Лейб-гвардии Кавалергардский полк

Лейб-гвардии Кавалергардский полк

Со 2 ноября 1894 г. стал именоваться Кавалергардским Ее Величества Государыни Императрицы (т. е. вдовствовавшей императрицы Марии Феодоровны) полком. Перед Первой мировой войной полк квартировал в Санкт-Петербурге.

Старшинство полка – с 11 января 1799 г.

Полковой праздник – 5 сентября, в день Свв. Захария и Елизаветы.

Полковой храм – Церковь Захарии и Елизаветы (Захарьевская ул., 25). Снесена в 1948 г.

Личный состав – рядовые и унтер-офицеры самые высокие (не ниже 187 см) голубоглазые и сероглазые безбородые блондины.

Масть лошадей – гнедая.

Флюгер на пике – кирасирского образца, ало-бело-алый.

«Полк своим видом воскрешал в памяти давно отжившие времена эпохи Александра I и Николая I, выступая в белых мундирах – колетах, а в зимнее время – в шинелях, поверх которых надевались медные блестящие кирасы, при палашах и гремящих стальных ножнах и в медных касках, на которые навинчивались острые шишаки или, в особых случаях, посеребренные двуглавые орлы. Орлы эти у солдат назывались почему-то „голубками“. Седла покрывались большими красными вальтрапами, обшитыми серебряным галуном. Первая шеренга – с пиками и флюгерами. Обыкновенной же походной формой были у нас черные однобортные вицмундиры и фуражки, а вооружение – общее для всей кавалерии: шашки и винтовки. Но этим, впрочем, дело не ограничивалось, так как для почетных караулов во дворце кавалергардам и конной гвардии была присвоена так называемая дворцовая парадная форма. Поверх мундира надевалась кираса из красного сукна, а на ноги – белые замшевые лосины, которые можно было натягивать только в мокром виде, и средневековые ботфорты. Наконец, для офицеров этих первых двух кавалерийских полков существовала еще так называемая бальная форма, надевавшаяся два-три раза в год на дворцовые балы. Если к этому прибавить николаевскую шинель с пелериной и бобровым воротником, то можно понять, как дорог был гардероб гвардейского кавалерийского офицера. Большинство старалось перед выпуском дать заказы разным портным: так называемые первые номера мундиров – дорогим портным, а вторые и третьи – портным подешевле. Непосильные для офицеров затраты на обмундирование вызвали создание кооперативного гвардейского экономического общества с собственными мастерскими. Подобные же экономические общества появились впоследствии при всех крупных гарнизонах.

Рядовой Кавалергардского полка в кирасе и каске

Церковь правв. Захария и Елизаветы при лейб-гвардии Кавалергардском полку

К расходам по обмундированию присоединялись затраты на приобретение верховых лошадей. В гвардейской кавалерии каждый офицер, выходя в полк, должен был представить двух собственных коней, соответствующих требованиям строевой службы: в армейской кавалерии офицер имел одну собственную лошадь, а другую – казенную».[85]

Офицерский белый колет имел галунную обшивку и петлицы по прибору. Эполеты пехотного образца на подкладе полкового цвета. Шаровары синие с цветной полковой выпушкой. Каска из желтой меди с окантовкой из белого металла. Спереди серебряная Андреевская звезда. Фигура орла и подбородочная чешуя – серебряные или позолоченные – по прибору. Под правой розеткой чешуи – круглая серебряно-черно-золотая кокарда. Кираса из желтой меди с обкладкой цветным полковым шнурком и с красным поясным ремнем и подбоем чешуй. Лядунка из черной кожи с серебряной звездой. Перевязь лядунки и ремни палаша покрыты галуном по цвету прибора. Палаш с медной гардой и стальными ножнами. Темляк из черной ленты с серебряной строчкой и серебряной кистью с вплетениями оранжевого шелка. Револьвер в кобуре из черной глянцевой кожи. Револьверный шнур из белого шелка с оранжевыми и черными вплетениями. Перчатки белые с крагами.

Солнце Аустерлица

Самым эффективным боевым построением, восходящим еще ко временам рыцарской конницы, в XVIII – начале XIX в. было каре, выставив штыки на все четыре стороны.

Первые ряды пехотинцев становились на колени и упирали ружья прикладами в землю, как когда-то поступали с пиками пикинеры.

Легкая кавалерия ничего с каре поделать не могла. Вот тогда и возродилась тяжелая кавалерия. Да она, собственно, и не умирала со времен Средневековья, а только видоизменялась. Тяжелая конница выполняла роль тарана. Она наступала в правильном строю. Раздавался хриплый голос полковой трубы, и кавалеристы на огромных конях, поблескивая латами, сохраняя строгое ровнение, мчались, стремясь проломить оборону.

20 ноября 1805 г. под Аустерлицем в критический момент сражения, когда русская гвардия была прижата превосходящими силами французов к Раустицкому ручью, кавалергарды переправились через ручей по плотине, после чего первые три эскадрона развернулись вправо, сдерживая натиск противника, а четвертый и пятый эскадроны атаковали легкую французскую кавалерию, осаждавшую Семеновский полк. Всего в бою полк потерял треть офицеров и 226 нижних чинов.

Четвертый эскадрон под командованием полковника князя Н. Г. Репнина-Волконского и первый взвод 1-го шефского эскадрона под командованием корнета Александра Альбрехта оказались в окружении. Вырваться сумели лишь 18 человек – остальные были убиты или попали в плен ранеными.

Офицеры героического эскадрона, попавшего в окружение, все были ранены, а затем пленены. Некоторые держались на ногах, и их подвели к Наполеону.

– Кто старший? – осведомился император.

Ему назвали князя Репнина.

– Вы командир Кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.

– Я командовал эскадроном, – ответил Репнин.

– Ваш полк честно выполнил свой долг!

– Похвала великого полководца есть лучшая награда солдату.

– С удовольствием отдаю ее вам. Кто этот молодой человек рядом с вами?

– Это сын генерала Сухтелена, он служит корнетом в моем эскадроне.

