Глава 8 Москва и ФРЕЛИМО

Глава 8

Москва и ФРЕЛИМО

Как и с МПЛА, первый контакт между СССР и мозамбикским национально-освободительным движением был связан с… поэзией. Так же, как и Марио де Андраде, Марселино душ Сантуш, который находился в эмиграции в Западной Европе, принял участие в конференции писателей стран Азии и Африки в Ташкенте в октябре 1958 г.[576] Чтобы рассмотреть дальнейшее развитие отношений с этим движением мы снова должны обратиться к воспоминаниям «Камарада Педру».

По его словам, первые сведения, хотя и очень скудные, о существовании националистических мозамбикских организаций стали поступать в самом начале 60-х гг. Все эти организации базировались на территории Танзании. В иностранной прессе публиковались отрывочные данные об Африканском национальном союзе Мозамбика (МАНУ) и Национально-демократическом союзе Мозамбика (УДЕНАМО), но для оценки обстановки и характера этих союзов материалов было явно недостаточно.

Он вспоминает, что одним из первых мозамбикцев, прибывших в Москву, был Аделино Гвамбе, генеральный секретарь УДЕНАМО. Он был гостем Советского комитета солидарности, но как «заинтересованное лицо» Евсюков присутствовал на беседах с ним[577].

В записке в ЦК КПСС руководство СКССАА подчеркивало, что до того времени никаких связей и контактов с представителями национально-освободительного движения Мозамбика не было[578]. Учитывая, что УДЕНАМО был единственной мозамбикской организацией, принимавшей участие в конференции националистических конференций португальских колоний в апреле 1961 г. в г. Касабланке (Марокко), оно предложило удовлетворить просьбу Аделино Гвомбе (так в тексте) и принять его в Москве в июне-июле 1961 г.[579]

Получив согласие «Старой площади», Комитет послал телеграмму Гвамбе через штаб-квартиру Африканского национального союза Танганьики (ТАНУ) в Дар-эс-Саламе, с приглашением посетить Москву в удобное для него время[580]. Визит состоялся в сентябре 1961 г., и в письме в адрес Комитета, написанного в Москве от своего имени и от имени душ Сантуша (который был одним из руководителей УДЕНАМО), Гвамбе запросил помощи в различных областях, включая срочную финансовую помощь и организацию военной подготовки[581].

Евсюков пишет о Гвамбе с большой иронией: «Этот человек оставлял странное впечатление своими крайностями и ограниченностью кругозора. “Раскусить” его было не трудно. В Советский Союз он прилетел из США, и не с пустыми руками. Несмотря на все его попытки представить себя подлинным и единственным представителем борцов за независимость Мозамбика, было совершенно ясно, что перед нами – мелкий политический авантюрист, главной целью которого было дезинформировать нас, получить побольше денег»[582].

Переводчик, сопровождавший Гвамбе, рассказал Евсюкову, как в первый день его пребывания в Москве Гвамбе отказался есть и пил только кефир. Объяснил это тем, что его товарищи по борьбе страдают от голода и нужды, и он из чувства солидарности не может есть. Но к концу дня, изрядно проголодавшись, он с большим аппетитом съел ужин и не вспоминал больше о голодных борцах. При посещении Оружейной палаты в Кремле он обратил особое внимание на рыцарские доспехи, кольчуги, латы, мечи и булавы. Задал вопрос переводчику, вся ли наша армия вооружена этим оружием. На утвердительный ответ воскликнул: «Вот бы было хорошо и нам вооружить всех наших борцов таким же оружием…»

Евсюков продолжает: «Визит генерального секретаря УДЕНЛМО в Москву ничего не дал нам в плане понимания национально-освободительного движения в Мозамбике. Его несостоятельность была совершенно очевидной»[583].

Тем не менее Москва согласилась оказать помощь УДЕНАМО, и, как показывают архивные документы, в 1961 г. этой организации были выделены 3 000 долларов из «Международного фонда»[584].

