Обогащение «Урана»

Обогащение «Урана»

«Иное решение». Разговор в Кремле о ситуации под Сталинградом, который Жуков в своих мемуарах датирует 12 сентября, на самом деле происходил, скорее всего, в период с 27 по 29 сентября 1942 г. Согласно журналу посещений Сталина, в эти дни Георгий Константинович бывал в Кремле каждый день по нескольку часов. Действительно, после неудачи с наступлением Сталинградского фронта 18 сентября и попыток его возобновить в двадцатых числах сентября были очевидные причины искать альтернативные решения. До этого более логичным представляется вариант «прорвемся к Сталинграду, если хорошо подготовимся». Как мы знаем, несмотря на то что наступление 18 сентября было подготовлено намного лучше предшествующих контрударов, оно успеха не принесло. Попробуем восстановить последовательность событий. Жуков пишет:

«Верховный достал свою карту с расположением резервов Ставки, долго и пристально ее рассматривал. Мы с Александром Михайловичем отошли подальше от стола в сторону и очень тихо говорили о том, что, видимо, надо искать какое-то иное решение.

— А какое «иное» решение? — вдруг подняв голову, спросил И. В. Сталин.

Я никогда не думал, что у И. В. Сталина такой острый слух. Мы подошли к столу.

— Вот что, — продолжал он, — поезжайте в Генштаб и подумайте хорошенько, что надо предпринять в районе [262] Сталинграда. Откуда и какие войска можно перебросить для усиления сталинградской группировки, а заодно подумайте и о Кавказском фронте. Завтра в 9 часов вечера снова соберемся здесь»{134}.

Судя по всему, обстановка под Сталинградом обсуждалась 28 сентября 1942 г., когда в Кремле были Рокоссовский и Малинин. Как мы знаем, в этот момент произошло создание Донского фронта. После ухода Рокоссовского и Малинина Жуков и Василевский пробыли у Сталина еще около часа. Что они могли обсуждать? Фраза про Кавказский фронт звучит не очень убедительно, тем более что в дальнейшем тема этого фронта на страницах «Воспоминаний и размышлений» развития не получила. Учитывая дальнейшее развитие событий, более правдоподобно выглядит вариант «а заодно подумайте и о Западном фронте». Опять же до Рокоссовского и Малинина в Кремле присутствовали командующие с Западного и Калининского фронтов (Конев, Пуркаев, Соколовский). Они тоже не могли похвастаться громкими успехами под Ржевом. Точно так же, как наступления Сталинградского фронта, сражение за Ржев приняло характер позиционной «мясорубки». На следующий день поздно ночью (0.25–2.10) Жуков присутствует в Кремле вместе с Василевским, Пуркаевым и Коневым. Скорее всего, наметки будущего плана осенне-зимней кампании появились именно в эти дни. Были вчерне определены контуры будущих «Марса» и «Урана» — двух операций, предусматривающих окружение крупных сил противника фланговыми ударами.

О каком же «ином решении» могла идти речь? Сам [263] по себе разгром наступающей группировки противника фланговыми ударами является классикой ведения оборонительного сражения. Можно даже привести в качестве примера разгром Деникина в 1919 г., к подготовке которого имел прямое отношение сам И. В. Сталин. Наступление на большую глубину в той или иной мере всегда приводило к поглощению сил наступающего пространством и растягиванию флангов. Обычно обстановка становилась благоприятной для перехода в контрнаступление с замедлением продвижения противника вперед. Наступающий паровой каток переставал поглощать резервы, и они могли концентрироваться в удобных для контрудара районах без оглядки на сиюминутные потребности обороны.

Особую пикантность ситуации под Сталинградом придавал разрыв между войсками групп армий «А» и «Б» в сальских степях. Когда немецкая 4-я танковая армия в августе 1942 г. наступала на Сталинград, Г. Гот оставил на фланге остатки 51-й армии. Уничтожать их не было ни сил, ни времени. Здесь же собирала под свое крыло остатки разбитых соединений и часть поступающих извне резервов 57-я армия. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы задуматься о нанесении контрудара с позиций, занимаемых 51 и 57-й армиями.

Сама по себе идея удара Сталинградским и Донским фронтами витала в воздухе. Вопрос был в направлениях ударов и наряде сил для их нанесения. От места и времени, где наносились фланговые удары, в конечном итоге зависел успех наступления. В советской мемуаристике практически игнорируется период формирования плана ноябрьского контрнаступления. Может создаться впечатление, что уже в сентябре 1942 г. был готов план, впоследствии получивший кодовое наименование «Уран». Сразу же возникает вопрос: «А почему [264] тогда ждали до ноября?» В действительности план советского контрнаступления сложился далеко не сразу. Даже если сместить разговор о «другом решении» с 12 на 27–28 сентября, остается еще почти два месяца до начала контрнаступления.

Неочевидные на первый взгляд трудности были как с северной, так и с южной ударной группировкой для «канн» — классической операции на окружение наступлением на фланги противника. Основной проблемой, с которой сталкивалось планирование операций на левом крыле Сталинградского фронта (т.е. к югу от города), была слабость дорожной сети. Железные дороги, подходившие по заволжским степям к Сталинграду с востока, с трудом справлялись со снабжением обороняющей город 62-й армии. Попытки сажать на эти же транспортные капилляры крупную ударную группировку были бы чистым авантюризмом. 51 и 57-я армии могли быть лишь незначительно усилены и могли решать вспомогательную задачу. Главная ударная группировка советского контрнаступления могла опираться только на развитую дорожную сеть к северу и северо-западу от Сталинграда. Т.е. там, где был, очевидно, слабый фланг противника, нельзя было создать группировку для сокрушительного удара на большую глубину — ее нельзя было бы нормально снабжать.