– Он еще слишком молод, чтобы драться с нами, – заметил Бонапарт.

Офицеры Кавалергардского полка в парадной форме на Садовой ул. в Санкт-Петербурге.

И юный Сухтелен (ему было 17 лет), раненный в голову и ногу, воскликнул:

– Не нужно быть старым для того, чтобы быть храбрым!

Когда Толстой пишет о «богачах красавцах на тысячных конях», он пишет правду. Кавалергардский полк – самый привилегированный в России. Одно перечисление фамилий офицеров чего стоит. Здесь служили:

декабристы Анненков и Волконский;

Гедеонов Александр Михайлович – директор Императорских Петербургских театров;

Давыдов Денис Васильевич – герой Отечественной войны 1812 г., генерал-лейтенант, поэт;

Давыдов Евдоким Васильевич – генерал-майор, брат Д. В. Давыдова;

Дантес Жорж Шарль, барон де Геккерен – убийца А. С. Пушкина;

Ивашев Василий Петрович – декабрист;

Игнатьев Алексей Алексеевич – граф, генерал-лейтенант, автор мемуаров «50 лет в строю»;

Ипсиланти Александр Константинович – князь, генерал-майор, руководитель Греческой революции;

Лунин Михаил Сергеевич – декабрист;

Маннергейм Карл-Густав-Эмиль – генерал-лейтенант русской армии, маршал Финляндии, главнокомандующий Вооруженными силами Финляндии, президент Финляндии;

Мартынов Николай Соломонович – убийца М. Ю. Лермонтова;

Муравьев Александр Михайлович – декабрист, младший брат Н. Муравьева;

Родзянко Михаил Владимирович – председатель III и IV Государственной думы;

Скобелев Михаил Дмитриевич – генерал от инфантерии;

Скоропадский Павел Петрович – генерал-лейтенант, гетман Украины.

И еще десятки дворян из самых старых родов…

В 1812 г. полк отличился под Бородино. Конный и Кавалергардский полки вступили в сражение в критический момент, во время третьей атаки французов на батарею Раевского. Кавалергарды атаковали кавалерию Груши и смяли ее. В бою полк потерял 14 офицеров и 93 нижних чина.[86]

Кавалергард. Рис. Н. Самокиша

Во время Крымской войны в 1853–1855 гг. полк располагался в Бяла-Подляска в связи со сосредоточением на западной границе Российской империи прусских и австрийских войск.

В начале Первой мировой войны полк принял бой на пятый день войны, 6 августа 1914 г., у д. Каушен в ходе Восточно-Прусской операции. Только в бою у Каушена и Краупишкена Кавалергардский и лейб-гвардии Конный полк потеряли убитыми и ранеными более половины наличных офицеров. Общие потери составили около 380 человек. Немцы потеряли 1200 человек.

До 1916 г. полк участвовал в боевых действиях на различных фронтах. Белые мундиры и золотые кирасы были заменены формой защитного цвета, а вместо обучения действиям в конном строю кавалергардов обучали окапыванию, перебежкам, ползанию. В июле 1916 г. полк принял участие в Брусиловском прорыве. Это его последнее боевое задание, затем он был отведен в тыл. Кавалергардский полк расформировали в ноябре 1917 г. Офицеры полка осенью 1918 г. в основном служили в Черкесской конной дивизии. С конца октября 1918 г. кавалергарды составили взвод (с января 1919 г. – эскадрон) команды конных разведчиков Сводно-гвардейского полка. С 24 марта 1919 г. эскадрон полка (18 офицеров), а затем дивизион входил в состав Сводного полка Гвардейской кирасирской дивизии (с 19 июня – 1-го Гвардейского Сводно-кирасирского полка), где в июле кавалергарды были представлены двумя эскадронами. Третий эскадрон, сформированный в Лубнах, присоединился к полку в декабре 1919 г. С 15 декабря 1919 г. эскадрон полка входил в Сводно-гвардейский кавалерийский полк 1-й Кавалерийской дивизии и в Сводную кавалерийскую бригаду, а по прибытии в Крым с 1 мая 1920 г. стал 1-м эскадроном Гвардейского кавалерийского полка. Полк потерял в Белом движении 16 офицеров (расстреляны – 7, убиты – 5 и умерло от болезней – 4).

Полковое объединение в эмиграции – «Кавалергардская семья», на 1951 г. насчитывало 59 человек. В 1938–1968 гг. издавало на ротаторе ежегодный журнал «Вестник кавалергардской семьи».

Дислокация

Комплекс казарм Кавалергардского полка занимал целый квартал. Расположился с 1803 г. на месте нескольких участков частных лиц и «Запасного придворного двора». Строительство началось в 1800 г. (арх. Л. Руска; главный корпус – Шпалерная ул., 41; манеж Кавалергардского полка – Потемкинская ул., 1; конюшни, кузница – Захарьевская, 22, примыкали к зданию Кавалергардского манежа). За ними – здание церкви Кавалергардского полка (снесена в 1948 г.). Служебное здание Кавалергардского полка (Захарьевская ул., 37).

Каменные здания хозяйственных служб Кавалергардского полка строились одновременно с казармами полка. В 2001 г. дом включен КГИОП в «Список вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».

В 1851 г. император Николай I повелел передать дом Придворного ведомства (Шпалерная ул., 38, Чернышевского пр., 2) лейб-гвардии Кавалергардскому полку. Офицерским корпусом казарм Кавалергардского полка это здание оставалось до 1917 г. В 1896 г. здание перестроили по проекту военного инженера Б. И. Сегена. Ныне это трехэтажный жилой дом.

Казармы Кавалергардского полка (Шпалерная ул., 40; 1852, 1806 гг., арх. Б. И. Сеген).

Административное здание (Шпалерная ул., 53).

Евдоким Васильевич Давыдов, генерал-майор (1786–1843

Евдоким Васильевич Давыдов – младший брат партизана-поэта, был втором сыном в семье.

