Глава 4 Советская разведка и казачьи антисоветские организации

Советские органы госбезопасности, понимая, что на оккупированных немцами территориях Дона, Кубани и Терека существует достаточно плодородная почва для появления так называемой «пятой колонны», решили опередить немцев и будущих лидеров казаков-коллаборационистов и навязать им свою «разведывательную игру». Еще во время первой кратковременной оккупации территории Дона осенью — зимой 1941 года для действия в тылу немецких войск были подготовлены и заброшены несколько групп: «В Таганрог была послана группа в 5 человек… в Ростове создано 4 группы — 13 человек. Три группы районных и одна городская, объединяющая их. В Батайске одна группа — 4 человека, и один посажен там одиночкой. В Новочеркасске одна группа — 3 человека. В Шахтах и Каменске также по одной группе по 3 человека»[265]. И это только группы, созданные и подготовленные Ростовским обкомом ВКП(б), а ведь были еще и заброшенные в тыл врага профессиональные разведчики!

В середине лета 1942 года на территорию Дона, Кубани и Терека были тайно переправлены тщательно законспирированные советские агенты, которым предстояло сыграть особую роль в срыве немецких планов по организации и созданию мощного казачьего антисоветского анклава. Перед ними было поставлено несколько очень важных задач, от решения которых зависела судьба не только самих разведчиков, но и всего Северного Кавказа, а быть может, и Советского Союза. Первое — войти в доверие к немецкому командованию и заинтересовать его рассказами о существовании неких тайных подпольных казачьих организаций, которые находятся в полной готовности и ждут только сигнала немцев к началу антибольшевистской борьбы. Таким образом, мифические подпольные образования должны были оттянуть внимание немцев от действительных казачьих подпольщиков, многие годы скрывавшихся от органов госбезопасности и действительно в любой момент готовых выступить против Советов. Второе — сеять смуту и раздор среди простого казачьего населения, которое должно было составить костяк всех казачьих антибольшевистских организаций. И, наконец, третье — создать казачьи боевые части, добиться их отправки на фронт, где они должны были в условленный момент пропустить советские войска через линию обороны. За исключением последней, все поставленные перед ними задачи советские разведчики решили довольно успешно. Именно благодаря им на Дону, Кубани и Тереке среди всех этих появившихся ниоткуда и в большом количестве подпольных казачьих организаций и комитетов царила страшная неразбериха, и немцы просто-напросто не знали, на кого сделать ставку. Даже казаки, яростно ненавидевшие большевиков, зачастую сами не очень отчетливо понимали, кому верить из своих «соратников», а кому нет. А уж о простых казаках и говорить нечего: постоянные склоки, обиды, противоречащие друг другу заявления и распоряжения комитетов и комитетиков не внушали им доверия и отталкивали от «освободительной» борьбы даже тех, кто был к ней готов.

Впоследствии судьба этих, без преувеличения — героических, разведчиков-нелегалов сложилась трагически. Как правило, это были люди, которым абсолютно нечего было терять, ведь многие из них имели весьма темное прошлое, и подобное сотрудничество с органами госбезопасности было им необходимо, чтобы просто-напросто не оказаться за решеткой. Именно поэтому некоторые из агентов во время своего пребывания у немцев жили по принципу «раньше смерти не умрешь». Они настолько сильно вошли в роль непримиримых борцов с коммунизмом и запятнали себя кровью, что после окончания войны решили не возвращаться в СССР, а скрыться на Западе. Те же, кто вернулся добровольно или был выдан союзниками, иногда получали высокие правительственные награды, но чаще оказывались в исправительно-трудовых колониях по стандартному в то время обвинению «за измену Родине и антисоветскую пропаганду». Тем не менее, несмотря на всю неоднозначность личностных оценок поведения этих людей, нельзя отрицать их весьма Значительной роли в том, что на оккупированных казачьих территориях удалось предотвратить появление полноценной «пятой колонны».

На Дону противостояние между советской разведкой, с одной стороны, и немецкой разведкой и казаками-коллаборационистами — с другой проявилось особенно ярко. 5 июля 1942 года, сразу же после занятия немцами Новочеркасска, к представителям германского командования (комендант города — капитан Эллинг, позже его заменил полковник Левениг) явилась группа казачьих офицеров и изъявила готовность помогать всеми силами и средствами, которые им доступны. А уже в сентябре в Новочеркасске с санкции оккупационных властей собрался казачий сход, на котором был избран Штаб Войска Донского (с ноября 1942 года именовался Штабом Походного атамана). Начальником штаба стал полковник С.В. Павлов, начальником военного отделения был назначен войсковой старшина П. Духопельников, а начальником политического отдела — есаул А. Сюсюкин.

