В Академии ВВС

В Академии ВВС

С победой приходят награды. В 1945 году Кожедуб был награжден сразу тремя орденами — двумя орденами Красного Знамени (приказы командующего 16-й ВА от 29.3.45 и 29.6.45) и орденом Александра Невского (приказ командующего 16-й ВА от 31.7.45). Напомню, что в 1944 году орденами Кожедуб не награждался вообще, зато были указы о присвоении ему звания Героя Советского Союза, а через полгода — дважды Героя.

Один орден, к которому был представлен, — орден Суворова III степени — Иван Никитович так и не получил. Представление было отклонено, поскольку было не совсем точно составлено — описание подвига (за шесть лично сбитых самолетов противника) не соответствовало статуту ордена, который предполагал «умелую организацию и осуществление победного боя с меньшими, чем у противника, силами». Хотя, по сути, Кожедуб провел десятки, если не целую сотню победных боев «с меньшими, чем у противника, силами». Другой причиной отклонения могло быть то, что в 176-м гвардейском ИАП было сразу четыре летчика, награжденных орденом Суворова III степени, тогда как во всех советских ВВС их было не более пятидесяти.

В июне 1945 года 176-й гвардейский истребительный авиационный Проскуровский краснознаменный ордена Александра Невского полк был награжден последним боевым орденом — орденом Кутузова III степени.

В День авиации 18 августа 1945 года Кожедуб находился в Москве, на подмосковном аэродроме Теплый Стан, куда к тому времени из Германии был переведен его родной полк. Встав рано утром и включив радио, он услышал два указа, которые все газеты страны опубликовали 19 августа. Первый из них гласил:

«За образцовое выполнение боевых заданий Командования и геройские подвиги на фронте борьбы с немецкими захватчиками, дающие право на получение звания Героя Советского Союза, — наградить Героя Советского Союза гвардии майора Кожедуб Ивана Никитовича третьей медалью "Золотая Звезда" и в ознаменование его геройских подвигов соорудить бронзовый бюст с изображением награжденного и соответствующей надписью и установить на постаменте в городе Москве.

Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. Калинин.

Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Горкин.

Москва, Кремль, 18 августа 1945 г.».

Вторым указом пяти летчикам присваивались звания дважды Героев Советского Союза:

«За образцовое выполнение боевых заданий Командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками, дающее право на получение звания Героя Советского Союза, наградить Героев Советского Союза второй медалью "Золотая Звезда", соорудить бронзовые бюсты и установить их на постаментах на родине награжденных:

1. Капитана Ефимова Александра Николаевича

2. Майора Рязанова Алексея Константиновича

3. Капитана Сивкова Григория Флегонтовича

4. Капитана Скоморохова Николая Михайловича

5. Майора Степаненко Ивана Никифоровича Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. Калинин.

Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Горкин. Москва, Кремль, 18 августа 1945 г.».

После оглашения указов по радио Кожедуб сразу же попадает в объятия боевых друзей — Титаренко, Куманичкина, Александрюка, Васько, Белякова, Азарова…

Уже 20 августа 1945 года газета «Правда» вышла с большой статьей Ивана Кожедуба «За Родину, с именем Сталина», где он вспоминал о своем пути в авиацию, рассказывал несколько боевых эпизодов, подводил итоги своей боевой работы.

По непонятным причинам бюст в Москве был сооружен уже в постсоветское время, после смерти Кожедуба. Его автором стал вездесущий скульптор З. Церетели, а установлен он в Музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе. Скульптор напутал в наградах, лишив маршала второго ордена Ленина, но «в целом», по мнению чиновников, с задачей справился — «похож» — и получил сдержанно-одобрительную оценку.