«Иные решения» снизу. Следующим этапом в планировании контрнаступления стал обмен проектами с командующими фронтами. 6 октября командование Сталинградского фронта направило в Ставку документ, излагающий основную идею контрнаступления. В нем, в частности, говорилось: «Решение задачи по уничтожению противника в районе Сталинграда нужно искать в ударе сильными группами с севера, в направлении Калач и в ударе с юга, с фронта 57-й и 51-й армий, в направлении [265] Абганерово и далее на северо-запад, т.е. тоже на Калач»{135}. Если кандидат на проведение контрнаступления с юга был известен, то как и какими силами действовать с севера, нужно было еще решить. С севера контрудар мог быть нанесен силами Донского фронта. Войска фронта занимали нависающее положение над тылами 6-й армии в Сталинграде. Коммуникации, подходившие к тылам Донского фронта с севера, обладали достаточной пропускной способностью для снабжения крупной ударной группировки. Но защита флангов противника здесь была намного прочнее. Однако основные усилия Донского фронта в сентябре 1942 г. сосредотачивались на левом фланге, где не прекращались попытки пробиться на соединение с 62-й армией.

Ставкой были запрошены соображения относительно возможностей нанесения контрудара у К. К. Рокоссовского. Вечером 7 октября 1942 г. в адрес командования Донского фронта с копией командующему Сталинградским фронтом направляется директива Ставки ВГК № 170644:

«В целях разгрома войск противника под Сталинградом по указанию Ставки Верховного Главнокомандования командующим Сталинградским фронтом разрабатывается план удара его усиленных левофланговых 57 и 51 армий в общем направлении оз. Цаца — Тундутово.

Срок примерно 20 октября.

Одновременно с этой операцией должен быть нанесен встречный удар центром Донского фронта в общем направлении Котлубань — Алексеевка, для чего разрешается использовать сверх войск, находящихся на фронте, семь подходящих дивизий.

Намеченную Вами на ближайшие дни операцию с [266] коротким ударом на Сталинград проводить независимо от данных указаний.

Ваше решение и наметку плана операции прошу представить на утверждение Ставки к 10 октября»{136}.

Этот документ интересен как самый ранний вариант плана контрнаступления под Сталинградом. Пока усилия фронтов сосредотачиваются только на восточном берегу Дона. Планируется отсечь и окружить часть сил 6-й армии, находящуюся непосредственно под Сталинградом. Но размах предложенного контрнаступления существенно меньше, чем реально осуществленный в ноябре план.

Ни малейшего энтузиазма у командования Донского фронта предложение Ставки не вызвало. Ответ К. К. Рокоссовского Ставке был пространным, но вполне определенно отрицательным. Обрисовав положение войск противника, он дал расчет сил на проведение операции и сравнил их с возможностями фронта:

«а) Стрелковые дивизии 1 гв. А, 24 и 66 А в результате месячных боев сильно ослаблены и имеют в своем составе не более батальона штыков в каждой дивизии.

Для восстановления их утраченной боеспособности фронт пополнения не имеет, центром оно также не запланировано.

б) Основной силой для прорыва и его развития являются семь стрелковых дивизий, прибывающих в состав фронта.

в) Этих сил совершенно недостаточно для прорыва и развития удара в рекомендованном Вами направлении — Котлубань, Алексеевка. В этом случае для прорыва фронта требуется минимум четыре стрелковых дивизии, для развития прорыва три стрелковых дивизии и [267] для обеспечения ударной группы от контрударов противника с запада и юго-запада потребуется минимум три полнокровных стрелковых дивизии.

Ввиду недостаточного количества стрелковых дивизий организовать операцию с нанесением главного удара на Котлубань, Алексеевка не представляется возможным»{137}.

Семь дивизий, о которых говорит К. К. Рокоссовский, — это 226, 219, 252, 62, 277, 293 и 333-я стрелковые дивизии. Они были выведены на переформирование после боев весны и первой половины лета 1942 г. и теперь возвращались на фронт в качестве полноценных боевых единиц. Так, 293-я стрелковая дивизия 15 июля 1942 г. насчитывала всего 1374 человека с 6 орудиями и 3 противотанковыми пушками. 24 октября 1942 г., к моменту завершения переформирования 293-й стрелковой дивизии в Бузулуке, она насчитывала 10 420 бойцов и командиров при штатной численности 10 868 человек.

Покончив с нежным ростком будущей операции «Уран» словами «не представляется возможным», далее К. К. Рокоссовский излагал свои соображения относительно нового наступления с целью соединиться с 62-й армией в Сталинграде. Командующего Донским фронтом можно было понять. До этого удары в районе Котлубани разбивались о стену обороны VIII армейского и XIV танкового корпусов немцев. Трудно было надеяться на то, что вводом еще семи дивизий можно будет добиться воплощения в жизнь куда более амбициозных планов, чем просто прорыв на соединение с защитниками Сталинграда. В случае если бы «Уран» проводился по этому плану, с ударом из района Котлубани, он бы закончился [268] ничем. Свежие стрелковые дивизии были бы без видимого результата размотаны в позиционных боях.

