными бригадами и двумя бригадами гвардейских минометов.

Вечером 23 апреля Василий Иванович Кузнецов поставил войскам следующие задачи.

79–му стрелковому корпусу к исходу 24 апреля овладеть в своих разграничительных линиях северным берегом реки Шпрее.

12–му гвардейскому корпусу к этому же времени выйти на северный берег реки Шпрее левее 79–го корпуса.

7–му стрелковому корпусу овладеть районом города севернее парка Тиргартен, имея одну дивизию в резерве. Одновременно командарм обращал внимание командира корпуса на недочеты в организации боя и управлении частями.

Отправив в войска эти короткие распоряжения, я выкроил немного времени, чтобы послушать полковника М. И. Новикова, возвратившегося из 12–го гвардейского корпуса, где он находился с начала наступления. У Михаила Ивановича накопилось много впечатлений. Но с особой охотой рассказывал он о героизме и мужестве наших бойцов и командиров.

Хорошо сражались с врагом полки 23–й гвардейской стрелковой дивизии. Батальон майора Никина из 66–го гвардейского полка только в течение 23 апреля отразил 15 контратак противника, уничтожил более 300 гитлеровских солдат и офицеров и 190 взял в плен. За эти бои командиру батальона майору Семену Ивановичу Никину, командиру роты лейтенанту Николаю Степановичу Шелихову и рядовому Сербеку Сугуловичу Чилингарьяну впоследствии присвоили звание Героя Советского Союза. Многие бойцы и офицеры батальона были награждены орденами и медалями.

Точными залпами громил врага 124–й гвардейский артиллерийский полк 52–й гвардейской дивизии, которым командовал подполковник Н. И. Биганенко. Находясь в боевых порядках пехоты, артиллеристы прямой наводкой уничтожали живую силу и огневые точки противника. Умело руководил своим расчетом командир орудия младший сержант А. Н. Гуссейнов. На подступах к Берлину его орудие разбило 14 ручных и станковых пулеметов, 2 пушки, подавило вражескую минометную батарею и уничтожило более 40 гитлеровцев.

23 апреля в жарком бою погиб весь расчет. Оставшись у орудия один, младший серя? ант Гуссейнов продолжал вести огонь и обеспечил продвижение пехоты. Он уничтожил три укрепленные точки и около 20 немецких солдат и офицеров. За мужество и отвагу, проявленные в этом бою, младший сержант Али Наджарович Гуссейнов получил третий орден Славы. Он стал полным кавалером этого почетного солдатского ордена.

2

24 апреля войска армии с тяжелыми боями продвигались к центру Берлина. Наибольший успех имел 79–й стрелковый корпус генерала С. Н. Переверткина, наступавший на правом фланге. Его дивизии вышли на северный берег канала Берлинер–Шпандауэр–Шиффарст в районе Фолькспарка.

Медленнее развивалось наступление 12–го гвардейского корпуса, соединения которого достигли наиболее застроенной и сильно укрепленной части Берлина: они вели бои севернее Веддинга и в районе Гезундбруннена. В аналогичных условиях действовал и 7–й стрелковый корпус. За двое суток ему удалось овладеть лишь несколькими кварталами в северо–восточной части города.

Такие результаты на нашем левом фланге не удовлетворяли штаб фронта. Каждые два часа оттуда звонили по ВЧ генералу Букштыновичу и мне. Вопрос один: продвигаются ли войска? Командарм Кузнецов с утра уехал в 79–й корпус. Член Военного совета генерал Литвинов второй день находился в 12–м гвардейском корпусе.

В полдень генерал Букштынович приказал мне выехать в 7–й корпус, на месте ознакомиться с обстановкой и ходом событий.

Передвигаться по улицам Берлина было далеко не безопасно. Немецкие снайперы, переодетые в гражданскую одежду, укрывались в домах и подвалах, охотились за советскими офицерами. Бороться с этими фашистами было чрезвычайно трудно: они прикидывались мирными жителями.

Важно было и не заблудиться, не попасть в лапы противника. Дорогу на командный пункт 364–й стрелковой дивизии, где я решил побывать, надо было найти по карте. Для верности взял с собой начальника направления 7–го корпуса майора Аннцева и офицера связи.

Повсюду в глаза бросались призывы–лозунги, выведенные белой краской на стенах домов, на заборах, на асфальте улиц: «Берлин останется немецким!», «Мы не капитулируем!»…

Добрались без особых приключений. Командир дивизии полковник И. А. Воробьев и начальник штаба подполковник И. А. Бадин находились на своем командном пункте в подвальном помещении пятиэтажного здания. Наблюдательный пункт был оборудован на верхнем этаже. Ознакомившись с обстановкой по карте, мы поднялись на НП к разведчикам и наблюдателям–артиллеристам.

После недавней атаки, которая не дала ощутимых результатов, полки готовились к ночным действиям. Слышалась редкая перестрелка. Было странным и непривычным, что с НП не видно частей и подразделений. Их словно бы поглотили громады ближайших зданий.

