Князь Игорь и Летописный Пузырь

Князь Игорь и Летописный Пузырь

Итак по летописи – слегка повторимся…

В год 6421 (913). После Олега стал княжить Игорь. В это же время стал царствовать Константин, сын Леона. И затворились от Игоря древляне по смерти Олега.

В год 6422 (914). Пошёл Игорь на древлян и, победив их, возложил на них дань больше Олеговой. В этот же год пришёл Симеон Болгарский на Царьград и, заключив мир, вернулся восвояси.

Совпадает – летописец определённо не склонен превозносить успехи болгар.

В год 6423 (915). Пришли впервые печенеги на русскую землю и, заключив мир с Игорем, пошли к Дунаю. В то же время пришёл Симеон, попленяя Фракию… захватил город Адрианов…

Летописец определённо «писатель», не «читатель» – о войне и победе над печенегами сообщает уже статья об Аскольде 875 года… Сообщение о византийских делах относится к событиям 914 года; впрочем, тут возможна техническая ошибка из-за разницы в «мартовском» или «сентябрьском» начале года.

В год 6424 (916).

по год 6427 (919). ПУСТО.

В год 6428 (920). У греков поставлен царь Роман. Игорь же воевал против печенегов.

В год 6429 (921).…

по год 6436 (928). ПУСТО.

В год 6437 (929). Пришёл Симеон на Царьград, и попленил Фракию и Македонию, и подошёл к Царьграду в великой силе и гордости, и сотворил мир с Романом-царём, и возвратился восвояси.

НО… Все указанные события произошли на 7—12 лет раньше. В 929 году Симеон Великий уже два года покоился в могиле… Поиск подходящей эры, восстанавливающей подлинную датировку событий, предоставляю любителям.

В год 6438 (930).…

по год 6441 (933). ПУСТО.

В год 6642 (934). Впервые пришли на Царьград угры и попленили всю Фракию. Роман заключил мир с уграми.

Совершенно корректное сообщение.

В год 6444 (936)…

по год 6448 (940). ПУСТО.

В год 6449 (941). Пошёл Игорь на греков. И послали болгары весть царю, что идут русские на Царьград: 10000 кораблей…

Поход вполне достоверен, отмечен византийскими источниками, НО… Сколько лет было Игорю «Рюриковичу», когда его охватил боевой зуд?

941—879=62 (?) – при том, что в расчёт объективно надо бы брать в качестве даты рождения последнего «Рюриковича» 872 год…

За все предыдущие 28 лет правления он отметился в нескольких незначительных военных кампаниях БЕЗ ОСОБЫХ УСПЕХОВ: кроме древлян и печенегов стоит добавить10-летнюю кампанию по примучиванию дулебов, которую он в конце концов перекинул на усмотрение Свенельда вместе с добычей… – а в целом следовал линии Олега не выходить за пределы чисто местных интересов Приднепровского домена, слегка паразитируя на соседних драчках.

Курочка по зёрнышку клюёт и сыта бывает… – И вдруг подняты огромные ресурсы, двинуты тысячекорабельные флоты, брошены армии через моря?! И не только в Европе: в 941–944 годах русы обрушились военно-морскими экспедициями на спящее каспийское подбрюшье халифата, поражённого видом выплывающих сотен кораблей с той стороны, откуда столетиями вылетали лишь кочевые орды.

ЭТО БЫЛ ОПРЕДЕЛЁННО НЕ ТОТ ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ В 913 ГОДУ ЗАНЯЛ СТОЛ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ РУССКОГО.

К. Цуккерман совершенно прав, утверждая, что некое новое лицо явилось в русской политике в 940-х годах – но это… всё тот же Игорь, только принявший киевский стол не в 913, а в 941 (?!) году в соответствии с его теорией «сдвига» начала древнерусской истории с 862 на 895 год…

Сдвиг то тут есть…

А право, чисто французское наполеоновское: утром на престол, в полдень в поход пошёл – ввяжемся в драку, там будет видно!

