VII

VII

Суворов соскочил с коня, бросил поводья вестовому и вошел в мазанку.

Денщик Прохор спал, растянувшись на лавке.

– Вставай! – разбудил его Суворов. – Сейчас придут генералы.

Прошка нехотя поднялся и, позевывая, вышел. Суворов заходил из угла в угол.

Сераскер только что прислал ответ на письма, которые вчера отправил ему Суворов. Турки предлагали заключить на десять дней перемирие, чтобы успеть отправить гонца к визирю – узнать, можно ли сдать Измаил русским. Сераскер предупредил, что если русские не согласятся на перемирие, то турки будут защищаться до последнего.

Уловка была ясна: турки просто-напросто хотели оттянуть штурм на несколько дней. Уже начинались зимние туманы, во время которых нечего было и думать идти на штурм. Перемирие было на руку только туркам.

Офицер, передававший письма, говорил с мухафизом,[68] старым трехбунчужным Мегмет-пашой. Вручая ему ответ сераскера, Мегмет гордо сказал:

– Скорее Дунай остановится в своем течении, а небо упадет на землю, чем Измаил сдастся!

Суворов разослал своих ординарцев рассказать во всех полках об этом заносчивом ответе турок и решил поскорее штурмовать Измаил, – все приготовления были уже сделаны.

Сейчас Суворов ждал генералов на военный совет. Он созывал их не потому, что колебался сам или не знал, что предпринять. У Суворова не было никаких сомнений: Измаил должен быть взят и будет взят во что бы то ни стало, – от этого зависела безопасность южных границ России. Суворову хотелось эту свою уверенность в победе вселить в генералов: ведь еще так недавно, до его приезда, они вынесли решение отступать от Измаила.

Впрочем, в войсках с приездом к Измаилу генерала Суворова настроение сразу же изменилось. Суворов каждый день объезжал полки и подолгу говорил с солдатами и младшими офицерами. Он не скрывал того, что Измаил превосходно защищен, что взять его будет чрезвычайно трудно.

– Стены – высокие, рвы – глубокие, но мы, русские, должны Измаил взять! – говорил Суворов.

– С тобою, батюшка, возьмем! – уверенно отвечали солдаты и офицеры.

Суворов несколько раз прошел из угла в угол, потом остановился, глядя на единственную в мазанке короткую лавку. Прикинул в уме:

«Потемкин, Самойлов, Кутузов, Мекноб, де Рибас – пять. Львов, Вестфален, Арсеньев… Человек двенадцать будет. Тут одним генерал-поручикам только поместиться. А где же я генерал-майоров посажу?»

Суворов вышел из мазанки.

– Прошка! – сказал он денщику, который сидел на завалинке. – Надо найти доску – будет много народу, а сесть не на чем.

Прошка засопел от неудовольствия, – приходилось куда-то идти, что-то делать.

– Тоже скажете: доску найти! – поднялся он. – Что это – в Москве аль в Рождествене?

– Не умничай, сам знаю, где мы. А нужно достать! – вспылил Суворов.

– Батюшка барин, мы скамелечку найдем, – подскочил расторопный Ванюшка. – У того, как его, у майора есть, – знаешь, Прохор Иваныч?

– Ну вот и ступайте, – повернулся Суворов.

Больше он не слушал Прошки, который по-всегдашнему не соглашался с вестовым. Суворов в раздумье ходил возле мазанки.

Диспозиция была уже написана вчера. Кажется, в ней ничего не упущено, каждая часть, каждый офицер, каждый солдат имели свое точное место и назначение. Рабочие для подноски лестниц и фашин – тоже. Что делать флоту на Дунае – известно. И все-таки хотелось еще раз продумать: не забыто ли что-нибудь?

День стоял холодный, но Суворову даже в его легком канифасном кафтане было жарко. Он расстегнул кафтан, а маленькую каску бросил на кучу тростника, лежавшего под стеной.

В это время к мазанке подъехал адъютант, которого Суворов послал известить генералов о совете.