На этом казачьем сходе произошло первое серьезное столкновение, между немецким командованием и собственно казаками по вопросу о том, кто должен возглавить Штаб Походного атамана. Немцы высказывались за своего протеже А. Сюсюкина, с которым еще летом начали ездить по станицам и агитировать казаков. Эта фигура чрезвычайно интересна, и долго не было окончательной ясности, кем же он был на самом деле — казачьим патриотом или советским агентом. В своих послевоенных мемуарах бывшие казачьи лидеры на Дону часто обращались к этой фигуре. Какие только предположения они не выдвигали и кем только его не представляли. По одной из версий Сюсюкин являлся сотрудником НКВД и был специально переброшен через линию фронта для организации подрывной деятельности среди казаков, по другой — самым настоящим казачьим патриотом, пытавшимся организовать борьбу против Советов. Нашлись и такие, кто считал его обыкновенным аферистом, попытавшимся получше устроиться в смутное время. Немногочисленные современные исследователи уделяли крайне мало внимания этой таинственной и неоднозначной личности.

Опираясь на архивные материалы, сегодня можно предположить, что Сюсюкин[266] был агентом советской разведки, специально переброшенным через линию фронта.

Задача этого советского разведчика состояла в следующем. Он должен был явиться к немецкому командованию и заявить о наличии в Ростовской области большой казачьей организации, которая просит снабдить ее оружием для подъема вооруженного восстания в тылу Красной армии, дабы ускорить оккупацию. В легенде указывалось, что разветвленное казачье подполье (всего Сюсюкин назвал 11 человек) существует с 1918 года и на протяжении всего периода проводит активную борьбу с советской властью путем вредительства и саботажа. В качестве главной цели операции Сюсюкину предписывалось получить оружие, сформировать боевые казачьи части и добиться их переброски, желательно — под командованием белоэмигрантских офицеров, в тыл Красной армии в районе Шахт путем десанта[267]. Там эти подразделения должны были быть обезоружены и захвачены в плен.

В июне 1942 года, в ночь с 5-го на 6-е, Сюсюкин был переброшен через линию фронта, которая в то время проходила в 40–50 километрах от Ростова, в районе Таганрога, находившегося в то время уже в руках немцев. Обладавший неплохим литературным слогом, Сюсюкин подробно описал все перипетии своего «чудесного спасения» из «советского концлагеря»: «Ночь с 5 на 6 июня была ветреная и дождливая, но это только способствовало выполнению моих планов… Ночь подошла незаметно, я спустился в придорожный кювет и пополз на животе. Кругом меня свистели пули, темноту ночи прорезали лучи прожекторов и изредка стреляли орудия. Это место было пристреляно немецкими и советскими пулеметчиками… Так я полз 7 часов… Уже светало. Меня заметили и обстреляли градом трассирующих пуль, ослепивших меня, как лучи прожекторов. Я приподнял руки и с криком „сдаюсь“ побежал к окопам»[268]. Что тут добавить? Поведение, достойное настоящего «казачьего патриота».

Попав к немцам и рассказав им фантастическую историю о казачьем подполье, Сюсюкин попросил для более достоверного установления своей личности отправить его в Берлин к генералу П.Н. Краснову, которому и обещал подробно рассказать о возможностях организации широкомасштабного восстания казачества. Удивительно, но просьба эта была немцами исполнена, и Сюсюкина в сопровождении офицера немецкой разведки Кубоша доставили в предместье Берлина, Далевиц, где представили прославленному казачьему генералу. «24 июля, — как впоследствии вспоминал Сюсюкин, — был для меня радостным днем. Я был представлен Петру Николаевичу Краснову… Все в квартире у него напоминает Дон. Висят картины с казачьими видами, старинное оружие и много Литературы. Сам Петр Николаевич очень расстроился при встрече. Он очень подробно расспрашивал о Новочеркасске, о коллективизации, о тягостных условиях жизни, входил в каждую мелочь и молчаливо выслушивал печальные и унылые вести, которые я ему передавал. Петр Николаевич просил меня передать донцам, что они всегда останутся для него самыми близкими дорогими братьями, и что сейчас спасение казачества зависит от немецкого народа и его вождя Гитлера»[269]. Встреча с непререкаемым казачьим авторитетом, обходительное обращение немецких сопровождающих и виды Берлина произвели на гостя столь сильное впечатление, что вскоре свет услышал «песню, написанную донским казаком Сюсюкиным»:

Слава богу на небе и Гитлеру на земле,

А нам, донским казакам, да на Тихом Доне.

