Последняя разведка

Последняя разведка

31 июля. Утро

Накануне, 31 июля, на бывшем у генерала Линевича совещании начальников соединенных отрядов было решено, что все союзные войска будут выступать в Пекин по трем параллельным дорогам, идущим от Тунчжоу, с востока на запад, к столице Срединной империи. По средней дороге, проселочной, между каналом и Мандаринской дорогой, должны были идти русские войска и пробить ворота «Дунбяньмынь», расположенные в углу между Маньчжурским и Китайским городом Пекина. Японцы должны были идти справа от нас по каменной Мандаринской дороге и пробиться в верхние Восточные ворота «Цихуамынь». Англичане и американцы должны были идти слева от нас, по проселочной дороге, которая была накануне обследована генералом Василевским. Эта дорога упиралась в нижние Восточные ворота «Шавумынь».

Штурм Пекина был назначен в ночь с 1 на 2 августа. Два дня были даны войскам для отдыха. 30 и 31 июля к Тунчжоу подтянулись отставшие отряды англичан и американцев.

31 июля, рано утром, наши казаки, в составе двух сотен — 6-й Верхнеудинского полка и 3-й Читинского полка, — вместе с японскими кавалеристами произвели последнюю разведку пути между Тунчжоу и Пекином.

Случай, происшедший накануне ночью, когда японцы стали раньше срока бомбардировать тунчжоуские ворота и забаррикадировали вольно или невольно своими обозами и батареями все ворота в Тунчжоу, — преждевременный штурм японцами Бэйцанского лагеря, их постоянная горячность и стремление вперед — все эти причины заставляли начальника русского отряда зорко наблюдать за всеми действиями японцев. Русский генерал не мог, конечно, допустить, чтобы японцы подобным же образом заставили своими обозами ворота и дороги в Пекине, благодаря чему русские войска, уже спасшие Тяньцзинь, явились бы в Пекин в хвосте японцев.

Японская батарея в походе

С другой стороны, мы не могли обойтись без японцев, так как у нас не было карт. Как это ни странно, но в Тяньцзине мы никак не могли достать ни одной удовлетворительной карты местности от Тяньцзиня к Пекину, и нам приходилось удовольствоваться любезностью генерала Фукушима, который показывал русским свои карты. Японцы имели собственные подробные карты с китайскими иероглифами, изготовленные в Японии. В японском отряде почти каждый офицер имел по такой карте, и путь к китайской столице они знали наизусть.

Проехав около 10 верст по Маньчжурской дороге к Пекину, русско-японский отряд не встретил никаких признаков китайских войск. По пути попадалось только их платье и сапоги, сброшенные, вероятно, для удобства. Всюду валялись тысячи голов и были видны следы кровавых пятен. Страшное зрелище. К счастью, это были арбузы, объеденные бежавшими солдатами. Все попутные деревни были ими разграблены и покинуты жителями.

По дороге встречались отряды японских солдат и японские батареи, уже спешившие к Пекину, хотя штурм был назначен только на другой день. Движение японцев было весьма подозрительно.

Когда наш кавалерийский отряд остановился на привале, я попросил одного японского офицера показать карту местности. Он свободно говорил на немецком языке, охотно развернул бывшую при нем карту и указал наш путь.

— Когда вы думаете штурмовать Пекин? — спросил я офицера, указывая на проходившие колонны японских стрелков.

— Сегодня ночью.

— Это окончательно решено?

— Да, мы хотим попробовать.

— Но ведь союзники назначили общий штурм на завтра?

— Это нам не препятствует штурмовать наши ворота сегодня же.

Я сейчас же послал к генералу Василевскому казака с запиской приблизительно следующего содержания: «По-видимому, японцы хотят штурмовать Пекин сегодня ночью. Их пехота и горные батареи поспешно идут вперед по Мандаринской дороге. Офицер японского Генерального штаба сказал мне, что они намерены попробовать штурмовать сегодня».

Так как путь, предназначенный для движения русских войск, пролегал между Мандаринской дорогой и каналом, параллельно им обоим, то я предложил капитану Генерального штаба Карликову осмотреть этот путь. Капитан взял десяток казаков. Мы свернули с Мандаринской дороги на юг и поехали по проселочной дороге, оставив русско-японский отряд, который продолжал разведку.

Дорога была проселочная, извилистая. Окружающая местность обыкновенная: деревеньки, кукуруза, гаолян, могилы, окруженные хвойными рощами, и кумирни. Завидя нас, жители всюду разбегались и прятались в кукурузу. Только под самым Пекином жители одной деревни вышли к нам навстречу, дали воды и сообщили, что все ворота Пекина, расположенные на восточной стороне, заперты; открыты только северные ворота; войска, бежавшие от Тунчжоу, расположились не в Пекине, а в 15 верстах к югу у Наньхайцза; в Пекине же находятся только маньчжурские войска.

В 11 часов утра мы подъехали за 1 1/2 версты к Пекину и взобрались на высокий загородный вал.

