Главковерх Керенский
Главковерх Керенский
После смещения Л. Г. Корнилова 30 августа 1917 года впервые в отечественной истории пост Верховного главнокомандующего Российских вооруженных сил занял человек, никогда не служивший ни в армии, ни на флоте, не имевший ни военного образования, и, естественно, не принимавший непосредственного участия ни в одном из сражений и боев. Им стал тридцатишестилетний адвокат и буржуазный политический деятель, активный член, а затем и глава (министр-председатель) Временного правительства Александр Федорович Керенский.
«А. Ф. Керенский – фигура очень яркая и красочная, – писал генерал от инфантерии Ю. Н. Данилов. – Лицо, игравшее в истории России после мартовского периода роль весьма большую… Он стал тем единственным человеком, которому удалось приобрести и сохранить хотя бы видимость какого-либо авторитета над бушевавшей революционной стихией».
По мнению другого русского историка А. А. Керсновского, «когда трагически сложившаяся обстановка потребовала от главы Временного правительства и Верховного главнокомандующего выбора между Корниловым и Лениным, Керенский выбрал последнего… Конечно, Керенский не одобрял Ленина, возмущался его «аморальностью», негодовал на его братоубийственную проповедь… Но это были только частности. И тот и другой поклонялись революции. Один воскуривал ей фимиам, другой приносил ей кровавые жертвы. Они говорили на одном и том же языке. Разница была лишь в акцентах. В итоге Керенский предпочел своего Ленина чужому Корнилову, и отдал Ленину Россию на растерзание. В выборе между Россией и революцией он не колебался, ставя выше революции самого себя».
Посещение А. Ф. Керенским войск действующей армии.
Керенский по большому счету не любил армию, и даже будучи Верховным главнокомандующим очень мало занимался ее делами. Все свое время он посвящал вопросами государственного устройства Российской Республики. Важное место в решении этой задачи заняло Совещание, проведенное в последний день сентября. В нем приняли участие представители «Демократического совета», члены партии кадетов, профсоюзов, групп промышленников и Центрального союза кооперативов. «Открывая заседание, – писал Керенский, – я сообщил о нашем плане восстановления коалиции и создания консультативного органа – Временного совета республики, который функционировал бы до созыва Учредительного собрания. Я указал, что на нынешней критической стадии нам следует заниматься не столько разработкой новой программы, сколько немедленным формированием нового кабинета на основе баланса политических сил в стране, и на следующий же день опубликовать фамилии министров. После продолжительных и довольно бурных дебатов мое предложение было принято. На следующий день был опубликован новый состав правительства. Помимо членов тех партий, которые входили в коалицию до 27 августа, в состав нового кабинета вошли два представителя от профсоюзов и группы промышленников. В декларации по случаю провозглашения республики и создания Директории Временное правительство заявляло, что оно будет стремиться к расширению своего состава за счет представителей тех элементов, которые ставят интересы отечества выше временных и частных интересов отдельных партий и классов; Временное правительство также не сомневается, что достигнет этой цели в самом ближайшем будущем».
Тем временем события развертывались стремительно. На Керенского надвигался новый враг – большевики, которые еще совсем недавно помогли Александру Федоровичу справиться с Корниловым. За большевиками смутно угадывались силы, для которых Россия и весь ее народ были не больше, чем разменные пешки в мировой политической игре. И Керенский был также пешкой, уже сыгравшей свою роль и совершенно лишней на доске истории.
С 23 октября начались революционные выступления рабочих в столице и в ряде других городов страны. Ночь с 24 на 25 октября прошла в напряженном ожидании. Керенский ждал прибытия с фронта воинских частей, вызванных через Ставку. К утру они так и не прибыли. Центральная телефонная станция, почтамт и большинство правительственных зданий оказались заняты отрядами Красной гвардии. Зимний дворец находился в полной изоляции: с ним не было даже телефонной связи. На всех улицах вокруг Зимнего дворца патрули Красной гвардии. Все контрольно-пропускные посты на подступах к Петрограду вдоль дорог к Царскому Селу, Гатчине и Пскову были тоже заняты большевиками.