В 1801 г., поступив в Кавалергардский полк эстандарт-юнкером, в следующем году произведен подпоручиком в лейб-гвардии Егерский батальон.

Переведенный в Кавалергардский полк корнетом 26 марта 1803 г., в 1804 г. произведен в поручики. Давыдов принял участие в кампании 1805 г. При Аустерлице, получив пять ран саблею, одну штыком и одну пулею, Давыдов оставлен замертво на поле сражения. Пролежав до ночи, он пришел в себя и кое-как добрел до ближайшей деревни, занятой нашими ранеными. Спустя трое суток двое раненых кавалергардов уговорили Давыдова пойти вслед за отступавшей русской армией; на пути они были настигнуты эскадроном французских конно-гренадер, отряженных для собирания раненых, и попали в плен. К счастью для Давыдова, эскадронный командир отдал его в распоряжение одного из своих офицеров, поручика Серюга, племянника министра иностранных дел Маре (герцога Бассано). Серюг принял в изнемогшем от ран и голода пленнике живейшее участие. Посадив его на лошадь, Сегюр доставил Давыдова до ближайшей деревни и оттуда отправил в Брюн, где находилась главная квартира Наполеона. В лазарете Наполеон, обходя больных, спросил Давыдова: «Combien de blessures, monsieur?» – «Sept, Sire», – ответил Давыдов. – «Autant de marques d’honneur». («Сколько у Вас ран? – «Семь», – ответил Давыдов – «Так много наград»).

Е. В. Давыдов

По возвращении из плена Давыдов награжден золотой шпагой «За храбрость» и 1 ноября 1806 г. произведен в штабс-ротмистры. Едва оправившись от ран, он снова принял участие в борьбе с Наполеоном, участвуя с полком в кампании 1807 г. По возвращении в Россию Давыдов 11 февраля 1808 г. назначается адъютантом к генерал-лейтенанту князю Горчакову и во время Финляндской кампании состоял при главной квартире графа Буксгевдена. В списке чинов, отличившихся при осаде Свеаборга, молодой штабс-ротмистр аттестован Буксгевденом как офицер, который «исправлял возложенныя на него поручения с расторопностью и оказывал неустрашимость». Посланный затем в корпус Н. Н. Раевского, действовавший на севере Финляндии, Давыдов и здесь «отличною храбростию и примерным исполнением своих обязанностей обратил на себя непосредственное внимание начальства». Находясь всегда в авангарде, он принимал участие в делах при Кушлейно, при Наухамисбо, при Куортане и получил орден Св. Владимира IV степени с бантом при занятии города Аленберга, «оказывая всюду примерную храбрость и примером своим воодушевляя стрелков».

В 1809 г. Давыдов произведен в ротмистры и, взяв отпуск, занялся приведением в порядок своих денежных дел. На родовом имении, которым он владел сообща с братом своим Денисом, лежал долг, сделанный их отцом и простиравшийся до 100 000 руб. Как раз в это время выступили со своими требованиями кредиторы; один из них, надворный советник Федор Беклешов, особенно настойчиво требовал немедленной уплаты 3300 руб. по векселю, выданному отцом Давыдовых. Братья ссылались на то, что имение их заложено в Государственном банке; тогда проситель указал как на источник для удовлетворения его претензий на принадлежавшие Давыдовым села Андрейково и Кеначево в Псковском уезде и село Степановское – в Островском, чистого дохода с которых, за уплатою банку 2400 руб., остается 850 руб. После долгой переписки между братьями, служившими тогда уже в разных полках, кредитор был удовлетворен, окончательно же распутаться с долгами Давыдовым удалось лишь после Отечественной войны, когда за их заслуги были сложены, по распоряжению Александра I, все их казенные долги.

В Отечественную войну и в кампанию 1813–1814 гг. Е. В. Давыдов находился в рядах Кавалергардского полка и участвовал в Бородинском сражении, где командовал эскадроном, был ранен и получил орден Св. Анны II степени. За сражение при Кульме 17 и 18 августа 1813 г. произведен в полковники; под Фершампенуазом Давыдов командовал 2-м дивизионом и при атаке французской кавалерии участвовал во взятии 4 орудий, за что награжден орденом Св. Георгия IV степени, получил прусский орден «Pour le M?rite» и баварский Максимилиана.

В 1818 г. Давыдов назначен флигель-адъютантом, а в следующем 6 марта – начальником штаба 6-го пехотного корпуса и в том же году переведен в Свиту Его Величества по квартирмейстерской части. В 1820 г. Давыдов произведен в генерал-майоры и назначен состоять при дивизионном начальнике сначала 3-й, а потом 2-й Кирасирской дивизии. Брат Денис, Ермолов и Закревский принимали большое участие в его служебной карьере и находились по этому поводу в постоянной переписке между собою. 15 октября 1821 г. Ермолов писал Закревскому: «Евдоким прекрасно проводит время и малый любезный. С ним большое делают свинство, что не дают бригаду, тогда как есть многие командиры в поношение человечества». Наконец, 6 февраля 1823 г. состоялось назначение его командиром 2-й бригады 3-й Кирасирской дивизии. В 1825 г. он перемещен в 1-ю бригаду 2-й Кирасирской дивизии, в 1828 г. зачислен по кавалерии и, наконец, в 1834 г. занял должность председателя комиссии военного суда при Московском ордонансгаузе.[87] Эту должность он занимал до самой смерти, последовавшей в 1843 г. от рака на языке. В последние годы жизни Давыдов неоднократно получал награды орденами и деньгами. Так, в 1836 г. ему пожалован орден Св. Станислава II степени, а в следующем тот же орден I степени; в 1841 г. он дважды получил пособие по 1500 руб., в 1843 г. ему назначено пособие в 600 червонцев и, кроме того, еще 838 руб. 50 коп.