Берлин горел. Черные облака дыма устремлялись к небу. В воздухе кружились хлопья сажи.

Подполковник Бадин доложил, какие улицы и здания заняты частями дивизии, где находится противник, как организовано взаимодействие с соседями. Затем полковник Воробьев рассказал о тактике действий штурмовых отрядов.

Борьбу с противником, засевшим в зданиях, дивизия вела штурмовыми отрядами силою от роты до батальона. Отрядам придавались артиллерия, танки, самоходки и мощные гвардейские минометы. Причем эти минометы использовались весьма своеобразно. Рамные установки, снятые с автомашин, поднимали на чердаки самых высоких зданий. Оттуда гвардейцы били реактивными снарядами по объектам противника, преграждавшим путь нашей пехоте.

Вся артиллерия, приданная штурмовым отрядам, вплоть, до орудий крупных калибров, находилась непосредственно в боевых порядках пехоты и вела огопь прямой наводкой с коротких дистанций. Это увеличивало эффективность.

Серьезное препятствие для наших войск представлял капал Берлинер–Шпандауэр–Шиффарст. При сравнительно небольшой ширине — 75 метров — он имел отвесные бетонированные берега с низко опущенным зеркалом воды. Глубина достигала двух–трех метров. Все мосты были взорваны, преодолеть канал с ходу частям 79–го стрелкового корпуса не удалось. Южнее канала простирался так называемый Фолькспарк, восточнее его — жилой массив Плетцензее. На юго–восток от этого района каменной громадой поднялся старинный район Моабит с его мрачной тюрьмой.

Первыми начали форсировать канал на подручных средствах части 207–й стрелковой дивизии полковника В. М. Асафова. В 18 часов, после артиллерийского налета, 1–й батальон 594–го стрелкового полка, поддержанный сильным минометным и пулеметным огнем, устремился к воде. Бойцы переправлялись на плотах, на бревнах и вплавь. Достигнув южного берега, они вышвырнули гитлеровцев из траншеи и захватили небольшой плацдарм. Саперы тотчас навели штурмовой мостик, по которому быстро перешли остальные подразделения 594–го полка.

Тем временем 597–й полк форсировал канал несколько западнее и тоже захватил небольшой пятачок. Прибывший к месту форсирования понтонный батальон приступил к наводке 16–тонного моста. Одновременно саперы дивизии восстанавливали мост, взорванный немцами. Едва сгустились сумерки, на воду были спущены паромы. На них за ночь переправили артиллерию и минометы всех стрелковых полков 207–й дивизии. На рассвете был готов и понтонный мост, по которому устремились самоходные установки. Затем через восстановленный саперами мост начали переправу танки и тяжелая артиллерия.

Полки 150–й стрелковой дивизии вышли к каналу вблизи озера Плетцен. Успешно форсировав его, они пробивались в район Моабит. 171–я стрелковая дивизия находилась во втором эшелоне 79–го корпуса и готовилась развивать успех 207–й стрелковой дивизии.

12–й гвардейский корпус весь день вел упорные бои за отдельные дома и кварталы. Его 23–я гвардейская дивизия, обойдя несколько опорных пунктов противника, вечером 24 апреля достигла канала Берлипер–Шпандауэр–Шиффарст восточнее озера Плетцен. 33–я стрелковая и 52–я гвардейская дивизии с большим трудом преодолели окружную железную дорогу.

Части 7–го стрелкового корпуса продолжали вести тяжелые бои в районе парка Фридрихс–Хайн.

Сопротивление противника не ослабевало, а возрастало. И не только перед нами, но и на участках других армий. В бой за Берлин включилась вся ударная группировка 1–го Белорусского фронта. 47–я армия, наступавшая правее нас совместно с 9–м гвардейским танковым корпусом 2–й танковой армии, обходила город с северо–запада. 5–я ударная армия, наносившая удар с востока, встретила особенно упорное сопротивление: она вела тяжелые бои левее нашего 7–го стрелкового корпуса. 8–я гвардейская армия, наступавшая вместе с 1–й гвардейской танковой армией с юго–востока, прорвала берлинский оборонительный обвод на участке Мальсдорф, Вендешлос и завязала бои в городе.

В более благоприятных условиях развивалось наступление войск 1–го Украинского фронта. Его танковые армии, повернутые на Берлин, разгромили противника в районах Цоссен, Луккенвальде, Ютерборг и тоже прорвали внешний оборонительный обвод немецкой столицы. 3–я гвардейская танковая армия вышла на южную окраину Берлина — в пригороды Ланквиц и Тельтов. 4–я гвардейская танковая армия достигла южных подступов Потсдама, заняв выгодные позиции для того, чтобы замкнуть кольцо вокруг берлинской группировки противника.

Маневр, осуществляемый войсками 1–го Белорусского и 1–го Украинского фронтов для окружения вражеских сил в Берлине, был близок к завершению. 25 апреля части 47–й и 4–й гвардейской танковой армий соединились западнее города. Противник был взят в стальные тиски. Берлин оказался отрезанным от остальной Германии.

