Поход 1773 года

Поход 1773 года

План действий русских армий. – Расположение 1-й армии. – План действий турок и распределение их войск. – Важность Шумлы. – Затруднения предположенного похода за Дунай. – Малая война. – Взятие Гирсова и Туртукая. – Поиски Вейсмана. – Переправа Румянцева через Дунай у Гуробал и движение к Силистрии. – Отступление русской армии на левую сторону Дуная. – Дело при Кючук-Кайнарджи. – Смерть Вейсмана. – Вторичный поиск Суворова на Туртукай. – Оборона Гирсова Суворовым. – Экспедиции князя Долгорукого и Унгерна на правую сторону Дуная

Императрица Екатерина, желая превозмочь упрямство турок и побудить их к заключению мира на тех условиях, которые предложены были им на Фокшанском конгрессе, повелела, чтобы в сем году Румянцев с 1-ю армией, состоявшей в числе 35 тысяч регулярных войск и 10 тысяч казаков, перенес войну на правую сторону Дуная; между тем как князь Долгорукий, со 2-й армией, должен был охранять Крым и наблюдать Очаков. Сомнительное расположение шведского правительства и удержание в повиновении областей, незадолго перед тем возвращенных от Польши, не позволяли России усилить войска, действовавшие против турок. Румянцев, которому были вполне известны все затруднения, сопряженные с действиями на правой стороне Дуная, доносил императрице, что за отделением части сил вверенной ему армии, для усиления гарнизонов покоренных крепостей и для охранения подвоза припасов, оставалось для наступательных действий не более 27 тысяч человек. Из числа этих войск нужно было отделить часть для обложения значительных турецких крепостей на Дунае – Рущука и Силистрии, либо, по крайней мере, для наблюдения за ними, и потом углубиться вовнутрь страны, которой климат и местные свойства могли оказать самое неблагоприятное влияние на успех наших действий. Представляя на усмотрение императрицы все эти затруднения, фельдмаршал полагал, что для перенесения войны за Дунай необходимо было удвоить либо даже утроить число вверенных ему войск. Но Екатерина II настоятельно требовала, чтобы Румянцев исполнил начертанный ею план действий. Оставалось исполнить волю монархини.

Иоганн Баптист Лампи Старший. Портрет императрицы Екатерины II.

1793 г.

Готовясь к движению за Дунай, Румянцев расположил свою армию следующим образом: в окрестностях Журжи – генерал-поручик граф Салтыков, сын победителя при Кунерсдорфе, с 12 тысячами регулярных войск и с тремя тысячами казаков (10 полков пехоты, 2 батальона егерей, 7 полков регулярнойкавалерии и 7 казачьих полков); между устьями рек Яломицы и Серета – генерал-поручик Потемкин, с 4 тысячами регулярных войск и с 2 тысячами казаков (4 полка пехоты, 1 батальон егерей, 4 полка регулярной кавалерии и 4 казачьих полка); в Бессарабии, на Нижнем Дунае, – генерал-майор Вейсман с таким же отрядом; сам же фельдмаршал, с 15 тысячами регулярных и с 2 тысячами иррегулярных войск (10 пехотных полков, 6 полков регулярной кавалерии и 4 казачьих полка), оставался в Молдавии до конца апреля.

Турки, наученные опытом трех предшествовавших походов, убедившись в невозможности противостоять русским в открытом поле, решились ограничиться обороной многочисленных крепостей своих. Важнейшие из них, Рущук и Силистрия, заняты были сильными гарнизонами; удобнейшие пункты переправы через Дунай находились под наблюдением особых отрядов. Сам верховный визирь, осторожный, предусмотрительный Мушин-заде-Мегмет, занимал со значительными силами Шумлу – пункт, стратегическая важность которого в первый раз тогда оценена была турками. Там соединяются многие пути, ведущие от Дуная и Черного моря; оттуда можно легко поспевать в помощь на каждый из угрожаемых пунктов и, действуя на сообщения противника, прикрывать доступы, ведущие через Балканы. Наконец, Шумла, по местному своему положению, почти неприступна. Армия верховного визиря, расположенная в Шумле, служила резервом гарнизонам дунайских крепостей и отряду, поставленному у Карасу, для наблюдения за низовьями Дуная и берегом Черного моря.

