Первый блин — комом

Первый блин — комом

Один из «старых» летчиков — лейтенант Тимофеев, глядя на отчаянные попытки «молодых» отличиться, поучал:

— Кого удивить хочешь? Там тоже ребята ученые. Да и машины у них не чета нашим деревянным. Оглянуться не успеешь, а он уже приклеился. Смотри за своим хвостом, да и за соседскими приглядывай. Не высовывайся, за личным счетом не гонись. А ордена никуда не денутся.

От таких наставлений летчикам становилось почему-то не по себе. Один из «молодых» — это был сержант Евстигнеев — особенно резко возражал и вообще вел себя дерзко. Опытный Тимофеев в одном из тренировочных полетов решил его проучить. Вот как много лет спустя вспоминал сам К.А. Евстигнеев об этом эпизоде:

«В зоне мы отрабатывали пилотажные фигуры. Выполнили виражи, пикирования, горки. Все шло хорошо. Но вот при развороте на 90 градусов я оказался слева от ведущего и чуть сзади на расстоянии 20—25 метров. В этот момент ведущий вдруг ввел свою машину в глубокую спираль со снижением. Высота оказалась настолько мала, что под крылом, на снегу, уже можно было различить следы животных. Наконец закончили спираль и пошли на аэродром. Я запросил разрешения перестроиться из левого пеленга в правый, но в ответ услышал команду: "Разворот влево на 180!"

И тут Ла-5 ведущего энергично наклоняется влево и входит в разворот. Чтобы избежать столкновения с ним, резко сбавляю обороты мотора, снижаюсь, а крен впереди летящего самолета все увеличивается. Положение мое становится угрожающим — деревья мелькают у самой плоскости! Меня прошибает пот, и я вывожу машину во внешнюю сторону строя. Ведущий замечает это и переходит в правый разворот. Мой Ла-5 вновь внизу, опять над самыми деревьями, а скорость настолько мала, что, того и гляди, машина свалится в штопор! Но жду, жду выхода из разворота, которому, кажется, не будет конца… Когда крыло самолета касается верхушки одного из деревьев, я уменьшаю крен, набираю высоту и удаляюсь от леса.

Ведущий командует:

— Возвращаемся, переходи на правую сторону.

Отвечаю "понял" и показываю рукой на свою правую плоскость: между элероном и консолью застряла ветка дерева. На большой недозволенной скорости врываемся на аэродром — самолет, летящий по кругу, не видим, разворот выполняем перед самым его носом, не столкнувшись с ним только по счастливой случайности».

Лихой пилотяга-лейтенант оказался предателем, завербованным немецкими спецслужбами в 1942 году. Он грубо и нагло пытался вести пропаганду, подбивать летчиков на перелет к противнику. Вскоре он был арестован и, как пишет Евстигнеев, «получил по заслугам».

Вообще же немецкие агенты часто проникали во фронтовые авиационные части. Ф.Ф. Архипенко рассказывал, как командир дивизии полковник Ю.А. Немцевич — грамотный боевой офицер, нередко участвовавший в боевых вылетах и имевший на личном счету несколько сбитых самолетов противника, — под Сталинградом сошелся с женщиной, по ее словам, «натерпевшейся от немцев». Она до слез пронимала слушателей рассказами о бесчинствах захватчиков, откликалась на любую просьбу, часто подменяла девчонок-связисток. Принимала она участие и в переговорах с летчиками, находившимися на боевом задании, — чего не сделаешь из добрых побуждений, — а вскоре стала начальником связи дивизии.

Весной 1944-го она вдруг исчезла из полка — оказалась немецким агентом. Архипенко, Гулаев, Бекашонок и другие летчики во время боевых вылетов не раз слышали на своей волне приятные женские голоса, обращавшиеся к ним по имени. Они приглашали летчиков в Германию, сулили отдых от войны, европейское обхождение, культурную сытую жизнь в отдельном двухэтажном коттедже с ванной, радиолой и автомобилем.

