Примечания

¹ Арест Болдырева произошел при следующих обстоятельствах.

Приехав в Двинск, Крыленко, который до революции числился в армии в чине прапорщика, пригласил для доклада Болдырева, командовавшего 5-й армией.

Дело было 12 ноября 1918 г., когда находившиеся на фронте царские генералы еще рассматривали Октябрьскую революцию как «временный» успех «кучки авантюристов», как успех, который скоро удастся ликвидировать, а потому они держались по отношению к новой власти высокомерно. Высокомерно держался и Болдырев, тем более что он чувствовал себя под защитой преданных ему военных частей, особенно отряда Глазенапа, а также Армискома, который, по словам Болдырева, «на 50 процентов состоял из эсеров».

«Около 2 часов дня, – читаем мы в дневнике Болдырева, – мне позвонили по телефону из Армискома, приглашая на заседание, имеющее быть в 3 часа дня «в присутствии главковерха». На этот политический ход я приказал ответить, что вместо меня прибудет штабс-капитан Красовский».

Крыленко заявил Красовскому, что намерен вести разговор толь ко с командармом, когда он приедет вечером с докладом. И Болдырев, чтобы подчеркнуть «доблесть» Красовского, заносит в свой дневник, что «реплику Крыленки» Красовский «твердо отпарировал словами: «Напрасно будете ждать, ни утром, ни вечером командующий к вам не придет». Очевидцы этого инцидента утверждают, однако, что Красовский только и сказал, что «генерал отказывается».

Крыленко тут же отдал военно-революционному комитету распоряжение об аресте Болдырева.

Солдат Столовский, член военно-революционного комитета, явился с отрядом к Болдыреву и передал ему ордер на право ареста, «по приказанию Верховного главнокомандующего за непризнание советской власти».

Болдырев заявил: «Никаких распоряжений прапорщика Крыленки не считаю для себя обязательными и подчинюсь только силе». Как известно, «подчиняюсь только силе» было тогда в большой моде.

Никаких насилий, конечно, применить не пришлось. Арест, впрочем, был «домашний, с исполнением обязанностей до назначения заместителя». Утром был назначен заместитель – генерал Антипов, а вечером Болдырева усадили в вагон 2-го класса и отправили в Ленинград, сперва в Смольный, а затем в Петропавловскую крепость в Кресты.

² Казаринов принадлежал к тем немногочисленным присяжным поверенным, которые сорвали саботаж адвокатов и первыми начали на советском суде выступать в качестве защитников.

³ Когда немцы весной 1918 г. свергли Петлюру и разогнали украинскую Центральную раду, то они передали власть Скоропадскому, который начал на Украине проводить германскую политику.

Гетманство Скоропадского продолжалось, впрочем, недолго. 14 декабря 1918 г. Петлюра взял Киев, чем положил конец гетманству Скоропадского.

⁴ Людендорф – начальник штаба германского главнокомандования в конце империалистической войны.

⁵ Во время мирных переговоров в Брест-Литовске генерал Гофман принимал участие в германской делегации как представитель германского верховного командования.

⁶ Корнилов Лавр Георгиевич во время империалистической войны командовал 48-й пехотной дивизией, ворвавшейся в Галицию. Раненный в одном из боев, он в 1915 г. попал к австрийцам в плен, откуда бежал обратно в Россию, где вновь вступил в действующую армию, командуя на Юго-Западном фронте 15-м корпусом.

После Февральской революции Временный комитет Государственной думы назначил Корнилова главнокомандующим Петроградским военным округом, а затем Верховным главнокомандующим.

Корнилова, как решительного солдата и ярого монархиста, буржуазия, впрочем, с ведома Керенского и при поддержке эсеров, выдвигала на пост диктатора в уверенности, что только Корнилов сможет обуздать революционные устремления пролетариата и водворить в стране буржуазный порядок.

Чтобы раздавить гнездо революции, Корнилов двинул (26 августа 1917 г.) на Петроград свои казачьи части и Дикую дивизию, но это наступление встретило дружный отпор со стороны рабочих и солдат и закончилось поражением.

После Октябрьской революции Корнилов был арестован и водворен в Быховскую тюрьму, откуда бежал на Дон вместе с охранявши ми его казаками.

В декабре Корнилов вступил в командование Добровольческой армией. Командовал он, однако, недолго. В бою под Екатеринодаром (13 апреля нов. ст. 1918 г.) снаряд попал в хату, в которой заседал штаб армии, и наповал убил Корнилова.

⁷ Алексеев Михаил Васильевич был начальником штаба Верховно го главнокомандования во время империалистической войны. Осенью 1917 г., после Февральской революции, был назначен, вместо Корнилова, Верховным главнокомандующим. После Октябрьской революции сбежал на Дон, где создал так называемую Алексеевскую организацию, которая при Корнилове стала официально именоваться Добровольческой армией.

Алексеев ведал «внешней» политикой и финансово-хозяйствен ной стороной армии, именуясь «Верховным руководителем Добровольческой армии».

Алексеев умер в Екатеринодаре 25 сентября 1918 г.

⁸ Деникин Антон Иванович – генерал, командовавший полком еще во время Русско-японской войны. Принимал участие и в империалистической войне. Когда при Временном правительстве пост Верховного главнокомандующего занял Алексеев, то начальником его штаба был назначен Деникин. После Октябрьской революции Деникин также сбежал на Дон.

Когда Корнилов умер, то его место занял Деникин. После смерти Алексеева Деникин начал именоваться «главнокомандующим», объединяя в своих руках власть командования и управления.

По требованию Антанты, Деникин подчинился Колчаку, как верховному правителю.

Деникину удалось на некоторое время захватить Украину, но уже со второй половины 1919 г. его Добровольческая армия начала терпеть одно поражение за другим. В конце марта 1920 г. Деникин передал власть Врангелю и сам выехал за границу.

⁹ Чайковский Николай Васильевич некогда был революционером. В 1869–1871 гг. он сгруппировал вокруг себя кружок питерской революционной молодежи, так называемых «чайковцев», которые занимались самообразованием и пропагандой. Этот кружок положил начало «хождению в народ».

В 1874 г. Чайковский эмигрировал за границу. Поселившись в Лондоне, Чайковский принял участие в «Фонде вольной русской прессы», который занимался издательством умеренно народнических листков и брошюр. После Февральской революции Чайковский вернулся в Россию и попал в члены ЦИКа, где примкнул к оборонческому лагерю.

После Октябрьской революции Чайковский ушел в ряды контрреволюции. В 1918–1919 гг. Чайковский входил в состав белогвардейского правительства в Архангельске, образовавшегося под прикрытием английского и американского десанта. Чайковский якшался с Колчаком и призывал всех к поддержке Колчака.

¹⁰ Болдырев говорит, что «Центр» находился под большим влиянием Савинкова». Как теперь выяснилось, Савинков вначале стоял вдали от Политического центра. Он занимался формированием собственной контрреволюционной организации, тайного общества для борьбы против большевиков, под названием «Союз защиты родины и свободы», для чего очень успешно использовал мандат, выданный ему Алексеевым и предназначавшийся для других целей. Когда Савинков на средства, полученные им от Массарика и союзников, закончил формирование «Союза» и стал готовиться к вооруженному выступлению, то он подчинил свой «Союз» Национальному центру, по распоряжению которого и начались мятежи в Рыбинске, Ярославле и Муроме.

В характеристике «Национального центра» и «Союза возрождения», а также в изложении их взаимоотношений попадаются у Болдырева досадные неточности и даже грубые передержки, объясняющиеся скользкой задачей автора книги во что бы то ни стало изобразить «Союз», инициатором которого Болдырев «являлся до известной степени», в розовом свете, как организацию чисто демократическую. Болдырев подчеркивает, что в «Союзе» «весьма сильно было представлено народническое течение, во главе со старым народовольцем Н.В. Чайковским». Чайковский, насколько известно, членом «Народной воли» никогда не был, но почему Болдырев ограничивается только ссылкой на Чайковского и воздерживается от указания, к какому политическому лагерю принадлежали остальные члены «Союза»?

Разве Болдырев не знает, что в состав «Союза» входили и кадеты, и даже лица более правых убеждений – монархисты. В «Союз», на конец, входили и такие лица, которые, как, например, сам Болдырев, отрицательно относились к Учредительному собранию – этому основному «демократическому» лозунгу «Союза», лозунгу, который, как известно, служил главной помехой для установления полного соглашения между «Союзом» и Политическим центром.

По словам Болдырева, в Политический центр входили «представители высшей царской бюрократии, представители промышленников, землевладельцев и т. д.».

«Центр», – говорит А. Деникин, – был типичный союз русских либералов, по составу и политической программе почти однородный – кадетский». «По определению одного из учредителей, в состав «Центра» входили: вездесущие кадеты, левые октябристы, правые торговопромышленники и прозревшие социалисты (Онипко, Алексинский, Савинков)».

«Что касается организации временной власти, – говорит А. Деникин, – то разница во взглядах была лишь в формах и источнике ее происхождения. Если «Правый Центр» (первоначально «Национальный центр» назывался «Правым», а «Союз возрождения» – «Левым». – В. В.) мыслил ее в виде единоличной военной диктатуры, им подготовленной, то и «Союз возрождения», по существу не отрицая диктатуры (вместо единоличной – трехчленная Директория), в условиях того момента не видел возможности создания власти сколько-нибудь правильным демократическим путем».

И напрасно Болдырев старается убедить нас в том, что «грезы» возглавить Россию диктатором были, «как зараза», занесены на восток с юга, где будто бы орудовал только «Центр». Эти «грезы» туманили головы и многих членов «Союза возрождения», которые только поджидали наступления момента «своевременности». Эти «грезы», впрочем, объясняются сущностью и смыслом всего контрреволюционного движения. И если бы «своевременность» благоприятствовала Гришину-Алмазову, то Сибирь была бы осчастливлена диктатором еще задолго до Колчака. А что вопрос о диктатуре занимал тогда умы многих сибирских деятелей, это признает и сам Болдырев на 40 и 41 страницах своей книги.

«Непосредственной тесной работы между «Национальным центром» и «Союзом», в сущности, не было. Все ограничивалось взаимной информацией через лиц, наиболее приемлемых в той и другой организациях. Дороги были разные. Казалось, что представители Центра поддерживали связь с «возрожденцами» больше по политическим соображениям, и то до поры до времени. Все же в «Союзе» были социалисты, с которыми им было не по пути».

Так пишет «историю» Болдырев. «Дороги были разные». Как это понять? Конечно, одни шли с юга, а другие – с востока, но ведь цель то была одна: «основные цели «Союза» и «Центра» совпадали», – говорит Деникин.

Не в этой мелочи, однако, дело, а дело в том, что в приведенной нами выписке Болдырев кое-что «ослабил» и кое о чем умолчал. Вот что читаем мы в книге Деникина:

«Некоторая связь между «Союзом» и «Центром» тем не менее существовала. В состав обеих организаций с их ведома входили кадеты: Астров, Степанов и Н. Щепкин, с целью взаимного осведомления, насколько возможно согласовать действия той и другой в наиболее ответственные минуты; кроме того, существовала соединенная коллегия генералов от «Правого Центра» – генерал Цихович и адмирал Немитц; от «Союза» – генерал Болдырев для согласования «военных мероприятий» организаций»[104].

Такова действительная «история», которая показывает, что обе организации были связаны довольно солидно, и которая, между прочим, убеждает каждого, что не только демократические настроения и какие-то там симпатии, но и некоторые соображения иного порядка направили стопы Болдырева на восток. Остается только предположить, – а это, думаем, мы не будет противоречить действительности, – что выборы Болдырева в «Главковерха Уфимской Директории» были предусмотрены, если только не предопределены, «свыше».

Что же касается утверждения Болдырева, будто Центр и Союз как-то полюбовно, хотя и естественным ходом вещей, разделили свою сферу действия («националисты» определенно потянулись к югу, «возрожденцы» – на восток, в Сибирь), то оно не соответствует действительности: и на востоке, и на юге имелись представители обеих организаций; и если в Сибири было мало «националистов», так зато на юге было много «возрожденцев».

¹¹ А.В. Сазонов – известный деятель сибирской кооперации при Колчаке. В Колчаковию он приехал как представитель северного, архангельского, правительства, которое возглавлял Чайковский. На Дальнем Востоке, бывшем ареной многих переворотов, Сазонову удалось даже стать во главе правительства, правда, на два только дня, но в течение этих двух дней он, как ловкий пройдоха, ухитрился много добра награбить и благополучно скрыться.

¹² Дитерихс был во время империалистической войны близким сотрудником Алексеева, который назначил его даже (в 1915 г.) генерал-квартирмейстером Юго-Западного фронта. Впоследствии Дитерихс командовал дивизией, которая отправлена была на помощь союзникам в Македонию, на Салоникский фронт, где он и пробыл до июня 1917 г.

В конце августа 1917 г. Дитерихс, как начальник штаба генерала Крымова, участвует в походе Крымова на Ленинград, чтобы ликвидировать Советы. Удрученный неудачей, Крымов убивает себя выстрелом из револьвера. Дитерихс же входит в доверие к Керенскому, который и предлагает ему пост военного министра. От этого поста Дитерихс, однако, отказался, но зато получил назначение в ставку, где при Корнилове и Духонине занимал пост квартирмейстера.

После Октябрьской революции Дитерихс снюхался с чехословаками, которые назначили его начальником своего штаба и в своих эшелонах доставили во Владивосток. Дитерихс принимает участие в захвате чехами Владивостока. Вскоре чешский генерал Ян Сыровый сделал его начальником своего штаба.

Когда же чехи ушли в тыл, они «вычистили» Дитерихса, как чужестранца, из своей среды. В январе 1919 г. он уже сменил чешскую форму на русскую.

Дитерихсу Колчак поручил одну из «ответственнейших миссий», а именно: отвезти для сохранности на английский крейсер «Кент» целый вагон реликвий – вещей, оставшихся от царской семьи в Тобольске и Екатеринбурге.

Дитерихса же Колчак поставил во главе комиссии, которой поручено было вести следствие по делу о расстреле царской семьи. Весь добытый следственный материал Дитерихс опубликовал в книге «Убийство царской семьи и членов дома Романовых на Урале», которая в 1922 г. издана была во Владивостоке.

Когда Гайда ушел в отставку, главнокомандующий Лебедев назначил Дитерихса на пост командующего Сибирской армией. Дитерихс, заняв этот пост, повел такие ловкие интриги, что Колчак вскоре дал отставку Лебедеву, а Дитерихса назначил главнокомандующим фронтом и одновременно начальником штаба верховного правителя.

Но уже ближайшие военные операции показали Колчаку, что Дитерихс никудышный стратег. Колчак отстранил его от дела и передал главнокомандование Сахарову.

Эту обиду Дитерихс не мог простить Колчаку. И когда Колчак при отступлении вынужден был на станции Тайга уступить настоятельным требованиям братьев Пепеляевых и вновь предложить главнокомандование Дитерихсу, то последний согласился лишь при том условии, если Колчак совершенно откажется от власти и выедет за границу. Этого условия Колчак принять не хотел. Таким инцидентом закончилась деятельность Дитерихса в Колчаковии.

¹³ Когда 8 июня 1918 г. чехословаки заняли Самару, то находившиеся здесь эсеры – члены разогнанного Учредительного собрания И. Брушвит, В. Вольский, Б. Фортунатов и И. Нестеров – опубликовали приказ о переходе всей полноты власти в Самаре к Комитету членов Учредительного собрания, сокращенно – Комуч. При Комуче образовалось правительство, так называемый Совет управляющих ведомствами. В состав Совета входили: Е.Ф. Роговский, председатель и управляющий ведомством государственной охраны, Д.Ф. Раков ведал финансами, П.Г. Маслов – земледелием, В.И. Алмазов – продовольствием, В.Н. Филипповский – торговлей и промышленностью, И.П. Нестеров – путями сообщения, П.Г. Белозеров управлял ведомством почт и телеграфов, полковник Галкин – военным, М.А. Веденяпин – иностранных дел, П.Д. Климушкин – внутренних дел, И.М. Майский – труда, А.С. Былинкин – юстиции, В.С. Абрамов – госконтроля и госимуществ и Е.Е. Лазарев – просвещения.

За исключением беспартийного Галкина и меньшевика (ныне коммуниста) Майского, все члены Совета были эсерами.

Комуч формировал свою Народную армию на основе принципа добровольчества, что, однако, успеха не имело, и 30 июня 1919 г. Комуч вынужден был объявить принудительную мобилизацию всех родившихся в 1897 и 1898 г. Хотя эта мобилизация дала плачевные результаты, но Народная армия, в ряды которой спешили все белогвардейцы и черносотенцы, к тому времени насчитывала солидную цифру – до 30 000 человек, в том числе 10 000 хорошо вооруженных чехов. Эта армия и дала в первое время Комучу возможность достигнуть некоторых военных успехов. Народная армия вскоре заняла Уфу, Симбирск, а 7 августа чехословаки ворвались в Казань, которую и передали Комучу. В Казани эсеры захватили государственный золотой фонд (около 650 миллионов рублей золотом, кроме большого количества серебра, платины и других драгоценностей), который потом попал в руки Колчака.

Власть Комуча после захвата Казани простиралась на губернии: Казанскую и Самарскую – и на части Уфимской и Симбирской. Ко мучу номинально были подчинены образовавшиеся приблизительно в то же время правительства Оренбургской области (Дутов) и Уральского казачьего войска. Хотя территория Комуча была небольшая, тем не менее Комуч хотел иметь значение и играть роль Всероссийской власти на том-де основании, что его, Комуча, устремления направлены на восстановление Всероссийского Учредительного собрания как полновластного хозяина страны.

Властвовал, однако, Комуч недолго. Уже в сентябре Красная армия вытеснила его из Казани. Вскоре Красная армия заняла Симбирск и Самару. С образованием же Уфимской Директории власть Комуча прекратилась окончательно.

¹⁴ На 26 января 1918 г. была созвана в Томске Сибирская областная дума для выбора областной буржуазной власти в противовес советской.