Евсюков вспоминает, что гораздо лучшее впечатление в Москве произвел доктор Эдуардо Мондлане, который прибыл туда через несколько месяцев после Гвамбе, по пути из США в Дар-эс-Салам[585]. Заочно он был известен в Москве как человек серьезный, ученый, сотрудник ООН. В беседе в Комитете солидарности Мондлане рассказал о своих ближайших планах. По приезде в Танзанию он намерен был объединить национально-патриотические организации и начать организованную активную борьбу за независимость.

Говорить о вооруженной борьбе, по мнению Мондлане, было еще очень рано. Нужна была серьезная предварительная подготовка, и не были исчерпаны все возможные политические средства достижения независимости. По мнению Евсюкова, «высказывания Э. Мондлане были аргументированы с позиции человека, хорошо знающего положение в стране. Было достигнуто взаимопонимание. Замыслы Э. Мондлане нашли полное понимание с нашей стороны»[586].

Планы Мондлане были постепенно выполнены. 25 июня 1962 г. в Дар-эс-Саламе был основан Фронт освобождения Мозамбика, Мондлане был избран его президентом, а священник Уриа Симанго – вице-президентом. Пост секретаря по внешним связям вскоре занял Марселино душ Сантуш, который был уже известен в Москве как генеральный секретарь Конференции националистических конференций португальских колоний (КНОПК), заменившей МАК. В этом качестве он еще раньше, в январе 1962 г. направил письмо в Комитет солидарности с просьбой о предоставлении этой организации ежегодно десяти тысяч фунтов стерлингов[587]. Эта просьба была частично удовлетворена, так, в 1965 г. этой организации было предоставлено 8 400 долларов[588].

Евсюков пишет: «То, что Э. Мондлане был избран председателем [точнее, президентом ФРЕЛИМО], для нас не было неожиданностью. Авторитет этого человека был безусловен.

Он был человеком твердых убеждений, очень быстро прогрессировал в своих политических взглядах, становясь с каждым годом все более убежденным сторонником радикальной политики как в руководстве ФРЕЛИМО, так и в направлении развития национально-освободительной борьбы и ее конечных результатов. В этом плане Э. Мондлане стал представлять наибольшую угрозу для враждебных сил»[589].

Однако, судя по архивным документам, первоначально ситуация была более сложной. Гвамбе и три других представителя УДЕНАМО были в Москве в июле 1962 г., вскоре после создания ФРЕЛИМО в качестве участников Всемирного конгресса за всеобщее разоружение и мир. На встрече в СКССАА Гвамбе, который не вошел в руководство ФРЕЛИМО, резко критиковал Мондлане[590]. Несколько бывших членов УДЕНАМО также жаловались советским дипломатам, что руководство ФРЕЛИМО было захвачено «проамериканскими элементами» и что вся его деятельность направляется посольством США в Дар-эс-Саламе[591]. Они даже утверждали, что они сместили Мондлане и Симанго с постов руководителей Фронта[592], но на деле им этого не удалось.

Вполне естественно, советские представители в своей оценке ситуации стремились учесть мнение своих африканских друзей. В частности, на учредительной конференции Организации африканского единства в Аддис-Абебе в мае 1963 г. Марио де Андраде сказал Латыпу Латыповичу Максудову, советскому представителю в ОСНАА: «Мондлане честный человек, но он не политик, а миссионер… Мондлане не мешает работать [Марселино] дос Сантосу, а здесь можно многое сделать. Дос Сантос работает, поэтому ФРЕЛИМО существует и действует»[593].

Душ Сантуш в беседе с Максудовым был тоже весьма откровенен: «Все знают, и мы знаем, что президент ФРЕЛИМО Эдуардо Мондлане американец, но надо считаться с тем, что сейчас в Мозамбике нет человека, мог бы возглавить борьбу и вокруг которого могли бы объединиться силы, борющиеся за освобождение… Мондлане – пока единственный человек – образованный, имеющий связи и влияние за границей. В конце концов – он мозамбикец, а не белый и не мулат, как я. Не нужно также забывать и того, что Мондлане имеет возможность доставать деньги. Правда, говорят, он достает их от правительства США, но эти деньги идут на борьбу… Мы с самого начала решили – пусть Мондлане будет во главе движения, а мы будем работать внутри движения и направдчть его на правильный путь. Потом можно будет и заменить Мондлане»[594].

