Флот на защите крепости

Флот на защите крепости

12, 13, 14 июня бой на Куинсане.

13 июня. После отступления от Цзиньчжоу никто не мог угадать, куда теперь обрушится неприятель. Конечно, больше всего было опасаться за правый фланг, весь изрезанный горами и ущельями. В линии расположения нашего правого фланга, на Зеленых горах, была высокая и крутая гора Куинсан, которая, конечно, не могла не обратить на себя как нашего, так и японского внимания. На разных людей это различно действует: японцы, посмотрев на гору, решили ее взять, наши же, осмотрев ее подробно, решили, что она крута и неприступна, а потому, несмотря на настоятельные просьбы многих офицеров и, в том числе, генерала Кондратенко, гора эта не была укреплена.

Само собой понятно, что, несмотря на “неприступную крутизну”, гора эта была взята японцами, и тогда только поняли весь ужас нашего положения. Было отдано приказание овладеть вновь этой горой. Две ночи посылались на эту гору рота за ротой, но ничего не удалось. Ночной штурм можно приравнять атаке миноносцев. Когда миноносцы идут в атаку, то на них не только стараются заглушить всякий стук машины и шум пара, но не разрешают даже и разговаривать. Это и понятно, очевидно темнотой ночи пользуются, чтобы подкрасться незаметно и воспользоваться внезапностью. Совершенно не то было на Куинсане.

Когда роты подходили к подножию неприступной горы, позади них раздавалась музыка, играли “Боже, царя храни”, и люди с громкими криками “ура” лезли в гору. Само собой понятно, что ничего сделать им не удавалось, японцы, предупрежденные шумом, удачно отражали все штурмы. С падением Куинсана значение позиции Зеленых гор потеряло все свои преимущества, а потому на третий день было приказано отступить. За бой на Зеленых горах генерал Стессель был награжден орденом Св. Георгия 3-й степени.

21 и 22 июня. Бой на правом фланге наших позиций с участием миноносцев и канонерских лодок. Много раненых и убитых солдат и офицеров. На “Бобре” носовое 9-дм орудие дало трещину вследствие перегиба дула.

24 июня. Прибыл из Чифу на джонке китаец, привез бумаги. Провизии никакой. Говорит, что из Чифу ничего не пропускают. Консул Тидеман из Чифу сообщает, что у него нет секретаря, он так завален работой, что заниматься пересылкой частной корреспонденции он не имеет достаточно времени, а потому просит не утруждать его частными телеграммами.

До боя 11 июня адмирал Витгефт получил бумагу, что генерал Десино из достоверных источников доносит, что в японском флоте громадные потери в судовом составе, что “Микаса”, “Хацусе”, “Сикисима” и “Ясима” погибли, “Фудзи” чинится в доке, половина броненосных крейсеров, и в том числе “Касуга”, тоже погибли. Чтобы скрыть свои потери японцы ставят на коммерческих судах деревянные башни, трубы, тараны и прочее и таким образом замаскированные корабли пускают дефилировать перед Артуром.

Когда после 11 июня адмирал Витгефт послал донесение, что, выйдя в море, встретил всю японскую эскадру, то в ответ получил разъяснение, что это была не эскадра, а маскированные корабли, и высказано удивление, где были глаза у адмиралов, командиров и всех офицеров, когда в расстоянии 63 кабельтовых никто не сумел отличить коммерческих пароходов от военных судов. Одна наша трусость заставила нас вернуться в Артур. Ведь генерал Десино наверное знает, что это были не броненосцы, а корабли, как же смеем мы утверждать противное.

А, в сущности, генералу Десино ничего бы не стоило из тех пароходов, которые он на бумаге купил и отправил в Артур с провизией и снарядами, составить эскадру, замаскировав пароходы “Суворовым”, “Бородином”, “Орлом” и прочими и, приняв над ней командование, разбить японцев в Цусимском проливе.

Отношение к Артуру консулов и снабжение Красного Креста еще хорошо характеризуется следующим эпизодом. Главный хирург пришел однажды к командиру порта, заявил, что у него почти нет хирургических инструментов, и он просит их выписать из Чифу. Сейчас же была послана джонка к Тидеману и через месяц привезли требуемое, но инструменты оказались такого низкого качества, что, по выражению того же хирурга, годились только на скотобойню, а никак не для производства сложных операций, после чего просил командира порта заказать в порту наиболее необходимые инструменты, и оказалось, что сделанные в порту были более пригодны, чем присланные из Чифу.