Гитлера донцы восславят, атаманов изберут,

Атаманов изберут, жизнь казачью поведут…[270]

Совсем по-другому описывает эту судьбоносную встречу упоминавшийся уже П.Н. Донсков, который, как и многие другие подлинные борцы против советской власти, с самого начала заподозрил Сюсюкина в связях с чекистами. «Внешность его теперь имела благопристойный вид на взгляд европейца, так как немцы его приодели, но опытный взгляд подсоветского человека сразу определил бы, что его бородка подстрижена на манер главы ЧК Дзержинского, служившая опознавательным знаком для сотрудников НКВД. Много и красноречиво рассказывал он генералу всяких былей и небылиц о подсоветском казачестве, но очень мало говорил о своей подпольной организации»[271]. Это несколько ироничное высказывание (одно только утверждение про бородку чего стоит!) интересно прежде всего тем, что П.Н. Донсков озвучил отношение к Сюсюкину довольно большой группы казачества, которая стояла за атаманом Павловым (об этом атамане и о его роли речь пойдет ниже). В конечном итоге генерал Краснов никаких заверений Сюсюкину не дал и поддержки не оказал, но и не высказался против его предложения поднять антисоветскую борьбу на казачьих землях, считая, что все само собою выяснится, как только немцы полностью займут территорию Дона. На прощание 31 июля Краснов передал своим гостям для «размножения и распространения» на Дону специальное воззвание к казакам, в котором призывал к сотрудничеству с немцами и терпению, в случае если после введения германского самоуправления будут возникать какие-либо «недоразумения».

Так как Сюсюкин пользовался протекцией военных властей, он не имел никаких препятствий для того, чтобы начать агитационно-пропагандистскую кампанию на Дону. Едва только немцы заняли Ростов и Новочеркасск, Сюсюкин, в сопровождении все того же Кубоша, начал разъезжать по станицам и агитировать за вступление в будущую казачью организацию.

Советский разведчик очень старался понравиться своим новым покровителям. Он проводил митинги, рассказывал о многолетней борьбе против большевизма, разъяснял простым казакам преимущества его подпольной группы. Одновременно Сюсюкин вступал в контакт с оставленными на оккупированных территориях агентами советской разведки, которые и должны были составить костяк будущей казачьей организации. Вскоре он познакомил своих немецких покровителей с «представителями» пресловутого казачьего подполья: по Ростову — В.М. Однораловым[272], по Новочеркасску — Платоном Духопельниковым[273]. На встрече с Сюсюкиным Духопельников сообщил, что оставлен на оккупированных территориях по заданию органов для наблюдения за сложившейся после прихода немцев обстановкой. После непродолжительных уговоров он согласился представить дело так, будто оба являются активными участниками старой подпольной казачьей организации[274]. Таким образом, таинственная организация обрела тройку руководителей. Весьма любопытную характеристику этим «казачьим» лидерам дал все тот же сотник П.Н. Донсков: «О Платоне Духопельникове я имею точные сведения от человека мне близкого, сидевшего в Новочеркасской тюрьме и видевшего там Духопельникова в форме НКВД… Этот негодяй большой пьяница, в одной из попоек проболтался своим собутыльникам, что он имеет чекистскую кличку „Диск“. Сведения о Сюсюкине утверждают десятки людей, бывших у него на допросе как следователя НКВД, но боятся доносить немцам, видя, что он и подобные ему опять стоят у власти. А что Одноралов благоволит армянам — это неудивительно: у него жена армянка»[275].

9 сентября 1942 года в Новочеркасске был созван Казачий собор, на котором и должно было произойти окончательное становление Штаба Войска Донского, а также распределение всех должностей. Не обошлось и без неприятных для немецкого командования сюрпризов. Простые казаки, несмотря на все старания Сюсюкина, несмотря на всестороннюю поддержку немецкого командования, не оказали ему доверия. Они так и не приняли его за своего. Именно поэтому атаманом был выбран чрезвычайно популярный на Дону С.В. Павлов, который еще с Гражданской войны слыл ярым противником большевизма. «Полковник Павлов, — восторженно вспоминает непосредственный участник тех событий В.С. Дудников, —много повидал на своем веку. Воздушные бои Первой мировой войны. Гражданская война в воздухе и на земле. Он был активным участником воздушного моста между Донской армией и территорией восстания верхнедонцев. Гражданская война в Крыму. Там Павлов заболел тифом и в эмиграцию не попал. По выздоровлении пешком пришел в Новочеркасск. Много лет был репрессирован… Был он урожденным казаком, образованным человеком, способным организатором и бесстрашным воином»[276]. Такой поворот дела оказался совершенно неожиданным для немцев, но отменить решение собора они не могли. Поэтому майор Кубош обратился с просьбой к присутствующим казакам все же принять в штаб Сюсюкина и Духопельникова, как лично им рекомендованных, что и было сделано.