Немного ранее, 17 мая того же года, в беседе с советским дипломатом в Дар-эс-Саламе Мондлане дал свою оценку ситуации в Мозамбике и международной деятельности Фронта. Его оценка была довольно оптимистичной. По его словам, ФРЕЛИМО («якобы», добавил дипломат), установил контакты с освободительными вооруженными отрядами, действовавшими на территории Мозамбика[595]. ФРЕЛИМО вел политику «панафриканского нейтралитета в холодной войне» и был за контакты, как с Западом, так и с Востоком[596].

Тем не менее, в течение длительного времени отношение советского посольства в Танганьике к ФРЕЛИМО оставалось довольно скептическим. В документе о положении «в НОД Мозамбика»[597] от 23 сентября 1963 г., подписанном советником посольства В. А. Устиновым[598], хотя и не подтверждались обвинения противников Мондлане в его адрес, но говорилось, что на основе бесед и личных наблюдений создавалось впечатление, что Мондлане связан с США и получает оттуда финансовую помощь[599].

Несмотря на положительную оценку Мондлане Оскаром Камбоной, танганьикским министром и первым главой Комитета освобождения ОАЕ, который назвал его «искренним и честным человеком, способным руководить освободительным движением в Мозамбике»[600], а также членами руководства АНК и ЮАКП, у посольства все еще было впечатление, что создание ФРЕЛИМО не принесло заметной пользы национально-освободительному движению Мозамбика[601].

В документе содержалась и прямая критика Мондлане, который назывался «непопулярной фигурой» из-за контактов с американцами и отсутствия организационного опыта. И хотя отмечались некоторые попытки его и других руководителей ФРЕЛИМО сдвинуться влево, посольство считало маловероятным, чтобы ФРЕЛИМО, по меньшей мере, в ближайший период стал борющейся организацией[602].

Более того, посольство сдержанно отнеслось к неоднократно высказанным Мондлане просьбам о приеме его в Москве. Оно предложило пригласить его в составе делегации, например, вместе с Симанго или с душ Сантушем на какое-то празднование или на конференцию[603].

Что касается военной подготовки в СССР, то просьба об этом и о поставках вооружения была высказана в Москве летом 1962 г. Давидом Мабундой, только что назначенным на пост генерального секретаря[604]. Вероятно, оставлена без ответа из-за сложной ситуации в ФРЕЛИМО, тем более что Мабунда, выступивший против Мондлане, вскоре потерял свой пост.

Затем в письме от 15 ноября 1963 г. Марселино душ Сантуш высказал просьбу принять 30 мозамбикцев на военную подготовку, предоставить финансовую и материальную помощь для беженцев и ведения пропаганды, а также организовать лечение членов ФРЕЛИМО. В письме содержалась также просьба принять в Москве делегацию во главе с Мондлане[605].

На этот раз позиция посольства была более благожелательной. Оно предложило пригласить в Москву делегацию ФРЕЛИМО из трех человек, а также предоставить 10–15 мест для подготовки[606].

По воспоминаниям Евсюкова, вскоре после того, как в сентябре 1964 г. ФРЕЛИМО начал вооруженную борьбу на территории Мозамбика, Мондлане прибыл в Москву «для переговоров об оказании ФРЕЛИМО необходимой материальной и военной помощи, а также помощи в подготовке кадров». Его сопровождал Альберто Чипанде, будущий министр обороны независимого Мозамбика. Мондлане представил его как человека, «сделавшего первый выстрел и тем самым начавшего вооруженную борьбу». Просьбы руководства ФРЕЛИМО были удовлетворены[607]. В 1964 г. в СССР на подготовку прибыла группа активистов ФРЕЛИМО во главе с Жоакимом Чиссано, будущим президентом страны[608].