Итак, русские войска должны были преодолеть множество затруднений: надлежало, прежде всего, переправиться через широкую реку, на которой немногие удобные для переправы пункты были укреплены и заняты сильными турецкими гарнизонами; эта переправа могла быть предпринята не ранее конца мая, потому что весною, от таяния снегов, Дунай разливается на большое пространство. С наступлением лета иссыхают все ручьи, исчезает всякая растительность и вся страна превращается в степь, где вода встречается весьма редко. В продолжение дня господствует палящий жар; ночью сменяют его прохлада и сырость, оказывающие вредное влияние на людей, истомленных зноем. Появляются болезни, и войска тают, еще не успев сразиться с неприятелем.

В продолжение весны предпринято было нашими войсками несколько удачных поисков на правую сторону Дуная. Цель их заключалась в том, чтобы, обеспокоивая турок, заставить их ограничиваться собственной обороной; к тому же для русских войск весьма важно было занятие на правой стороне Дуная таких пунктов, которые могли обеспечить переправу нашей армии.

Генерал Потемкин овладел Гирсовым и укрепил этот пункт; вслед за тем генерал-майор Суворов, находившийся у монастыря Негоешти на реке Аржисе с частью дивизии генерала графа Салтыкова, состоявшей из одного пехотного, одного карабинерного и одного казачьего полков[164], численностью 1500 человек, решился атаковать 4 тысячи турок, занимавших местечко Туртукай на правом берегу Дуная. Средством к переправе могли служить 20 судов, из которых в каждом помещалось от 20 до 30 человек. Из расспросов оказалось, что устье Аржиса находилось под пушками турецкой батареи, устроенной на противоположном берегу Дуная, что ширина Дуная в этом месте не менее тысячи шагов и что крутой берег реки, на котором расположен был неприятель, значительно господствовал над левым берегом. Все эти затруднения не могли заставить Суворова отказаться от задуманного им предприятия. По прибытии 9 мая отряда и судов к сборному пункту, назначенному в закрытой местности, в трех верстах от устья Аржиса, Суворов в сумерки двинулся с войсками и послал свою флотилию вниз по Аржису; достигнув устья реки, он оставил для прикрытия батареи, поставленной на сем пункте, половину своего отряда, посадил на суда, соблюдая глубочайшую тишину, 700 человек и отплыл от берега. Двести кавалеристов, при нем находившихся, держали поводья своих лошадей, плывших за ними. Турецкая артиллерия открыла огонь по нашим войскам, но они, без больших потерь, достигли булгарского берега и совершили высадку. Суворов немедленно построил три каре, каждое из одной роты, и атаковал с нескольких сторон турецкие шанцы; карабинеры и казаки следовали сзади, а часть пехоты (одна рота) оставлена была в резерве. Неприятели, устрашенные стремительным нападением русских войск, наступавших с громким криком «ура!» и с живою стрельбою, сочли наш отряд гораздо сильнейшим, нежели он был в действительности, и обратились в бегство, оставив свой лагерь и флотилию, стоявшую у Туртукая, в добычу победителям. Число убитых турок простиралось до 1500.

Эдуард Детайль. Сипахи.

1866 г.

Войска наши захватили множество различных припасов и четыре орудия, затопили в Дунае остальную турецкую артиллерию, сожгли Туртукай и возвратились к вечеру того же дня в Негоешти, потеряв всего-навсего убитыми 60 и ранеными 150 человек. Достойно замечания, что наши рекруты, едва умевшие владеть оружием, дрались в этом деле, как старые солдаты. Кому из русских неизвестно лаконическое донесение Суворова Румянцеву:

«Слава Богу! Слава вам!

Туртукай взят и я там!»

Чтобы объяснить каламбур второго стиха, до?лжно знать, что, вместе с Туртукаем, взято было селение Ятам.

Фельдмаршал представил императрице оригинальный рапорт Суворова, но предал его военному суду за то, что он предпринял этот поиск, получив приказание не переходить за Дунай. Екатерина написала на докладе Военной коллегии об этом деле: «Победителя судить не до?лжно» – и вслед за тем наградила Суворова за второй удачный поиск к Туртукаю орденом Св. Георгия 2-го класса.