Третья Звезда была первой наградой, которую наш герой получал в Кремле. Кожедуба поразила царящая в нем особая, олицетворяющая связь времен духовная атмосфера, величавая сдержанность Соборной площади, знаменитая Царь-пушка, внутреннее убранство Большого Кремлевского дворца… Как и многих других фронтовиков, приглашенных в Кремль, Кожедуба конечно же волновало, будет ли присутствовать Сталин. Но тот от подобных церемоний настойчиво уклонялся. Удивительно, что И.В. Сталин — человек, глубоко знавший авиацию, ни во время войны, ни после никогда лично не встречался с выдающимися военными летчиками: ни с Покрышкиным, ни с Кожедубом, ни с Молодчим.

Из десятков летчиков, лично знакомых ему до войны, в живых осталось немного: М.М. Громов, В.К. Коккинаки, П.М. Стефановский, С.П. Денисов, В.С. Гризодубова… Пали в боях дважды Герои Советского Союза С.П. Супрун, Г.П. Кравченко, И.С. Полбин, Герои Советского Союза Д.Л. Калараш, С.Н. Поляков, В.П. Трубаченко… Погибли при испытаниях В.П. Чкалов, Ю.Н. Пионтковский, Э. Ю. Преман, С.А. Степанченок, Т.П. Сузи… В летных происшествиях погибли М.С. Бабушкин, А.М. Бряндинский, С.И. Грицевец, А.А. Губенко, Н.П. Жердев, С.А. Леваневский, М.М. Раскова, А.К. Серов, П.Д. Осипенко, В.И. Хользунов… Были расстреляны П.В. Пумпур, И.И. Проскуров, П.И. Рычагов, Э.Г. Шахт, С.А. Черных… Застрелился в первый день войны командующий авиацией Западного особого военного округа Герой Советского Союза, один из асов Испании генерал-майор авиации И.И. Копец.

24 августа 1945 года в Большом Кремлевском дворце из рук заместителя председателя Президиума Верховного Совета СССР и председателя Президиума Верховного Совета Эстонской ССР, известного эстонского поэта Й.Я. Вареса, Кожедуб принял свою третью Золотую Звезду. Он запомнил живой и заинтересованный взгляд этого необычного человека, его крепкое рукопожатие.

Здесь же вторую медаль «Золотая Звезда» получил летчик-штурмовик гвардии майор М.Т. Степанищев, совершивший на Ил-2 222 боевых вылета. Еще двум десяткам офицеров были вручены Золотые Звезды и грамоты о присвоении звания Героя Советского Союза.

Среди новых кавалеров Золотой Звезды был старый боевой друг Кожедуба, однокашник по училищу и соратник по 176-му ГИАП В.И. Александрюк, летчики-истребители Е.П. Мариинский, Г.А. Мерквиладзе…

В тот же день Кожедуб получил специальный талон на посещение Центрального военторга. Такой талон давался всем Героям Советского Союза, получавшим Звезду в Москве.

Александр Лесс составил Ивану компанию, и по льготным ценам они приобрели столько водки, коньяка и американской тушенки, что едва смогли унести — выручила машина, пригнанная Лессом. Кожедубу казалось, что кое-что из этого богатства от сумеет отвезти в свой старый полк, к ребятам, куда он собирался, но и выпивка, и закуска кончились «со скоростью истребительной авиации». Гостинцы для боевых друзей пришлось покупать по коммерческим ценам. Ходить в магазин «при звездах», как советовали некоторые и что сулило значительную скидку, Иван отказался наотрез.

Вскоре после вручения награды гвардии майор И.Н. Кожедуб получил извещение о зачислении в Академию ВВС в Монине. С 22-м приемом (в Академии ВВС и выпуски считались по номеру приема) он стал слушателем академии.

Вместе с Иваном Никитовичем поступили в академию дважды Герои Советского Союза летчики-истребители Н.Д. Гулаев, А. Е. Боровых, С.Д. Луганский, штурмовики Т.Я. Бегельдинов и Л.И. Беда. Всего же среди новых слушателей более пятидесяти человек были Героями Советского Союза. Три выпускника из числа слушателей 22-го приема стали маршалами авиации (Кожедуб, Кирсанов, Силантьев), 44 — генералами.

Заметим, что в следующем, 23-м приеме было 111 Героев и дважды Героев Советского Союза! В этом отношении он стал рекордным и получил шуточное название — «Золотая орда».