Далее описание яростной кампании по какому-то византийскому источнику: «стали воевать страну Вифинскую, и попленили землю по Понтийскому морю до Ираклии и до Пафлагонской земли, и всю страну Никомедийскую попленили, и Суд весь сожгли… и по обоим берегам Суда захватили немало богатств», заставив византийцев бросить против Руси все наличные силы, обнажив обе границы империи: «…с востока – Панфир-деместик с сорока тысячами, /с запада/ Фока-патрикий с македонянами, Фёдор-стратилат с фракийцами,… Феофан же встретил их в ладьях с огнём и стал трубами пускать огонь на корабли русских» – в редкое исключение империя в этом году не воевала ни в Европе, ни в Азии, ни на Среднем море… По тому, как Игорь ушёл на 10 кораблях к Керченскому проливу, радетели «Морских Аланий» делают вывод о хазарской подоплёке набега – узнать о втором пути из Руси в Чёрное море по Молочной и Донцу они не удосужились и по сей день… Но в этой связи как-то по новому вырисовывается внезапный русский набег 941года на Каспийское побережье халифата – а не оторвывшийся ли это компонент Игорева войска, не смирившийся с поражением и повернувший от Донца и Молочной на Дон и Волгу в поисках Доли и Добычи, как то сделал великий Стенька в 1667 году, отбитый от Азова?…

В год 6450 (942). Симеон ходил на хорватов, и победили его хорваты, и умер, оставив Петра, своего сына, князем над болгарами.

В этом ПРЕУДИВИТЕЛЬНОМ СООБЩЕНИИ содержится ТРИ ЛЖИ: неудачный поход на хорватов состоялся в 926 году; Симеон Великий умер в 927 году; в 927 году его сын Пётр короновался ИМПЕРАТОРСКОЙ КОРОНОЙ – его титул официально признала Византия… Самое удивительное, что незначительное событие следующего года прописано вполне правильно:

В год 6451 (943). Вновь пришли угры на Царьград и, сотворив мир с Романом, возвратились восвояси.

…Право, какие-то избирательные провалы в памяти у летописца…

В год 6452 (944). Игорь же собрал воинов многих: варягов, русь, и полян, и словен, и кривичей, и тиверцев, – и нанял печенегов, и заложников у них взял, – и пошёл на греков в ладьях и на конях, стремясь отомстить за себя. Услышав об этом, корсунцы послали к Роману со словами: «Вот идут русские, без числа кораблей их, покрыли море корабли». Также и болгары послали весть, говоря: «Идут русские и наняли себе печенегов». Услышав об этом, царь прислал к Игорю лучших бояр с мольбою, говоря: «Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег, прибавлю и ещё к этой дани». Также и к печенегам послал паволоки и много золота. Игорь же, дойдя до Дуная, созвал дружину, и стал с нею держать совет, и поведал ей речь царёву. Сказала же дружина Игорева: «Если так говорит царь, то чего нам ещё нужно, – не бившись, взять золото, и серебро, и паволоки? Разве знает кто – кому одолеть: нам ли, им ли? И с морем кто в союзе? Не по земле ведь ходим, но по глубине морской: всем общая смерть». Послушал их Игорь и повелел печенегам воевать Болгарскую землю, а сам, взяв у греков золото и паволоки на всех воинов, возвратился назад и пришёл к Киеву восвояси.

Сразу настораживает необычный вид перечисления состава войска: варяги точно и недвусмысленно отделены от «руси»; но и «русь» дистанцирована от славянской части войска, которая заявлена перечислением по древним территориально-племенным объединениям: поляне, кривичи, тиверцы, подбрасывая материальных дровец в костёр «норманистко – скандинавских», «норманистко – аланских», «норманистко – лехитских» прений. Даны то, Мурмане или Вагры вкупе с Ранами-ободритами острова Руян/или аланами разгромленной салтовско-мячковской культуры/или балто-славянской окрошкой «Неманской Руси» ходили в Игорев поход на Царьград по морю аки по суху? К этому следовало бы причислить «Русский каганат», гипотезируемый на период 830–860 годов К. Цукерманом и В. Седовым в районе Поочья или на Средне-Русском водоразделе… Но тогда проблема уходит в область безбрежного.

Очевидна неполнота списка славянской части войска: нет даже ближайших к Киеву территориально-племенных объединений северян, древлян, родимичей, обычных в войсковых перечислениях уже Олеговой поры. Новгород представлен одними ильменскими словенами, без ритуально демонизирующих размеры войсковых масс «чуди, мери, веси».

Можно предполагать, что названиями главных племенных союзов уходящей эпохи /поляне, словене, кривичи, тиверцы/ летописец обозначал Южную Приднепровскую, Северную Новгородскую, Среднюю Смоленскую и Юго-Западную Днестровскую Русь, порядком перечисления указывая их значимость в составе государства.

Но обосновано выглядит и предположение, что в походе участвуют не все этно-племенные территории, а те, которые были тесно охвачены великокняжеской властью или понесли относительно меньшие потери в страшном разгроме 941 года; и указанием только главных территориально-племенных единиц летописец скрывает массовое уклонение территорий от войны – тогда состав умалчиваемых этно-племенных объединений свидетельствует об остром конфликте Киева и Земель. Об этом же свидетельствует и уклончивая позиция дружины.