Предложенный Рокоссовским план удара на соединение с 62-й армией был явно не тем, что ожидалось Ставкой. 11 октября Василевский тактично отвечает Рокоссовскому: «Представленный Вами план операции Ставкой утвержден быть не может. Удар с севера необходимо сочетать по направлению с ударом Сталинградского фронта с юга, о чем указания будут даны дополнительно». Прибывающие семь новых стрелковых дивизий до решения их судьбы было решено оставить в резерве Донского фронта.

Не встретив понимания у К. К. Рокоссовского, А. И. Еременко 9 октября опять обращается к Сталину с новым вариантом плана контрнаступления. Полный текст документа см. в приложении. Суть предложенного Еременко плана состояла в следующем:

«Я уже в течение месяца обдумывал этот вопрос и рассчитывал, что наилучшим направлением удара с Донского фронта является направление с фронта Клетская — Сиротинская на Калач.

Это основной удар.

Выгоды этого направления:

1) Мы уничтожаем более легко слабые части противника, что имеет большое моральное значение для наших войск — окрыляет их.

2) Влияем этим на быстроту продвижения 21-й армии, которая в данное время имеет успех.

3) Выход на главные коммуникации противника в районе Калача и на переправы через р. Дон на участке Калач — Вертячий.

С выходом в этот район мы лишаем противника самого главного — маневра его подвижных танковых и моторизованных сил, действующих в районе г. Сталинград; изолируем от главного удара, а значит, и уничтожаем [269] противника на западном и южном берегах р. Дон по частям.

Нанесение же удара восточнее р. Дон из района Котлубань ни к какому успеху не приведет, так как противник имеет возможность все туда бросить из района г. Сталинград и операция захлебнется, в чем мы уже имеем неоднократный опыт.

Как мыслится сам план проведения операции?

В этой операции должны сыграть решающую роль 3 гв. кк и две-три мех. бригады, которые должны, невзирая ни на какие трудности марша, за сутки выйти в район Калач, где взорвать все переправы от нп Вертячий до нп Калач и занять оборону фронтом на восток. Этим закупорить противника на восточном берегу Дона одной кав. дивизией, а мех. бригадой прикрыться на реке Лисичка фронтом на запад, взорвать все переправы на этой реке и важные направления на отдельных участках заминировать»{138}.

Целью наступления также должна была стать ненавистная авиация противника. Командующий Сталинградским фронтом предлагал «выделить специальные группы конницы для проникновения на аэродромы и для уничтожения самолетов и баз». Этот удар, скорее всего, пришелся бы в пустоту: ключевыми авиабазами немцев были Тацинская и Морозовская, до которых удалось добраться только в ходе операции «Малый Сатурн» в конце декабря 1942 г. Вообще в плане Еременко много было решений рейдово-диверсионного характера — «В каждый эскадрон должны быть широко приданы саперы и подрывные средства» и т.п. Он также предлагал «Отдельный сильный отряд с саперами-подрывниками выбросить на ст. Котельниково с целью разрушения узла [270] и складов». Такие акции могли осложнить немцам жизнь максимум на несколько часов.

Нельзя не признать А. И. Еременко одним из двигателей планирования контрнаступления под Сталинградом. Но в целом его предложение проводить операцию кавалерией представляется совершенно беспомощным. В таком варианте это не столько контрудар, сколько рейд с целью уничтожения коммуникаций противника. Успех его представляется более чем сомнительным. У немцев было достаточно сил на правом берегу Дона, чтобы развеять кавалерию по ветру даже в случае успеха с прорывом к переправам у Калача и Вертячего. В тылу XVII армейского корпуса еще в августе была оставлена 22-я танковая дивизия. Она была не в лучшем состоянии, но достаточно сильна для того, чтобы противостоять советскому кавалерийскому корпусу. Более того, успешно противостоять кавалерии смогла бы даже румынская танковая дивизия с танками R-2. Даже в случае выполнения плана прорыва к Калачу прогноз развития событий был неблагоприятным. Удержать внутренний фронт окружения и выдержать деблокирующий удар с запада только силами кавалерии и мехбригад на широком фронте также было нереально. Еще менее реалистичным план делал расчет времени на бросок на Калач — всего одни сутки. Даже мехчастями такой молниеносный «удар кобры» представлялся сомнительным, а уж силами кавалерии — однозначно нереальным.

Одним словом, в паре с кавалерийским рейдом наиболее [271] толковая часть плана А. И. Еременко, удар с фронта 51 и 57-й армий на Тингута, теряла свой смысл. Образования прочного «котла» план командующего Сталинградским фронтом не обеспечивал. В распоряжении противника оставалась железная дорога, идущая из Сталинграда на запад через Суровкино и Обливскую.

Пожалуй, главным шагом вперед в предложенном А. И. Еременко плане было преодоление психологического барьера с разнесением ударных группировок контрнаступления по разным берегам Дона. Но ни предложение А. И. Еременко о рейде кавалерии от Клетской и Сиротинской, ни предложения К. К. Рокоссовского пробиваться к 62-й армии поддержки в конечном итоге не получили. Был подготовлен новый план, по своему размаху куда более дерзкий, чем все предыдущие. В качестве исходных позиций для контрудара во фланг и тыл 6-й немецкой армии был выбран плацдарм у Серафимовича.