В то время Герой Советского Союза, впоследствии генерал-полковник авиации и командующий дальней авиацией СССР в течение пятнадцати лет, Василий Васильевич Решетников разрывался между занятиями на курсах командиров полков в академии и соблазнами мирной жизни: «Учился я без особого рвения — рядом была Москва. Голодноватая, неустроенная, но веселая, неунывающая. Бушевала богема, влекла к себе задиристой вольницей и беззаботностью».

В.В. Решетникова всегда отличало великолепное чувство юмора и завидный слог, его литературный талант был отмечен еще Алексеем Фатьяновым и Михаилом Светловым. Он впервые увидел Кожедуба в ДК Монинской академии в сентябре 1945 года:

«Мы смотрели какой-то приключенческий фильм, и в передних рядах кто-то постоянно вскакивал, хлопал сиденьем, порой выбегал к экрану, громко, с применением, как сегодня принято говорить, "неформальной лексики" удивлялся увиденному и в избытке чувств, столь же громко, комментировал его.

На мой вопрос соседу:

— Что это за чудак? — мне кратко ответили:

— Кожедуб!»

В сентябре 1945 года Иван Кожедуб совершил долгожданную поездку на родину. Несмотря на объективные сложности послевоенного быта, на предельную разруху и бедность, поездка на Украину стала для него памятной. Встречи были очень теплыми, радушными и, насколько это было возможным, хлебосольными.

Тогда Иван Никитович посетил Киев, Чугуев, Харьков, Шостку, родную Ображеевку. В Ображеевке, как и в других местах, к встрече готовились заранее. Выписали для этого продукты, раздали национальную одежду, приодели оставшихся в живых родственников и знакомых.

В Киеве Кожедуб посетил спецшколу ВВС, где обучались ребята из Киевской, Житомирской и ряда других областей Центральной Украины. Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель СССР А.С. Бежевец, проведший впоследствии сложнейшие испытания МиГ-25 и МиГ-27 (за испытания МиГ-27К он был удостоен Государственной премии), в 1945 году был 16-летним курсантом Киевской спецшколы № 13 и участвовал в памятной встрече с прославленным летчиком:

«Хочется вспомнить еще один приятный эпизод, который произошел в 1945 году. Руководство школы организовало встречу всех учеников с трижды Героем Советского Союза майором Кожедубом И.Н. Встреча происходила во дворе спецшколы. Кожедуб находился на некотором возвышении, на крыльце. Конечно, я сейчас не помню, что он тогда говорил, но нам очень понравился его внешний вид. Несмотря на свои большие военные заслуги, выглядел он очень молодо, разговаривал без всякой напыщенности и показного превосходства над нами. Роста он был среднего. Казалось, сними с него китель со звездами, он мало чем отличался бы от нашего брата.

К сожалению, больше таких встреч с прославленными асами Великой Отечественной войны не было. А жаль! Безусловно, они прививали любовь к авиации, воспитывали чувство патриотизма».

Вскоре изменения произошли и «в кабине». 8 ноября 1945 года Иван Кожедуб встретил в монинской электричке красавицу десятиклассницу Веронику. Вот как вспоминала Вероника Николаевна свои первые встречи с будущим мужем, о том, как она вышла замуж:

«Однажды в электричку напротив меня сел молодой майор в летной шинели. Он краснел, ерзал, тихонько покашливал, в общем, хотел заговорить, но стеснялся. Чувствовалось, что он хочет познакомиться. Трусов я никогда не любила и старательно читала какую-то книгу. Так и не заговорив со мной, он вышел на станции Монино, сказав на прощание: "До свидания". В следующий раз я увидела его в той же электричке, продиравшегося через плотно стоявших людей. Как Иван впоследствии рассказал мне, он искал меня в электричке несколько раз, проходя ее из конца в конец. При нашей второй встрече он был более решителен — краснея, назвал свое имя и после нескольких слов пригласил меня на танцы в монинский гарнизон. Надо сказать, что в кавалерах, тем более на этом монинском направлении, проблем тогда не было. Но танцы в монинском гарнизоне были вещью весьма заманчивой для молодой девчонки, и я, совсем немного поломавшись, согласилась.