В ту же ночь Томский Совет, который успел уже прокламировать себя как власть, ликвидировал всю областническую затею, арестовав многих членов Областной думы. Улизнувшие от ареста собрались на конспиративную квартиру и второпях, опасаясь, что их с минуты на минуту могут накрыть, «выбрали» Сибирское областное правительство. Ни о каких выборах, здесь, конечно, и речи быть не может. Петр Дербер, возглавлявший эту контрреволюционную авантюру просто указывал, кому какой портфель следует вручить, а собравшаяся куч ка (20–30 человек) утверждала предложенную кандидатуру с редким единодушием и неимоверной быстротой. Выбирали не только присутствующих, но и отсутствующих, не заручившись даже заранее их согласием занять почетное министерское место в правительстве.

Так, например, попали в министры Вологодский, Крутовский и Серебренников, с которыми, как выяснилось, по вопросу о министерских портфелях никто никаких переговоров не вел и которые никому не давали своего согласия на вступление в члены правительства.

Из присутствовавших на собрании, между тем, почти все захотели стать министрами. Портфелей, однако, для всех охотников не хватило, и поэтому М. Шатилов, Сергей Кудрявцев, Неометулов и Захаров были назначены министрами без портфелей.

Портфели же были распределены следующим образом: Дербер – председатель и министр земледелия, Вологодский – иностранных дел, Краковецкий – военных дел, Новоселов – внутренних дел, Крутовский – здравоохранения, Иван Михайлов – финансов, Патушинский – юстиции, Колобов – торговли и промышленности, Серебренников – снабжения и продовольствия, Ранчино – просвещения, Устругов – путей сообщения, Иван Юдин – труда.

Помимо этих обычных министерств, областники создали еще два: туземных дел – алтаец Тибер-Петров и экстерриториальных народностей – украинец Сулима.

Выбрав правительство, конспираторы уехали на Дальний Восток, чтобы там устроить свою базу для борьбы с советской властью.

Они покрыли Сибирь сетью хорошо вооруженных организаций, в состав которых входили белогвардейцы и черносотенцы всех мастей и оттенков, и готовились к одновременному выступлению, дабы сразу захватить наиболее значительные сибирские центры. В первую очередь решили захватить влиятельный Томск, где они и выступили в ночь на 28 мая. Белогвардейские отряды были хорошо вооружены. Ими руководили такие опытные в военном деле начальники, как колчаковский генерал А. Пепеляев и царский полковник Сумароков. Тем не мене красногвардейцам и вооруженным рабочим уда лось с изумительной легкостью ликвидировать это восстание и расстроить все белогвардейские планы. Такой исход имели бы, несомненно, все белогвардейские восстания и в других сибирских городах, но на помощь сибирской контрреволюции пришли хорошо вооруженные чехословацкие эшелоны, которые веревочкой растянулись по Сибирской магистрали, захватывая города и свергая советскую власть.

26 мая чехословаки заняли Новониколаевск, 31 мая – Тайгу и Томск, 15 июня – Омск, 16-го – Барнаул, а 19-го – Красноярск. Как только Томск попал в руки белых, немедленно стало известно, что свое право на власть заявляет так называемый Западно-Сибирский комиссариат в составе Павла Михайлова, Бориса Маркова, Михаила Линдберга и Василия Сидорова, которые-де имеют от Сибирского областного правительства мандат на организацию власти на территории Сибири, очищенной от большевиков, и держат эту власть в своих руках, пока обстоятельства не дадут возможности съехаться действительным членам Сибирского правительства.

Комиссариат, составленный из лиц, известных только ограниченному эсеровскому кругу, не мог, конечно, пользоваться широкой популярностью, и, строго говоря, никто с этим комиссариатом не считался. Когда же вся Западная Сибирь очутилась в руках белых, то оказалось, что на ее территории находится пять членов сибирского правительства, избранного на конспиративном собрании, о котором мы говорили выше. Эти члены были: П.В. Вологодский, В.М. Крутовский, Г.Б. Патушинский, И.А. Михайлов и Б.М. Шатилов. Вот они-то ликвидировали Западно-Сибирский комиссариат и образовали то Временное Сибирское правительство, о котором упоминает Болдырев в этой части своей книги.

¹⁵ Вольский В.К. – видный эсер, в Самаре принимал деятельное участие по организации свержения советской власти, член Комуча (см. примеч. 13). Когда в Уфе была выбрана Директория, то Комуч прекратил свое существование как орган власти. Вместо Комуча образовался, как «государственно-правовое» учреждение, Съезд членов Учредительного собрания, на который возложена была обязанность подготовить созыв Учредительного собрания. Вольский был председателем этого Съезда. После омского переворота Вольский был в составе той группы Съезда, которая не признала Колчака и которая призвала население Сибири и Урала к восстанию против Колчака. Этот призыв никакого успеха не имел. Колчаковцы при содействии чехословаков ликвидировали эту затею; многие учредиловцы были арестованы; те же, которые остались на свободе, собрались 29 ноября на нелегальном собрании, на котором многие, в том числе и Вольский, высказались в том смысле, что ввиду опасности, угрожаемой революции справа, со стороны Колчака, следует прекратить борьбу с советской властью. В развитие своего решения эта группа учредиловцев вступила в переговоры с советским командованием, которое пропустило ее на территорию Совроссии.

¹⁶ Когда белым удалось свергнуть Советы по всей Сибири и установить железнодорожное сообщение с Дальним Востоком, то туда выехал Вологодский, чтобы уговорить Дербера отказаться от претензий на власть, а Хорвата от попытки организовать на Дальнем Востоке самостоятельную, от Сибирского правительства не зависящую, власть. Одновременно Вологодский вел на Дальнем Востоке переговоры с представителями интервентов на предмет признания Сибирского правительства как «всероссийского». «Через автономную Сибирь к возрождению Сибири» – вот каков был в то время боевой лозунг белых.

Эта поездка на Восток состоялась в средних числах сентября, когда на Урале и Сибири успело уже образоваться несколько правительств, из которых одни претендовали на автономную местную, а другие на «всероссийскую» власть. Интервенты дали понять Вологодскому, что ни одно из этих правительств не может рассчитывать на признание, что они делают ставку только на единоличного диктатора.

И тогда уже англичане, которых обхаживал Вологодский, довольно недвусмысленно намекали на Колчака как на желанного кандидата на пост диктатора. Эта информация, которую получил Вологодский, до некоторой степени предупредила дальнейший ход событий и легла в основу тех отношений, которые Сибирское правительство установило с Директорией.

Не лишним считаем тут же сказать несколько слов о самом Вологодском.

Вологодский пользовался в Сибири популярностью как общественный деятель. Он прошел во 2-ю Государственную думу по списку прогрессистов. По своим политическим убеждениям Вологодский примыкал к сибирскому областничеству. После Февральской революции сибирские эсеры, нуждавшиеся в популярной личности, зачислили Вологодского в свою партию. Его же избрали они на своем конспиративном собрании в члены правительства.

После Октябрьской революции контрреволюционная часть сибирского казачества избрала Вологодского председателем сибирского казачьего войскового суда, который был организован в противовес советскому суду.

На посту председателя совета министров Вологодский оставался почти до самого конца колчаковщины. Лишь 23 ноября 1919 г. Колчак снял его с этого поста.

Ныне Вологодский живет в Шанхае, где служит юрисконсультом какого-то банка.

¹⁷ «Сибирь не давала Уралу хлеба, Урал не давал Сибири железа»! Не в этом выражалась «таможенная война» Урала с Сибирью. Как будто при тогдашней хозяйственной разрухе и при тогдашнем правительственном хаосе Сибирь только и нуждалась, что в железе, а Урал будто был в состоянии доставлять ей это железо!

«Таможенная война» заключалась в следующем: в Сибири скопилось большое количество грузов, которые были заготовлены еще советской властью и предназначены были ею к отправке в Центральную Россию. На эти грузы претендовало Самарское правительство, Сибирское же правительство рассматривало их как свою собственность, а потому и не хотело передать их самарцам.

Далее. Сибирь отказывалась выплачивать деньги по почтовым переводам, которые делались Самарой, на том-де основании, что в ее распоряжении мало денег, и требовала поэтому денежной поддержки от Самары.

В сущности, вся эта история не заслуживает громкого названия «таможенная война». Этот инцидент, который объясняется «великодержавной» манией обоих правительств и стремлением каждого из них осилить, проглотить друг друга, носил характер опереточной игры и подал повод к разным шуткам и остротам.

¹⁸ Эмблема сибирских областников – белый и зеленый цвета, символизирующие сибирские белые снега и сибирские зеленые леса. Флаг сибирских областников состоит из двух продольных полос: белой и зеленой.

¹⁹ Гришин-Алмазов Алексей Николаевич был во время империалистической войны подполковником. Его настоящая фамилия – Гришин. Под фамилией Алмазов он числился в сибирской подпольной антисоветской организации. В ознаменование этой своей доблестной деятельности и постановлено было впредь ему называться Гришин-Алмазов.

При Сибирском правительстве первого состава Гришину дали чин генерал-майора и поставили во главе военного министерства, на каковой пост выдвинули его эсеры, которые считали его вполне своим человеком. Власть вскружила голову Гришину. Его-то сибирская буржуазия первоначально и наметила себе в диктаторы. Эта роль ему улыбнулась, и он исподтишка начал подготавливать почву. Эсеры скоро пронюхали, куда гнет Гришин, и старались обезвредить себя от него. Удобный для этого предлог не замедлил явиться. В Челябинске на банкете, на котором присутствовали и иностранные представители, Гришин выпил лишнее, и у него развязался язык. Он начал обвинять союзников в том, что они материальной помощи не оказывают Сибирской армии, и особенно подчеркнул, что все успехи, достигнутые на большевистском фронте, сделаны лишь русским оружием.

Эсеры раздули этот ничтожный конфликт в «международное осложнение», открыли поход против «опального» военного министра и добились его смещения.

Гришин вначале не захотел было признать своей отставки, но, почувствовав, что почва из-под его ног ускользнула, смирился и вскоре уехал к Деникину на юг, где поочередно занимал ряд должностей, между прочим, даже должность одесского губернатора.

И на юге Гришин не пришелся ко двору. Он решил вернуться в Сибирь, чтобы служить Колчаку. При попытке нелегально перейти большевистский фронт он был около Царицына задержан отрядом советских войск. При нем найдены были документы, неопровержимо изобличавшие его. Гришин выстрелом из револьвера покончил с собой.

Лица, сталкивавшиеся с Гришиным, характеризуют его как человека ограниченного и мелочного. Даже колчаковский управдел Гинс, который особенно благоволил к Гришину, говорит: «Я увидел в Гришине маленького, честолюбивого и самоуверенного человечка … недостаточная солидность толкала его в авантюристы».

²⁰ Упрек, который Болдырев делает Омскому правительству, крайне неоснователен. Армия Сибирского правительства была в то время столь незначительна, что о посылке подкрепления на Волжский фронт и говорить не приходится. Да армии, строго говоря, еще и не было, а то, что в наличии имелось, было еще крайне небоеспособно и его не хватало даже для обеспечения порядка внутри Сибири.

²¹ Каппель Владимир Оскарович – подполковник. Его части, в со став которых входили ижевцы и воткинцы, отличались крайней жестокостью. Его отряды в 1918 г. действовали на Волжском фронте и в районе Казани. Колчак произвел Каппеля в генералы. Каппель – один из немногих генералов, в преданности которых Колчак не разочаровался. После столкновения с Дитерихсом и Пепеляевым на станции Тайга (см. примеч. 12) Колчак по прямому проводу предложил Каппелю, который тогда подходил со своим отрядом к Новониколаевску, торопиться в Иркутск, где Колчак торжественно передаст ему свои полномочия верховного правителя. Каппель долго отказывался, ссылаясь на свою неспособность и неподготовленность нести такую ответственную обязанность. События, во всяком случае, предупредили возможность этой «передачи». Зато в разгаре отступления, а именно 11 декабря, Каппель перенял от Сахарова пост главнокомандующего.

Отряды Каппеля, объединившись с отрядами генералов Вержбицкого, Войцеховского, Сахарова и др., совершили так называемый Ледяной поход: преследуемые Красной армией, эти отряды прошли пешком в стужу и по глубоким снегам почти всю Сибирскую магистраль и в суровые морозы, терпя голод и всевозможные лишения, перебрались через Байкал, чтобы попасть в стан атамана Семенова. Этот переход стоил Каппелю жизни: он простудился, отморозил себе обе ноги и 25 января 1919 г. умер от воспаления легких.

²² Трудно верить, чтобы уже в это время Народная армия особенно нуждалась в боевых патронах и вообще в вооружении. При захвате Казани в руки белых попало столько военной добычи, что Народная армия, как это утверждает сам Болдырев (стр. 36), могла успешно воевать, «даже без особого расчета на внешнюю материальную помощь». Болдырев сам себе противоречит. Чего недоставало Народной армии – так это командиров, способных при создавшейся обстановке организовать победу. Недоставало также «идеи», «лозунга», который бы привлек в «Народную» армию действительный «народ», который вызвал бы у мобилизованных «волю к победе».

²³ Это утверждение слишком голословное. Иностранные представители только «дипломатически» туманили путаные головы учредиловцев и тех, которые плелись с ними, но, как послушные исполнители воли своих правительств, они всегда лили воду на мельницу Сибирского правительства. Последующие события, разыгравшиеся в Сибири, должны были, наконец, в этом убедить и самого Болдырева.

²⁴ Административный совет был учрежден 24 августа 1918 г. исключительно для того, чтобы Сибирское правительство имело деловой аппарат, который бы предварительно рассматривал проекты и подготовлял постановления, а также выполнял ряд других мелких функций, строго оговоренных особым «Положением». «Постоянный состав Административного совета», как гласит третий пункт «Положения», составляют: управляющие министерствами, товарищи министров и управляющий делами совета министров.

При отсутствии в Омске кворума правительства, что случалось довольно часто, Административный совет фактически выполнял функции государственной власти. В то время, о котором говорит Болдырев, Административный совет относился крайне враждебно к Сибирской областной думе, которая пыталась взять власть в свои руки.

²⁵ Циммервальд и Кинталь – два городка в Швейцарии.

В Циммервальде в сентябре 1915 г. состоялась конференция социалистов разных стран. На этой конференции Ленин выпустил манифест к пролетариату, предлагая армиям борющихся стран прекратить братоубийственную войну и направить свое оружие против собственной буржуазии.

Вторая конференция состоялась в Кинтале 24–30 апреля 1916 г.

²⁶ Авксентьев Николай Дмитриевич (родился в 1878 г.) – видный член эсеровской партии, от имени которой входил в 1905 г. в состав Петербургского совета рабочих депутатов и был членом его Исполнительного комитета. После ареста и суда Авксентьев был по приговору судебной палаты сослан в Обдорск (север Тобольской губ.), откуда в 1907 г. бежал и эмигрировал за границу. В том же году вошел в состав Центрального комитета эсеровской партии и примкнул к ее правому крылу, которое стояло на позиции легальности и отказа от террора.

Во время империалистической войны Авксентьев занял социал-шовинистическую позицию, участвуя в эмигрантских газетах оборонческого направления («За рубежом», «Новости», «Призыв») и вербуя русских волонтеров для французской армии.

Вернувшись после Февральской революции в Россию, Авксентьев занял пост председателя ЦИКа Совета крестьянских депутатов и вел ретивую борьбу против требования о немедленной передаче без выкупа всей земли трудовому крестьянству. В коалиционном правительстве Керенского Авксентьев был министром внутренних дел.

После Октябрьской революции Авксентьев вступил в контрреволюционную организацию «Союз возрождения». С этого момента Авксентьев, чтобы быть свободным в своих действиях, юридически выходит из подчинения партии, хотя фактически поддерживает с ней связь, стараясь для каждого своего поступка и шага добиться ее санкции.

Вышвырнутый Колчаком из Сибири, Авксентьев уехал за границу, где по сию пору принимает участие в контрреволюционных организациях и где в свое время вел даже агитацию за признание Колчака.

Зензинов Владимир Михайлович – тоже видный член эсеровской партии, вместе с Авксентьевым проделал один и тот же путь в урало-сибирской авантюре. Но Зензинов был своего рода «жертвой» партийной дисциплины. Эсеры делегировали его в Уфимскую Директорию, чтобы иметь в этом правительстве своего доверенного информатора. Словом, как уверяет хорошо осведомленный К. Буревой (см. его книгу «Распад», с. 32), Зензинов «против своего желания» был принесен «в жертву реакции».

²⁷ Блюхер – рабочий уральских заводов, коммунист, командовавший уральскими отрядами в 1918 г., один из первых организаторов этих отрядов в эпоху Гражданской войны на Урале. Блюхер наносил чувствительные удары контрреволюционным оренбургским отрядам Дутова. Во время наступления на Дутова пал Екатеринбург, вследствие чего отряды Блюхера и Каширина оказались отрезанными от своей базы. Расстреляв все запасы патронов и снарядов и не имея возможности получить подкрепления, отряды Блюхера решили приостановить свой натиск на Дутова и отступить к Красноуфимску. Это отступление проведено было мастерски, несмотря на арьергардные бои и неоднократные нападения неприятеля с флангов. Отряды Блюхера не раз совершали набеги, смелые и дерзкие по замыслу, на белых. Раз они чуть было не захватили поезд, в котором ехало все правительство Комуча. В ноябре 1918 г. Блюхер со своим отрядом подошел даже к подступам Екатеринбурга. Колчаковская армия окружила его. Блюхеру, однако, удалось прорваться и соединиться с Красной армией. В 1922 г. Блюхер был главнокомандующим Дальневосточного буфера. Блюхер за свои заслуги на поле брани награжден несколькими орденами Красного Знамени.