«Уран» получает путевку в жизнь. Для решения новой задачи Верховное командование создало еще одно объединение, которому и предстояло сыграть ключевую роль в контрнаступлении под Сталинградом, — Юго-Западный фронт. В свете вышесказанного крайне неубедительно выглядит версия об отнесении формирования Юго-Западного фронта на конец октября для введения противника в заблуждение относительно своих ближайших планов. Так, А. М. Василевский пишет: «В целях сохранения тайны официальное оформление решения о создании Юго-Западного фронта было отнесено на конец октября. Юго-Западному фронту предусматривалось передать из Донского фронта 63 и 21-ю армии и дополнительно 5-ю танковую армию»{139}. [272]

Действительно, если план сложился уже в сентябре 1942 г., то почему новый фронт для нанесения главного удара был сформирован только в конце октября?

В июле 1942 г. все пространство от большой излучины Дона до Цимлянской было доверено одному фронту. Правда, возглавлял этот фронт такой зубр, как С. К. Тимошенко. В августе фронт был разделен надвое, хотя вскоре управление обоими фронтами было доверено одному человеку — А. И. Еременко. Только в сентябре, с появлением такой фигуры, как К. К. Рокоссовский, разделение фронтов получило свое реальное воплощение. Перед контрнаступлением дробление было продолжено: 22 октября 1942 г. по приказу Ставки ВГК был возрожден Юго-Западный фронт. Новый фронт получил две старые и одну новую армию и достаточно весомую фигуру в качестве командующего:

«Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

1. К 31 октября 1942 г. сформировать Юго-Западный фронт.

2. В состав Юго-Западного фронта включить: 63 армию, 21 армию, 5 танковую армию. <...>

3. Управление Юго-Западного фронта развернуть на базе управления 1-й гвардейской армии и дислоцировать в районе Ново-Анненский.

4. Назначить командующим Юго-Западным фронтом генерал-лейтенанта т. Ватутина, освободив его от должности командующего Воронежским фронтом. Начальником штаба Юго-Западного фронта назначить генерал-майора т. Стельмаха.

Командующим Воронежским фронтом назначить генерал-лейтенанта тов. Голикова»{140}. [273]

Пожалуй, именно дата появления Юго-Западного фронта является признаком формирования плана операции «Уран» в том виде, в котором он был впоследствии осуществлен.

В решении кадрового вопроса нового фронта повторилась история с К. К. Рокоссовским месячной давности. Активные действия на Брянском фронте были прекращены, и командовавший фронтом Рокоссовский был направлен под Сталинград. Наступления Воронежского фронта были запрещены директивой Ставки ВГК № 170627 от 28 сентября 1942 г. Предписывалось лишь закреплять занимаемые рубежи, в резерв выводились 17 и 24-й танковые корпуса. Соответственно, командовавший Воронежским фронтом Н. Ф. Ватутин был направлен под Сталинград. Назначенный начальником штаба Юго-Западного фронта генерал-майор Г. Д. Стельмах ранее был начальником штаба Волховского фронта под Ленинградом.

Через несколько дней, 25 октября 1942 г., последовали уточнения относительно распределения сил между Юго-Западным и Донским фронтами. Из числа семи стрелковых дивизий, первоначально обещанных Рокоссовскому, четыре соединения (226, 293, 333 и 277-я стрелковые дивизии) передавались вновь созданному фронту. Также Юго-Западный фронт получал из состава Донского фронта 4-й танковый корпус, 3-й гвардейский кавалерийский корпус (который предлагал сделать главной ударной силой контрудара А. И. Еременко) и ряд артиллерийских частей. Это уточнение также не очень хорошо вяжется с версией заранее запланированного создания Юго-Западного фронта. Если бы оно действительно было запланировано заранее, то весь комплекс мероприятий, оказавшийся разбросанным по двум документам, уложился бы в одну директиву Ставки. [274]

Для сохранения тайны были предприняты вполне определенные и действенные меры, описанные во второй директиве по формированию Юго-Западного фронта:

«в) для обмана противника дивизионные радиостанции до конца сосредоточения дивизий в новых районах оставить в занимаемых ныне местах и продолжать их работу; после выхода дивизий в новые районы радиостанции самостоятельно направить на присоединение к своим дивизиям. Связь во время маршей и в новых районах по радио не держать. В местах теперешнего расположения дивизий, после ухода, создать впечатление пребывания их на месте;

г) через органы НКВД принять меры к очищению от всех подозрительных людей районов расположения дивизий и путей их движения»{141}.

Таким образом, представляется более убедительной версия о постепенной эволюции планов советского командования. Предлагавшиеся в начале октября варианты ударов на восточном берегу Дона были отброшены. Предложенный Еременко кавалерийский рейд по западному берегу Дона с плацдарма у Клетской также был отброшен как нежизнеспособный. Главная ударная группировка была смещена вверх по Дону, выше Клетской. Только вместо кавалерийского корпуса, на который уповал Еременко, главной ударной силой контрнаступления теперь стала танковая армия.

