Западная Двина Ров с речной водой
Западная Двина
Ров с речной водой
Двинск (Даугавпилс). О ключевом значении того или иного населенного пункта часто можно судить по наличию в нем самом или его ближайших окрестностях старой крепости. Двинская крепость начала возводиться в начале XIX столетия и сохраняла свое значение до Первой мировой войны. Город Двинск (Даугавпилс) являлся важнейшим узлом дорог на Северо-Западном направлении. В 1941 г. через него проходила как железная дорога из Каунаса на Псков, так и удобная рокада вдоль Западной Двины из Полоцка в Ригу. Все это делало Двинск желанной целью для немецкого наступления. Командующий LVI корпусом Э. фон Манштейн позднее вспоминал: «Перед началом наступления мне задавали вопрос, думаем ли мы и за сколько времени достичь Двинска (Даугавпилс). Я отвечал, что если не удастся это сделать за 4 дня, то вряд ли нам удастся захватить мосты в неповрежденном состоянии»[109]. Возможно, именно в тот момент, когда Манштейн говорил эти слова, Двинск был крепким орешком. С осени 1940 г. в Двинской крепости дислоцировалась 23-я стрелковая дивизия РККА, с апреля 1941 г. здесь же формировался 5-й воздушно-десантный корпус. Однако 15–18 июня 23-я стрелковая дивизия покинула Двинскую крепость и начала выдвигаться к границе. В городе остались 9-я и 201-я воздушно-десантные бригады 5-го ВДК генерал-майора И. С. Безуглого.
В советских штабах тогда даже не догадывались, что Двинск является первоочередной целью 4-й танковой группы. Несмотря на заверения Манштейна о необходимости быстрейшего продвижения к Двинску, на второй день войны 8-я танковая дивизия его корпуса остановилась у Арёгалы и вежливо пропускала дефилировавшую мимо 2-ю танковую дивизию. В некоторой степени это было оправдано тем, что боевая группа Шеллера все еще вела бои за ДОТы на границе. Для их подавления были использованы реактивные минометы саперного батальона. В истории соединения по этому поводу есть следующий комментарий:
«3-я рота 59-го саперного батальона передвигалась на БТР, которые были оснащены по обоим бортам направляющими для метательных снарядов. Эти направляющие — по 3 с каждой стороны — стреляли 28-см снарядами, которые наши солдаты называли „наземной „Штукой““ и которые благодаря характерному вою при выстреле оказывали на противника деморализующее воздействие. В начале Восточной кампании они считались тактическим чудо-оружием»[110].
С помощью реактивных минометов немцам удается сломить сопротивление защитников ДОТов, боевая группа Шеллера готова к дальнейшему продвижению. Одновременно поступает сообщение, что советская танковая дивизия повернула на Расейняй. У Манштейна появляется шанс, не ввязываясь в танковые бои, проскочить за ее спиной на Двинск. Наступление возобновляется. Мост у Йосвайняя через речку Шушве был захвачен 23 июня с помощью диверсантов из «Бранденбурга». Подробности этой акции неизвестны, однако известно, что в ходе этой операции было убито пятеро «бранденбуржцев».
Истребитель И -153, брошенный на аэродроме в Двинске
Над частями корпуса Манштейна Люфтваффе организуют плотный «зонтик». В районе Кедайняя 23 июня истребителями III группы 54-й эскадры (III/JG.54) было сбито 15 бомбардировщиков СБ. Перед нами одно из объяснений того, почему продвижение корпуса Манштейна не было выявлено: наблюдавшие стальную змею танков и тягачей летчики попросту сбивались вражескими истребителями и не долетали до своих.
Несмотря на то что 8-я танковая дивизия уклонилась от боя со 2-й танковой дивизией, ее части все же успевают врезаться в отставшие подразделения. Здесь части корпуса Манштейна впервые сталкиваются с новой советской бронетехникой. В истории соединения указывается: «Основная масса боевой группы Кризолли до полудня уничтожила около 15 русских танков, в том числе один КВ-1 (43-тонный танк с 7,62-см пушкой, 12-цилиндровым мотором в 600 л.с. и гусеницами шириной 69 см)»[111].
Тем временем войска 11-й армии отходят на восток. Предыдущий приказ об удержании 16-м стрелковым корпусом обороны на Немане был отменен. Распоряжением лично командующего армией Морозова корпус отводился на Ионаву и Укмерге.
Отход советских войск и эвакуация партийного руководства из Каунаса привели к активизации местных националистических группировок. Хаупт пишет: «Местным партизанам 23 июня удалось захватить радиостанцию. Один представитель командования литовской армии в 19.30 прочитал воззвание к германскому Верховному командованию подвергнуть бомбардировке Ковно и отступающие Советы в городе!»
В ЖБД 16-го стрелкового корпуса относительно обстановки в городе было сказано следующее: «В городе Каунас восстали все контрреволюционные силы, и началась стрельба из окон и чердаков по отходящим частям. Восставшие сопротивлялись взрыву мостов через р. Неман. Мосты были взорваны»[112].
Вечером 24 июня в штабе Северо-Западного фронта состоялось совещание, на котором помощник начальника оперативного отдела капитан Назаров доложил обстановку на фронте 11-й армии. Картина была неутешительной:
а) штаб армии потерял управление соединениями;
б) дивизии разрозненно и в беспорядке отходят на Ионаву, фактически обороны нет;
в) на магистрали Каунас — Двинск наблюдается беспорядочное бегство тылов и строителей, перемешанных с гражданскими беженцами.