²⁸ Эстонское правительство, находившееся тогда в Уфе, – не что иное, как одно из тех смехотворнейших собраний авантюристов, которыми особенно богата была контрреволюция того времени. «По какой-то неведомой прихоти судьбы, – говорит И. Майский (см. его книгу «Демократическая контрреволюция», Госиздат, 1923 г., с. 115), – в Уфе заседали представители белого правительства Эстонии, о котором в тот момент ничего не было известно, существует ли оно в природе или нет». «Прихоть судьбы» – это прихоть эсеров, не брезговавших даже какими-то самозванцами, дабы придать особую важность своей «всероссийской» власти. Три таких самозванца – А.А. Каэлас, Б.Ю. Линде и А.Л. Нэгу – и подписали от имени «временного Эстонского правительства» «Акт об образовании Всероссийской верховной власти».

²⁹ Иванов-Ринов Н.П. – его фамилия только Иванов, а Ринов – это кличка, под которой он принимал деятельное участие в контрреволюционных подпольных организациях, сформированных сибирскими эсерами весной 1918 г. До войны Иванов был полицейским, вернее сказать, исправником какого-то захудалого уездного городка в Туркестане. Военную карьеру он начал делать при Западно-Сибирском комиссариате.

Иванов известен как большой интриган. Его интриги споспешествовали свержению Гришина-Алмазова, по уходе которого он и занял пост военного министра. Вступив на эту должность, Иванов восстановил для военных погоны и стал, не в пример робкому и осторожному Гришину, с откровенной наглостью вводить в армию царские порядки. Иванов-Ринов играл в Колчаковии роль вдохновителя многочисленных массовых расстрелов. Иванов-Ринов командовал при Колчаке даже какой-то конной армией. Колчак возвел его в чин генерал-лейтенанта и даже назначил «атаманом Сибирского казачьего войска».

Чисто случайно Иванов избежал плена и советского суда. Ему удалось достать паспорт на имя «гражданина Армянской республики», благодаря чему он пробрался в Забайкалье неузнанным.

На Дальнем Востоке Иванов, конечно, продолжал быть активным деятелем черносотенной контрреволюции.

³⁰ Дутов А.И. начал свою карьеру активного контрреволюционера еще в 1917 г., когда он участвовал, как представитель сибирских казаков, на всероссийском казачьем съезде в Питере. Во время предпарламента Керенский командировал Дутова в Оренбургскую область для подготовки и формирования казачьих контрреволюционных отрядов на случай, если большевики действительно начнут брать власть.

Невзрачный по внешности, невежественный, тупоумый и солдафон по натуре своей, Дутов являлся в рядах контрреволюции олицетворением грубой военной силы. Только контрреволюционным безлюдьем объясняется тот факт, что и Дутов играл видную роль, что и с ним принуждены были считаться руководы и творцы контрреволюции в Сибири.

Дутов был никудышный стратег. Белые отряды, сражавшиеся под его руководством, терпели поражения даже от малообученных красногвардейцев первого периода советской власти.

Дутов – один из первых «атаманов», признавших Колчака безоговорочно. Дутов уговаривал даже Семенова признать Колчака.

После крушения Колчака отряды Дутова перебрались весной 1920 г. в Китайскую республику, где, разоружившись, расположились лагерем в гор. Чугучаке и на реке Эмиль и отдали себя под покровительство Тарбагатайского ду-туна (генерал-губернатора) Чжана.

Лишь в 1922 г. вся эта авантюра была ликвидирована советскими войсками.

³¹ Слова «народ… начал уже уставать от бесконечной смены властей» затушевывают действительное положение дел. Народ в то время уже со злобой и ненавистью смотрел на все «новые» власти, ибо все они, в том числе и Комуч, ввели порки, расстрелы и насильные мобилизации. Новые власти особенно усердно практиковали конфискацию у крестьян земель, захваченных после Октябрьской революции, и возвращали эти земли их старым «исконным» владельцам. Уже тогда ясно было, что Уфимская Директория, каковы бы ни были ее состав и ее народолюбческие намерения, не встретит никакой поддержки в недрах народа. Теперь это признает и Болдырев, но тогда думали, что удастся властвовать против воли народа.

³² Сапожников Василий Васильевич пользовался в Сибири большой популярностью как общественный деятель и научный работник. Сапожников – ученик профессора К.А. Тимирязева. В 1893 г. Сапожников получил кафедру ботаники при Томском университете. С этих пор он посвятил себя изучению Алтая, о котором написал много научных трудов, отмеченных мировой наукой. Среди студен тов Сапожников был популярен как профессор и лектор.

По своим политическим взглядам и убеждениям Сапожников примыкал к сибирским областникам. В состав Сибирского правительства он входил как министр народного просвещения. На совещаниях в Уфе Сапожников, несомненно, был самой крупной фигурой, но для политической деятельности Сапожников совершенно не подходил, тем более что по натуре своей ему чужды были всякие интриги, а тогдашняя политическая деятельность выражалась преимущественно в интригах.

Как только власть перешла к Колчаку, Сапожников отказался от министерского портфеля и целиком отдался научной и учебной деятельности.

Колчаковщина заставила и Сапожникова изменить свое отношение к советской власти.

В начале 1924 г. Сапожников заболел. Врачи констатировали рак легких, от каковой болезни он 11 августа 1924 г. и умер в Томске.

³³ Белоруссов А.С. (настоящая фамилия – Белевский) – правый народник, отбывал наказание в ссылке, эмигрировал в Париж, откуда сотрудничал с либеральной газетой «Русские ведомости». Во время империалистической войны он был ярым оборонцем и стал даже национал-шовинистом.

После Октябрьской революции Белоруссов целиком отдал себя службе белогвардейщине. Он был редактором газеты «Отечественные ведомости», которая издавалась в Екатеринбурге и поддерживала Колчака.

Белоруссов умер в Иркутске от тифа в сентябре 1919 г.

³⁴ Вот полный текст этого постановления: «Съезд наличных чле нов Всероссийского Учредительного собрания в заседании 13 сентября постановил: в случае образования в ближайшие дни Государственным совещанием Временного Всероссийского правительства, обеспечивающего на время столь необходимую стране власть, со звать на 1 января 1919 г. Всероссийское Учредительное собрание и, в случае прибытия не менее 250 человек, открыть его действия. Если указанного кворума к 1 января не будет, то возобновление работ Учредительного собрания откладывается до 1 февраля 1919 г. при кворуме в 170 членов».

³⁵ Нет никакого основания даже предполагать, что эсеры шли на это соглашение искренно. Другая сторона, принявшая участие в организации той же власти, принудила эсеров довольствоваться этим соглашением. И эсеры довольствовались скрепя сердце. «Извещаю вас о смерти Комитета (Комуча). Это наше общее настроение» – вот что Веденяпин передавал по прямому проводу в Самару членам Ко муча, вскоре после образования Директории. И эсеры, несомненно, готовились к тому, чтобы «поглотить» своих противников.

³⁶ Колчак Александр Васильевич – родился в 1873 г. Свое образование он получил в морском корпусе. В 1900 г. Колчак принял участие в экспедиции барона Толя, которую Академия наук снарядила в Ледовитый океан для исследования сибирских полярных морей. В 1912 г. Колчак как самостоятельный начальник новой экспедиции вторично отправился в Ледовитый океан для розысков без вести пропавшего Толя. За эту смелую экспедицию Академия наук преподнесла Колчаку высшую награду – Большую Константиновскую золотую медаль.

Колчак участвовал также в Русско-японской войне. За оборону Порт-Артура получил золотое оружие. В империалистической войне Колчак командовал минной флотилией в Балтийском море, а по том – Черноморским флотом. Рассказывают, будто «Колчак искренно ликовал после Февральской революции, был все время празднично настроен» (М. Маргулиес. «Год интервенции», книга II, с. 94). Октябрьская революция встретила в его лице ярого противника. Чтобы оттенить доблесть Колчака, составили легенду об «эффектном жесте»: во время разоружения высшего командного состава Черноморского флота Колчак будто бы бросил в море свой кортик (по другим версиям: «золотое оружие», «саблю»), говоря: «Море мне его дало – морю его и отдаю». К.В. Сафонов – поручик, летчик, находившийся в Черноморском флоте все время при Колчаке, передает:

«Рассказ о брошенной Колчаком в море сабле в ответ на предложение матросов сдать оружие – легенда; Колчак сдал, как и другие офицеры, свое оружие; и лишь на другой день, когда матросы возвращали оружие, Колчак взял свое, как и другие офицеры, и сказал:

«Раз не хотят, чтобы у нас было оружие – так пусть идет в море», тогда только бросил его» (см. книгу М. Маргулиеса, с. 94).

После Брестского мира Колчак просил англичан принять его на службу и отправить на германский фронт. Англичане удовлетворили просьбу Колчака и отправили его в Месопотамию. С дороги, однако, Колчак был англичанами вызван на Дальний Восток, где ему поручено было заняться организацией дальневосточного антибольшевистского фронта. Дело было весной 1918 г., когда подготовлялся чехословацкий мятеж. Здесь-то и тогда именно англичане и наметили Колчака на пост диктатора. Нокс доставил Колчака в своем вагоне в Сибирь, в Омск, где и навязал его Сибирскому правительству и откуда Колчак начал ловко подготавливать себе дорогу к диктаторскому трону, каковой и занял 18 ноября.

Но уже через год – 14 ноября 1919 г. Красная армия заняла Омск. За 2–3 дня до того Колчак эвакуировался на восток. По дороге он решил в Иркутске сложить свои полномочия верховного правителя.

Но события предупредили Колчака. 4 января колчаковщину свергли в Иркутске. Узнав об этом, Колчак в Нижнеудинске, где застрял его поезд, издал в тот же день указ, которым сложил свои «полномочия», объявив, что передает «верховные права» Деникину, но до получения от последнего согласия предоставляет «атаману Семенову всю полноту военной и гражданской власти на всей территории Российской восточной окраины».

Видя, что союзники-англичане, французы и др. совершенно оставили его, Колчак в тот же день обратился по телеграфу к японскому генералу Оой с просьбой оказать ему поддержку.

Но дни Колчака были уже сочтены. Поезд Колчака, шедший под защитой всех союзнических флагов, был задержан на станции Иннокентьевская и передан представителям Политического центра, как называлась образовавшаяся в Иркутске буржуазно-демократическая власть. Колчака и его министров привезли в Иркутск и посадили в тюрьму. Для суда над Колчаком была назначена Чрезвычайная следственная комиссия в составе: К.А. Попова, Н.А. Алексеевского, В.П. Денике и др. Закончить допрос Колчака, однако, не пришлось. Уже 25 января Политический центр прекратил свое существование, и власть перешла к Совету рабочих и солдатских депутатов. Иркутск между тем окружался отступавшими с запада колчаковскими отрядами, которые требовали выдачи Колчака и выполнения ряда других условий. Чтобы предупредить события и разрядить раскаленную атмосферу, революционный штаб, во исполнение приказов ВЦИКа и Сибревкома, объявивших Колчака вне закона, приказал расстрелять Колчака. 7 февраля приговор был приведен в исполнение. Одновременно был расстрелян и его главный соратник В.Н. Пепеляев.

³⁷ Утверждение, что даже все «группировки», поддерживавшие Комуч, выразили «резкий протест» против введения в состав Директории кого-нибудь из популярных лиц, намечавшихся в диктаторы, слишком смелое. Вернее, этих кандидатов не проводили в Директорию только потому, что они находились слишком далеко от Сибири и на их скорый приезд рассчитывать было нельзя, а «подходящего» кандидата под рукой не было. С другой стороны, потому, что почва для диктатора не была еще вполне подготовлена.

³⁸ Астров Н.И. – кадет, бывший московский городской голова, член Учредилки, член Национального центра, член «Союза возрождения», который именно и делегировал его в Директорию. Состав Директории, «выбиравшийся» в Уфе, был в действительности заранее предрешен. Выборы были простой фикцией. «Сколько копий было сломано внутри эсеровской фракции вокруг вопросов о форме власти и персональном составе Директории. Оказывается, что все это мы проделывали напрасно, так как за несколько месяцев до того все уже было предрешено в Москве: «Союз возрождения» с участием Авксентьева, Аргунова и др. эсеров определил форму власти в виде Директории и наметил тот состав ее, который мы и «избрали» на Уфимском совещании», – говорит хорошо знакомый с историей этих выборов К. Буревой в своей книге «Распад», с. 124.

Остается верить Болдыреву, что он не знал о своем назначении в состав Директории. Что же касается Астрова, то он, несмотря на то что был «избран» в состав Директории, на восток, однако, не поехал, а потянулся на юг, где все время работал с Деникиным. Лишнее доказательство того, насколько голословно утверждение, будто «Союз возрождения» работал только на востоке.

³⁹ Виноградов Владимир Александрович родился в 1874 г., был членом Государственной думы третьего и четвертого созывов. При Временном правительстве служил при министерстве путей сообщения. Его деятельность в урало-сибирской контрреволюции протекала бледно. Виноградов – единственный член Всероссийского правительства, голосовавший против единоличной диктатуры Колчака и ликвидации Директории.

⁴⁰ Новоселов Александр Ефремович – известный в Сибири беллетрист, эсер, с большим уклоном в сторону сибирского областничества. Новоселов увлекался также этнографией Сибири и работал в Западно-Сибирском географическом обществе в Омске, где служил воспитателем в казачьем пансионе. До Февральской революции Новоселов стоял вдали от активной политической деятельности. Эсеро-областническое движение 1917 г. толкнуло и его на путь контрреволюционной авантюры. На конспиративном собрании (см. примеч. 14)

Новоселов был назначен министром внутренних дел. Он избежал ареста и скрылся на восток, где принимал участие в «правительстве автономной Сибири» Дербера – Лаврова, которое на своем заседании от 21 июля 1918 г. вновь вручило ему портфель министра внутренних дел. Вскоре Совет делегировал его в Западную Сибирь для участия в работах Сибирского правительства.

Новоселов прибыл в Западную Сибирь как раз в то время, когда Сибирская областная дума решила покончить с Административным советом и взять власть в свои руки. Для этого Областная дума решила в первую очередь ввести Новоселова в состав Сибирского правительства на правах полномочного министра.

19 сентября министры Крутовский и Шатилов вместе с представителем Областной думы Якушевым и Новоселовым прибыли в Омск и предъявили Административному совету постановление Областной думы. Административный совет, который возглавлялся И. Михайловым и в это время законодательствовал, вследствие отсутствия правительственного кворума, слышать не хотел о зачислении Новоселова в состав правительства и отказался от самоликвидации; вернее – от изменения положения об Административном совете в желательном для Областной думы смысле. Чтобы освободиться от назойливых притязаний областников, Административный совет обратился за содействием к начальнику омского гарнизона полковнику Волкову, который отдал своим подчиненным распоряжение об аресте Крутовского, Шатилова, Якушева и Новоселова, что и было выполнено.

⁴¹ Вот точный текст присяги, которая в акте носит название «Торжественное обещание»: «Мы, члены Временного Всероссийского правительства, избранные на Государственном совещании в городе Уфе, торжественно обещаем хранить верность народу и государству Российскому и выполнять наши обязанности в полном соответствии с принятым на Государственном совещании актом об образовании верховной власти».

⁴² Убийство совершилось при следующих обстоятельствах. Арестованных – Крутовского, Шатилова, Якушева и Новоселова (см. примеч. 40) повезли в военный штаб и заявили им, что они находятся в распоряжении начальника гарнизона полковника Волкова. В своих показаниях, которые давались специальной следственной комиссии, Крутовский рассказывает, что утром вызвали его в отдельную комнату, из которой удалили караульных, и подали ему «уже заготовленное прошение об отставке, в котором я, – говорит Крутовский, – якобы по старости лет, болезни и проч., прошу меня освободить. Я спрашиваю, кто это требует, мне отвечают: «Это не ваше дело». Я повторяю вопрос, мне говорят: «Мы вам говорим, что это не ваше дело. Ваше дело подписать только эту бумагу». – «Я не могу подписать». Тогда мне начинают грозить, что за это достанется».

Крутовского вывели в проходной коридор и поставили часовых.

«После меня, – продолжает свои показания Крутовский, – вызывают Шатилова. Поднимается шум на очень короткое время, затем все стихает. Когда все стихло, меня опять приводят в эту же комнату и говорят, что «Шатилов подписал прошение, теперь вы подпишите».

«Я уже сказал, что не могу этого сделать». – «Но это будет стоить вам очень дорого». – «Значит, вы меня хотите…» Тогда Нарбут (один из офицеров) подходит ко мне вплоть и говорит: «Три минуты размышления – или вы подпишете, или мы вас увезем на автомобиле, и вы будете расстреляны».

Крутовский подписал. «Я, – продолжает Крутовский, – иду к Шатилову и говорю: «Как, вы подписали прошение?» – «Как же, – говорит, – мне не подписать, когда мне дали три минуты на размышление – или подписать, или я буду расстрелян».

Тогда Новоселов и Якушев говорят, что мы напрасно это сделали, что молодежь только пугает».

Весь день арестованные провели в тревоге. «Не беспокойтесь, – говорят им вечером, – завтра все выяснится. Сейчас идет заседание Административного совета, который решает ваши судьбы».

Утром вызвали Крутовского. «Предъявляют мне, – говорит Крутовский, – ту бумагу, где говорится, что, согласно поданного прошения, Административный совет постановил отстранить от должности, окончательное решение оставить до совета министров. «Распишитесь!» Я расписываюсь. «Что же, я буду освобожден?» – «Да, будете освобождены, но еще маленький акт». С Шатиловым происходит то же самое. Затем меня опять призывают. У них уже заготовлено обязательство, что, по распоряжению начальника гарнизона, я обязываюсь в 24 часа покинуть Омск и направиться к месту своего жительства. То же самое предлагают Шатилову и Якушеву. Затем нам объявляют, что мы свободны и мы можем уходить. Когда мы требуем, чтобы нам сказали, в каком же положении Новоселов, то нам отвечают, что он в другом положении и что его дело передается прокурору. Новоселов говорит: «Или отправьте меня в тюрьму, или препроводите к прокурору, так как в этой квартире оставаться я считаю невозможным и протестую против этого». Они говорят: «Все это будет сделано». С этим мы были выпущены».