Стоит отметить, что первоначально сдержанное отношение к Мондлане было характерно и для кубинцев. Фидель Кастро сказал позднее руководству ГДР: «Между нами и ФРЕЛИМО были разногласия, еще в те времена, когда ФРЕЛИМО был в Танзании и у Че Гевары там был разговор с Мондлане. В то время Мондлане не согласился с Че и сказал об этом публично. После этого статьи против Мондлане были опубликованы на Кубе»[609].

Параллельно с развитием сотрудничества с Москвой росли, и, может быть, еще более энергично, связи ФРЕЛИМО с Пекином. Это объяснялось не только активностью КНР в Африке в начале 1960-х гг., но и «танзанийским фактором»: отношения Китая с этой страной были настолько близкими, что с 1965 г. китайские инструктора начали обучать бойцов ФРЕЛИМО в Танзании. Но от своего предшественника в Комитете солидарности Валерия Жихарева, который сопровождал Мондлане во время его визитов в Москву, я слышал, что лидер ФРЕЛИМО высказывался все более критично о политике Пекина[610]. Вполне возможно, что ему, видному интеллектуалу, трудно было примириться с эксцессами «Великой пролетарской культурной революции».

Танзания исполняла роль надежного тыла. Евсюков пишет: «Особенно мне запомнилось весьма решительное и разумное отношение президента Танзании Джулиуса Ньерере к решению проблем войны

за независимость в Мозамбике. Джулиус Ньерере был умным и дальновидным государственным политиком и, как мне кажется, просто хорошим человеком. Его ответы, а иногда мы обращались к нему с просьбой посоветовать, были всегда деловыми и откровенными»[611].

Однако и с Танзанией отношения не всегда были «розовыми». А. М. Глухов, который был советником посольства в Дар-эс-Саламе «по партийным связям», вспоминал, как однажды он встретил Мондлане на пляже, и когда они плавали в Индийском океане, подальше от чужих ушей, президент ФРЕЛИМО пожаловался ему, что из десяти контейнеров с советским оружием, предназначенным его организации, танзанийцы передали только восемь. Он просил посольство сообщить об этом в Москву, но не обострять ситуацию, поскольку иначе этот важнейший канал поставок может быть закрыт[612].

Первоначально Мондлане оценивал перспективы борьбы за независимость довольно оптимистично. О. Н. Щербак, тогда еще молодой сотрудник посольства в Танзании (а впоследствии посол России в Зимбабве), вспоминал, что вскоре после начала боевых действий президент ФРЕЛИМО пообещал встретиться с ним в столице Мозамбика, года еще называвшейся Лоуренсу-Маркеш, через полтора года[613]. Однако борьба продолжалась гораздо дальше и стоила многих жизней, в том числе и жизни самого Мондлане.

К сожалению, я никогда не встречался с Мондлане. Он был убит 3 февраля 1989 г., за несколько недель до того, как я стал заниматься связями с ФРЕЛИМО в Комитете солидарности. Террористы, несомненно, действовавшие по заданию португальской секретной полиции – ПИДЕ, пытались «замести следы» и даже поссорить ФРЕЛИМО с Москвой: взрывное устройство было спрятано в книге Г. В. Плеханова, изданной в Москве на английском языке[614].

После убийства Мондлане противоречия во ФРЕЛИМО вновь обострились, хотя некоторые проблемы стали явными еще ранее. Когда Бахадур Аббасович Абдурразаков, сменивший Максудова на посту советского представителя в ОСНАА, присутствовал на II съезде ФРЕЛИМО в 1968 г., в провинции Ньясса, ему в глаза бросилось отсутствие делегатов их провинции Кабу-Делгаду: местный руководитель организации Лазаро Нкавандаме перешел на сторону португальцев.

На заседании ЦК ФРЕЛИМО в апреле 1969 г. заместитель Мондлане Уриа Симанго не был избран на пост президента, он стал лишь главой Президентского совета – «триумвирата», состоявшего из него, Саморы Машела, в то время высшего военного руководителя

Фронта, и Марселино душ Сантуша. В этом качестве Симанго вместе с Жоакимом Чиссано и Кандидо Мондлане посетил Москву в июле-августе 1969 г. по приглашению СКССАА. Переговоры были успешными, правда, советские представители предпочли бы, чтобы делегацию возглавил Машел, который тогда уже рассматривался в Москве как ведущая фигура во Фронте, однако тот во главе другой делегации поехал в Пекин.

