Глава 7 Патовая ситуация и поиски решения

Глава 7

Патовая ситуация и поиски решения

Январь – март 1915 г.

Начало 1915 г. ознаменовалось непрерывным кровопролитием. На Cербском фронте тиф поразил и австрийскую, и сербскую армии. В поддержку Сербии британские женщины-добровольцы собрали свыше сотни тонн медицинских материалов и лекарств. Для Великобритании 1915 г. начался с трагедии на флоте – крушения линкора «Формидейбл», потопленного немецкой подводной лодкой. Погибло 547 моряков. На Западном фронте огромные воинские силы увязли в окопной войне, не имея возможности продвинуться более чем на несколько сотен метров без тяжелых потерь. В Шампани в районе города Перт после двенадцати атак и двадцати контратак французские войска преодолели менее полутора километров. После захвата потерянной ранее высоты Ксон к югу от Меца в официальном французском коммюнике сообщалось: «Мы нашли убитых из пяти разных полков».

Казалось, борьба за окопы, склоны, рощи и перелески навеки останется противостоянием людей и пуль. Но в Лондоне Асквит получил письмо от коллеги, в котором сообщалось, что «за короткое время можно создать отряд паровых тракторов с небольшими пуленепробиваемыми кабинами и разместить в них людей и пулеметы. В ночное время они будут совершенно неуязвимы для артиллерийского огня. Гусеницы позволят им достаточно легко преодолевать траншеи, а вес машин уничтожит на их пути все заграждения из колючей проволоки». Это письмо стало первым шагом в эволюции танка. Его автором был Уинстон Черчилль.

Каждое из воюющих государств искало новых союзников и новых зон боевых действий. Согласно официальному протоколу заседания британского Военного совета от 5 января, лорд Китченер предложил Дарданеллы как наиболее подходящий район для совместной с флотом атаки. В случае успеха операции удалось бы возобновить сообщение с Россией, урегулировать ближневосточный вопрос, вовлечь в войну Грецию, а возможно, и Болгарию с Румынией, а также освободить запертые в Черном море суда с грузом пшеницы и другими поставками. Глава секретариата Военного совета полковник Хенки пошел еще дальше. Он заявил, что в случае успеха в Дарданеллах «Дунай станет удобным путем сообщения, что позволит мощному британскому флоту проникнуть в самое сердце Австрии и приведет его в центр Европы».

Силы Антанты надеялись привлечь на свою сторону не только Грецию, Болгарию и Румынию, но и Италию. Германия и Австрия также продолжали искать союзников, особенно против России. Небольшой, но активной группой, подходящей на эту роль, были русские большевики. В это время большинство из лидеров большевистского движения находились в эмиграции в Швейцарии. Большевики не ждали, что австрийское и германское правительства отнесутся с сочувствием к их делу, но политики в Берлине и Вене всеми силами поддерживали распространение их идей, надеясь, что они подорвут самодержавие и уничтожат воинскую мощь Российской империи.

7 января группа большевиков в Петрограде распространила среди солдат, рабочих и крестьян листовки с призывами не вносить помесячную арендную плату. В тот же день в Константинополе богатый и влиятельный большевик Александр Гельфанд обратился к германскому послу в Турции со словами: «Интересы правительства Германии и русских революционеров во всем совпадают». Гельфанд объяснил, что цель большевиков – полное уничтожение царского режима и разделение России на небольшие государства. Если в России не разожгут великую революцию, Германии не удастся ее победить. Этот разговор вызвал в Германии огромный интерес к революции в России, усилившийся из-за тупиковой ситуации на фронте и приведший к тому, что немцы помогли Ленину вернуться в Россию через Германию. Спустя три месяца германское правительство через своих эстонских агентов передало Ленину средства, чтобы поощрить его антивоенную деятельность. В сущности, поощрять его в этом не было нужды?[64].

Волю немцев к продолжению войны отметил корреспондент Times при русской армии Стенли Уошберн, 15 января беседовавший с немецкими военнопленными недалеко от Варшавы: «Чем больше видишь немцев, а эти даже ниже среднего уровня, тем больше понимаешь, что союзникам предстоит пройти еще очень долгий путь, прежде чем им удастся сломить их упорство».

Ночью 19 января два германских дирижабля пересекли Северное море по направлению к Норфолку и впервые нанесли удар с воздуха по территории Великобритании. Во время бомбардировки погибли четыре человека: двое в Ярмуте и двое в Кингс-Линне. На Западном фронте в сражении при Суассоне немецкие войска взяли в плен 5000 французов. На Ипрском выступе после наступления немцев на британские линии обороны город Ипр фактически обезлюдел.

Несмотря на возобновление атак, Месен к югу от Ипра оставался под контролем Германии. 20 января Гитлер писал своему знакомому: «Мы все еще на старых позициях и по-прежнему докучаем французам и англичанам. Погода скверная, и нередко мы целые дни проводим по колено в воде, хуже того, под сильным огнем. С нетерпением ждем хотя бы краткой передышки. Надеемся, что вскоре начнется наступление по всей линии фронта. Так не может продолжаться вечно».

Германия усилила свое военное присутствие в Турции, и многие все больше склонялись к тому, что нужно нанести удар по Великобритании на Ближнем Востоке, поскольку здесь ей можно нанести наибольший урон. 21 января протурецки настроенный профессор Эрнст Якх в разговоре с кайзером упомянул, что вскоре прусские офицеры в Турции обратят свои взоры на Суэцкий канал – единственный путь сообщения Великобритании с Индией. Кайзер возмутился: «Вы с ума сошли. Мои войска там совсем не для этого». Адмирал, присутствовавший при этом разговоре, решил, что «одна только мысль о затяжной войне ужаснула кайзера».