Мне уже довелось бывать на танцах в Монине с подружками — кто-то из них доставал приглашения, и я помнила, что добирались мы с трудом, по дороге несколько раз показывая документы и приглашения часовым. На сей раз все было гораздо проще — часовые козыряли моему кавалеру и становились во фрунт.

"Ну, — с удивлением думала я, — не иначе самого коменданта подцепила".

Пришли в Дом культуры, в фойе. Он помог мне снять пальто, при этом я ловко и незаметно сняла и убрала в сумочку маленькую розетку, прикрывавшую на моей груди необычную красивую брошь. Я была в новом, с большими нашими с мамой трудами пошитом платье и старательно ловила заинтересованные взгляды. Остановившись у зеркала, чтобы поправить прическу, я осматривала фойе и зал, стараясь отыскать знакомых. В зеркало я увидела Ивана, снимавшего шинель, и тут заметила, как сверкнули три звезды на его кителе. Человек он был тогда уже известный, я не раз видела его портреты в газетах и журналах и, не узнав его сразу, разглядела теперь.

"Так вот с кем выпало познакомиться", — подумала я, теряя интерес ко всем другим людям и чувствуя, как все подчиняется одной цели…

Вскоре Иван сделал мне предложение, и 2 января 1946 года в Монине мы расписались. Отметить событие поехали к Ивану в полк, в Теплый Стан. Шофер тогда, помню, очень спешил домой — догулять праздники — и нас не довез — то ли мы его отпустили, то ли сложно было проехать. Высадил километрах в 3-х от аэродрома — позади, в стороне Москвы, виднелось одинокое здание ВЦСПС — там, где оно стоит и сегодня. С немалым трудом, под шутки Ивана (а каково было мне, в туфельках) мы добрались до аэродромных зданий, где нас горячо и искренне поздравили Павел Федорович Чупиков, Саша Куманичкин, Дима Титаренко, несколько других офицеров. Организовали веселую дружескую вечеринку».

А через год у Ивана Никитовича и Вероники Николаевны родилась дочь, которую назвали Наташей.

Искреннюю любовь к Веронике Николаевне, своему «главному адъютанту и помощнику», своей «четвертой Золотой Звезде», Иван Никитович пронес через всю жизнь. Женщина необыкновенной красоты, очень энергичная, изящная, легкая, она была способна непринужденно поддерживать любую беседу и успешно торговаться на рынке, участвовать в многокилометровых заплывах в море и классно водить автомобиль, запоминать сотни встреченных ею людей, их имена, лица, привязанности, привычки. Она умела прекрасно играть на гитаре и петь, собирала произведения живописи, дружила со многими известными художниками, любила с фантазией готовить, помнила десятки смешных анекдотов и могла резко, но не грубо оборвать потерявшего чувство такта собеседника.

Вероника Николаевна гордилась тем, что когда-то помогла выдающемуся художнику А.И. Лактионову решить его квартирный вопрос. С большой семьей тот скромно жил в маленькой комнате, а писал в чужих мастерских по договоренности, если там было место. Вероника Николаевна вспоминала, как на одном из приемов она подошла вместе с ним к председателю Исполкома Моссовета и посетовала на то, что наблюдается противоречие между размерами картины и размерами квартиры художника. Речь тогда шла о новой великолепной картине Лактионова «Письмо с фронта». Остроумие было оценено, соответствующие обещания были даны, свидетелей было много. Вскоре Лактионов получил новую просторную квартиру с мастерской, за что был благодарен Веронике Николаевне долгие годы.

…Учеба в Академии ВВС поначалу давалась Кожедубу нелегко — отвлекали бесконечные приглашения на вечера, праздники, юбилеи, проезжавшие через Москву — Монино многочисленные друзья. По натуре добрейший человек, он был не в состоянии, как Покрышкин, твердо кому-то отказать, напомнить в ответ на надоевшие приглашения, что он «боевой офицер». А ведь даже у волевого Покрышкина в этом отношении были проблемы.

