Действия Чичагова и Сакена

Действия Чичагова и Сакена

Причины продолжительного пребывания Дунайской армии у Бреста. – Распоряжения к выступлению на Березину. – Сакен остается у Бреста. – Дунайская армия идет к Слониму. – Австрийцы являются в тыл у Волковиска. – Чернышев уничтожает переправы их. – Причины появления Князя Шварценберга у Волковиска. – Распоряжения Сакена. – Действия его против Ренье. – Ночное нападение на Волковиск. – Дело при сем городе. – Отступление Сакена. – Чернышев открывает совещание с Графом Витгенштейном. – Движение Дунайской армии из Слонима к Березине. – Разбитие Косецкого Графом Ламбертом. – Занятие Минска. – Причины неприбытия Эртеля. – Покорение Борисова. – Дунайская армия.

Москва была очищена от неприятеля; отбитый в Малоярославце, Наполеон возвращался к Можайску; Граф Витгенштейн покорил Полоцк и шел к Уле; наступала середина Октября, но Дунайская армия не трогалась с берегов Буга в назначенный ей поход к Березине. Мы оставили ее, 8 Октября, в Бресте, а Князя Шварценберга и Ренье против Дрогичина, где, избегая сражения, передвигали они легкие войска с одного места на другое, стараясь прикрыть сообщение свое с Варшавой. Уже 9 дней, с 3 °Cентября, стоял Адмирал Чичагов в Бресте и не выступал к Березине, по недостатку в продовольствии, а также из опасения: не устремится ли вслед за ним Князь Шварценберг. Для предупреждения такого покушения неприятелей возымел он даже мысль: «прежде начатия движения к Березине, оттеснить Князя Шварценберга до Варшавы, чтобы потом быть развязанным в своих действиях»[550]. Однако он отложил это предположение, удалявшее его на неопределенное время и дальнее расстояние от цели, назначенной ему в операционном плане, и вместо того, видя бесполезность дальнейшего пребывания в Бресте, тогда как по расчету времени должны были в главных армиях совершиться важные события, решился исполнить повеленное ему движение к Березине. Он разделил армию на две неравные части; с одной хотел сам выступить в поход, а другую оставить позади себя для удержания австрийцев и саксонцев. Назначенные идти к Березине войска состояли из двух авангардов: Графа Ламберта и Чаплица, и трех корпусов: Эссена, Воинова и Сабаньева; последние два отданы были под начальство Графа Ланжерона. Против Князя Шварценберга и Ренье оставлены корпуса Булатова и Графа Ливена. Оба поручены Генерал-Лейтенанту Сакену с повелением: не допускать австрийцев и саксонцев идти за Чичаговым, если нужно действовать против них наступательно и в то же время прикрывать губернии Волынскую и Подольскую[551]. Эртелю приказано идти из Мозыря к Игумену и там войти в состав армии, а отряду Лидерса, который при начале войны был отправлен в Сербию и на возвратном оттуда пути находился еще в Волынской губернии, предписано, для соединения с армией, направиться из Пинска к Несвижу. Марши так были разочтены, что Эртель и Лидерс, сближаясь к армии, выступавшей от Бреста к Минску, должны были, как будто в сети, захватывать неприятельские войска, разбросанные на пространстве между Березиной и Припятью. 15 Октября собрались у Чернавчицы войска, назначенные идти с Чичаговым. Он не хотел спешить на первых переходах, желая сперва узнать достоверно, что предпримет Князь Шварценберг, когда возветится об удалении Дунайской армии, и воротиться к нему навстречу, в случае если неприятель пойдет на Сакена, расположившегося между тем около Бреста, по обоим берегам Буга. При самом выступлении из Чернавчицы Чичагов получил известие, что дивизия Дюрюта, из корпуса Ожеро, соединилась с Князем Шварценбергом, отчего силы сего последнего возросли до 50 000 человек. У Сакена было не более 18 000, почему Чичагов приказал Эссену, назначенному идти с армией к Березине, возвратиться к Сакену и состоять у него под начальством; с прибытием Эссена число войск Сакена простиралось до 27 000 человек. «С такими силами, – писал ему Чичагов, – опасаться вам нечего, и, может быть, вы в состоянии начать наступательные действия. Беспокойте неприятеля и старайтесь завязать с ним дело, прежде чем я удалюсь на дальнее расстояние. Не теряйте его из вида потому, что, спустясь по Бугу, он может устремиться за мною через Белосток и Волковиск. Узнавайте обо всем, что в этом предположении сделает неприятель, и следуйте за ним, оставя в Бресте немного войск. Соображая по возможности наши взаимные действия, можно выиграть у неприятеля несколько маршей»[552].