Возникает вопрос, на кого направил Игорь нанятых и уже оплаченных печенегов: на кочевых «чёрных болгар», занимавших степи от Дона до Днепра, через которых византийцы зачастую получали известия о движении «руси», в том числе и флота через днепровские пороги – или на Балкано-Карпатскую державу Омортога-Симеона, восточная граница которой проходила по Южному Бугу, и в отношении успехов которой летописец проявляет заметную неприязнь вкупе с симпатией к их непримиримым врагам венграм. Употребление топонима «Болгарская земля», используемого для устойчивых территориальных субъектов вместо этнонима, применяемого к мятущимся кочевым социумам /в данном случае были бы просто «болгары»/ указывает скорее на Балканы-Дунай. В отличие от чисто морского похода 941 года комбинированный наземно-морской характер похода 944 года подтверждает, что Болгария с самого начала полагалась вовлечённой в боевые действия… К этому следовало бы добавить вопрос – а чем расплатились с другим наёмно-профессиональным компонентом войска, указанном в перечислении состава: «варягами» и «русью» – в этой связи начинает по новому вырисовываться и подоплёка большого Каспийского похода 944-го года, кроме прочего знаменательного тем, что в летописи его нет, имена его вождей неизвестны, и если бы не арабские источники, мы бы ничего о нём не знали.

И ПОДЛИННЫЙ ПИР ДЛЯ ИСТОРИКА…

В год 6453 (945). Прислали Роман, и Константин, и Стефан послов к Игорю восстановить прежний мир. Игорь же говорил с ними о мире. И послал Игорь мужей своих к Роману. Роман же созвал бояр и сановников. И привели русских послов, и велели им говорить и записывать речи тех и других на хартию.

«Список с договора, заключённого при царях Романе, Константине и Стефане, христолюбивых владыках.

Мы – от рода русского послы и купцы, Ивор, посол Игоря, великого князя русского, и общие послы: Вуефаст от Святослава, сына Игоря; Искусеви от княгини Ольги; Слуды от Игоря, племянник Игорев; Улеб от Володислава; Каницар от Предславы; Шихбер Сфандр от жены Улеба; Прастен Тудоров; Либиар Фастов; Грим Сфирьков; Прастен Акун, племянник Игорев; Кары Тудков; Каршев Тудоров; Егри Евлисков, Воист Войков; Истр Аминодов; Прастен Бернов; Явтяг Гунарев; Шибрид Алдан; Кол Клеков; Стегги Етонов; Сфирка; Алвад Гудов, Фудри Туадов; Мутур Утин; купцы: Адунь, Адулб, Иггивлад, Улеб, Фрутан, Гомол, Куци, Емиг, Туробид, Фуростен, Бруны, Роальд, Гунастр, Фрастен, Игелд, Турнберн, Моне, Руальд, Свень, Стир, Алдан, Тилен, Апубексарь, Вузлев, Синко, Борич, посланные от Игоря, великого князя русского, и от всякого княжья, и от всех людей Русской земли. И им поручено возобновить старый мир, нарушенный уже много лет ненавидящим добро и враждолюбцем дьяволом, и утвердить любовь между греками и русскими.

Великий князь наш Игорь, и бояре его, и люди все русские послали нас к Роману, Константину и Стефану, к великим царям греческим, заключить союз любви с самими царями, со всем боярством и со всеми людьми греческими на все годы, пока сияет солнце и весь мир стоит. А кто с русской стороны замыслит разрушить эту любовь, то пусть те из них, которые приняли крещение, получат возмездие от Бога вседержителя, осуждение на погибель в загробной жизни, а те из них, которые не крещены, да не имеют помощи ни от Бога, ни от Перуна, да не защитятся собственными щитами, и да погибнут они от мечей своих, от стрел, и от иного своего оружия, и да будут рабами во всю свою загробную жизнь…»

Какой роскошью собираемого этнического богатства Руси – Евразии разворачивается перечень Игоревых послов: имена славянские, тюркские, германские, финно-угорские, индо – иранские, балто-литовские, сино – кавказские в оттенках, переливах, переходах, смешениях: Либиар Фастов, Ятвяг/исправлено редактором из Явтяг/ Гундарев, Грим Сфирьков, Стегги Етонов, Мутур Утин…

Всё

Добро

Земного Шара

Собрала наша ошара—

Оттого цветём,

Русскими

Слывём!..

Но вернемся от риторики к прозаике исторического.