Танк Т-38 одной из стрелковых дивизий, брошенный на улице одного из литовских городов
Кузнецов принимает решение отбить Каунас, в 11-ю армию отправляется капитан Назаров с приказом командиру 16-го стрелкового корпуса наступать на Каунас. Выбор в качестве цели Каунаса был, по крайней мере, объяснимым — это был узел дорог. Его удержание могло существенно замедлить наступление противника. Однако на тот момент скрытая «туманом войны» 8-я танковая дивизия LVI корпуса пробивалась в обход Каунаса. Как раз во второй половине дня 24 июня, в 16.00, передовой отряд выходит на шоссе Каунас — Двинск севернее Каунаса, к городу Укмерге (Вилькомерц). После короткого боя он врывается в город, а к 18.00 в Укмерге собираются все боевые группы 8-й танковой дивизии. Теперь они были готовы наступать вдоль шоссе на Двинск.
Если бы комфронта Кузнецов своевременно получил информацию о прорыве противника к шоссе на Двинск, наступление на Каунас наверняка было бы отменено. Однако этого не произошло, и контрудар все же состоялся. Обычно в качестве даты начала наступления называется 25 июня. Однако ЖБД 16-го стрелкового корпуса эту дату не подтверждает. 25 июня было принято только решение на контрудар командиром корпуса и произведена перегруппировка. 23-я стрелковая дивизия должна была атаковать вдоль шоссе, а 5-я стрелковая дивизия — обходить город с востока. Наступление на Каунас должен был поддерживать корпусной артполк. 33-я и 188-я дивизии получают оборонительные задачи на флангах ударной группировки. Наступление начинается с раннего утра 26 июня, советские части двигаются вперед, «уничтожая мелкие группы противника»[113]. В середине дня на подступах к Каунасу первые две дивизии сталкиваются с пехотой противника и под ударами артиллерии и авиации откатываются назад. Решением командующего 11-й армией 5-я стрелковая дивизия поворачивает на север с целью удара во фланг и тыл противнику, атаковавшему соседей. Однако сама 5-я дивизия оказывается атакована вражеской пехотой, обойдена с фланга и также вынуждена отходить. Попытка контратаковать наступающие дивизии 16-й армии была обречена на провал. Собственно, в районе Каунаса действовала 12-я пехотная дивизия.
Обстановка тем временем ухудшается с каждым часом. Одновременно с началом советского контрудара немцы атакуют оборону 33-й стрелковой дивизии и занимают Ионаву. Короткая запись ЖБД СЗФ ясно демонстрирует лихорадочные попытки советского командования переломить ситуацию в свою пользу: «В связи с отходом 16 ск командование 11 А снимает 84 мед и бросает на Ионаву. Неоднократные попытки дивизии прорваться на Ионаву успеха не имели. Дивизия понесла огромные потери»[114].
Танки 38(t) и Pz.II на марше
Перехват шоссе прорывом к Укмерге, захват Ионавы означали вполне зримую угрозу окружения 16-го стрелкового корпуса. В этих условиях не оставалось другого выхода, кроме как отводить войска 11-й армии на другой берег реки Вилия. К 21.00 26 июня армейские саперы навели паромную переправу и мост через реку. Переправа 16-го стрелкового корпуса[115] началась еще в темноте и продолжилась утром 27 июня. Дорога от переправ до ближайшего леса, на протяжении около 1 км, проходила через открытое поле. На нем к утру скопилось большое количество машин. По воспоминаниям начальника инженерных войск 11-й армии полковника С. М. Фирсова, произошло следующее: «…Около 8 часов авиации противника удалось установить местонахождение моста, по которому был произведен первый налет силами до 20–25 „Юнкерсов“. К этому времени на плато скопилось много машин с боеприпасами, артиллерии, машин с тыловыми грузами. Противник обрушил свои бомбовые удары как по мосту, так и по этому скоплению и колоннам, втягивавшимся с плато в лес… На плато в огромной куче всяческих машин начались пожары, сопровождавшиеся взрывами боеприпасов, скоро дым затянул всю площадь леса… Повторным налетом авиации противника мостовая переправа была разрушена…» Согласно записи в ЖБД СЗФ, разрушение переправы произошло уже в 9.00. Что касается паромной переправы, то «после взрыва нескольких бомб… командир роты вообразил, что приближается противник, и дал команду затопить паромы». Удары с воздуха серьезно подорвали боеспособность корпуса, в ЖБД отмечалось: «От бомбардировочной авиации противника больше всех пострадала корпусная артиллерия, которая ранее в боях под Ионавой потеряла около 50 % матчасти»[116].
К этому времени на левом берегу реки еще оставались арьергарды стрелковых соединений, а также остатки прикрывавшей отход и уже изрядно потрепанной 23-й стрелковой дивизии и 84-я моторизованная дивизия. Ее разрозненные части подходили к реке, не имея переправочных средств. А саперы смогли собрать только один паром. По скоплению людей и техники враг открыл артиллерийский огонь. Вышеупомянутый полковник Фирсов написал о судьбе дивизии следующее: «Когда стало очевидным, что нет возможности переправить основную часть техники и личного состава 84-й дивизии, командующий прекратил переправу и разрешил командиру дивизии генерал-майору Фоменко П. И. выходить на восток самостоятельно, на Даугавпилс или южнее. Только в первой половине июля (около 12–15.7) остатки личного состава дивизии, ведомые генералом Фоменко, без техники и вооружения, сумели пробиться и выйти к нам в районе г. Старая Русса».
Брошенный Т-38 на улице города Вилькавишкис
Опоздав к общей переправе 16-го корпуса, 84-я моторизованная дивизия отправилась своим ходом на Вильнюс. Он уже был занят войсками 3-й танковой группы Гота, но об этом тогда не знали. Не имея в достаточном количестве горючего, дивизия отправилась прямо в пасть тигра. В ЖБД фронта указывалось: «Приняв бой, дивизия имела большие потери в людском составе и материальной части. Остатки мед позднее примкнули к 11 А». Здесь же, под Вильнюсом, были разбиты отошедшие к городу части 5-й танковой дивизии. Согласно заявке 20-й танковой дивизии группы Гота, по дороге к Вильнюсу было уничтожено 80 советских танков[117]. Вместе с заявкой 7-й танковой дивизии это дает около 160 танков под Алитусом и Вильнюсом. Всего к 22 июня в 5-й танковой дивизии было 268 танков.