Фигура нового Донского атамана Сергея Васильевича Павлова чрезвычайно таинственна. Он родился в Новочеркасске в семье Войскового старшины В.И. Павлова, который был арестован в начале 1921 года и умер в заключении. Окончил Донской кадетский корпус и Винницкую Военно-авиационную школу. Во время Первой мировой войны принимал участие в боях на Юго-Западном фронте, с 1918 по 1920 год воевал против советской власти в рядах Донской армии. В 1920 году Павлов был назначен Войсковым старшиной. С 1920 по 1939 год жил под чужими документами и скрывался от преследований ОПТУ, а потом вдруг объявился в Новочеркасске, где окончил инженерно-строительный институт и поступил на работу на завод «Локомотив»[277]. Но самое любопытное, что, согласно своей легенде, Сюсюкин указал немцам в качестве центра подпольной организации Новочеркасск, где по адресу улица Бакунина, 11 проживает ее главный руководитель С.В. Павлов. Да и представил Павлова немцам все тот же Сюсюкин в компании с Духопельниковым[278]. По всей видимости, Павлов действительно был вынужден стать агентом советской разведки. Оказавшись же у немцев и получив некоторое подобие власти, он вспомнил и умершего в лагерях отца, и свою борьбу против ненавистной советской власти в 1918–1920 годах. Все это привело к тому, что Павлов возглавил движение казачества на Дону уже не как агент советской разведки, а как истинный казачий патриот. До сих пор много темных страниц в судьбе этого неординарного человека, и даже гибель его 17 июня 1944 года у белорусской деревни Омневичи по-прежнему покрыта завесой тайны, но об этом речь пойдет в следующей главе.

9 сентября был официально создан и узаконен немцами Штаб Войска Донского (с ноября 1942 года — Штаб Походного атамана), который исполнял все функции казачьего правительства и имел своего выборного атамана. Но и после этого долго еще не было «политического» спокойствия на Донской земле. То тут, то там с согласия местных немецких властей появлялись различные Походные и Войсковые атаманы. В одной из самых больших станиц — Аксайской объявился Войсковой атаман Евстратов, давший о себе знать через многочисленные листовки. Еще один самозванец объявился в Азове. Некий подъесаул Пятницкий, используя этот город как свою атаманскую ставку, стал распространять листовки, агитирующие казаков вступать в борьбу против большевиков исключительно под его командованием. Кем были эти люди — советскими агентами, казачьими патриотами или проходимцами, захотевшими поживиться, так и останется тайной. Ясно одно — такое количество претендующих на абсолютную власть атаманов, действительным делам предпочитающих склоки, дрязги и дележ несуществующей власти, в конечном итоге оттолкнули от себя простых казаков, которые должны были бы стать новой опорой казачьей власти.

Идейное оформление будущей государственности (Донская республика) и боевой силы казачества (Донская армия), его духовное приобщение к национальным и религиозным заветам казачьей старины, как и в былые годы, было проведено в Новочеркасске в день Покрова Божьей Матери, 14 октября 1942 года. Вот как этот торжественный день вспоминает офицер Штаба

Войска Донского П.Н. Донсков: «С незапамятных времен чтит все казачество праздник Покрова Пресвятой Богородицы и считает этот великий день Войсковым праздником казачества… Стала во единый круг многотысячная масса и замерла при звуках речи Походного атамана Павлова. По старому казачьему обыкновению, атаман читал перед панихидой грамоту царя и великого князя Михаила Федоровича от 2 декабря 1641 года. Чеканные слова царской грамоты, свидетельствующие о непревзойденной славе казачества при защите Азова, уходят в далекую степь…»[279].Кстати говоря, совсем неудивительно, что именно Новочеркасск стал центром казачьего освободительного движения. Помимо того, что этот город являлся исконной казачьей столицей, в нем были очень сильны антисоветские настроения, и здесь осели после Гражданской войны многие ее активные участники. Именно в Новочеркасске процент коммунистов, поспешивших после прихода немцев избавиться от партбилетов, был самым высоким — почти 62,7 %, в то время как по остальным районам Ростовской области — 40 %.[280]

Главным историческим документом в муках рожденной организации стала так называемая Декларация Войска Донского от 15 ноября 1942 года, которая немедленно была направлена немцам. В ней, помимо экскурса в историю казачества, давалось довольно много конкретных рекомендаций оккупационным властям, многие из которых выглядели почти приказами, например: «Немедленно освободить из всех лагерей военнопленных казаков всех Войск и направить их в штаб Походного атамана… Не производить на территориях Казачьих Земель принудительный набор молодежи для отправки в Германию. Отозвать хозяйственных комиссаров с территории Казачьих Земель и производить снабжение германской армии за счет продовольственных ресурсов казачества только на договорных началах»[281](полный текст этого уникального документа — см. Приложение 2.2).