Капитан Генерального штаба Карпиков

Сильно забилось мое сердце, когда перед нами открылись величественные тысячелетние стены священной столицы богдыханов. Между нами и стенами растянулся пригород, утопавший в зелени туй, акаций и ив. На стене виднелись флаги и циновочные палатки. С опасностью для жизни мы с казаками продвинулись еще с версту вперед и остановились в овраге, под прикрытием кукурузы, чтобы лучше высмотреть местность. Вдоль стены были ясно видны палатки китайских солдат и множество красных и белых флагов. Солдат не было видно.

Стены Пекина

Лошадь вывезла меня на вершину холма. Там, точно окаменевшая тайна или вековечная загадка, точно в непробудном сне, точно замурованная в своих вековых стенах, покоилась и молчала великая столица великого государства — Пекин, которому втрое больше лет, чем России, хотя он сам вдвое моложе Китая, создавшего эту трехтысячелетнюю твердыню. В течение длинного ряда веков, в лоне которых погребены сотни народов и царств, Пекин стоял незыблемо, и то им царили, то он царил. Одиннадцать веков он переходил от одних народов к другим. Он был столицей и китайцев, и киданей, и монголов, и маньчжур. Перед его несокрушимыми стенами воевал бурный Чингисхан. В нем царствовал всесильный Хубилай[87], правивший всей Азией. В нем жил и действовал мудрейший Цянлун[88]. Правившие им цари и народы уже давно исчезли в вечности, а «Северная столица» все стоит.

Я спустился с холма и один поехал вперед, желая осмотреть дорогу до самых ворот. Проселочный путь скоро свернул на каменную дорогу. Направо и налево шли фанзы и какие-то склады. Китайцы, вышедшие из своих домов, с изумлением смотрели на появление иностранца. Одни разбегались, а другие стояли и разглядывали.

В стороне от меня, в поле, верхом на лошади проезжал китайский офицер. Он был чем-то вооружен. Позади на осле ехал слуга. Я встревожился, так как, по-видимому, мы ехали друг другу навстречу. Увидя меня, офицер погнал коня и поспешил уехать подальше от нежданного «заморского черта». К счастью, мы были друг другу не опасны: я был вооружен хлыстом, а он — веером.

Дорога и гранитный мост были в исправности. Я подъехал к последнему гранитному мосту, за которым увидал огромные черные ворота, сажен пяти высоты — цель нашего похода. У ворот бродили китайцы. Ворота были заперты. Мост перед ними в исправности. Таким образом, наши войска могли подойти вплотную к воротам Пекина.

Я хотел подъехать к самым воротам, чтобы осмотреть их — и слава Богу, что этого не сделал, так как возле ворот стояло пять китайских караулов, которых я не разглядел издали.

Опасно было оставаться в этой глухой улице, выходившей к воротам. Я повернул лошадь и поспешил к капитану Карликову, который наскоро чертил план местности. Китайские солдаты наконец кончили свой полдневный чифань и высыпали на стену, чтобы рассмотреть появившегося заморского всадника. Я был в таком несчастном, растрепанном и грязном виде благодаря походу, что солдаты долго разглядывали, не зная, к какой нации меня причислить. Толпа китайцев выбежала из домов и стала посреди дороги.

— Ни мынь доу хао! Бу яо хайпа! (Здравствуйте!.. He нужно бояться!) — крикнул я китайцам, и, пока они размышляли, я был уже далеко от них.

Когда я подъехал к нашим, с городской стены было пущено вдогонку несколько выстрелов. Не успели мы напоить лошадей и отъехать за городской вал, как из одной деревни нас встретили таким дружным ружейным огнем, что испуганные лошади полетели карьером. Точно бешеные мы мчались по каким-то колеям, кустам и канавам.

Выстрелы прекратились. Мы остановились и стали переводить дух. И лошади и казаки оробели и жались друг к другу.

Капитан Карликов со своими казаками повернул обратно на Мандаринскую дорогу для присоединения к рекогносцировочному отряду, а я с двумя казаками поехал вдоль тунчжоуского канала Дадунхо, по направлению к лагерю, по будущей дороге русских войск.

От волнения, усталости, голода и жажды я так обессилел, что едва держался в седле. После того как нас обстреляли из одной деревни, я больше не решался заходить в деревни, тем более что нас было всего три человека. Жажда мучила, но вдоль дороги мы не встречали ни колодцев, ни арбузов. Зной обжигал нас. Все тело мое было разбито. Я чувствовал, что изнемогаю, и боялся упасть с лошади.

Какой подарок! Возле дороги мы нашли виноградник с большими зелеными гроздьями. Мы слезли с лошадей, легли, как ягнята, на траву и стали поедать ягоду за ягодой. Я был так голоден, с утра не евши, что даже не заметил, что виноград не созрел и был кисел, как китайская соя. Скоро я почувствовал во рту такой пожар, что не знал куда деваться и не мог забыть этот виноград даже после штурма Пекина.

До Тунчжоу оставалось еще верст 10, но я был без сил и не знал, что мне делать. На мое счастье, в роще показались ряды белых русских рубах и впереди на лошади генерал Василевский.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.