Впрочем, переправлявшиеся под ударами с воздуха через Вилию стрелковые соединения также понесли большие потери. В ЖБД 16-го ск уже 27 июня указывалось: «Дивизии в предыдущих боях потеряли всю дивизионную и полковую артиллерию. Корпусные арт. полки… без матчасти, за исключением отдельных орудий»[118].
Таким образом, те части и соединения, которые потенциально могли бы стать защитниками Двинска, оказались скованы немецкой пехотой 16-й армии под Каунасом и оттеснены на восток, за Вилию, и, по большому счету, потеряли боеспособность. Отход 16-го стрелкового корпуса по шоссе Каунас — Двинск не состоялся как ввиду ударов пехоты противника, так и ввиду решения командования фронта отбить Каунас. Манштейн же в полной мере использовал возможности, предоставленные действиями пехоты.
Вместе с тем нельзя сказать, что дорога к Даугавпилсу для 8-й танковой дивизии LVI корпуса была усеяна розами. В истории соединения отмечается: «Боевая группа Кризолли была остановлена после продвижения на 15 км. Противник сильно укрепил рубеж Виринты и вел огонь из орудий и пулеметов по авангарду, который залег здесь на 4 часа. Только когда танками 3-го батальона 10-го тп (майор Венденбург) удалось через брод у Тракиняя ударить в спину русским, наступление возобновилось. В 15.00 [25 июня] была захвачена Утена, находившаяся под сильным огнем противника с высот»[119]. Немцами также отмечалась контратака «легких танков». К какому советскому соединению принадлежали противостоявшие Манштейну части — неизвестно. Возможно, это были подразделения 2-й танковой дивизии или 16-го стрелкового корпуса. В очередной раз приходится констатировать, что мы не знаем, кто были те люди, что оказывали ожесточенное сопротивление немцам, в данном случае прорыву Манштейна на Двинск.
Танк 38(t) на улице литовского городка
Для организации обороны самого Двинска (Даугавпилса) еще 25 июня[120] был направлен помощник командующего войсками фронта генерал-лейтенант С. Д. Акимов. Ему было приказано из всех оказавшихся в городе воинских частей, подразделений и отдельных бойцов, а также из местных жителей спешно создать боевые отряды и группы и не допустить противника в город. Ядром группы Акимова стали две бригады 5-го воздушно-десантного корпуса и гарнизон Двинска. Рабочие отряды, существовавшие в Даугавпилсе до весны 1941 г., воссоздавать не стали или же просто не успели. Стрелкового оружия для них в крепости было предостаточно.
По другую сторону фронта к броску к Двинску изготовилась 8-я танковая дивизия корпуса Манштейна. Дивизия продолжала наступать в составе двух боевых групп. На правом фланге двигалась боевая группа Кризолли, нацеленная собственно на Двинск, а на левом — группа Шеллера, которая должна была двигаться к Двине через Иллукст. Иногда из описаний действий немцев под Двинском может сложиться впечатление, что здесь в бой вступили некие малочисленные передовые части германской армии. Но это совершенно не соответствует действительности. В группу Кризолли не только включили целиком 10-й танковый полк, но и усилили его аж пятью мотопехотными батальонами, включая один мотоциклетный и один переданный из соседней 3-й моторизованной дивизии. Для внезапного захвата мостов группе Кризолли была придана 8-я рота учебного полка 800 «Бранденбург» под командованием обер-лейтенанта Кнаака.
Расстрелянная на дороге зенитная установка. В кузове еще лежит труп, а колесо с машины уже снято кем-то из проезжавших мимо
БТР 8-й танковой дивизии на марше
Начало дня 26 июня было многообещающим. В ЖБД 8-й танковой дивизии было сказано: «10-й тп начал наступление на Дюнабург[121] в ранние утренние часы. Ему удалось быстрой атакой захватить мост в Зарасяе после упорной, но короткой схватки, прорвать русскую оборону и в неудержимом порыве достичь мостов через Двину». Здесь началось самое интересное. Опять же канонические описания атаки мостов, в частности в книге известного немецкого историка и публициста Пауля Карелла, сосредотачиваются на ее успешной части, деликатно умалчивая подробности.
Для атаки на мосты через Двину было сформировано две группы «бранденбуржцев», переодетых в советскую униформу. Одна должна была атаковать железнодорожный мост, вторая — шоссейный. Нацеленная на железнодорожный мост группа встретила на подходе к нему пять советских бронемашин. Их переодетые в красноармейскую форму немцы благополучно миновали. Однако на самом мосту замаячило еще несколько броневиков. Это обстоятельство заставило «бранденбуржцев» отказаться от атаки моста. Действительно, в момент начала стрельбы они бы оказались один на один с броневиками, совершенно неуязвимыми для имевшегося у диверсантов стрелкового оружия. Несолоно хлебавши, отряд повернул на юг к шоссейному мосту.
По шоссе к этому второму мосту двигалась на грузовиках вторая группа «Бранденбурга». Возглавлял ее обер-лейтенант Кнаак, который во время аналогичной операции у Кедайняя получил пулевое ранение. Это ранение стало частью маскарада — группа диверсантов была неотличима от множества отходивших по шоссе потрепанных частей 11-й армии. Согласно истории 8-й танковой дивизии, события развивались следующим образом: «Русские часовые, беседовавшие с гражданскими лицами на западной стороне моста, были захвачены врасплох и застрелены, и группа переправилась по мосту на другой берег Двины. Там расчет противотанкового орудия заметил неладное и выстрелил по передней машине, выведя ее из строя и смертельно ранив Кнаака. Одновременно был открыт убийственный огонь с берега Двины, плотно занятого противником, и из всех домов по обе стороны моста»[122].