Светлейший князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический

(1739–1791)

Между тем Вейсман, рассеяв еще в апреле частью своего отряда одно из турецких полчищ, стоявшее у Карасу, снова предпринял экспедицию на правую сторону Дуная. Переправившись через реку у Измаила 17 мая, он направился к Карасу, разбил там 27-го 8-тысячный турецкий корпус и взял с боя 16 орудий. Фельдмаршал, пользуясь успехами своих отрядных начальников, решился наконец переправить главные силы армии на правую сторону Дуная у Гуробал, в 30 верстах ниже Силистрии[165]. Но так как на этом пункте стоял Джаферали-паша с 6 тысячами турок, то генерал Вейсман получил предписание двинуться туда от Карасу и атаковать неприятеля с фланга, между тем как Потемкин должен был, собрав значительное число судов, содействовать успеху этого предприятия фальшивой атакой с фронта. Турки, не отваживаясь удерживать русские войска, отступили 7 июня к главным силам корпуса Османа-паши, численностью 10 тысяч отборных войск, расположенных в укрепленном лагере, в пяти верстах ниже Силистрии, левым флангом к Дунаю. В продолжение времени этих действий, Румянцев в конце мая двинулся от Браилова вверх по Дунаю, между тем как суда, прибывшие от Измаила, поднимались на одной высоте с войсками; перешел 5 июня через Яломицу и, переправив главные свои силы на судах через Дунай у Гуробал, соединился с Вейсманом (отряд которого поступил под начальство генерал-поручика Ступишина) и 12 июня направил часть армии к Силистрии. Впереди следовала дивизия Ступишина, имея в авангарде отряд арнаутов и три батальона, под командой Вейсмана; за нею дивизия Потемкина. Сам же фельдмаршал, с главными силами армии, оставался двое суток у Гуробал.

На стороне Осман-паши, кроме превосходства в силах, были также и выгоды местности. Для атаки позиции, занятой турками впереди Силистрии, русские войска должны были пройти через теснину, которая в некоторых местах имеет не более двух или трех сажен в ширину; самые незначительные силы могли, заняв ее, остановить наступавшую колонну. Но Осман-паша допустил русских беспрепятственно пройти дефиле; уже дивизии Ступишина и Потемкина успели перейти, по двум понтонным мостам, через речку Галицу, и войска Вейсмана (1-й гренадерский полк, егерский батальон, 6 полковых и 4 полевых орудия) показались в виду неприятельского передового лагеря, когда турецкая конница, выехав оттуда, бросилась на сей небольшой авангард и окружила его. Но Вейсман успел построить каре, отразил все неприятельские атаки и дал время подоспеть, в помощь авангарду, нашей кавалерии, которая заставила неприятеля податься назад. Пользуясь тем, Вейсман, поддержанный войсками Ступишина, настойчиво преследовал турок и заставил их очистить занятый ими ретраншемент и укрыться под стенами Силистрии. Русские в этом деле захватили 18 орудий, из числа которых девять отбито Харьковским гусарским полком. Смятение неприятельских войск простиралось до такой степени, что если бы фельдмаршал не остановился у Гуробал и, не дав туркам времени опомниться, явился с главными силами русской армии под стенами Силистрии, то, может быть, овладел бы без сопротивления этой важной крепостью.

Но, по всей вероятности, Румянцеву не было известно расстройство турецких полчищ, и потому русская армия подошла к Силистрии не прежде 14-го, через двое суток после поражения турок, которые между тем успели оправиться и приготовиться к упорной обороне.

По прибытии нашей армии в окрестности Силистрии, войска правого крыла, под командой Ступишина, расположились близ дороги из Гуробал; войска левого крыла, под начальством Потемкина, – на пути из Кайнарджи в Силистрию; прочие войска стали в промежутке между ними. Силы нашей армии вообще простирались до 20 тысяч человек; а силы Османа-паши – до 30 тысяч.

Крепость Силистрия лежит у подошвы крутых высот, изрезанных глубокими оврагами и покрытых садами и виноградниками. Ближайшие к городу возвышения были укреплены и заняты значительным турецким корпусом, и потому для действия против крепости необходимо было овладеть господствующими над нею высотами.