«Ультиматум» был вручен генералу Фридеричу «для передачи германскому правительству». Если, внимательно проанализировать этот документ, сразу становится ясно, что казаки в массе своей так и не осознали, а может, и не хотели осознавать, кем же на самом деле являются для немцев. Видимо, игра в дружбу с казаками, которую затеяли захватчики на оккупированном Северном Кавказе, настолько понравилась казачьим лидерам, что они оказались в плену иллюзий. Им уже грезилось: вот она, свобода, вот она, «казачья вольница». Отсюда в этом программном заявлении и слова о «союзных отношениях с Донской республикой», о «равноправном партнерстве», о «выражении интересов всех Казачьих Войск», о том, что законами на Дону будут «Основные Законы Всевеликого войска Донского, принятые в 1918 году»[282].

К сожалению, дальнейшая судьба документа неизвестна. Никаких ответных заявлений или действий со стороны германского правительства не последовало. Тем не менее не приходится сомневаться в том, что он был доставлен по адресу, рассмотрен и тщательно проанализирован чиновниками из восточного министерства. Скорее всего, этот документ сыграл достаточно серьезную роль в дальнейшей судьбе казачества в годы Второй мировой войны. Есть основания считать, что именно он послужил толчком к созданию немцами так называемого Казачьего Управления (Козакен-Ляйте-Штелле), а впоследствии был принят за основу декларации от 10 ноября 1943 года.

По всей территории оккупированной немцами Ростовской области функционировали самые разнообразные комитеты по возрождению казачества, которые со временем входили в состав или становились официальными представительствами Штаба Войска Донского. Наибольшую активность развила группа ростовской интеллигенции, официально именовавшаяся «Комиссией по казачьим делам при Представительстве Штаба Войска Донского в Ростове»[283].

Поздней осенью 1942 года на квартире местного художника Королькова состоялась встреча казачьей интеллигенции с немецким майором Кубошем, который во время этих переговоров попросил составить ему краткую записку о Донских казаках и их особенностях. С этого момента и можно говорить об официальном образовании комиссии. Возглавил ее краевед профессор М.А. Миллер (немец по национальности, он пользовался у германских властей определенным авторитетом), а членами стали профессора Богачев, Иванов и краевед Краснянский. Первое задание немецких властей было выполнено успешно, и Миллер в соавторстве с Богачевым составил требуемую записку на 20 машинописных листах, после чего передал ее по назначению своему немецкому руководству. Общую координацию этого своеобразного правительства осуществлял ставленник Сюсюкина полковник Одноралов, имевший постоянную связь с комендантом города майором Кителем. Немаловажную роль играл и профессор Богачев, который, помимо работы в комитете, выполнял для немцев секретную работу, связанную с освоением геологических богатств Дона.

Впоследствии члены комиссии принимали активное участие в проводимой Штабом Войска Донского переписи казачьего населения города Ростова, которая дала прямо-таки ошеломляющие результаты.

Эта вполне мирная процедура была проведена казачьим руководством не случайно. Еще в самом начале оккупации, едва вступив в город, немцы провели регистрацию гражданского населения, разбив его при этом на три категории: коммунисты и их семьи, эвакуированные и иногородние. В регистрации обязаны были участвовать все мужчины от 14 до 60 лет и все женщины от 15 до 50 лет. Эти списки, во-первых, должны были выявить всех, кто так или иначе не устраивал новую власть, а во-вторых, впоследствии облегчить немцам процесс принудительного вывоза населения на работу в Германию (все попытки заставить мирных жителей добровольно поехать за границу окончились полным провалом). За время оккупации с территории Ростовской области было вывезено 50 тысяч человек[284].

Во время этой регистрации казачество как бы осталось в стороне, оно не было выделено в отдельную строку, но в то же время не подпадало ни под одну из указанных категорий. А ведь казаки, как полноправные союзники, освобождались от принудительной отправки на работы. Вот в Штабе Войска Донского и решили, с целью установления точного числа казаков в Ростове, а также пресечения возможных недоразумений с немецкими властями по поводу отправки в Германию, с разрешения соответствующих инстанций провести специальную казачью перепись. По всему городу были организованы переписные пункты, была проведена специальная акция по популяризации данной процедуры. Несмотря на это, в Ростове зарегистрировалось только 6 тысяч человек (при приблизительной общей численности населения в 400 тысяч), то есть 1,5–2 % по отношению ко всем остальным. При этом весьма сомнительно, что все зарегистрировавшиеся действительно были казаками. Очень многие, чтобы избежать вывоза в Германию, были готовы назвать себя кем угодно. Конечно, можно сослаться на то, что Ростов, дескать, не казачий город, но это будет не совсем верно. После Гражданской войны многие казаки из Новочеркасска и станиц устремились именно в Ростов-на- Дону, так как в большом городе было легче скрыться от возмездия со стороны новой власти. Полученные данные дали казачьим лидерам ясно понять, что на мало-мальски значимую поддержку они могут рассчитывать лишь в Новочеркасске, где процент казачьего населения традиционно был очень высок, да в нескольких казачьих станицах и хуторах.