Как мы видим, десантники Безуглого устроили немцам «теплый» прием. Если бы диверсанты Кнаака были вынуждены удерживать мост до подхода передовых частей хотя бы несколько часов, то их, безусловно, ждал бы провал. Они были бы перебиты, и мост был бы взорван. Однако за спиной «бранденбуржцев» стояла сильная боевая группа Кризолли. В разгар перестрелки на сцене появляются немецкие танки. Они по шоссейному мосту врываются в Двинск, стреляя во все стороны. По пятам за танками двигалась рота мотопехоты на БТРах, в город вошла бронегруппа образца 1941 г.
Группа танков по восточному берегу Двины направляется в тыл железнодорожному мосту для облегчения его захвата. Его защитники оказываются зажаты в «клещи» танками с восточного и западного берегов реки. Что в точности произошло с мостом — неизвестно. По немецкой версии, часть взрывчатки детонировала из-за попадания снаряда. Манштейн в своих мемуарах написал, что «железнодорожный мост был только легко поврежден небольшим взрывом, но остался пригоден для движения».
Шоссейный мост в Двинске
Слабостью воздушно-десантного корпуса было артиллерийское и, в частности, противотанковое вооружение. Поэтому противопоставить танкам дивизии Брандебергера, даже относительно слабым 38(t), советским десантникам было почти нечего. В истории 8-й танковой дивизии отмечается: «Только благодаря быстрым движениям танкам удалось избегать поражения средствами ближнего боя. Русские (упорные киргизы) провели из домов подкоп под улицей к ведшей по плотине дороге и пытались с помощью ручных гранат вывести из строя танки, бросая гранаты на гусеницы»[123].
После того как танкам и БТРам удалось пробить дорогу через шоссейный мост, в город вошла мотопехота группы Кризолли. Двинск был прочесан, и линия обороны плацдарма была вынесена на его окраину. Впереди было кровавое сражение за удержание и «вскрытие» плацдарма на крупной реке. Оно многократно по тому или иному сценарию повторялось на разных участках фронта и в разные периоды войны.
Почти чудом захватив мосты, немцы едва не потеряли один из них. Следовавшие за танками саперы получили задачу оборонять оба моста. Приступив к разминированию, они с ужасом обнаружили под шоссейным мостом трех советских солдат, поджигавших запальный шнур. Немцы отреагировали незамедлительно, взрыв был предотвращен, но этот эпизод показывает нам несостоятельность утверждений Пауля Карелла. Касаясь захвата мостов в Двинске, он написал следующее:
«Офицер, отвечавший за обеспечение охраны мостов, был взят в плен. На допросе он сказал:
— Я не получил приказа взрывать мосты. Не имея такого приказа, я не мог принять на себя ответственность. Однако мне было некого спрашивать.
Тут мы видим наглядный пример слабости нижнего командного эшелона Красной Армии. Этот недостаток нам еще будет встречаться, и не раз»[124].
В действительности никакие приказы не мешали советским саперам поджигать шнур в разгар боя за город. Кроме того, повреждение железнодорожного моста также могло быть следствием неудачного подрыва заложенных зарядов. 8-й танковой дивизии удалось захватить мосты в Двинске благодаря атаке города и переправ крупными силами танков и мотопехоты, которую предваряла спецоперация диверсантов. Последняя, заметим, была лишь частично успешной.
Потеря мостов в Двинске не была чем-то из ряда вон выходящим. Такое в истории Второй мировой войны случалось неоднократно. Сами немцы в 1945 г. потеряют стратегически важный «мост Гинденбурга» через Рейн у Ремагена. Произойдет это вследствие стечения целого ряда обстоятельств, включая неполную детонацию взрывчатки. Американцы даже обойдутся без диверсантов в униформе противника.
Первой на немецкую атаку на Двинск отреагировала авиация. В вечерней (20.00) сводке ВВС Северо-Западного фронта первым пунктом шло сообщение: «6 САД в количестве 38 СБ дважды атаковывала мотомехчасти и танки противника гор. Двинск и его окрестностях»[125]. В тот момент 6-я авиадивизия базировалась на аэродромах Рига, Митава, Румбула и Биржай. Эти атаки СБ подтверждаются противником. В истории 8-й танковой дивизии указывалось: «Русские двухмоторные бомбардировщики несколькими волнами атаковали мост через Двину и наши танки». Бомбардировки немецкого плацдарма дорого стоили 6-й САД: 7-й отряд III группы 54-й истребительной эскадры заявил сразу о девяти сбитых СБ над Двинском всего за семь минут, с 19.25 по 19.32 26 июня. Причем четыре советских бомбардировщика были сбиты одним пилотом — унтер-офицером Кемпфом[126]. Судя по времени расправы, «мессершмитты» подоспели только к отражению второго налета.
Двинск горит. Фотография сделана танкистом 8-й танковой дивизии в разгар боев за город
Оборона захваченного 8-й танковой дивизией плацдарма была проверена на прочность намного раньше восьмого часа вечера. По немецким данным, советская контратака началась в 16.30 с северо-востока при поддержке танков. Оборона плацдарма, занятого многочисленной боевой группой Кризолли, устояла. На следующее утро, т. е. уже 27 июня, генерал-лейтенант Акимов докладывал:
«Согласно вашему личному приказу организовал наступление по овладению городом Двинск с 17.00 26.6.41 г. Наступление захлебнулось. Отдельные взводы и отделения проникли в город с северной и северо-восточной окраин города, но подведенными резервами и особенно усилившимся автоматическим огнем и артиллерией противника были отброшены»[127].
Как основные причины неудачи генерал Акимов указывал отсутствие у атакующих достаточного количества артиллерии (всего шесть орудий) и полное отсутствие танков. Однако немцы, напротив, увидели в рядах атакующих частей группы Акимова танки. В истории 8-й танковой дивизии особо подчеркивалось: «В ходе этих вечерних боев особо отличилась 9-я рота 10-го танкового полка капитана Кюля. Она оказалась на пути русской танковой атаки и за короткое время уничтожила более 20 легких танков, 20 орудий и 17 противотанковых пушек. После этого на ее участке воцарилось спокойствие»[128].