В окружение попали остатки шести дивизий 9–й немецкой армии и различные соединения и части гарнизона Берлина. Общая численность вражеской группировки составляла около 300 тысяч человек. Она имела 3000 орудий и минометов и 250 танков и штурмовых орудий.

Положение противника резко ухудшилось. Однако он продолжал еще на что?то надеяться. В Берлине не прекращалось формирование батальонов фольксштурма. Из тюрем выпустили уголовников: их тоже привлекли к обороне города.

Многочисленные пожары, бушевавшие в городе, затрудняли ведение боевых действий. В этих условиях решающее значение приобрели бои мелких подразделений. Они просачивались между очагами вражеской обороны и наносили по ним удары с флангов и тыла. В таких боях наши опытные, закаленные солдаты и офицеры значительно превосходили гитлеровцев.

Вечером 25 апреля Москва сообщила о том, что передовые подразделения 58–й и 97–й гвардейских дивизий 5–й гвардейской армии 1–го Украинского фронта вышли на Эльбу в районе Торгау. Здесь части 58–й гвардейской дивизии генерала В. В. Русакова встретились с патрулями 69–й пехотной дивизии 1–й американской армии. Фронт немецко–фашистских войск был нарушен. Немецкие армии, находившиеся в Северной и Южной Германии, оказались отрезанными друг от друга.

Ну что же, и мы, в свою очередь, неплохо отметили этот день. Успешно развивались события к югу от канала Берлинер–Шпандауэр–Шиффарст, где наступал 79–й стрелковый корпус С. Н. Переверткина. Наиболее активно действовала его 207–я дивизия, которая продвинулась на два километра и вышла на рубеж Кенигсдамм, гавань Вестховен. 171–я дивизия тоже переправилась через канал, чтобы наступать на правом фланге корпуса. 150–я дивизия, нацеленная вдоль канала на восток, встретила сильное огневое сопротивление и успеха не имела.

Части 12–го гвардейского корпуса за день продвинулись незначительно. Положение 7–го стрелкового корпуса осталось без изменений. Таковы были общие итоги действий войск 3–й ударной армии за 25 апреля. И опять, как всегда, вечером я готовил телеграммы командирам корпусов. Ставились задачи на следующий день.

79–й стрелковый корпус должен был овладеть районом Моабит с выходом на реку Шпрее. 12–му гвардейскому корпусу приказывалось двигаться в южном и юго–восточном направлениях, чтобы овладеть районом Северного и Штеттинского вокзалов, и тоже достичь реки Шпрее. 7–й стрелковый корпус продолжал наступать к центру Берлина с северо–востока.

3

Войска 3–й ударной вышли к центральному оборонительному сектору Берлина. Здесь бои достигли высшего напряжения: фашистские фанатики защищали наиболее важные жизненные узлы рейха — имперскую канцелярию, в бункерах которой находился Гитлер со своими ближайшими соратниками, и рейхстаг.

С севера, откуда наступала наша армия, центральный сектор прикрывала река Шпрее. С юга — Ландвер–канал. Почти все мосты были взорваны. Не знаю, по каким соображениям, немцы оставили только мост Мольтке. Однако он был защищен с двух сторон противотанковыми препятствиями и простреливался многослойным пулеметным огнем. Подступы к мосту прикрывала артиллерия.

В системе обороны противника в этом районе особо выделялись массивные здания рейхстага и министерства внутренних дел («дом Гиммлера»), превращенные в мощные узлы сопротивления. Сильные укрепления с развя–той сетью траншей и ходов сообщения были созданы и в парке Тиргартен.

26 апреля мы продвигались вперед медленно, отвоевывая метр за метром. Солдаты и офицеры самоотверженно сражались за каждую улицу, каждый дом. Бои вспыхивали в подвалах, на лестничных клетках, на чердаках. Только за один день войска армии уничтожили около 1500 гитлеровцев.

В этот же день наши артиллеристы открыли прицельный огонь непосредственно по рейхстагу. Честь произвести первый залп была доверена лучшему дивизиону 136–й пушечной бригады, прошедшей вместе с армией весь трудный путь от Великих Лук до Берлина. Командовал этим дивизионом майор Д. А. Чепель. А бригаду все три года возглавлял отличный артиллерист полковник А. П. Писарев, удостоенный в боях за Берлин звания Героя Советского Союза.

Стрелковые полки рвались вперед, к центру города, к Королевской площади. Как всегда в последнее время, хорошо действовал 79–й стрелковый корпус. Его дивизии вышли на северный берег Фербиндунгс–канала, вклинившись в городской оборонительный обвод. Взаимодействуя с частями 12–го гвардейского танкового корпуса 2–й танковой армии, которая также наступала в южном направлении, 79–й корпус на следующий день завершил прорыв городского обвода на участке от станции Юнгефернхайде до Фербиндунгс–канала.

