В. И. Савельев, кандидат военных наук ПОЛК НАЗВАЛИ КРАСНОСЕЛЬСКИМ

Ранним утром 3 января 1944 года меня вызвали в штаб 54-го отдельного гвардейского минометного дивизиона 38-го гвардейского минометного полка. Он располагался в одном из домов на Международном (ныне Московском) проспекте, примерно напротив здания, где сейчас находится Московский райком КПСС.

Через 10–15 минут я переступил порог штабной комнаты, куда уже прибыли командиры батарей старшие лейтенанты А. В. Карпов и И. И. Сергеев, а также командиры других подразделений. Здесь же были начальник штаба дивизиона старший лейтенант А. В. Зверев и заместитель командира дивизиона по политической части капитан И. П. Котов.

Командир дивизиона капитан В. Ф. Растроста, убедившись в том, что все вызванные собрались, начал совещание со слов: «Товарищи офицеры, день, которого мы с нетерпением так долго ждали, наступил. Нам предстоит совместно с другими частями разгромить немецких оккупантов под Ленинградом и освободить Ленинградскую область от врага!»

А затем он познакомил нас с задачей, поставленной дивизиону, и определил роль и место каждого подразделения в ее выполнении. Дивизион, действуя в составе полка, должен был в период артиллерийской подготовки подавить живую силу и огневые средства в опорных пунктах, артиллерийские и минометные батареи фашистов перед участком прорыва 30-го гвардейского стрелкового корпуса и в ходе наступления поддержать боевые действия частей 64-й гвардейской стрелковой дивизии.

Началась тщательная и всесторонняя подготовка к боям.

Мне, как начальнику разведки дивизиона, пришлось заниматься организацией разведки расположения противника, и в первую очередь районов, по которым планировались наши огневые удары.

В течение 4–6 января был выбран и оборудован наблюдательный пункт на северо-восточных скатах Пулковских высот. Местность была покрыта густой сетью траншей, ходов сообщения и отсечных позиций. На поверхности вместо могучих и стройных сосен, ранее растущих здесь, одиноко и сиротливо торчали обгорелые стволы. Этот пейзаж дополняло множество воронок — следов вражеской артиллерийской «обработки» района нашей обороны.

С 7 января началось изучение вражеской группировки. В порядке взаимодействия к нам поступала информация о противнике от общевойсковых штабов 30-го гвардейского стрелкового корпуса и штабов артиллерийских частей. Анализируя получаемые материалы и сопоставляя их с данными своей разведки, мы пришли к выводу, что на направлении наступления наших войск враг создал сильную оборону с мощными долговременными сооружениями. Глубина главной полосы составляла 4–6 км. Передний край прикрывался проволочными заграждениями и минными полями. Каждый узел сопротивления и опорный пункт этой полосы имел большее количество орудийных и пулеметных дзотов, а на важнейших направлениях были сооружены доты. Плотность дзотов и дотов в первой полосе обороны достигала 8 — 12 на километр фронта, из них до 10 % были железобетонными. В 6—10 км от главной полосы обороны проходила вторая, которая состояла из отдельных опорных пунктов. Для создания узлов сопротивления и опорных пунктов гитлеровцы использовали все населенные пункты на переднем крае и в ближайшей глубине. Особенно мощные узлы сопротивления были созданы в районах Урицка, Красного Села, Большой Виттоловки, а также Вороньей горы.

Пока разведчики занимались своим делом, огневые взводы под руководством лейтенантов И. Н. Шахрая и А. М. Лукошина оборудовали позиции для боевых машин и хранилища для боеприпасов. Эта работа проводилась обычно в ночное время со строгим соблюдением мер маскировки. К 8 января, несмотря на трудный болотистый грунт, удалось отрыть неглубокие капониры для боевых машин, оборудовать укрытия (погребки) для хранения снарядов и подъездные пути к огневым позициям.

Значительное место в подготовке к боевым действиям занимала партийно-политическая работа, направленная на создание наступательного духа у личного состава, воспитание готовности до конца выполнить свой священный долг перед партией и Родиной.

Неизгладимый след в памяти оставила встреча с рабочими и служащими ленинградского механического завода «Главхлеб», организованная по инициативе партийной и комсомольской организации полка.

Это предприятие шефствовало над нашей частью с июня 1942 года; располагалось оно на Обводном канале, напротив завода «Красный треугольник».

В период блокады механический завод вместо оборудования для хлебопекарной промышленности выпускал мины различных калибров. К началу 1944 года здесь в основном трудились женщины и подростки, не имеющие достаточного производственного опыта, но все они горели страстным желанием в трудную годину сделать все возможное для победы.

Вспоминается такой случай. В декабре 1943 года мне с группой солдат и сержантов довелось побывать на заводе и познакомиться с работой ряда цехов. Войдя в цех, где изготовляли корпуса мин, мы были поражены увиденным. В огромном, душном и плохо освещенном помещении теснились прижавшиеся друг к другу станки, на которых работали в основном девушки и ребята. Я заметил, что за одним из ближайших к нам станков деловито распоряжается хрупкая девушка с большими выразительными глазами на бледном и очень миловидном лице. Ее небольшую фигуру плотно облегал халат, голова была аккуратно повязана косынкой.

— Константин Иванович, — обратился я к сопровождающему нас директору завода, — кто это?

— Это наша самая юная стахановка — Лиля Качалова, — последовал ответ.

— Сколько же ей лет?

— Недавно исполнилось четырнадцать!

— Всего четырнадцать! А как же она справляется с таким сложным делом?

— Справляется отлично. Задание перевыполняет в полтора раза, а в прошедшем месяце выполнила план даже на сто шестьдесят два процента.

А вот обратите внимание на девушку, которая трудится справа от Лили. Это Аня Брыль. Она выполняет план, как правило, на сто шестьдесят — сто восемьдесят процентов. И так работает большинство наших молодых рабочих, — завершил разговор Константин Иванович.