Нельзя не согласиться с Жуковым, который прямо указывает на ключевую роль Ставки ВГК в подготовке операции: «Основная и решающая роль во всестороннем планировании и обеспечении контрнаступления под Сталинградом неоспоримо принадлежит Ставке Верховного Главнокомандования и Генеральному штабу». [275]

Планы наступательных операций, рождавшиеся в штабах фронтов, имели весьма ограниченную ценность. Действительно взвешенный и работоспособный план был подготовлен советским верховным командованием. Когда Хрущев пишет: «К нам приехал Жуков. Он рассказал, что в Ставке имеется замысел, аналогичный тому, который мы с Еременко изложили в своей докладной», — он чересчур широко трактует термин «аналогичный». План диверсионного рейда циклопических масштабов, предложенный А. И. Еременко и Н. С. Хрущевым, имеет весьма отдаленное отношение к плану операции «Уран». Все претензии Еременко и Хрущева на авторство «Урана» в лучшем случае смешны. В отношении действий северной группировки их план был просто чудовищен. В связи с тем, что авторство плана операции «Уран» может быть однозначно закреплено за Ставкой ВГК и Генштабом Красной армии, имеет смысл посмотреть на него в общем контексте борьбы на советско-германском фронте. Распределение сил на фронте в конце осени 1942 г. по-прежнему отвечало идее советского верховного командования по поиску решения стратегических задач на центральном участке фронта. На участке от Холма до Болхова протяженностью 1050 км (Московское направление) было собрано 30,2 % стрелковых и кавалерийских соединений Красной армии и 30% танковых и механизированных корпусов. От Болхова до Новой Калитвы на участке протяженностью 550 км было собрано еще 9,6% стрелковых и кавалерийских соединений и 10% танковых и механизированных корпусов. На участке от Новой Калитвы до района западнее Астрахани протяженностью 850 км находилось всего 18,6% стрелковых и кавалерийских соединений и 60% танковых и механизированных корпусов. На 1 мая 1942 г. на участке от Холма до Орла протяженностью 1550 км [276] (примерно соответствующем Московскому и Воронежскому направлениям) было собрано 35,9% стрелковых и кавалерийских соединений и 36% танковых бригад. Изменением по сравнению с весной и началом лета 1942 г. была концентрация на южном секторе фронта, в районе Сталинграда, большей части самостоятельных механизированных соединений. Это в целом отвечало идее ведения на Сталинградском направлении боевых действий маневренного характера. В целом можно сделать вывод, что усилия Красной армии концентрировались на двух основных направлениях: Московском и Сталинградском. На остальных участках (Волховский, Брянский, Воронежский фронты) до поры до времени наступало затишье. Судьба зимней кампании 1942/43 г. должна была решиться под Ржевом и Сталинградом. Лучшие люди и силы концентрировались на этих направлениях.

География «Урана». Главную роль в «Уране» должны были сыграть Юго-Западный и Сталинградский фронты, занимавшие позиции против флангов сталинградской группировки немцев. Донской фронт выполнял задачу сковывания окружаемого противника и наступал своим правым крылом с ограниченными целями.

Ударная группировка Юго-Западного фронта в составе 5-й танковой армии генерал-лейтенанта П. Л. Романенко и 21-й армии генерал-лейтенанта И. М. Чистякова развернулась на плацдармах на левом берегу Дона у Серафимовича и в районе Клетской. Она должна была прорвать оборону 3-й румынской армии и развивать подвижными войсками наступление на юго-восток с целью выхода на Дон на участке Нижне-Чирская, Большенабатовский. Общая глубина наступления войск фронта планировалась на 120 км с темпом наступления 40 км в сутки. При общей протяженности фронта в 245 км ударная группировка была развернута на левом крыле [277] фронта на участке протяжением в 87 км. К началу контрнаступления Юго-Западный фронт насчитывал в своем составе двадцать три стрелковые дивизии, три танковые, один механизированный и два кавалерийских корпуса, три танковых полка, одну мотострелковую, одну танковую бригаду, а также тридцать девять артиллерийских полков, семь минометных полков и семь полков реактивной артиллерии РГК. Вспомогательный удар с целью обеспечения 5-й танковой армии с запада наносили три стрелковые дивизии 63-й армии (вскоре ставшей 1-й гвардейской армией). Численность армий Юго-Западного фронта см. в табл. 15.

Таблица 15. Численный состав армий Юго-Западного фронта на 20 ноября 1942 г.

До ноября 1942 г. опыт использования танковых армий был если не однозначно отрицательным, то никак не положительным. Первое использование объединения с наименованием «танковая армия» под Воронежем (5-я танковая армия А. И. Лизюкова) было провальным. Действия 1 и 4-й танковых армий под Сталинградом и 3-й танковой армии под Козельском также проходили без громких успехов. Однако разочарования советского командования в механизированном объединении как таковом не произошло. [278]

5-я танковая армия, переставшая существовать после неудачных контрударов под Воронежем, фактически возрождалась заново. Командующим армией стал П. Л. Романенко, в 1941 г. командовавший 1-м механизированным корпусом, а в августе — сентябре возглавлявший 3-ю танковую армию. К началу наступления 5-я танковая армия имела в своем составе шесть стрелковых дивизий, 1-й и 26-й танковые корпуса, 8-ю гвардейскую танковую бригаду, два отдельных танковых батальона, 8-й кавалерийский корпус и 8-й отдельный мотоциклетный полк. Как мы видим, армия формировалась по принципам, заложенным еще в июле 1942 г. Я. Н. Федоренко: в ее составе было два танковых корпуса и отдельная танковая бригада для особых поручений. Необычной деталью был, пожалуй, кавалерийский корпус. Хотя при нехватке мотопехоты совместные действия танковых армий с кавалерией имели место. В частности, под Харьковом в феврале 1942 г. 3-я танковая армия действовала совместно с 6-м гв. кавкорпусом С. В. Соколова.

