Зенитки замолчали

Зенитки замолчали

1 декабря в 14:41 со стороны Финского залива показался одиночный разведчик Ju-88, который проследовал на высоте 5000 метров по маршруту маяк Толбухин– Горская – Новое Девяткино, потом развернулся и тем же курсом ушел обратно. Вскоре к западу от Кронштадта одиночный самолет атаковал ледокол «Тасуя», расчищавший фарватер. Фугасная бомба, пробив палубу, угодила в трюм, но не взорвалась. После этого капитан отвел судно в Каботажную гавань, где немедленно вызвал флотских саперов. Едва последние приступили к обезвреживанию бомбы, как произошел взрыв и ледокол затонул. На его борту погибли 13 человек.

В то же время с началом декабря продолжились террористические налеты на Ленинград.

«В период с 17.25 1.12 по 16.20 2.12.41 противник произвел 3 налета на город Ленинград, – сообщало боевое донесение штаба войск ПВО Ленфронта на 18:00 2 декабря. – Первый налет с 17.36 до 19.00 1.12.41 пятью одиночными целями. Второй шестью одиночными целями с 21.06 до 22.46 1.12.41. В оба налета, под прикрытием темноты, противник произвел бомбометание с высоты до 5000 метров по Васильевскому, Куйбышевскому, Октябрьскому, Фрунзенскому и Приморскому районам. Всего сброшено 40 фугасных бомб, из них: 10 упало в воду, на улицы и площади – 9, на жилдома – 15 и на промобъекты – 2. Не разорвалась 1. Убито 17 человек, ранено 98.

Третий дневной налет противник произвел 2.12 в период с 14.35 до 16.20 10 одиночными целями. Под прикрытием облаков и туманов на высоте 5000–6000 метров сбросил бомбы на Выборгский, Ленинский и Дзержинский районы. О количестве сброшенных бомб и результатах бомбометания к моменту составления боевого донесения сведений не поступило.

При всех трех налетах установками РУС-2 подлет целей засечен по маршрутам: Лисино, Витино, пос. Володарский, Урицк по Финскому заливу на Ленинград с уходом на юг и юго-запад»[94].

При этом в 17:20 старший лейтенант Бакланов из 26-го ночного ИАП ПВО, выполняя патрульный вылет на истребителе И-16, прямо над аэродромом Углово случайно увидел одиночный Не-111, вероятно из KG4. Согласно донесению летчика, тот беспорядочно сбросил бомбы в районе авиагородка и начал уходить на юг. Бакланов преследовал «Хейнкель» до станции Тосно, после чего у него стал заканчиваться бензин. При этом летчик в данной ситуации вполне мог наврать, что сбил гада. Однако он скромно указал, что успел лишь вывести из строя заднего стрелка, который, «вероятно, убит».

Дела у аэростатчиков в этот раз явно не заладились. В 17:36 аэростаты были подняты над Ленинградом на высоту 1500 метров. Что, впрочем, было совершенно бессмысленно, учитывая, что немецкие самолеты сбрасывали бомбы с больших высот и даже из-за облаков. К ночи ветер значительно усилился, в связи с чем в 22:10 все аэростаты были выбраны. При этом четыре оболочки, по выражению командования ПВО, «ушли в свободный полет», то есть попросту улетели восвояси. Еще один аэростат был упущен расчетом при постановке на бивак и тоже улетел…

«Несмотря на крайне неблагоприятные метеорологические условия, противник все же продолжает продолжительные изматывающие налеты на Ленинград эшелонами отдельных самолетов, – писал начальник ПВО войск Ленфронта генерал-майор артиллерии Крылов. – Очевидно с задачей снижения производительности работы промышленных предприятий Ленинграда и простоев транспорта»[95].

Днем 2 декабря немцы снова произвели налет на Ленинград, сбросив на него 55 фугасных бомб. В результате было разрушено 20 жилых домов, поврежден корпус НИИ-13, в пяти местах повреждены водопровод, осветительная сеть и трамвайные пути. Впрочем, трамвай, как и троллейбус, в городе к этому времени уже не ходил из-за нехватки электроэнергии. Некоторые сломавшиеся и застрявшие вагоны торчали прямо посреди улиц с открытыми дверями и заваленные снегом. Часть бомб снова были оснащены взрывателями замедленного действия, три из них взорвались через три – пять часов после падения. Погибло 22 человека, 123 были ранены. При этом большинство пострадавших снова не уходили в убежища, пережидая налет у себя дома или передвигаясь по улицам.