После краткого совещания небольшой группы министров было принято решение, что Верховный главнокомандующий направится встречать эшелоны с войсками. Керенский решил ехать через город в автомобиле. Такие поездки совершались постоянно, и к ним все привыкли. Но в последний момент, когда помощник командующего Петроградским военным округом, адъютант и Керенский были готовы отправиться в путь, прибыли представители английского и американского посольств и предложили выехать из города в автомобиле под американским флагом. Александр Федорович поблагодарил союзников за их предложение, однако заметил, что главе правительства не пристало ехать по улицам русской столицы под прикрытием американского флага.
О последующих событиях повествует в своих мемуарах сам Керенский.
«Попрощавшись с Коноваловым и Кишкиным, оставшимися в Петрограде, я тронулся в путь. Впереди сидели водитель и адъютант, я – в своей обычной полувоенной форме – сзади. Рядом со мной сидел помощник командующего войсками Петроградского округа Кузьмин, напротив нас – еще два адъютанта. Такой расчет полностью оправдался. Мое появление на улицах охваченного восстанием города было столь неожиданно, что караулы не успевали на это отреагировать надлежащим образом. Многие из «революционных» стражей вытягивались по стойке «смирно» и отдавали мне честь!
Выехав за пределы города, водитель нажал на акселератор, и мы вихрем понеслись по дороге. Видимо, ему чудилось, будто кто-то уже донес Ленину и Троцкому о моем отъезде.
У контрольно-пропускного пункта у Московской заставы нас обстреляли, тем не менее мы благополучно прибыли в Гатчину. Несмотря на попытку задержать нас там, мы и Гатчину миновали благополучно. К ночи мы добрались до Пскова, где размещалась Ставка главнокомандующего Северным фронтом. Чтобы чувствовать себя в полной безопасности, мы устроились на частной квартире моего шурина генерал-квартирмейстера Барановского. По моему приглашению на квартиру прибыл командующий генерал Черемисов, который, однако, как выяснилось, уже начал «флиртовать» с большевиками. Движение войск к Петрограду, о котором я распорядился, было остановлено по его приказу. После довольно резкого разговора генерал Черемисов удалился. У нас не было никаких сомнений, что он сообщит новым хозяевам положения о моем прибытии во Псков. А потому нам ничего не оставалось, как ехать дальше, в сторону фронта.
В маленьком городке Острове располагался 3-й Конный казачий корпус. Именно этому подразделению под командованием генерала Крымова надлежало в сентябре захватить столицу. В разговоре со мной Черемисов сообщил, что новый командующий 3-м корпусом генерал Краснов, находясь во Пскове, пытался установить со мной связь. Я поинтересовался, где Краснов находится в настоящее время, и получил ответ, что он возвратился в Остров. Мы решили немедленно отправиться в Остров и, если не найдем там Краснова, выехать в Могилев, чтобы встретиться в Ставке с начальником штаба Верховного главнокомандования генералом Духониным.
Позже я узнал, что Духонин дважды пытался установить со мной связь по телефону, однако Черемисов воспрепятствовал этому».
К утру 26 октября Керенский и генерал П. Н. Краснов уже были в штабе 3-го Конного корпуса в Острове. Вся «боевая мощь» этого корпуса состояла из 500–600 казаков и 12 пушек. Все остальные части были отправлены на фронт и в район Петрограда. Тем не менее Керенский решился с этими силами двинуться на Петроград, рассчитывая, что к нему присоединятся и другие части.