Посетив цехи и побеседовав с рабочими, мы воочию убедились, что ни отсутствие необходимых условий труда, ни холод, ни постоянное недоедание — ничто не смогло сломить воли мужественных тружеников завода.

К трудностям общего порядка надо добавить систематическую бомбежку и непрерывный артиллерийский обстрел территории завода. Были дни, когда в расположении завода разрывалось до десятка тяжелых снарядов, неоднократно отмечались случаи прямого попадания в цехи, мастерские, склады и служебные помещения. Все это часто приводило к трагическим последствиям. Однако ничто не смогло нарушить установленного ритма работы предприятия.

Встречаясь ранее с рабочими завода, я всегда чувствовал себя как бы в долгу перед ними: казалось, что в их глазах затаился немой укор нам — воинам Ленинградского фронта. Никогда не забуду, как однажды меня остановил пожилой рабочий и прямо задал вопрос:

— Когда же вы погоните фашистов, долго ли они еще будут зверствовать?

И если раньше мы отвечали на это в общем виде, что, дескать, настанет пора и они получат по заслугам, то в декабрьский приезд на завод с полным основанием можно было заверить своих шефов в том, что час возмездия скоро настанет.

На встрече от имени гвардейцев-минометчиков выступил капитан И. П. Котов. Он рассказал о боевом подъеме, царившем среди гвардейцев, и заверил коллектив завода в том, что каждый солдат и офицер нашей части сделает все для выполнения своего воинского долга и разгрома фашистов у стен Ленинграда. С наказом к личному составу части обратился директор завода К. И. Константинов.

В период подготовки к боям день ото дня росла численность партийной организации дивизиона, которая к началу операции увеличилась на несколько десятков человек. Лучшие из лучших воинов вступали в партию, считая за честь идти в бой коммунистами.

В комплексе мероприятий партийно-политической работы особо памятны митинги, посвященные задачам личного состава по снятию блокады, которые прошли в дивизионах 3 января, а также доведение до личного состава обращения Военного совета фронта к воинам перед началом наступления.

В душе затаилась надежда встретить кого-нибудь из своих однокашников и друзей. Хотя я отлично понимал, что это маловероятно, что это только мечты! Но так хотелось увидеть знакомое лицо, почувствовать еще больше неразделимую связь с городом, который для меня олицетворял Родину!

Из писем родных и близких мне было известно, что многие мои сверстники воюют под Ленинградом, а некоторые из них сложили свои головы за наш священный город. Одним из них был комсомольский вожак 6-й специальной артиллерийской школы мой друг Леня Уткин.

Организатор школьных вечеров, отличный спортсмен и бессменный руководитель ученического оркестра, он пользовался непререкаемым авторитетом у ребят.

В 1943 году старший лейтенант Уткин героически погиб в боях под Колпином.

А вот и мой дом под номером 56. К счастью, он стоит по-прежнему целым и невредимым. На сердце стало как-то легче, спокойнее. Вечерело. Я посмотрел на часы. Пора было возвращаться в часть, теперь мой дом был там, среди товарищей по оружию.

10 января командир полка подполковник Г. И. Алымов вызвал к себе на наблюдательный пункт командиров дивизионов с докладами о готовности к наступлению.

Наблюдательный пункт находился на высоте с отметкой 66,6, между первой и второй траншеями нашей обороны, на расстоянии 250–300 м от переднего края противника и представлял собой блиндаж с двумя накатами. В центре его на уровне глаз была амбразура для наблюдения за полем боя, справа от нее стоял походный стол, слева находились нары для отдыха.

Путь к наблюдательному пункту оказался нелегким: маршрут движения непрерывно обстреливался артиллерией и прочесывался сильным пулеметным огнем. Пришлось местами передвигаться перебежками, а иногда и по-пластунски.

…Первым докладывал капитан В. Ф. Растроста, а за ним остальные командиры дивизионов.

Из этих докладов складывалось впечатление, что все вопросы решены детально, что предусмотрены все варианты действий в зависимости от возможных условий обстановки. Как бы в подтверждение этому, заслушав последним командира 56-го огмд капитана А. П. Новикова, командир полка подытожил:

— Вот теперь я убежден в том, что к бою мы готовы. Могу лишь подчеркнуть необходимость проявлять больше инициативы, стремительно идти вперед с пехотой, прокладывать ей путь.

Уверенность подполковника передавалась и нам, офицерам, присутствующим на наблюдательном пункте. Каждый из нас хорошо знал, что Алымов не очень-то щедр на похвалу, никогда не делает необоснованных выводов и скоропалительных заверений.

Вспоминая сейчас об этом, нельзя не сказать еще несколько добрых слов о подполковнике Г. И. Алымове.

Большой боевой опыт, высокая эрудиция в военных вопросах, твердая воля и незаурядное мужество снискали уважение и любовь к нему всего личного состава части. Людей привлекало и то, что под внешней суровостью, немногословностью в разговоре и кажущейся замкнутостью этого человека скрывалась добрая и отзывчивая душа.

Приняв в конце 1942 года командование полком, Г. И. Алымов сделал многое для того, чтобы полк стал одной из лучших частей фронта. Под его руководством полк особенно отличился в боях при прорыве блокады Ленинграда, поддерживая действия 136-й стрелковой дивизии. В послевоенное время, знакомясь с материалами архива Министерства обороны, я имел возможность узнать, что за период этих боев полком было дано 3 полковых и 11 дивизионных залпов, в результате которых уничтожено до двух полков вражеской пехоты, 228-й артиллерийский полк гитлеровцев, а также разрушено 19 дзотов и 27 землянок с живой силой и отбито 12 контратак противника.

Однако вернемся к подготовке и началу наступления наших войск в январе 1944 года.