Пытаясь удержать район Моабит и не допустить наши части к Шпрее, немцы бросили сюда зенитную артиллерию, танковый полк и наспех созданные боевые группы из гражданского населения. Штурмовые отряды 79–го корпуса с большим трудом пробивались по узким, плотно застроенным улицам. Пехоту сопровождали танки 9–го танкового корпуса. Когда путь пехоте преграждали баррикады и пулеметные точки, танкисты уничтожали их огнем и гусеницами.

Вместе с пехотой и танками шла артиллерия. Особенно помогла она при форсировании Фербиндунгс–канала. А когда канал удалось преодолеть, на его восточный берег немедленно переправились пять батарей 86–й тяжелой гаубичной бригады.

Моабит — самая старинная и густонаселенная часть Берлина. Улицы узкие, словно ущелья. Войскам негде было развернуться. Штурмовые отряды действовали мелкими группами, проникая через подвалы, проходные дворы, через проломы в стенах. Многие баррикады, возведенные посреди улиц, наши подразделения обошли, а затем ударили по ним с тыла.

Саперы разбирали завалы и баррикады, привлекая для этого местных жителей.

Практиковался и другой метод. Специально выделенные батареи в сопровождении автоматчиков быстро выдвигались вперед, останавливались на перекрестке и открывали губительный огонь по окнам, подъездам, подвалам.

Штурмовые отряды 207–й стрелковой дивизии приблизились к крепости–тюрьме Моабит. На помощь им подоспели подразделения 150–й стрелковой дивизии. Наши войска ворвались в эту огромную тюрьму.

В Моабите томилось около 7000 военнопленных и политических заключенных. Дождавшись освобождения, многие из них сразу взяли в руки оружие, чтобы отплатить гитлеровцам за свои муки.

Через некоторое время мне довелось побывать в мрачном здании тюрьмы, которое занимало целый квартал. В пустынных коридорах стояла гулкая тишина. Мы осмотрели камеру, где томился вождь немецкого пролетариата Эрнст Тельман. Это была маленькая подвальная комната размером около 6 квадратных метров. Пол каменный, холодный. В зарешеченное окошко под потолком едва пробивался луч Света. Стены заплесневели от сырости.

Нам показали страшную механизированную гильотину XX века, установленную в специальной комнате, где производились казни.

Тогда я еще не знал, что в этой же тюрьме сидел революционный певец немецкого народа Эрнст Буш, что здесь писал свои замечательные стихи Муса Джалиль, обреченный фашистами на смерть.

От 8–й гвардейской и 1–й гвардейской танковой армий, которые наступали навстречу, нас отделяло всего два — два с половиной километра. Возникла реальная угроза взаимного обстрела наступающих войск. Штаб армии принял срочные меры, чтобы исключить такую возможность: были уточнены районы, по которым могла вести огонь артиллерия каждой армии.

Теперь правее нас наступала двумя корпусами 2–я гвардейская танковая армия. Ее части вели бои за расширение плацдармов, захваченных на южном берегу Шпрее юго–восточнее Сименсштадта. Кроме того, армия производила рокировку своих сил к левому флангу, чтобы переправить танки по мосту западнее станции Юнгефернхайде.

5–ц ударная армия, продолжавшая наступать на запад по обоим берегам Шпрее, вела очень напряженные бои. Правофланговые корпуса ее смогли продвинуться за сутки всего на 400–500 метров.

Учитывая обстановку, генерал–полковник В. И. Кузнецов решил перегруппировать основные силы 12–го гвардейского корпуса к правому флангу армии, в район Веддинга, оставив на всем остальном участке лишь 52–ю гвардейскую дивизию. Из района Веддинга нашим гвардейцам предстояло развернуть наступление в юго–восточном направлении, используя успех 79–го стрелкового корпуса.

Доставить приказ генералу Казанкину было поручено полковнику Туру. Он отправился с двумя офицерами на виллисе в сопровождении броневика. Им же вменялось в обязанность проследить за своевременной перегруппировкой частей и соединений корпуса. Одним из офицеров был работник оперативного отдела майор К. К. Муравьев, помогавший начальнику направления 12–го гвардейского корпуса подполковнику Вишнякову. Второй — высокий капитан, фамилию которого, к сожалению, установить не удалось. Знаю только, что он выполнял обязанности офицера связи.

По дороге Тура и его товарищей несколько раз обстреляли немцы, засевшие в нашем тылу. Однако на командный пункт корпуса офицеры прибыли благополучно. Там выяснилось, что уже несколько часов нет связи с 23–й гвардейской дивизией. А время не ждало. Требовалось срочно вручить боевой приказ на перегруппировку дивизии ее командиру генералу Шафаренко. Кроме того, необходимо было выяснить обстановку на участке дивизии. С такой задачей туда отправились майор Муравьев и капитан.

О том, что произошло дальше, сообщил мне впоследствии сам Муравьев:

Мы с капитаном благополучно пересекли около десятка улиц, перебегая из подъезда в подъезд. Несчастье случилось, когда уже приближались к нашим действующим подразделениям. Нам требовалось пересечь улицу шириною метров в пятнадцать, которая простреливалась со второго этажа дома, находившегося слева от нас. По темпу стрельбы я определил, что стрелял один человек. Но, судя по числу жертв, лежавших на улице, это был снайпер, имевший автоматическую винтовку с оптическим прицелом. На обход опасного места у нас не оставалось времени.