Форма декларации документа сохранилась такой же как и в договоре 907 года «Мы от рода русского – и т. д.», но стилистика изменилась, это уже по контекстно-смысловой окрашенности декларация не от Бога Рода, а от На-Рода Русского, чего нельзя не признать понижением в идеологической статусности, тем более, что далее Единым Богом и для Ромеев и для Руси прокламирован Бог Византийцев, а Перун заявлен признаваемой высшей силой только для «некрещёной руси» – объективно он спущен на уровень ангелов – архангелов. Ему можно возносить молитвы, приносить клятвы как святому-покровителю недалёкого будущего, но он в «руце божьей», а по заслонению Всеобщего Рода Частно-Функциональным Воинником Перуном в процедуре обеспечения нерушимости договорного акта им становится Бог Христиан. В практически осязаемом смысле это значило, что процесс христианизации Руси зашёл уже так далеко, охватил такие высокие сферы, что Константинополь имел основания настоять, а Киев добровольно соглашался принести клятву на соблюдение верности договору и по христианскому, и по языческому обряду. Очень выразительно, что в тексте договора христианские идеологические моменты везде проставлены на первое место перед языческими.

В целом наблюдается заметная сдача позиций в отношении договора 907 года. В частности, в нарушении предыдущего договора объявлен всегда виноватый «враждолюбец дьявол», но кары небес в случае нарушения заключаемого теперь прописаны только русской стороне.

Резко усилилась заявляемая прерогатива «великого князя русского», остальные носители этого родо-сакрального титула названы обобщающее – уничижительно «всяким княжьём», что вряд ли было прилично даже и при некоторой разнице стилистических окрасок в 10-м веке в отношении 21-го; при этом, в отсутствие конкретного приложения титула, непонятно, сохранился ли на Руси статусный титул князя вне великокняжеской семьи, хотя бы в роде; а под «княжьём» скрыты члены его семейства? Или последнее «терминование» брошено титулованной знати, как указание полагаемого её места? Упоминание 2-х племянников Игоря свидетельствует, что у него были по крайней мере один или два брата, но об их статусе можно судить только относительно, по местам в списке. Слуды определённо выше Прастена Акуна, но связано ли это со счётом старшинства в роде его или его отца – сказать невозможно.

В целом договор заключался от имени трёхчленной социальной структуры: Великого Князя Русского, Его бояр, Всех Людей Русской земли, при внешней привлекательности свидетельствовавшей, что идёт процесс «опускания верхов в низы»; родоплеменной аристократии в служилую знать, принижение младших ветвей династии относительно старшей, младших сыновей великокняжеской семьи относительно старшего сына-наследника, который уже выше по статусу и своих дядей и матери. Необычно на этом фоне относительно высокое положение женщин, не только княгиня Ольга, но и какая-то Предслава, и безымянная «жена Улеба» имеют собственных послов. В то же время состав посольства, наличие массы делений, автономных и индивидуальных представительств, всех этих частных крючков и ответвлений свидетельствует, что заявленная централизующая модель в достаточной мере декларация, нежели достигнутое состояние.

В перечне имён послов, записанных на слух византийскими чиновниками-греками, скорее всего хорошо квалифицированными в отношении славян, но столкнувшихся впервые с русским именным разнотравьем можно и должно предполагать немалое число ошибок, фонетических, грамматических и даже смысловых, но в то же время вряд ли в составе посольства был «Улеб от Володислава», безымянная жена которого была представлена в нём собственным послом. Можно предполагать, что в перечне послов утрачен фрагмент «ХУZ от Улеба», к которому парой является «Шихберн Сфандр от жены Улеба». Т. е. в договоре начинают проступать два владетеля Володислав и Улеб, к ним же можно отнести Предславу – три субъекта внутренней ситуации на Руси, которые не документированы в каком-либо родстве с Игорем, великокняжеской семьёй, или великокняжеским родом… Впрочем, эти поиски жене мужа имеют уже второстепенное значение: два субъекта договора, представленные собственными послами, Володислав и Предслава, т. е. обладающие некоторой долей даже внешнеполитической суверенности хотя бы на уровне соблюдения традиции, налицо. Начинает интриговать другое: Володислав и Предслава вполне очевидные славянские статусные имясловия, т. е. появляется некоторая уверенность в наличии местных славянских династических линий; а если прибавить к ним Святослава, то очевиден и процесс нарастающего развития и укрепления автохтонной династической традиции. Вполне очевидно, что имясловия Игорь – Ольга построены на совершенно других принципах нежели Володислав – Предслава, в то же время носители этих титульных имён скорее всего принадлежат к их, и даже возможно к предыдущему поколению, т. е. протоколирование социального статуса именным идентификатором в их случае не связано с семейной ситуацией смены типа имясловия Игорь-> Святослав в великокняжеской семье, оно не следовало, а опережало её. Представляется, что в данном случае налицо прямое распостранение – заимствование западно – славянской социальной практики, где статусное имясловие на «…слав», «…полк» утвердилось уже к 9 веку, да и на «…мир», если принять во внимание «МойМИРА» Моравского, откуда так близко и до русских «ВладиМИРОВ»; при этом оно шло через голову великокняжеского двора; а учитывая имена племянников Слуды и Прастен Акун /возможно христианин/,в определённой степени и вне великокняжеского рода, объективно становясь формой объявления и утверждения родо-племенных и территориальных династий в качестве субъектов феодального общества, притязаний на федератное «княжение» в нём.