Архипенко не без юмора вспоминал о том, что ведь нашлось несколько летчиков-подхалимов, которые, пытаясь угодить командиру дивизии, писали на бортах своих боевых машин: «За Симу Захаровну!» — именно так звали сбежавшую женщину. После всего случившегося они были вынуждены спешно смывать и закрашивать опрометчиво нанесенные надписи. Полковник Немцевич после исчезновения своей фронтовой подруги был снят с должности командира дивизии и после долгого расследования отправлен на Дальний Восток, где, кстати, стал впоследствии генералом.

Герой Советского Союза С.Ф. Долгушин вспоминал, как моторист, осматривавший машину перед вылетом, заметил, что двигатель самолета В.И. Сталина, служившего тогда в их полку, искусственно и хитро поврежден. Мотор давал возможность самолету взлететь, но через несколько минут полета он должен был неминуемо выйти из строя. Несмотря на поиски, человека, так изощренно и со знанием дела повредившего машину, найти не удалось. К самолету Василия Иосифовича была приставлена круглосуточная охрана.

Герой Советского Союза летчик-истребитель П.И. Муравьев рассказывал, как в их полку в 1942 году был пойман с поличным и разоблачен хорошо подготовленный повар-диверсант, заброшенный противником:

— Здоровый и мордатый мужик, так и сыпал прибаутками. А взгляд, если присмотреться, — настороженный, звериный, — вспоминал Павел Игнатьевич.

Только бдительность одного из техников помешала повару отравить летчиков. Последующая разработка арестованного позволила задержать еще одного диверсанта, «служившего» в соседнем авиационном полку.

Когда мысль о том, что немецкие агенты настойчиво внедрялись в авиационные части РККА, была высказана Герою Советского Союза Г.А. Баевскому, тот встретил ее недоверчиво. Но потом вдруг вспомнил, как в режиме строгой секретности готовился штурмовой налет полка на Краматорскую. Секретный приказ был получен летчиками за 15 минут до вылета, в воздухе было предписано сохранять полное радиомолчание.

— Представляете, как мы удивились, когда вдруг услышали в своих наушниках негромкий женский голос: «Краматорская, Краматорская, вас идут бомбить, вас идут бомбить…» Ну а над аэродромом нас уже ждали — сразу дружно включились в работу зенитки, потом атаковали вражеские истребители. Эффективность налета оказалась небольшой.

…Еще в Москве, когда Кожедуба вместе с другими летчиками зачислили сверх штата в состав 240-го ИАП, командир, кратко ознакомив их с боевой историей полка, отличившегося в боях под Сталинградом, представил начальствующий состав полка. Замполит — майор Н.А. Мельников, начальник штаба — подполковник Я.Е. Белобородое, старший инженер — Е.Л. Фрайнт, командиры эскадрилий — А. Гомолко, М. Гладких, В. Гавриш. Начштаба зачитал приказ о боевом расчете: Кожедуб назначен в 3-ю эскадрилью ст. лейтенанта В.П. Гавриша ведомым младшего лейтенанта И.М. Габунии.

«Ко мне подошел Габуния, — вспоминал Кожедуб в своей книге. — У него черные задумчивые глаза, тонкие красивые черты лица, походка легкая, ритмичная, в движениях чувствуется ловкость и сила. Синяя гимнастерка сидит на нем как-то особенно ладно.

Он крепко жмет мне руку:

— Ну, давай знакомиться, тезка! В Грузии нас, Иванов, зовут Вано. И ты так меня называй.

Он с яростью сжал кулаки, узнав, что мой родной край оккупирован врагом. Участливо расспросил о всех близких, рассказал о себе. Он был педагогом в Грузии, окончил аэроклуб, а в дни войны — летное училище, горячо любил авиацию.

С того вечера мы с Вано стали неразлучными друзьями».

И. М. Габуния погиб при таране бомбардировщика Ю-88 6 мая 1943 года в районе станции Валуйки. На всю жизнь сохранил Иван Никитович память о своем первом боевом друге. В своих рассказах о войне он часто вспоминал его, всегда произносил его имя ласково, с любовью.

…Свой первый бой Кожедуб запомнил навсегда. Он рассказывал о нем во всех своих книгах, во многих статьях и выступлениях. В официальных документах полка упоминание об этом бое отсутствует: он не принес побед и свидетельствует скорее о слабом взаимодействии служб оповещения и командования, зенитчиков и летчиков.