За отправлением к Сакену корпуса Эссенова, осталось у Чичагова 32 000 человек, но он надеялся иметь до 50 000, когда примкнут к нему Лидерс с 3500 и Эртель, имевший около 15 000 человек[553]. Подкрепив таким образом Сакена, Адмирал решился не останавливаться долее и пошел из Чернавчиц двумя колоннами к Пружанам, куда прибыл 20 Октября. В следующие дни он продолжал беспрепятственно движение через Селец, Смоляницу и Ружаны и 25-го вступил в Слоним, где получил известие, что Князь Шварценберг выиграл у Сакена два марша и показался между Волковиском и Зельве. Чичагов послал Флигель-Адъютанта Чернышева, с одним казачьим полком, занять Деречин и Зельве и затруднить марш неприятелю. В Зельве Чернышев узнал, что австрийский Генерал Мор шел из Гродно к Мостам на Немане и устраивал там переправу, в намерении соединиться с Князем Шварценбергом, уже находившимся в Волковиске. Чернышев отрядил казаков уничтожить в Мостах лес, приготовленный неприятелем для переправы. Донцы прошли на рысях более 40 верст, разогнали рабочих и лес сожгли. Между тем сам Чернышев занимался истреблением мостов на речке Зельве, по которым надобно было проходить Князю Шварценбергу из Волковиска. Так остановлены были австрийцы на несколько времени, чем воспользовался Чичагов для продолжения движений к Несвижу.

Прежде нежели последуем за Дунайской армией из Слонима к Березине, надобно объяснить, отчего оставленные нами в Дрогичине Князь Шварценберг и Ренье очутились в Волковиске. Сведав от жителей о выступлении Чичагова из Бреста, они легко догадались, что Чичагов направился к главному театру войны, в тыл Наполеона, чего им никак нельзя было допускать. Самое важное или, лучше сказать, единственное назначение Князя Шварценберга заключалось в воспрепятствовании бывшим в Литве русским войскам обратиться на Наполеона. Во всех повелениях, отправленных Наполеоном Князю Шварценбергу, не переставал он подтверждать ему, что в удержании в Литве армий Чичагова и Тормасова долженствовала состоять вся цель его действий[554]. Услышав о марше Дунайской армии, Князь Шварценберг и Ренье тотчас устремились за нею; 19 октября переправились они через Буг при Дрогичине и пошли к Волковиску такими усиленными маршами, каких нельзя было ожидать от немецких войск, обыкновенно двигающихся медленно. Сакен, узнав об их движении, выступил из Бреста к Высоколитовску, в намерении «атаковать, где можно, неприятельский арьергард и поодиночке корпуса, если к тому представится случай, но отступать от превосходных сил. Только сим средством, – писал он, – надеюсь я подать Чичагову возможность уйти вперед и принудить неприятеля прекратить преследование Дунайской армии. Если бы даже я и был разбит, до чего, однако, не дошло, то и самое поражение мое, остановив неприятеля, способствовало бы Чичагову достигнуть цели, определявшей участь войны»[555]. В сих словах заключается превосходный план действий, избранный полководцем, бывшим впоследствии Генерал-Губернатором Парижа. Что предположение, единожды им принятое, будет в точности и неуклонно исполнено, в том служила ручательством необычайная твердость его воли.