Под покровом ночи с 14 на 15 января огневые подразделения заняли позиции слева от Московского шоссе (километров на пять южнее Ленинграда). 15 января, в 9 часов 20 минут, началась мощная артиллерийская подготовка. И как было не раз прежде, первыми обрушили залпы на голову врага гвардейские минометы. К ним присоединилась остальная артиллерия. С наблюдательного пункта было хорошо видно, как справа и слева от позиций дивизиона прокатилась волна вспышек-выстрелов. Со стороны Ленинграда глухо и мощно били орудия морской артиллерии. Все слилось в единый, непрерывно усиливающийся могучий гул выстрелов и разрывов. Завершилась артиллерийская подготовка также мощным ударом гвардейских минометных частей.

Более полутора часов наша артиллерия крушила немецкую оборону, перепахивала траншеи, разрушала доты и дзоты. Куски разорванной проволоки, глыбы железобетона взлетали к небу, взрывались минные поля.

Огонь наших подразделений точно накрыл опорные пункты и дзоты, на местах которых теперь дымились воронки да виднелись остатки вооружения и обломки деревянных конструкций.

Позже, прибыв с донесением в штаб полка, я встретился с первым помощником начальника штаба капитаном Н. П. Сутулой. На его традиционный вопрос: «Как идут дела у вас?» — я доложил: «Дела идут хорошо. Фашисты драпают. Но вот боеприпасов у нас маловато».

— Командир об этом знает, и мы, со своей стороны, принимаем все меры для своевременного обеспечения дивизионов снарядами, — сказал Николай Павлович. — А, кстати, знаешь ли ты, сколько вообще было выпущено снарядов нашей армией в период артподготовки?

— Откуда же мне знать!

— Представь себе, артиллерия только одной сорок второй армии израсходовала около двухсот двадцати тысяч снарядов!

Но это было позже. А сейчас, после завершения артподготовки, все находившиеся на наблюдательном пункте прильнули к биноклям. Я занял место у стереотрубы и отчетливо видел, как под прикрытием огня артиллерии передовые подразделения 64-й гвардейской стрелковой дивизии генерала И. Д. Романцова ворвались в первую траншею и стали проникать в глубь вражеской обороны. Однако противник, опираясь на сохранившиеся в глубине и на флангах наступающих войск опорные пункты и бросаясь в яростные контратаки, пытался сдержать натиск гвардейцев. Особенно упорное сопротивление он оказал в районе мощного узла обороны — деревни Финское Койворово.

Для поражения обороняющегося противника в этом опорном пункте по решению командования привлекалось несколько гвардейских минометных частей. В связи с этим во второй половине дня дивизиону была поставлена задача сменить огневые позиции и подготовить огонь по Финскому Койворову. По заданию командира дивизиона я в этот момент находился на огневой позиции.

С получением приказа огневые взводы под руководством старшего лейтенанта И. И. Сергеева быстро вышли в назначенный район и начали развертываться в боевой порядок.

И тут со стороны Красного Села и Вороньей горы противник открыл ураганный огонь по нашим позициям. Дело в том, что наше командование, стремясь возможно эффективнее использовать удары гвардейских минометов прежде всего по резервам, вынуждено было приблизить их боевые порядки к переднему краю, иногда в районы, расположенные на открытой местности и хорошо просматриваемые с господствующих высот, которые еще находились в руках врага. Так было и в нашем случае. Противник нас прекрасно видел, отлично понимал, какую опасность представляют для него грозные «катюши», и поэтому использовал все имеющиеся средства для борьбы с ними.

Невзирая на все усиливающийся артиллерийский огонь, боевые машины гвардейцев продолжали выходить на позиции. По всему чувствовалось нарастание накала боя: перед огневыми позициями минометчиков с ходу развернулись батареи дивизионной артиллерии, по дороге на Красное Село прошли танки, усилила огонь наша дальнобойная артиллерия, начали выдвижение вперед резервы и вторые эшелоны соединений и частей 30-го гвардейского стрелкового корпуса.

С командного пункта на огневую позицию поступила команда: «По пехоте гранатой, взрыватель осколочный, буссоль… Готовность доложить!» Личный состав расчетов бросился по своим местам и стал приводить машины в боевое положение.

В сложившейся обстановке привести к бою боевые машины оказалось не простым делом. Даже процесс заряжания машин был крайне трудным. Под артиллерийским огнем личному составу расчетов приходилось подносить к машинам на расстояние 50–70 м тяжелые снаряды, каждый из которых весил более 42 кг. Чтобы ускорить дело, в работу включились механики-водители боевых машин, водители транспортных машин, артмастера и вообще все, кто оказался под рукой.

В этом бою мое внимание привлек высокий, богатырского сложения механик-водитель старшина А. И. Портнов. Взвалив на каждое плечо по снаряду, он ускоренным шагом пересекал позицию и быстро доставлял свою ношу к боевым машинам, а затем бегом возвращался к ящикам с боеприпасами. И так повторялось несколько раз!

Тем временем интенсивность огня противника усилилась: десятки снарядов рвались непосредственно на позициях и вблизи от них, со свистом проносились осколки, срезая на своем пути и без того редкие израненные деревья. Всю позицию заволокло дымом, воздух наполнился гарью и специфическим запахом тола. Осколками снарядов и взрывными волнами была повреждена боевая машина, которой командовал младший сержант А. Г. Лекомцев. Командир и несколько номеров были контужены, а рядовой И. Ф. Емельянов тяжело ранен в голову. Однако никто не оставил своего поста. Все, кто мог, вместе с командиром расчета пытались устранить повреждения и восстановить вышедшие из строя агрегаты и узлы.

На помощь расчету немедленно устремились техник-лейтенант В. М. Иванов и артиллерийский мастер старший сержант С. Д. Скотников.

— Всем отойти от машины! — скомандовал техник-лейтенант. — Скотников! Отключи питание.

Отдав необходимые распоряжения, сам Василий Михайлович забрался на направляющие машины и, не обращая внимания на грозящую опасность (ведь на направляющих находились снаряды, которые могли от прямого попадания в любую минуту взорваться), искусно орудуя инструментом, устранил обнаруженные повреждения. Через несколько минут установка была готова к стрельбе.