С рассвета следующего дня отряд без единого выстрела вошел в Гатчину. Решили идти на Царское Село и оттуда немедленно двинуться на Петроград, где ожидалась помощь верных Временному правительству подразделений, направленных по приказу генерала Духонина, офицеров и курсантов кадетских корпусов, отрядов боевиков партии эсеров. Царское Село также удалось захватить, но уже с определенными трудностями и с большой задержкой по времени…
Финальный акт борьбы А. Ф. Керенского за власть над страной и армией разыгрался 30 октября вблизи знаменитой Пулковской обсерватории. Так называемые Пулковские высоты были в руках кронштадских матросов. В распоряжении Керенского имелись 700 казаков, бронепоезд, пехотный полк, только что прибывший с фронта, и несколько полевых орудий.
Едва артиллерия открыла огонь, революционные солдаты Петроградского гарнизона оставили свои позиции, Казаки бросились за ними в погоню. Однако правый фланг большевиков, где находились кронштадские матросы, не дрогнул. После продолжительной перестрелки, не имея сил закрепиться на столь широком фронте, правительственные войска отошли к Гатчине. 31 октября генерал Краснов направил делегацию казаков в Красное Село для переговоров с большевиками о перемирии. Они проводились в Гатчине в нижнем зале дворца. Неблагоприятный исход этих переговоров (бывшего главу государства и Верховного главнокомандующего казаки «обменивали» на право по домам), вынудил Керенского переодеться в матросскую форму и бежать из Гатчины. После этого его значение как Верховного главнокомандующего больше ни в чем не проявлялось.
Почти полтора месяца бывший Верховный главнокомандующий прятался на одном из близлежащих хуторов. Здесь он прочитал в газете «Известия» сообщение, что армейским организациям предписывается принять меры для немедленного ареста Керенского и доставки его в Петроград, а всякое ему пособничество будет караться как тяжкое государственное преступление.
Позже А. Ф. Керенский писал: «Мои гонители искали меня повсюду. Им и в голову не пришло, что я скрываюсь у них под самым носом, между Гатчиной и Лугой, а не где-то на Дону или в Сибири. А мне тем временем ничего не оставалось, как затаиться, занявшись, насколько это возможно, изменением своей внешности. Я отрастил бороду и усы. Бороденка была жиденькая, она кустилась лишь на щеках, оставляя открытыми подбородок и всю нижнюю часть лица. И все же в очках, со взъерошенными патлами я по прошествии 40 дней вполне сходил за студента-нигилиста 60-х годов прошлого века».
Из своего убежища, основываясь на информации из регулярно получаемых газет, бывший министр-председатель и Верховный главнокомандующий обратился с открытым письмом к русскому народу, которое было опубликовано 22 ноября 1917 года в газете «Дело народа». В нем он писал следующее:
«Опомнитесь! Разве вы не видите, что воспользовались простотой вашей и бесстыдно обманули вас? Вам в три дня обещали дать мир с германцами, а теперь о нем молят предатели. Зато все лицо земли русской залили братской кровью, вас сделали убийцами, опричниками. С гордостью может поднять свою голову Николай II. Поистине никогда в его время не совершалось таких ужасов. Опричники Малюты Скуратова – и их превзошли опричники Льва Троцкого. Вам обещали хлеб, а страшный голод уже начинает свое царство свободы, и дети ваши скоро поймут, кто их губит. Вам обещали царство свободы, царство трудолюбивого народа. Где же эта свобода? Она поругана, опозорена. Шайка безумцев, проходимцев и предателей душит свободу, предает революцию, губит родину нашу. Опомнитесь все, у кого еще осталась совесть, кто еще остался человеком!
Девальвированные русские деньги «керенки».