Изредка приезжали однополчане — молодые, веселые, сильные. Надо ли говорить, что большинство этих встреч заканчивались выпивкой, нередко весьма серьезной. Большим любителем выпить был Н.И. Ольховский — Герой Советского Союза, бывший командир Кожедуба. Встречи с ним сразу принимали определенную направленность и заканчивались далеко за полночь.

Одно время Николай Иванович служил преподавателем в Монине, потом уволился и устроился в области на работу крановщиком башенного крана. Человек скромный и работящий, он сумел освоить эту непростую профессию. Находясь на своем рабочем месте, в крановой кабине, Ольховский шутил, что не расстался с небом. На работе он никому поначалу не рассказывал, что был летчиком-истребителем, командиром прославленного гвардейского полка. Никто и не подозревал, что он кавалер Золотой Звезды и семи боевых орденов. Пока на празднование Дня Победы он не явился в клуб с женой «при параде». Удивлению окружающих не было предела. Его, конечно, тут же посадили в президиум, предоставили слово и наперебой поздравляли. Потом, опять-таки наперебой, угощали.

…Двухэтажный дом, где жил Кожедуб с семьей, и сейчас стоит неподалеку от входа на территории монинского гарнизона. Здесь, на втором этаже, молодожены занимали комнату в двухкомнатном блоке. Никакого душа в номере не было, мыться ходили в санпропускник. В блоке была крохотная кухня с дровяной плитой. Позднее специальным решением коменданта им разрешили пользоваться электроплиткой.

Проходную комнату в том же блоке занимал дважды Герой Советского Союза летчик-истребитель А.Е. Боровых. Ему выпала военная судьба, сходная с судьбой Ивана, но культуры поведения иногда ему не хватало, и однажды он смутил Веронику Николаевну нескромным подарком. Впрочем, Андрей Егорович был прост, не заносчив и уважал своего товарища.

— Когда Ивана не было дома, я даже несколько раз просила его погулять с Наташей, на что он охотно соглашался, — вспоминала Вероника Николаевна.

— Да, — с улыбкой рассказывала Наталья Ивановна, — позднее он любил называть себя моим то вторым, то посаженным, то смежным (поскольку жил в смежной комнате) отцом.

Отец Ивана Никитовича — Никита Илларионович Кожедуб умер 17 мая 1945 года, так и не дождавшись сына после войны, мать — Стефанида Ивановна ушла в мир иной еще раньше, в 1936 году. У Вероники Николаевны в живых оставалась мама — Мария Александровна, с утра до ночи занятая на работе. Была у нее также сводная младшая сестра Лерка, Валерия Семеновна. Отсутствие родительского внимания, совета в столь сложном положении, в какое попал окруженный славой Кожедуб сразу после победы (а ведь ему тогда еще не было двадцати пяти), конечно же сказывалось. В какой-то степени функции его наставника принял было на себя маршал авиации Ф.Я. Фалалеев, в то время начальник ВВА. Он, как мог, ограждал Ивана Никитовича от многочисленных приглашений и чересчур назойливых друзей, дал команду не пускать в академию визитеров к нему. Заметим, что и академию в Монине Иван Кожедуб выбрал в июне 1945 года после откровенной беседы с маршалом — ведь некоторые советовали ему идти в Академию имени Фрунзе, куда поступили несколько известных асов — трижды Герой Советского Союза Покрышкин, дважды Герои Алелюхин и Лавриненков.

Но у Фалалеева, к сожалению, не было главного — здоровья. Он подорвал его на тяжелой и ответственной службе, причем в годы войны в его обязанности как заместителя командующего входили доклады лично Сталину о боевой работе ВВС. В своих мемуарах, изданных небольшим тиражом, Ф.Я. Фалалеев вспоминает, как последний раз видел Сталина у Мавзолея, в 1952 году:

— Что-то вы похудели, товарищ Фалалеев, — заметил Сталин.