Так или иначе, делегация ФРЕЛИМО имела плодотворные беседы в Международном отделе ЦК, Министерстве обороны, Комитете солидарности и других общественных организациях. В частности она предложила направить в освобожденные районы Мозамбика группу советских военных и журналистов[615]. (Идея эта была реализована, хотя и несколькими годами позже.)

Вскоре, однако, разразился кризис. Симанго, выступивший против других членов высшего руководства, распространил документ под названием «Мрачная ситуация в ФРЕЛИМО». Но он и его сторонники потерпели поражение, и в октябре 1969 г. Симанго был исключен из организации. Когда душ Сантуш посетил Москву в марте 1970 г., он информировал нас, что кризис в ФРЕЛИМО преодолен[616].

Кстати, во время кризиса сторонники Симанго пытались получить поддержку Москвы, подчеркивая близость ФРЕЛИМО к Вашингтону. Например, один из них утверждал, что после смерти Мондлане американский дипломат посетил штаб-квартиру ФРЕЛИМО и поинтересовался, кто теперь будет вместо него получать ежегожно выделяемые Фронту финансовые средства– 100 тыс. долларов.

Москва полностью поддержала новое руководство ФРЕЛИМО. Оно было сформировано на заседании ЦК, состоявшемся 9-14 мая 1970 г. в лагере ФРЕЛИМО недалеко от границы Танзании с Мозамбиком, Самора Машел был избран президентом ФРЕЛИМО, а Марселино душ Сантуш – вице-президентом[617].

Машел, несомненно, был незаурядным человеком. По словам Евсюкова, который достаточно хорошо знал «особенности его характера и мотивы его поступков, чтобы создать портрет этого национального героя и простого человека, он был талантлив от природы, как говорят, самородок, но ему не хватало образования, каким обладал, скажем,

Мондлане. Он был решителен и умел заряжать своим энтузиазмом людей, знал толпу и знал, как повлиять на нее. Умел разговаривать с простым людом и поражал своим умом многоопытных дипломатов и политиков»[618].

«Камарада Педру» вспоминал, как во время похода по территории Мозамбика в 1973 г.[619], в котором советскую группу сопровождал сам Машел, возглавлявший ее генерал (И. Ф. Плахин), стараясь, очевидно польстить Машелу, сказал: «Вы здорово идете, таким я представляю президента». Машел возразил: «Нет, в независимом Мозамбике будет образованный президент!» Однако, по мнению Евсюкова, Машел все-таки подумывал об этом посте. «Во всяком случае, на пост президента ФРЕЛИМО он шел решительно»[620].

Один из вопросов, которые мы обсуждали с Марселино душ Сантушем, а затем с Армандо Гебузой, который представлял ФРЕЛИМО на праздновании столетия со дня рождения В. И. Ленина в апреле 1970 г., была подготовка к Римской конференции, о которой говорилось выше. Гебуза также дал глубокий анализ положения в Мозамбике. В частности, он объяснил проблемы, с которыми ФРЕЛИМО столкнулся в восточной части провинции Ньясса, где португальцы использовали систему косвенного управления и племенные вожди имели абсолютную власть. Совсем иная ситуация сложилась в провинции Тете, где ФРЕЛИМО начал боевые операции в марте 1968 г. Там население повседневно сталкивалось с колониальными властями, особенно те мозамбикцы, которые работали на шахтах или на плантациях[621].

Итак, в период вооруженной борьбы за независимость отношения Москвы с ФРЕЛИМО развивались поступательно, хотя и сравнительно медленно, а их масштабы первоначально не полностью удовлетворяли мозамбикцев. Однако по мере ее расширения успехи ФРЕЛИМО были справедливо оценены в Москве, особенно после того, как советские представители сами могли убедиться в них. Кроме упоминавшейся группы офицеров (включавшей Евсюкова), в конце августе – в начале сентября 1971 г. вместе с фрелимовцами поход по провинции Тете совершила группа советских журналистов, которая в освобожденных районах встретилась с Себастьяном Маботе, будущим начальником Генштаба Мозамбика.

