Эпилог
Эпилог
Лейтенант Н.П. Богданов
Прапорщик по морской части В. В. фон Курсель-Вернер
Последние письмо П.А. Вырубова было написано 29 апреля, за две недели до Цусимского боя, где погиб геройскою смертью автор писем, верный своему служебному долгу. Вот как изображают это событие участники Цусимского боя Таубе и В. Семенов в своих книгах: “Последние дни второй Тихоокеанской эскадры” и “Бой при Цусиме”.
“Настал роковой день 14 мая. Около 5 часов утра справа по носу эскадры показался коммерческий пароход, который, увидев нас, сейчас же повернул от эскадры и через несколько времени скрылся из виду. Это было весьма подозрительно.
В 6 часов с крейсера “Адмирал Нахимов” был сделан сигнал: “Вижу неприятельский корабль на правом траверзе”. Это был японский крейсер “Идзуми”.
В 10 ч 50 мин был дан сигнал адмирала: “С “Суворова” будет сделан выстрел из 12-дюймового орудия по “Идзуми””, но выстрела так и не последовало, потому что внимание было сразу обращено в другую сторону: в то-же время с левой стороны сзади показался новый неприятельский отряд, который быстро шел, нагоняя эскадру.
В 1 ч 50 мин “Суворов” открыл огонь по шедшему головным японскому броненосцу “Миказа”. Через несколько моментов японцы стали отвечать, и бой начался по всей линии. “Я,- пишет В. Семенов, – серьезно собирался в предстоящем бою записывать моменты и места отдельных попаданий, а также производимые ими разрушения. Но где же тут было записывать подробности, когда и сосчитать попадания оказалось невозможным! Такой стрельбы я не только никогда не видел, но и не представлял себе. Снаряды сыпались беспрерывно, один за другим”.
В короткое время “Суворову” японскими снарядами были нанесены очень крупные повреждения; большинство офицеров и команды были перебиты, в нескольких местах начинался пожар, с которым едва успевали бороться. “Между тем, – говорит В. Семенов, – если из-за дыма от собственного пожара почти не видели неприятеля, он нас хорошо видел и всю силу своего огня сосредоточил на подбитом броненосце, пытаясь добить его окончательно. Снаряды сыпались один за другим. Это был какой-то вихрь огня и железа… Стоя почти на месте и медленно разворачиваясь машинами, чтобы привести на должный курс и следовать за эскадрой, “Суворов по очереди подставлял неприятелю свои избитые борта, бешено отстреливаясь из уцелевших (уже немногих) орудий…”
Вот что написано об этих моментах очевидцами из японцев.
“Вышедший из строя “Суворов”, охваченный пожаром, все еще двигался за эскадрой. ”
“Отваливайте! черт возьми! отваливайте!" – поддерживал Вырубов, высунувшись из пушечного порта позади правой передней 6-дюймовой башни…"
Мемориальная доска, посвященная броненосцу “Князь Суворов” в храме Христа Спасителя (Спас на водах), открытого в г. Санкт-Петербурге в 1911 г.
“Вышедший из строя “Суворов”, охваченный пожаром, все еще двигался за эскадрой, но скоро под нашим огнем потерял переднюю мачту, обе трубы и весь был окутан огнем и дымом. Положительно никто бы не узнал, что это за судно, так оно было избито. Однако и в этом жалком состоянии все же, как настоящий флагманский корабль, “Суворов” не прекращал боя, действуя, как мог, из уцелевших орудий…”
Другая выдержка из описания действия эскадры адмирала Камимуры сообщает следующее: “Суворов”, поражаемый огнем от действия обеих наших эскадр, окончательно вышел из строя. Вся верхняя часть его была в бесчисленных пробоинах, и весь он был окутан дымом. Мачты упали; трубы упали одна за другой; он потерял способность управляться, а пожар все усиливался… Но, и находясь вне боевой линии, он все же продолжал сражаться так, что наши воины отдавали должное его геройскому сопротивлению…”
Между тем, положение “Суворова” становилось все хуже и хуже. “В нижней батарее за недостатком рук начали чаще и чаще заниматься пожары… Из судовых офицеров, кроме Богданова, прибежал еще лейтенант Вырубов (младший минер). Молодой, рослый, здоровый, в кителе нараспашку, он всюду бросался в первую голову, и один его окрик “Навались! Не сдавай!” – раздававшийся среди дыма и пламени, казалось, удваивал силы работавших…
В это время случайно проходивший мимо “Суворова” миноносец “Буйный”, по собственной инициативе, приблизился к искалеченному броненосцу, чтобы спросить, не может ли он быть чем-нибудь полезен. Флаг-капитан, находившийся на срезе, приказал ему семафором (руками) сигнал: “Примите адмирала”. “Буйный” держался на ходу не далеко от борта. Командир его, капитан 2 ранга Коломийцев, кричал в рупор: “Есть ли у вас шлюпка перевезти адмирала? У меня нет!”