— Так ведь это гражданские толстеют в мирное время, военные худеют, — нашелся тот.

Умер Федор Яковлевич в 1955 году.

Конечно, огромные затраты нервной энергии, серьезные и длительные перегрузки в боях на вертикалях, испытания после войны «медными трубами» отразились на здоровье Ивана Никитовича: у него появились проблемы с носоглоткой, с сердцем, с почками…

Но были у него и другие проблемы.

— Часто приезжали за ним на роскошных легковых машинах (я одно время даже коллекционировала их названия), а часа в 3—4 ночи привозили домой роскошно одетые фифочки. Учиться не давали, — с неудовольствием вспоминала Вероника Николаевна.

«Конечно, Ивану мешала учиться слава, постоянные приглашения… От многих из них вполне можно было отказаться, — вспоминал Герой Советского Союза, впоследствии — генерал-лейтенант авиации, а тогда — однокашник по академии А.Ф. Ковачевич.

— Завалят тебя, Иван, — не раз говорил я ему.

Так вот он и учился, иной раз получая "два за знание, три за звание"».

Военно-воздушная краснознаменная академия давала полноценные для вуза своего времени знания. Здесь были собраны лучшие преподавательские силы РККА, а с 1946 года — Советской армии. Среди преподавателей выделялись полковник Г.И. Игнациус, первым в академии защитивший диссертацию на соискание ученой степени кандидата технических наук (тема — «Бомбометание с пикирования»), генерал-лейтенант А.А. Самойло, генерал-майор А.С. Колесов, полковники Л.И. Агеев, А.И. Ершов, А.В. Тарбеев, подполковник Б.Г. Ратц…

В наборе дисциплин были стандартные предметы: общественные дисциплины, общая тактика, тактика ВВС, оперативное искусство, военная география, история войн, тыл ВВС, военная администрация, служба связи, аэрофотослужба. По большинству предметов Кожедуб имел оценку «хорошо», а по оперативному искусству, службе связи и аэрофотослужбе — «отлично».

Правда, была одна «тройка», выставленная в 1-м семестре за… тактику ВВС! Надо было быть очень смелым и принципиальным преподавателем, чтобы поставить такую оценку по этому предмету трижды Герою, одному из лучших военных летчиков страны, применявшему и создававшему эту самую тактику в сложнейших боевых условиях.

Иван отличался выразительным языком, начитанностью и литературной образованностью, чем во многом был обязан и Веронике Николаевне. Еще в первый год после женитьбы, ужаснувшись его русским языком, она заставила его перечесть десятки «школьных» книг — Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Достоевского, Толстого, Чехова, Маяковского, Шолохова, Фадеева. Некоторые из них, например комедию Гоголя «Ревизор», они прочли вместе, поделив роли.

— Никогда я столько не смеялась, как при домашнем чтении «Ревизора». Ивану особенно удавался конечно же городничий, — вспоминала позднее Вероника Николаевна.

— Во время учебы в академии Ивана ставили знаменосцем на парадах. Это было незабываемо: прямо цирк, — смеялась жена. — В центре — Иван, а ассистенты — дважды Герои, высокорослый и мощный Дмитрий Глинка и крошечный герой-штурмовик Талгат Бегельдинов.

Здесь, в академии, для Ивана Никитовича как для летчика произошло историческое событие: он освоил принципиально новый для себя тип самолета, только что появившийся реактивный Як-17. Впервые поднять в воздух эту машину ему довелось на летной практике в июле 1948 года. Тем летом он выполнил семь коротких (по 5—12 минут) полетов.

— Удивляло, что не было видно диска вращающегося винта, были мягкость в пилотировании и ощутимо более высокая скорость, особенный, не такой резкий, свистящий звук, — вспоминал Иван Никитович.

Як-17, легкий реактивный истребитель, вооруженный двумя пушками, отличался от Як-15 тем, что третье колесо из хвостового стало у него носовым. Вес машины увеличился, и ее летные качества незначительно упали.