С этою целью, на основании рекогносцировки, произведенной генералом Потемкиным, сделаны были следующие распоряжения: Потемкин должен был атаковать неприятеля с фронта; Вейсман (переведенный с правогокрыла на левое) – обойти турок с правого фланга и ударить им в тыл; Ступишин – оставаться в резерве, а генерал Игельстрём, с 2 тысячами человек, спуститься к Дунаю и, угрожая городу со стороны реки, удерживать гарнизон. Кавалерия назначена была для сохранения связи между различными частями армии. Прочие войска оставлены были позади для охранения лагеря и вагенбурга.

Мартин Фердинанд Квадаль. Портрет Михаила Петровича Румянцева. 1790-е гг.

Атака поведена была поутру 18 июня. Дивизия Потемкина, построенная в четыре колонны (из которых три передние находились под командой полковников Лунина и Языкова и премьер-майора Фаминцына, а резерв – под начальством подполковника Розенберга), двинулась на приступ к укрепленному лагерю. Войска наши быстро подавались вперед, взлезая на крутые высоты, спускаясь в глубокие рытвины, «преодолевали самые невозможности» (по словам графа Румянцева) и уже достигали подошвы окопов; в эту решительную минуту храбрый Лунин поражен был пулей; колонна его остановилась, подалась назад. Неприятельская кавалерия бросилась на эти войска и привела их в расстройство; они отступили, обратились в бегство и увлекли за собой прочие колонны Потемкина.

Турки могли бы одержать решительный перевес над русскими войсками, если бы не подоспел в помощь опрокинутым колоннам Ступишин с полками 1-м гренадерским и Куринским и с гренадерским батальоном подполковника графа Румянцева (сына фельдмаршала). Между тем полковник Кличка, направленный Вейсманом, ворвался с Кабардинским полком в окопы со стороны крепости, а полковник Леонтьев с Рижским карабинерным полком ударил в тыл турецким полчищам, преследовавшим наши колонны. Пользуясь тем, майор Циглер, с одним из батальонов дивизии Потемкина, вытеснил из окопов остальных турок. Однако Игельстрём был опрокинут сильной вылазкой из крепости и потерял три орудия. В продолжение боя, 8 тысяч спагов, прибывших из Базарджика, бросились на обозы дивизии Потемкина, но были удержаны гренадерами, посланными из резерва, и рассеяны конницей. Войска обеих сторон сражались с переменным успехом; но турки принуждены были уступить занятые ими укрепления и укрыться в Силистрии. Русские потеряли до 300 человек; урон турок в людях был по крайней мере вдвое больше; сверх того, у них отбито 14 орудий. Тем не менее Румянцев решился отказаться от предположенной им цели действий – овладения Силистрией, и предпринять обратное движение за Дунай.

Не многочисленность турецких полчищ и не мужество неприятелей заставили отступить победителя при Кагуле – но неуверенность в успехе действия, предпринятого с недостаточными средствами, против собственного убеждения. В то самое время, когда он сражался под Силистрией, получено было известие о движении из Шумлы Намана-паши с сильным корпусом, в помощь крепости и для отрезания отступления русским. Румянцев, оставив за собой широкую реку, не имел на ней ни опорного пункта, ни надежной переправы, обеспеченной значительными силами, и потому, опасаясь потерять сообщения, приказал войскам отступать. Вейсману предписано было очистить в ночи взятые им укрепления и присоединиться к армии, которая заняла 20 июня лагерь в десяти верстах от крепости.

Турецкая сабля «кылыч».

1740-е гг.