В результате взрыва опрокинулась и загорелась другая боевая машина. Много мужества и самоотверженности пришлось проявить ее расчету, чтобы ликвидировать возникшую опасность. Особенно отличился старший сержант А. Ф. Борисов. Несмотря на полученные ожоги и непрекращающийся обстрел, он ловко подогнал машину-тягач к лежащей на боку установке и с помощью троса и крюка поставил ее «на ноги».

А с командного пункта все настойчивее раздавалось:

— Ускорить готовность!.. Доложить о готовности!

Наконец грянул залп! Самым примечательным было то, что в нем благодаря мужеству личного состава смогла участвовать большая часть боевых машин подразделения.

Задача была выполнена своевременно. Наступили сумерки, и противник, отчаявшись сломить волю гвардейцев, почти прекратил обстрел огневой позиции, только отдельные разрывы напоминали о том, что происходило здесь несколько минут тому назад.

Затихли выстрелы и с нашей стороны. Наступило, как обычно бывает после напряженного дневного боя, временное затишье. Последовала команда на перемещение боевых порядков в другой район. Надо было готовиться к решению новых боевых задач.

Так закончился первый день боевых действии гвардейцев-минометчиков на Пулковских высотах, день, вселивший в наши сердца большие надежды. Каждый солдат и офицер чувствовал, что еще немного усилий, еще несколько ударов по врагу — и тот будет окончательно отброшен от Ленинграда.

Первые дни наступательных боевых действий ознаменовались массовым героизмом воинов всех родов войск. Именно в эти дни в нашем дивизионе появились первые кавалеры ордена Славы. Одним из них был комсорг дивизиона сержант И. В. Герасимов. 15 января, находясь в составе разведки, он проник в тыл отходящих подразделений противника с целью захвата «языка». В завязавшейся ожесточенной схватке Герасимов лично уничтожил нескольких солдат и, несмотря на полученное ранение, взял в плен двух гитлеровцев. Доставленные в штаб пленные дали ценные для нашего командования сведения.

18 января с новой силой разгорелись бои на подступах к мощному узлу противника в районе Красного Села. Гитлеровцы, стремясь избежать окружения своей петергофско-стрельнинской группировки, начали отводить часть сил на Красное Село для усиления красносельского гарнизона.

Однако полностью осуществить свой замысел врагу не удалось. На пути отходящей группировки противника встали несколько частей 30-го стрелкового корпуса, в том числе и 38-й гвардейский минометный полк.

Непосредственный участник этих событий начальник разведки полка старший лейтенант Ф. А. Голуб позже рассказывал мне, что первыми обнаружили вражеские колонны разведчики нашей части Ф. В. Хрипунов и Ф. И. Иванов и сразу доложили подполковнику Г. И. Алымову. Тотчас им была поставлена задача командирам дивизионов на подготовку огня. Буквально считанные минуты потребовались огневым взводам для нанесения удара. Колонны фашистов были точно накрыты шквальным огнем «катюш». Разгром врага завершили появившиеся со стороны Финского залива девятки Илов, полившие свинцовым дождем метавшихся в панике гитлеровцев.

Когда вместе с наступающими частями мы достигли этого района, то увидели сотни вражеских трупов, десятки уничтоженных машин и бронетранспортеров, а также несколько разбитых орудий.

К утру 19 января воины 63-й гвардейской стрелковой дивизии под командованием полковника А. Ф. Щеглова (ныне генерал армии), преодолевая сопротивление противника, комбинированным ударом с двух сторон овладели Вороньей горой. Успех боев на Вороньей горе ускорил и взятие Красного Села, которое являлось ключевой позицией в обороне противника.

За Красносельский узел сопротивления вели бои части 64-й гвардейской стрелковой дивизии. К исходу 18 января завязались бои непосредственно за Красное Село, но ураганный огонь из дзотов и дотов сдерживал наступательный порыв наших войск. Тщетны оказались и попытки артиллерии создать бреши в обороне противника.

Стало очевидным, что без преодоления системы долговременных сооружений врага невозможно без больших потерь овладеть красносельским опорным пунктом.

Вспоминаю, как командир стрелкового полка обратился к офицерам поддерживающих частей с вопросом:

— Что же, братцы, будем делать? Если не уничтожим доты и дзоты, наступление сорвется!

— Товарищ полковник, — сказал майор-артиллерист, — прежде чем уничтожить эти цели, надо знать их точное расположение. Вот этого нам как раз сейчас и не хватает.

— Какое будет ваше предложение?

— Предложение одно — срочно выслать общевойсковую разведку и включить в ее состав артиллеристов и гвардейцев-минометчиков.

— Хорошо, давайте с разведки и начнем!

После этого группе полковых разведчиков, куда вошли и разведчики нашего дивизиона старший сержант А. Д. Платонов, сержант П. Т. Аверин и рядовой К. Н. Салеев, была поставлена задача — под прикрытием темноты проникнуть в Красное Село и разведать систему огня и сооружений на его северо-восточной окраине. Разведчики отправились в путь. Противник, как бы чувствуя неладное, непрерывно освещал местность, вел пулеметный огонь из многих точек и осуществлял методический артиллерийский обстрел наших боевых порядков.

С наблюдательного пункта было видно, как, используя интервалы между разрывами снарядов и перерывами в освещении местности ракетами, цепочка разведчиков перебежками вплотную подошла к крайним строениям города и скрылась из виду.

Прошел час, другой, и вдруг в тылу врага раздались звуки выстрелов. Все мы, наблюдавшие за действиями разведки, отлично понимали, что означает эта беспорядочная стрельба. Откровенно говоря, никто уже не рассчитывал увидеть отважных разведчиков целыми и невредимыми. Но, к нашей общей радости, поздно ночью разведгруппа вернулась в расположение части, успешно выполнив задание. Она добыла важные данные, благодаря чему представилась возможность эффективно спланировать огонь по наиболее уязвимым местам вражеской обороны.