При первом известии о движении Князя Шварценберга и Ренье Сакен полагал, что еще не все силы их переправились через Буг, и пошел к Высоколитовску, в намерении атаковать оттуда войска, находившиеся уже на правом берегу. Вскоре, однако, узнал он, что Князь Шварценберг и Ренье, со всеми корпусами, не только по сю сторону Буга, но уже за Наревом, что австрийцы на марше к Волковиску, а саксонцы, заслонявшие движение Князя Шварценберга, тянутся к Свислочу и Порозову, имея арьергард на Нареве, при Плесках. Верный своей цели, Сакен хотел сильно теснить Ренье и тем принудить Князя Шварценберга возвратиться на помощь саксонцам. Это было повторение маневра, удачно произведенного Тормасовым в Июле месяце под Кобрином. Сакен пошел через Беловеж на Рудню и Порозов, настиг там, 31 Октября, Ренье и распорядился в следующий день атаковать и обойти его левое крыло, дабы тем отрезать его от Князя Шварценберга, шедшего в то время из Волковиска к Слониму. Ренье не выждал атаки, поспешно отступил, поставил корпус свой позади Волковиска и занял город сей арьергардом. Сакен, неотступно следуя за Ренье, вознамерился сделать на Волковиск ночное нападение, ожидая при успехе блистательных последствий, потому что все 9 генералов корпуса Ренье, избегая холода на биваках, ночевали в Волковиске, почти на передовой цепи, о чем евреи уведомили Сакена. Он составил 4 отряда, приказав им идти впереди колонн, ворваться в город с разных сторон и одному из них окружить дом, занятый Ренье. 2 Ноября, в 10 часов бурного осеннего вечера, тронулись отряды, но шорох, произведенный при подъеме рогатки, возбудил внимание расставленных у моста часовых. Они открыли огонь и подняли тревогу. Саксонский авангард бросился к ружью. Русские были уже в улицах и подле дома, где предполагали схватить Ренье, но Ренье уже там не было, по нечаянному случаю, которому он обязан был избавлением себя из плена. Накануне, войдя в отведенный ему дом, нашел он в нем большую нечистоту и приказал отвесть для себя другое помещение, о чем наши не знали. Потому устремились они прямо к прежде назначенному для Ренье дому. Услыша тревогу, Ренье выпрыгнул из окна и вместе со всеми генералами успел спастись, оставя в нашей власти часть своего обоза и знамя. Между тем подходили наши колонны, но не единовременно, ибо некоторые из них заблудились в темноте и метели. Перестрелка в городе продолжалась до рассвета. Саксонцы были выбиты и отступили на позицию, к главным силам Ренье. Он открыл пушечную пальбу по Волковиску и посылал для овладения им войска, но их постоянно опрокидывали. Сакен удовольствовался удержанием за собой города и не атаковал позиции саксонцев, известясь, что Князь Шварценберг, получив от Ренье донесение о действиях Сакена, теснившего саксонцев несколько дней сряду, возвращается из Слонима через Изабелин, в наш правый фланг и тыл.

Сакен хотел оставаться в наблюдательном положении, доколе не подойдет Князь Шварценберг на такое расстояние, что нужно будет отступить, но показания схваченных казаками австрийских пленных побудили его изменить свое намерение. Пленные единогласно уверяли, что вместо движения из Слонима к Волковиску Князь Шварценберг опять возвратился к Слониму. Сакен, обманутый их показаниями и непреклонный в намерении разбить Ренье, в которого он, так сказать, впился, решился воспользоваться мнимым удалением Князя Шварценберга и дать Ренье сражение. Атака назначена была в следующий день, 4 Ноября. Булатов должен был перейти через ручей у селения Лочики и атаковать левое крыло Ренье, а Эссен и Граф Ливен делать ложные нападения на его центр. Завидя с высот приготовления русских к наступательному движению, Ренье радостно ожидал нас, ибо знал, что к вечеру подойдет Князь Шварценберг, и отдал войскам отзыв: «Волковиск и победа!» В 10-м часу утра, 4-го числа, наши тронулись к атаке, завязалась перестрелка и уже загремела артиллерия, как вдруг послышались вдали с правой стороны два пушечных выстрела. То были сигналы Князя Шварценберга: он извещал Ренье о своем приближении. В то же время разъезды дали знать Сакену, что австрийский авангард вступил в Изабелин и захватил много наших обозов, оставленных там по недоразумению и даже вопреки приказаниям. Сакен должен был прекратить нападение, чтобы не очутиться между двух огней, и приказал отступать, а арьергарду держаться между тем в Волковиске. Ренье двинулся вперед, хотел взять Волковиск приступом, но был отбит, после чего и наш арьергард последовал за корпусом, отступавшим через Гнезно к Свислочу. Сюда прибыл Сакен 5 Ноября, в день Красненского сражения, и потом продолжал отступление на Рудню. Князь Шварценберг соединился с Ренье и пошел вслед за Сакеном, который, не имея намерения вступать в дело с превосходным неприятелем, отступал к Бресту, 13 Ноября перешел через Мухавец и продолжал отходить к Любомлю, чем достигнул совершенно своей цели, то есть оттянул Князя Шварценберга и Ренье от Дунайской армии.