Давыдов был женат на дочери генерал-майора Николая Алексеевича Ермолова, Екатерине Николаевне, и имел двух сыновей – Николая (кавалергарда) и Василия. Отличаясь живым и общительным характером, Е. В. Давыдов, вместе со своим братом Денисом, считался одним из остряков своего времени. Он находился в постоянной дружеской переписке с князем П. А. Вяземским, А. И. Тургеневым, Закревским и другими выдающимися деятелями эпохи; в их воспоминаниях и письмах вместе с именем Дениса Давыдова часто встречается и имя его менее известного брата. Могила Е. В. Давыдова находилась в Московском Покровском монастыре. Ныне на территории кладбища Покровского монастыря разбит Таганский парк.

Убийцы поэтов

«Сто семьдесят четыре года тому назад произошла роковая дуэль. Кавалергард Дантес вызвал юнкера Пушкина…» (Новости. 5-й канал. 8 февраля 2011 г. 20.25).

Я чуть в обморок не упал! Это не оговорка! Это махровая дичайшая безграмотность, которая наползает на Россию, как дерьмо из деревенского сортира, куда местная шпана насыпала пивных дрожжей. Надо же такое сказать! Мадам диктор не ужаснулась, редактор не подавился сигаретой! Все «на голубом глазу», без тени сомнения в голосе.

Не знаю, как сегодня, когда похоже, что реформа образования, начатая экзаменом на три буквы «ЕГЭ», скоро доведет школьную программу до одного профилирующего предмета – физкультуры, а все остальное факультативно и за деньги, но в мои школьные годы любой пятиклассник знал историю дуэли Дантеса и Пушкина как собственную биографию. Для нынешнего читателя, оказывается, нужно ее повторить. Цитирую Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона.

«В петербургском большом свете, куда Пушкин вступил после женитьбы, он и жена его были „в моде“: жена – за красоту и изящество манер, он – за ум и талант». Но их не любили и охотно распространяли о них самые ядовитые сплетни. Даже кроткая Наталья Николаевна возбуждала злую зависть и клеветы (см. письмо П. к П. А. Осиповой, № 435); еще сильнее ненавидели самого Пушкина, прошлое которого иные находили сомнительным, а другие – прямо ужасным, и характер которого, и прежде не отличавшийся сдержанностью, теперь, под влиянием тяжелого и часто ложного положения (он должен был представляться богаче, чем был в действительности), бывал резок до крайности. Его агрессивное самолюбие, его злые характеристики, некоторые его стихотворения («Моя родословная», «На выздоровление Лукулла» и пр.) возбуждали к нему скрытую, но непримиримую злобу очень влиятельных и ловких людей, искусно раздувавших общее к нему недоброжелательство. Пушкин чувствовал его на каждом шагу, раздражался им и часто сам искал случая сорвать на ком-нибудь свое негодование, чтобы навести страх на остальных.

4 ноября 1836 г. Пушкин получил три экземпляра анонимного послания, заносившего его в орден рогоносцев и, как он был убежден, намекавшего на настойчивые ухаживания за его женой кавалергардского поручика барона Дантеса, красивого и ловкого иностранца, принятого в русскую службу и усыновленного голландским посланником, бароном Геккереном. Пушкин давно уже замечал эти ухаживания (письмо № 477) и воспользовался получением пасквиля, чтобы вмешаться в дело. Он отказал Дантесу от дому, причем Дантес играл роль такую жалкую, что некоторое сочувствие, которое, может быть, питала Наталья Николаевна к столь «возвышенной страсти» – сочувствие, старательно подогревавшееся бароном Геккереном, – потухло в «заслуженном презрении».

Так как сплетни не прекращались, то Пушкин вызвал Дантеса на дуэль; тот принял вызов, но через барона Геккерена (см. письмо № 477; ср. «Воспоминания» графа В. Д. Сологуба, М., 1866. С. 49) просил отсрочки на 15 дней. В продолжение этого времени Пушкин узнал, что Дантес сделал предложение его свояченице[88] Е. Н. Гончаровой – и взял свой вызов назад.

Свадьба произошла 10 января 1837 г.; друзья Пушкина успокоились, считая дело поконченным. Но излишние и со стороны иных злостные старания сблизить новых родственников снова все испортили: Пушкин очень резко выражал свое презрение Дантесу, который продолжал встречаться с Натальей Николаевной и говорить ей любезности, и Геккерену, который усиленно интриговал против него. Сплетни не прекращались. Выведенный окончательно из терпения, Пушкин послал Геккерену крайне оскорбительное письмо, на которое тот отвечал вызовом от имени Дантеса. Дуэль произошла 27 января, в 5-м часу вечера, на Черной речке, при секундантах: секретаре французского посольства д’Аршиаке (со стороны Дантеса) и лицейском товарище Пушкина, Данзасе.

Дантес выстрелил первым и смертельно ранил Пушкина в правую сторону живота; Пушкин упал, но потом приподнялся на руку, подозвал Дантеса к барьеру, прицелился, выстрелил и закричал: «Браво!» – когда увидал, что противник его упал.

Но, почувствовав опасность своего положения, Пушкин опять стал добрым и сердечным человеком: прежде всего старался не испугать жены, потом постарался узнать правду от докторов, послал к государю просить прощения для своего секунданта, исповедовался, приобщился, благословил детей, просил не мстить за него, простился с друзьями и книгами, перемогал ужаснейшие физические страдания и утешал, сколько мог, жену. Он скончался в 3-м часу пополудни 28 января 1837 г. Его отпевали в придворной конюшенной церкви, после чего А. И. Тургенев отвез его тело для погребения в Святогорский монастырь, близ Михайловского».[89]

Я понимаю, что требую от нынешних тружеников голубого экрана невозможного, но все-таки хочется пояснить, что кавалергард – не воинское звание, а род тяжелой кавалерии. Француз на русской службе Георг-Карл Д’Антес носил военный чин поручика, т. е. был младшим офицером. Несмотря на то что его освободили от экзаменов по русской словесности, военному уставу и военному судопроизводству, офицерский экзамен он сдал только на «удовлетворительно», но в 1834 г. определен в Кавалергардский полк корнетом[90] и через два года произведен в поручики. «При определении Дантеса в полк ему из собственной шкатулки государя назначено было 6000 руб. асс. в год содержания, дана казенная квартира, из придворной конюшни подарены два коня и проч.». За что ж такие милости?