А в небе над оккупированным немцами побережьем Северного моря британские летчики осваивали новое искусство воздушных бомбардировок. 23 января двое молодых пилотов Ричард Белл Дэвис и Ричард Пирс с небольшой высоты сбросили по восемь бомб на германские подводные лодки, стоявшие у пирса в Зебрюгге. В самом начале атаки Дэвис был тяжело ранен в бедро, но продолжил полет, несмотря на сильную боль и кровотечение. За храбрость в бою его наградили орденом «За боевые заслуги»?[65].

Ежедневные столкновения и артобстрелы на Западном фронте приводили к постоянным потерям, но немецкие солдаты надеялись, когда придет время, одержать быструю победу. 26 января Гитлер написал своему домовладельцу: «Мы продержимся здесь до тех пор, пока Гинденбург не сломит сопротивление России. Тогда наступит расплата!» Но одержать победу над Россией не удалось ни в том году, ни в следующем.

Каждая стычка на Западном фронте имела свой сюжет. В письме родителям лейтенант Престон Уайт упоминал, что 27 января был праздник, «день рождения Вилли II». «В честь кайзера артиллерия из нашего сектора вскоре после отбоя произвела двадцать один залп по германским окопам. У наших артиллеристов своеобразное чувство юмора. Как, впрочем, и у немцев. После каждого залпа они сигналили флагами «промах» до тех пор, пока снаряд не упал прямо на флагшток и не вывел его из строя».

29 января во время противостояния французских и германских армий в Аргонском лесу немецкий лейтенант Эрвин Роммель повел свой взвод на штурм четырех французских блокпостов. Проползая под французскими проволочными заграждениями, он громко приказал взводу двигаться за ним, но никто не последовал. Несколько раз повторив приказ, Роммель был вынужден вернуться назад и предупредил командира передового отряда: «Выполняйте приказы незамедлительно, иначе я вас пристрелю». После этого отряд преодолел заграждения в полном составе. Захватив блокпосты, он отбил французскую контратаку, но, попав под сильный огонь в результате фланговой атаки, был вынужден отступить. За проявленную в бою отвагу Роммель первым из своего полка был удостоен Железного креста 1-й степени. Вскоре в полку появилась поговорка: «Где Роммель, там и фронт».

30 января в ходе другой германской атаки на Аргонский лес были взяты в плен 700 французских солдат.

На море потери определялись не яростью сражения, а размерами корабля и тем, насколько быстро он затонул. 13 января в результате торпедной атаки погибли все, кроме одного, члены экипажа немецкой подводной лодки U-7 под командованием капитана Кенига. Торпедную атаку провела по ошибке U-22. Ее командир капитан Хопп был лучшим другом Кенига. Третья подлодка U-31, отплывшая в тот день из Вильгельмсхафена, бесследно исчезла: решили, что она напоролась на мину?[66].

24 января у Доггер-банки англичане воспользовались полученным от русских немецким справочником шифров и перехватили эскадру немецких линейных крейсеров. Вся страна ликовала. В ходе операции погибли 15 английских моряков, а на германском флагмане «Зейдлиц» – 192 человека. 782 немецких солдата с корабля «Блюхер» утонули, эту сцену засняли на пленку. Кадр из фильма, где сотни моряков соскальзывают с тонущего корабля в море, выгравировали на серебряных портсигарах, которые стали популярными сувенирами.

30 января в Ла-Манше немецкая подводная лодка впервые без предупреждения торпедировала и потопила британское торговое судно. За этим успехом последовали и другие. 1 февраля американский дипломат в Париже Джон Кулидж записал в дневнике: «Еще один небольшой торговый корабль затоплен немцами прямо в устье Мерси. Мы все в ужасе. Немцы в такой ярости от неудач, что идут напролом».

В тот день канцлер Германии согласился с требованием флота разрешить подводным лодкам атаковать любые суда, включая нейтральные, поставляющие продовольствие или другие припасы силам Антанты. 4 февраля Германия обнародовала это решение в декларации о «военной территории» в водах вокруг Великобритании и Ирландии». Декларация гласила: «Хотя военно-морские силы Германии должны избегать насилия в отношении нейтральных судов, если они опознаны», в связи с непредвиденными обстоятельствами военного положения торпедирования нейтральных судов «не всегда можно избежать».

Немцы называли свою политику расширения подводной войны «контрударом», нанесенным в ответ на «голодную блокаду» Германии: в прошлом ноябре англичане установили мины в Северном море. Германия упрекала даже Соединенные Штаты в том, что они закрывают глаза на действия Великобритании. Через 5 дней после опубликования декларации США предупредили германское правительство, что развязанная им подводная война представляет собой непростительное «нарушение прав нейтральных сторон» и Германия «будет отвечать» за каждое американское судно или гражданина, которые пострадают в результате новой политики. Соединенные Штаты предпримут «любые шаги, необходимые» для сохранения жизни и имущества американских граждан. Какими будут эти шаги, не уточнялось.

В Восточном Средиземноморье 200-километровый марш турецких войск по Синайской пустыне через тайную сеть заранее вырытых немецкими инженерами колодцев закончился ночью 3 февраля на берегу Суэцкого канала. На следующее утро 5000 турецких солдат под командованием подполковника Кресса попытались форсировать канал. Они навели три понтонных моста, и шестьдесят солдат успели перейти на западный берег, где их остановили индийские войска при поддержке артиллерийского обстрела с британских боевых кораблей и огня с бронепоезда. Туркам так и не удалось перебросить через канал 20 000 солдат, а немцам после взятия Исмаилии – поднять в Египте восстание против англичан. Погибло 200 турок, более 700 попало в плен.