Возвратимся к Чичагову. Придя в Слоним 25 Октября, он видел необходимость уведомить о себе Графа Витгенштейна, ибо имел повеление, согласно операционному плану, действовать с ним совокупно. До тех пор Адмиралу нельзя было иметь с ним прямых сношений; переписка шла дальними окружными дорогами, известия приходили несвоевременно. Где Граф Витгенштейн? Будет ли он в состоянии соединиться с Дунайской армией? Вот вопросы, решение которых так же нужно было знать Чичагову, как и Графу Витгенштейну иметь сведения о Дунайской армии. Чичагов велел Флигель-Адъютанту Чернышеву, с одним казачьим полком, отыскать местопребывание Графа Витгенштейна и уведомить его о следовании Дунайской армии к Борисову. Чернышеву надобно было идти наперерез всех путей, занятых неприятелями; везде находились их команды; всюду жители, враждебно к нам расположенные, готовы были извещать комендантов и этапных начальников о движениях Чернышева. Крайняя поспешность была единственным условием в успехе предприятия. Чернышев переправился вплавь через Неман у Колодезной и делал в сутки с лишком по 70 верст. Его появление в краю, где вовсе не помышляли о близости русских войск, подало возможность застать врасплох много команд и госпиталей, но важность назначения и отдаленность от армий не дозволили Чернышеву отягощать себя пленными, и он ограничился истреблением оружия и запасов. Ночною порою перешел он близ Радошкевичей дорогу из Минска в Вильну, остановился в 3 верстах, сторожа, не удастся ли кого поймать, и с сей целью поставил казаков в засаде. Счастье, неразлучное с Чернышевым на войне, благоприятствовало ему и теперь. Как нарочно для него, проезжали в ту ночь по дороге 4 кабинетных курьера Наполеоновы, и французские жандармы везли из Вереи пленного Генерала Винценгероде. Все они были схвачены казаками. Удивление Винценгероде, когда его привели к Чернышеву, было неописанно. Он долго не хотел верить своему избавлению, не постигая, как очутились наши между Вильной и Минском. После удачной ловитвы Чернышев продолжал марш и, пройдя в четверо суток до 400 верст, явился в Чашниках к Графу Витгенштейну, который таким образом в первый еще раз с самого начала войны получил прямо из Дунайской армии сведения о ее движениях и дальнейших видах Чичагова. Извещая о сем поиске Наследного Шведского Принца, Государь писал: «Чернышев сделал один из самых смелых маршей, о каких повествует военная история»[556].

На другой день по отправлении Чернышева к Графу Витгенштейну, 26 Октября, Чичагов выступил из Слонима к Березине через Несвиж. При виде русских войск, бодро шедших вперед, исполненных живейшим желанием сразиться, жители были крайне удивлены. Основываясь на лживых известиях, распространяемых Наполеоновыми управлениями в западных губерниях, полагали они, что Литовский край совершенно и навсегда очищен от русских, были уверены, что наши войска, разбитые, рассеянные Наполеоном, бродили около Москвы. Ничего не зная о поражениях французской армии и бегстве самого Наполеона, они едва верили глазам своим, когда посреди них показалась Дунайская армия, спешили сжигать мятежнические воззвания, газеты, прозрачные картины, горевшие при иллюминациях, когда праздновали вступление Наполеона в Москву; национальная гвардия прятала оружие и кокарды и разбегалась по домам.