«Жорж-Карл Дантес родился в Комор-Эльзасе в небогатой дворянской семье в 1812 году. Получив первоначальное образование в Эльзасе, Дантес учился затем в Бурбонском лицее в Париже. Школяр он был посредственный, науки изучал плохо, а литературой совершенно не интересовался. Следующая ступень образования Дантеса – Королевское военное училище Сент-Сир. Училища, правда, он не кончил, проучившись лишь 9 месяцев. После июльской революции 1830 г. Дантес, не желая служить новому королю Людовику-Филиппу, примкнул к легитимистам (сторонники законного короля, свергнутого Карла X), группировавшимся в Вандее вокруг герцогини Беррийской.[91] Но легитимисты проиграли, и Дантес вернулся в имение отца в Эльзасе, а потом поехал искать счастья в чужой стороне. Поначалу он намеревался поступить на военную службу в Пруссии, но там ему пришлось бы начинать с незначительной должности унтер-офицера, что амбициозного юношу не устраивало. Тогда Дантес взял рекомендательное письмо у принца Вильгельма Прусского, с которым был знаком лично, и отправился в Россию».[92]

«Графиня Фикельмон, пользовавшаяся особенным благоволением императрицы Александры Федоровны, и бо?льшая часть знати приняли юного искателя фортуны под особое свое покровительство. Дантес, по отзывам лиц, близко его знавших, был красивый блондин, скорее остроумен, нежели умен, образования поверхностного; отличительною чертою его характера была чисто гасконская хвастливость успехами у прекрасного пола. В судьбе Дантеса живейшее участие приняла также французская колония в Петербурге, в особенности баталический живописец Ладюрнер, мастерская которого находилась в Эрмитаже и нередко посещалась императором Николаем I. Вскоре по определении в полк этот баловень счастья до того полюбился барону Геккерен де Беверваард, состоявшему тогда в Петербурге голландским послом, человеку холостому и богатому, что тот усыновил его с единственным условием, чтобы Дантес принял его фамилию».

Александр Сергеевич Пушкин никогда в военном училище не учился, никогда не был прикомандирован к какому-либо полку, а потому, стало быть, и юнкером, даже в самые юные свои годы, быть не мог.

По личному повелению государя поэт носил придворное звание камер-юнкера, и хотя Александр Сергеевич своей службой тяготился, считал ее для себя унизительной, поскольку это был младший придворный чин, но по Табели о рангах этот чин был несравнимо выше чина поручика, даже гвардии. Заметим, что в гвардии чины считались на класс выше, чем в армии, не говоря уже о статской службе.

Поручик армейской кавалерии – Х класс, равный казачьему сотнику, гвардейскому корнету, мичману флота и коллежскому секретарю в статской службе.

Поручик Гвардейской кавалерии – IX класс – подъесаул, лейтенант флота, титулярный советник – это чин Дантеса.

Теперь приведу цитату из книги Г. А. Мурашова «Титулы, чины, награды» (СПб., 2003. С. 103–104), где подробно и точно сказано о чине Александра Сергеевича Пушкина.

«…Несколько слов о нашей национальной гордости – об А. С. Пушкине. 31 декабря 1833 г. ему был присвоен чин камер-юнкера. Это соответствовало чину V класса. Общество, и сам поэт в первую очередь, был оскорблен таким низким чином. И здесь мне хочется порассуждать.

До того Александр Сергеевич имел чин титулярного советника, что соответствовало IX классу. Это действительно низкий чин, который не позволял ему являться во дворец. Чин камер-юнкера разрешал бывать во дворце. Больше того, он всего на одну ступень был ниже генеральской должности. И мне думается, оснований для обиды у него не должно было быть. В конце концов, он же не служил в армии, не занимал высокий пост в иерархии гражданской службы. Он был поэт. Великий поэт. Но… не служака.

Другое дело, что камер-юнкеры обязаны были дежурить при императрице, допускать и представлять на прием лиц, которым разрешалась аудиенция. Дежурить во время придворных церемоний, балов, в театрах. Вот это для Пушкина – ни к чему. Он уже при жизни знал себе цену.

Так что, говоря об обиде Александра Сергеевича, не надо напирать на то, что чин ему дали маленький, как это представляют себе наши учителя, разъясняющие школьникам тогдашнюю ситуацию. Надо говорить об унизительных (хотя и тут смотря для кого) обязанностях камер-юнкера. Если другой считал за честь дежурить в присутствии императора, то Пушкин это воспринимал как наказание.

И еще, среди пожалованных в камер-юнкеры были чиновники моложе Пушкина. Но это уже дело времени. Не попадался Пушкин на глаза императору до того. А его и это задело.

Скажу откровенно, в школе после разъяснения нам ситуации вокруг Пушкина в связи с присвоением ему чина камер-юнкера у нас, школьников, сложилось мнение, что камер-юнкер – это что-то вроде пажа, юноши, даже мальчика, которому поручалось носить за императрицей шлейфы. Вот что значит преподнести ситуацию не так, как она есть.

Что уж говорить о тексте, прозвучавшем по телевидению на всю страну, где А. С. Пушкин стал просто «юнкером». Замечу, что кроме учащихся военных училищ юнкерами с 1806 г. именовались кавалерийские унтер-офицеры и унтер-офицеры из дворян.

Невольно видится «дистанция огромного размера» между школьным образованием даже времени социализма и нынешним, и она стремительно увеличивается в сторону полного, и кому-то так желанного, одичания наших соотечественников.

Потому, наверное, стоит сказать и о последствиях дуэли, которые по указу государя во времена Пушкина были категорически запрещены.