В задачи «комиссии по казачьим делам» входила также проработка идеи о созыве (после согласования с немецким командованием) в феврале — марте 1943 года «Малого войскового круга» с целью избрания войскового атамана. Уже с февраля 1943 года планировалось два раза в месяц выпускать печатный орган Войска Донского: литературно-художественно-историческо- экономический журнал «Донская волна», который был рассчитан не только на старшее поколение, но и на молодежь. Именно этот рупор казачьей интеллигенции, по замыслу издателей, должен был проповедовать идеи комитета в массах.

В конце концов немцы предложили казачьим интеллектуалам разработать специальный документ, в котором была бы представлена программа национального и государственного возрождения казачества. При этом каждый член комиссии должен был бы заниматься определенным кругом вопросов: Краснянский курировал историческую часть программы, разрабатывал проект знамени и герба, профессор Иванов занимался ролью церкви в будущем государстве, профессор Богачев — аграрной проблемой. Всего было проведено 3 заседания. На последнем, состоявшемся 23 января 1943 года, уже под грохот советских орудий был очерчен круг вопросов, после обсуждения которых должны были быть выработаны основные положения программы будущего возрождения донского казачества и организации Донского края (см. Приложение 2.3).

Как и следовало ожидать, казачьи ученые-интеллектуалы пришли к выводу, что возрождение возможно исключительно на базе немецкого национал-социализма и под чутким руководством нацистской Германии. В программных документах выдвигалось даже предложение избрать Гитлера «почетным атаманом Войска Донского».

На Малом Войсковом круге в качестве кандидата на место Войскового атамана планировалось выдвинуть кандидатуру генерала П.Н. Краснова, который якобы уже дал на это свое предварительное согласие. В то время среди донских казаков ходила легенда, связанная с этим прославленным казачьим деятелем. В станицах рассказывали, что, дескать, генерал уже побывал на Дону инкогнито и готов в любой момент вернуться из Берлина на родину в качестве атамана. Скорее всего, Петр Николаевич на Дону так и не появился, а все слухи были связаны с тем, что в Новочеркасске проездом был его племянник — С.Н. Краснов.

На этом деятельность «Комиссии по казачьим делам при Представительстве Штаба Войска Донского в Ростове» закончилась, а ее члены были вынуждены бежать вместе с отступающими немецкими частями. «Конечно, — подводит неутешительный итог деятельности этого комитета его глава — профессор М.А. Миллер, — если бы обстановка сложилась иначе, план получил бы свое дальнейшее развитие, разработку и через Войсковой круг проведение в жизнь. Но теперь, через 17 лет после всех событий того времени, от всех наших стремлений, трудов, заседаний, обсуждений и дискуссий остался лишь измятый, пожелтевший лист советской бумаги с написанным на ней полувыцветшими чернилами планом»[285].

Помимо Ростова и Новочеркасска, попытка самоорганизоваться была предпринята и в самом неказачьем городе Дона — Таганроге. Несмотря на то что этот город был оккупирован еще в октябре 1941-го, лишь в конце 1942 года к немецкому командованию с просьбой об образовании Штаба освободительной борьбы явились бывшие белогвардейцы-казаки. Эта организация интересна прежде всего тем, что в ней основной костяк составляли не потомственные казаки, как это было в Штабе Войска Донского, а бывшие белые офицеры и солдаты, сражавшиеся против большевизма в годы Гражданской войны. «Мы, офицеры, — говорилось в их обращении к немецкому командованию, — и военнослужащие, казаки и солдаты царской армии и антибольшевистской армии 1917–1921, которые боролись против большевиков и в этой борьбе были много раз ранены и контужены, которые потеряли всю свою собственность и были всячески преследуемы большевиками, не можем стоять в стороне, как равнодушные зрители, так как кровь, которую мы пролили, и сотни тысяч расстрелянных и замученных до смерти органами ЧК, ГПУ и НКВД офицеров, военнослужащих казаков и солдат, миллионы честных людей не позволяют нам никогда примириться с большевиками… Мы заверяем от всего сердца, что всю нашу силу, энергию, нашу жизнь посвящаем мы Вам. Наше обещание подтвердим клятвой и ручаемся за то, что среди нас не будет ни одного предателя, изменника. Тем более, что некоторые из нас после прибытия немецких вооруженных сил в Таганрог с согласия и распоряжения штаба Sud под начальством оберлейтенанта Айхеле и капитана Кукавка боремся против большевиков не одной сотней добровольцев казаков. Мы, офицеры, военнообязанные и казаки, просим господина местного коменданта по примеру Новочеркасска и Ростова… так же дать согласие основать в Таганроге под Вашим личным руководством организацию союза казаков, антибольшевистской армии немецкой ориентации»[286].