Договорились, что первым через улицу побегу я. После того как немец выстрелит по мне, сразу должен сделать перебежку капитан. Я прикинул, что перебежка должна занять не более четырех секунд. За такое время трудно произвести следующий прицельный выстрел.

Дождавшись очередного выстрела, я тут же сделал бросок. Пуля попала в стенку, когда я уже достиг подъезда дома. Мне посчастливилось: отделался ссадинами от осколков кирпича на лице и на руке. В подъезде я оглянулся, уверенный, что капитан бежит следом. Но он только готовился к перебежке. Момент был упущен. Я крикнул ему «Стой!». Но рефлексы уже сработали, и капитан побежал. Он не достиг и середины улицы, как упал, сраженный пулей. Потом приподнялся и пополз ко мне на четвереньках. Я бросился навстречу, обхватил его, потащил в подъезд. Мы оба оказались совершенно открытыми, и снайперу ничего не стоило нас прикончить, но выстрелов не последовало.

Девушка — фельдшер полкового пункта медицинской помощи, которую я разыскал, осмотрев раненого, сказала, что он безнадежен.

Выполнив задание, я на обратном пути зашел навестить капитана, но в живых его уже не застал…

За мужество, находчивость и отвагу, проявленные при выполнении ответственного задания, майор Муравьев был награжден орденом Красного Знамени.

4

Начальник штаба Михаил Фомич Букштыновпч жил одной мыслью: рейхстаг должна захватить 3–я ударная армия! Он сумел внушить эту идею генералу Кузнецову и штабным офицерам и всю свою энергию отдавал достижению этой цели.

Как уже говорилось, 3–я ударная имела вначале задачу наступать на северные пригороды Берлина. Центр города должны были штурмовать 5–я ударная армия генерала Н. Э. Берзарина и 8–я гвардейская армия генерала В. И. Чуйкова. Обе они двигались на Берлин кратчайшим путем с востока. Но этот короткий путь оказался не самым успешным.

3–я ударная продвинулась вперед быстрее других. Мы вообще могли бы «проскочить» мимо центра Берлина на запад. Но уже в те дни, когда только завязались бои за вражескую столицу, генерал Букштынович начал планомерно проводить в жизнь свою мысль. По его инициативе 79–й стрелковый корпус повернул сначала на юго–запад, потом на юг, а затем на восток. Следом, описывая крутую дугу, поворачивали и остальные соединения нашей армии.

Оставив в стороне вопрос о рейхстаге, надо сказать, что этот маневр сам по себе был смелым и целесообразным. Теперь мы наступали на центр Берлина с запада, то есть оттуда, откуда гитлеровцы меньше всего ждали появления советских войск. Естественно, здесь было меньше укреплений. Чтобы защитить себя с этого направления, фашистам пришлось срочно перебрасывать части из других районов.

Даже после того, как 3–я ударная повернула на центр города, рейхстаг все же не входил в полосу ее действий. Согласно разграничительной линии, брать его должен был наш сосед — 5–я ударная армия. Однако события развивались не совсем так, как было предусмотрено планами.

Войска 3–й ударной наступали стремительнее других. Прогрызая оборону гитлеровцев, дивизии 79–го стрелкового корпуса вечером 28 апреля вышли на северный берег излучины Шпрее против железнодорожных путей Лехтерского вокзала. Таким образом, мы выполнили в этом районе свою задачу. Противоположный берег Шпрее был полосой другой армии. Но наши соседи отстали. Мы ближе всех подошли к рейхстагу.

Заручившись поддержкой генерала Кузнецова, Михаил Фомич Букштынович позвонил по ВЧ в штаб фронта добиваясь разрешения наступать на рейхстаг через Шпрее. В самом деле, не стоять же 79–му корпусу на месте, когда кровопролитные бои в Берлине продолжаются с неослабевающей силой.

Маневр 79–го стрелкового корпуса 3–й ударной армии в Вердине (апрель 1945 года)

Командование фронта приняло разумные доводы нашего начальника штаба и согласилось с его предложением.

В эти исторические дни командарм Кузнецов неотлучно находился на командном пункте 79–го корпуса. Там развивались главные события. Успехами дивизий генерала Переверткина жила тогда вся наша армия. И мы, работники штаба, не являлись исключением.

Особенно было приятно, что успех сопутствовал нашему коренному корпусу, прошедшему в составе 3–й ударной большой путь. Хорошо действовали и другие корпуса нашей армии, тоже стремившиеся выйти к центру Берлина, но они наступали значительно медленнее. Это объяснялось многими факторами. Командир и штаб 79–го корпуса мастерски управляли своими войсками. Они сумели отлично организовать взаимодействие пехоты с другими родами войск, особенно с артиллерией и авиацией. Непрерывно велась разведка противника, безупречно была налажена информация во всех звеньях.