На марше из Слонима услышал Чичагов о появлении большого неприятельского отряда у Несвижа и Новосвержена. То были войска, высланные из Минска тамошним французским губернатором Брониковским, по получении им донесений о приближении Дунайской армии. Брониковский и все его окружавшие были убеждены в непобедимости Наполеона, не верили донесениям и воображали, что показавшиеся у Слонима русские не иное что, как партизаны. Для удержания их приказал он генералу Косецкому взять из 7000-ного Минского гарнизона 5000 человек и идти к Несвижу и Новосвержену. Войска Косецкого состояли из полков, сформированных в Литве, и из маршевых французских батальонов. Против Косецкого отряжен был Граф Ламберт. Он послал кавалерийский отряд к Несвижу по столбовой дороге, а с остальной конницей и егерскими полками, 10-м и 14-м, пошел проселками на Новосвержен, желая нечаянным нападением захватить этот город, где был сам Косецкий, и отрезать отступление неприятелю, занимавшему Несвиж. За 2 часа до рассвета 1 Ноября пришел он к Новосвержену и послал 10-й егерский полк, Иванова, обойти город справа, а 14-й, Красовского, прямо в Новосвержен. Без выстрела, штыками атаковал Красовский стоявших у заставы неприятелей, на плечах их ворвался в улицы, с ними вместе достиг до площади, где наскоро выстроились два батальона, успевшие только выпалить залпом один раз; опрокинутые холодным оружием, они разбежались. Пленный начальник их сказал, что он не был бы побежден, если бы вместо залпа велел стрелять плутонгами. Ему отвечали, что в таком случае выстрелил бы только один плутонг, а другой не успел бы приложиться, потому что русские штыки были слишком близки.

Пока обезоруживали и ловили разбежавшихся по городу неприятелей, 10-й егерский полк отрезал на Несвижской дороге один Польский батальон, бросился на него спереди, а кавалерия обскакала его сзади; батальон разбили наголову. От пленных узнали, что Косецкий накануне отправил отряд в Мир, с приказанием вытеснить появившихся там казаков. Граф Ламберт послал туда войско, но Мир был уже занят поутру Графом Орурком. Выгнав поляков из местечка, он окружил их на поле кавалерией и 400 человек принудил сдаться. Также по занятии Свержена послан был казачий полк в Столбцы. Донцы переплыли через Неман и забрали всех поляков, бывших в Столбцах. В продолжение дня взято в плен Графом Ламбертом до 800 человек, в том числе 13 офицеров; но, что для будущих действий армии было гораздо важнее, нам достался мост на Неман, которого неприятелю не дали времени истребить. К вечеру Граф Ламберт получил донесение от посланного им в Несвиж отряда, что неприятель не выждал атаки и очистил город, в котором найдено более нежели на миллион драгоценностей, бриллиантов и жемчуга, награбленных в Москве и для сохранения присланных в Несвиж[557].

В следующий день Граф Ламберт преследовал Косецкого, отступавшего к Минску, и, желая не дать ему отправиться, пошел со всей конницей вперед; пехота следовала сзади. 3 Ноября, через день после дела при Свержене, пройдя 20 верст, Граф Ламберт настиг за Койдановом неприятелей. В арьергарде их, кроме конницы, было самое надежное войско их, два французских батальона. Замечая, что его преследует только одна кавалерия, Косецкий велел арьергарду остановиться при селении Муровщизне, желая тем дать отряду время уйти вперед. Житомирский драгунский полк атаковал конницу, стоявшую близ села, разбил ее и овладел пушкой; посланные в погоню казаки забрали остальных всадников. После блистательной атаки Житомирские драгуны обратились в тыл французской пехоте, стоявшей в Муровщизне, но не могли в нее врубиться. Вскоре подоспели 4 конные орудия и били картечью по французам. Увидя путь к отступлению отрезанным, неприятель положил оружие. Пока управлялись с французами при Муровщизне, Граф Ламберт послал Стародубовский драгунский, Татарский уланский и несколько казачьих полков догонять главный отряд Косецкого, находившийся недалеко оттуда. Конница бросилась в атаку, и поляки сдались. С другой стороны дороги шел Александрийский гусарский полк, против одной колонны, спасавшейся по полям. Настигнутая гусарами, она положила оружие. Так уничтожен был почти весь отряд Косецкого. В оба дня взято в плен более 4000 человек, в том числе 63 офицера, отбито 2 пушки и 2 знамени, много обозов и полный хор музыкантов, отданных в 14-й егерский полк. Долго тешили они егерей, которые заставляли их разыгрывать песни, сочиненные врагами на торжество погибели России.