Как впоследствии выяснилось, поручик Семенченко и хорунжий Мефодьев были та «молодежь», которая добилась у Крутовского и Шатилова подписи под прошением об отставке и которая, по словам Новоселова, «только пугает». Вот эта-то «молодежь» и взялась 23 сентября конвоировать Новоселова в тюрьму. А уже 24 сентября начальник 5-го района Омской городской милиции Землевич прислал прокурору Омской судебной палаты рапорт, в котором сообщал, что «23 сего сентября в Загородной роще обнаружен труп бывшего акмолинского областного комиссара Александра Новоселова. Мною установлено, что Новоселов убит сопровождавшим его в областную тюрьму конвоем. Как видно из рапорта начальника конвоя на имя начальника гарнизона, Новоселов по пути следования в тюрьму предложил конвойным указать место, где большевиками было спрятано оружие. Затем, когда конвойные, заинтересовавшись его предложением, пошли с ним за город и вступили в рощу, бросился от них бежать. Это бегство и вынудило конвойных произвести по нему несколько выстрелов».

Из доклада прокурора управляющему министерством юстиции видно, что «при вскрытии у убитого обнаружены были три огнестрельные раны, из коих одна нанесена сзади в шею, две же остальные сквозные раны причинены в левый висок и очевидно на очень близком расстоянии».

«Сегодня я лично, – читаем мы в докладе прокурора, – по телефону просил начальника гарнизона поспешить доставкой к мировому судье Семенченко и Мефодьева, но получил от него сведения, что оба они скрылись неизвестно куда и, несмотря на принятые меры, остаются до сего времени неразысканными».

Чтобы покончить с историей событий, затронутых в этом примечании, заметим, что, по распоряжению чешского командования в Челябинске, начальник военного контроля подполковник Зайчек арестовал товарища министра внутренних дел Грацианова и сделал попытку арестовать И. Михайлова, которых считали главными виновниками ареста Крутовского и других и убийства Новоселова. Вскоре, однако, дело уладилось по-хорошему: были аннулированы отставки Крутовского и Шатилова, освобожден из-под ареста Грацианов и отменен арест Михайлова.

⁴³ Волков, полковник, – первый, кто начал насаждать в Сибири «мексиканские» нравы. Свою карьеру он начал при Западно-Сибирском комиссариате, который определил его на должность военного коменданта в Петропавловске. Как рассказывает Крутовский, Волков «там бесчинствовал, производя расстрелы, и настолько все это было жестоко и грубо, что вызвало ропот. Пришлось правительству отправить туда комиссара для расследования. Комиссар поехал туда и исчез неизвестно куда».

«Молодцы» Волкова состояли в монархической организации «Смерть за родину». Волков сам был даже основателем этой организации. А насколько эта организация была пронизана черносотенством, видно из того, что члены ее считали даже Вологодского опасным для дела «национального возрождения».

Питая к Волкову особые чувства благодарности, Колчак назначил его генерал-губернатором Иркутска (см. примеч. 130).

Волков, по словам Е. Колосова, «был окружен всегда настоящей бандой офицеров, не гнушавшейся прямыми уголовными разбоями. В Иркутске волковские офицеры просто грабили людей, у которых имелись деньги, и потом топили их на Ангаре подо льдом» (см. Е. Колосов «Сибирь при Колчаке», изд. «Былое», Петроград, 1923 г., с. 139).

⁴⁴ Анненковцы и красильниковцы – это два отряда двух головорезов – атаманов казачьих войск Анненкова и Красильникова. Болдырев упрекает их в том, что они «пальцем не шевельнули в защиту» Волкова и Михайлова. Упрек неосновательный: Михайлова они не выдали (чехи были осведомлены о том, что анненковцы охраняют Михайлова), а Волкова чехи сами арестовали только для проформы, для успокоения волновавшегося населения. Арест, к слову сказать, был домашний, арестовали только, а через два дня Волков гулял уже на свободе.

Анненков и Красильников содействовали Колчаку совершить переворот, но оба, особенно Анненков, держались совершенно независимо от Колчака. Можно смело сказать, что на территорию Анненкова (Семипалатинская губерния) власть Колчака и не простиралась. Красильников впоследствии предлагал Гайде свои отряды для по хода против Колчака.

⁴⁵ «Директория не считала возможным» закреплять свою власть «штыками чехов»! В связи с этим Авксентьев будто бы даже сказал:

«Мы не хотим иметь своих латышей». Что это как не лицемерие?! Директория, насколько известно, никогда не отказывалась от «чешских штыков» и охотно пользовалась ими, тем более что для ее «всероссийского» величия, которое надо было завоевать, не хватало «русских» штыков. Что Директория не прочь была «иметь своих латышей» – видно хотя бы из того, что она заигрывала даже с эстонцами, не говоря уже о том, что она ждала от держав согласия поддержки не только средствами, но и людьми. Разве не известно, что еще Комуч командировал Лебедева, своего военного министра, для переговоров с союзниками о помощи? Когда Лебедев сообщил, что на скорую помощь рассчитывать нельзя, то Авксентьев ему ответил, что на фронте «все висит на волоске», что «катастрофа неминуема», если не подоспеет союзническая помощь.

⁴⁶ «Полновластная» Директория была так робка, что не дерзала открыто призвать к порядку Ивана Михайлова, главного виновника всех событий, а сочла благоразумным завуалировать этого черносотенца и его гнусное поведение туманным призывом «всех наличных членов» правительства «к спокойному выполнению своих обязанностей».

⁴⁷ Аргунов Андрей Александрович, родился в 1866 г., член эсеровской партии и одно время – член Центрального комитета.

Во время революции и особенно во время описываемых в книге событий Аргунов занимал в рядах эсеровской партии самый крайний правый фланг. Свою миссию как уполномоченного для «выяснения» омских событий он выполнил так, что дал полное оправдание деяниям омских черносотенцев. «Сибирь, – заканчивает Аргунов одну из своих информаций Директории, – деловой, сознательный и государственный (?) край. Если кто-либо виноват во всем создавшемся остром моменте и кризисе власти и нежелании идти на уступки, – то это, к сожалению, пустая реакция эсеров», иначе говоря, «демократическая» Областная дума, боровшаяся с произволом омских «государственных» черносотенцев.

⁴⁸ Семенов – заурядный есаул Забайкальского казачьего войска. В империалистической войне он командовал на Кавказском фронте сотней Верхнеудинского полка, входившего в состав Забайкальской казачьей дивизии. Вместе с Дутовым принимал после Февральской революции участие во Всероссийском казачьем съезде. Во время предпарламента Керенский делегировал Семенова на Дальний Восток для формировки казачьих антибольшевистских отрядов. В Харбине, где Семенов обосновался и откуда он послал приветствия Потанину и Сибирской областной думе, его и застала Октябрьская революция. «Возродители» России, среди которых был и агент французского правительства П. Буржуа, снабдили после Октябрьской революции Семенова средствами, на которые он и организовал свой «особый маньчжурский отряд», выступавший в марте 1918 г. против сибирских Советов. Несмотря на значительную поддержку средствами и людьми, которую Семенов получил от французов и особенно от японцев, советские войска, предводительствуемые энергичным Лазо, наносили отрядам Семенова чувствительные удары, а в июле даже загнали эти отряды на китайскую территорию. Положение Семенова спасли чехословаки, наступавшие с запада. Лишь в сентябре, после того как Лазо увел свои войска в сопки, ослабленные в упорных боях с чехословаками и семеновскими отрядами, произошло объединение Семенова с чехословаками.

После свержения Советов на Дальнем Востоке появилось много претендентов на власть. Одним из таких претендентов стал и Семенов, которого под свое покровительство взяли японцы, сразу заметившие, что при участливом содействии Семенова им удастся выполнить на Дальнем Востоке свои хищнические намерения и империалистические планы. Когда же англичане, вопреки желаниям японцев, посадили на сибирский диктаторский трон своего ставленника Колчака, враждебно относившегося к японцам, то японцы сделали окончательную ставку на Семенова и пользовались им как орудием для борьбы с Колчаком, против английского влияния. Этим объясняется упорное нежелание Семенова признать власть Колчака. Как Колчак ни старался, но сломить этого упорства ему не удалось. В конце концов Колчак счел себя вынужденным передать Семенову свои «верховные» полномочия (см. примеч. 36). Получив по телеграфу эти полномочия, Семенов действительно возомнил себя «великим человеком», которому судьбой предназначено стать избавителем России.

Советской власти пришлось, после крушения колчаковщины, в течение чуть ли не трех лет вести вооруженную и дипломатическую войну, пока ей удалось ликвидировать на Дальнем Востоке семеновщину.

Деятельность Семенова на Дальнем Востоке ознаменована неимоверными хищениями государственного имущества и драгоценного добра, многочисленными грабежами и жестокими расправами с населением. За усердную борьбу против советской власти иерусалимский патриарх Дамиан провозгласил Семенова «кавалером святого Гроба Господня» и наградил его «большим золотым крестом на Александровской ленте с подлинной (?!) частицей животворящего древа Господня». Дальневосточное же население называет Семенова не иначе как Кровавым.

⁴⁹ Калмыков – тоже один из тех, которых Керенский делегировал на Дальний Восток для организации борьбы с большевиками. Но Калмыков – сошка более мелкая, чем Семенов. Калмыков присвоил себе титул «атамана уссурийского казачества» и занимался исключительно грабежом населения и кровавыми расправами с большевиками, которые перед смертью подвергались жесточайшим пыткам и мучительнейшим истязаниям.

⁵⁰ Когда под угрозой, что немцы прорвут русский фронт, эвакуировали Петроград, то военную академию перевезли в Екатеринбург. Во время же чехословацкого мятежа часть слушателей во главе с начальником академии Андогским была переведена в Казань, где она охотно сдалась в плен к белым. Тем не менее белые третировали их, как «большевиков».

Что касается всего имущества академии: библиотеки, карт, учебных пособий и т. д., то его захватили белые, когда заняли Екатеринбург. Белые сконцентрировали всю академию в Томске. Когда же в 1919 г. белым пришлось очистить Томск, то они эвакуировали академию на Дальний Восток и обосновали ее на Русском острове.

За время своего пребывания в Сибири вся деятельность академии выразилась только в издании первого тома «Воспоминаний генерала-фельдмаршала графа Дмитрия Алексеевича Милютина», который вышел в Томске в 1919 г. под редакцией Г.Г. Христиани.

⁵¹ Слишком туманно выражает свою мысль Болдырев. По всей вероятности, Болдырев хочет сказать, что для борьбы с большевистскими направлениями населения «каждой группе» предоставлено было право применять суровые меры, с чем, впрочем, согласны были все члены правительства. По словам В. Зензинова, Болдырев, выезжая на фронт, «задал Н.Д. Авксентьеву вопрос: вправе ли будет он принимать на фронте суровые меры, до расстрела включительно, против лиц, которые будут уличены в разложении армии и создании внутри ее каких-либо особых партийных вооруженных организаций?» Н.Д. Авксентьев ответил ему утвердительно, и его ответ затем единогласно подтвердили все остальные члены правительства (см. В. Зензинов «Государственный переворот адмирала Колчака в Омске». Париж, 1919 г., с. 193).

⁵² Искажена действительная запись дневника, которая гласит так: «Дума выделила исполком и повторяет замашки Совдепа».

⁵³ Выбор резиденции неоднократно обсуждается. Съезд членов Учредительного собрания предчувствовал, что Омск будет могилой для Директории, и всячески противился перенесению резиденции в Омск. Авксентьеву удалось, однако, их уговорить. «Главным мотивом для подобного шага (переезда в Омск) Авксентьев выдвигает необходимость сокрушения Сибирского правительства, ибо только в этом случае Директория сможет стать действительной властью и получить от держав Антанты признание, деньги и оружие» (см. И. Майский «Демократическая контрреволюция», с. 283).

Постановление о переводе в Омск «Журналом заседания Временного Всероссийского правительства» № 11 от 3 октября 1918 г. зафиксировано следующим образом: «Ввиду настоятельной необходимости в правительственном аппарате для немедленной работы по управлению и необходимости в установлении тесной связи с Востоком – избрать временной резиденцией город Омск, с тем чтобы в ближайшем будущем перенести резиденцию в Европейскую Россию».

⁵⁴ «Дети петроградской бедноты и рабочих» – это те дети, которых в 1918 г., когда в Питере не было хлеба, советская власть пере везла в хлебные места Урала и Сибири. Положение этих детей было, понятно, незавидное. Белые в конце концов перевезли этих детей на Русский остров, где дети были подвержены всевозможным лишениям. Родители, опасаясь за участь своих детей, сильно беспокоились. Советская власть, вынужденная уступать мольбам родителей, неоднократно обращалась к колчаковскому правительству с предложением вернуть этих детей в Питер. На одно из категорических требований получился от колчаковского генерала Сахарова следующий ответ: «Дети будут возвращены тогда, когда мы уничтожим больше виков и воссоединим Русь воедино». В дело, однако, вмешался американский Красный Крест. Он принудил Колчака вернуть детей, которые кружным путем – через Америку, Англию, Францию, Финляндию – и были доставлены в Питер.

⁵⁵ Опущены слова дневника: «встреча царская».

⁵⁶ Это был доклад об аресте Крутовского, Шатилова и других и об убийстве Новоселова.

⁵⁷ Точная запись дневника: «Досадной фигурой».

⁵⁸ После слов «был Савинков» в оригинале дневника сказано: «подписал ему чек на 300 000 франков».

⁵⁹ «Воленародовцы» – правые эсеры, то есть именно эсеры, которые разделяли платформу правоэсеровской газеты «Воля народа», издававшейся в Питере в 1917 г.

⁶⁰ Буяновский – бывший товарищ министра финансов.

⁶¹ Флуг В.Е. – генерал, приехал, как агент Корнилова, весной 1918 г. в Сибирь с целью информации и для того, чтобы координировать действия сформировавшихся в Сибири подпольных организаций.

⁶² Генерал Мутто – представитель Японии в Омске.

⁶³ Точная запись дневника: «гнусное впечатление».

⁶⁴ Устругов – министр путей сообщения. Не будучи в состоянии наладить в Сибири расстроенное железнодорожное движение и не имея необходимых средств на улучшение вагонного и паровозного состава, Устругов ухватился за предложение союзников взять под свое покровительство сибирскую железнодорожную сеть, не исключая, конечно, и Китайско-Восточной железной дороги. Покровительство выразилось и тем, что союзники сделались полновластными хозяевами всей железнодорожной сети. Союзники распоряжались движением и брали себе все доходы с дороги. Транспорта, однако, они и не пытались улучшить. После их ухода дорога осталась в еще худшем виде.

⁶⁵ Точная запись дневника такова: «собственными силами мы едва ли справимся с развращенными рабочими».

⁶⁶ В оригинале дневника сказано: «представители пьяного монархизма».

⁶⁷ После слова «обнаружила» опущены слова: «основательную политическую глупость».

⁶⁸ Вместо слова «дерзко» в дневнике сказано: «хулигански».

⁶⁹ Кропоткин, князь – крупный помещик, ярый монархист, играл видную роль в крайне правых кругах Сибири, главным образом Омска.

⁷⁰ Железнодорожная забастовка при своем возникновении носила экономический характер. Железнодорожники требовали увеличения заработной платы, нормировки рабочего дня и отмены сдельной платы, которую ввели для подъема производительности труда. Забастовка вскоре действительно приняла политический характер, но в этом были виноваты «демократическая» Директория и военщина, считавшие, что в раю Директории бастовать могут только большевики, «совдепщики», а потому и начавшие с места в карьер применять «крутые меры», как скромно вырaжaeтcя Болдырев, очевидно не желающий знать, что применялись расстрелы. Так, например, на станции Тайга были расстреляны два машиниста, отказавшиеся вести поезд.

⁷¹ Американская миссия Христианского союза молодых людей работала в Сибири в 1918–1919 гг. в качестве благотворительной организации, стремившейся улучшить в тылу быт солдат отрядов интервентов и белой армии.

В 1917 г., когда Соедининенные Штаты объявили войну Германии, организации А. Х. С. М. Л., работавшие на Западном фронте, особым актом президента Вильсона были признаны частью американской армии. Задача союза заключалась в том, чтобы предоставлять солдатам во время боевых перерывов возможность культурного отдыха. Союз организовывал клубы, кинематографы, кофейни вблизи боевых линий, с целью поднять боеспособность солдат.

Любопытно, что Христианский союз, работая среди солдат всех наций и заботясь о религиозной пропаганде, ограничивался лишь раздачей карманных Евангелий, пригодных в солдатском обиходе не только для чтения.

Русская черносотенная реакция с самого начала отнеслась к Христианскому союзу враждебно. При царе союз существовал в России инкогнито (общество «Маяк»). Более интенсивно протекала деятельность союза в России лишь после февраля 1917 г. «Красный треугольник» – знак союза – появился в Сибири и в Поволжье вместе с приходом интервентских отрядов.

⁷² Вместо слова «хитрят» в дневнике сказано: «прехитрая бестия».

⁷³ Как только закончились выборы на конспиративном собрании (см. примеч. 14), Дербер и некоторые его министры помчались в Харбин. В Харбине, между тем, находился Хорват, который сам занят был организацией «всероссийской» власти и который поэтому не хотел признать ни правительства Дербера, ни его «полновластную Областную думу». Дербер и его товарищи чувствовали себя в Харбине как во вражеском лагере.

29 июня чехословаки неожиданным выступлением свергли совет скую власть во Владивостоке. Дербер и его министры немедленно переехали во Владивосток, заняли дом Совета и объявили себя «Временным правительством автономной Сибири» и начали вести журнал своих заседаний. Из журнала мы узнаем, что социалистическое правительство сделало заем даже у монархиста атамана Семенова. В журнале № 38 от 5 августа 1918 г. запротоколировано следующее:

«СЛУШАЛИ: Об ассигновании пятидесяти тысяч рублей в возврат полученной заимообразно военным министром от атамана Семенова суммы.

ПОСТАНОВИЛИ: Заем, произведенный военным министром А.А. Краковецким в июне месяце с. г. у атамана Семенова в размере пятидесяти тысяч рублей, утвердить. Ассигновать пятьдесят тысяч рублей военному министерству, предложив уничтожить долг атаману Семенову».