Много раз за время войны приходилось мне встречаться с командиром 79–го корпуса генерал–майором Переверткиным. Это был умелый руководитель, пользовавшийся большим авторитетом у всех, кто его знал. В ответственные минуты боя Семен Никифорович появлялся там, где возникали трудности. Опыт и знания сочетались у него с выдающимся личным мужеством.

Приветливое лицо, высокий лоб, ясные и живые глаза. Обаятельный человек. Мысли свои он формулировал кратко и четко. Доклады его в штаб армии всегда отличались объективностью.

Как настоящий военный человек, генерал Переверткин имел хорошую строевую выправку, любил подтянутых, исполнительных офицеров и терпеть не мог людей неряшливых, недисциплинированных.

Проявляя большую требовательность к себе и к подчиненным, он в то же время был очень общительным и доступным. Всегда корректный и вежливый, Семен Никифорович однако не стеснялся крепко пробрать любого офицера или солдата за совершенный проступок.

В успехах 79–го корпуса важную роль играл его командир.

Начальники родов войск и служб нашей армии стремились сделать все возможное, чтобы помочь штурмовым отрядам скорее захватить рейхстаг. По их предложениям на передовую дополнительно направлялись танковые, артиллерийские, инженерные и другие части. Батальон фугасных огнеметов, который был переброшен в район рейхстага, возглавил неутомимый энтузиаст свого дела начальник химической службы армии инженер–полковник М. Б. Марра. Ему активно помогал инженер–подполковник А. И. Буйкин.

Вечером 28 апреля, согласовав с генералом Переверткиным боевую задачу, Марра, Буйкин и начальник химической службы 79–го корпуса отправились в огневой батальон. Там обсудили с комбатом предстоявшие действия. Огнеметчики должны были помогать стрелковым подразделениям при штурме рейхстага, выжигая засевших в подвалах гитлеровцев.

Закончив работу в огнеметном батальоне, полковник Марра в сопровождении трех солдат поехал на командный пункт армии.

Перед отъездом он сказал Буйкину:

— Мы с тобой уже третьи сутки не спим. Поеду домой, отдохну. А ты помоложе, оставайся здесь. Завтра сменю.

Но увидеться им было не суждено. Возле станции Гезундбруннен машина Марры попала под огонь противника и загорелась. Сам М. Б. Марра был смертельно ранен разрывной пулей. Эта скорбная весть дошла до штаба армии поздно ночыо. Через два дня мы похоронили нашего товарища на восточном берегу Одера.

Весь путь нашей армии от Невеля до Берлина был отмечен красными флагами. Эта традиция родилась как?то сама собой. Перед боем флаги вручались лучшим солдатам, лучшим агитаторам, которых у нас называли боевиками. Они шли впереди, увлекая за собой товарищей.

22 апреля, когда перед нами встал Берлин, на самом крайнем доме его взвился красный флаг, установленный солдатом–гвардейцем Гусаровым. А потом так и пошло: от дома к дому, от улицы к улице. Рядом с белыми полотнищами, которые вывесили немцы, повсюду алели наши красные флажки. В боях за город они играли не только символическую роль. На разбитых незнакомых улицах, где легко было потерять ориентировку, флажки довольно точно показывали, какой район освобожден и где проходит линия, соприкосновения с врагом.

Член Военного совета нашей армии генерал А. И. Литвинов не раз говорил, что красные флажки боевиков явились предшественниками учрежденных затем знамен, предназначенных для водружения над главными пунктами вражеской столицы. Военный совет армии учредил девять таких знамен — по числу стрелковых дивизий. Каждое знамя имело свой порядковый номер.

Например, знамя номер пять было вручено командиру 150–й стрелковой дивизии генерал–майору В. М. Шатилову. А он передал знамя командиру 756–го стрелкового полка полковнику Ф. М. Зинченко, когда тот первым в армии доложил: «Вижу рейхстаг!»

28 апреля по специальному решению Военпого совета армии всем бойцам батальонов, выделенных для штурма рейхстага, были розданы красные флажки. Этот акт имел большое вдохновляющее значение. Бойцы словно несли вперед частицу общего знамени, и в то же время каждый из них мог водрузить флажок — свидетельство личного мужества — в самом центре фашистского логова.

Командиры частей получили указание: представить к званию Героя Советского Союза того воина, который первым ворвется в рейхстаг. Но независимо от этого принять участие в штурме последней гитлеровской твердыни стремились все солдаты и офицеры 79–го стрелкового корпуса и приданных ему средств усиления.

Овладеть кварталом правительственных зданий было приказано частям 150–й стрелковой дивизии генерала В. М. Шатилова и 171–й стрелковой дивизии полковника А. П. Негоды. 207–я дивизия составляла второй эшелон корпуса.

Прежде всего требовалось преодолеть реку Шпрее, имевшую отвесную гранитную набережную высотой три метра. Но как сделать это? Форсировать реку на подручных средствах трудно и долго. Оставалось только использовать полуразбитый, забаррикадированный мост Мольтке, по обеим сторонам которого стояли заграждения и противотанковые препятствия.