В прикладной части договора ещё раз подтверждён статусный ранг Древнерусских градов-столов: «…сперва те, кто от города Киева, затем из Чернигова, и из Переяславля, и из прочих городов», начисто отметая претензии Новгорода на какое-то особое положение – заявляемый РЮРИКОВИЧЕМ Игорь никаких привязанностей и пристрастий к Северо-Западу не демонстрирует, Новгорода просто не замечает – видит только «словен».

Картину очень сложного состояния русского общества рисуют статьи договора о гаранте его нерушимости в лице высшей силы, необходимо касающиеся идеологической основы правосознания субъектов.

Зафиксированное в тексте свидетельство русской стороны: «Мы же, те из нас, кто крещён, в соборной церкви клялись церковью святого Ильи в предлежании честного креста и хартии этой соблюдать всё, что в ней написано, и не нарушать из неё ничего… А некрещеные русские кладут свои щиты и обнажённые мечи, обручи и иное оружие, чтобы поклясться, что всё, что написано в хартии этой, будет соблюдаться Игорем, и всеми боярами, и всеми людьми Русской страны во все будущие годы и всегда», – указывает, что христианизация Руси достигла уровня узаконенного Двоеверия в обществе и едва ли не проникла в великокняжескую семью. Принимая во внимание, что несторианство процветало в степи от Китая до Крыма в 6–9 веках, арианство у готов проповедовалось с 4 века и сохранилось в Крыму до 12-го, было бы странно, если бы они не коснулись Руси уже в 6–7 веке, значительно раньше крещения Аскольда-Николая. Впрочем, что теоретизировать, историки русского православия тихонько признают, что Владимирово христианство имело ИЗРЯДНЫЙ НЕКАНОНИЧЕСКИЙ арианский оттенок. Материально существенно другое, христианская часть дружины Игоря принесла присягу в СОБОРНОЙ церкви Св. Ильи, т. е. в храме, где богослужение совершается ВЫСШИМ ДУХОВНЫМ ЛИЦОМ В РАНГЕ ОТ ЕПИСКОПА ДО ПАТРИАРХА. Можно вполне усомниться летописному объяснению этого обстоятельства: «то была соборная церковь, так как много было христиан-варягов». Такое мощное идеологическое гнездо могло оформиться только за многие десятилетия распостранения вероучения в широкой городской массе. Вот любопытно, было ли это как-то связано с «русской епархией» Константинопольского патриархата 866 года, переставшей упоминаться в списках после 895 года; или процесс развивался самостоятельно, на иной основе, возможно несторианской или арианской?

ВПРОЧЕМ,945-й год вообще резко выделен тем, что ему посвящены целых две статьи: сразу по концу текста договора следует почти стандартное окончание-эпилог, дословно повторяющий статью 907 года: «Игорь же начал княжить в Киеве, мир имея ко всем странам», но который сразу превращается в пролог: «И пришла осень, и стал он замышлять пойти на древлян, желая взять с них еще большую дань».

Последнее нельзя оценить иначе, как экстраординарная кара за какие-то прегрешения: размер дани всегда фиксируется с первых сообщений летописания: Олег назначает северянам лёгкую дань «меньше хазарской», велит радимичам платить «столько же», как и хазарам… Отсутствие древлян, мощного, второго после полян, территориально-племенного союза-объединения Южной Руси в списке участников похода 944 года наводит на подозрение, что непосредственным поводом к конфликту послужило возмущение плачевными итогами похода 941 года с гибелью всех земских ополчений; и отказ от участия в более чем сомнительной военной акции 944-го – истоки же следует искать в постоянном соперничестве Искоростеня с Киевом. В редчайшее исключение летопись без всяких недомолвок титулует предводителя древлян Мала КНЯЗЕМ. Историки почему-то зациклились на «деревянной» летописной версии этнонима «древляне – живущие в деревах» и совершенно не слышат её «стариковской» ноты «древние/древле (искони) – живущие», что несомненно ближе к истине самосознания этноса. Вечное: Отцы и Дети…