Рост числа военнопленных привел к тому, что правительства воюющих стран учредили особые отделы, собиравшие информацию, старавшиеся организовать обмен тяжелоранеными и выступавшие против жестокого обращения. Датский наблюдатель, побывавший в трех лагерях Германской империи – в Рулебене, Дёберице и Бурге, – 4 февраля доложил, что лагерь в Бурге «просто ужасен – ненависть к Британии в Германии невообразимая, боюсь, что несчастные пленные из-за этого страдают». Американский дипломат, выступавший наблюдателем от Великобритании, был более сдержан. «Даже ангел небесный не мог бы удовлетворить запросы пленников в Рулебене, – писал он британскому коллеге в ответ на продолжающиеся жалобы, – если только он не откроет ворота и не велит им уйти». Но жалобы продолжались: в Гютерсло пленники были возмущены тем, что им разрешают писать лишь одно письмо и три открытки в месяц. Крикет и театральные представления помогали им скоротать время, но не избавляли от тягот, отчаяния и однообразия тюремного заключения. В Цоссене военнопленных разместили рядом с мусульманами, индусами и темнокожими пленниками, а посреди лагеря «по приказу кайзера» возвели мечеть.

Эти подданные Великобритании, находившиеся в Германии, когда разразилась война, прибывали со всех концов империи. Среди них были моряки с торговых судов, задержанные в германских портах в начале войны, или экипажи кораблей, захваченных во время немецких морских рейдов, в том числе сикхи, чернокожие африканцы и малайцы. Большинство из них содержались в Рулебене, где они были изолированы от всех остальных. За небольшую плату они делали мелкую работу для других узников. Один из них, свободный фотограф Перси Браун, по неосмотрительности пересек границу Германии, выполняя задание заказчика из Голландии. Позднее он описывал «цветные» бараки как «самое счастливое и чистое место в лагере. Темнокожие играли, пели и танцевали. Их жизнь была непрерывным концертом… Уроженцы Вест-Индии и Малайзии играли тихие колыбельные, мягкую, успокаивающую музыку без барабанного боя и резких аккордов. Посреди барака находилась прачечная, где работали пять веселых негров. Они утюжили белье, напевая спиричуэлс. У выхода сапожник под гавайскую гитару исполнял причудливый ритмичный танец, пока полдюжины клиентов терпеливо дожидались своих башмаков».

Русским военнопленным в Германии повезло меньше. Канадский рядовой Мервин Симмонс в Парневинкеле видел, как несколько «изможденных, похожих на скелеты» русских, которых заставляли трудиться по семнадцать часов в день, отказались выходить на тяжелые работы. На следующий день после бунта прибыли немецкие солдаты. Они согнали новых заключенных, а отказавшихся работать русских заставили бежать по кругу. «Через час они умоляли о милосердии и, задыхаясь, со стоном произносили единственное слово, которое знали по-немецки, – «Камерад, о камерад». Они просили и умоляли подгоняющего их старшину на своем языке и получали в ответ лишь уколы штыка. Их головы поникли, языки вывалились, на губах появилась пена, глаза были красными и воспаленными – и вот один из них упал к ногам старшины, который, наклонившись, оттянул ему веко, чтобы проверить, действительно ли он потерял сознание или притворяется. Осмотр подтвердил последнее, и я услышал, как комендант предложил пнуть русского в бок. Старшина сделал это с явным удовольствием, и изнурительная гонка продолжилась».

10 февраля в результате контратаки в Шампани немцы взяли в плен 500 французских солдат. В тот же день на Восточном фронте в ходе одного из бессчетных сражений 10 000 русских были окружены и захвачены возле Ковно (Каунас). Потери были несметные. Четыре дня спустя в Элке в плен попало 5000 человек, на следующей неделе в Августове – еще 70 000. Цифры неслыханные! В то же время Франция в результате военных успехов в Шампани захватила около трех метров немецких окопов и четырех немецких солдат.

Раненые поступали в пункты эвакуации, и, если ранения были серьезные, но поддающиеся лечению, их отправляли в военные госпитали. Военно-санитарные поезда стали обычным явлением в глубоком тылу, далеко за линией фронта. В одном из таких поездов, направлявшемся с Западного фронта в Гавр через Булонь, в субботу 13 февраля сестра К. Луард из службы военно-медицинских сестер имени королевы Александры записала в дневник: «Мы все еще на пути в Гавр! А отправление было во вторник. Эта поездка вновь открыла мне, как много может выдержать безропотный английский солдат. Те, кто может сидеть, едут по восемь человек в купе, одни с больными ногами, другие – с ранеными руками, кто-то с кашлем или ревматизмом и т.?д., но от них не услышишь ни единой жалобы. Слава Богу, что мы сумели высадить в Булони самых тяжелых – пневмония, брюшной тиф и несколько тяжелораненых с винтовками вместо лонгетов, в их числе офицера, с ног до головы обмотанного бинтами. Милый юноша. Когда его переодели в чистую пижаму и выдали чистый, надушенный одеколоном носовой платок, он воскликнул: «Ей-богу, ради этого стоило получить ранение, после смрада павших лошадей, трупов и смерти».

Надежды на эффективность бомбардировок с воздуха не соответствовали реальному положению дел. Непрерывная бомбардировка русскими польских железнодорожных станций, захваченных Германией, не приостановила немецкого наступления. 12 февраля кайзер выразил надежду, что воздушная война против Англии «будет вестись с бешеной энергией». Были намечены цели: военные базы и полевые склады, казармы, склады, где хранились бензин и масло, а также лондонские доки. По специальному распоряжению кайзера запрещалось бомбить королевские дворцы и резиденции. В течение недели три дирижабля вылетели, чтобы выполнить приказ кайзера, но попали в снежную бурю над побережьем Ютландии и потерпели крушение. В марте немецкий дирижабль, летевший к берегам Британии, попал в шторм, который отнес его через Северное море далеко назад, к побережью Бельгии, где его сбила зенитная батарея Ньивпорта.