Подготовка бойцов ФРЕЛИМО расширялась в Перевальном и других местах, несмотря на немалые трудности, особенно связанные с низким уровнем образования бойцов.

Сам я впервые посетил Тропическую Африку в январе 1967 г. в составе экипажа Ан-10 из ОКАБОН – Отдельной Краснознаменной авиационной бригады особого назначения, базировавшейся на аэродроме Чкаловская. Наша задача состояла в переправке в Симферополь бойцов ФРЕЛИМО на военную подготовку в Перевальном. Трудно забыть, как на долгом пути из Африки некоторые мозамбикцы читали буквари на португальском, напечатанные крупными буквами. Многие из них были одеты лишь в футболки, а в январе бывает холодно и в Крыму. Так что, когда самолет зарулил на стоянку, к трапу был подогнан автобус, подогретый внутри, и африканцы по команде бегом спустились туда. Вскоре ситуация была поправлена: было принято решение выделить средства на «экипировку» бойцов из освободительных движений на месте, перед их отправкой в СССР на учебу.

В целом руководство ФРЕЛИМО было удовлетворено высоким уровнем подготовки в СССР, но полагало, что советское командование иногда «хотело показать, что квоты выполняются» и не хотело признать, что некоторые слушатели не справлялись с программой обучения[622]. По словам Сержио Виейры, видного руководства ФРЕЛИМО в годы освободительной борьбы, а позднее министра безопасности, схожая ситуация была и в «партийной школе», то есть в Институте общественных наук, где мозамбикцы проходили политическую подготовку: «По определению все те, кто приезжали, считались хорошими слушателями»[623].

Успешно велось и обучение мозамбикцев (и до, и после независимости) в советских вузах, хотя, первоначально они зачастую сталкивались с проблемами из-за низкой школьной подготовки. Стоит отметить, что руководство Фронта стремилось, чтобы студенты были в курсе того, что происходит в их организации и на родине. Поэтому оно просило нас организовывать ежегодно поездки двух-трех студентов в Дар-эс-Салам[624].

Оказывалась ФРЕЛИМО и прямая финансовая помощь, хотя, судя по архивным документам, она была сравнительно небольшой, что, скорее всего, отражало некоторую «прохладу» в двусторонних отношениях. Так, доступные материалы не содержат данных о выделении средств в 1960-х гг., а данные за 1973 г. показывают, что ФРЕЛИМО было выделено 85 000 долларов, гораздо меньше, чем МПЛА или ПА-ИГК в Гвинее-Бисау[625].

Более того, Сержио Виейра полагает, что поставки современного вооружения из СССР также были ограниченными, особенно первоначально – «максимум на один батальон» в год. Трудности были и с поставками боеприпасов[626]. Были мозамбикцы чувствительными и к тому, что в первое десятилетие отношений, принимающей стороной делегаций ФРЕЛИМО был СКССАА, а не ЦК КПСС.

Так или иначе, нужды формирований ФРЕЛИМО возрастали, особенно после начала португальского наступления в июне 1970 г. Ему было дано «громкое» название – «Гордиев узел», но «разрубить узел» португальцам не удалось, напротив, колониальные войска понесли значительные потери[627].