Интересно отметить, что танковая армия была «варягом» — остававшаяся под Сталинградом 4-я танковая армия была еще в октябре преобразована в 65-ю армию и осталась в составе Донского фронта. Свои танковые соединения она утратила еще в августе 1942 г., и само наименование «танковая» было насмешкой. Командующий армией был сменен еще до смены статуса армии — вместо В. Д. Крюченкина был назначен П. И. Батов. Видимо, действия штаба В. Д. Крюченкина в июле — августе были оценены наверху не слишком высоко.

Поскольку на начальном этапе строительства танковых войск советские танковые армии во многом копировали немецкие танковые (моторизованные) корпуса, армия П. Л. Романенко получила собственную полосу [279] наступления. 5-я танковая армия должна была наступать на фронте в 32 км силами шести стрелковых дивизий, двух танковых корпусов, одного кавалерийского корпуса. Танковая армия строилась в два эшелона. В первом эшелоне армии находились четыре стрелковые дивизии со средствами усиления и во втором эшелоне — еще две стрелковые дивизии, два танковых корпуса и кавалерийский корпус. Последние должны были войти в прорыв, пробитый соединениями первого эшелона. Танковые корпуса (26 и 1) после ввода в прорыв развивали успех ударом в направлении Перелазовский, Калач, навстречу подвижной группе Сталинградского фронта. Для обеспечения действий танковых корпусов с юго-запада по следам танков следовал кавалерийский корпус с задачей захвата рубежа р. Чир и удержания его до подхода стрелковых соединений армии.

Будучи сам крупной операцией на окружение, «Уран» содержал в себе несколько более мелких «котлов». В связи с этим особая роль досталась 21-й армии Юго-Западного фронта. Во-первых, планировалось окружить 3-ю румынскую армию смежными флангами 5-й танковой и 21-й армий. Во-вторых, планировалось окружить задонскую часть 6-й армии (XI армейский корпус, располагавшийся на правом берегу Дона) смежными флангами Юго-Западного и Донского фронтов. 21-я армия Юго-Западного наступала на фронте в 40 км, в общем направлении на Захаров, Н. Бузиновка, Голубинский. В ее состав входили шесть стрелковых дивизий, один танковый и один кавалерийский корпус. В первом эшелоне 21-й армии должны были наступать четыре стрелковые дивизии и во втором эшелоне — две стрелковые дивизии, один танковый и один кавалерийский корпуса. На направлении главного удара оборону противника прорывали три стрелковые дивизии на фронте [280] в 12 км с плотностью артиллерии около 40 орудий на километр фронта. На вспомогательном направлении наступала одна стрелковая дивизия, один полк которой занимал оборону на фронте в 22 км и два полка наносили удар на фронте в 3 км.

Подвижная группа 21-й армии (танковый и кавалерийский корпуса) имела задачу выйти на тылы задонской группировки немцев, отрезая ей пути отхода на Сталинград. С выходом на р. Дон 21-я армия исключалась из состава Юго-Западного фронта и переходила в оперативное подчинение Донского фронта.

Навстречу 21-й армии для образования окружения вокруг левого крыла армии Паулюса наступала ударная группировка Донского фронта. Разделяя со Сталинградским фронтом слабый центр «канн», войска Донского фронта тем не менее должны были сыграть важную роль в операции на окружение.

Перед войсками Донского фронта стояла задача окружить группировку противника в составе четырех пехотных и одной кавалерийской дивизий, занимавших оборону западнее р. Дон, отрезав ее от Сталинграда. «Изюминкой» плана действий фронта был удар по обоим берегам Дона. На правом берегу реки 65-я армия пятью стрелковыми дивизиями и двумя танковыми бригадами наносила удар на фронте в 20 км в направлении Клетская, Муковнинский. На левом берегу Дона 24-я армия наносила удар в направлении Вертячего, с задачей отрезать задонскую группировку противника от переправ через Дон. Свой удар 24-я армия должна была нанести одновременно с выходом 65-я армии к Дону. Тем самым к переправам через Дон войска К. К. Рокоссовского должны были выйти по обоим берегам реки, что увеличивало шансы на успех плана разгрома левого крыла 6-й армии. В 24-й армии также должно было действовать [281] единственное подвижное соединение Донского фронта — 16-й танковый корпус.

Таблица 16. Численный состав войск Донского фронта на 20 ноября 1942 г.

Сталинградский фронт наносил главный удар силами 57 и 51-й армий с задачей разгромить части VI румынского армейского корпуса и во взаимодействии с войсками Юго-Западного фронта окружить Сталинградскую группировку немцев. В полосе фронта планировалось нанесение двух ударов. На ударную группировку 57-й армии возлагалась задача прорыва фронта противника и ввод в прорыв 13-го механизированного корпуса. Последний должен был выступать эшелоном развития успеха и готовить почву для образования внутреннего фронта окружения. По следам 13-го механизированного корпуса 57-я армия совместно с войсками левого фланга 64-й армии должна была развивать удар в северо-западном направлении с целью формирования внутреннего фронта окружения 6-й немецкой армии.