Военный суд первой инстанции (полковой) приговорил, в предварительном порядке, Геккерена и Данзаса к смертной казни – по законам времен Петра I; по смыслу 139-го воинского артикула (1715 г.), ссылка на который присутствует в материалах уголовного дела, погибший на дуэли также подлежал посмертной казни: «Все вызовы, драки и поединки чрез сие наижесточайше запрещаются <…> Кто против сего учинит, оный всеконечно, как вызыватель, так и кто выйдет, имеет быть казнен, а именно повешен, хотя из них кто будет ранен или умерщвлен, или хотя оба не ранены, от того отойдут. И ежели случитца, что оба или один из них в таком поединке останетца, то их и по смерти за ноги повесить».

Приговор докладывался вверх по начальству; в итоге определение генерал-аудиториата А. И. Ноинского от 17 марта 1837 г. предлагало: Геккерена, «лишив чинов и приобретенного им Российского дворянского достоинства, написать в рядовые, с определением на службу по назначению Инспекторского Департамента», в отношении секунданта Пушкина подполковника Данзаса[93] предлагалось, принимая во внимание его боевые заслуги и иные смягчающие вину обстоятельства, ограничиться арестом еще на 2 месяца (он уже находился под арестом), после чего «обратить по-прежнему на службу»; «преступный же поступок самого Камер-юнкера Пушкина <…> по случаю его смерти предать забвению». На докладе Ноинского от 18 марта того же года начертана Высочайшая конфирмация: «Быть по сему, но рядового Геккерена, как не русского подданного, выслать с жандармом за границу, отобрав офицерские патенты».

Смерть Пушкина мало что изменила в репутации Дантеса. На его стороне был бомонд,[94] но многие офицеры посчитали, что «французишка» осрамил собой всю гвардию в целом и полк, к которому был приписан.

Гвардейский офицер Афанасий Синицын вспоминал: «…Я насмотрелся на этого Дантесишку во время военного суда. Страшная французская бульварная сволочь с смазливой только рожицей и с бойким говором. На первый раз он не знал, какой результат будет иметь суд над ним, думал, что его, без церемонии, расстреляют или в тайном каземате засекут казацкими нагайками. Дрянь! Растерялся, бледнел, дрожал. А как проведал через своих друзей, в чем вся суть-то. О! Тогда поднялся на дыбы, захорохорился, черт был ему не брат, и осмелился даже сказать, что таких версификаторов, каким был Пушкин, в его Париже десятки».

«По весьма авторитетному свидетельству, Дантес спустя почти сорок лет после дуэли самодовольно представлялся русским во Франции: „Барон Геккерн (Дантес), который убил вашего поэта Пушкина“».

В 1887 г. посетивший барона парижский коллекционер-пушкинист А. Ф. Онегин не смог удержаться и спросил Дантеса о дуэли с гением:

– Но как же вы решились? Неужели вы не знали?

Ничуть не смутившись, Дантес вызывающе ответил:

– А я-то? Он мог меня убить. Ведь я потом был сенатором!

Судя по всему, Дантес и впрямь до конца не понимал, кого он убил. Мало того, он даже был удовлетворен последствиями поединка.

Внук Дантеса Леон Метман вспоминал: «Дед был вполне доволен своей судьбой и впоследствии не раз говорил, что только вынужденному из-за дуэли отъезду из России он обязан своей блестящей политической карьерой, что не будь этого несчастного поединка, его ждало бы незавидное будущее командира полка где-нибудь в русской провинции с большой семьей и недостаточными средствами».

А карьеру Дантес-Геккерен сделал неплохую. Поначалу, в 1845 г., он стал членом Генерального совета Департамента Верхнего Рейна, а через три года – депутатом Учредительного собрания Франции по округу Верхний Рейн – Кольмар. Депутатство потребовало переезда в Париж, где барон приобрел особнячок на улице Сен-Жорж.

В столице Дантес быстро нарабатывает связи среди влиятельных политиков. В частности, он был секундантом лидера монархистов Тьера на его дуэли с депутатом Биксио. Особняк Дантеса превратился в политический и даже отчасти литературный салон. Политические взгляды барона постепенно стали корректироваться в прагматическую сторону. С угасанием надежды на восстановление монархии Бурбонов Дантес-Геккерен примкнул к сторонникам Луи Бонапарта, внучатого племянника Наполеона I, который 10 декабря 1848 г. избран президентом Франции.

2 декабря 1851 г. в стране произошел очередной государственный переворот. Принц-президент Луи Бонапарт (будущий Наполеон III), распустив Законодательное собрание, практически отменил республику. В мае 1852 г., готовя провозглашение Империи, президент вспомнил о бароне Дантесе-Геккерене и дал ему деликатное поручение – ознакомить со своими намерениями прусского короля, австрийского императора и… императора России Николая I, дабы прозондировать их реакцию. Видимо, будущий император Франции принимал во внимание личное знакомство Дантеса с русским самодержцем.

Николай I согласился принять Дантеса, но только в качестве частного лица, а не официального представителя Луи Бонапарта (поскольку барона выслали из России как person non grata). Эта встреча состоялась в Потсдаме 10 мая 1852 г.

Русский монарх благосклонно поддержал намерения Луи Бонапарта тоже стать монархом. Вряд ли эта поддержка – следствие красноречия Дантеса, но поскольку результат достигнут, принц-президент в награду назначил барона сенатором. Звание сенатора было пожизненным и давало право на весьма приличное содержание из казны – 30 000 франков в год (сумму позднее увеличили до 60 000). Новоиспеченному сенатору исполнилось в тот год всего лишь 40 лет.

На этом Дантес-Геккерен в целом и успокоился. В большую политику больше не лез, видных должностей не получал. Но в общественной жизни все же участвовал, любил выступать в Сенате с речами по внешнеполитическим вопросам. Сохранилось свидетельство Проспера Мериме об одном из таких выступлений:

«На трибуну взошел г. Геккерн, тот самый, который убил Пушкина. Это человек атлетического сложения с германским произношением, с видом суровым, но тонким, а в общем, субъект чрезвычайно хитрый. Я не знаю, приготовил ли он свою речь, но он ее превосходно произнес с тем сдержанным возмущением, которое производит впечатление». В 1860–1880-х годах барон, устав от политики, занялся предпринимательством и достиг неплохих финансовых успехов».[95]

Венчанная жена его Екатерина Николаевна, урожденная Гончарова, вполне в русских традициях, последовала «в изгнание» за мужем. Правда, в Париж, а не в Сибирь!