Конечно, послевоенная история соединения — это не официальный документ. Однако при написании истории 8-й танковой дивизии ее автор, Вернер Гаупт, использовал документы, в частности журнал боевых действий соединения. Он на него ссылается по ходу повествования. Еще одно указание на атаки танков 26 июня мы находим в донесении 4-й танковой группы в штаб группы армий «Север»:
«LVI танковый корпус под командованием генерала от инфантерии Манштейна, в ходе неустанного наступления на постоянно и ожесточенно сопротивляющегося противника, 26 июня во второй половине дня после ожесточенного боя захватил мосты через Двину у Дюнабурга. При этом корпус в ходе боев уничтожил и захватил более 50 танков и большое количество различного артиллерийского вооружения».
Сгоревший советский бомбардировщик ДБ-3
Скорее всего, в контрударе группы Акимова 26 июня приняли участие отошедшие в район Двинска части 2-й танковой дивизии или 84-й моторизованной дивизии. По крайней мере, в донесении штаба СЗФ от 29 июня фигурируют «остатки 2-й танковой дивизии без единого танка». На 26 июня танки еще могли быть. Отставшие в ходе марша к Расейняю боевые машины могли быть отремонтированы, отойти на Двинск и вступить в бой. Не исключено также, что немцы «повысили в звании» до танков бронеавтомобили и танкетки Т-38.
В тот же день, 26 июня, последовала реакция из Москвы на захват мостов через Двину и самого Двинска. Командованию Северо-Западного фронта сухо предписывалось:
«Для создания устойчивости фронта обороны народный комиссар обороны приказал отвести части 8-й и 11-й армий фронта на северный берег р. Западная Двина, где прочно закрепиться и остановить наступление противника»[129].
Если называть вещи своими именами, то Верховное командование признавало смертельную опасность, возникшую в связи с захватом немцами переправ на Двине. Правда, на тот момент еще были надежды на прибывающую по железной дороге из Уральского округа 22-ю армию генерала Ф. А. Ершакова. В том же приказе было сказано: «Прорвавшегося противника на северный берег р. Западная Двина уничтожить совместными действиями 11-й армии и армии Ершакова». Более того, за сам Двинск должна была отвечать 22-я армия. Однако вскоре стало понятно, что участие 22-й армии в боях за Двинск — это утопия. Вскоре она была передана в состав Западного фронта и в июле принимала участие в боях в районе Полоцка.
Однако Северо-Западному фронту все же удалось уже во время Приграничного сражения получить одно соединение из внутренних округов. Это был 21-й механизированный корпус Д. Д. Лелюшенко из Московского военного округа. К июню 1941 г. в состав 21-го мехкорпуса входили 42-я и 46-я танковые, 185-я моторизованная дивизии. Их укомплектованность личным составом составляла около 80 % (из них 70 % были призваны в армию в апреле — мае 1941 г.). Однако ввиду отсутствия вооружения около 17 тыс. новобранцев было оставлено на зимних квартирах. Численность танкового парка корпуса Лелюшенко может вызвать только скупую слезу. К началу войны в корпусе имелось всего 35 БТ, 16 Т-37/Т-38 и 88 бронеавтомобилей БА-20 и БА-10. Большая часть танков относилась к машинам учебного парка, была сильно изношена, не имела запасных частей и, частично, вооружения. Укомплектованность вспомогательными машинами была на том же уровне, в корпусе имелось всего 10–15 % от штатной численности грузовых, легковых и специальных автомобилей. О состоянии своего мехкорпуса сам Лелюшенко в одном из донесений саркастически заметил: «Части корпуса фактически представляют из себя моторизованные группы, сформированные за счет старослужащих и частью молодых бойцов»[130].
Подбитый в районе Двинска танк Т-26 21-го мехкорпуса
Усугублялась ситуация весьма туманными представлениями о силах форсировавшего Зап. Двину противника. Задачу 42-й танковой дивизии командир 21-го мехкорпуса сформулировал достаточно своеобразно: «Установить силы, состав и группировку противника и в дальнейшем очистить Двинск от противника». 42-я танковая дивизии должна была наступать на город с севера, 46-я — с востока (вдоль железной дороги по берегу Двины), 185-ю моторизованную дивизию Лелюшенко оставил в резерве. Предпринятое 28 июня с целью «установить силы» наступление показало, что силу противника много. Атакующие были встречены шквалом огня артиллерии и контратаками танков.
Позднее в своих мемуарах Лелюшенко не скупился на описание прорыва частей 21-го мехкорпуса непосредственно в Двинск: «Кварталы города и даже отдельные дома неоднократно переходили из рук в руки»[131]. Нанесенные противнику потери также были представлены как весьма чувствительные: «Окраины и улицы Даугавпилса были усеяны сотнями вражеских трупов, крутом пылали фашистские танки, торчали стволы разбитых орудий, стояли покореженные автомашины»[132]. Тогда, в июне 1941 г., его оценки результатов были куда более сдержанными. О прорыве и переходе из рук в руки кварталов в его донесениях не упоминалось. В донесении штаба Северо-Западного фронта в Генштаб Н. Ф. Ватутину о боях в районе Двинска никаких бравурных ноток не прозвучало: «28.6.41 г. атака у Двинск проведена фактически одной нашей пехотой, понесшей серьезные потери. Противник огнем артиллерии, огнеметов и пулеметов атаку отразил»[133]. В очередной оперсводке СЗФ (за 29 июня) особого оптимизма также не наблюдается: «Предпринятая контратака 28.6.41 г. группой войск 27-й армии (21-й механизированный корпус, сводная дивизия, части 5-го воздушно-десантного корпуса) с целью захвата Двинска положительных результатов не дала, и наши части к утру 29.6.41 г. отошли на новый оборонительный рубеж — оз. Вырочно, оз. Лукнас-эзерс, р. Дубна».