В то время как кайзер настаивал на необходимости воздушных бомбардировок Британии, в Великобритании завербовали мадемуазель де Брессиньи, французскую беженку, которая решилась вернуться в родной Лилль, чтобы передавать секретную информацию англичанам. После возвращения она жила в монастыре под видом монахини. Необходимое радиооборудование контрабандой доставляли по частям на торговом пароме, ходившем между Фолкстоном и голландским портом Флиссинген. Генератор, необходимый для питания оборудования, издавал сильный шум, поэтому было решено, что получать инструкции она будет по радио, а ответы отправлять голубиной почтой. Так она проработала два месяца, после чего ее задержали. При аресте ей удалось проглотить последнее сообщение. Ее приговорили к пожизненному заключению; она скончалась в тюрьме за два месяца до окончания войны.

15 февраля в казармах Сингапура индийские солдаты подняли мятеж, убив 39 европейцев. Это был первый крупный бунт за время войны. По замыслу зачинщиков, он должен был стать первым шагом к большому восстанию солдат-сикхов против британского владычества в Индии. Немцы подстрекали их к мятежу, надеясь, что Индия созрела для революции, как две недели назад ждали, что в Египте начнется восстание, едва турки пересекут Суэцкий канал. На немецком судне «Бавария», захваченном итальянцами, находилось 500 000 револьверов, 100 000 винтовок и 200 000 ящиков боеприпасов, возможно предназначавшихся повстанцам в Индии. Сикхи, несомненно, ожидали помощи от Германии.

В Сингапуре британцам пришлось казнить зачинщиков. 37 из них были расстреляны. В Индии заговорщиков выдал агент полиции, и главарей арестовали прежде, чем они успели подать сигнал к восстанию. 11 человек повесили. Добровольцев для службы во Франции собирали со всех концов Индостана, и в конце января индийца впервые наградили Крестом Виктории. Позднее, оправдывая участие Индии в войне, Ганди писал: «Если мы могли улучшить свое положение, помогая и сотрудничая с британцами, наш долг состоял в том, чтобы склонить их на свою сторону, в час беды встав в строй рядом с ними»?[67].

В этот «час беды» родилась новая тактика, которая вскоре станет неотъемлемой частью окопной войны. Под траншеями противника выкапывали подземные лазы и в них закладывали заряд, который взрывался перед атакой, убивая, запугивая и приводя в замешательство защитников. 17 февраля британский инженер и член парламента от Консервативной партии Джон Нортон-Гриффитс, убеждая Военное министерство Великобритании создать особые туннельные команды, чтобы перенести войну под окопы, огласил список первых добровольцев. Все они в мирное время были шахтерами, а теперь решились вести раскопки в зоне военных действий. В течение недели первые добровольцы уже были во Франции. Они впервые почувствовали, что такое война, когда прогремел снайперский выстрел и убил проводника, который вел их через систему траншей. Шахтеры сыграли важную роль в будущих диверсиях: в 1917 г. в полуразрушенном устроенным ими взрывом немецком бункере нашли четырех немецких офицеров, с виду невредимых. Немцы не шелохнулись и когда британские солдаты вошли внутрь бункера. Их убило взрывной волной.

19 февраля в Дарданеллах англичане повторили однодневный обстрел с моря (первый был предпринят в прошлом ноябре). Два внешних форта, Седд-эль-Бахр и Кум-Кале, были разрушены огнем из 15-дюймовых орудий, которым ничего не смогли противопоставить. Среди погибших оказался немецкий морской офицер, лейтенант Верман. Вечером его похоронили на полуострове, завернув в турецкий флаг, лицом к Мекке. Шесть дней спустя после еще одного обстрела Седд-эль-Бахр и Кум-Кале превратились в руины. Британцы разместили в них пулеметчиков и артиллерийские орудия.

На Восточном фронте боевые действия достигли неслыханных масштабов. 22 февраля немцы захватили Пшасныш, взяв в плен 10 000 русских. Через три дня их выбили из города, и в плен было взято 5400 немцев. На Западном фронте также велись беспощадные бои, хотя и без таких драматических поворотов. 26 февраля немцы впервые применили огнеметы против французских окопов в районе Вердена. Это была первая из 653 огнеметных атак, но окопы были настолько глубокими, что огнеметы привнесли лишь элемент неожиданности. На следующий день французская контратака без применения специальных средств оказалась вполне успешной, а два дня спустя, 1 марта, на вооружение французских войск впервые поступили гранаты. В тот день немецкий отряд из семидесяти человек впервые атаковал из-за бронированных щитов и потерял половину личного состава, так и не прорвавшись во французские окопы. 10 марта Шарль де Голль, незадолго до этого получивший звание капитана, был ранен шрапнелью в руку: по тем временам рана считалась легкой, но из-за воспаления ему пришлось провести два месяца в госпитале.

10 марта англичане пытались прорваться сквозь немецкие окопы в Нёв-Шапель и захватить деревню Обер в полутора километрах к востоку. Бой начался с 35-минутного обстрела немецких окопов из 342 орудий, огонь корректировали 85 самолетов-разведчиков. За время этой короткой артподготовки было использовано больше снарядов, чем за всю Англо-бурскую войну. За каких-то 15 лет характер войны совершенно изменился.