Второй удар наносила 51-я армия генерал-майора Н. И. Труфанова. Армия должна была прорвать фронт противника на перешейках между озерами Сарпа, Цаца и Барманцак и ввести в прорыв 4-й механизированный корпус для установления связи с войсками Юго-Западного [282] фронта в общем направлении на Калач. 4-й кавалерийский корпус должен был выдвинуться в район Абганерово для формирования внешнего фронта окружения. С этой же целью после прорыва фронта должна была наступать в юго-западном направлении и часть сил 51-й армии.

Таблица 17. Численный состав войск Сталинградского фронта на 20 ноября 1942 г.

Срок начала операции был установлен: для Юго-Западного и Донского фронтов — 9 ноября, а для Сталинградского фронта — 10 ноября. Разница в сроках перехода в наступление обусловливалась несовпадением глубины предстоящих операций Юго-Западного и Сталинградского фронтов, ударные группировки которых должны были одновременно выйти в район Калач, Советский.

В целом план операции «Уран» был простым и даже изящным. От участков прорыва на реке Дон к северу от Сталинграда и от цепочки озер к югу от города наступающие армии расходились веером, образуя внешний и внутренний фронт окружения противника. Середину «веера» образовывали обладавшие наибольшей пробивной [283] силой танковые и механизированные корпуса. Они должны были первыми прорваться навстречу друг другу и не позволить противнику так или иначе удержать «коридор», связывающий с основными силами группы армий. На ближайших к городу флангах ударных группировок находилась наименее подвижная пехота. Внешний фронт окружения образовывали кавалерийские соединения. Последние не обладали большой пробивной силой, но меньше зависели от тылов и могли устойчиво продвигаться в глубь степи, отодвигая как можно дальше от окружаемой армии Паулюса исходные позиции возможного деблокирующего удара. Вместе с тем в план операции «Уран» были заложены некоторые «вензеля», распылявшие силы наступающих войск. К их числу относится план рассечения окружаемой группировки надвое (окружение задонской части 6-й армии), потребовавший для своей реализации два танковых корпуса.

Мехкорпуса. Новинкой ноябрьского наступления Красной армии стали механизированные корпуса. Они использовались в обеих крупных операциях («Марс» и «Уран»), но настоящим бенефисом мехкорпусов стали бои под Сталинградом. Под Сталинградом их было просто больше. В «Марсе» участвовали два мехкорпуса, а под Сталинградом — четыре: два в ноябре 1942 г. и еще два в декабре 1942 г. В случае со Сталинградским фронтом предназначенные для контрнаступления корпуса были созданы путем переформирования 28 и 13-го танковых корпусов. Соответственно, 28-й танковый корпус был переформирован в 4-й механизированный корпус, а 13-й танковый корпус стал 13-м механизированным корпусом.

В сравнении с танковым корпусом удельный вес мотострелков в механизированном корпусе существенно вырос. Если танковая бригада насчитывала по штату [284] 1107 человек, то механизированная бригада — 3707 человек. В танковых бригадах под Сталинградом насчитывалось по факту примерно 70–80 грузовиков, а в механизированных бригадах — 250–350 грузовиков. Чаще всего механизированные корпуса в Красной армии были смешанного состава: три механизированные бригады и одна танковая. Организационно танки в механизированных корпусах объединялись в танковые полки, которые могли использоваться отдельно от механизированных бригад.

Однако строительство новых соединений проходило в большой спешке. Это не могло не сказаться на их состоянии к началу операции. В отчете о боевых действиях танковых войск 57-й армии за период с 1 ноября по 27 декабря 1942 г. состояние механизированных частей и соединений армии описывается следующим образом:

«Подготовленность танковых частей к ведению боя, за исключением 90 и 235 ТБр, была низкая. Механики-водители танков имели малую практику вождения, а большинство из них в боевых условиях танков не водили и в боях не участвовали. Артиллеристы мало практически стреляли. Мотопехота была плохо подготовлена для ведения наступательных операций, и подразделения за неимением времени в тактическом отношении были плохо сколочены (особенно 13 МК)»{142}.

Подобные суждения ранее на обозрение широкой публики практически не выносились. Точнее, выносились в лучшем случае отзывы о состоянии войск перед началом войны или летом 1941 г. Однако вводимые в оборот данные позволяют по-другому взглянуть на многие широко известные факты.

Одним из драматичных моментов подготовки операции [285] «Уран» было письмо И. В. Сталину от командира 4-го механизированного корпуса В. Т. Вольского. История эта в общих чертах описана в мемуарах A. M. Василевского. Довольно подробно Василевский описал свой разговор с Верховным К. Симонову в 1967 г. К. Симонов излагает его следующим образом:

«Вольский писал Сталину примерно следующее. Дорогой товарищ Сталин. Считаю своим долгом сообщить вам, что я не верю в успех предстоящего наступления. У нас недостаточно сил и средств для него. Я убежден, что мы не сумеем прорвать немецкую оборону и выполнить поставленную перед нами задачу. Что вся эта операция может закончиться катастрофой, что такая катастрофа вызовет неисчислимые последствия, принесет нам потери, вредно отразится на всем положении страны, и немцы после этого смогут оказаться не только на Волге, но и за Волгой...