Разгорелся жестокий огневой бой. Воздух звенел от множества пуль, от осколков снарядов и мин. Несколько атак ничего не дали. Лишь небольшая группа смельчаков перебежала мост и укрылась на противоположном берегу.

В ночь на 29 апреля через мост Мольтке прорвались бойцы 1–го батальона 756–го полка 150–й стрелковой дивизии под командованием капитана G. А. Неустроева и 1–го батальона 380–го полка 171–й стрелковой дивизии под командованием старшего лейтенанта К. Я. Самсонова. Гитлеровцы вели ураганный огонь. Положение осложнялось и тем, что северный берег реки к этому времени еще не был полностью очищен от врага. Ночью немцы предприняли попытку захватить и взорвать мост, но бойцы капитана Неустроева и старшего лейтенанта Самсонова отбили атаку. Им помогли орудия и танки, стрелявшие с противоположного берега. Плацдарм был удержан.

Вслед за передовыми батальонами через Шпрее переправились подразделения 380–го и 525–го полков 171–й стрелковой дивизии, 756–й полк 150–й стрелковой дивизии, а также орудия сопровождения, танки и фугасные огнеметы. Утром 29 апреля, после десятиминутного массированного огневого налета, эти части возобновили наступление. Завязались упорные бои за расширение плацдарма и за строения на подступах к рейхстагу.

Особенно рьяно цеплялись фашисты за «дом Гиммлера» и за швейцарское посольство. Ворвавшись в здание посольства, бойцы 756–го полка дрались буквально за каждый метр. Немцы пытались выбить наших солдат, которых возглавлял парторг роты старший сержант И. Я. Сьянов, недавно назначенный командиром этой же роты. Наши бойцы подпустили гитлеровцев поближе и встретили их автоматным огнем. Фашисты откатились. Однако борьба внутри здания продолжалась с неослабевающим напряжением. Лишь после того, как в ночь на 30 апреля сюда были направлены подразделения 674–го полка 150–й дивизии под командованием подполковника Плеходанова, этот узел обороны противника пал. Одновременно другие подразделения очистили от гитлеровцев здание министерства внутренних дел — «дом Гиммлера». До рейхстага оставалось не более 500 метров. Но развить успех и сразу овладеть этим огромным зданием наши части не смогли. Началась подготовка штурма.

О борьбе за рейхстаг написано уже много. Не вдаваясь в детали, я расскажу лишь об общем ходе событий, как они представлялись нам в штабе армии, и о некоторых, наиболее запомнившихся эпизодах.

Особенно напряженной была для наших войск ночь на 30 апреля. Командиры изучали подходы к рейхстагу и огневую систему врага. Под прикрытием темноты на южный берег Шпрее переправились танки. К утру туда же было переправлено около 100 орудий различного калибра, вплоть до тяжелых гаубиц. Готовились к залпам по рейхстагу и реактивные установки. Батальоны и роты улучшали свои исходные позиции, вели разведку, запасались боеприпасами. Все понимали, что предстоящий бой, может быть последний, будет упорным и трудным.

Рейхстаг и находившаяся западнее его Кроль–опера были превращены в сильные узлы сопротивления. Между ними поддерживалось тесное огневое взаимодействие. В оконных проемах рейхстага, аккуратно заложенных кирпичами, находились бойницы и амбразуры для стрелков и пулеметчиков. Сооруженные возле рейхстага железобетонные точки прикрывали огнем северные и западные подступы к нему. В 200 метрах от здания были отрыты траншеи с пулеметными площадками и ходами сообщения, ведущими в сторону рейхстага. Западнее, через Кенигплац, проходил глубокий ров, который немцы 29 апреля залили водой, превратив его в труднопреодолимое препятствие.

Гарнизон рейхстага насчитывал до 2000 отборных солдат и офицеров. В него входили курсанты морской школы, переброшенные по воздуху из Ростока, эсэсовские подразделения, зенитные и авиационные части. Кроме того, к югу от рейхстага оборонялось до 20 групп фольксштурма, по 30–35 человек в каждой. Перед рейхстагом гитлеровцы установили несколько зенитных орудий для стрельбы прямой наводкой. Пять артиллерийских батарей, расположенных на закрытых позициях, составляли основу огневой мощи немцев, защищавших этот район. Не хуже было подготовлено к обороне и здание Кроль–оперы.

Предстоящий штурм требовал от всех его участников мужества, выдержки и упорства. Вечером в подразделениях состоялись короткие партийные и комсомольские собрания.

На комсомольском собрании своего батальона старший лейтенант К. Я. Самсонов спросил:

— Кто хочет разведать путь к рейхстагу и поднять на нем знамя?

— Разрешите мне, — выступил вперед младший сержант М. Еремин.

— Пошлите и меня! — шагнул следом рядовой Г. Савенко.

Желающих оказалось много, но Самсонов остановил свой выбор на этих двух комсомольцах, уже отличившихся в боях. Им был вручен батальонный флаг. Еремин прижал полотнище к груди и произнес торжественно:

— Приказ Родины будет выполнен! Знамя мы водрузим на рейхстаге![7]

В батальоне 576–го стрелкового полка водрузить красный флаг было поручено лучшему воину 1–й роты младшему сержанту П. Н. Пятницкому.