Среди воспоминаний Кожедуба большую ценность представляют самые ранние его публикации. К ним относится его статья в сборнике «Сто сталинских соколов в боях за Родину», выпущенном Военно-воздушной академией в 1947 году. История возникновения и судьба этого сборника уникальны и достойны отдельных исследований.

В 1945 и 1946 годах в академию были приняты более 160 Героев и дважды Героев Советского Союза. Это были люди, прошедшие войну и одержавшие победу над жестоким и сильным врагом, офицеры, командовавшие боевыми эскадрильями, полками, а порой осуществлявшие руководство и на дивизионном уровне. Настоящие асы оказались на студенческих скамьях, в роли слушателей. Правда, в большинстве своем они еще не умели грамотно и точно выражать свои мысли — ни в речи, ни на бумаге. Открытая — с фронта — манера держаться, множество орденов на груди, привычка к грубоватому общению иногда порождали конфликты слушателей с некоторыми преподавателями.

К счастью, тогда академию возглавлял мудрый человек, видный военачальник, маршал авиации Федор Яковлевич Фалалеев. Он с честью вышел из непростой ситуации, сохранив в целом преподавательские кадры. Он призывал преподавателей к снисхождению, просил учитывать исключительный боевой опыт слушателей и понятные после столь тяжелой войны изъяны в их поведении. По его мнению, в военных летчиках следовало видеть не учеников, а товарищей. Слушателям же он неожиданно предложил описать наиболее запомнившийся боевой эпизод, пообещав опубликовать сто лучших сочинений в хрестоматии учебника по тактике ВВС. Эпизоды были отобраны и в 1947 году вышли отдельной книгой.

«В целом сборник боевых эпизодов, безусловно, поможет дальнейшему совершенствованию изучающих тактику ВВС», — такое убеждение маршал Фалалеев высказал в предисловии к этому изданию.

«Волнуюсь, когда беру в руки эту необычную книгу-реликвию. От нее исходит какая-то невидимая, но мощная и неиссякаемая сила» — так оценивал этот труд главком ВВС, Герой Российской Федерации генерал армии П.С. Дейнекин, более полувека спустя в своем предисловии к новому изданию книги. Заметим, что именно благодаря его вмешательству и при участии начальника ВВА им. Ю.А. Гагарина генерал-полковника авиации А.Н. Барсукова прежний, почти шестидесятилетней давности гриф «Для служебного пользования» был с книги снят.

Но вернемся к описанию своего первого боя Иваном Кожедубом, помещенному в этом сборнике:

«В марте 1943 г. я прибыл на Воронежский фронт рядовым летчиком в полк, которым командовал майор Солдатенко. Полк был вооружен самолетами Ла-5. С первого дня я стал присматриваться к боевой работе моих новых товарищей. Внимательно слушал разборы выполнения боевой работы за день, изучал тактику врага и старался соединить теорию, приобретенную в школе, с фронтовым опытом. Так изо дня в день я готовился к схватке с врагом. Прошло всего несколько дней, а мне казалось, что моя подготовка бесконечно затягивается. Хотелось как можно скорее вылететь вместе с товарищами навстречу врагу.

Встреча с противником произошла неожиданно. Случилось это так: 26 марта 1943 года я в паре с ведущим младшим лейтенантом Габуния вырулил на старт дежурить. Неожиданно нам был подан сигнал для взлета. Младший лейтенант Габуния быстро взлетел. Я несколько задержался на взлете и после первого разворота потерял ведущего. Связаться по радио ни с ведущим, ни с землей мне не удалось. Тогда я решил произвести пилотаж над аэродромом. Набрав 1500 м высоты, приступил к пилотированию. Вдруг ниже меня метров на 800 я заметил 6 самолетов, которые подходили к аэродрому со снижением. С первого взгляда я принял их за Пе-2, но через несколько секунд я увидел разрывы бомб и огонь зениток на нашем аэродроме. Тогда я понял, что это немецкие самолеты Me-110. Помню, как сильно забилось сердце. Передо мной были вражеские самолеты. Я решил атаковать противника и, быстро развернувшись, на максимальной скорости пошел на сближение. Оставалось 500 м, когда в сознании мелькнуло слышанное мною от командира правило воздушного боя: "Перед атакой посмотри назад". Оглянувшись, я заметил, как с большой скоростью приближается ко мне сзади самолет с белым коком. Не успел я распознать, чей это самолет, как он уже открыл по мне огонь. Один снаряд разорвался у меня в кабине. Резким разворотом влево со скольжением выхожу из-под удара. Два Me-109 с большой скоростью прошли справа от меня. Теперь я понял, что они, заметив мою атаку, спикировали и атаковали меня. Однако моя неудавшаяся атака заставила Ме-110 отказаться от повторного захода на бомбометание.