Она умерла в 1848 г., оставив трех дочерей и сына, и барон еще много лет судился с Гончаровыми из-за небольшого ее наследства (вот она, крысиная мелочность «французишки»).

Дантес скончался 2 ноября 1895 г., окруженный многочисленными детьми, внуками и правнуками. Среди них не было только одной из дочерей барона – Леонии-Шарлотты, она умерла раньше отца – в 1888 г.

На ее судьбу наложила трагический отпечаток дуэль отца с Пушкиным. Изучив в совершенстве русский язык, Леония-Шарлотта влюбилась в творчество Пушкина, после чего возненавидела отца и, мучимая этой ненавистью, сошла с ума. Что это суд Божий, Дантес, вероятно, не понял или не поверил, во всяком случае, он не устрашился и не раскаялся…

Какая поистине сатанинская ирония в том, что величайшего поэта России убил именно Дантес – двуполое ничтожество, международная мразь.

Иное дело – дуэль Мартынова и Лермонтова. И драма убийцы поэта совсем иного содержания.

Николай Соломонович Мартынов (1815–1875)

Николай Мартынов – сын статского советника Соломона Михайловича Мартынова (ум. 1839) и его жены Елизаветы Михайловны, урожденной Тарновской. Семья их была большой, четыре сына и четыре дочери. Двоюродный брат Мартынова – автор исторических романов М. Н. Загоскин.

Николай Мартынов получил прекрасное образование, человек весьма начитанный и с ранней молодости писал стихи. Он почти одновременно с Лермонтовым поступил в юнкерскую школу, где был постоянным партнером поэта по фехтованию на эспадронах. Прослужив некоторое время в Кавалергардском полку, Мартынов в 1837 г. отправился доб ровольцем на Кавказ и участвовал в экспедиции кавказского отряда за Кубань. Награжден орденом Св. Анны III степени с бантом. К моменту ссоры с Лермонтовым имел чин майора в отставке.

Стихотворные и прозаические художественные произведения Мартынова немногочисленны: поэма «Герзель-аул», в которой усматривается подражание «Валерику» Лермонтова и вместе с тем полемика с ним, повесть «Гуаша», опять-таки с чертами полемики в адрес Лермонтова и его «Героя нашего времени», ряд стихотворений – оригинальных и переводных. В определенной степени сочинения Мартынова небезынтересны, во всяком случае не дают основания считать его графоманом. «…Его стихи нашли бы место среди массы посредственных стихов, печатавшихся в то время… Писал он, по-видимому, легко, язык свободный, ритм и рифмы почти всегда безошибочны… Иногда Мартынов склонен и к серьезным размышлениям», – писал исследователь О. П. Попов. Вместе с тем Мартынову присущи (и проявляются в его текстах) повышенное самолюбие, нетерпимость к иному мнению, определенная жестокость характера.

По воспоминаниям современников, Лермонтов в Пятигорске иронизировал над романтической «прозой» Мартынова и его стихами. Мартынов же с обидой считал себя (неизвестно, насколько обоснованно) прототипом Грушницкого в «Герое нашего времени». Лермонтову приписываются два экспромта 1841 г., высмеивающих Мартынова: «Наш друг Мартыш не Соломон» и «Скинь бешмет, мой друг Мартыш», а Мартынову – подобная же эпиграмма «Mon cher Michel». После этого, по мнению Мартынова, – скорее всего, необоснованному – Лермонтов не раз выставлял Мартынова шутом и совершенно извел насмешками.

Подобные, но более резкие взаимные колкости и случайная остановка музыки, из-за чего окончание реплики Лермонтова стало слышно всему залу, стали причиной вызова Мартыновым Лермонтова на дуэль (13 июля 1841 г. в доме Верзилиных); в 6 часов вечера 15 (27) июля дуэль состоялась, и М. Ю. Лермонтов был смертельно ранен.

Подробности столкновения и дуэли в значительной степени скрыты и мистифицированы Мартыновым и секундантами обоих дуэлянтов перед военным судом, и не все ее детали реконструируются теперь надежно. Есть серьезные основания доверять рассказу о том, что Лермонтов отказался стрелять в Мартынова (или даже успел выстрелить в воздух) перед тем, как получил смертельную пулю. Версии о том, что Мартынов был орудием некоего петербургского «заговора против поэта», (популярные в 1930–1940-е гг.), являются явно фантастическими.

Версия о том, что поэт был сражен не им, а якобы скрывшимся в кустах снайпером (1950–1970-е гг.), основанная на не вполне обычном угле между входным и выходным отверстиями сквозной раны, не подтверждена.

За дуэль Мартынов приговорен военно-полевым судом к разжалованию и лишению всех прав состояния, однако по окончательному приговору, конфирмованному Николаем I, приговорен к трехмесячному аресту на гауптвахте и церковному покаянию и в течение нескольких лет отбывал епитимию в Киеве. Впоследствии написал воспоминания о дуэли.

Н. С. Мартынов умер в возрасте 60 лет и похоронен в фамильном склепе рядом со Знаменской церковью в селе Иевлево. Его могила не сохранилась, так как в 1924 г. в усадьбу переселилась Алексеевская школьная колония МОНО, ученики которой, бывшие беспризорники, разорили склеп, а останки Мартынова утопили в ближайшем пруду.

Карл Густав Маннергейм (1867–1951)

Карл-Густав-Эмиль Маннергейм[96] родился 4 июня 1867 г. (третий сын шведского барона Карла-Роберта Маннергейма и финской графини Елены-Жулии). Когда Карлу исполнилось 13 лет, отец обанкротился и убежал от семьи и кредиторов. Мать умерла. Детей разобрали родственники. Поначалу Карла определили в Финский кадетский корпус. Однако накануне выпуска он уходит в самоволку, и его исключают из кадетского корпуса. За два месяца Карл заканчивает Шведский лицей и получает аттестат зрелости.