Самым важным следствием успехов Графа Ламберта было открытие пути в Минск, куда Наполеон намревался отступить и о занятии которого Князь Кутузов не переставал писать Чичагову. 4 Ноября, на другой день после поражения Косецкого, Граф Ламберт вступил в Минск, так быстро, что предупредил там Домбровского, за несколько дней перед тем получившего от Наполеона повеление оставить наблюдение за Бобруйском и спешить для прикрытия Минска, куда и шел он форсированно, известясь от Брониковского об опасности сего города. Желая осведомиться о положении дел, Домбровский опередил свою дивизию и приехал в Минск, где застал все в величайшем смятении, потому что разъезды Графа Ламберта были в виду города, куда поодиночке и без оружия прибегали солдаты рассеянного отряда Косецкого. Домбровский поскакал назад, воротил дивизию с Минской дороги и повел ее к местечку Березину, в намерении идти оттуда в Борисов. Другая великая выгода, происшедшая от быстроты действий Графа Ламберта, состояла в том, что неприятели не успели истребить хлеба, комиссариатских вещей, пороха и свинца, свезенных ими в течение трех месяцев в Минск, назначенный Наполеоном главным складочным местом для армии. В магазинах нашлось столько хлеба, между прочим привезенного из Триеста сарачинского пшена, что его достаточно было для Дунайской армии на целый месяц. Наших пленных в Минске освобождено 110 человек. В лазаретах найдено 2224 неприятеля. Французское и польское начальства поступали с больными самым бесчеловечным образом, не только оставляя их без призрения, но даже по 10 дней не вывозя из госпиталей мертвых трупов, лежавших в одних палатах с больными[558].

Чичагов не отставал от своего победоносного авангарда и быстро подавался вперед, получая дорогой от Князя Кутузова повеления об ускорении марша, и без того поспешного. «Могу уверить вас, – писал ему Фельдмаршал, – что ужасы, кои видимы были в прошедшем году в армии Верховного Визиря, происходившие от голода, не могут сравниться с ужасами, приключающимися теперь с Французской армией[559]. Поспешайте к общему содействию, и тогда гибель Наполеона неизбежна. Весьма необходимо открыть скорое сообщение между вашей и главной армиями через Копыс, Цецержин, Ушу и Минск. Содействие сил может нанесть неизбежную гибель Наполеону»[560]. Извещая Чичагова о происходившем на разных театрах войны, Государь писал ему: «Вы видите, как необходимо вам стараться о соединении с Графом Витгенштейном в окрестностях Минска, или Борисова, и встретить армию Наполеона лицом к лицу, в то время когда Князь Кутузов преследует ее. Предоставляю вашему усмотрению выбор средств, удобнейших для достижения цели, чтобы не выпустить Наполеона из наших границ и уничтожить его армию, поставя ее между вами, Князем Кутузовым, Графом Витгенштейном и Эртелем. Рассчитывайте расстояние и время. 20 Октября был Наполеон у Гжатска, а вы 10-го между Брестом и Слонимом: следственно, вы можете поспеть в настоящую пору. Подумайте, какие следствия произойдут от того, если Наполеон вырвется из России и сформирует новую армию»[561]. 5 Ноября, в день Красненского сражения, пришел Чичагов в Минск. «Таким образом, – доносил он Князю Кутузову, – Дунайская армия находится уже на том пути, по которому отступает преследуемый Вашей Светлостью неприятель. Я не оставлю употребить с моей стороны всех способов содействия к совершенному его истреблению»[562]. От Графа Витгенштейна тоже пришло в Минск к Чичагову донесение, в ответ на привезенные Чернышевым уведомления. Это донесение было первое в походе, прямо от Графа Витгенштейна полученное. Он извещал о расположении своего корпуса и стоявших против него неприятелей. «Если Виктор будет оставаться в своей позиции, – писал Чичагов, – то я поспешу произвесть на него нападение»[563]. Так между нашими армиями начинали восстанавливаться непосредственные сношения.