Командир корпуса генерал С. Н. Переверткин и начальник политотдела корпуса полковник И. С. Крылов отобрали из коммунистов и комсомольцев две группы добровольцев по 20 человек, которым доверялось поднять над рейхстагом корпусные флаги. Эти группы возглавили лучшие офицеры штаба майор М. М. Бондарь и капитан В. Н. Маков.

Наступило утро. От Шпрее поднимался туман, но сквозь него уже просматривалось огромное серое здание рейхстага. Взоры всех бойцов и офицеров тянулись к нему. Командиры рот и взводов еще раз напоминали, кто в каком направлении должен атаковать. Командиры батарей, находившиеся вместе с командирами рот, уточняли цели и объекты противника, которые требовалось подавить в первую очередь.

Наши части вышли на Королевскую площадь в 4 часа утра. Огонь противника скашивал все живое. После мощной артиллерийской подготовки, атаки повторились. Но и на этот раз штурм не удался. Немцы опять встретили наши подразделения сильным пулеметным огнем. Вражеская артиллерия ставила на подступах к рейхстагу завесы заградительного огня.

Особенно трудно пришлось 380–му полку 171–й стрелковой дивизии, которым временно командовал начальник штаба майор В. Д. Шаталин. Полк понес большие потери. Воспользовавшись этим, гитлеровцы предприняли контратаку. Фашистов поддерживали несколько танков. Основной удар пришелся по 5–й стрелковой роте. Завязалась рукопашная. Командир роты старший лейтенант И. Я. Щиголь, несмотря на контузию, не покинул поля боя. Оставшись с бойцами, он уверенно руководил их действиями. Командир взвода младший лейтепант И. И. Афанасьев гранатами уничтожил 10 гитлеровцев и продолжал драться до тех пор, пока его не сразила вражеская пуля. Много фашистов уничтожили пулеметчики младший сержант Г. Е. Федоренко и рядовой Бакун. Отразив контратаку, подразделения полка подошли во второй половине дня к глубокому рву, преграждавшему путь к рейхстагу.

Бойцы 756–го и 674–го полков 150–й дивизии, тоже достигшие рва, были встречены губительным огнем и залегли. Попытки отдельных солдат преодолеть ров успеха не имели.

Наступившая пауза была использована для подготовки решающего штурма. В поредевшие роты направлялось пополнение, подтягивались танки для стрельбы прямой наводкой, снова готовились открыть огонь артиллеристы.

В 13 часов свыше 100 орудий ударили по району рейхстага. Бойцы дружно поднялись в атаку. Наступать пришлось по совершенно открытой площади. Стреляя на бегу из автоматов и пулеметов, люди перебегали от воронки к воронке. Через заполненный водой ров перебирались кто как мог.

Чтобы обеспечить правый фланг частей, штурмовавших рейхстаг, комапдир 79–го корпуса ввел в бой 207–ю стрелковую дивизию полковника В. М. Асафова. Ей было приказано овладеть зданием Кроль–оперы. Через некоторое время огонь противника из этого района ослабел. Воспользовавшись этим, подразделения 756–го и 674–го полков переправились через ров. До рейхстага оставалось не более 150 метров!

На командном пункте армии в этот день находились генерал М. Ф. Букштынович и я. Командарм и член Военного совета были в 79–м стрелковом корпусе. За ходом событий в районе рейхстага пристально следили не только мы, но и штаб 1–го Белорусского фронта. Там было известно, что на сегодня назначен решающий штурм.

Начальник штаба фронта генерал–полковник Малинин почти каждый час справлялся по ВЧ, как идут дела. Он предупредил генерала Букштыновича, что донесение о взятии рейхстага надо представить сразу, без малейшего промедления.

Михаил Фомич, живший мыслью о захвате рейхстага, связался по телефону с генералом Переверткиным, который находился на своем передовом командном пункте вблизи моста Мольтке. Букштынович потребовал, чтобы о всех изменениях В районе рейхстага Переверткин немедленно докладывал прямо ему. Мне начальник штаба приказал непрерывно следить за обстановкой в 79–м стрелковом корпусе. Михаил Фомич сам заранее написал проект небольшого донесения о взятии рейхстага, оставив место для того, чтобы проставить часы и минуты. Затем вызвал к себе подполковников Федотова и Немировского и приказал им дежурить на узле связи.

В 14 часов артиллерия и танки опять открыли массированный огонь. Снова ринулись вперед подразделения, возглавляемые старшим сержантом И. Я. Сьяновым, лейтенантом А. П. Берестом и старшим лейтенантом К. В. Гусевым. Одновременно поднялись в атаку и подразделения, залегшие перед каналом: 1–й батальон 674–го полка под командованием капитана В. И. Давыдова и 1–й батальон 380–го полка под командованием старшего лейтенанта К. Я. Самсонова.