После артподготовки британские и индийские дивизии атаковали фронтом шириной в три с половиной километра. Через четыре часа рукопашного боя деревня Нёв-Шапель в центре наступления была освобождена, а четыре линии немецких траншей прорваны. Однако орудия в северном секторе, ближайшем к Оберу, оказались недостаточно дальнобойными, и около 365 метров германских укреплений не подверглись обстрелу. Солдаты, наступавшие в этом секторе тремя последовательными волнами, пересекли нейтральную полосу и скрылись в неповрежденных проволочных заграждениях с немецкой стороны. Согласно официальной версии, «сначала показалось, что атака увенчалась успехом и они достигли немецких окопов, поскольку ничего нельзя было разглядеть и никто не вернулся». Все атакующие, почти тысяча солдат, погибли.

Во время битвы за Нёв-Шапель из-за плохой связи с командованием уходило много времени на то, чтобы уточнить, что делать на каждой стадии боя. Телефонные линии были разорваны осколками немецких снарядов, и сообщения, зачастую слишком многословные, а подчас и непонятные, передавались рассыльными. Важные сообщения могли разминуться между собой, создавая необходимость в новых указаниях и увеличивая неразбериху. Разведка также допустила ошибки, переоценив первоначальные силы врага и преувеличив некоторые расстояния. 11 марта британцы начали атаку через пять минут после прекращения заградительного огня, что привело к лишним потерям. Когда один из офицеров спросил у полковника: «Вы отдадите приказ наступать?» – полковник ответил: «Нет, это пустая трата человеческих жизней, мы не сможем продвинуться даже на двадцать метров, не говоря о двухстах. Артиллерия не достигла траншей. Если артиллерия не достигает цели, единственный способ – атаковать с правого фланга. Прямая атака даже близко к ним не подберется».

И все же Хейг отдал приказ о лобовой атаке, и почти все, кто в ней участвовал, погибли. В тот же вечер он отдал приказ продолжить наступление на следующий день.

На третий день сражения англичане с утра отразили немецкий контрудар, а во второй половине дня сами пошли в атаку. Через два часа атака захлебнулась, многие части были уничтожены. Тем не менее Хейг продолжал рассчитывать на войска, которые еще не были задействованы в наступлении, чтобы в итоге одержать победу. «Если верить донесениям, враг на нашем участке фронта в панике, – сообщил он. – Индийский корпус и 4-й корпус должны прорваться через заградительный огонь, невзирая на потери, и, если потребуется, задействовать резервы». Те, кому предстояло вечером осуществить эту операцию, пришли в смятение. Один из командиров индийского корпуса, бригадный генерал Эгертон, сообщил вышестоящему генералу Уилкоксу: «Атака, скорее всего, ничего не даст». Уилкокс отменил приказ и сказал Хейгу, который только что прибыл в штаб Индийского корпуса, что, по его мнению, такое количество войск не сможет атаковать неразведанную территорию.

Хейг принял решение Уилкокса, но слишком поздно: 4-й корпус уже начал наступление чуть севернее. Согласно официальным сводкам, сообщавшим о последних атаках 4-го корпуса, бойцы после трех дней и ночей под обстрелом падали от усталости и засыпали. Разбудить их можно было только с применением силы, а это оказалось непросто, так как поле боя было усеяно трупами англичан и немцев, в темноте неотличимыми от спящих.

Бой кончился. Был захвачен небольшой участок фортификаций около двух километров длиной и километр шириной, 1200 немецких солдат были взяты в плен. 7000 англичан и 4200 индусов погибло. Один из старейших членов штаба Хейга генерал Чартерис писал: «Боюсь, что Англии предстоят еще большие потери, чем те, что были при Нёв-Шапель, прежде чем мы наконец разгромим германскую армию». Другой офицер, капитан Колвин Филиппс, воевавший на Ипрском выступе, в письме к матери от 12 марта признался: «Здесь, похоже, считают, что конец войны не за горами, уж не знаю почему. Лично мне кажется, что она будет длиться вечно»?[68].

Потери с окончанием битвы не прекратились. Лейтенант Престон Уайт писал родителям о поездке на линию фронта вскоре после Нёв-Шапель: «Никаких путей сообщения там конечно же не было, и немцы задавали нам перцу всякий раз, как мы высовывались. Я видел, как пуля навылет пробила голову парню из отряда, который мы сменили, и застряла в челюсти одного из наших». Он рассказал о другом ужасном происшествии: когда его солдаты рыли землю, чтобы наполнить мешки для укреплений, «они откопали окоченевшую кисть человека в военной форме всего в нескольких сантиметрах от поверхности. Мы насыпали ему могильный холм и вбили крест, чтобы больше его никто не откопал. Жизнь старшины оборвалась, когда он пытался переползти через бруствер и собрать добычу с мертвых индусов».

Уайт, подобно многим другим, подробно описывал в письмах деревни и села, в которых сражался. Даже упоминал их названия. «Я легко могу представить тебя, – писал он отцу, – в нашей гостиной в Хенли, склонившегося над крупномасштабной картой с увеличительным стеклом. Мать, лежа на диване, то и дело тебя одергивает: «Дорогой! Дорогой! Что ты так волнуешься, Гарри? Ты правда думаешь, оно того стоит?» На воображаемый вопрос матери Уайт не отвечал. На следующий день он снова писал домой: «Сегодня у нас много новостей, и хороших, и плохих. Трое моих друзей и четверо знакомых убиты. Два английских крейсера, форсировавшие Дарданеллы, потерпели поражение. Италия вступила в войну. И все в один день»?[69].

Попытка форсировать Дарданеллы произошла 18 марта. Союзники надеялись, что она станет поворотным пунктом войны. В случае успеха противостояние на Западном фронте должно было сдвинуться с мертвой точки. Меньше недели прошло с битвы при Нёв-Шапель, которая тоже была задумана как прорыв и показала, чего стоят подобные замыслы. План операции 18 марта был таков: англо-французская эскадра входит в Мраморное море через Дарданелльский пролив и прорывается к Константинополю.