В ночь на 19 января несколько батарей 1-й гвардейской минометной дивизии прямо под носом у противника развернули свои рамы. Особо трудным оказалось обеспечить своевременную доставку снарядов на огневые позиции. Утопая в глубоком снегу, спотыкаясь на разбитых участках дороги, тяжело дыша и часто останавливаясь для отдыха, номера парами подносили из позиции тяжелые ящики со снарядами (каждый снаряд весил более 90 кг).

Наблюдая эту картину, я не выдержал и спросил одного из офицеров:

— Неужели нельзя было подвезти боеприпасы на машинах?

— К сожалению, нельзя, — последовал ответ, — из-за распутицы машины сюда не подойдут.

Надо еще учитывать и другое: маскировку наших позиций. До противника рукой подать!

Залпы тяжелых гвардейских минометов в сочетании с ударами «катюш» и огнем артиллерии расчистили путь нашим наступающим частям. В дело вступили танковые бригады подполковника В. Л. Проценко. Подойдя к северо-восточной окраине Красного Села, они развернулись в боевой порядок и перешли в атаку.

Очень активно в этот момент действовала авиация. Илы непрерывно висели над полем боя, поражая огневые средства и пехоту фашистов. Особенно запомнились яростные атаки одного из звеньев штурмовиков, которым (как мы узнали после) командовал лейтенант К. Д. Мамыкин. Самолеты в полном смысле слова утюжили позиции врага, действуя на бреющем полете и на низких высотах.

В этих боях отличился помощник командира огневого взвода нашего дивизиона старший сержант В. П. Антипов. Во время штурма Красного Села он заменил выбывшего из строя командира взвода и обеспечил своевременное открытие огня по противнику. Об этом замечательном человеке и прекрасном командире хотелось бы рассказать более подробно. Небольшого роста, широкоплечий, с добродушным, открытым лицом, он располагал к себе буквально с первого взгляда. Отличительными чертами его характера были откровенность, душевность и отзывчивость. Приходилось порой удивляться, как необычно просто и быстро он находил общий язык с подчиненными, как умел в нужную минуту поднять настроение людей и вдохновить на подвиг. В общем, как обычно говорят, он был душой подразделения. Вспоминаю, как в один из дней, когда расчеты отдыхали около боевых машин в импровизированных шалашах, прибыв на огневую позицию, я услышал какие-то неясные звуки, доносившиеся со стороны первого расчета. Подхожу ближе и уже отчетливо различаю знакомую мелодию одной из русских песен. Вхожу, а вернее вползаю, в шалаш и наблюдаю следующую картину. В середине шалаша сидит Антипов и приятным тенором вполголоса запевает: «Меж высоких хлебов затерялося небогатое наше село…» Солдаты же, прижавшись друг к другу, расположились вокруг запевалы и дружно подхватывают.

Около 12 часов 19 января разрозненные группы фашистов, засевшие в отдельных домах и подвалах, были ликвидированы. Судьба вражеской группировки, обороняющейся в Красном Селе, была решена.

В честь воинов, освободивших Красное Село и Ропшу, в столице нашей Родины вечером 19 января был произведен салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.

В приказе Верховного главнокомандующего личному составу частей, отличившихся в боях за Красное Село, в том числе и нашей части, была объявлена благодарность. Спустя несколько дней до нас дошла радостная весть о том, что наш полк удостоился почетного наименования Красносельского.

В разгаре боев не было возможности собраться всем вместе и поделиться общей радостью. На наблюдательных пунктах, на огневых позициях в минуты временного затишья стихийно возникали митинги и собрания, где каждому хотелось высказать свои чувства, излить душу.

В штабе дивизиона подвели итоги боевой деятельности за эти дни. Они оказались значительными: за пять дней боев дивизионом было дано 23 залпа, израсходовано 1126 снарядов и уничтожено до пяти батальонов противника, а также подавлено семь батарей и разрушено несколько дзотов. Это был первый наш вклад в общее дело окончательного разгрома врага под Ленинградом.

27 января войска 42-й армии развернули наступление в юго-западном направлении, где на их пути находился крупный населенный пункт и мощный узел сопротивления Волосово. 90-я стрелковая дивизия попыталась с ходу овладеть Волосовом, но эта попытка успеха не имела. Тогда эту задачу возложили на 11-ю стрелковую дивизию 122-го стрелкового корпуса. Командир дивизии решил, прикрывшись частью сил с севера, главными силами нанести одновременный удар с запада и востока и разгромить противника, обороняющегося в Волосове.

Я в этот период вместе с разведчиками находился в боевых порядках одного из стрелковых полков дивизии, наступавшего с запада. Ведя наблюдение за полем боя, мы обнаружили несколько батарей и скопление живой силы противника. Мешкать было нельзя. Вызываю по радио командира дивизиона, передаю ему координаты целей и прошу немедленно открыть огонь. К моему удивлению, капитан В. Ф. Растроста, коротко ответив: «Вас понял, продолжайте вести разведку», — огня открывать не стал. Откуда мне было знать тогда, что к этому моменту поддержка 11-й стрелковой дивизии была возложена на 321-й гвардейский минометный полк, а нашему полку предстояло решать другую задачу?

Во второй половине ночи после дружного залпа 321-го гвардейского минометного полка и огня артиллерии части 11-й стрелковой дивизии внезапно для противника ворвались в Волосово и к утру полностью очистили его от фашистов. На поле боя противник оставил около 50 орудий, 20 пулеметов, 7 танков и другую боевую технику.

В конце января дивизиону была поставлена новая и необычная задача — совершить стремительный марш на Гдовское направление и поддержать соединения 122-го стрелкового корпуса в разгроме противника, обороняющегося на восточном побережье Чудского озера.

Марш начался в ночь на 1 февраля. Двигались по маршруту: Терпилицы, Заручье, Кислино, Рудно, Сланцы, Гдов. Условия марша были тяжелые: дороги, как правило, разбиты, почти все мосты на маршруте движения разрушены.

Самым впечатляющим событием в ходе выдвижения на новый рубеж оказалась встреча с партизанами бригады Героя Советского Союза К. Д. Карицкого.