Як-15 был наскоро создан на базе поршневого Як-3 сотрудником А.С. Яковлева авиационным инженером Е. Г. Адлером. Евгений Георгиевич предложил установить трофейный двигатель ЮМО-004 в носовой части фюзеляжа, с небольшим наклоном к продольной оси самолета. Этими турбореактивными двигателями оснащались серийные немецкие самолеты Ме-262 и «Арадо-234». Конечно, переделка привела к значительной реконструкции машины, прежде всего носовой и задней нижней части фюзеляжа, где от реактивной струи прогорала обшивка. Но уже через несколько месяцев — 24 апреля

1946 года — самолет совершил свой первый полет, а еще через полгода, к воздушному параду в честь 29-й годовщины Великой Октябрьской революции (воздушный парад не состоялся из-за погодных условий), были готовы 15 реактивных Як-15.

Незаметно для семьи Кожедуба прошла денежная реформа

1947 года, когда деньги обменивались в соотношении 1:10. При проведении реформы были отменены продовольственные карточки.

Средняя зарплата по стране в то время составляла 800— 1000 рублей. Летчик, без надбавок, получал около 2000 рублей, командир полка — около 3000, командир дивизии — около 4000. Килограмм ржаного хлеба стоил в то время 3 рубля, сахара — 15 рублей, сливочного масла — 64 рубля, литр молока — 3—4 рубля, десяток яиц — 10—16 рублей, пол-литра «Московской» — 60 рублей.

С 1 января 1948 года в СССР были отменены денежные выплаты за ордена и медали. Для Ивана Никитовича, в то время носившего на груди три Золотые Звезды и шесть орденов, это была существенная потеря (450 рублей в месяц). Особенно была расстроена этим Вероника Николаевна. Иван Никитович лишь посмеивался:

— Мы свое еще заработаем.

Командный факультет Военно-воздушной академии Иван Кожедуб окончил в 1949 году, получив отличную оценку за дипломную работу: «Действия ИАП с реактивными двигателями способом "охоты" при обеспечении ввода в прорыв и действий в оперативной глубине механизированной армии».

В аттестации от 29 апреля 1949 года, подписанной начальником курса гвардии подполковником Максименко, и. д. начальника командного факультета генерал-майором авиации Смирновым и заместителем начальника академии генерал-лейтенантом авиации Шкуриным, говорится:

«Учебная успеваемость в Академии хорошая — по 32 экзаменам общий средний балл 4,02.

Государственные экзамены сдал: по основам марксизма-ленинизма — хорошо, по тактике ВВС — отлично, по общей тактике — отлично.

Академию окончил и получил диплом.

ВЫВОД: Может быть назначен командиром истребительного авиационного полка».

Ниже — заключения и отзывы старших начальников (аттестационных комиссий:

«1. Целесообразно назначить заместителем командира истребительной авиационной дивизии.

2. Может быть послан в оккупационные войска».

И в заключительном решении «утверждающего аттестацию» значится: «Утверждаю. Может быть назначен зам. командира ИАД».

После окончания Военно-воздушной академии майор Кожедуб получает назначение на должность заместителя командира 31-й истребительной авиационной дивизии, дислоцированной в Насосной, под Баку.

Примерно в то самое время, когда Кожедуб защищал свою дипломную работу, в Советском Союзе произошло историческое событие: 29 августа 1949 года в 7 часов утра под Семипалатинском было взорвано первое советское атомное устройство РДС-1 мощностью в 22 килотонны. Американская монополия на ядерное оружие, настраивающая наиболее последовательных и решительных «борцов с Советами» исключительно на военный лад, канула в Лету.

Ну а первая «настоящая» отечественная атомная бомба, под названием ЗДС-3, была сброшена с Ту-4 в самый разгар войны в Корее — 18 октября 1951 года. Взрыв был произведен на высоте 380 метров и, как считают некоторые историки и аналитики, не дал войне в Корее перерасти в третью мировую войну.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.