Как видно из журнала, Союз сибирских кооперативных союзов «Закупсбыт» усердно ссужал автономное правительство деньгами. Автономное правительство назначило даже своих дипломатических представителей в Токио и Вашингтон.

Во Владивостоке правительство Дербера поддерживала областная земская управа, состоявшая из таких же эсеров, как и сам Дербер, и чехословаки, не успевшие еще разобраться в создавшейся обстановке. Вскоре, однако (21 июля), Дербер, которого черносотенцы избрали мишенью для грязных нападок и которого они злостно и без всякого основания обвинили в провокаторстве, сложил свои полномочия как председателя совета министров, удержав за собой портфель министра иностранных дел и министра земледелия. Лаврова же совет министров избрал в председатели.

Между тем во Владивосток примчался со своим деловым кабинетом Хорват оспаривать у автономного правительства свое право на власть.

Дерберу удалось убедить чехословаков, что для предотвращения Гражданской войны во Владивостоке следует разоружить русские отряды Хорвата. Чтобы разрядить атмосферу, союзные миссии предложили Хорвату договориться с автономным правительством по вопросу о власти.

Совет министров сорвал переговоры, заявив, что он не прочь вступить в переговоры, но только не с временным правителем Хорватии, а с членами делового кабинета, как с представителями цензовых элементов, поскольку последние не возражают против их вхождения в состав Временного Сибирского правительства («Журнал» № 40 от 10 августа).

Борьба между обоими дальневосточными правительствами, несомненно, приняла бы более острые формы, если бы вдруг не стало известно, что Сибирская магистраль тоже в руках белых, что в Сибири имеется уже Сибирское правительство и что глава этого правительства, Вологодский, едет на Дальний Восток.

Сибирская областная дума, узнав, что Вологодский поехал договариваться с Дербером, решила послать к Дерберу свою делегацию, чтобы, со своей стороны, информировать о положении дел в Сибири. По распоряжению Вологодского эта делегация была насильно задержана в Иркутске и возвращена в Томск. Этот поступок Вологодского и послужил одной из причин, побудивших Областную думу, которая думала, что делегация возвращена по распоряжению Михайлова, ликвидировать Административный совет и усилить состав правительства эсером Новоселовым (см. примеч. 40 и 42).

С Хорватом Вологодский быстро договорился. Не особенно труд но было ловкому адвокату Вологодскому околпачить Дербера, который совершенно не был в курсе сибирских событий и не знал даже о том, что как раз в это время Областная дума и ведет борьбу с Сибирским правительством. Обо всем этом он узнал лишь после того, как объявил свое «министерство» распущенным. «Мы наделали черт знает что: сдали власть, как раз когда столкнулись дума и правительство Вологодского» – так будто бы, по словам Гинса, сказал Дербер Лаврову после того, как они узнали, что их Вологодский ловко перехитрил. Так именно и прекратило свое существование опереточное «автономное правительство Сибири» – правительство Дербера/Лаврова.

⁷⁴ Точная запись дневника: «После информации, из которой еще ярче обрисовалось довольно пренебрежительное к нам отношение союзников».

⁷⁵ Андогский вместе со многими воспитанниками Академии Генерального штаба, начальником которой он был, сдался белым в Казани. В Омске, как это видно из записи дневника, опущенной в тексте книги, Андогский добивался сделаться «магистром ордена офицеров Генерального штаба». Андогский известен как большой интриган.

⁷⁶ Шмелинг В.Г. – секретарь Болдырева.

⁷⁷ Нокс, генерал – стоял во главе английских войск, прибывших в Сибирь. В его вагоне прибыл в Сибирь Колчак. Именно Нокс является главным вдохновителем переворота 18 ноября, осчастливившего Сибирь диктатором Колчаком.

Нокс устроил на Русском острове военную школу на 500 офицеров и 1000 солдат, чтобы подготовить из них кадр будущего корпуса. Этой школе, которая содержалась, понятно, на английские средства, Нокс вручил знамя с надписями: «Возрождающейся русской армии от британской армии» и «За веру и спасение родины!».

Элиот – возглавлял, как «высокий комиссар», английскую миссию в Сибири. Из первой же беседы с Элиотом Авксентьев вынес убеждение, что Англия не относится благосклонно к Директории.

⁷⁸ Сахаров К.В. – по поручению Деникина пробрался через советский фронт на Урал для установления связи. Оставшись в Сибири, получил назначение на Русский остров организовать ту военную школу, которую строил Нокс.

Весной он приехал к Колчаку с докладом. Колчак оставил Сахарова при себе на должности генерала для поручений. Вскоре Сахаров был назначен начальником штаба Западной армии, а затем командующим этой армией. После отставки Дитерихса Колчак назначил его главнокомандующим Восточным фронтом. Бои на Тоболе окончательно выявили всю неспособность Сахарова занимать какой-нибудь ответственный военный командный пост. Подчиненные ему генералы, как, например, Пепеляев, отказывались выполнять его боевые задания.

На станции Тайга, где стоял поезд удиравшего Колчака и куда Сахаров выехал с докладом, братья Пепеляевы, не добившись от Колчака замены Сахарова Дитерихсом, арестовали Сахарова и хотели отвезти его в Томск на суд и расправу. Но, узнав, что приближается армия Каппеля, Пепеляевы струсили. Сахаров, сдав главное командование Каппелю, отступил со своим отрядом на Дальний Восток, проделав известный Ледяной поход.

Сахаров, которого Колчак возвел в чин генерал-лейтенанта, ярый монархист, был глубоко убежден, что колчаковщина рухнула только потому, что играла в демократию, а не шла открыто с призывом «За веру, царя и Отечество».

На Дальнем Востоке Сахаров признал власть «доблестного» Семенова и принимал активное участие в военных операциях, направленных Семеновым против советской армии. Но когда на Дальний Восток прибыл генерал Пепеляев, которому поручено было организовать «партизанскую дивизию имени народного героя генерала Пепеляева», Сахаров счел это за личную обиду и оскорбление, а потому оставил службу и уехал за границу. Там на досуге он написал книгу «Белая Сибирь» (Мюнхен, 1923 г.).

⁷⁹ Михайлов Иван – сын известного народовольца Михайлова – приобрел себе в Сибири кличку Ванька Каин. И не без основания. Михайлов был в Сибири вдохновителем всех политических убийств и выдающимся мастером закулисных интриг. Он был главным проводником черносотенно-монархической идеи. Его именно и считают «злым гением» Колчака.

В руках Михайлова находился портфель министра финансов.

Гинс Г.К. был профессором Омского сельскохозяйственного института. Политикой начал заниматься после свержения первой советской власти в Сибири. При Колчаке занимал пост управляющего делами совета министров и был председателем Государственного экономического совещания. В Колчаковии Гинс был ближайшим соратником Михайлова и его единомышленником и оставил поэтому по себе такую же память, как и Михайлов.

Гинс написал двухтомный, за границей изданный, труд: «Сибирь, союзники и Колчак». Гинс уверяет, что писал эту книгу «с полной откровенностью и безжалостностью к себе». В действительности же Гинс всю книгу писал с исключительной целью, чтобы обелить себя и своих единомышленников, вроде Михайлова и других проходимцев, и всю вину за все колчаковские мерзости и преступления взвалить на плечи других.

⁸⁰ Степанов, генерал – во время мировой войны работал в одном из штабов действующей армии, командовал в 1918 г. белыми войсками при наступлении на Казань, при Колчаке занимал одно время пост военного министра.

⁸¹ Опущены слова: «Меня просто бесит».

⁸² Ввиду того, что эта «конвенция» нигде опубликована не была, не лишним считаем привести ее полный текст. Приводим дословно без всяких изменений или исправлений стиля:

«З А Я В Л Е Н И Е.

Я сделаю все, что в моей власти, чтобы оказать помощь русскому правительству в деле формирования русской армии на следующих ясных и понятных условиях:

1. Новая русская армия должна быть настоящей армией под полным офицерским контролем. Она должна быть без комитетов и комиссаров. Ни офицеры, ни солдаты не должны вмешиваться в политику.

2. Должна быть одна русская армия. Русское правительство должно требовать от союзных представителей соглашения, что вся военная мощь будет дана только русскому правительству, но не разным русским военным начальникам, как, например, Семенову и Калмыкову. Войска генерала Хорвата должны быть расформированы.

3. Все назначения и производства офицеров должны производиться верховным главнокомандующим.

4. Германским и австрийским военнопленным сейчас разрешается делать все, что они захотят. Каждый маленький офицерский «батальон» имеет 100 немцев в качестве поваров, прислуги и конюхов, каждая рота новобранцев имеет три немецких повара для приготовления русских щей для русских. Настоящее положение, если оно было бы известно в Англии, вызвало бы бурю возмущения. Все военнопленные не славянского происхождения должны быть заключены и охраняться в лагерях для военнопленных. Было бы гораздо лучше, если эти лагери были бы расположены в Забайкалье или на Дальнем Востоке, где американские или японские войска могли бы их охранять.

5. Отдельное заявление подается относительно положения на Томской и Омской железной дороге. Положение на Забайкальской железной дороге как будто еще хуже. Если меры не будут приняты немедленно, чтобы заставить рабочих в мастерских работать самым энергичным и добросовестным образом, число товарных поездов уменьшится весной до 4 пар в сутки, помощь союзников и военные действия будут невозможны. Мастерские должны быть заставлены работать.

Большое количество вагонов занято офицерами и их семьями, беженцами и войсками в глубоком тылу. Например, войска генерала Хорвата занимают несколько сот вагонов, которые они отказывают освободить. Полковник Семенов живет в поезде в Чите, несмотря на то что в городе избыток помещений. Атаман Калмыков живет в поезде в Хабаровске. Чешская рота в Красноярске живет в вагонах. Все эти вагоны должны быть немедленно освобождены, и если для беженцев нет достаточно помещений, то должны быть построены бараки.

6. Большое разочарование для союзников, которые стараются помочь России восстановить ее силу, что русские вожди так долго не могут сговориться относительно состава Временного правительства. Мы имеем право требовать, чтобы все личные и партийные интересы были бы устранены и сильное правительство сформировано, которое бы не препятствовало в создании армии для спасения России.

Верховный главнокомандующий русскими А.В. Нокс. вооруженными силами Ген.-лейт. Болдырев. Генерал-майор. 24 октября 1919 г.»

⁸³ Не знаем, послано ли было «обращение», но проект сохранился. Ввиду того что он представляет некоторый интерес, приводим его здесь полностью:

«Вопросы, скорейшее разрешение которых союзными державами является крайне необходимым для успеха создания русской армии в Сибири и на Дальнем Востоке, а равно и на других территориях, ныне освобожденных от власти большевиков.

1. Успешное создание русской армии возможно лишь при условии высшего над ней самостоятельного единоначалия в лице русского генерала, в распоряжение которого Союзные державы и передают все виды оказываемой ими России военной помощи.

Таким полномочным лицом с правами верховного главнокомандующего для войск Сибири, Дальнего Востока и других территорий, ныне освобожденных от большевиков, Временным Российским правительством назначен генерал-лейтенант Болдырев.

Через Временное Всероссийское правительство генерал Болдырев является избранником всех тех правительств Сибири, Урала и др. казачьих войск, общественных групп и политических партий, которые были представлены на Уфимском Государственном совещании. Полное признание Союзными державами прав генерала Болдырева, как Верховного главнокомандующего всех российских войск Сибири, Дальнего Востока и других территорий, ныне освобожденных от власти большевиков, является настоятельно необходимым, так как только при едином командовании и руководстве возможно формирование армии и управление ее действиями на фронте.

2. Для русского народа и его правительства совершенно неизвестны и неясны намерения и планы Союзных держав, приславших свои войска через порт Владивосток и ж. д. ст. Чаньчунь в пределы России.

1. Согласно заявлений союзных держав, ими посланы войска с целью оказать России такого рода помощь, которая была бы допустима и принята самим русским народом.

Помощь эта будет выражаться, по мнению союзников, прежде всего, в предоставлении самим русским создать национальную сильную армию, необходимую для свержения ига германо-большевизма и обеспечения свободного установления государственной власти в России.

Для успеха борьбы с главным общим врагом – Германией Союзные державы считают желательным скорейшее воссоздание Русско-Германского фронта и в этих целях ими выдвинуты уже чехословацкие войска в район Поволжья.

Такова сущность намерений интервенции дружественных России держав, возвещенных ими русскому народу в своих декларациях.

Фактически же, кроме чехословацких войск и Английского батальона полковника Вуорд, ни одна войсковая союзная часть после очищения Приморской и Забайкальской областей и линии Сибирской ж. д. от германо-большевиков не двинулась дальше для непосредственной борьбы в Поволжье с наступающими германскими и большевистскими войсками.

В настоящее время японские войска несоразмерно с обстановкой большой численности заняли целиком все бывшие казармы русских войск вдоль Восточно-Китайской и Забайкальской ж. д., а равно и в наиболее важных городах, создав, таким образом, препятствие успеху производства набора русских новобранцев и формированию русской армии.

Крайне желательно полное осведомление русского высшего командования о целях подобных действий союзных начальников и совместное разрешение в будущем вопросов, касающихся величины гарнизонов от союзных войск в русских городах и населенных пунктах.

3. Ввиду целого ряда недоразумений, вызываемых столкновениями между чинами союзных держав (преимущественно Японии) с местным русским населением, препятствий, чинимых союзными начальниками передвижению русских войск и выполнению ими приказов своих русских начальников, случаев даже ареста русских чинов союзниками во время исполнения ими службы, необходимо при каждом отдельном отряде союзных войск или гарнизоне иметь особо уполномоченных русских офицеров, которые и являлись бы ответственными ближайшими помощниками старших союзных начальников в сношениях союзных войск с русским населением и русскими войсками.

А чтобы действия этих офицеров были бы вполне объективны, желательно назначать одновременно при таких отрядах и гарнизонах, кроме русских офицеров, и по представителю от одной из дружественных держав, войск которой в составе отряда нет.

4. Общим представителем для сношения Русского Верховного главнокомандующего с высшими представителями союзных армий в России назначен Генерального штаба генерал-лейтенант Романовский.

5. Ввиду некоторых особенностей организации чехословацкой армии и существовавшей до сего времени некоторой неопределенности взаимоотношений чехословацких и русских начальников, имели место иногда некоторые шероховатости в этих взаимоотношениях, вредно отзывающиеся на успешном ходе дел, а потому необходимо, чтобы старшие военные представители союзных держав и особенно представитель Франции определенно высказались за установление этих взаимоотношений как более отвечающих успеху борьбы с германо-большевизмом и успеху создания в России единой сильной армии.

6. Перечень средств, необходимых для формирования русской армии, которые желательно было бы получить от союзных держав.

7. Перечень продуктов и товаров, необходимых для удовлетворения важнейших нужд населения: ткани, галантерея, машины, различного рода аптекарские продукты».

⁸⁴ Моисеенко Борис Николаевич – видный эсер, был членом боевой организации, принимал активное участие в убийстве великого князя Сергея Александровича. В Омск он приехал как секретарь Съезда членов Учредительного собрания. 24 октября 1918 г. он бесследно исчез. Впоследствии выяснилось, что Моисеенко, когда он выходил из Коммерческого клуба, неожиданно окружили военные, насильно усадили его в поджидавший автомобиль и увезли на конспиративную квартиру, где издевались над ним, как над эсером, и где подвергли его жесточайшим пыткам, требуя, чтобы он указал, куда спрятал принадлежащие съезду деньги (в распоряжение Моисеенко съезд передал три миллиона рублей). В конце концов военные задушили Моисеенко, а труп бросили в Иртыш.

⁸⁵ К тому времени уже успела образоваться военная организация, поставившая себе целью «изничтожить» членов Учредительного собрания. Начало было положено убийством Моисеенко.

⁸⁶ «Я молчал». «Демократ» Болдырев «красноречиво» молчал, когда нужно было говорить, ибо уже очевидно было, что надвигается реакция. Болдырев «молчал», когда даже кадет Виноградов считал своей обязанностью «говорить» и поддерживать линию Авксентьева.

«Молчал» же Болдырев потому, что вопросу о разгоне Сибоблдумы предшествовал его разговор с Ноксом и Степановым, а последний довольно откровенно намекнул, кто тот русский генерал, «которому доверяют союзники». «Это было первым искушением. Я отнесся к нему спокойно», – говорит Болдырев (см. стр. 103 текста), уверенный, что именно его англичане метят в российские диктаторы. Раз была такая уверенность, а вместе с тем и желание диктаторствовать, то оставалось только «молчать», чтобы вскоре свалить демократию.

⁸⁷ Когда Вологодский на Дальнем Востоке договаривался с Хорватом, он подписал оставшееся неопубликованным обязательство, второй пункт которого гласит:

«Управление Дальним Востоком должно быть централизовано и во главе управления должен быть поставлен, в качестве генерально го комиссара, генерал Хорват».

Вот это обстоятельство Вологодский и выполнил, добившись издания закона об учреждении на Дальнем Востоке верховного уполномоченного и о назначении на эту должность Хорвата.

Этот закон не мог, конечно, нравиться Болдыреву, который в конвенции с Ноксом и в своем обращении к союзным державам (см. примеч. 83) требовал права и на Дальний Восток.

⁸⁸ Атаманская станица – пригород Омска.

Жардецкий – кадет, адвокат, в Омске принимал участие в антисоветском движении с самого начала Октябрьской революции. После чехословацкого переворота был первым, кто начал проповедовать применение военно-полевых судов для большевиков. Жардецкий возглавлял в Сибири крайние правые круги и был идеологом черносотенного контрреволюционного движения. В 1920 г. жил нелегально в Иркутске, где был арестован, привезен в Омск и казнен.

⁸⁹ Вместо слов: «Чернову мы знаем цену» в дневнике сказано: «Чернова мы так же презираем, как и вы».

⁹⁰ Опущены следующие слова дневника: «Пил там чай. В 10 по ехал в правительство. Авксентьев и Зензинов сидели в кабинете у Кругликова, по-видимому, сильно где-то урезавшегося. Мне сделалось противно, ушел к себе в кабинет».