В этой встрече я на практике убедился, как важна роль ведомого для прикрытия ведущего при атаке цели.

В дальнейшем, летая в слетанной группе, я одержал 63 победы, не зная поражения»[5].

Совсем не случайно вспоминает наш герой о том, «как важна роль ведомого для прикрытия ведущего при атаке цели». Ведомый — важнейшая составляющая боевой пары, от его действий зависит качество атак ведущего, их быстрота, расчетливость и часто — точность. Можно назвать десятки пар выдающихся летчиков-истребителей: А. Покрышкин и Г. Голубев, К. Евстигнеев и В. Мудрецов, Д. Глинка и И. Бабак, А. Алелюхин и Е. Дранищев, В. Фадеев и А. Труд, А. Карпов и И. Беляев, В. Александрюк и А. Васько, А. Комоса и А. Федоров, Н. Краснов и И. Улитин, П. Муравьев и П. Вос-трухин, В. Серов и В. Веденеев, М. Сачков и А. Выборное, А. Рязанов и И. Степаненко, А. Решетов и Ф. Морозов, П. Покрышев и А. Чирков, С. Моргунов и А. Ситковский, И. Клещев и В. Луцкий, С. Луганский и И. Кузьмичев, Н. Белоусов и Н. Ольховский, В. Бобров и П. Крюков, И. Каберов и Г. Костылев, П. Камозин и Д. Калараш, Ш. Кирия и Е. Василевский. Каждый из этих летчиков был и выдающимся солистом, результативным воздушным бойцом.

Были среди летчиков и выраженные одиночки, мастера предельно резкого пилотажа, удержаться за которыми было очень трудно. Среди них нужно назвать А. Ворожейкина, Г. Речкалова, Н. Гулаева, Д. Глинку, М. Баранова, И. Сытова, Н. Сивцова. Список этот далеко не полный, его легко расширить, а ведь в нем лишь Герои и дважды Герои Советского Союза.

Состав пар, как иногда шутили летчики, «подбирался на небесах». Часто опытный пилот брал шефство над молодым, но были среди летчиков и устойчивые пары равных по боевому мастерству асов, такие как Покрышев — Чирков, Решетов — Морозов, Александрюк — Васько. Разделение на ведомого и ведущего в них было весьма условно: оба летчика, как правило, умели быстро и точно атаковать, хорошо справлялись и с защитными функциями. Александрюк — Васько воевали вместе на МиГ-3 в составе 171-го ИАП, вместе были переведены в 19-й, позднее — в 176-й гвардейский ИАП, где стали соратниками Кожедуба.

Кожедубу тоже повезло с напарником — опытным летчиком-защитником В.Ф. Мухиным. Тот набрался опыта еще в воздушных боях начального периода войны, когда на И-153 был вынужден сражаться с «мессерами» новых модификаций — «Фридрихами» и «густавами». Более чем полуторное превосходство «мессера» в скорости и почти трехкратное в массе секундного залпа делало прямое противостояние этих машин практически невозможным. Летчик И-153 в бою с Me-109 мог рассчитывать лишь на случайную победу да надеяться на помощь слоистой облачности. Теория об эффектном применении «маневренных бипланов» на малых высотах в ходе войны потерпела крах, как терпели крах многие положения военных доктрин. Скорость самолета решала все или почти все…

В полку Мухина назначили ведомым к «бороде» — такое прозвище установилось за Иваном, хотя бороды он никогда не носил. Именно в паре с «железным Васей» Кожедуб одержал абсолютное большинство своих воздушных побед. Он очень ценил Мухина, хотя они были совершенно разными людьми: Иван — лихой, порой нахрапистый, а «битый» и раненный в боях, много переживший Вася — предельно скромный, осмотрительный и надежный.