Первых представителей народных мстителей наш дивизион встретил у переправы через реку Лугу. Наши передовые части только что перешли реку, и на долю партизан выпала задача обеспечить охрану коммуникаций и оказать помощь войскам в быстром продвижении вперед.

Помнится, одним из первых нас приветствовал юноша-партизан с гранатой за поясом, с винчестером в руках, в шапке с красным околышком. Вся его фигура, собранная и подтянутая, производила впечатление и внушала к нему уважение.

Здесь произошла необычная и трогательная встреча фельдшера дивизиона младшего лейтенанта медслужбы А. Б. Быстрова со своим двоюродным братом Витей Шиловым — 14-летним ленинградским школьником.

В середине июня Витя выехал из Ленинграда в район Гдова к родственникам на отдых, где его и застала война. Еще до подхода гитлеровцев к этим местам Витя ушел в лес и вступил в один из создаваемых партизанских отрядов. К 1944 году это был уже опытный партизанский разведчик. Неоднократно он засылался в тыл к противнику и всегда добывал нужные сведения. За свои подвиги юный разведчик был награжден медалью «Партизану Великой Отечественной войны» I степени. Встретив брата, он обратился к командованию полка с просьбой принять его в славные ряды гвардейцев-минометчиков. Эту просьбу поддержал и начальник Вити по партизанскому отряду. Так появился у нас сын полка. Витя с честью оправдывал оказанное ему доверие: он принимал самое активное участие в боевых действиях части, и его ратный труд был отмечен еще рядом правительственных наград.

В ходе марша на коротких привалах, особенно в уцелевших населенных пунктах, воинов обычно окружали жители. Завязывался разговор.

В одной из деревень к нам подошел седой как лунь старик и тихим голосом вымолвил:

— Добрый день, сынки!

— Здорово, отец! — дружно приветствовали его бойцы.

— Бегут гады, — сказал старик, махнув рукой в сторону фронта, — хватит, напились нашей кровушки!

— Что, тяжко было? — обратился к старику старший лейтенант И. Н. Шахрай.

— Какое там тяжко! Совсем невмоготу было. Есть нечего — все гады отобрали. А тут еще работа каторжная на торфоразработках, лесозаготовках, на дороге. Но мы не сидели сложа руки, от мала до велика делали все возможное, чтобы помочь партизанам.

Да, советские люди даже в невероятно жестоких условиях оккупации находили в себе силы не покориться врагу и сохранить веру в светлое будущее.

Запомнилась деревня Кислино — один из центров партизанского края. Из рассказов местных жителей мы узнали, что гитлеровцы в течение двух лет так и не смогли установить в этом районе свой порядок. Здесь в каждой деревне партизаны имели своих людей, осуществлявших руководство сельским хозяйством и политической жизнью, здесь жили по своим, советским законам, сюда, хотя и с большим опозданием, но почти регулярно поступала газета «Ленинградская правда».

11—14 февраля 108-й и 123-й стрелковые корпуса 42-й армии вели боевые действия по разгрому фашистских войск на восточном берегу Чудского озера. И как много столетий тому назад, когда немецкие псы-рыцари были здесь разбиты наголову русскими дружинами Александра Невского, так и в феврале 1944 года гитлеровские оккупанты потерпели сокрушительное поражение и Чудское озеро вновь стало нашим.

В этих боях дивизион, действуя в составе полка, произвел несколько залпов, обеспечивая продвижение пехоте к танкам. Так завершился один из важнейших этапов участия подразделений 38-го гвардейского минометного полка в боях по снятию блокады Ленинграда и освобождению Ленинградской области. Командующий артиллерией фронта генерал-лейтенант артиллерии Г. Ф. Одинцов, отмечая заслуги полка, в телеграмме на имя командира части сообщал: «Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3.3.1944 года ваш полк награжден орденом боевого Красного Знамени. Полк заслужил этого награждения боевыми делами под Ленинградом, являясь ведущим полком среди ГМЧ фронта!..»

Это был второй орден Красного Знамени на знамени нашего полка.

После наступательных боев на Гдовском направлении и Нарвском плацдарме полк расположился в деревне Радовели, недалеко от Нарвы. Все мы понимали, что передышка — дело временное. Никто не сомневался в том, что скоро начнется новое наступление и наша часть будет действовать на направлении главного удара — на Таллин. Мы стояли как раз на прямой, соединяющей Нарву со столицей Эстонии.

Неожиданно полк получил распоряжение двигаться не на запад, а на юг, в район Тарту. Люди терялись в догадках, но на вопрос «почему?» ответа не находили.

— Да что тут гадать на кофейной гуще, — сокрушаясь, горячился командир взвода лейтенант Сергей Муратов. — Все ясно: решили дать отдохнуть, посылают туда, где потише.

— Ну это ты брось, — прервал всегда рассудительный лейтенант Алексей Лукошкин. — Еще не было такого, чтобы наши «катюши» на задворках в тени отсиживались.

На войне много не рассуждают. На войне выполняют приказ. Недолгие сборы — и дивизионы полка двинулись в путь. Еще по-летнему тепло грело солнце. Шли вдоль берега Чудского озера. Колонны машин быстро спускались на юг. Ничто не мешало продвижению вперед. И только у самого города Гдова в небе появилась знакомая всем «рама» со свастикой на крыльях. Это был вражеский разведчик.

Гитлеровцы, не зная точно замысла нашего командования, понимали, что перемещение это делается неспроста. Вскоре появились и «гости». Наши зенитчики открыли огонь по «юнкерсам», не давая им возможности нанести прицельный бомбовый удар по колоннам машин.

Фашистские стервятники, развернувшись, ушли за горизонт над Чудским озером. И вдруг гул моторов послышался с противоположной стороны: «юнкерсы», совершив нехитрый маневр, появились над лесом. Зенитчики вновь встретили их плотным огнем.