Будьте гражданами, не добивайте собственными руками родины и революции, за которую восемь месяцев боролись! Оставьте безумцев и предателей! Вернитесь к народу, вернитесь на службу родине и революции! Это говорю вам я – Керенский! Керенский, которого вожди ваши ославили «контрреволюционером» и «корниловцем», но которого корниловцы хотели передать в руки дезертира Дыбенки и тех, кто с ним. Восемь долгих месяцев, по воле революции и демократии, я охранял свободу народа и будущее счастье трудящихся масс. Я вместе с лучшими людьми привел к дверям Учредительного собрания. Только теперь, когда царствует насилие и ужас ленинского произвола – его с Троцким диктатура, – только теперь и слепым стало ясно, что в то время, когда я был у власти, была действительная свобода и действительно правила демократия, уважая свободу каждого, отстаивая равенство всех и стремясь к братству трудящихся. Опомнитесь же, а то будет поздно и погибнет государство наше. Голод, безработица разрушат счастье семей ваших, и снова вы вернетесь под ярмо рабства. Опомнитесь же!»
К концу пребывания на хуторе Керенского стала настойчиво преследовать мысль сделать попытку добраться к открытию Учредительного собрания в Петроград. Ему казалось, что это его последний шанс сказать стране и народу свое мнение о создавшемся положении. Помогли друзья. Они довезли его на санях в Новгород, затем в Бологое, откуда на поезде Александр Федорович доехал до Петрограда, где извозчик доставил его по условленному адресу.
«Учредительное собрание, – писал Керенский, – должно было открыться 5 января 1918 года, и, казалось, все идет по намеченному мною плану. Через три дня я надеялся быть в Таврическом дворце, на открытии собрания. 2 января меня посетил член фракции эсеров в Учредительном собрании Зензинов. Завязавшаяся беседа, поначалу очень дружеская, вскоре обернулась ожесточенным спором. Я и сегодня с болью вспоминаю тот разговор. Я сказал ему, что считаю своим долгом присутствовать на открытии Учредительного собрания. Хотя у меня и не было приглашения в Таврический дворец, я рассчитывал, изменив внешность, пройти по билету какого-нибудь малоизвестного депутата из провинции. Я рассчитывал на помощь в получении такого билета, самонадеянно думая, что мои друзья в Учредительном собрании позаботятся обо мне. Но они наотрез отказались».
Несмотря на создавшиеся сложности, Керенский не терял надежды на то, что ему удастся проникнуть в Таврический дворец. Однако 5 января столица выглядела так, словно в ней ввели осадное положение. За несколько дней до этого большевики создали так называемый Чрезвычайный штаб. Район вокруг Таврического дворца был отдан в ведение большевистского коменданта Г. Благонравова. Сам дворец был окружен вооруженными до зубов войсками, кронштадскими матросами и латышскими стрелками, часть которых расположилась внутри здания. Все улицы, ведущие ко дворцу, были перекрыты.
Ранним утром следующего дня Учредительное собрание было разогнано большевиками. Мечта Александра Федоровича выступить с его трибуны не сбылась. Его пребывание в Петрограде стало бессмысленным, и он покинул столицу.
Некоторое время Керенский проживал в Финляндии, но в начале марта возвращается в Петроград. Там он завершает работу над книгой по материалам Чрезвычайной комиссии по расследованию корниловского дела. Весной 1918 года Александр Федорович переезжает в Москву, где уже летом выходит в свет его книга «Дело Корнилова».
В Москве, куда переехало и советское правительство, Александр Федорович встретился с Екатериной Константиновной Брешко-Брешковской – «бабушкой русской революции», одной из организаторов и лидеров партии эсеров, в 1870-х годах (она родилась в 1844 году) участницей «хождения в народ», 22 года проведшей в тюрьме, на каторге и ссылке, участницей революции 1905 года, после Февральской революции 1917 года поддерживающей Временное правительство. После беседы с ней он вступил в нелегальную организацию «Союз возрождения России», основным пунктом программы которой было «создание правительства национального единства на самой широкой основе и восстановление в сотрудничестве с западными союзниками России фронт боевых действий против Германии». По заданию Исполкома «Союза» Керенский был командирован вначале в Англию, затем во Францию. В конце мая, покидая Россию, Александр Федорович едва ли думал о том, что прощается с родиной навсегда.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.