В год 6453 (945). В этот год сказала дружина Игорю: «Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдём, князь, с нами за данью, и себе добудешь и нам». И послушал их Игорь – пошёл к древлянам за данью и прибавил к прежней дани новую, и творили насилие над ними мужи его. Взяв дань, пошёл он в свой город. Когда же шёл он назад – поразмыслив, сказал своей дружине: «Идите с данью домой, а я возвращусь и похожу ещё». И отпустил дружину свою домой, а сам с малой частью дружины вернулся, желая большего богатства. Древляне же, услышав, что идёт снова, держали совет с князем своим Малом: «Если повадится волк к овцам, то вынесет всё стадо, пока не убьют его; так и этот: если не убьём его, то всех нас погубит». И послали к нему, говоря: «Зачем идёшь опять? Забрал уже всю дань.» И не послушал их Игорь; и древляне, выйдя из города Искоростеня, убили Игоря и дружинников его, так как было их мало. И погребён был Игорь, и есть могила его у Искоростеня в Деревской земле и до сего времени.

В летописи в сущности приведены 2-е версии конфликта с древлянами: Игорь замышляет взять с них дань, больше прежней – дружина требует содержания, вероятно недополученного против обычного, требует похода за данью… Но только С КОГО? Вот в этом пункте начинает проступать явственное рябление в смысле сообщения: и время – осень, и отсутствие имён конкретных данников в требованиях войска свидетельствует, что полагалось традиционное осеннее-зимнее «полюдье» – Игорь обратил его в давно замышляемую карательную экспедицию против древлян, на которых теперь возложили ВСЮ ОБЩЕГОСУДАРСТВЕННУЮ ДАНЬ НА СОДЕРЖАНИЕ ВОЙСКА за 945 год! Изъятие ресурсов проводится едва ли не теми же методами, какими Иван Васильевич Грозный донимался Новгородских измен в 1570 году… То, что организованного сопротивления, при наличии территориальной власти и администрации местного князя Мала, не было оказано, свидетельствует, что поход воспринимался именно как КАРА за какие-то объективные прегрешения; например, за неучастие в походе 944 года…

Но это так сказать текущая «порка» – обращением в будущее и на постоянной основе является фрагмент «прибавил к прежней дани новую»… По летописи некий «Игорь» в 914 году уже «возложил на них дань больше Олеговой»… Разумеется, это семантические оттенки, но ДОСЛОВНО исторический Игорь 945 года не просто увеличил размер наличной дани, а наложил в дополнение к «старой» дани ещё какую-то «новую». Только этим можно объяснить его непостижимый роковой поворот к Искоростеню после роспуска дружин: он вознамерился, «поразмыслив», забрать объявленную уже «новую дань» следующего года и за прошедший год, чем взорвал наконец древлянское долготерпение…

Две согнутые Берёзы Покляпые да Поганое болото, куда бросили разорванное тело князя стали на то воздаянием… Ярость расправы свидетельствует, что это был вырвавшийся из под контроля бунт низов, «…бессмысленный и беспощадный» – куда как расчётистей было бы, захватив князя, держать его заложником против порывов ярившейся власти, выторговывая права и поблажки… «Не приведи Бог видеть Русский Бунт…!» /А. С. Пушкин/

Попытки отговорить великого князя; многократно демонстрируемая древлянскими верхами гибкость и уступчивость; отмечаемое в тексте убийство Игоря, как дело не «Деревской земли» в целом, а «Искоростеня»; особая ярость Карательницы – Ольги именно против него создают косвенную, но цельную картину произошедшего. Есть одно выразительное обстоятельство: во всём тексте совершенно отсутствуют сведения об участии и роли в восстании князя Мала, о его дальнейшей судьбе: по законам эпическим и вассальным его участь должна быть прописана брутально беснующимися красками – ан НИЧЕГО!

…Далее эпическое повествование о тройной мести княгини Ольги сватающим её за князя Мала древлянам: первых 20 похоронила живьём в ладье в Киеве; второе посольство «лучших мужей» сожгла в бане в Киеве; и наконец, с малой дружиной перебила 5000 древлян, заманив и опоив на тризне по своему мужу в Деревской земле; тризне, её указом проведённой древлянами… Вполне эпическое повествование переходной эпохи, соединяющее родовую обязанность кровной мести с христианской троичностью повторения ритуала. Можно ли что-то извлечь из него?