Дальше следовала поразившая меня подпись: Вольский.

Я прочел эту бумагу с величайшим изумлением и недоумением. Ничто, абсолютно ничто в поведении Вольского, в его настроении, в состоянии его войск не давало возможности поверить, что именно этот человек мог написать эту бумагу.

Я прочел письмо, положил в конверт и несколько минут ждал.

Сталин закончил обсуждение вопроса, которым они занимались, поднял на меня глаза и спросил:

— Ну, что вы скажете об этом письме, товарищ Василевский?

Я сказал, что поражен этим письмом.

— А что вы думаете насчет предстоящих действий после того, как прочли это письмо?

Я ответил, что по поводу предстоящих действий [286] продолжаю и после этого письма думать то же, что и думал: наступление надо начинать в установленные сроки, по моему глубокому убеждению, оно увенчается успехом. Сталин выслушал меня, потом спросил:

— А как вы объясняете это письмо?

Я сказал, что не могу объяснить это письмо».

В таком изложении событий В. Т. Вольский выглядит в лучшем случае паникером, который элементарно не выдержал напряжения подготовительного периода крупной операции. Если же мы знаем, что танкисты корпуса Вольского пороху не нюхали и имели малый опыт вождения, письмо командира корпуса Верховному выглядит совсем по-другому. Архивные документы позволяют усомниться в столь тщательно нарисованной картине удивления A. M. Василевского после прочтения письма В. Т. Вольского. Сомнительно, чтобы он не имел ни малейшего представления о принципах комплектования участвовавших в операции «Уран» соединений. Соответственно, вышеприведенный разговор с И. В. Сталиным представляется выдуманным от начала и до конца. Скорее всего, просто было принято решение, что против румын и так сойдет. Как показали дальнейшие события — сошло.

Кавалерия, новая жизнь и задачи. Помимо механизированных соединений новейшего образца в операции «Уран» участвовала старая добрая кавалерия. Механизированных соединений в Красной армии не хватало, и часть задач подвижных соединений поручалась кавалерийским корпусам. Надо сказать, что применению кавалерии [287] местность в районе Сталинграда не благоприятствовала. Крупные лесные массивы, в которых обычно укрывались конники, отсутствовали. Напротив, открытая местность позволяла противнику воздействовать на кавкорпуса авиацией.

Кавалерийские корпуса входили как в состав Юго-Западного фронта, так и в состав Сталинградского фронта. В распоряжении советского командования северо-западнее Сталинграда были 8-й кавалерийский корпус (21, 55 и 112-я кавалерийские дивизии) и 3-й гвардейский кавалерийский корпус (5 и 6-я гвардейские кавалерийские дивизии и 32-я кавалерийская дивизия). Южнее Сталинграда действовал 4-й кавалерийский корпус (61 и 81-я кавалерийские дивизии). Количественный и качественный состав корпусов см. в табл. 18.

Таблица 18. Количественный и качественный состав кавалерийских корпусов, участвовавших в контрнаступлении под Сталинградом

Сборник материалов по изучению опыта войны №6. М.: Воениздат, 1943. С. 88.

Лучше всех был укомплектован 3-й гвардейский кавалерийский корпус. Два других корпуса имели большой некомплект лошадей (1874 в 8-м и 1172 в 4-м корпусе), что вынуждало содержать в полках пешие эскадроны. Как мы видим, по своей численности и вооружению кавкорпуса примерно соответствовали облегченной стрелковой дивизии. Подвижность кавалерии занимала промежуточную ступеньку между механизированными и стрелковыми соединениями. При этом кавкорпус был менее чувствителен к перебоям в снабжении, т.е. мог отрываться от тылов на большее расстояние, чем танковый или механизированный корпус.

Разведка доложила неточно. Отдельная, весьма интересная тема — это оценка противника. Советское командование, достаточно часто завышавшее возможности немцев, в случае со Сталинградом сильно недооценивало численность 6-й немецкой армии. А. М. Василевский в мемуарах признавался: [289]

«По разведывательным данным из фронтов, принимавших участие в контрнаступлении, а также разведывательных органов Генерального штаба, общая численность окруженной группировки, которой командовал генерал-полковник Паулюс, определялась в то время в 85–90 тыс. человек. Фактически же в ней насчитывалось, как мы узнали позднее, более 300 тыс. Значительно преуменьшенными были наши представления и о боевой технике, особенно артиллерии и танках, и вооружении, которыми располагали окруженные фашисты. Мы не учли тех пополнений, которые поступали в соединения 6-й полевой и 4-й танковой немецких армий в процессе их наступления и обороны, и огромного количества частей и подразделений всякого рода специальных и вспомогательных войск, попавших в «котел». Между тем личный состав этих войск в большинстве своем был использован в дальнейшем для пополнения боевых частей. Так, мы совершенно не принимали в расчет попавшие в окружение дивизию ПВО, более десятка отдельных саперных батальонов, санитарные организации и подразделения, многочисленные строительные батальоны, инженерные отряды из бывшей организации Тодта (возглавленной после его смерти Шпеером), части полевой жандармерии, тайной военной полиции и т. д.»{143}.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.