25 июня. “Полтава”, крейсера, лодки и миноносцы выходили в море для обстреливания правого фланга. Выход этот был вызван требованием генерала Стесселя. Адмирал Витгефт ответил, что он пошлет отряд достаточной силы, но, во избежание недоразумения и обстреливания своих вместо неприятеля, просит прислать в его распоряжение офицера Генерального штаба, хорошо знакомого с местностью и расположением наших и противника. Такой офицер был прислан на “Полтаву”, но оказалось, что он только может обозначить на карте место расположения наших и неприятеля, идти же по минам и взлетать на воздух, как “Петропавловск”, он не имеет никакого желания. Стрельба “Полтавы” была чрезвычайно удачной, японцы бежали и, говорят, одним 12-дм снарядом вершина, где стояла пушка, превращена в плоскогорье.

9 июля. С 10 до 10 часов 45 минут вечера, при чистом небе и светлой лунной ночи, была отчаянная боевая стрельба с береговых батарей и сторожевой канонерки по показавшейся на рейде барже. К утру баржа приткнулась к берегу, оказалась китайской джонкой без людей, в ней найден пакет с письмами и телеграммами, только что отправленными из Артура. Оригинально то, что, несмотря на отчаянную стрельбу, в ней, кроме нескольких дырок в парусах, не оказалось ни одной пробоины.

Каждую ночь приходили на рейд неприятельские миноносцы и ставили мины. Траление рейда поручено адмиралу Рейценштейну (“Аскольд”). Для ловли неприятельских миноносцев сделано следующее: крейсера дежурят по очереди, по три дня, для чего их выводят на рейд и ставят под Золотой горой между вторыми брандерами и затопленным “Эдуардом Бари”. На рейде расставлены рыбацкие сети и разбросаны перлини с поплавками и длинными хвостиками, назначение которых запутываться в винты.

В бухте Тахэ, откуда обыкновенно появляются миноносцы, стоят по три или четыре миноносца (только на ночь). Много говорили о вреде и опасности стоянки там миноносцев, но, пока все обходилось благополучно, они посылались туда каждую ночь. Несколько раз своим неожиданным появлением они прогоняли неприятеля, но, наконец, он, сообразив в чем дело, решился сделать на них облаву.

Моряки уходят на защиту береговых позиций

10 июля. Миноносцы “Боевой”, “Лейтенант Бураков” и “Грозовой” стояли ночью в бухте Тахэ. Около 2 часов ночи к ним подошло около 10 миноносцев и начали их обстреливать. Батарея № 22 поддерживала миноносцы, и неприятель стал уже удаляться, но в то время, как наши были отвлечены боем, со стороны берега к ним подкрались две миноноски и пустили в них мины. Миноносец “Лейтенант Бураков” получил минную пробоину в машине и не мог более двигаться. Миноносец “Боевой” получил мину ближе к носу, против носового котла с левой стороны. Котел сдвинулся с места, переборки выдержали напор воды, но так как другой котел был тоже неисправен, то он тоже сдвинуться с места не мог. “Грозовой”, увидев позади себя какой-то темный предмет, пустил в него мину и, хотя взрыва не последовало, но уверял, что неприятель, вероятно, был потоплен. Каково было его удивление, когда на другой день утром вместо утопленного миноносца оказался торчащий из воды камень и около него помятая мина с “Грозового”, причем чека ударника из нее оказалась не вынутой, отчего взрыва и не последовало.

“Бураков” и “Боевой” держались на воде, неприятель удалился, и их можно было бы прибуксировать в Артур, потребовав помощи, однако командир “Грозового” распорядился иначе: он отбуксировал “Буракова” на мелкое место, посадил его так на камень, как раз против пробоины, что ничего не оставалось, как взорвать его на другой же день. “Боевого” ему все же удалось прибуксировать в Артур.

13 июля. Мне сегодня не удастся попасть в порт, потому что мы приготовили пушки к действию, а на рейде бродит всякая гадость вроде “Чин-Иена”. У нас вчера распространился слух, что мы перехватили японскую телеграмму, где говорилось, что маршал Ояма взбирался на самую высокую гору, откуда видно Артур и Дальний, и назначил начало штурма на 13 июля — ведь это их счастливый день, 13-е и 26-е.