Согласно программным документам будущего комитета, задачи провозглашались следующие: объединение всех антибольшевистских элементов; борьба с партизанами, вредителями и саботажниками вне зависимости от партийной принадлежности; подготовка к формированию добровольческих войск для службы на фронте и в тылу; рекомендация членов союза для административной деятельности; усовершенствование военных знаний; помощь семьям убитых, инвалидов Гражданской войны, а также всем пострадавшим в войне против «большевистско-еврейской» армии. При этом было официально заявлено, что «все члены союза или присоединившиеся должны рассматриваться как добровольно мобилизованные (по своему желанию) на помощь немецкой армии, и по первому призыву немецкого командования будут использованы в зависимости от их состояния здоровья на соответствующих постах на фронте или в тылу»[287]. В конечном итоге казачий штаб под руководством атамана Стефанова официально был создан в Таганроге только 1 февраля 1943 года, и его главной обязанностью, ввиду стремительного наступления Советской армии, стали подготовка и проведение эвакуации всех желающих казаков.

Подобные организации создавались и на оккупированной территории Кубани. В результате стремительного немецкого наступления 12 августа 1942 года советские войска были вынуждены оставить Краснодар. В городе начал устанавливаться оккупационный режим. Бургомистром был назначен Алексей Алексеевич Аносов (которого впоследствии сменил адвокат Воронцов). Это имя было достаточно известно в то время среди геологов, а также среди людей, в той или иной степени связанных с горной и нефтяной промышленностью. На черноморских и кавказских нефтяных промыслах Аносов был одним из самых крупных специалистов в области разведки нефтяных и газовых месторождений и оценки их запасов. В соавторстве с известным академиком Губкиным он работал над составлением карты нефтяных месторождений Советского Союза, которая известна в научном мире как карта академика Губкина. В 30-е годы получил 10 лет тюрьмы, так что на советскую власть у него была вполне естественная обида. После отсидки вернулся домой и Азово-Черноморским геологическим трестом был назначен главным консультантом в Краснодарское геологическое бюро.

Постепенно в городе начала складываться инициативная группа по возрождению Войска Кубанского из бывших казачьих чинов, которые стали предпринимать первые, пока еще робкие шаги по своей легализации и завоеванию доверия германского руководства. Главными действующими лицами в этой группе были полковник Георгий Петрович Тарасенко и полковник Иосиф Иванович Белый.

В судьбе этих людей очень много темных страниц. Так что неслучайно некоторые активные участники «казачьей освободительной борьбы» считали их агентами НКВД. Упоминавшийся уже П.Н. Донсков прямо называет полковников Белого и Тарасенко «казачьей диверсионной группой на Кубани», главная задача которой состояла в «разложении, дискриминации и дезориентации казачества»[288]. Действительно, в их жизни было немало странных совпадений. По воспоминаниям одного из активных членов вышеупомянутой инициативной казачьей группы П.П. Иваницы (начальника Кубанской казачьей канцелярии), тот же полковник Белый был вывезен из Краснодара в первых числах августа в последнем эшелоне НКВД с политическими заключенными. «Под Арзамасом, — утверждал Иваница, — этот эшелон подвергся налету немецких бомбардировщиков и был ими подожжен… После второго разворота „юнкерсов“ охрана разбежалась… В этом эшелоне был и полковник И.И. Белый, вернувшийся вскоре в Краснодар и занявший пост начальника городской полиции»[289]. Довольно туманная история, правдивость которой вряд ли кто в то смутное время мог подтвердить или опровергнуть. К тому же она подозрительно напоминает обыкновенную легенду разведчика, заброшенного в тыл врага. И предположения о том, что многие из инициаторов возрождения казачества, в частности полковник Белый, — глубоко законспирированные советские разведчики, были отнюдь не беспочвенными. Это подтверждает и тот факт, что впоследствии Белый работал в тесном контакте с одним из лидеров казачьего движения на Дону Платоном Духопельниковым, также предположительно советским агентом.

Как бы то ни было, в октябре 1942 года состоялось заседание инициативной группы Возрождения Кубанского Войска, на котором были распределены все должности, расписаны права и обязанности всех членов этой казачьей организации. Временным руководителем (атаманом) назначался полковник Белый, начальником штаба — полковник Тарасенко[290].