В истории 8-й танковой дивизии по данному эпизоду написано следующее: «Когда вечером 28.6 состоялась еще одна танковая атака 21-го мк Красной Армии, плацдарм Дюнабург был укреплен настолько, что прорыв линии был невозможен. Одновременно заметно ослабели удары русских с воздуха, после того как во второй половине дня 27.6 на аэродроме Дюнабург приземлилась эскадрилья 54-й истребительной эскадры, совершавшая вылеты против атакующих русских бомбардировщиков»[134]. Еще больше упрочилось положение немецких войск на плацдарме у Двинска после прибытия во второй половине дня 28 июня моторизованной дивизии С С «Мертвая голова».
Танки 38 (t) 8-й танковой дивизии в районе Двинска
Воздушный «зонтик» над войсками Манштейна также был весьма прочным. С 27 июня непосредственно в районе Двинска базировалась II группа 54-й истребительной эскадры JG54(24 Bf-109F-2), а с 28 июня — III группа той же эскадры(30 Bf-109F-2). Соответственно, II группа отчиталась за 27 июня о 9 сбитых СБ и 2 ДБ-3, 28 июня счет группы пополнили еще 4 СБ и 2 ДБ-3. По советским данным, в районе Двинска действовали бомбардировщики СБ 7-й и 57-й авиадивизий.
По итогам ввода в бой 21-го мехкорпуса в штабе Северо-Западного фронта уже не питали иллюзий относительно перспектив контрудара по вражескому плацдарму под Двинском. Продолжать атаки имеющимися силами Ф. И. Кузнецов отказывался, о чем прямо сообщил в Москву Ватутину:
«Третья атака одной нашей пехотой не приведет к успеху; прошу доложить Народному комиссару обороны атаку отложить до сосредоточения 24-го и 41-го стрелковых корпусов. До получения ответа остаюсь на месте»[135].
Силы противника в Двинске штабом фронта оценивались в пехотную дивизию с сотней танков. Соответственно Лелюшенко поставил оставшимся в его распоряжении войскам (46-я тд перешла в группу Акимова) оборонительные задачи. В его приказе были, в частности, такие слова: «Ценой любых усилий задерживать противника, не допуская его продвижения вперед и выхода механизированных частей через межозерное пространство на север и северо-восток»[136]. Сдерживать противника предполагалось «упорной обороной с переходом к подвижной, в случаях, вызываемых обстановкой».
Однако по другую сторону фронта тоже было решено взять паузу для прояснения обстановки и накопления сил. Собственно, LVI корпус был готов к «вскрытию» плацдарма уже вечером 28 июня. Имелась даже директива ГА «Север» от 27 июня, в которой указывались очередные задачи войск Гёпнера: «4-я ТГр готовится к дальнейшему наступлению через Опочку и Остров район северо-восточнее Опочки. Если по достижении данной цели будут обнаружены части противника, отходящие с запада на восток южнее озера Пейпус, то нужно предотвратить их отход». Манштейн рвался в бой. Он предлагал на основании этого, уже существующего приказа немедленно одним рывком прорваться к Пскову. Однако сам командующий группой армий «Север» фельдмаршал фон Лееб считал этот риск чрезмерным. Командование группы армий опасалось наступления на Двинск некоей выявленной разведкой танковой группировки противника в составе нескольких механизированных дивизий с неизвестными ранее танками Т-34. Это говорит о том, что немецкой разведке удалось вскрыть появление 1-го механизированного корпуса в районе Пскова. Не исключено также, что к немцам просочилась информация об обещанных Лелюшенко танках КВ. Как мы сейчас знаем, выдвижение крупных сил танковых войск Красной армии к Двинску не предполагалось. Но тем не менее Манштейн получил своего рода «стоп-приказ».
Согласно истории 8-й танковой дивизии, ее моторизованные части «с утра 29 июня вели медленное наступление против относительно сильного противника». К тому моменту плацдарм был ощутимо расширен, передовая линия была в 15–20 км от Двинска. Дивизия генерала Бранденбергера вышла к цепочке озер в районе станции Вишки (на ж.д. в сторону Пскова). Для прорыва через озерное дефиле были сформированы три боевые группы. На главном направлении удара находилась группа Фронхёфера с основной массой танков дивизии. Группа Шеллера должна была обойти озеро с севера, а группа Кризолли — прикрывать левый фланг. В истории соединения отмечалось: «Бои за озерное дефиле оказались тяжелыми, поскольку противник располагал сильной артиллерией и массами танков. Поскольку все мосты были взорваны, наступать могли только стрелки. Только после того, как несколько танковых рот по сложным бродам пересекли водную преграду, удалось захватить цепочку высот»[137]. Именно эти оборонительные бои, а не мифический прорыв на улицы Двинска можно признать относительным успехом корпуса Лелюшенко и группы Акимова.
Здесь следует привести некоторые данные о численности соединений корпуса Лелюшенко и группы Акимова по данным на 30 июня:
10-я воздушно-десантная бригада 5-го ВДК (667 человек, 7 орудий);
1-й стрелковый полк (300 человек);
46-я танковая дивизия (400 человек, 7 орудий);
201-я воздушно-десантная бригада 5-го ВДК (400 человек);
185-я моторизованная дивизия (2259 человек, 23 орудия и 33 орудия противотанковой обороны);
42-я танковая дивизия (270 человек, 14 орудий, 7 танков).
Противостоять такими силами трем немецким дивизиям даже на благоприятной для обороны местности с озерами и болотами было непростой задачей. Заметим также, что 9-я воздушно-десантная бригада уже исключена из сводок. Именно про нее днем ранее было сказано: «У Двинска наши силы: две воздушно-десантные бригады, из коих одна фактически не существует из-за понесенных потерь».