«У него зоркие голубые глаза, волосы выгорели на солнце, пилотку он носит набекрень, чуть сутулится, как часто сутулятся летчики, привыкшие крючком сидеть в кабине самолета, — таким запомнил Кожедуб своего ведомого. — На земле он стал ходить за мной следом — привыкал к моим движениям, голосу. Так я, бывало, ходил за Вано Габунией. Не зная боевого расчета других эскадрилий, и на земле сразу заметишь, кто ведущий, а кто ведомый. У нас это называлось слетанностью на земле. Она помогает слетанности в воздухе.

Родители Василия остались в деревне под Гомелем, в оккупации. На сердце у него было тревожно, как и у меня, — ведь мы все время думали о близких.

В первый вечер мы долго говорили о наших стариках, о родных краях. Я поделился с Василием тревогой о братьях. И нас еще больше сблизило общее горе».

Было и еще, что их сближало, — серьезное отношение обоих к физическим упражнениям. Это занятие было для них серьезной самоподготовкой, сравнимой с заучиванием географических карт района боевых действий или учебно-тренировочными полетами, частью профессионально необходимых навыков.

Летные качества Мухина были замечены другим выдающимся воздушным бойцом — К.А. Евстигнеевым:

«Летчик… мастерски маневрировал с учетом возможных действий противника: как только "фоккер" приближался к Ивану, на его пути ложилась трасса огня от машины Мухина — и фашисту не до атаки… Войну этот замечательный летчик закончил Героем Советского Союза, сбив девятнадцать немецких самолетов»[6].

Но вернемся к первому воздушному бою Ивана Никитовича, в котором полностью оправдалась русская поговорка — первый блин комом. Был разочарован и командир полка: удивительно — хорошая техника пилотирования, безукоризненное чувство машины и такой результат — самолет на списание. Конечно, Солдатенко был уже опытным командиром и не собирался самолет списывать — такая «боевая потеря» полку ни к чему. Пусть «выстоится», а там и время подойдет. Но что же делать с летчиком? Нет ли у того мандража?

Сам Кожедуб вспоминал:

«Когда вечером все собрались на разбор, майор Солдатенко сказал о том, что на нашем участке фронта противник сосредотачивает большое количество авиации, подтягивает наземные войска и технику.

— В сегодняшнем неожиданном налете на аэродром повинны многие: прозевали противника. Мы должны повысить бдительность. Надо усилить слетанность пар, звеньев и эскадрилий. Каждый должен помнить правила, так сказать, написанные кровью наших летчиков».

После своего первого провального боя Иван попал в разряд нерадивых, и решение боевых задач ему не доверялось. Некоторое время он даже возил почту на У-2. Но шло время, полк потерял многих «старых» летчиков — командира полка И. Солдатенко, комэска А. Гомолко, ведущего Кожедуба — Вано Габунию, летчиков Андрианова, Пахомова, Гладких, Га-вриша, Мубаракшина, Пантелеева. Первая неудача в бою забывалась.

Среди бумаг Кожедуба есть небольшая по формату общая тетрадь в коричневом дерматиновом переплете. На обложке крупными кривыми буквами продавлено: «Архив МО. История 178/176 гв. ИАП». В тетради исписано лишь с десяток листов — наш герой любил новые записные книжки и ежедневники, с годами становившиеся все более нарядными. На одной из страниц этой тетради, отдельно, сделана выписка: «12.4.43. 15.30. 18 Ю-88 и Ме-110, под прикрытием Ме-109Ф, произвели бомбометание по аэродрому Уразово. Нападение со стороны солнца. 6 самолетов имеют легкие повреждения. 4 убитых и 6 раненых. Погиб и наш Батя — м-р Солдатенко».

Гибель командира, каковы бы ни были служебные отношения, на всю жизнь остается в памяти бойцов. Майора Солдатенко летчики его полка считали человеком необычным, выдающимся: ветеран Испании и Сталинграда, дважды орденоносец, да не просто орденоносец, а кавалер двух орденов Красного Знамени. В числе первых освоил он новый истребитель Ла-5 и сбил на нем двухмоторный вражеский бомбардировщик Ю-88. Умел выслушать подчиненного, войти в его положение, посочувствовать. Им не просто гордились — его любили.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.