Немцы в Краснодаре, впрочем, как и везде, относились к казакам и их организациям более чем благосклонно. Вскоре немецкая полевая комендатура попросила полковника Белого разработать и представить на рассмотрение проект управления Кубанской областью, который вскоре и был передан немецкому командованию (основой при разработке послужила известная книга профессора Щербины «История Кубанского казачьего Войска»).

Члены инициативной группы принимали активное участие в жизни города. Кто-то работал в газете «Кубань», кто-то, как Белый и Тарасенко, служил в полиции, кто-то работал в системе здравоохранения. Именно с подачи этой казачьей организации был создан «Ансамбль кубанской песни и пляски», пользовавшийся огромной популярностью. Несмотря на всю симпатию со стороны немецкой администрации и командования, группа по Возрождению Кубанского Казачьего Войска по неизвестной причине формально так и не была признана немцами. Именно поэтому ее штаб объявил о создании так называемой Кубанской канцелярии, которая и должна была стать своеобразным исполнительным органом инициативной группы по возрождению Войска Кубанского. В задачи канцелярии входили: 1) регистрация всех казаков, офицеров Белых армий и Первопроходников. Учет казаков-специалистов; 2) ходатайство перед немецким командованием об освобождении из плена всех казаков и жителей казачьих областей; 3) связь со станицами. Образование на местах станичных отрядов и обеспечение станиц информационными и руководящими материалами; 4) установление связи с командующим немецким фронтом[291].

Сразу после вышеописанных организационных преобразований с согласия немецкого командования во все сельскохозяйственные области Кубани/(всего их было 7) были отправлены представители Кубанской канцелярии со специальными воззваниями. Вот как описывает подобный визит в небольшой город Тихорецк один из активнейших членов казачьей организации в Краснодаре, глава Кубанской канцелярии П.П. Иваница: «На следующий день я посетил полевую комендатуру Тихорецка…. От коменданта я хотел получить: 1. Санкцию на организацию станичных гарнизонов по станицам Тихорецкой области, 2. Цензурное разрешение на обращение к населению Кубани, написанное мною для Тихорецкой газеты. Старик комендант ссылался на то, что решение первого вопроса не входит в его компетенцию. В конце концов, он все же согласился, но чтобы численный состав отряда для станицы не превышал 25 человек. Станичный гарнизон должен быть зачислен на местное обеспечение с согласия местного коменданта. Цензор, без добавлений и изменений, подписал для печати обращение… В Тихорецке в день моего приезда находился взвод казачьей „жандармерии“, этим взводом командовал офицер красной армии, отпущенный немцами из лагеря военнопленных. Я отдал распоряжение, чтобы впредь взвод именовали казачьим гарнизоном, а не казачьей жандармерией»[292].

Воззвание, единое для всех областей, было довольно любопытным документом. В нем, в частности, говорилось о том, что в скором времени будет сформирована Кубанская армия, о том, что дисциплина и труд помогут в борьбе с большевизмом, о том, что шовинизм (!) и анархия на Кубани будут караться судом. В воззвании выражалась также благодарность немцам за отмену колхозного землепользования, чего в то время не было и в помине (полный текст воззвания см. Приложение 2.4).

В ноябре 1943 года представители Кубанского штаба были даже приглашены в Ставрополь на торжественную конференцию, устроенную немецким командованием. В Ставрополе представителю казаков удалось познакомиться с нужными людьми и рассказать им о деятельности своей организации. Более того, он удостоился аудиенции довольно влиятельного в армии и в восточном министерстве генерала Бройтигама, который чрезвычайно заинтересовался казаками и пообещал довести всю полученную информацию до фюрера. Все заинтересованные лица из высокопоставленных немецких офицеров и чиновников получили записку следующего содержания: «Ваше Высокопревосходительство! Кубанская делегация станичных атаманов и старшин Адыгее-черкесских аулов просит Вас довести до сведения Главной Квартиры Верховного Командования вооруженными силами Германии: 1. Кубанское Казачество на сегодня располагает десятью тысячами добровольцев, готовых вступить в вооруженную борьбу с коммунизмом. К сожалению, мы не имеем вооружения, ни даже разрешения на формирование крупных войсковых соединений. 2. В Краснодаре существует штаб для формирования Кубанских добровольческих войск. 3. Просьба отпустить из лагерей военнопленных всех казаков и жителей казачьих областей. Краснодар, 18.11.1942»[293].

Активность казачьих представителей не осталась незамеченной, и в начале декабря в Краснодар прибыли два офицера из ставки фюрера, которым было подробно доложено о положении на оккупированной территории и о перспективах возрождения Кубанского казачьего войска. Однако всем этим многообещающим прожектам сбыться было не суждено, поскольку в то время немецкая армия на Северном Кавказе уже начинала готовиться к отступлению.