В британском Военном совете велись длинные и обстоятельные дискуссии о том, как следует провести операцию в Дарданеллах. Не только военно-морские силы Великобритании, составлявшие главную силу на этом участке фронта, но и сам Черчилль, и его коллеги по Военному совету ожидали, что Дарданеллы удастся быстро форсировать и турецкую столицу охватит паника, когда к берегу подойдет столь мощный военный флот. Лорд Китченер не сомневался, что, как только эскадра пройдет по Дарданелльскому проливу, турецкий гарнизон на Галлипольском полуострове тут же эвакуируется и высадки британских войск на берег не потребуется. Кроме того, «гарнизон Константинополя и султан без боя отступят на азиатский берег. Возможно, к ним присоединится и турецкая армия, сейчас базирующаяся во Фракии».

Этого триумфа можно будет достичь посредством одного флота. Китченер верил, что, если проявить толику терпения и правильно вести переговоры, оставшиеся с европейской стороны турецкие войска, «возможно, сдадутся». Эдвард Грей сказал Военному совету, что, как только морская операция в Дарданеллах завершится успехом, «в Константинополе произойдет дворцовый переворот», Турция выйдет из Тройственного союза и вновь станет нейтральной. Черчилль даже предположил, что турецкие солдаты согласятся служить наемниками в армиях союзников. Остальные министры считали, что победа флота убедит Грецию, Болгарию и Румынию вступить в войну на стороне Антанты. Предполагалось, что, получив власть над Мраморным морем, британский флот сможет соединиться с русским флотом в Черном море, чтобы вместе пробиться к верховьям Дуная и нанести удар в самое сердце Австро-Венгрии.

Все члены Военного совета считали атаку на Дарданеллы самым очевидным и многообещающим решением: открыв новый фронт на Дунае, она позволит сдвинуть с мертвой точки положение на Западном фронте и одновременно помочь России. Ллойд Джордж обрисовал выгоды и подвел итоги в докладной записке, которую распространили в Военном совете. «Чтобы привлечь к нам Болгарию, Румынию и Грецию с Сербией, мы должны бросить 1,5 миллиона солдат объединенной армии на австрийский фланг. Такой шаг не только ослабит давление на Россию, но и косвенным путем поможет Франции. Силы будут уравновешены, и у нас появится время, чтобы перевооружить русскую армию».

Вице-король Индии лорд Хардинг поддержал всеобщее воодушевление, заявив, что победа в Дарданеллах способна изменить прогерманские настроения мусульман Персии и Афганистана. Он также отметил, что в случае успеха освободится запертое в Черном море российское зерно, что сильно облегчит снабжение Индии. И наконец, те, кому победа в этой операции казалась неизбежной, уже подсчитывали доходы с захваченных территорий. Лорд Китченер настаивал на аннексии сирийских городов Алеппо и Александретта, принадлежавших Турции, в пользу Великобритании. Британское Адмиралтейство желало аннексировать всю долину Евфрата, от Урфы и Багдада до Басры, чтобы не допустить русских к теплым водам Персидского залива. Льюис Харкурт, министр по делам колоний, предлагал захватить южный анатолийский порт Мармарис. Герберт Сэмюэл хотел основать новую родину еврейского народа в турецкой Палестине.

Территориальные выгоды, которые сулила победа в Дарданеллах, привлекали многие нации, склоняя их к англо-французским планам. После победы над Турцией Россия получила бы восточные области Армении, а также столицу Константинополь, которую пообещала ей Великобритания на секретных переговорах 1908 г. По договору Англии с Россией Греция вместо Константинополя должна была получить западную анатолийскую провинцию Смирна, где проживало много греков. Италия, присоединившись к Антанте, получила бы южную анатолийскую провинцию Адана. Франция, чьи корабли уже готовы были воевать вместе с британскими, получила бы Сирию и Ливан. Если Болгария вступит в Антанту, ей достанется порт Дедеагач (Александруполис) в Эгейском море, который она захватила годом раньше?[70]. Греция и Румыния вместе с Болгарией также получили бы порты в Мраморном море.

Чаяния многих наций и многие геополитические перемены зависели от исхода сражения в Дарданеллах, которое началось утром 18 марта. Операция почти удалась. В ней приняли участие шесть британских и четыре французских военных корабля. Несколькими днями раньше с моря были обстреляны и выведены из строя внешние турецкие форты на узком перешейке у входа в пролив. В течение трех часов форты, прикрывающие минные поля внутри пролива, не могли оказывать сопротивление. Линии минного поля, пересекающие вход в пролив, были протралены еще до того, как к ним приблизились крейсеры.

Между фортом Чанаккале у входа в Дарданеллы и боевыми кораблями оставалось всего девять минных линий, которые были обнаружены и готовы к обезвреживанию. Однако необнаруженная линия из двадцати мин, десятью днями раньше заложенных вдоль берега небольшим турецким судном «Ноусрет», разрушила все планы. Три из десяти боевых кораблей союзников были потоплены. Британцы потеряли броненосцы «Иррезистибл» и «Оушен», французы – «Буве». Второй французский броненосец, «Голуа», получил сильные повреждения и выбросился на берег, чтобы избежать затопления. Британский «Инфлексибл» тоже напоролся на мину и вышел из строя. Из экипажа «Буве» погибло 620 человек, на британских судах всего 47. И английский, и французский адмиралы сочли эти потери допустимыми.