Предпоследним актом драмы борьбы за Двинск стала попытка советского командования использовать крупные силы ВВС для разрушения мостов и удара по немецкому плацдарму. Авиадивизии ВВС Северо-Западного фронта к тому моменту уже в значительной степени истощили свои силы. Поэтому были использованы бомбардировочные силы Балтфлота, базировавшиеся под Ленинградом. Ни о каком истребительном прикрытии не могло быть и речи. Ленинградский аэродромный узел отстоял от района цели на 420–450 км. Ни один истребитель флота не мог покрыть такое расстояние «в два конца», да еще с запасом на ведение боя.
Если 26 июня у такого удара без прикрытия еще были шансы на удачу — первый налет СБ 6-й САД на Двинск прошел безнаказанным, то 30 июня такого шанса уже не было. Всего вылетела почти сотня самолетов ВВС КБФ: 32 ДБ-3Ф 1-го минно-торпедного полка, 31 ДБ-3Ф и СБ 57-го бомбардировочного полка, 36 СБ и Ар-2 73-го бомбардировочного полка (Пярну). 73-й полк должен был атаковать другой немецкий плацдарм, об этом будет рассказано ниже. Флотские ДБ-ЗФ и СБ были встречены над Двинском истребителями эскадры Траутлофта, и им было устроено настоящее избиение. Было сбито 13 ДБ-3Ф 1-го МТАП, 10 ДБ-3Ф и СБ 57-го БАП. Однако ввиду хорошей подготовки флотских стрелков ДБ-3 они смогли постоять за себя. Общие потери двух немецких истребительных авиагрупп в воздушных боях 30 июня составили пять «Мессершмиттов» сбитыми и три серьезно поврежденными.
Потери в небе над Двинском не следует излишне драматизировать. Как написал в своей статье по налету на Двинск ВВС КБФ ведущий отечественный историк флота М. Э. Морозов, «несмотря на то что 30 июня 1941 г. ВВС КБФ понесли самые большие суточные потери за все 1418 дней войны, жертвами немецких истребителей стали в основном молодые пилоты, и реальное обескровливание флотской авиации произошло не за одни сутки, а в результате интенсивных боев летне-осенней кампании 1941 г.».
Также следует провести границу между заявками немецких летчиков-истребителей и реальными потерями. Пилоты II и III групп эскадры JG54 доложили 30 июня о 65 воздушных победах. Однако в действительности над Двинском были сбиты 23 советских бомбардировщика и еще около 20 было повреждено. Возможно, часть заявок приходится на действия ВВС СЗФ.
Налеты советской авиации не остались не замеченными для сухопутных войск на плацдарме под Двинском. В истории 8-й танковой дивизии сказано: «Солнечная погода 30.6 и 1.7 позволила быстро произвести перегруппировку и строительство мостов саперным батальоном, лишь налеты множества русских самолетов мешали работам»[138]. К вечеру 1 июля все было готово для «вскрытия» плацдарма LVI корпусом.
Необходимо также отметить, что захват Двинска привел к отсечению от главных сил Северо-Западного фронта 11-й армии. 28 июня Кузнецов докладывал в Москву: «Положения 5, 33, 188, 128, 23 и 126-й стрелковых дивизий, 5-й танковой дивизии и 84-й моторизованной дивизии не знаю»[139]. Отходящие части 16-го стрелкового корпуса, т. е. фактически большая часть 11-й армии, получили известие о захвате Двинска 29 июня. Это заставило отказаться от отхода на Западную Двину в районе Двинска и двигаться дальше на восток, на Полоцк, в полосу 22-й армии.
Отход 8-й армии. Пока XXXXI моторизованный корпус был скован боями под Расейняем, 8-я армия могла относительно спокойно отходить от рубежа к рубежу. От немецкой пехоты удавалось отрываться благодаря контратакам танков 12-го мехкорпуса. На 24 июня два батальона танков 144-го танкового полка 23-й танковой дивизии были переданы 90-й стрелковой дивизии. Попытки сдержать вражескую пехоту дорого стоили танкистам. Как было записано в ЖБД 12-го мехкорпуса, «под сильным огнем ПТО артиллерии противника батальоны 144-го тп потеряли до 60 % материальной части и отошли в район исходных позиций». В том же духе выдержана запись в ЖБД 8-й армии: «В течение 23 и 24 июня 23-я тд понесла колоссальные потери. […] Большие потери от авиации при движении к исходному рубежу. Авиацией разбита большая часть транспорта. В течение дня дивизия бомбилась 3–4 раза»[140]. Тем не менее очевидно, что без этих выпадов положение стрелковых частей 8-й армии было бы гораздо хуже.
Вечером 24 июня в приказе № 03 Собенников пишет: «Армия, используя систему противотанковых рубежей и широкую сеть заграждений, отходит на рубеж р. Вента, р. Вентос-Каналас, Радвилишкис»[141]. Отойти на этот рубеж планировалось к утру 27 июня. Приказ был разослан в подчиненные соединения делегатами связи.
Однако основной задачей 12-го мехкорпуса оставалось противодействие наступающей на Шауляй группировке противника. 28-я танковая дивизия со своими прожорливыми танками БТ 24 июня фактически бездействовала. Ночь на 24 июня дивизия Черняховского встретила в лесах у Пашиле, имея ? заправки горючего. Для выполнения поставленной задачи этого было мало. Горючее было сначала обещано к 16.00, реально прибыло к 19.00, и только в 20.00 соединение было готово к бою. Атака была перенесена на утро 25 июня. В 2.50 25 июня штаб 12-го мехкорпуса поставил двум своим танковым дивизиям задачу в стиле «бей и убегай» — контрудар во фланг наступающим по шоссе войскам противника с последующим отходом (по приказу № 03). Начало атаки для 23-й танковой дивизии было назначено на 6 часов утра, для 28-й танковой дивизии — на 4 часа.