Несколько бомб упали совсем рядом с колонной нашего дивизиона. Несколько человек ранило. Загорелась транспортная машина. Водитель рядовой Д. М. Нестеров свернул в кювет. В кузове находились боеприпасы. Казалось, вот-вот произойдет взрыв. Забыв о смертельной опасности, Нестеров вступил в борьбу с огнем, сбивая языки пламени куском брезента. На помощь подоспели солдаты батареи, пожар удалось погасить.

Только скрылись «юнкерсы» — подала голос вражеская артиллерия. Гитлеровцы вели огонь с противоположного берега Чудского озера, но мы продолжали движение.

Вскоре одна за другой колонны подошли к узкому перешейку, где Чудское озеро сливается с Псковским. Часть полка была переброшена на паромах на противоположный берег, занятый нашими войсками. Другая часть — в основном транспортные машины — своим ходом обогнула Псковское озеро и подошла к поселку Ахья. Здесь подразделения снова встретились и продолжили путь на Тарту.

Четырехсоткилометровый марш был позади. Полк пришел как нельзя более вовремя. В этом районе шли тяжелые бои.

Девятого сентября подполковник Г. И. Алымов вызвал в штаб командиров дивизионов. Все собрались в здании всемирно известного Тартуского университета. Здесь была определена задача полку, суть которой заключалась в том, чтобы поддержать огнем «катюш» 116-й корпус генерала Фетисова, а затем и сменивший его 108-й стрелковый корпус. 17 сентября, в 7 часов 30 минут, трехминутным огневым налетом началась артиллерийская подготовка, в которой участвовал и наш полк. Затем в течение 27 минут артиллерия вела в основном методический огонь, разрушая оборонительные сооружения противника.

Всех, кто находился на наблюдательных пунктах, поразило то, что артиллерия противника все это время молчала. Видимо, гитлеровцы не хотели дать себя обнаружить, раскрыть свои огневые средства. Наконец они не выдержали и открыли ответный огонь по нашим позициям. Это позволило разведчикам уточнить расположение вражеских батарей, после чего на них был обрушен настоящий шквал огня. Под действием сокрушительных залпов «катюш» и ударов артиллерии фашисты замолчали.

В 8 часов утра последовал второй, еще более мощный налет по врагу изо всех артиллерийско-минометных средств. В 8 часов 20 минут под звуки Гимна Советского Союза и раскаты солдатского «ура!» бойцы атаковали первую вражескую траншею.

Наш 54-й гвардейский минометный дивизион действовал в составе созданной по приказу Маршала Советского Союза Л. А. Говорова подвижной танковой группы, насчитывавшей 85 танков, 24 самоходно-артиллерийские установки, 25 орудий. Мы должны были прорвать оборону противника и, продвигаясь по его тылам в сторону города Тапа, сковать резервы гитлеровцев, действовавших на направлении главного удара наших войск.

Для нас, гвардейцев-минометчиков, такая операция была более чем необычной. «Катюши» со дня своего создания еще ни разу не вели боевых действий в тылу врага.

Ответственность была высока. Это понимали все, от солдата до офицера. Готовили технику, готовили людей. Офицеры изучали местность, по которой придется пройти, данные нашей разведки о противнике, способы ведения огня в необычных условиях. Повсюду проводились беседы. Особенно неутомим был наш комиссар, замполит дивизиона Иван Котов.

Начальник политотдела первой танковой бригады полковник Заяц собрал политработников всех подразделений, входящих в состав подвижной группы. От нас на совещание прибыл парторг дивизиона младший лейтенант Павел Мурмо. Собравшимся разъяснили характер действий танкового десанта, порядок ведения огня с ходу, рассказали, как нужно обеспечивать взаимодействие в бою.

Перед самым рейдом в тыл неприятеля в дивизионе состоялся митинг. На нем выступали командиры и солдаты. Лучше всех, пожалуй, мысли и чаяния гвардейцев выразил тогда рядовой Сычев.

— Нелегка наша задача, — говорил он, — но мы готовы выполнить приказ Родины, не пожалеем своей жизни, чтобы освободить Советскую Эстонию от фашистских полчищ, от этих извергов, которые измываются над нашими советскими людьми. Мы отомстим врагу за погибших боевых товарищей. Кровь за кровь, смерть за смерть!

Подвижную группу было решено ввести севернее города Тарту, в районе поселка Волди. Нужно было преодолеть оборонительные линии, проволочные заграждения, минные поля, огневые точки, врытые в землю танки и самоходные установки. По опорному пункту врага ударили «катюши» и артиллерия. Казалось, взрывы снарядов и мин перепахали все на пути прорыва. Однако 108-й стрелковый корпус, в полосе действий которого находилась подвижная группа, продвинулся за полдня всего лишь до окраины поселка Кассинурме. Здесь танковый десант пробил оборону гитлеровцев и начал самостоятельный рейд по тылам противника в направлении Йыгева, Ракке, Ярви-Яни, Тапа.

Во время прорыва наши разведчики во главе со старшим сержантом Сергеем Егонянцем захватили в плен солдата 4-й роты 1149-го пехотного полка. Допрашивали его в кузове движущейся машины. Гитлеровец оказался хорошо осведомленным о том, где и какие части расположены на пути к Тапу. Полученные сведения были переданы командиру подвижной группы и сыграли немаловажную роль в дальнейшем продвижении танкового десанта.

Так вместе с танками начался рейд «катюш» по тылам фашистов. Впереди шла головная походная застава. Следом за ней авангард — танковый батальон бригады во главе с полковником Проценко. По распоряжению комбрига представители разведок всех приданных частей и подразделений примостились на броне командирского танка и отсюда осуществляли связь со своими штабами.

Нападения ждали откуда угодно, поэтому подвижная группа двигалась как единое целое. По первому сигналу и «катюши», и самоходные установки, и орудия могли открыть огонь, принять бой. Боевые машины дивизиона были расчехлены, на направляющих лежали реактивные снаряды.