Кругликов А. – управляющий делами Директории.

⁹¹ Опущены слова: «Все еще хмельной».

⁹² В дневнике сказано: «Видимо, это отвечает психологии народа».

⁹³ Гревс В.Э. – петроградский нотариус. В 1918 г. Гревс решил эмигрировать. По дороге в Америку он застрял во Владивостоке, где Вологодский пользовался его услугами в качестве переводчика при переговорах с союзниками.

Деятельность Гревса прошла совершенно незаметно в Сибири. При Колчаке Гревс проживал в Японии, исполняя дипломатические поручения колчаковского правительства.

⁹⁴ Последняя фраза записана в дневнике так: «Я оборвал и рекомендовал им говорить в частном порядке или не касаться армии».

⁹⁵ Система эта была принята постановлением Временного Сибирского правительства от 15 июля 1918 г. и предусматривала 5 корпусных районов и округов:

1) Уральский (Челябинск); 2) Степной (Омск); 3) Средне-Сибирский (Томск); 4) Восточно-Сибирский (Иркутск) и 5) Приморский (Хабаровск).

Для охраны государственного порядка и общественного спокойствия в корпусных районах учреждена была сеть особых начальников. Преобладало, таким образом, военное управление.

⁹⁶ Как видно из протокола этого заседания, первый пункт вызвал оживленные прения. В частности, Авксентьев был против включения слов «и областные представительные учреждения», вокруг которых, главным образом, и происходили прения. Болдырев держался точки зрения Вологодского и других.

Болдырев говорит, что этот акт – «крупная победа, достигнутая исключительно авторитетом правительства»… «но только не Директории», следует добавить.

⁹⁷ После выбора Директории Комуч, выехавший в Екатеринбург и преобразовавшийся в Съезд членов Учредительного собрания, сохранил, правда в сильно сокращенном виде, свой совет управляющих, который находился в Уфе и во главе которого, как уполномоченный Директории, стоял Знаменский. Совет этот временно управлял территорией Комуча. Тот акт, о котором говорили в предыдущем примечании, упразднил наконец и это иллюзорное областное правительство.

⁹⁸ Опущена следующая запись: «Пришлось сделать резкое замечание полковнику Щепихину, пожелавшему мне по аппарату, как доброму знакомому, «добрый вечер».

⁹⁹ Эти слова указывают на то, что Болдырев уже тогда придерживался чисто японской ориентации. Что же касается Колчака, то в конце концов (см. примеч. 30) и он вынужден был ориентироваться на японцев.

¹⁰⁰ Состав нового совета министров был следующий: Колчак – военный и морской, Ключников – иностранных дел, Сапожников – народного просвещения, Старынкевич – юстиции, Устругов – путей сообщения, И. Михайлов – внутренних дел и Шумиловский – труда.

¹⁰¹ Уорд Джон – бывший рабочий, тред-юнионист, член Рабочей партии. Во время империалистической войны Уорд пошел в армию, получил чин полковника и командовал 25-м батальоном Мидльсекского полка. Вместе с этим батальоном он и приехал в Сибирь.

«С ним больше хлопот, нежели помощи от него», – говорит Болдырев, но Колчаку Уорд оказал много помощи и много услуг. Это его «пулеметы командовали над каждой улицей, которая вела в помещение русской главной квартиры», когда в декабре произошло в Омске восстание, приведшее всех колчаковцев в большое смятение. Мидльсекские стрелки Уорда были всегда готовы выступить на защиту Колчака.

Уорд написал книгу «Союзная интервенция в Сибири», в которой он изложил свою деятельность в Сибири и в которой поет хвалебные гимны Колчаку, осуждая союзников, допустивших казнь Колчака.

¹⁰² Эта фраза в дневнике записана так: «Эти умники ничему не научились и начинают свою предательскую работу снова».

¹⁰³ Брешко-Брешковская Е.К. родилась в 1847 г. Участвует в революционном движении с 1873 г., а в 1878 г. по «процессу 193» получила 5 лет каторги, которую отбывала на Каре. Вернувшись из Сибири в 1896 г., она снова начала принимать активное участие в революционном движении и, как ярая сторонница политического террора, в 1902 г. примкнула к эсеровской партии, членом ЦК которой неоднократно состояла. После Февральской революции Брешковская заняла в эсеровской партии крайне правый фланг и, как ярая противница советской власти, ушла после Октябрьского переворота в ряды контрреволюции. За свою прежнюю революционную деятельность Брешковская прозвана «бабушкой русской революции», за деятельность же по подготовке чехословацкого антисоветского фронта сибирские контрреволюционеры прозвали ее, когда она летом 1918 г. приехала в Сибирь, «бабушкой чехословацкого войска».

¹⁰⁴ Опущены слова: «Сильно, видимо, страдает бабушка за родную землю. Храни ее Бог!»

¹⁰⁵ В развитие «грамоты», о которой говорится на стр. 132, Сибирское правительство вынесло следующее постановление:

«Ввиду связанного с передачей верховной власти Временному Всероссийскому правительству и прекращением существования Сибирской областной думы, учредить особую комиссию по выработке положения о выборах во Всероссийский представительный орган и передать этой комиссии все материалы, имеющиеся по этому вопросу в Сибирской областной думе».

Как видим, роспуск думы был предрешен. Но глубокомысленный Авксентьев думал, что он перехитрит и умиротворит сибиряков, и, уступая ему, правительство согласилось на комедию самороспуска.

Встреченный при своем появлении овациями, Авксентьев, как курсивом отмечает отчет заседания, «сходит с трибуны при всеобщем молчании». О каком же таком «большом плюсе» может быть здесь речь?

¹⁰⁶ Этот перебежчик – Ковалевский.

¹⁰⁷ Действительная запись этого места такова: «Героически боролись, но наказаны и погибли от того же яда, который с такой холодной жестокостью привили России».

¹⁰⁸ Пепеляев Анатолий Николаевич – брат Виктора Пепеляева, колчаковского министра иностранных дел, расстрелянного одновременно с Колчаком. Окончив Павловское военное училище, Пепеляев в чине поручика отправился во время мировой войны в действующую армию. Он отличился во многих боях, был награжден Георгиевским крестом и возведен в чин полковника. В начале 1918 г. он вместе со своей военной частью приехал на отдых в Томск. Прибыл он в Томск как раз к тому времени, когда томские большевики устанавливали советскую власть. Войска Пепеляева были разоружены и распущены, причем Пепеляев не оказал никакого противодействия этому роспуску.

Пепеляев добивался у Томского Совета назначения на должность коменданта города, но ему было отказано. Весной 1918 г. Пепеляев стал во главе томской эсеро-офицерской подпольной организации. Он подготавливал захват Томска и руководил контрреволюционным восстанием в Томске 28 мая 1918 г. Как только советская власть в Томске пала, Пепеляев немедленно приступил к организации отрядов прапорщиков для отправки их в помощь чехословакам. Вскоре ему дали чин генерала и поручили формирование, а затем и командование Средне-Сибирским корпусом, который действовал в пермском направлении. Пепеляеву было тогда 27 лет. Между ним и Гайдой сначала были натянутые отношения. Один, как видно, мешал другому, оба соперничали. 19 июля 1918 г. Пепеляев переслал Гришину-Алмазову из Иркутска шифрованную телеграмму такого содержания: «Категорически заявляю, что полковнику Гайде в смысле преданности Временному Сибирскому правительству верить нельзя». Впоследствии, однако, Пепеляев изменил свой взгляд и наладил хорошие отношения с Гайдой.

Пепеляев единственный генерал, который не ввел в своей армии погон. Его армия в Колчаковии считалась демократической. Пепеля ев не примыкал ни к какой политической партии, но был заражен некоторой дозой сибирского областничества. Ему был чужд военный монархизм, но тем не менее он молчаливо признал Колчака, ибо не хотел портить карьеры, так как ему тогда казалось, что вот-вот он первый войдет со своей армией в Москву. Когда же по всему фронту началось отступление колчаковской армии, что выявило полную неспособность Колчака управлять областью и наладить победу, Пепеляев начал становиться к Колчаку в оппозицию. Именно в армии Пепеляева гнездилась та, сформированная офицером Калашниковым, военная организация, которая летом 1919 г. подготовляла переворот, намереваясь на место свергнутого Колчака посадить Гайду.

Пепеляев неоднократно обращался к Колчаку с просьбой созвать в Сибири земский собор. Когда Колчак находился в бегстве на восток, то Пепеляев вместе со своим братом возымел даже намерение насильно свергнуть Колчака.

Очутившись на Дальнем Востоке, Пепеляев и там занялся формированием отрядов для борьбы с советской властью. Осенью 1922 г. Пепеляев совершил набег на Якутию. Этот набег был сделан на средства американских промышленников, пожелавших выгодно скупить в Якутии пушнину. Во время этого набега, стоившего много жизней и принесшего советской власти много убытков, Пепеляев был взят в плен Красной армией. В плену Пепеляев раскаялся и 18 июля 1923 г. обратился к своим бывшим соратникам-офицерам и солдатам с просьбой сложить оружие и прекратить борьбу с советской властью. Суд приговорил Пепеляева к смертной казни. ВЦИК амнистировал Пепеляева и заменил приговор десятилетним заключением.

¹⁰⁹ Тот батальон, который Пепеляев, едучи на фронт, демонстрировал Болдыреву, состоял, главным образом, из прапорщиков и нижних чинов бывшей царской армии.

¹¹⁰ Болдырев преувеличивает численный размер красных частей и не принимает во внимание качественную сторону. Болдырев совсем не принимает в расчет, что в рядах белых стояли офицеры, прапорщики и опытные командиры, и упускает из вида, что среди командного состава Красной армии находились такие командиры, главным образом военные из бывшей царской армии, которые играли на руку белым.

¹¹¹ Воткинцы и ижевцы – так называются белые военные части, составившиеся из распропагандированных эсерами рабочих боткинского и Ижевского заводов. Эти отряды были хорошо вооружены и составляли мощные боевые единицы, храбро сражавшиеся под командой Каппеля, с которым и совершили отступление на Дальний Восток, где впоследствии почти все раскаялись и предались советской власти.

¹¹² Болдырев упрекает Директорию, тогда как в действительности он сам стоял за то, чтобы применены были к забастовщикам суровые меры.

¹¹³ Хотя часть дневника – от 18 ноября по 27 ноября включительно – носит в книге характер поденной записи, но в действительности, как это видно из особой отметки на дневнике, эта часть была написана автором позднее, когда он уже находился в Токио.

¹¹⁴ Эти «неизвестные лица в военной форме» были красильниковские головорезы-офицеры, которые шли под командой войскового старшины Волкова. Арест произошел в воскресенье 17 ноября на квартире Роговского, которая помещалась в здании ведомства государственной охраны. Это здание обычно охранялось усиленными патрулями отряда Роговского, уверявшего, что его воинская часть, вернее его полиция, состоит из людей «верных» и «преданных» Директории, из людей, на которых Директория может надеяться, как на «каменную гору». Тем не менее эти «храбрые» патрули сложили оружие и разбежались при первом появлении и по первому требованию красильниковцев. Насколько эти части были преданы Директории, видно из следующего факта: на следующий день к ним в казарму явился сам Красильников, сообщил им о свержении Директории и назначении Колчака диктатором и сказал: «Кто хочет служить Колчаку – пусть останется, кто не хочет – пусть уйдет». Во всем отряде нашелся только один преданный Директории, который и ушел, а все остальные пошли служить Колчаку.

Войдя в квартиру Роговского, красильниковцы застали там Роговского, Авксентьева, Зензинова, а также прибывшую из Архангельска делегацию Северного правительства – трех эсеров: Я.Т. Дедусенко, С.С. Маслова и М.А. Лихача.

Как видно, эсеровские фракции – Северного правительства и Директории – информировали друг друга о положении дел.

Не интересуясь приезжими, красильниковцы ограничились только арестом Авксентьева, Зензинова и Роговского. Арестованные были выведены на улицу, где, по словам Авксентьева, их «ждало около 300 вооруженных человек, часть из которых сидела верхами на лошадях». Арестованных силой посадили в грузовой автомобиль и отвезли в штаб казачьего атамана Красильникова. В штабе арестованный Аргунов уже поджидал своих товарищей по несчастью.

Во вторник к арестованным пришел от имени правительства начальник штаба Красильникова капитан Герке, который сообщил им о колчаковском перевороте и предложил на выбор: арест или изгнание за границу. Пока арестованные обдумывали, на что решиться, к ним пришел министр юстиции Старынкевич, который, извинившись за причиненное беспокойство, сказал, что весь арест недоразумение, что арестованные совершенно свободны. Всех арестованных доставили на квартиру Авксентьева, поставив «для безопасности» около дома усиленную охрану.

На следующий день на квартиру Авксентьева пришел в сопровождении офицеров Старынкевич, который заявил, что, по распоряжению Колчака, они снова арестованы, и если они не желают находиться в тюрьме, то могут быть высланы за границу. В последнем случае они должны быть готовы к отъезду немедленно.

Вскоре к арестованным явились товарищ военного министра Хорошихин и управляющий министерством иностранных дел Ключников, которые, как утверждает Авксентьев, «по приказанию Колчака», потребовали от арестованных «подписать следующие обязательства»:

«1) Будучи высланы за границу, мы обязуемся не возвращаться в Россию, пока не будет образовано Всероссийское правительство и пока Россия не будет очищена от большевизма.

2) Мы обязуемся не заниматься никакой политической деятельностью.

3) Мы обязуемся не вести за границей никакой агитации против Колчака».

Не добившись подписей, Хорошихин и Ключников ушли, но вскоре «вернулись, заявив, что все это было недоразумение, что не требуется никаких подписей, но что через два часа все будут высланы за границу».

«Нас посадили в автомобиль, – рассказывал потом Авксентьев одному американскому журналисту, – окружили отрядом конных, отвезли на железнодорожный вокзал и поместили в поезд. Нашу охрану составляли: 15 офицеров отряда Красильникова, около 30 солдат, отряд пулеметной команды и 12 английских солдат с офицером. Последние были присоединены к отряду, так как мы настаивали на международных гарантиях нашей безопасности. Когда поезд тронулся, офицер – начальник конвоя – показал нам инструкцию Колчака, в которой говорилось, что мы должны содержаться под строжайшим арестом и не иметь никаких сношений с внешним миром. В случае попытки к побегу или при попытке освободить нас извне мы должны быть расстреляны на месте. Через шесть дней мы достигли китайской границы и были выпущены на свободу».

В заключение нам остается только добавить, что по распоряжению Колчака каждому из высланных были выданы на расходы 50 тысяч рублей, а Аргунову, обремененному семьей, 75 тысяч рублей.

¹¹⁵ Вот точный текст письма к Колчаку и приказа войскам по оригиналам, которые хранятся в Сибархиве:

«Ваше высокопревосходительство милостивый государь Александр Васильевич!

Не считая возможным при сложившихся обстоятельствах находиться более на территории Сибири, я решил в самом непродолжительном времени выехать за границу и затем на Украину. Ввиду сего прошу распоряжения:

1) О передаче по телеграфу прилагаемого при сем прощального обращения моего к войскам и опубликовании его в печати. Обращение это объяснит бывшее до сих пор молчание с моей стороны, имевшее целью сохранение спокойствия на фронте.

2) О выдаче мне и сопровождающим меня лицам: секретарю Г. Шмелингу, адъютантам ротмистру Гуковскому, штабс-капитану Баевскому и обер-офицеру для поручений корнету Тюмянцеву заграничных паспортов.

3) О выдаче причитающегося мне и лицам, меня сопровождающим, содержания за ноябрь месяц и двухмесячного содержания, применительно к закону для лиц, оставляющих службу.

Если бы вы пожелали выслушать мою более подробную характеристику положений на фронте и оценку настроений политических кругов в прифронтовой полосе в связи с происшедшими событиями, я охотно это исполню.

Прошу принять уверение в совершенном моем уважении и преданности.

Омск 21.ХI.18.

Готовый к услугам В. Болдырев».

«Главкозап, генералу Дутову, командарм Сиб.

Уходя из рядов доблестной армии, завещаю помнить, что будущее России на фронте и в создании единой сильной, боеспособной армии. Будет прочен фронт и крепка духом армия – будет обеспечено и воссоздание великой России.

Прошу передать всем офицерам, солдатам и казачеству мою признательность за их доблестные и великие труды.

Главнокомандующего генерала Сырового прошу передать мой братский привет доблестным чехословакам за их незабываемую помощь России.

21 ноября, Омск.

Генерал-лейтенант Болдырев».

¹¹⁶ Точная запись дневника: «Хамье из ставки».

¹¹⁷ Точная запись дневника: «Рожа веселая».

¹¹⁸ Точная запись дневника: «Сегодня новая измена и низкая бестактность».

¹¹⁹ Опущены слова: «Прощаясь, я сказал, что в тяжелую минуту я, не принимая участия в правительстве, от командной роли не откажусь».

¹²⁰ Какая «законная власть», о какой «преемственности» говорит Болдырев? Ведь даже та история, которую пишет Болдырев, не дает основания считать Директорию «законной» и еще менее «преемственной» властью.

¹²¹ Утверждать, что при Директории, да и вообще когда-либо население Сибири было социально и политически довольно однородное, – по меньшей мере наивно.

¹²² «Люди, составлявшие Директорию, пытались обойтись без расстрелов и казней, не хотели особенно злоупотреблять и тюрьмой»… Неправда! Расстреливали – да еще как! Тюрьмы же были переполнены, но кем? – не мародерами тыла, а большевиками.

¹²³ Болдырев ставит в актив Директории и такие «доблести», которые произошли не по его вине. Ведь это будущие колчаковцы заставили Директорию добиться «добровольного самороспуска» Сибоблдумы и «самоупразднения областных правительств». Директория, говорит Болдырев, «расширяла свое влияние за пределы ее территории». Чушь! Никакого влияния у нее не было, иначе ее бы поддержали. Что же касается территории, то она была «столь обширна», что для членов Директории и ее учреждений не нашлось даже в Омске приличного жилого помещения, а только этими помещениями и ограничивалась территория Директории.