Действительно, 13-го начался штурм правого фланга. Крейсера и лодки поддержали наш правый фланг огнем своих пушек, стоя в бухте Тахэ. По требованию сухопутного начальства в бухту Тахэ были высланы крейсера, канонерские лодки и броненосец “Ретвизан”. Несмотря на просьбу адмирала Витгефта прислать сухопутного офицера для указания цели, желающих опять не нашлось, и вновь ограничились указанием места на карте. Говорят, что один из миноносцев стрелял по нашим окопам.

Японский флот показался на горизонте, начался бой на дальней дистанции, но наши суда успели благополучно вернуться на рейд. Повреждений никаких. Китайцы говорят, что японцы решились на сильнейший штурм и в три дня хотят взять Артур. У них много потерь. У нас 800 человек раненых.

В седьмом часу вечера суда, выходившие в Тахэ, входили в гавань, и тут у самого входа взорвался на мине “Баян”. Док был свободен, и сейчас же ввели его в док. Пробоина оказалась 12x12 футов или 144 квадратных фута. В тот же день на мине же на рейде взорвался пароход тралящего каравана, весь нос до середины длины ушел в воду, и его за корму прибуксировали в гавань.

14 июля бой на горе Юпилазе, против которой японцы выставили 80 пушек. В ночь с 14-го на 15-ое Юпилазу (гора между правым флангом и центром) сдали японцам, и наши отступили на Волчьи горы.

17 июля. Наши войска окончательно отступили от Волчьих гор, Зеленых, Дагушана и Сайгушана и вошли в линию фортов. Теперь сдавать уже больше нечего, и началась оборона самой крепости. К этому времени фортов наших положительно нельзя было узнать. Везде стояли пушки, устроили рвы, брустверы, внутренние ходы, блиндажи для гарнизона, бомбовые и патронные погреба, вокруг фортов были расставлены белые камешки, расстояния до которых были точно известны.

Так как наши пушки с судов стояли решительно на всех фортах и батареях, то туда всюду были назначены наши же морские офицеры и прислуга к пушкам были матросы. Командир порта имел общее заведывание морскими пушками, по распорядительной части его помощником был капитан 2-го ранга Клюпфель, а по материальной части капитан 2-го ранга Скорупо на правом фланге и Подушкин на левом. Для снабжения боевыми припасами, провизией, заведования и замены людей, исправления повреждений и прочих надобностей вся линия укреплений была разбита на сектора, и все батареи, вошедшие в один сектор, были поручены в заведывание судам эскадры. Артиллерийские офицеры этих кораблей назначены заведующими технической частью.

На долю “Пересвета” достался сектор недалеко от левого фланга, ближе к центру, состоящий из Угловой, Высокой, Фальшивой, Длинной и Плоской гор, Голубиной горки и Триангуляционной горки, форта № 5, временного укрепления № 5, батареи литера “Д” и Тыловой батареи, а затем Чайный редут и Рыжая горка (после падения Высокой). На всех вышеозначенных горах никаких решительно укреплений не было, а так, уже ради приличия скорее, привезли по две-три 37-мм пушки.

Вооружение форта № 5 состояло: 1) от флота 2 6-дм пушки Канэ, 2 75-мм Канэ, 4 47-мм, 4 37-мм и 22 и 1/2-дм Барановского и 2) от крепости 4 3-дм полевые и одна 6-дм мортира.

Голубиная горка: 1) от флота 2 75-мм Меллера и 4 37-мм Гочкиса, 2) от крепости — ничего.

Триангуляционная горка: 1) одна 6-дм пушка с “Бобра”, стреляющая дымным порохом, 2) от крепости — ничего.

Временное укрепление № 5: 1) 4 75-мм пушки Меллера, 4 47-мм пушки Гочкиса, 10 37-мм Гочкиса, 2 2 1/2-дм Барановского, 2) от крепости 20 мелких пушек и пулеметов, из них четыре в 42 линии, а прочие — мелочь.

Батарея литера “Д”: 1) от флота 2 6-дм пушки Канэ, 2) от крепости 5 6-дм старых пушек в 22 калибра длиной.

Тыловая батарея: 1) от флота 4 75-мм пушки Меллера и 4 37-мм Гочкиса и 2) от крепости — ничего.