Но уже в это время Наман-паша с 20 тысячами человек прибыл в окрестности селения Кючук-Кайнарджи, предполагая двинуться оттуда в тыл русским войскам. Румянцев, имея в виду не позволить туркам оттеснить его армию к Дунаю, решился отбросить неприятеля от своего пути отступления. С этою целью, на рассвете 21 июня, Вейсман с пятитысячным отрядом[166] послан был для нападения на турецкий лагерь, расположенный между селениями Буюк-Кайнарджи и Кючук-Кайнарджи. Войска Вейсмана, выступив скрытно из своего лагеря, двинулись к речке Галице, переправились через нее, повернув вправо, следовали, с большим трудом, по теснине вверх по речке и по Галицкому озеру и остановились в пяти верстах от неприятельского лагеря. На следующий день, 22-го, войска выступили к Кайнарджи, построились в два каре, из которых меньшее, находившееся на правом фланге, состояло из передовых войск отряда, а большее – из остальных сил, и двинулись против турок, расположенных в укрепленной позиции, на двух высотах. Под сильным огнем неприятельской артиллерии, стройно и безостановочно двигались наши каре; уже успели они взойти на высоту до половины покатости, когда турецкая конница атаковала и окружила правое каре со всех сторон. Но войскам нашим удалось отразить неприятеля. Между тем большое каре, в котором находился сам Вейсман, подошло к ретраншементу, занятому всей турецкой пехотой. В этот самый момент янычары, с саблями в руках, ворвались через передний фас в каре; Вейсман бросился им навстречу с резервом, стоявшим внутри каре, опрокинул горстью войск многочисленные неприятельские полчища и восстановил порядок в рядах расстроенного фаса. Но в это время один из янычар, ворвавшихся в каре, исколотый штыками наших гренадер, умирая, выстрелил из пистолета в Вейсмана. Герой, пораженный пулей, которая, пробив его руку, поразила в сердце, успел сказать только: «Не говорите солдатам». Офицеры, при нем находившиеся, прикрыли плащом его тело, опасаясь невыгодного впечатления на дух войск. Но Вейсман и за пределами гроба был грозен неприятелям. Солдаты узнали о потере любимого начальника и, вместо того чтобы прийти в уныние, одушевились жаждою мщения. С оружием в руках они бросились вперед, истребляя турок и не щадя даже пленных, обратили неприятеля в бегство и овладели его лагерем, обозами и 25 орудиями.

Осин Андреевич Игельстрём

(1737–1817)

Таков был конец героя, на которого вся Россия возлагала большие надежды. Сам Суворов, говоря о событиях Румянцевской войны, сказал: «Вейсмана не стало; я остался один». Уважение к заслугам Вейсмана было достойным воздаянием его подвигов; но нельзя не пожалеть, что оно заставило современников Румянцева быть несправедливыми в отношении к этому великому полководцу, которого слава всегда была и будет славой России. В то время, когда он потрясал могущество Турции, в то самое время нашлись люди, упрекавшие его в зависти к Вейсману и даже в его смерти: утверждали, что фельдмаршал послал храброго воина на верную гибель.

Памятная монета в честь победы русских войск при Кагуле с профилем Екатерины II на аверсе

Одному лишь Сердцеведцу известны тайны человеческих помыслов; не станем вдаваться в напрасные исследования на счет отношений Румянцева к Вейсману, но не оставим без внимания упрека в умышленной его гибели. Весьма естественно, что Румянцев, как многие из людей, стоявших на высоте почестей и славы, иногда подвергался неблагонамеренным толкам. Но эти обвинения падают сами собой. Тот, кто при Кагуле разбил в восемь раз сильнейшую армию, тот, без всякого сомнения, мог с твердою надеждою успеха послать одного из надежнейших своих генералов против четверных сил. Румянцев, давая Вейсману опасное поручение, открывал ему вернейший путь к отличиям и славе, которые на войне всегда сопряжены с опасностями.

? vaincre sans pе?ril, on triomphe sans gloire[167].

Победа при Кайнарджи способствовала главным силам русской армии отступить через Гуробалы за Дунай, без всякого препятствия со стороны турок (в конце июня). Румянцев, желая показать им, что он не избегал с нимивстречи, приказал генералу Райзеру, принявшему начальство над войсками Вейсмана, отступить, по правой стороне Дуная, к Измаилу.

В то время еще, когда фельдмаршал наступал к Силистрии, генерал Салтыков получил приказание переправиться также на правую сторону Дуная и содействовать главным силам. Но он, неизвестно почему, оставался в бездействии, ограничиваясь отряжением Суворова против турок, снова занявших Туртукай.