Разведчики дивизиона гвардейских минометчиков еще в боях под Ленинградом зачастую бывали на переднем крае и оттуда вели корректировку огня своих батарей. На этот раз в составе головной походной заставы шли самые смелые и самые опытные разведчики — старший сержант С. Егонянц, ефрейтор К. Салеев и младший сержант Н. Грачев. Я держал с ними постоянную связь и все, что они передавали мне, тут же сообщал командиру дивизиона.

Мы проезжали один населенный пункт за другим. Уже позади Ракке, Ярви-Яни. Пока что стычек с фашистами не возникало. Однако на подступах к Тапу головную походную заставу встретили пулеметные очереди.

Быстро развернулись танковые батальоны, а следом за ними и все остальные части и подразделения. Враг открыл огонь по танкам из противотанковых орудий, надежно укрытых каменными домами. Каждый дом, каждый подвал был настоящей крепостью. Особенно губительным для нас был минометный огонь. Появились раненые. Нужно было заставить замолчать неприятельские минометные батареи. Но как? Их позиции скрыты. А бить наугад — толку мало. И вдруг я услышал по рации голос младшего сержанта Николая Грачева:

— Слева от центральной улицы, за красным каменным домом, позиция фашистских минометов.

Я тут же передал данные начальнику штаба дивизиона капитану А. В. Звереву. Казалось, расчеты только и ждали этого. Грянул залп из всех двенадцати реактивных установок. Вражеские минометы замолчали.

В атаку двинулась первая танковая бригада. Ее вел сам командир, полковник Проценко. По данным воздушной разведки он знал, что на вокзале стоят эшелоны, которые направлялись на Таллин. Нужно было во что бы то ни стало отрезать им дорогу. Танки, ведя огонь на ходу, быстро продвигались по улицам к железнодорожному вокзалу. Паровозы были уже под парами, когда на путях появились советские танки. Ни один эшелон так и не сумел покинуть Тапу.

Стрельба уже стихла, когда разведчик ефрейтор К. Салеев сообщил, что вдоль западной окраины города движутся машины с гитлеровцами. Видимо, это были остатки находившихся в Тапу частей, пытавшихся удрать в Таллин. Доложили командиру подвижной группы, который приказал В. Ф. Растросте дать залп дивизионом по отходящему противнику.

Прошло всего несколько минут после команды «К бою!», и со всех сторон послышалось:

— Первая готова! Вторая готова! Батарея готова!

И тут же властное, короткое:

— Огонь!

Ухнули на едином выдохе все установки дивизиона. Огненные молнии настигли фашистов. На месте двигавшихся машин поднялись клубы огня и дыма. Вряд ли что могло уцелеть в этом пылающем смерче. Командир группы поблагодарил гвардейцев за точный, сокрушительный удар по врагу.

От Тапу до Таллина, как говорится, подать рукой. Гвардейцы горели желанием участвовать в освобождении столицы братской республики. И вновь нашим желаниям не суждено было сбыться. В ночь на 21 сентября командующий войсками Ленинградского фронта поставил перед подвижной группой полковника Проценко новую задачу. Мы повернули на юго-запад. Теперь наш путь лежал к портовому городу Пярну. И снова, преодолевая отчаянное сопротивление гитлеровцев, двигались мы по эстонской земле через города и села.

В районе поселка Тюри подвижная группа вынуждена была остановиться. Танки подошли к небольшой реке Пярну. Саперы сразу же приступили к наведению переправы. И вдруг с другого берега раздались выстрелы. Фашисты открыли огонь из всех видов оружия. Проценко приказал майору Растросте уничтожить огневые точки противника. Эту задачу поставили перед командиром установки сержантом А. Лекомцевым.

Гвардейцы дружно выкатили установку на прямую наводку. Потребовался всего один залп, чтобы заставить замолчать гитлеровцев. Саперы за короткий срок подготовили переправу. И снова путь на Пярну.

Пройдя поселок Пярну-Ягуни, подвижная группа достигла пригорода Пярну. Чтобы попасть в город, нужно было преодолеть водную преграду. Рассветало. Кругом тишина. Полковник Проценко собрал командиров частей и подразделений. Держали совет, что делать. Двигаться через мост рискованно: он наверняка заминирован. В таком случае без тщательной разведки обойтись нельзя. Отдав приказ дивизиону развернуться и быть готовым дать залп, командир бригады вызвал меня к себе.

— Необходимо разведать, что делается в городе, — сказал он. — Подберите группу и отправляйтесь. Обо всем, что заметите, сразу же сообщайте. До города доберетесь на лодках.

Группа была создана почти целиком из разведчиков нашего дивизиона. Людей я хорошо знал и надеялся на них. Мы погрузились в лодку и тихо погребли к городу. Стоявшая вокруг тишина настораживала: а вдруг у самого берега засада? Но до берега мы добрались не сразу — лодки уткнулись в плывун. Нас отделяло от земли метров двадцать пять, не более. Эта полоска воды была полностью забита плывущими бревнами. По ним и предстояло добраться до берега. Сделать это оказалось не так-то просто. Мы то и дело оказывались в воде. С трудом выбирались из нее и снова оказывались в холодной купели.

Наконец выбрались на берег. Огляделись — ни души! Тишина жуткая. И вдруг из-за угла одного дома показался мужчина с белым платком в руках. За ним как-то боязливо шла группа жителей города. Мы знали, что гитлеровцы вели пропаганду среди населения: дескать, русские уничтожают всех от мала до велика. Когда «парламентеры» подошли поближе, я спросил, что это значит.

Мужчина ответил, что они, горожане, просят, чтобы пощадили и без того разрушенный город, чтобы не обстреливали его напрасно, потому как фашисты почти все разбежались. Остались небольшие разрозненные группы.

Выслушав «парламентеров», мы направились к центру города. Едва мы вышли из переулка на главную улицу, как застучали автоматные очереди. Пришлось принять бой.

Вскоре к городу подошли части 108-го стрелкового корпуса. Жители тепло, со слезами на глазах, встретили своих освободителей. Рейд гвардейцев-минометчиков в составе подвижной танковой группы завершился.

Очень бы хотелось, чтобы жители знали, кто освободил их город.