Однако к утру 25 июня обстановка уже радикально изменилась. Если на второй или даже третий день войны вырвавшиеся вперед подвижные соединения 4-й танковой группы заботились о своих флангах сами, то на четвертый день им на выручку подошла пехота. Напротив, собственной пехоты 28-я танковая дивизия не имела. Ее 28-й мотострелковый полк вместе с двумя батальонами Рижского пехотного училища (один на автомобилях, второй передвигался по железной дороге) образовал группу для борьбы с возможными немецкими авиадесантами. Изъятие мотострелковых полков из танковых дивизий вообще было типичной ошибкой советских командующих в Приграничном сражении. В итоге танковая дивизия превращалась в массу «голых» танков, обладающих достаточно ограниченными возможностями. Последствия всего этого для дивизии Черняховского были самыми устрашающими. Как указывалось в журнале боевых действий 12-го мехкорпуса, «танковые полки 28 тд к 10.00 подошли к м. Пашиле, где были встречены ураганным огнем ПТО и артиллерией крупных калибров». Немцы настолько спокойно себя чувствовали, что корректировали огонь своей артиллерии с аэростата. Бой шел четыре часа. Только при атаке Пашиле было подбито, сгорело и засело в болоте, а потом расстреляно противником 48 боевых машин 28-й танковой дивизии.
В истории 11-й пехотной дивизии этот эпизод был отражен следующим образом: «24 июня дивизия авангардом вышла к Калтынянам, целью на 25.6 были назначены Коркляны. Когда дивизия в середине дня приблизилась к этому населенному пункту, она была внезапно атакована по всей длине своей маршевой колонны с запада русскими танками. Дивизия развернулась налево и немедленно открыла сильный огонь. Оборона, особенно что касается артиллерии, была эффективной. После примерно двухчасового боя, в котором дивизия понесла лишь небольшие потери, атака была отражена. Примерно 90 танков осталось на поле боя. В этот день 11-я пд преодолела свое беспокойство по поводу танковых атак»[142].
Пашиле находятся примерно на полпути к Каркленаю (названному немцами Коркляны). Однако атакой на Пашиле боевые действия в этот день не ограничились. На стыке с соседним корпусом I армейский корпус выставил завесу из разведбата 11-й пехотной дивизии. Разведбат возвращался к своему соединению и был атакован танками. Видимо, часть танков 28-й дивизии пыталась найти обход сильной противотанковой обороны у Пашиле. В истории 11-й пехотной дивизии об этом сказано: «Усиленный 44-й пп получил приказ двигаться на Усвенты вслед за противником, который атаковал 11-й разведбат и ночью отступил на север. Полк успешно выполнил эту задачу, уничтожив 30 танков, в том числе 3-й батальон капитана Хоффманна — 17 танков за 20 минут»[143].
Всего же в район сбора не вернулось 84 боевые машины 28-й танковой дивизии. К 15.00 остатки соединения (около 30 танков) сосредоточились в лесу северо-западнее Пашиле.
В еще большей степени изменение обстановки коснулось 23-й танковой дивизии. Ее действия 25 июня получают преимущественно отрицательную оценку. Так, в отчете штаба 12-го мехкорпуса сказано: «По-прежнему продолжается многокомандное[144] управление частями корпуса, что дезорганизирует все управление и вносит путаницу (23-я танковая дивизия: приказ 12-го механизированного корпуса — наступать, а 10-го стрелкового корпуса — отходить)»[145]. Однако остается за кадром вопрос о том, какой приказ больше соответствовал обстановке. Опять же, у командира 23-й дивизии Т. С. Орленко была своя голова на плечах для принятия решения. К 25 июня во фланг и тыл дивизии Орленко выходила немецкая пехота XXVI АК. Создавалась угроза перехвата дороги Тельшай — Варняй и рассечения соединения надвое. Под нажимом противника 23-я дивизия отходила на север. Прикрывавший отход 23-й мотострелковый полк попал под удар авиации и артиллерии противника, был рассеян и отходил в разных направлениях. Командир полка был убит.
Несмотря на участие в контрударе всего одной дивизии корпуса Шестопалова и тяжелые потери, он произвел сильное впечатление на противника. Историограф 21-й пехотной дивизии пишет: «Корпус, чей левый фланг был атакован частями 12-го механизированного корпуса, опасался, что приближение 21-й пехотной дивизии к Радвилишкису сделает его слишком слабым для наступления на главном направлении на Шяуляй. Поэтому корпус получил согласие командования 18-й армии наступать на Радвилишкис только авангардами 1-й и 21-й пехотных дивизий. Усиленная группа 24-го пехотного полка и основные части 21-й пехотной дивизии должны были западнее болота Теруаль наступать прямо на Шяуляй. В целом этот план выполнить не удалось, так как авангард 1-й пехотной дивизии в первой половине дня был атакован советскими танками. 21-я пехотная дивизия так и осталась разделенной на два ударных клина»[146].
Попытка командующего 8-й армией вывести 26 июня 12-й мехкорпус в резерв и использовать его для прикрытия висящего в воздухе правого фланга армии была лишь частично успешной. 23-я танковая дивизия продолжала прикрывать броней отходящую пехоту. Потеряв в контратаках от 30 до 40 % боевых машин и расстреляв боезапас артиллерии, дивизия Орленко отошла в назначенный район. Дивизия Черняховского также отходила под ударами с воздуха и артобстрелом.
Однако не везде нажим противника был таким плотным. С утра 26 июня был начат очередной отход 11-го стрелкового корпуса. Непосредственного соприкосновения с противником его части уже не имели. Серьезной помехой для отхода была вражеская авиация. В ЖБД 11-го корпуса отмечалось: «В течение всего отхода [авиация противника] наносила чувствительные удары, бомбардируя колонны отходящих частей и особенно корпусной артиллерии»[147].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.