Этот пункт, важный по положению своему между Рущуком и Силистрией, был укреплен и занят пятью тысячами войск. Суворов, которого отряд усилен был до 2400 человек[168], немедленно сделал нужные приготовления к переправе через Дунай. Предположено было сплавить лодки в Дунай вниз по Аржису и построить близ устья сей речки батарею для шести орудий, долженствовавшую обстреливать противолежащий берег Дуная. Прикрытие орудий составлено было из 600 человек; а прочие силы отряда, в числе 1800 человек, назначены для нападения на Туртукай. Большая часть этих войск состояла из рекрут либо из кавалеристов, вооруженных ружьями со штыками.

В сумерки 16 июня отряд выступил из Негоешти и в полночь достиг сборного пункта на Дунае. Как собранных судов было недостаточно для одновременной переправы всех войск, то назначено было переправить их, разделив на три отделения: первое, под командою полковника Батурина, состояло из шести рот Астраханского полка; второе, секунд-майора графа Меллина, – из четырех рот Астраханского полка и рекрутского батальона; третье, полковника Мещерского, – из спешенных карабинеров. Часть кавалерии, состоявшая из 100 карабинеров, 250 казаков и 200 арнаутов, получила приказание переправиться вплавь. Сам Суворов, изнемогавший от продолжительной болезни, не иначе мог ходить, как с пособием двух солдат, которые водили его под руки. Сначала он оставался на левом берегу, для ускорения переправы, но вскоре, убедившись в необходимости присутствия своего под Туртукаем, переправился со вторым отделением на правую сторону реки.

Полковник Батурин высадил свою команду на правый берег и овладел ближайшим укреплением, но не воспользовался этим успехом, а оставался в бездействии. Между тем прибыл сам Суворов со вторым отделением, овладел другим шанцем и, в ожидании прибытия спешенных карабинеров, имевших при себе пушку, ограничивался перестрелкой с янычарами и отражением спагов, бросавшихся на укрепления, взятые нашими войсками.

Русская офицерская сабля.

Середина XVIII в.

Уже начинало светать. Карабинеры вместе с казаками пошли в атаку на турок, между тем как спешенные карабинеры вышли на берег и открыли огонь из своей пушки в тыл неприятелю. Но спаги не подавались назад. Начальник их, прекрасный собой, славный силой и мужеством Сари-Мегметпаша, стал в челе своих всадников и помчался во весь карьер на ближайший к нему шанец. Но в то самое время, когда он старался увлечь за собой спагов, пуля сразила его; казаки и спаги смешались в толпу вокруг его тела; наконец одному из донцов удалось пронзить пикой начальника турок. Суворов, заметив смятение неприятельских войск, бывшее следствием гибели их вождя, вывел своих гренадер из укреплений; вся пехота его дружно ударила в штыки, опрокинула турок и обратила их в бегство. Неприятельский лагерь, 15 орудий[169] и 24 лодки достались в добычу победителям. Турки потеряли более 1000 человек; с нашей стороны урон неизвестен. В тот же день, 17 июня, вечером, Суворов со всем своим отрядом переправился обратно на левую сторону Дуная.

В продолжение двух месяцев, июля и августа, войска взаимно противных сторон, разобщенные одни от других Дунаем, оставались в бездействии. Главная квартира нашей армии находилась в деревне Жигалее, против Гуробал, а потом в Браилове. На правой стороне Дуная русские занимали только один пост Гирсов, сообщение с которым производилось посредством судов. Оборона этого пункта поручена была Суворову с 2500 человек[170].

Неизвестный художник. Портрет Александра Васильевича Суворова с фельдмаршальским жезлом.

Первая половина XIX в.

Суворов, по прибытии в Гирсов, в половине августа, немедленно обозрел окрестную местность, исправил находившиеся там укрепления и построил новые, усилив их палисадами и волчьими ямами. Несмотря на обычную деятельность Суворова, еще не все приготовления к обороне были окончены в то время, когда получено было известие о наступлении из Карасу сильного неприятельского отряда. 3 сентября вечером уже видны были из нашего лагеря огни, разведенные турецкими передовыми постами. Суворов, зная, что турки неохотно предпринимали ночные нападения, полагал весьма основательно, что неприятель не имел намерения атаковать его прежде рассвета. План действий Суворова был очень прост: он решился, допустив турок без выстрела к укреплениям, встретить их внезапно картечным и ружейным огнем и потом ударить в штыки на ошеломленного неприятеля. С этою целью укрепления были заняты 500 человек 1-го Московского полка; остальная пехота и гусары расположились в лощине позади укреплений, а казаки высланы были вперед для завязки боя.