Из самого назначенного летописью обряда Игоревой тризны, проведённой по нему ДРЕВЛЯНАМИ, следует, что от мздоимца – князя не было даже останков, в противном случае Ольга обязана была бы истребовать даже малейшую оставшуюся часть к тризне-погребению в Киеве, или ином родовом месте, к прочим могилам предков – тризна сакрально-родовой обряд и может проводиться только сородичами над сохранившемся телом. В совокупности это свидетельствует в пользу страшной расправы и Поганого Болота, поглотившего князя бесследно без огненного очищения – путь на Тот Свет по исходным древним славяно – русским воззрениям лежал через воду, т. е. реку, озеро, болото.

И, пожалуй, два наблюдения, читаемые из текста: летопись, расписывая сватовство древлян Ольги за Мала, НИЧЕГО НЕ ГОВИТ О САМОМ МАЛЕ, т. е. выводит его и его ближайшее окружение из под прямого обвинения, а и более того, из под всякого обвинения вообще; и косвенно свидетельствует о переговорах, длившихся всё зиму 945–946 гг., без «ладей» и «бань» – великокняжеской администрации чрезвычайно важно было расколоть лагерь восставших: текст летописи неопровержимо свидетельствует, что расправу над мятежниками Киев вынужден был осуществлять в одиночку, ни одна сторонняя дружина в событиях не упомянута, симпатии земель были явно не на стороне Киева.

Можно полагать и 3-й вывод: зимой началось бегство части древлянской знати на Ольгину сторону: весьма вероятно дезертировал и сам Мал…

В год 6454 (946). Ольга с сыном своим Святославом собрала много храбрых воинов и пошла на Деревскую землю. И вышли древляне против неё. И когда сошлись оба войска для схватки, Святослав бросил копьём в древлян, и копьё пролетело между ушей коня и ударило коня по ногам, ибо был Святослав ещё ребёнок. И сказали Свенельд и Асмуд: «Князь уже начал; последуем, дружина, за князем». И победили древлян. Древляне же побежали и затворились в своих городах. Ольга же устремилась с сыном своим к городу Искоростеню, так как те убили её мужа, и стала с сыном своим около города, а древляне затворились в городе и стойко оборонялись из города, ибо знали, что, убив князя, не на что им надеяться. И стояла Ольга всё лето и не могла взять города. /… Далее известный, многократно повторяемый в эпосе разных эпох и народов и эпизод с «троянской данью возмездия» в 3 воробья и 3 голубя от каждого двора и…/…А как взяла город и сожгла его, городских же старейшин забрала в плен, а прочих людей убила, а иных отдала в рабство мужам своим, а остальных оставила платить дань.

И возложила на них тяжкую дань: две части дани шли на Киев, а третья в Вышгород Ольге, ибо был Вышгород городом Ольгиным. И пошла Ольга с сыном своим и с дружиной по Древлянской земле, устанавливая дани и налоги; и сохранились места её стоянок и места для охоты…

Сообщение свидетельствует о крайней опасности возмущения «Деревской земли», о предельном напряжении сил, потребовавшемся для его усмирения – как и о недостаточности применения одной только военной организации: взять Искоростень насильническим напором /другие источники говорят о 5-месячной безуспешной осаде/ так и не удалось. Участь городских старейшин подтверждает: город, его неприступный в прочих условиях детинец на каменном эскарпированном останце правого берега реки Уж, были взяты в результате сговора и капитуляции верхов. Кровавая назидательная баня была устроена исключительно рядовым участникам восстания и городским низам… Крайне избирательно было распределено налоговое бремя: «тяжкая дань» была наложена только на Искоростень, по другим градам, можно полагать, она была меньше, а то и вообще облегчена, разрывая единство «Деревской земли» и экономически удушая Искоростень, как территориальный центр этно – племенного союза. Кстати, в этом месте летописец проговорился, употребив вместо «Деревская/в деревах/земля» топоним «Древлянская /старобытная/ земля», реально соперничавшая с «полянской» Киевщиной: данные археологии свидетельствуют о широкой связи региона не только с восточнославянскими землями, но и с Великой Моравией, Венгрией, Малой Польшей, Балтийским регионом, Арабским Востоком; по единообразию вооружения – со Средней и Северной Европой в целом / П. Толочко/. Вот любопытно, сознательно или «в простоте» летописец постоянно как бы путает «Древлянскую землю» Древней Руси с «Деревской пятиной» средневекового Новгорода?