¹²⁴ Атаман Семенов (см. примеч. 48) солидаризировался с переворотом, но заявил, что согласен признать верховным правителем Деникина, Хорвата, даже Дутова, только не Колчака, с которым у него были личные счеты.

¹²⁵ Унгерн-Штернберг – барон-авантюрист, во время мировой войны был исключен из действующей армии и сослан на жительство в Томск, где пробыл до Февральской революции. Одновременно с Семеновым Унгерн командирован был Керенским на Дальний Восток для формирования антибольшевистских отрядов. Особенно большие размеры приняла его контрреволюционная деятельность с лета 1920 г., когда он со своими отрядами утвердился в Маньчжурии, откуда совершал неоднократные грабительские набеги на советскую территорию. Одно время Унгерн пользовался поддержкой монгольских властей. В 1922 г. Унгерн был взят в плен и привезен в Новониколаевск, где суд вынес ему смертный приговор, который и приведен был в исполнение.

¹²⁶ Опущены слова: «И что теперь готов вернуться на пост Верховного главнокомандующего и что пусть об этом позаботится правительство».

¹²⁷ Вместо последней фразы в дневнике записано: «Вот и великолепно, напомните Омску, чтобы он больше думал о пользе дела, а не о переворотах».

¹²⁸ Конец этого отрывка гласит по дневнику так: «Встречено это проявление «твердой» власти скорее весело, чем серьезно. Кто-то посоветовал послать адмиралу соли, чтобы сделать морскую воду в ванне, и бросить туда красивым жестом кортик, благо Иртыш замерз. Это закончило бы цикл мероприятий».

¹²⁹ Дальше следует по дневнику: «Я заверил, что могу принять только чисто командную должность, но он сам понимает, что узурпаторы мне фронта не доверят».

¹³⁰ «Бестактностью» Болдырев называет колчаковский «Приказ № 61». Вот текст этого приказа, изданного в Омске 1 декабря 1918 г.:

«§ 1. Командующий 5-м отдельным Приамурским армейским корпусом полковник Семенов за неповиновение, нарушение телеграфной связи и сообщений в тылу армии, что является актом государствен ной измены, отрешается от командования 5-м корпусом и смещается со всех должностей, им занимаемых.

§ 2. Генерал-майору Волкову, Сибирского казачьего войска, подчиняю 4-й и 5-й корпусные районы во всех отношениях на правах командующего отдельной армией, с присвоением прав генерал-губернатора, с непосредственным мне подчинением.

§ 3. Приказываю генерал-майору Волкову привести в повиновение всех неповинующихся верховной власти, действуя по законам военного времени.

Верховный правитель и Верховный главнокомандующий адмирал Колчак».

На помощь Волкову был командирован также Иванов-Ринов. Семенов, однако, не испугался. Этот приказ развязал ему руки. Он не только прервал телеграфное сообщение Дальнего Востока с Омском, но стал задерживать поезда и даже забирать из казначейства деньги.

«Русский голос» – газета Семенова – всячески оскорблял Колчака, предлагая Семенова на пост верховного правителя.

Колчак решил дать отбой и постановил послать комиссию для расследования степени виновности Семенова. Комиссия попала в такие условия, что решила как можно скорее убраться из семеновской территории. Но вот на Семенова было произведено покушение: осколком бомбы, брошенной в театре, Семенов был слегка ранен в ногу.

Колчак воспользовался этим удобным случаем, чтобы сделать благородный жест: выполнение приказа было «приостановлено».

¹³¹ История эта имела некоторое основание. Дело в том, что агенты донесли Колчаку, что Болдырев имеет встречи с эсерами и земцами и ведет с ними переговоры на предмет свержения Колчака при помощи японцев. Утверждают, что агенты в своих донесениях не ошибались. Утверждают также, что Болдырев от подобной авантюры отказался, ибо не видел тогда никакой реальной русской силы, а действовать при помощи интервентов, в данном случае японцев, Болдырев почему-то не захотел.

Но как бы то ни было – Колчак испугался. Помимо телеграммы, которую получил адъютант Болдырева, была послана секретная телеграмма на имя командующего войсками Приморской области Х.Е. Бутенко. Текст этой телеграммы был приблизительно (привожу ее со слов Бутенко) следующий: «Выселите Болдырева за границу, в случае нежелания – арестовать и насильно выслать».

Бутенко был учеником Болдырева по Академии Генерального штаба. Действовать натиском против своего бывшего учителя Бутенко не желал.

– Вы хотите меня арестовать? – спросил Болдырев у Бутенко, когда последний явился выполнить распоряжение Колчака.

– Ни в коем случае. Хочу только быть вам полезным в вашей поездке за границу, – вежливо ответил Бутенко.

Болдырев попросил отсрочку на три дня. Бутенко согласился и задержал ответ Колчаку. Через три дня Болдырев уехал.

¹³² Исомэ известен тем, что особенно усердно проводил на Даль нем Востоке интервентскую политику Японии.

¹³³ Опущены слова: «Было достаточно шампанского».

¹³⁴ Опущены слова: «Ко мне заходил В.Д. Высоцкий (крупный богач. – В. В.) сообщить, что, ввиду его отъезда во Владивосток, мои деньги он передал Гинзбургу. Чрезвычайно милый и обязательный (?) человек».

¹³⁵ Опущены слова: «А силы большевиков не настолько серьезны, чтобы для их уничтожения потребовалась целая армия союзников».

¹³⁶ Вместо последней фразы в дневнике записано: «Хагино подтвердил, что действительно японское командование желало бы моего возвращения в армию для ее переустройства».

¹³⁷ В дневнике сказано: «циничной».

¹³⁸ Последняя фраза занесена в дневнике так: «Я в принципе согласился, но Г. предварительно должен переговорить со мной».

Как видим, Болдырев, через подставных лиц, через Гинзбурга, начинает зондировать почву у американцев.

¹³⁹ Речь идет об интервью, которое Авксентьев дал в Токио корреспонденту New-York Herald Герману Бернштейну. Это интервью было напечатано в токийской газете The Japan Advertiser в номере от 28 декабря 1918 г. Изложив обстоятельства ареста и низвержения, Авксентьев утверждал, что «все было сделано с ведома Вологодского, Старынкевича, Михайлова, Гинса, Тельберга и, конечно, Колчака», который преспокойно вернулся с фронта в день нашего ареста». Эти именно слова и приводили в смущение колчаковского представителя в Токио. Омское правительство дало, однако, ответ на это интервью особым сообщением, в котором объяснило, что переворот был вызван антигосударственной политикой эсеров.

¹⁴⁰ Опущены слова: «Теперь этого не делает будто бы потому, что и без того играет здесь первую скрипку».

¹⁴¹ Это место в дневнике занесено так: «Был М.А. Гинзбург, просит завтракать в пятницу. Слегка зондировал мои намерения и условия, при которых было бы возможно мое сотрудничество в Омске. Он, кажется, хочет пощупать настроение Крупенского, американцев, особенно их здешнего посла Морриса».

¹⁴² Здесь речь идет об убийствах и расстрелах, которые совершены были колчаковцами в Омске 22–23 декабря в связи с восстанием. Это восстание подготовлялось подпольными коммунистическими организациями. Колчаковская охранка своевременно пронюхала и накануне восстания арестовала группу большевиков-рабочих в 42 человека. Это обстоятельство побудило руководителей отменить восстание, но об отмене не успели предупредить всех, вследствие чего в некоторых районах восстание все-таки вспыхнуло. Выступившие захватили областную тюрьму и освободили арестованных. Среди освобожденных были и члены Комуча, арестованные в связи с колчаковским переворотом в разных городах Урала и Сибири и сконцентрированные в омской тюрьме.

Вспыхнувшее восстание привело в смятение колчаковцев, которые, однако, скоро оправились, стянули крупные военные силы (на помощь пришли стрелки Уорда и чехословаки) и учинили восставшим кровавую баню. Свыше тысячи рабочих было в эту ночь убито в Омске и в Куломзино (пригород Омска). Затем начал работать военно-полевой суд.

Арестованные, освобожденные восставшими из тюрьмы, скрылись. По официальному сообщению, освобождено было около 200 человек, из них 150 политических. Начальник гарнизона издал приказ, которым предложил вернуться в тюрьму всем ушедшим из нее во время восстания. Неявившимся приказ угрожал расстрелом. Ушедшие из тюрьмы учредиловцы самовольно вернулись. В ту же ночь они были вывезены из тюрьмы и доставлены в суд, который им вы нес смертный приговор, приведенный под утро в исполнение. Как выяснилось, военщина, желая освободиться от ненавистных им учредиловцев, расправилась с ними по собственному почину. Так, в эту ночь погибли Маевский, Кириенко, Девятов, Фомин, Брудерер и некоторые другие учредиловцы.

Все колчаковские документы, относящиеся к этому делу, опубликованы под заголовком «Омские события при Колчаке» в 7-м и 8-м томах журнала «Красный архив» за 1925 г.

¹⁴³ Когда чехословаки ушли с фронта в тыл, Гайда, желавший остаться на фронте, получил от Стефаника разрешение поступить на русскую службу. «Вексель», о котором говорит Болдырев, заключается в следующем. Гайда, как известно, содействовал Колчаку совершить переворот, Колчак обещал Гайде, что передаст ему командование армией – это именно тот вексель, о котором Болдырев (см. стр. 148) намекнул Колчаку. Теперь, когда Гайда поступил на русскую службу, Колчаку представился удобный случай погасить этот вексель, что он и сделал, поручив Гайде командование Сибирской армией.

Нелишним считаем здесь отметить, что в то время Колчак верил в искреннюю преданность Гайды и поэтому всячески благоволил к нему. Генерал К. Сахаров (см. «Белая Сибирь», с. 80) передает, что Колчак в присутствии Сахарова и Лебедева обнял Гайду, расцеловал и затем, обращаясь к свидетелям сцены, сказал: «Вот что, слушайте, я верю в Гайду и в то, что он многое может сделать. Если меня не будет, если бы я умер, то пусть Гайда заменит меня».

¹⁴⁴ Матковский – генерал типа Красильникова, Волкова и др., вместе с которыми участвовал в свержении Директории, в «Варфоломеевской ночи», как называются омские ночи 22 и 23 декабря 1918 г., и в ряде других расправ и экспедиций. Матковский попался в плен, казнен в Омске в 1920 г.

¹⁴⁵ «У Гинзбургов живут по-царски».

¹⁴⁶ Решительность – это, несомненно, плюс. Нужен был, как видно, урок Колчака, чтобы Болдырев убедился в этом. Что, однако, несуразно – это сравнение «в духе большевиков». Если бы Колчак так действовал, то колчаковщины не было бы.

¹⁴⁷ Пропуск: «Обедал у Высоцких. Милые они люди, но тоже ищут себе уголка на белом свете». Эти «милые люди» боялись жить во Владивостоке.

¹⁴⁸ Последней фразы в дневнике нет. Эта фраза написана уже в Сибири, когда текст дневника подготовлялся к печати.

¹⁴⁹ «Сёгуны – наиболее влиятельные из феодальных князей, которые до укрепления власти императора были фактическими правителями Японии» (это примечание, случайно не попавшее в текст книги, принадлежит В. Болдыреву).

¹⁵⁰ Опущены слова: «Пели хорошо, хотя впечатление, главным образом, усиливалось потому, что это пели бывшие язычники-японцы».

¹⁵¹ Опущены слова: «Если это не пустая сплетня, то хороши (эти) мерзавцы – убирают все, что мешает их авантюре и мелкому эгоизму. Огорчило это меня очень».

В примечании 131 мы указали, что Болдырева действительно арестовали бы, если бы он не уехал из Владивостока.

¹⁵² Последние слова в дневнике изложены так: «и боится возвращения большевизма с будто бы (уже) решенным уходом союзников».

¹⁵³ Это генерал Хагино. Почему вдруг автор решил законспирировать его – нам неизвестно.

¹⁵⁴ Опущены слова: «Я благодарил».

¹⁵⁵ Слов «что мне представляется наиболее вероятным» в дневнике нет. Эти слова вставлены, когда подготовлялась рукопись к печати, когда, следовательно, не было уже нужды предсказывать, что власть «не укрепится».

¹⁵⁶ Опущены слова: «особенно когда сам хорошо не знаешь, что в данную минуту необходимо для ее блага».

¹⁵⁷ Эта фраза, особенно резко подчеркивающая стремление Болдырева придерживаться в пику Колчаку японской ориентации, в дневнике записана так: «На мое замечание, что реальная сила пока на Востоке только у японцев и что нам нет расчета делать ее враждебной, Крупенский живо ответил» и т. д.

¹⁵⁸ Болдырев действительно разошелся с Колчаком по этому вопросу, но только формально, ибо Болдырев сам ведь стоял на той позиции, что главное командование должно иметь представителей и от интервентов. Болдырев только предлагал, чтобы один из двух начальников штаба был обязательно японец. Что же касается вопроса о назначении Жанена, то надо помнить, что интервентские тиски создали такие условия, при которых Колчак просто вынужден был передать главнокомандование Жанену.

¹⁵⁹ Опущены слова: «Взял из банка деньги. Они текут здесь как вода. Хорошо иметь текущий счет и, право, приятно прожить, хоть и недолго, вне тревог и среди комфорта. Сколько я натрепался за эти пять лет!»

¹⁶⁰ Опущены слова: «Я очень удивился, увидев здесь Курбатова, но сразу понял, что он откуда-то имеет сильные рекомендации и успел уже в японских военных кругах завязать довольно сложные отношения. Я просил его заехать ко мне после обеда».

Заметив, что есть человек, который может сыграть роль связующего звена с японскими военными кругами, Болдырев решил поближе познакомиться с ними.

¹⁶¹ Опущены слова: «Большой юдофоб, имеет какие-то документы по этому вопросу».

¹⁶² 23 января 1919 г. советское правительство получило радио, в котором некоторые державы Антанты сообщали о своем намерении созвать на Принцевых островах (в Мраморном море) совещание для разрешения русского вопроса. Радио приглашало все правительства, находившиеся тогда на российской территории, прислать на конференцию своих представителей. Обсуждаться должен был вопрос о прекращении гражданской войны. Советское правительство выразило готовность вступить в переговоры. Это согласие Колчак, Деникин и остальные «российские правители» расценили как признание советской властью своего бессилия вести дальнейшую борьбу, а потому и отказались от участия в конференции, которая, таким образом, и не состоялась.

¹⁶³ Слов «и то, что он сейчас вытворяет» в дневнике нет.

¹⁶⁴ Мури – адъютант барона Мегато.

¹⁶⁵ В дневнике фамилия финансиста названа – это миллиардер Морган.

¹⁶⁶ Опущены слова: «Утром Курбатов был у генерала Уехары, начальника Генерального штаба, и излагал ему проекты будущего японо-русского соглашения».

«Верхи японцев» – это, конечно, Уехара и Танаки.

¹⁶⁷ Опущены слова: «к ним все более и более склоняюсь и я».

¹⁶⁸ Зовут этого промышленника Ст. Ив. Колокольников.

¹⁶⁹ Вместо слов: «военные верхи Японии», в дневнике записано: «японцы (главным образом, Танака и Уехара)» и т. д.

¹⁷⁰ «Оба К.» – это Колокольников с женой – как сказано в дневнике.

¹⁷¹ Опущен следующий текст: «В Камакуре встретили за завтраком посла Крупенского, который почему-то быстро исчез. Курбатов это принимает на свой счет. Мы успели с ним обменяться лишь несколькими фразами о его недавней встрече с японским военным министром Танакой».

Крупенский, как представитель колчаковского правительства, находящегося в натянутых отношениях с японским правительством, не мог, конечно, на виду у всех находиться в компании лиц, чрезмерно японофильствующих.

¹⁷² Опущены слова: «Передал при письмах и военному министру, и начальнику штаба».

¹⁷³ К. – это все тот же Степан Иванович Колокольников.

¹⁷⁴ Этот отрывок в дневнике заканчивается словами: «Вот они – российские политические противники!»

¹⁷⁵ Вашингтон Джон (1732–1799) – организатор борьбы за освобождение Америки от Англии.

С легкой руки А.В. Сазонова (см. примеч. 11), брошенные им по адресу Колчака слова «русский Вашингтон» стали в Сибири крылатым выражением.

¹⁷⁶ Последующие четыре строки заменяют следующий интересный отрывок дневника:

«Нокс, тайно мечтавший об осуществлении у нас небольшого еврейского погромчика, с другой стороны, предлагал нашим иерархам, и здешнему Сергию и омскому Сильвестру, открыть нового Христа для народного воодушевления. Кощунство или презрение к нашему народу? Любопытно настроение баронета теперь, когда идут вести о возможности погромчиков, но уже в его собственной стране, и не евреев».

¹⁷⁷ Вместо этой фразы в дневнике записано: «Надежда на самих себя и только на себя, но в этих условиях возрождение еще впереди, пока большевизм не изжил сам себя».

¹⁷⁸ Запись начинается словами: «После завтрака ездил в Токио, был в конторе у Гинзбурга, беседовал по общим вопросам, посоветовал взять деньги из сибирского банка и перевести сюда».

¹⁷⁹ Речь идет о декабрьском восстании в Омске (см. примеч. 112). Предположение, что сибирские казаки будто бы не хотели принять участия в подавлении восстания, не соответствует действительности.

¹⁸⁰ Вместо этих двух строк в дневнике читаем мы следующую запись: «В орбиту Курбатова попали Семенов и Иванов-Ринов. Последний даже как возможный заместитель «бороды» (Хорвата). Видимо, и мне отводится место, но я на всякий случай заявил, что «под Семеновым быть не могу, если буду, то над ним». Видимо, с Дальневосточным государством что-то зреет, будто бы у Семенова три корпуса».