Немецкие офицеры, командовавшие турецкой артиллерией, понимали, что атака союзников едва не увенчалась успехом; их запас снарядов был на исходе. «Нам очень повезло», – прокомментировал случившееся подполковник Верле. Его батареи произвели 1600 выстрелов, и на их счету было 139 прямых попаданий в боевые корабли союзников. Погибло лишь трое его людей. Фальшивые батареи с металлическими трубами, направленными в небо, обманули артиллеристов союзной армии.

Британский адмирал очень хотел повторить атаку на следующий день; Черчилль поддержал эту идею. Оба были уверены, что, если, пройдя через Дарданелльский пролив в Мраморное море, англо-французский флот обойдет с флангов батареи на полуострове, турки быстро откажутся от борьбы. Но внезапно погода испортилась; высшие чины британской армии настаивали на необходимости высадиться на берег и атаковать оставшиеся форты с тыла. Все это привело к отсрочкам.

Утром 19 марта, анализируя отступление на море, британский Военный совет продолжал обсуждать перспективы победы над Турцией. Грей предложил создать в Аравии, Сирии и Месопотамии мусульманское государство под патронатом Великобритании и тем самым добиться поддержки мусульман в колониях, особенно 60 миллионов мусульман в Индии. Оценивая развитие отношений между Великобританией и мусульманским миром, Китченер предложил установить контроль над Меккой, центром ислама. Управление по делам Индии настаивало на том, что турецкая область Басры «должна стать частью Британской империи». Ллойд Джордж даже не исключал возможность отдать Германии часть Турецкой империи после ее раздела, чтобы уравновесить растущее влияние России. Однодневная задержка никак не охладила территориальных амбиций несостоявшихся победителей.

Лорд Китченер поручил командовать сухопутными войсками союзников генералу Йену Гамильтону. Генералу предстояло руководить высадкой на Галлипольском полуострове или проследовать на корабле через Дарданеллы к Константинополю, если бы задуманная атака с моря 18 марта завершилась успехом. Прибыв в Дарданеллы как раз вовремя, чтобы наблюдать атаку с борта корабля, Гамильтон услышал, как после отступления адмирал сказал, что готов попытаться снова. Гамильтон тут же предложил высадить войска на берег и провести на следующий день совместную атаку. Как он писал в тот вечер Китченеру, «в настоящий момент ясно одно: если флот сам не справляется, солдаты должны ему помочь». Гамильтон добавил: «Военная операция должна быть хорошо продуманной и постепенной».

Планы Китченера изменились: теперь он собирался высадить на берег большую армию. Черчилль, который все еще верил в успех повторной атаки с моря, не мог переубедить флотских экспертов и с этого момента был отодвинут на вторые роли. Китченер отвечал за разработку военных планов и стал очень скрытным. Все надежды на легкую и эффектную победу флота в Дарданеллах развеялись, хотя через десять дней русский Черноморский флот атаковал форты Босфора. В нападении приняли участие пять русских линкоров, два крейсера и десять миноносцев. На следующий день им помешал туман. Два русских миноносца были затоплены немецким кораблем «Гёбен», и российский флот отступил. Сильные ветры в Дарданеллах не позволяли осуществить простейшие тральные операции. И Дарданеллы, и Босфор оставались под жесткой властью Турции.

Все надежды на быстрый распад Османской империи рухнули. Правительства Греции, Болгарии и Италии, не меньше, чем Военный совет Великобритании, воодушевленные предстоящей капитуляцией Константинополя, сохраняли осторожный нейтралитет. Румынское правительство пропустило 150 немецких морских мин на территорию Турции. Пока британские, австралийские, новозеландские и французские войска стягивались в Египте и на Эгейских островах, одни лишь русские воспользовалась тем, что еще могла дать возможная победа Великобритании над Турцией. 20 марта британское правительство подписало тайное соглашение, по которому Россия получала Константинополь и Босфор, больше половины европейской территории Турции, а также европейское и азиатское побережье Дарданелл, включая полуостров Галлиполи. В обмен она обещала поддерживать британские интересы на остальной территории Османской империи и на нейтральной полосе в Центральной Персии. Британии предстояло захватить Галлиполи; России предстояло там править.

В 1854 г., чтобы воспрепятствовать господству России над Константинополем и проливами, Великобритания развязала войну, отправив армию в Крым. В 1878 г. Дизраэли послал в Дарданеллы британский флот, чтобы не допустить русских к турецкой столице. Теперь Британия была согласна признать Россию победителем, если войска, стягивающиеся на Галлипольском полуострове, принесут ей победу.

Среди солдат, проходивших подготовку к битве на суше, был поэт Руперт Брук. Еще в учебной части он заболел дизентерией и, проходя подготовку на одном из островов, умер от ядовитого укуса москита. Его похоронили на острове в масличной роще. Четыре часа спустя его однополчане отплыли на Галлиполи.

На Восточном фронте российская армия под командованием Брусилова продолжала гнать австрийцев назад в Карпаты: 20 марта, в день, когда России тайно пообещали Константинополь и проливы, Брусилов возле Смильника взял в плен 2400 австрийских солдат. 22 марта, в Пасхальное воскресенье, в Окне в результате внезапной русской атаки черкесская конница захватила австрийские позиции. Хорватский сержант Иосип Броз (в будущем лидер Коммунистической партии Югославии, известный как Тито) был ранен штыком в спину. «Я потерял сознание, – вспоминал он позже. – Потом черкесы принялись добивать раненых, иногда ножами. К счастью, появились российские военные и положили конец этой кровавой оргии». Броз попал в плен. В тот же день пала австрийская крепость Перемышль. Застигнутые жестокой метелью, сотни раненых замерзали на полях сражений, не дождавшись медицинской помощи; старший командный состав австрийской армии спасся на аэроплане. Список военных трофеев впечатлял: 700 тяжелых орудий, 700 артиллерийских орудий и 120 000 австрийских пленных, включая девять генералов.