На следующий день в 11:31 в Ленинграде в очередной раз зазвучали гудки воздушной тревоги. За три месяца к ним уже настолько привыкли, что большинство жителей воспринимали это примерно так же, как гудки автомобилей на улицах или ежедневные радиопередачи. За это время Ленинград изменился до неузнаваемости. Из цветущего и светящегося бурлящего города дворцов, парков и заводов он превратился в мрачный, темный и умирающий город-призрак. Если во время сентябрьских и октябрьских налетов люди с изумлением и ужасом смотрели на горящие дома и воронки посреди улиц, то теперь равнодушно проходили мимо тел очередных погибших, погруженные сами в себя. Горожан, уже привыкших к взрывам и грохоту зениток, гораздо больше волновало, где достать еды и как отоварить свои продуктовые карточки. Голод пронизывал все квартиры, учреждения и предприятия, мысль о нем витала в воздухе и была основным лейтмотивом еще теплившейся жизни.

Поэтому и в этот раз, несмотря на гудки тревоги, большинство продолжало идти по своим делам, стоять в очередях за хлебом и согреваться в своих еще уцелевших квартирах.

Гул самолетов, как обычно, послышался с юго-запада. Они шли высоко в небе над Волосовом, Красным Селом, Урицком и Торговым портом. Но было в этом налете и кое-что новое, чего нельзя было не заметить. Отрывистый из-за сильного ветра гул бомбардировщиков был слышен, а вот привычного грохота зениток ленинградцы не слышали.

И это не было случайностью. К началу декабря 2-й корпус ПВО попросту расстрелял почти все боеприпасы. А после падения Тихвина снабжение последними практически свелось к нулю. Остались только неприкосновенные запасы, хранившиеся на случай, если немцы перейдут в наступление и зениткам придется вести огонь прямой наводкой. Кроме того, командование противовоздушной обороны и Военный совет Ленфронта, гадая, как немцам всякий раз удается находить Ленинград и сбрасывать бомбы точно на город в любую погоду и при любой видимости, выдвинули предположение, что летчики ориентируются по вспышкам выстрелов. Стоит ли говорить, насколько далеко это предположение было от действительности!

Но, так или иначе, штаб ПВО войск Ленинградского фронта принял решение во время налетов не открывать огня. Разрешалось стрелять только батареям, установленным в так называемом «ложном Ленинграде» – пустоши к северу от города, на которой по ночам специально зажигались огни с целью ввести врага в заблуждение. «ЗА 2 корпуса ПВО огонь по самолетам пр-ка не вела, за исключением отдельных выстрелов в зоне «ложного Ленинграда», – сообщало донесение от 3 декабря. – При первом налете израсходовано снарядов 85 мм – 4, при втором налете расход не донесен»[96].

Следующий налет состоялся в ночь на 5 декабря. Таким образом, командование 1-го воздушного флота продолжало практику сменяющих другу друга ночных и дневных налетов на Ленинград с целью круглосуточно держать осажденный город в напряжении.

Приближение бомбардировщиков было заранее обнаружено радиолокационными станциями, и в 0:25 в Ленинграде была объявлена воздушная тревога. Самолеты летели на высоте 4–5 километров по обычному маршруту через Лисино, Высоцкое, Красное Село, Урицк, Финский залив, Торговый порт и Васильевский остров. На город было сброшено 44 фугасные бомбы, из которых 24 упали в воду и на поля и 4 не разорвались. Пострадал, как обычно, по большей части жилой сектор, было полностью или частично разрушено семь домов, сарай, кузница, тир и декорационная мастерская, в одном месте повреждена теплосеть. Согласно первичным данным службы МПВО, погибло 12 человек, 45 получили ранения. Зенитная артиллерия снова молчала, огонь велся только из «ложного Ленинграда».

Впрочем, к следующему налету зенитчики несколько пополнили запасы снарядов, что позволило им возобновить заградительный огонь и «огонь по звуку».