В 1971 г. бойцы ФРЕЛИМО пересекли реку Замбези, а в июле 1972 г. начали операции и в провинции Маника-и-Софала, которая считалась экономическим центром страны. Жоаким Чиссано, который представлял ФРЕЛИМО на праздновании 50-летия СССР в декабре 1972 г., довольно оптимистично оценил ситуацию: «Противник знает, что он не может добиться военной победы». Он упомянул о росте антивоенного движения в Португалии, о низком моральном духе колониальных войск, об успехах информационно-пропагандистской кампании ФРЕЛИМО и оппозиционных сил в метрополии. В то же время он отметил, что среди португальских колонистов в Мозамбике растут настроения в пользу одностороннего провозглашения независимости. Некоторые их них недовольны уровнем защиты, получаемой от португальских войск, и выступают за создание независимого государства с белым правительством и армией, состоящей преимущественно из африканцев. Они заявляют, что не против независимости, но против «коммунистического ФРЕЛИМО»: «Португальские власти уйдут, а африканская армия останется»[628]. Однако, по мнению Чиссано, такой план мог сработать, только если Претория его полностью поддержит.

Он подчеркнул, что перед открытием нового фронта в провинции Маника-и-Софала СССР и другие социалистические страны оказали ФРЕЛИМО большую помощь поставками вооружения и другого имущества, отметив при этом, что современные вооружения поступают к ФРЕЛИМО в основном из СССР[629].

Виейра, однако, фактически противопоставляет позицию Москвы и Пекина. Он вспоминает о ночных (с 9 вечера до 5 утра) переговорах Машела с китайским премьером Чжоу Эньлаем в сентябре 1971 г., на которых присутствовал. По его словам, в тот же день судно с 10 тысячами тонн оружия и боеприпасов вышло из Шанхая в Дар-эс-Салам. Эти поставки помогли ФРЕЛИМО отразить португальское наступление, а затем начать «генеральное наступление» в 1972 г.[630]

В то же время, по его мнению, «КПСС и СССР рассматривали Африку как второстепенный вопрос»[631]. Положение улучшилось, когда Машел в 1971 г. принял участие в работе XXIII съезда КПСС и встретился с В. Г. Куликовым, тогда начальником Генштаба. Новые поставки из СССР включали РПГ-7, «Град», безоткатные орудия БМ-10 и ЗРК «Стрела 2М», а также дополнительный грузовой транспорт, горючее, обмундирование. Вырос и объем предоставляемых финансовых средств[632]. Обучение фрелимовцев новой технике осуществляли в Танзании советские специалисты; по выражению С. Виейры, это было сделано в виде исключения, в качестве «важного жеста солидарности [в отношении ФРЕЛИМО] со стороны Танзании и президента Ньерере», поскольку в то время пребывание советских военных специалистов в этой стране не допускалось[633].

Почему же Москва столь длительное время сдержанно относилась к руководству ФРЕЛИМО? Было ли это вызвано тем, что Машел считался слишком близким к Пекину? Или критическим отношением его самого к Москве, по крайней мере, в тот период?

Такое отношение совершенно очевидно из его беседы с делегацией А НК, возглавляемой Оливером Тамбо в 1974 г. Он предупредил южноафриканцев о необходимости проявлять бдительность по отношению к компартии в своей стране из-за ее связей с Москвой. Признавая «решающее значение советской помощи Мозамбику», лидер ФРЕЛИМО, тем не менее, «заявил, что СССР и КПСС не являются подлинными друзьями африканского народа, они расисты и заинтересованы в господстве над Африкой»[634].

Такое высказывание никак нельзя назвать справедливым, и возможно, оно сделано было под влиянием антисоветской пропаганды тогдашнего Пекина. Отношения Машела с КНР еще более сблизились, когда он посетил эту страну в феврале 1975 г. и был принят там по существу как глава государства[635]. Рассказывали, что китайское руководство даже направило за ним в Дар-эс-Салам специальный самолет. Однако, кроме повышенного к нему внимания, Машела, вероятно, привлекал и «радикализм» тогдашней КНР. По мнению Евсюкова, для Машела был характерен «экстремизм левого толка», он неоднократно говорил «о своей приверженности и уважении к И. Сталину». Позднее, во время его поездки в Грузию во главе официальной делегации по его просьбе хозяева «с удовольствием» передали ему сталинский портрет[636].

Близкие отношения Танзании с Китаем, несомненно, также играли роль. Индийский исследователь писал: «…если ФРЕЛИМО был в лучшем положении относительно китайской помощи, то благодаря влиянию танзанийского правительства в Пекине»[637].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.