Вооружение этих фортов по мере хода событий, конечно, все время изменялось, особенно состав мелкой артиллерии — их возили туда, где они нужны в данный момент.

Гарнизон фортов и батарей составлял: постоянный — прислуга пушек, и переменный — какая-нибудь стрелковая часть, постоянно сменявшаяся. Таким образом, работа по оборудованию фортов легла на постоянный состав, а так как он был невелик, то понятно, что со всеми требованиями обращались на свои броненосцы. Лучше всех был оборудован форт № 5. Когда туда впервые привезли пушки, то так называемый форт состоял исключительно из скалы, часть которой разрушена взрывами и кирками и превращена в мелкий щебень. Угадать, где именно будет бруствер и где ров, не представлялось возможным.

Первым командиром морских пушек туда был назначен мичман Винк, младший артиллерийский офицер с “Пересвета”, и на его долю выпала тяжелая обязанность привести все это в порядок. Понемногу и потихоньку форт начал принимать надлежащий вид, но работа была еще далеко не закончена, когда Винк заболел, и на его место сперва был назначен мичман Максимов, а потом с “Баяна” мичман Романов.

О каких-либо прикрытых блиндажах или патронных погребах не было еще и помину. Люди жили в цинковом сарае, а патроны лежали под легкой настилкой. Но вот, когда форт принял свой внешний боевой облик, принялись за внутреннее его благоустройство. Работа была очень трудная, потому что грунт был не песок, а твердая скала. К внутреннему обрыву этой скалы пристроили офицерский блиндаж, что оказалось очень удобным, так как обрыв был высокий и отвесный, сюда не мог попасть решительно ни один снаряд. Такое же удобное место нашли и для нижних чинов.

Блиндажи строились из 14-дюймовых брусьев, насыпались на несколько футов щебнем, заливались цементом и опять щебнем и цементом; кухню поставили немного в сторонке. Эти блиндажи в смысле безопасности были бы очень хороши для устройства тут погребов, но приходилось бы очень далеко ходить за снарядами, что могло задерживать стрельбу. Поэтому патронный погреб устроили посредине форта.

Патроны в стеллажах были уложены на дне погреба, высота которого была немного выше роста человеческого. Покрыт он был двумя рядами 14-дюймовых брусьев, крепко установленных и хорошо и часто подпертых 14-дюймовыми подпорками. На все это было навалено 2 аршина щебня, скрепленного прослойками из цемента. Из погреба наверх вел длинный извилистый коридор. Правда, до такой системы прикрытия погребов мы дошли не сразу, а, конечно, после горького опыта.

Первый патронный погреб был устроен сейчас же позади пушек в обрыве скалы; для закрытия его к обрыву прислонили 14-дюймовые брусья и посыпали их землей. Брусья стояли под таким углом, что попасть в них не представлялось возможным. Не знаю, каким образом это произошло, но факт, что туда попал снаряд, последствием чего был пожар погреба. Поднялся густой столб желто-бурого дыма, и мы с судов с ужасом ждали, что сейчас послышится трескотня от рвущихся снарядов.

Опасность была громадная, но мы видели, что люди что-то копошатся вокруг. Заливать водой они не могли, так как вода доставлялась туда только одним осликом. Все мы были страшно удивлены, когда увидели, что пожар понемногу утихает и к вечеру прекратился. Оказывается, Романов набрал храбрецов, при помощи которых растаскал брусья, засыпал погреб песком, и пожар прекратился. За это командир порта представил Романова к Георгию, но ему, кажется, ничего не дали. Вот после этого-то случая и построили описанный мною выше погреб.

Единственный недостаток этого погреба был тот, что он был абсолютно темный, и туда приходилось лазить со свечкой, но из двух зол, взрыва от образования гремучего газа или взрыва от попадания неприятельского снаряда, приходилось выбирать менее вероятное и, кстати, никогда еще не испытанное. Со свечкой, впрочем, входить приходилось редко, только для работы и осмотра, а так хозяева погребов и на ощупь знали где что лежит и не нуждались в особом освещении.

Благонадежность этого погреба была испытана дважды неприятелем. 11-дм снаряд влетел в середину крыши, взорвался, образовав воронку глубиной больше аршина. Сейчас же приступили к исправлению, засыпали щебнем, залили цементом и прибавили еще слой в половину аршина, но не успел еще цемент окрепнуть, как второй снаряд ударил туда же и с теми же последствиями. Конечно, повреждение было вновь моментально исправлено, но больше попаданий туда не было.