В компании с Курселем, боцманом и еще двумя- тремя матросами мы достали из верхней батареи несколько полуобгорелых коек, какой-то конец и начали из этого материала вязать нечто вроде плота, на котором рассчитывали спустить адмирала на воду и так передать на миноносец. Рискованно, но другого выхода не была.
– Ваше превосходительство! Выходите! Адмирал молча смотрел на нас, покачивая головой… Не то соглашался, не то нет… Положение было затруднительное…
– Что вы разглядываете! – вдруг закричал Курсель. – Берите его! Видите, он совсем раненый!
И словно все только и ждали этого крика, этого толчка… Все сразу заговорили, заторопились… Несколько человек пролезло в башню… Адмирала схватили под руки, подняли…, но едва он ступил на левую ногу, как мучительно застонал и окончательно лишился сознания. Это было и лучше.
Адмирала поспешно притащили на руках с кормового на носовой срез узким проходом между башней и раскаленным бортом верхней батареи и отсюда по спинам людей, стоявших на откинутом полупортике и цеплявшихся по борту, спустили, почти сбросили на миноносец, выбрав момент, когда этот последний поднялся на волне и метнулся в нашу сторону.
– Ура! Адмирал на миноносце! Ура! – закричал Курсель, махая фуражкой…
– Ура! – загремело кругом.
Как я с моими порчеными ногами попал на миноносец, не помню… Помню только, как, лежа на горячем кожухе между трубами, смотрел, не отрывая глаз, на “Суворов”…
Это были мгновения, которые уже никогда не изглаживаются из памяти.
– Отваливайте скорее!-кричал со среза Курсель…
– Не теряйте минуты! Отваливайте! Не утопите адмирала, – ревел Богданов, перевесившись за борт и грозя кулаком Коломейцеву…
– Отваливайте! черт возьми! отваливайте! – поддерживал Вырубов, высунувшись из пушечного порта позади правой передней 6-дюймовой башни…
Отваливай! Отваливай! – вторила им, махая фуражками, команда, вылезшая на срез, выглядывавшая из портов нижней батареи.
Выбрав момент, когда миноносец откинуло от борта, Коломейцев дал задний ход… Прощальное “Ура” неслось с “Суворова”… (Столь трогательное “прощание” моряков “Суворова”, брошенных на смерть, с З.П. Рожественским, скорее всего плод чьей- то фантазии. – Прим. ред. альманаха “Боевые корабли мира ”).
Вот как описывают японцы последние его минуты: “В сумерках, в то время, как наши крейсера гнали неприятельские к северу, они увидели “Суворова”, одиноко стоявшего вдали от места боя, с сильным креном, окутанного огнем и дымом. Бывший при наших крейсерах отряд миноносцев капитан-лейтенанта Фудзимото тотчас же пошел на него в атаку.
Этот корабль (“Суворов”), весь обгоревший и еще горящий, перенесший столько нападений, расстреливающийся всей (в точном смысле этого слова) эскадрой, имевший только одну случайно уцелевшую пушку в кормовой части, все же открыл из нее огонь, выказывая решимость защищаться до последнего момента своего существования, пока плавает на поверхности воды.
Наконец в 7 часов вечера, после двух атак наших миноносцев, он пошел ко дну”.
Редактор издания 1910 г.
К сожалению, японцы открытого морского боя, наверно, не дадут, так как для них риск большой, а будут морить нас мелкими гадостями в виде всевозможных мин и брандеров. Теперь мы на пороге самых интересных событий. Когда это письмо дойдет до Вас, судьба многих из нас уже решится.