Когда быстротою движений к Минску Чичагов заменял время, утраченное им на берегах Буга, получил он весьма неблагоприятное известие. Выше сказано, что, выступая из Бреста, он послал повеления Генералам Лидерсу и Эртелю примкнуть к армии, первому в Несвиже, второму через Игумен. Лидерс пришел в назначенное время, но Эртель, с 15 000-ным корпусом, не тронулся из Мозыря, а только отправил к армии 6 слабых запасных батальонов, 4 эскадрона и казачий полк. Причины, почему не исполнил он данного ему повеления, были: 1) он ждал из Житомира запасных эскадронов и спрашивал: оставить ли их в Мозыре или взять с собою?[564] 2) у него было до 2000 больных, 25 000 четвертей хлеба и 100 000 пуда сена. Имея от Князя Кутузова повеление провожать запасы в Бобруйск и требование от Игнатьева о доставке туда 5000 четвертей хлеба, без чего Игнатьев находил себя в невозможности довольствовать армию Чичагова, Эртель затруднялся, кому по выступлении из Мозыря поручить охранение запасов и перевоз их в Бобруйск, и 3) не выступал он в поход по нерасположению жителей и скотскому падежу[565]. Обо всех сих статьях требовал Эртель разрешений, в ожидании коих прошло так много времени, что, выступя в поход, он был остановлен ходом льда по Припяти и Птиче. Ему отказали от начальства, и на место его назначили Тучкова, коему Чичагов велел идти через Рогачев и Могилев на присоединение к Дунайской армии, а Сакену тогда же писал об отправлении к армии корпуса Эссена, желая заменить им войска, не пришедшие с Эртелем.

Имея в виду скорое занятие Борисова, Чичагов послал туда из Минска Графа Ламберта, подкрепив его двумя пехотными полками и ротой артиллерии. Генерал-Майор Чаплиц был отряжен к Зембину наблюдать Березину выше Борисова, а Полковник Луковкин к Игумену сторожить движения Домбровского. Минский губернатор Брониковский отступил или, лучше сказать, убежал в Борисов с остатком Минского гарнизона. Дорогой и в самом Борисове усилил он отряд разными командами, бывшими в городе и шедшими туда из Орши, отчего отряд его умножился до 4000 человек. На соединение с Брониковским шел с 3000 из Березина Домбровский, которому нельзя было бы сделать этого движения, если бы Эртель своевременно пришел к Игумену. 8 Ноября Граф Ламберт занял Жодин. Посланные им заблаговременно разъезды привели к нему пленных польских офицеров, показавших, что Домбровский почти бегом идет в Борисов, куда надеется поспеть в ту же ночь, и что перед вечером намерен он сделать привал. Графу Ламберту представилось два случая к дальнейшим действиям: 1) тотчас идти на Домбровского и атаковать его, на дороге или на привале; 2) ускорить марш к Борисову и предупредить там Домбровского. Первое казалось не совсем надежно. Между тем, пока шли на Домбровского, он мог сняться с привала и продолжать свое движение, а наши потеряли бы один марш. Потому Граф Ламберт решился идти прямо на Борисов, имея об укреплениях его сведения от находившегося при нем инженерного офицера, употребленного весной при тамошних крепостных работах. Хотя войско сделало уже в тот день 35 верст, в позднее осеннее время, но Граф Ламберт дал ему самый короткий отдых в Жодине и среди глубокой темноты, с 8 на 9 Ноября, пошел вперед. Ночной марш совершился благополучно. 9-го числа, за час до рассвета, не примеченные неприятелем, подошли наши войска на 2 версты к Борисову, и Граф Ламберт приказал в ту же минуту привести в исполнение следующие распоряжения: 14-му егерскому полку атаковать правую, 38-му левую сторону укреплений, а по открытии на флангах огня 7-му егерскому броситься на центр. В резерве остались 13-й егерский, Витебский пехотный, Александрийский гусарский, Арзамасский драгунский полки и 2 роты артиллерии.

До какой степени поспешность ночного марша и быстрота атаки были необходимы, доказывается тем, что Домбровский прибыл незадолго прежде Графа Ламберта, в 3 часа пополуночи, и, расположившись внутри укрепления походными колоннами, как шел на марше, не занял еще редутов, потому что в темноте не успел осмотреться и хотел дать людям отдохнуть, не предполагая русских в такой близости. Вскоре началась атака.