Кроме этих главных блиндажей была построена масса мелких вспомогательных боевых. Прислуга пушек нужна только для заряжания, во время же наводки пушки, выстрела и наблюдения за попаданием снаряда нужен только один человек, поэтому нет никакой причины подвергать все время всю прислугу опасности, но далеко уходить они не могут, поэтому около каждой пушки пришлось построить по блиндажу. Патроны и снаряды для первых выстрелов тоже должны храниться в близлежащем расходном блиндажике. Управляющему огнем офицеру тоже нужна боевая рубка, и прочее.

Впервые в Артуре о блиндажах услышали мы из приказа генерала Стесселя, в котором генерал, называя жителей Артура жалкими и трусливыми “блиндажистами”, запретил постройку прикрытий в городе и при том обещал, что если узнает, что кто-нибудь в городе строит себе блиндаж, чтобы прятаться от неприятельских снарядов, то таких господ он будет вытаскивать на свет Божий и посылать на передовые позиции. Оказывается, что генерал Стессель, проезжая по городу после первых морских бомбардировок, увидел, что около магазина “Кунст и Альберс” строится прочный блиндаж.

После падения Цзиньчжоу генерал Фок известил Артур, что Цзиньчжоу пал потому, что неприятель засыпал позиции градом шрапнелей и гранат, люди гибли массами, не принося никакой пользы, и без надежных прикрытий борьба с огнем неприятеля невозможна. Тогда последовало приказание построить не только блиндажи для прислуги, но и над пушками устроить навесы из досок, покрытых слоем глины, чтобы защитить прислугу от шрапнелей. Пробовали мы на форту № 5 устроить такой навес над 6-дм пушкой, но как только построили, так сейчас же и убрали. Такое громоздкое сооружение, очевидно, привлекло бы не только взоры неприятеля, но, конечно, и снаряды его, и само собой понятно, что не шрапнелью будет он пробовать сбить его, а пошлет сперва несколько гранат. Какой же получится эффект? Это сооружение развалится, придавит собой и пушку, и прислугу, и тогда под градом шрапнелей действительно трудно будет работать.

Далее, надо было решить какие блиндажи строить на фортах: легкие или основательные. Большинство стояло за легкие блиндажи, так как, во-первых, их легче и скорее строить, и, во-вторых, мы не знали силы удара снаряда, а потому опасались падения блиндажа, последствия чего должны были быть очень неприятны для сидящих в нем. Но потом, по мере хода военных действий, убедились, что блиндажи должны быть возможно крепче. Но не везде стали капитально переделывать блиндажи, большинство решило подкрепить имеемые, насыпав на крышу толстый слой глины, щебня и, изредка, цемента. Крыша стала провисать под этой тяжестью и, для поддержания ее, стали вставлять подпоры, но эти-то блиндажи и были самые опасные, так как, держась не на врытых в землю столбах, а только на подставленных подпорках, при первом же попадании снарядов складывались как карточные домики, погребая под своими тяжелыми крышами всех находившихся в нем в убежище.

В конце концов люди стали бояться блиндажей и охотнее прятались за камушки, чем в приготовленных для них местах. Самыми надежными блиндажами были выдолбленные кирками в скале и имеющие обязательно два выхода. Такой блиндаж был сделан лейтенантом Сухомлиным на Перепелиной горе. Сперва неуютные, блиндажи понемногу принимали все более и более жилой вид, и на многих было даже проведено электрическое освещение от боевого фонаря, так как ни свечей, ни керосину не отпускалось.

Начальство, столь энергично протестовавшее против постройки блиндажей частными жителями, вскоре само обзавелось вполне надежными блиндажами, причем тут господа инженеры выказали гораздо больше энергии и знания дела, чем при постройке таковых на фортах. Один блиндаж, например, состоял из трех больших и высоких комнат, обвешанных коврами, освещенных электричеством (спальня, кабинет, гостиная). Все это было выдолблено в скале. Также хорошо был устроен “блиндаж трех советников”, а в Морском госпитале инженерами был построен для укрытия раненых такой блиндаж, что через месяц по готовности он развалился от дождя.