С сентября 1887 г. Карл живет в России. Он по большому конкурсу поступает в Николаевское кавалерийское училище, заканчивает 1-й курс – четвертым по успеваемости из 84, на втором курсе он уже унтер-офицер. У него во взводе рядовым – будущий генерал Мамонтов. Это училище, кстати, окончили большинство белых генералов, а также Мусоргский и Лермонтов. Поэтому и улица, где было расположено это здание, именуется Лермонтовским проспектом. В 1889 г. состоялся выпуск. Последний выпускной экзамен – кавалерийская джигитовка. На незнакомой лошади надо преодолеть 13 барьеров. Лошадь оказалась норовистой. Перепрыгнув 13-й барьер, она сбросила наездника наземь. Однако все препятствия были преодолены, и Маннергейм получил «отлично», но на другой день выпускник ввязался в скандал в поезде и нагрубил дежурному офицеру. Ему этого не простили, офицерского звания не дали и определили в солдаты. Однако сиятельные родственники добились прощения, и прапорщик Маннергейм отправился в Польшу для службы в Пятой саперной бригаде. Эта служба сделала из него отличного фортификатора.

К. Г. Маннергейм

Мечта Маннергейма – служба в Гвардейском кавалерийском полку, куда зачисляли лишь с разрешения императора и императрицы. Отличная служба, дворянское происхождение и ходатайства высокопоставленных родственников помогли осуществить эту мечту. Конечно, сыграли свою роль и его великолепные физические данные: рост – 186 см. Родственники даже подарили ему 4000 руб., ибо зачисляемый в кавалергарды должен был за свой счет приобрести шесть воинских форм (в том числе шинель с бобровым воротником) и две лошади определенных статей.

Служба в кавалергардах проходила отлично. В 1896 г. состоялась коронация императора Николая II. Из 50 кавалергардов отобрали четверых ассистентов императора. Среди них – Маннергейм. При коронации ассистенты шли рядом с императором. Позже Николай II полчаса разговаривал с Маннергеймом. О чем они говорили, нам неизвестно, но, видимо, разговор был интересным, если император опоздал на обед.

В 1892 г. Маннергейм женился на Анастасии, дочери генерал-лейтенанта Арапова. Состояние Анастасии составляло 800 тыс. руб., три имения (в Горках, под Курском и в Латвии).

Грянула Русско-японская война 1904–1905 гг. Гвардию не трогали. Маннергейм – доброволец, 32 дня добирался до Мукдена, куда ему надо было прибыть. В полку для него не оказалось свободной офицерской должности.

Но он получает задание на разведку и блестяще выполняет его. В результате – первый боевой орден, орден Св. Анны II степени. Вторая боевая операция – конный рейд в глубь позиций японцев. Прошел он не слишком удачно, однако скачки через стены китайских деревень на противника произвели впечатление. Затем Маннергейму дают два дивизиона для обороны штаба 2-й Маньчжурской армии. Он становится полковником.

В один день убиты его ординарец и любимая лошадь Талисман. Кстати, этой лошадью у Маннергейма очень интересовался унтер-офицер Буденный. Он полтора часа расспрашивал о лошади. Маннергейм понял, что Буденный – из зажиточной семьи и его отец разводит высокопородных лошадей.

В 1906 г. Маннергейм познакомился с генералом Корниловым, который ведал отделом по Китаю в Генеральном штабе и знал китайский язык. Итогом этих связей стала военно-научная экспедиция во главе с Маннергеймом в Китай. Экспедиция прошла 14 000 км, продолжалась два года, пользовалась услугами 17 проводников. Итог экспедиции – новые карты для Генерального штаба и масса материалов для Русского географического общества, Финского национального музея и Финно-угорского общества, и – второй орден Маннергейму.

В 1908 г. Генеральный штаб направляет Маннергейма «лечиться» в Японию. На самом деле это разведывательная командировка. Необходимо получить данные о портовых сооружениях в двух японских городах. Маннергейм в этой поездке – гражданское лицо, швед. Отчет об этом задании заслушал царь. Потом состоялась двухчасовая беседа, из-за которой Николай II опоздал на ужин, в итоге у Маннергейма – третий орден.

К. Г. Маннергейм

1909 г. – по окончании отпуска, 10 января, Маннергейм вернулся в Петербург, где получил приказ о назначении его командиром 13-го уланского Владимирского Его Императорского Высочества Великого князя Михаила Николаевича полка. 11 февраля, после короткой поездки в Финляндию, Карл отправился в город Новоминск (ныне – Миньск-Мазовецки), что в 40 км от Варшавы.

Подготовка полка (он принял его от полковника Давида Дитерихса) оказалась слабой, и Маннергейм принялся ее выправлять, как он и делал раньше с другими своими подразделениями. Служба, занятия на плацу и «в поле» по 12 часов через год сделали полк одним из лучших в округе, а умение работать с людьми и личный пример позволили К. Г. Маннергейму заполучить в союзники большинство офицеров полка.

Неоднократно Маннергейм встречался со своим другом и соратником А. Брусиловым, который командовал 14-м армейским корпусом, полк же Маннергейма входил в этот корпус в составе 13-й кавдивизии корпуса, штаб Брусилова дислоцировался в Люблине. Супруга Алексея Алексеевича умерла, отношения с сыном не очень складывались. В один из приездов Брусилова во Владимирский полк генерал-майор торжественно вручил полковнику орден Св. Владимира – награду за азиатский поход.

1910 г. – в конце года Густав присутствовал на свадьбе друга, весьма скромной. Брусилов вторично женился.

При встречах с великим князем Николаем Николаевичем Брусилов постоянно рассказывал ему о Густаве и его достижениях в полку. После разговора великого князя с императором Маннергейм был назначен командиром лейб-гвардии Уланского Его Величества полка с присвоением звания «генерал-майора свиты Его Величества».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.