Красовский с 14-м егерским полком вступил в редут правого неприятельского крыла, где встретил колонну поляков с 4 пушками, шедшую занимать редут. Удивление поляков при виде русских было неописанно. Еще час и менее, и овладение укреплением было бы сопряжено с великими пожертвованиями или совсем невозможно, при числе войск, составлявших отряд Графа Ламберта. Атакованные Красовским, поляки стали защищаться, но, принятые в штыки, побежали; причем взято 2 пушки с лошадьми и прислугой. Между тем 38-й егерский полк ворвался в редут левого крыла; он был вытеснен. Граф Ламберт послал в подкрепление 7-й егерский полк и поручил его Генерал-Майору Энгельгарду, который бросился в редут, овладел им и пал мертвый. При самом начале дела получил Домбровский от Удино, шедшего из Бобра, повеление держаться в Борисове до последней капли[566]. Не видя возможности силой исторгнуть редуты из наших рук, он вознамерился обойти их войсками, бывшими у него вне укрепления. Одна неприятельская колонна показалась из селения Дымок в тыл Красовскому, другая, состоявшая из пехоты и кавалерии, на нашем правом крыле, из Чуры-Юшкевича. Эта колонна шла ночью в замке дивизии Домбровского и не успела еще соединиться с ним в укреплении, а потому назначена была ударить в наш правый фланг. Против обходивших войск послал Граф Ламберт полки и артиллерию из резерва. Они удержали неприятеля и принудили его отступить. Показавшиеся из Дымок Поляки были отрезаны от Домбровского и пошли вверх по Березине отыскивать брод, стараясь левым берегом реки пробраться в Борисов. Так фланги и тыл егерей, атаковавших укрепления, были обеспечены. Оставалось овладеть ретраншаментом, где Домбровский и Брониковский упорно защищались. 1З-й и 38-й егерские полки пошли на приступ и были отбиты. Граф Ламберт кинулся к ним, желая снова вести их на штурм, но был ранен пулей в колено, отчего смелое предприятие его едва не сделалось тщетным. Бесценная наша артиллерия исправила минутную неудачу. Полковник Магденко прискакал с конной ротой, стал на близкий картечный выстрел и жестоко поражал неприятеля, а Красовский, собрав егерские полки и подкрепившись резервом, ударил в штыки. Опрокинутый неприятель бросил укрепления с 4 орудиями и побежал к реке. В то же время 14-й егерский полк спустился в лощину и действовал против моста, куда обратился неприятель. Егеря побежали за ним; за егерями последовали Арзамасские драгуны, конная артиллерия и Александрийские гусары, разъяренные раной своего любимого, победоносного шефа. Наши гнали неприятеля по длинному мосту, у ворот отбили пушку, из которой поляки успели выстрелить только один раз, и вторгнулись в Борисов. Домбровский остановился за городом у мельницы, начал устраивать спасшиеся из укрепления войска, но был сбит во мгновение ока, в беспорядке побежал по Оришанской дороге. В 4 часа пополудни кончилось дело, начавшееся с рассветом. Трофеями были 2 знамени, 8 пушек и более 2500 пленных. Из 3200 человек, составлявших отряд Графа Ламберта, убито и ранено до 1 500. В течение нескольких дней уничтожил он 6000-й корпус Брониковского, разбил дивизию Домбровского, взял в плен более 6500 человек и вырвал из рук неприятельских Борисов, самую надежную переправу Наполеона через Березину. Граф Ламберт хотя и раненный, однако тотчас послал казаков открыть сообщение с Графом Витгенштейном.

Во время приступа к Борисову Дунайская армия была на марше туда из Жодина и, слыша сильную канонаду, ускорила шаг, но прибыла на поле сражения, когда дело кончилось и совершен был славный подвиг, важность коего по сию пору не оценили достойным образом, потому что в свое время не умели извлечь из него надлежащей пользы. Армия стала позади мостового укрепления; Чичагов с главной квартирой занял, 10 Ноября, Борисов; авангард расположился на Оршанской дороге. Так исполнилось повеленное Государем движение Дунайской армии с Буга на Березину, куда она пришла прежде Наполеона, в тот день только что переправившегося через Днепр, и успела овладеть главным путем спасения его из России. Но не об одном только преграждении дороги неприятелям думал Чичагов. Он простирал свои виды далее и, надеясь, что действительно казалось вероятным, взять в плен самого Наполеона, дал следующее предписание всем отрядам и партиям: «Наполеонова армия в бегстве; виновник бедствий Европы с нею. Мы находимся на путях его. Легко быть может, что Всевышнему угодно будет прекратить гнев свой, предав его нам. Почему желаю я, чтобы приметы сего человека были всем известны. Он роста малого, плотен, бледен, шея короткая и толстая, голова большая, волосы черные. Для вящей надежности ловить и привозить ко мне всех малорослых. Я не говорю о награде за сего пленника; известные щедроты Монарха нашего за сие ответствуют».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.