4-го числа в 8 часов утра неприятель численностью 7 тысяч (4 тысячи янычар и 3 тысячи конницы) приблизился к укреплениям. Руководимые французскими офицерами, турки двигались в трех линиях – янычары в центре, спаги на флангах. «Смотрите, – сказал Суворов окружавшим его, – эти нехристи хотят драться в рядах и шеренгах. Плохо им будет».

Между тем турки продолжали подаваться вперед; ни огонь наших войск, ни волчьи ямы и рогатки не могли остановить их. Не отставая от Байрактара, шедшего со знаменем впереди войск, они подошли к палисадам и стали рубить их. Но в этот самый момент русская пехота и гусары, стоявшие в засаде, бросились на турок и ударили по ним с обоих флангов. Неприятели, расстроенные огнем войск, занимавших укрепления, и не привыкшие сражаться в порядке, были обращены в бегство. Казаки и гусары преследовали их на расстоянии 30 верст и изрубили несколько сот турок, потеря которых вообще простиралась более 1000 человек; 7 орудий и множество военных и съестных припасов досталось в добычу победителям, урон которых не превосходил 400 человек. Вскоре после того Суворов произведен был в генерал-поручики.

Императрица была весьма обрадована известием о переходе 1-й армии за Дунай; но вслед за тем получены были донесения о неудачном покушении на Силистрию, о смерти храброго Вейсмана и о возвращении Румянцева на левую сторону Дуная. Несмотря на все неудачи, Екатерина не изменила принятого ею намерения, отправила подкрепления в Турцию и подтвердила фельдмаршалу неизменную волю свою, чтобы вверенная ему армия возобновила решительные действия[171].

Румянцев готовился исполнить повеление императрицы и только выжидал глубокой осени, времени, когда турки обыкновенно расходятся по домам. Фельдмаршал намерен был переправить войска через Дунай, неожиданно на нескольких пунктах, и, действуя со всевозможною настойчивостью, одержать в продолжение кратковременного осеннего похода, по возможности, наибольшие успехи. С этою целью генерал-поручику князю Долгорукому (Юрию Владимировичу), с 5 тысячами войск, предписано было переправиться в начале октября у Гирсова и соединиться у Бабадага с находившимися там уже два месяца войсками бывшей дивизии Вейсмана, в числе 3 тысяч, поступившей под команду генерал-поручика барона Унгерна. Затем сии войска должны были атаковать турецкий отряд, стоявший у Карасу и, разбив его, направиться к Шумле и Варне, для овладения этими важными пунктами. Ослабление турецких войск на берегу Черного моря и разногласие начальствовавших ими пашей подавали надежду на успех этого предприятия. Для отвлечения же внимания турок и для скрытия цели наших действий предполагалось, чтобы генерал Глебов, с несколькими полками, переправился у Гуробал, а Потемкин и Салтыков сделали демонстрации нападений на Силистрию и Рущук.

Стефано Торелли. Аллегория на победу Екатерины II над турками.

1772 г.

16 октября войска Унгерна и Долгорукого соединились у Карамурата и на следующий день, 17-го, двинулись против турок, расположенных в лагере у Карасу. Неприятель, не выждав нападения русских войск, обратился в бегство; казаки, гусары и карабинеры преследовали его, побили до 80 человек и захватили 960 пленных и 8 орудий, в числе которых 4 русских. 23 октября войска наши прибыли в Базарджик и овладели 23 орудиями, брошенными неприятелем. Здесь возникло несогласие между начальниками русских отрядов, положившее предел успехам их. Целых четыре дня оставались они в бездействии; наконец, 28-го двинулись в различные стороны: Унгерн к Варне, а князь Долгорукий к Шумле. Действуя в совокупности, они могли бы иметь надежду на покорение одного какого-либо из сих пунктов; напротив того, действие разобщенными силами ослабляло оба отряда.