Очень интересно сообщение о распределении дани: «две части шли на Киев, а третья часть в Вышгород Ольге, ибо был Вышгород городом Ольгиным». Последнее естественно понимать как раздел дани на доли: Великокняжескую Государственную «на Киев» и Частно – Феодальную «Ольге» по «месту». Но вот что значит выражение «был Вышгород городом Ольгиным»? Это её наследство в «отчину»? Выделенная обычаем и «законом русским» вдовья доля на кормление? Свадебный выкуп «вено» в своеобразной форме дара-залога, как то было с Ладогой при женитьбе Ярослава Мудрого на Ингигерде Злой?

Увы, Игорь и Ольга 941–946 года являются не только в девственной чистоте от родовых и семейных связей, но и от каких-либо национально – территориальных привязанностей, как и их признаков.

Право, делать какие-либо предположения, это вступать на такие шаткие мостки, что невольно закрадывается подозрение, не шаг ли это к гаданиям на кофейной гуще – но есть ли иной путь?… Мы вступили в ситуацию, когда новые источники, кроме археологических, стали прогнозируемо невозможны, и только изощрёнными методами, воистину «источниковедческой дыбой» можно уличить что-то в старых – пусть так…

Сомнение определённо возникает в отношение «вотчины»: это подразумевает какую-то традиционную связь, генеалогические привязки в виде династических мифов – ничего этого в наличии нет. Кроме того это указывало бы на невысокий статус семейства будущей великой княгини – в отсутствие каких-либо сведений о таковом предпочтительней полагать его повыше…

«На кормление вдовы»? Но малый срок от нечаемого убийства Игоря до разгрома Искоростеня как-то не вяжется с относительно долгим процессом отделением имущества «княжого рода» – хотя как сказать: Игорь уже бросался в смертельно опасные авантюры 941и 944 годов, мог и призадуматься в канун хотя бы второй из них…

Относительно просто выглядит ситуация в случае «вено/дара-залога», чему подыгрывает и Исторический и Лингвистический мифы о стороннем Южной Руси происхождении Ольги из Плескова/Плиски… Или из Плеснеска на территории дулебов в землях древних бужан, 7-километровые циклопические валы которого снискали ему славу самого большого фортификационного сооружения в славянском мире 8—13 веков – по крайней мере в утверждениях путеводителей.

В год 6455 (947). Отправилась Ольга к Новгороду и установила по Мсте погосты и дани, и по Луге – оброки и дани, и ловища её сохранились по всей земле, и есть свидетельства о ней, и места её и погосты, а сани её стоят в Пскове и поныне, и по Днепру есть места её для ловли птиц, и по Десне, и сохранилось село её Ольжичи до сих пор. И так, установив всё, возвратилась к сыну своему в Киев, и там пребывала с ним в любви.

…В совокупности это значило проведения экстренных мер по упорядочиванию лоскутного собрания территорий в нечто более государственно – органическое. Можно согласиться с П. Толочко, что Ольга является истинной создательницей основ Древнерусской государственности из льнувшего конгломерата, но с добавлением одного замечания: на путях достижения взаимопреемлемого согласия великокняжеской власти и территорий. Рисуемый им террор и избиение древлянской знати совершенно не вписывается в эту линию – Ольга спешила предупредить Искоростень в Новгороде, Пскове, т. е. в Северном домене «рюриковичей», по Десне у северы, по Днепру у кривичей, по Мсте у чуди, по Луге у ижоры…

В год 6456 (948)…

…По год 6462 (954) – ПУСТО

В год 6463 (955). Отправилась Ольга в Греческую землю и пришла к Царьграду…

Далее баснословия об уклонении от домогательств императора Константина Багрянородного через крещение и т. д. – отставим это.

В приведённом тексте 2 ЛЖИ, по византийским источникам описавшим визит с точностью до дней недели он состоялся в 957 году; Ольга не пришла, а приплыла с караваном судов, и крепко запомнила, как византийцы держали её в Суде, не пуская на берег… – тут она была не права, это скорее всего являлось необходимым карантинным мероприятием.

…А право, пикантная деталь, 54 летний император – философ склоняет к любви 67-летнюю бабушку /по сверке дат рождения наличных исторических субъектов/…

Констатируем по наличному тексту: византийские источники, а среди их авторов и сам император Константин, не упоминают о такой «мелочи», как крещение «архонтиссы скифов»; тема переговоров, как о них известно: утверждение митрополии в Киеве и сватовство византийской царевны за Святослава – немыслимы были даже для заявления от нехристиан. О том, что Ольга явилась в Константинополь уже христианкой, свидетельствует и присутствие в её свите священника…

В год 6464 (956)…

…По год 6471 (963) – ПУСТО

Данный текст является ознакомительным фрагментом.