– Все исполнено, ваше сиятельство! – подошел к Суворову адъютант.

– Бери бумагу, пиши! – приказал генерал-аншеф.

Адъютант быстро достал бумагу и карандаш.

– Садись, – глазами показал Суворов на завалинку. – Много писать!

Адъютант сел. Суворов, стоя над ним, диктовал. Он хотел в прибавлении к диспозиции сказать точнее о резерве, о том, где и как поставить обоз.

Прошка и вестовой притащили скамейку и кусок доски. Из мазанки слышалось неумолкаемое брюзжанье Прошки. Денщик был сильно зол на Ванюшку за то, что тот выскочил вперед с предложением. Прошка ведь тоже знал, где можно достать скамейку. Прошка давеча перечил барину так, по привычке, а в душе не хуже Ванюшки был готов исполнить поручение Александра Васильевича. И теперь злился на казака.

– Не туда, не этим концом! Орясина! – шипел он.

Суворов ничего не слышал, – он был поглощен своим делом. Даже когда к мазанке стали подъезжать один за другим генералы, он продолжал диктовать. Суворов лишь на секунду оборачивался к приезжавшим.

– Александр Николаевич, пожалуйте в избу, я – сейчас, – сухо сказал он бездарному генералу Самойлову, племяннику светлейшего, который до приезда Суворова был за то, что осаду Измаила нужно снять.

– Осип Михайлович, посиди, голубчик! – приветливо встретил он ловкого, хитрого де Рибаса.

– А, Миша! – по-дружески кивнул он своему любимцу, генералу Кутузову, который когда-то, тридцать лет назад, служил у него в Суздальском полку ротным командиром.

У мазанки уже стоял целый табун лошадей. Генеральские ординарцы и вестовые шептались в стороне.

Последним приехал Павел Потемкин.

– Перепиши, я погляжу, не пропустил ли чего, – бросил Суворов адъютанту и пошел в мазанку.

В тесной хатенке было полно. Генералы с трудом разместились на двух скамейках. Сидели плечом к плечу. На обломок доски, концы которой Прошка положил на обе скамейки, смело уселся де Рибас. Казачьему бригадиру Матвею Платову не хватило места. У самого порога стояло пустое ведро. Платов опрокинул его вверх дном и кое-как уселся на ведре.

Генералы сидели, разговаривая вполголоса. В мазанке было душно. Тучный Кутузов вытирал вспотевшее лицо платком.

Суворов стремительно вошел в мазанку, – генералы даже не успели встать со своих мест.

– Сидите, господа, сидите! – замахал он рукой, видя, что бригадиры поднялись.

Он не пошел к стелу, на котором лежала карта Измаила и горели две свечи, а остановился у порога.

Суворов обвел всех глазами и подумал: что станут говорить сегодня Потемкин, Самойлов, Львов? Те, кто был за отступление от Измаила?

Суворов сказал:

– Измаил – крепость без слабых мест. Гарнизон его – целая армия. Но напрасно турки считают себя в безопасности за каменными стенами. Русские солдаты достанут их и там. Против русского оружия ничто не устоит! Два раза наши войска подходили к Измаилу и два раза отступали. Теперь, в третий раз, остается либо взять Измаил, либо умереть под его стенами! Решайте: штурм или отступление?

Все глянули на самого младшего среди присутствующих – Матвея Платова: он должен был говорить первым.

Черноусый Платов быстро поднялся со своего места, – ведро с грохотом упало набок, но Платов даже не посмотрел на него.

– Штурм! – решительно сказал он.

– Штурм! – подхватили бригадиры Орлов и Вестфален.

– Штурм! Штурм! – единодушно заговорили все генералы.

Суворов просиял: «Значит, дошло! Значит, уверены!» Он порывисто обернулся к Платову и обнял его.

– Спасибо! Спасибо, – говорил Суворов генералам, которые встали со своих мест, – спасибо!

Он поочередно жал каждому руку, приговаривая:

– Сегодня – молиться, завтра – учиться, послезавтра – победа либо славная смерть!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.