29 октября войска Унгерна прибыли в окрестности Варны[172]. Эта крепость, важная по своей гавани и могущая служить одним из опорных пунктов для действий против Константинополя, лежит между двумя рядами высот, на равнине, омываемой с востока Черным морем, а с запада озером Дивно. Она окружена высокою каменной стеной с башнями; впереди рва сооружено было множество шанцев. Гарнизон усилен был экипажами военных кораблей, стоявших в гавани. В таких обстоятельствах для успешных действий против Варны нужно было иметь гораздо более значительные силы, нежели отряд, которым командовал Унгерн. Надеясь на храбрость своих солдат, Унгерн решился штурмовать крепость. Предпринимая это опасное действие с недостаточными силами, он должен был, по крайней мере, приготовить все вещественные средства к предстоявшему приступу; но это было упущено из виду. 30 октября, в четыре часа утра, русские войска двинулись к городу; пехота наступала в трех каре, из которых главное, под командой самого Унгерна, находилось в центре, а меньшие, генералов Райзера и принца Бернбургского, по флангам. Кавалерия, под начальством генерал-майора Чорбы, двигалась в интервалах между каре. Подойдя на 350 сажен к крепости, Унгерн открыл канонаду, которая, как можно было предвидеть, не оказала никакого успешного действия. Тогда велено было идти на штурм; войска подошли к самому контрэскарпу, но не могли спуститься в ров, за неимением лестниц и фашин, и оставались несколько часов на самом близком расстоянии от крепости, под смертоносным огнем неприятеля. Наконец Унгерн, убедившись в бесполезности усилий своих, приказал войскам отступать. Шесть орудий, увязших в грязи, достались неприятелю в добычу. Целая треть отряда сделалась жертвой этого необдуманного покушения. Затем генерал Унгерн, не обращая внимания на отряд князя Долгорукого, оставил его против главной массы турецких сил и повел свои войска по береговой дороге на Бальчик, Каварну и Мангалию, к Измаилу, куда и прибыл 23 ноября.

Между тем как Унгерн направился к Варне, князь Долгорукий остался в Базарджике, довольствуясь отряжением по дороге, ведущей к Шумле, легких войск под начальством подполковника Розена, который, встретив у Козлуджи сильный неприятельский отряд, обратил его в бегство. Мушин-заде, встревоженный приближением наших войск и не имевший верных сведений о силе их, собрал военный совет, который решил выждать русских в лагере под Шумлою. Вместе с тем рейс-эфенди Абдер-Резак вызвался идти против наступавшего отряда и оттеснить его за Дунай; с этою целью Абдер-Резак, собрав остатки корпусов, разбитых при Кайнарджи и Карасу, расположился в окопах при Иени-Базаре и выслал к Козлуджи сильную партию, которая атаковала передовой отряд Розена и заставила его отступить. Подполковник Розен, вместо того чтобы определительно разведать о силах неприятельского отряда, отступил поспешно к Базарджику и донес князю Долгорукому о наступлении визиря со всей турецкой армией, стоявшей у Шумлы. Долгорукий, со своей стороны, получив известие о неудаче Унгерна и опасаясь быть подавленным превосходными неприятельскими силами, отступил через Карасу к Гирсову и 8 ноября переправился там на левую сторону Дуная.

В продолжение времени этих действии, генерал Глебов переправился у Гуробал, Салтыков обложил Рущук, а Потемкин начал бомбардировать Силистрию. Румянцев, изнемогавший от болезни, но сильный духом, получив первые сведения о неудачах князя Долгорукого и Унгерна, приказал Глебову усилить их и возобновить вместе с ними наступательные действия; но начальники задунайских отрядов донесли фельдмаршалу, что они не могли решиться на такое предприятие, по чрезвычайному истощению людей и лошадей и по совершенному недостатку в фураже.

Получив сии донесения, фельдмаршал перенес свою главную квартиру из Браилова в Яссы и расположил войска на зимние квартиры: 1-я дивизия генерал-аншефа графа Салтыкова находилась в Верхней Валахии; вторая дивизия генерал-поручика Глебова – между реками Серетом и Прутом; третья дивизия генерал-поручика Унгерна – в Бессарабии; резервный корпус генерал-поручика Потемкина – между реками Мостищем и Серетом. Отряд генерал-майора Энгельгардта занимал Малую Валахию.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.