«Некоторые из нас не верят в то, что русские взяли столько пленных в П… – писал родным с Западного фронта лейтенант Престон Уайт, узнав о капитуляции Перемышля, и добавил: – Черт возьми, не могу произнести это чудовищное название»?[71]. На участке Уайта в то время было относительно спокойно. «Мы потеряли только одного, – писал он. – Его убили выстрелом в голову, когда он высунулся из окопа, чтобы посмотреть, сколько трупов лежит между двумя линиями обороны. Он умер, когда мы его перевязывали».

Для штаба кайзера в Шарлевиле потеря Перемышля была ударом, смягчить который могло лишь отступление британского флота в Дарданеллах. «Поражение англичан несколько смягчает последствия этой потери, – писал адмирал Тирпиц из Шарлевиля. – Но русские повсюду яростно атакуют, и австрийцы все время терпят поражения. Мы сильно обеспокоены. Ресурсы Гинденбурга на исходе». После победы в Перемышле Брусилов продолжал наступление: 25 марта он вновь захватил Лупковский перевал, взяв в плен еще 8200 австрийских солдат.

Ситуация на фронте все больше заходила в тупик, на полях сражений проливалось все больше крови, а в Петрограде и Вене, Париже, Лондоне и Берлине все громче трезвонили патриотические колокола. В те дни Альберт Эйнштейн писал из Берлина французскому писателю и пацифисту Ромену Роллану: «Когда потомки будут оценивать достижения Европы, не скажут ли они, что три столетия кропотливой культурной работы привели нас от религиозного фанатизма к безумию национализма? В обоих воюющих лагерях сегодня даже ученые ведут себя так, словно восемь месяцев назад они внезапно лишились рассудка».

На Восточном фронте наступление немецких войск нагнетало в Литве те же антисемитские настроения, что и полгода назад в Польше. Евреев снова обвиняли в том, что они тайно поддерживают Германию и с нетерпением ждут немецких войск. Начались погромы еврейских домов и лавок. Русские казаки, ненавидевшие евреев с XVII в., вытаскивали их из домов и бросали в снег. Полмиллиона еврейских беженцев, оставшихся без крова и средств к существованию, были вынуждены покинуть Литву и Курляндию в поисках безопасного убежища.

На юге командование Австрии обратилось к Германии за помощью против продолжающегося наступления русских войск. Однако до прибытия специального немецкого горного корпуса Брусилов взял в плен еще 11 000 австрийских солдат. По оценкам штаба, боевой дух австрийских солдат на линии фронта был «ниже нуля».

Попросила помощи у Германии и Турция. 26 марта генерал Лиман фон Сандерс прибыл на полуостров Галлиполи, чтобы принять командование 5-й турецкой армией, поскольку британские и французские войска на соседних Эгейских островах готовились к нападению. Под давлением Германии Болгария и Румыния позволили провезти немецкое оружие в Турцию через свои территории: дипломатический протест Великобритании ничего не дал. В Чанаккале прибыли немецкие самолеты, чтобы обеспечить Турции воздушную разведку.

Британские политики все еще надеялись одержать победу в Дарданеллах. 25 марта министр по делам колоний Льюис Харкурт разослал членам Военного совета меморандум, озаглавленный «Военная добыча», где предлагал аннексировать после победы над Турцией Месопотамию «как сборный пункт для иммигрантов из Индии» и передать Святую землю?[72] под мандат США.

В Дарданеллах, на месте боевых действий, генерал Гамильтон также ни в чем не сомневался и 30 марта сообщил адмиралу Де Робеку, что «самым разумным решением» будет возобновить атаку с моря. Гамильтон писал: «Всегда существует вероятность того, что оборона может рухнуть. Если вы достигнете успеха, убедитесь, что оставили достаточное количество легких крейсеров, чтобы они сопровождали меня во время атаки, если это будет необходимо».

До упомянутого нападения оставалось три с половиной недели, а Гамильтон все еще рисовал в своем воображении победу на море, которая сделает высадку войск ненужной. В то же время обе стороны готовили свои войска, оружие и снаряжение к битве на суше, на территории «славного Востока», как его назвал Асквит. Полковник Хенки в письме Асквиту от 12 апреля предупреждал, что высадка войск на полуострове Галлиполи будет «рискованным предприятием, успех которого зависит от того, сколько у них останется снарядов и насколько плохо обучены турецкие военные». В несостоятельности турок можно было убедиться в тот самый день во время их провалившейся атаки на Курну и Басру, которые контролировали британские и индийские подразделения. В Шаибе, к юго-востоку от Басры, 6000 англичан и индусов разбили турецкие силы, насчитывавшие более 10 000 человек, укрепив уверенность британцев в своем превосходстве. Шестью днями позже английский аэроплан сбросил шесть бомб весом в 45 килограммов на германский самолетный ангар в Чанаккале, уничтожив находившуюся в нем авиацию.

Когда новости о легких победах над турками в битве при Шаибе достигли Британии, стало понятно, что они имели не только военное значение, но убедили британских солдат в их моральном превосходстве. Во время наступления офицер кавалерии майор Уиллер и его командир индус Судан Синг галопом промчались перед арабами, поддерживавшими турок. Достигнув арабского флага, они обнаружили, что отрезаны от остальных. Уиллер был застрелен верхом на лошади, Судана Синга стащили на землю, облили маслом и подожгли. Когда англичане в тот день нашли его тело, оно все еще тлело. Оба офицера получили награды посмертно, Уиллер – Крест Виктории, Судан Синг – индийский орден «За боевые заслуги».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.