Вечером 5 декабря германская авиация нанесла два подряд авиаудара по городу. «В первом налете с 17.23 до 19.05 участвовало 8 одиночных бомбардировщиков, появлявшихся над городом с интервалами 2–4 минуты, на высотах 3200–4000 м, – говорилось в очередном донесении штаба ПВО войск Ленинградского фронта. – Подлет засечен РУС-2 по обычному маршруту: Мизана Горка, Елизаветино, Кр. Село, Урицк и далее через Торг. Порт или Автово на город. Под интенсивным заградогнем ЗА самолетами сброшено на город 29 фугасных и 1779 зажигательных бомб. Из них без ущерба 19 фугасных и 1554 зажигательных бомбы, кроме того 4 фугасных бомбы не разорвались. Ранено 42 человека, убитых нет. Разрушено 4 кладовых АТУЛ[97], 1 кузница, повреждено здание Этнографического музея, разрушено 4 жилых дома, образовалось 3 завала, наиболее крупный ул. Маяковского 11. От зажигательных бомб возникло всего 19 пожаров, из которых затушено через 9—50 минут – 13, в течение 3-х часов – 5, к утру – 1 (на складах ВТУ)».

После 21:30 над Ленинградом пролетело еще два одиночных самолета, сбросившие пять фугасных бомб крупного калибра. В результате было разрушено три жилых дома, убито 8, ранено 29 человек[98].

На кого же хотели воздействовать немцы своими непрекращающимися террористическими налетами, всякий раз, невзирая на ужасную погоду, поднимаясь со своих авиабаз с очередной порцией бомб? На Жданова и Военный совет Ленинградского фронта? На замерзающие в окопах войска? Или на голодающих и замерзающих жителей? Быть может, думали, что последние соберутся силами, возьмут вилы, топоры, лопаты и поднимут в городе антисоветское восстание? Или рабочие заводов в страхе перед налетами бросят работу и разбегутся? Оставшись без продуктовых карточек – единственной возможности поесть и накормить своих детей?

Понятно, что все эти расчеты были совершенно беспочвенными. К тому же офицеры и летчики люфтваффе, вероятно, забыли налеты на Лондон годичной давности. Столица Великобритании пережила гораздо более массированные и разрушительные авиаудары, нежели Ленинград, продолжавшиеся с сентября 1940 года до апреля 1941-го. Только за один октябрь в Лондоне 333 раза объявлялась воздушная тревога, на город было сброшено 7160 тонн фугасных и почти 5 тысяч тонн зажигательных бомб, а потери гражданского населения составили 15 тысячу убитыми и 21 тысячу ранеными. Однако даже там не возникло никаких массовых беспорядков и граждане не устраивали демонстраций с требованиями капитуляции и отставки правительства.

Не могло случиться подобного и в Ленинграде. Голод стал куда более страшным и разрушительным оружием, чем бомбы и снаряды.

«В декабре смерть косила людей независимо от пола и возраста, – писал Дмитрий Павлов, чьи воспоминания, без сомнения, являются одной из лучших книг о блокаде. – Смерть настигала людей везде: на улице, передвигаясь, человек падал и больше не поднимался; в квартире – ложился спать и засыпал навеки; часто жизнь обрывалась у станка. Хоронить было трудно, транспорт не работал. Обледеневшие, словно саваном покрытые снегом, стояли трамваи, троллейбусы, автобусы. Вдоль улиц причудливыми нитями свисали оборванные провода, запорошенные пушистым слоем инея. По улицам, занесенным снегом, вереницей плелись люди и, напрягая последние силы, тянули саночки, на которых лежали покойники.

Мертвых хоронили без гробов – обернутых простыней или одеялом, а позднее просто в одежде, в которой человек умер. Нередко, выбившись из сил, люди оставляли мертвых на полпути.

Работники коммунального хозяйства и здравоохранения, ежедневно объезжая улицы и переулки, подбирали трупы и увозили их на грузовых машинах на Серафимовское, Большеохтинское, Смоленское, Богословское кладбища. Но больше всего увозили мертвых на окраину города, на огромный пустырь рядом со станцией Пискаревской дорогой. Так образовалось известное ныне всем Пискаревское кладбище.

Кладбища и подъезды к ним были завалены замерзшими, занесенными снегом телами. Рыть глубоко промерзшую землю не хватало сил. Команды МПВО взрывали землю и во вместительные могилы опускали десятки, а иногда и сотни трупов, не зная имени умерших»[99].

Вот на какой город сбрасывали свой груз немецкие бомбардировщики. Город мертвых и умирающих, город, где у кладбищ стояли таблички с ужасающими надписями: «За выкапывание трупов с целью поедания расстрел»…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.