¹⁸¹ Опущен следующий конец записи: «Ищет возможности поселиться в нашем отеле. Что она, видимо, истеричка, – это верно, но Махин думает, что она агент какого-то челябинского штаба. Может устроить, по его мнению, гадость во имя Николая, который, по ее убеждениям, только и спасет Россию. Итак, я теперь не только «социалистический генерал», но уже и в Совдепии, кстати сказать, присудившей меня к трем годам тюрьмы и считающей меня одним из своих лютых врагов, особенно за создание Восточного фронта. Вот оно, карканье черной стаи! Оно столь же опасно для строительства России, как и тот красный кошмар, который второй год давит и душит бедную родину».

¹⁸² Опущены следующие слова: «Днем заходила М.Ф. Соловьева, просила разрешения какому-то господину Ой, молодому образованному японцу, стороннику русско-японского соглашения, мне представиться. Я, конечно, ничего не имел против».

¹⁸³ Опущены слова: «Дурные вести».

¹⁸⁴ Последняя фраза в дневнике записана так: «Ей (России), видимо, суждено и дальнейшее большевистское властвование».

¹⁸⁵ М. – это инженер Мейерович.

¹⁸⁶ Из этой поденной записи Болдырев опустил строки, касающиеся его знакомства с Яроцким, о котором говорит, что «он, кажется, был помощником градоначальника в Петрограде еще при царском режиме» и сейчас направляется в Америку. «Яроцкий, – пишет Болдырев, – видимо, чует здесь поживу, очень обрадовался знакомству со мной, просил во вторник пообедать у него, а ведь, вероятно, дошли до него вести о «социалистическом генерале».

Болдырев не замечает того, что японцы к нему подослали разведчика Ой, а колчаковцы – полицейского Яроцкого. И с каждым из них Болдырев ведет разговоры.

¹⁸⁷ Я. – это лейб-казак Янов.

¹⁸⁸ Опущены слова: «Гуковский (адъютант Болдырева) уверяет, что к нему (Янову) первым примчался приветствовать наш посол Поклевский. Что ж, может быть, хоть это оживит его незавидную участь представителя непризнаваемых правителей».

¹⁸⁹ Опущена фраза: «Долго беседовали с Мейеровичем о дружбе Сергия с Гурляндом».

¹⁹⁰ Лига Наций создалась в 1919 г. по инициативе президента США Вильсона. Это организация, служащая в руках держав согласия орудием для укрепления своей мощи и своего влияния.

¹⁹¹ Пропуск: «Принесли радио из Сан-Франциско от Авксентьева. Шлют всем привет. Их там, судя по газетам, довольно бесцеремонно задержали до выяснения причин их изгнания».

¹⁹² Своеобразная, однако, это была «информация», ибо в действительности она обслуживала не Болдырева, а японцев и колчаковцев, поставив их в полнейшую известность о настроениях, намерениях и планах Болдырева.

¹⁹³ Опущена заключительная фраза: «Здесь Нокс спасает Россию, а там его соотечественники постепенно скушают Персию».

¹⁹⁴ Опущены слова: «С просьбой походатайствовать пред японским военным министром о разрешении ее арестованному мужу выехать в Японию, и другую телеграмму, что» и т. д.

¹⁹⁵ Опущены слова: «По части ареста, главным образом, орудует по прежней своей специальности помощник Хорвата, генерал Иванов-Ринов, исполнитель Бутенко».

¹⁹⁶ Радко-Дмитриев – генерал, болгарин, демонстративно поступивший в начале мировой войны на русскую службу.

¹⁹⁷ Опущены слова: «Гуно совершенно разделяет мои взгляды на положение дел».

¹⁹⁸ Опущены слова: «Я ему заметил, что решительные меры против инакомыслящих не характеризуют слабость Омского правительства».

¹⁹⁹ Опущены слова: «Он все время задним умом крепок».

²⁰⁰ Опущены слова: «И еще может быть, что в будущем она будет помогать англичанам, да и им, японцам, пригодится как добрая соседка».

²⁰¹ Опущены слова: «Видимо, этому молодому чеху придется сыграть роль в настоящих судьбах России». Дальше читаем мы в дневнике следующий абзац: «Чувствую, что дольше тянуть это неопределенное положение нельзя. Из грустных размышлений вывел меня визит Г. Оболенского, просил позволения зайти с важным делом, предупредить, что в четверг на завтраке будет мадам А., которая будто бы состоит агентом большевиков. Странно, что это не известно В. Н. и он пригласил ее на завтрак. Во всяком случае, предупреждение весьма не лишнее. Не знаю, насколько искренен Оболенский, заявивший, что японцы от меня в восторге и едва ли помирятся с Колчаком, даже при изменении симпатий в их сторону».

Разговоры о большевистском агенте, конечно, чепуха. В феврале 1919 г., когда советская власть билась в кольце блокады контрреволюционного окружения, некогда было думать о Болдыреве.

²⁰² Опущены слова: «Опять общий упрек, что я не там, не при работе. Что ж? Они не знают о подлых приемах, несомненно с ведома Колчака сделавших неизбежным мое изгнание. Тот же упрек повторяет и Нокс, тоже отлично понимающий обстановку. Черт его знает! Издевается или лицемерит?»

²⁰³ Вместо последних слов в дневнике записано: «По-прежнему довольно беззастенчиво лгут против Директории».

²⁰⁴ Опущен конец: «А на душе скверно. Тяжело и за общее положение дел. Видимо, и Сибирь не избежит участи Европейской России».

²⁰⁵ Опущены слова: «Тяжело было на душе и, кажется, больше всего от сознания, что наслаждаешься, когда на родине трагедия. Донкихотство это или так и должно быть?»

²⁰⁶ «На что?!» На диктаторский трон! Странно, что Болдырев притворяется наивным. Как будто не знает об агитации, которая японофильцами велась вокруг его имени. Ведь заезжал же к Болдыреву Яроцкий, и говорил он о каких-то письмах Курбатова.

²⁰⁷ Писал письма «Жанену, Ноксу и другим».

²⁰⁸ Болдырев сделал отступление от дневника, очевидно, для того, чтобы уточнить свои поденные записи, словом, чтобы и читателю выяснить «поставленные интервенцией задачи и, в частности, роль Японии». Но это отступление страдает существенными недоговоренностями. С другой стороны, Болдырев делает попытку обрисовать ту роль, которую он тогда играл в Японии, в слишком безобидном свете, причем подчеркивает, что и в своей дипломатической деятельности он руководился исключительно благими порывами и искренней любовью к «родине». Своим отступлением Болдырев делает также попытку оправдать себя перед современным читателем. Как будто в этом есть надобность. Как будто непонятно, что не простой любознательностью и не чисто академическими соображениями руководился Болдырев, когда в Японии напялил на себя тогу дипломата. Ведь каждый знает, что в то время Болдырев стоял на той позиции, что следует бороться с большевиками до победного конца и что эта победа может, а также и должна быть достигнута. Сам Болдырев тоже признается, что «считал интервенцию» тяжелой, но неизбежной в сложившихся условиях необходимостью. Казалось бы, что если говорить, так договорить уж до конца, ведь известно, что «быль – молодцу не в укор». А между тем Болдырев не договаривает, вследствие чего скрадывается от читателя вся неудача этой дипломатии и сглаживается комичность дипломатической роли, которую Болдырев играл.

Чего ради Болдырев, писавший Колчаку, что хочет выехать на Украину, для своего изгнания избрал Японию? Хотел, скажут, некоторое время отдохнуть от пережитых треволнений среди интересного народа и своеобразно-экзотической природы, которая так манит каждого туриста. Так ли это?

Вторая часть книги почти целиком посвящена описанию того, что интересовало Болдырева как туриста.

Но некоторые места второй части, места, тщательно очищенные от предательских деталей, которые мы, по возможности, привели в примечаниях, ясно указывают, что не только интересы туриста, но и соображения другого рода направили шаги Болдырева в Японию. Болдырев, видите ли, не мог простить обиду, которую нанес ему Колчак. Руководясь интересами родины и отечества, Болдырев жаждал реванша. Для подготовки же этого реванша Япония, как всякий понимает, была самая благодарная почва.

Америка, Англия и Франция парализовали влияние Японии в Сибири и мешали ей осуществить свои империалистические планы. Япония понимала, что ее руки будут до некоторой степени развязаны лишь тогда, когда не в Чите, а в Омске будет сидеть «свой» человек. Семенов же был слишком мелок для такой роли. Но вот в Японию приезжает Болдырев. «На ловца и зверь бежит!» И «верхи Японии» решили для своих целей использовать Болдырева, того Болдырева, который, в свою очередь, нуждался в Японии. «Сердце сердцу весть подает». И понятно, если скоро и создалась атмосфера, необходимая для того, чтобы «верхи Японии» и Болдырев наговорили друг другу комплименты и бросились друг другу в объятия.

Первыми организаторами этой атмосферы были два финансовых дельца, Высоцкий и Гинзбург, имеющие большие связи в «верхах Японии» и в других кругах.

Далее. На обеде у Танака (см. с. 222) Болдырев «к большому удивлению своему» встречает полковника Курбатова (Завойко), человека сомнительной порядочности. Из первых же слов обоим стало очевидно, что они друг другу нужны. Болдырев приглашает его к себе. Курбатов, конечно, приходит и с места в карьер знакомит Болдырева со своим планом русско-японского соглашения. И Болдырев отмечает в своем дневнике (с. 224): «Мысли для меня не были новыми, к ним все более и более склоняюсь и я». Решают вдвоем работать над осуществлением русско-японского соглашения.

Кто же мог быть этот Курбатов? Не кто иной, как японский агент-информатор. Курбатов был удочкой, а проект русско-японско го соглашения, который, вероятно, был составлен в японском штабе, служил наживкой. Болдырев клюнул и попался.

В помощь Курбатову японцы поставили полицейскую ищейку Яроцкого (см. примеч. 186). Последний, правда, числился на службе у Колчака, но, по-видимому, это был тайный японский информатор во вражеском колчаковском стане.

Чтобы убедиться, насколько русские информаторы правильно освещают взгляды Болдырева, японцы подослали к нему лицо, заслуживающее большого доверия, художника Ой. Болдырев и его принял и с ним беседовал.

Дабы отвлечь внимание Болдырева от японских агентов, создали легенду о большевистском агенте (см. примеч. 201).

Находясь в сетях изощренной японской дипломатии, Болдырев не замечал, что им «двигают», а глубоко верил, что он «двигает» мировую политику, и был убежден, что даст реванш Колчаку, что получит главнокомандование Сибирской армией.

Работать в этом направлении Болдырев особенно усердно начал после разговора с бароном Мегато (с. 228). Вскоре Болдырев изготовил записку (о ней он совершенно умалчивает в книге) под заглавием «Краткие соображения по вопросу о борьбе с большевизмом в России». Было бы заманчиво привести здесь эту записку целиком, но, к сожалению, она слишком велика по размеру. Ограничимся по этому кратким изложением сущности записки:

«Медленный успех борьбы за восстановление порядка и государственности в России, – говорит первый пункт записки, – в значительной мере объясняется несогласованностью действий союзников и неодинаковым отношением их к тем сложным политическим событиям, которые происходят в России».

Разъяснив довольно подробно, что «несогласованность действий невольно содействует прочности большевизма, облегчает его пропаганду и переносит заразу далеко за пределы России», напомнив, что «большевизм – мировое зло» и что поэтому «борьба с большевизмом является борьбой за сохранение культуры, борьбой цивилизации против варварства и разрушения», Болдырев указывает, что эта борьба «является общим делом всех культурных стран», и призывает союзников объединиться для этой борьбы.

Болдырев указывает даже «средства борьбы: а) вооруженная сила, б) внутренние реформы».

«Нужны, – говорит он, – союзнические силы, готовые в крайнем случае и для нанесения решительного удара вооруженным силам большевиков. Силы эти могли бы быть организованы: а) для действия совместно с Добровольческой армией генерала Деникина с юга России и б) со стороны Сибири с сибирскими войсками. При трудности подвоза войск союзников… для Сибири организация такой армии, казалось, могла бы быть выполнена силами Японии».

Указав Омскому правительству, что оно должно водворить в Сибири правопорядок и созвать «Сибирский представительный орган», Болдырев предлагает «союзникам, в частности Японии, объявить о немедленной готовности союзников оказать Омскому правительству полное содействие по укреплению государственного правопорядка в Сибири и по обеспечению дальнейшей организации вооруженной силы, необходимой для борьбы на большевистском фронте и охраны порядка внутри».

Далее мы приводим в извлечениях другие наиболее существенные пункты записки.

«Силами Японии немедленно приступить к организации и переброске в Сибирь 150–200-тысячной армии, из коих 100 тысяч на Уральский фронт, остальные – для охраны порядка внутри Сибири и на железной дороге».

«Предложить остальным союзникам оказать немедленную денежную помощь Японии и снабдить ее необходимыми материальными и техническими средствами».

«Взаимным соглашением Японии и Омского правительства избрать из русских военачальников лицо, объединяющее руководство боевыми действиями русской и японской армий с двумя начальниками штабов, русским и японским, и с представительством от других союзников».

«Впредь до окончательного сосредоточения японской армии на Уральском фронте и установления прочного порядка в тылу временно воздержаться от широких активных действий силами русской армии и использовать это время на ее окончательную организацию, снабжение и обучение…»

«Ближайшая очередная задача – овладение линией реки Волги».

«Заявить Омскому правительству, что, в случае явного использования его полномочия в интересах каких-либо одних партий или классов в ущерб интересам всего народа, союзные войска выводятся к границам Монголии и Маньчжурии, и правительство предоставляется своим собственным силам».

Эта записка поражает своей наивностью. Сразу замечаешь, что автор ее – человек плохо разбиравшийся в международной политической обстановке того времени. Могли ли Америка, Англия и Франция допустить, чтобы Сибирь и Дальний Восток были целиком отданы на съедение Японии, а записка, не забудем, требовала, чтобы союзники оказали «немедленную денежную помощь Японии», словом, чтобы на их деньги Япония японизировала Сибирь и Дальний Восток. «Верхи Японии», понятно, сразу заметили всю наивность этой записки, но она была им на руку. Болдырев только им нужен был для того, чтобы составить такую записку. Ведь эта записка, во-первых, продемонстрировала перед всеми державами, что без помощи японцев не сокрушить «красный призрак», угрожающий цивилизованному миру, а во-вторых, эта записка дала возможность «верхам Японии» проверить свои сведения о том, как смотрят союзники во обще и каковы отношения каждого из них к интервентским планам и империалистическим намерениям Японии.

Что дипломатический дебют был неудачен, в этом Болдырев, конечно, не преминул скоро убедиться, как скоро он убедился и в том, что японцы далеко не склонны менять на него даже Семенова. Уже 3 апреля он заносит в свой дневник слова: «Игра временно проиграна».

Долгое время спустя сверкнул, правда, луч надежды, но только на мгновение; а именно тогда, когда 11 января 1920 г. Хагино посоветовал Болдыреву немедленно ехать во Владивосток. «Там вас ждут», – сказал Хагино. Болдырев, конечно, должен был расценивать слова Хагино в том смысле, что «верхи Японии» взяли, наконец, решительную ориентацию на него, тем более что, ввиду наступавшей смерти Колчаковии, в Сибири нужна была «твердая» рука. Но уже 12 января, в день отъезда из Токио, Болдырев заносит в дневник: «резкое изменение в настроении японцев». «Кто-то быстро и настойчиво менял отношение ко мне японцев»… «В военной агентуре уже начали находить крупные положительные стороны Семенова»… «Семенова хвалит и только что вернувшийся К., организатор русско-японского банка».

И Болдырев понял, что напрасно он так усердно ратовал за японцев. Удовлетворение, однако, давало Болдыреву собственное сознание того, что в своих действиях он руководился исключительно патриотическими соображениями: судьбами отечества, помощью родине, «красной опасностью».

²⁰⁹ Записка, о которой мы говорили в предыдущем примечании, была разослана всем сибирским представителям союзных держав, а также Колчаку и снабжена сопроводительными письмами. В распоряжении Сибархива имеется копия письма, посланного Колчаку. Вот полный текст этого письма:

«Токио, 20 марта 1919 г.

Ваше высокопревосходительство милостивый государь Александр Васильевич!

Позволяю себе затруднить ваше внимание настоящим письмом. Из наблюдений местной японской жизни и разговоров, как с военными представителями, так и с общественными деятелями, я пришел к заключению, что Япония в высокой степени жаждет скорейшей ликвидации большевизма, как опасной заразы для себя, с одной стороны, и, с другой, возможно скорейшего установления порядка у нас, по крайней мере в ближайших к ним областях. При всех особенностях японского характера я допускаю искренность с их стороны и во втором моем предположении.

Действительно, настоящее положение Японии довольно сложно, если учесть события в Китае и особенно в Корее, да и внутреннее политическое и экономическое положение вызывает усиленные заботы правительства.

Вместе с тем и в Сибири положение Японии, на мой взгляд, гораздо сложнее остальных союзников, она одна ведет активную борьбу с большевиками, несет чувствительные потери, в которых должна отчитываться и перед парламентом, и перед общественным мнением, и в то же время не может, видимо, занять среди союзников того места, которого бы она хотела.

Учитывая эти обстоятельства, может быть, было бы своевременно использовать их в интересах России путем несколько более тесного сотрудничества с Японией.

1. Если нельзя еще пока рассчитывать, что силы собственных войск русских вполне достаточны и для борьбы с большевиками, и для обеспечения порядка в стране, и на железнодорожной магистрали, может быть, было бы полезно побудить союзников к более активной деятельности против большевиков. Затяжной характер борьбы имеет для нас ту опасную сторону, что это может вконец изнурить и физически и морально ту большую часть русского народа, которая стонет под гнетом большевиков. С другой стороны, окончательно подрывает и экономическое благосостояние страны.

Как ни тяжко сотрудничество в этом отношении чужеземцев, может быть, быстрое вскрытие большевистского гнойника нашло бы себе оправдание, да и жертв в конце концов будет меньше, чем при затяжном характере междоусобицы, которая полтора года уже терзает страну.

Здешние военные круги, видимо, были бы согласны к более активной работе при условии, конечно, согласия остальных союзников и необходимой денежной и материальной с их стороны помощи. В последнем выступлении военный министр Японии необходимую для Сибири цифру войск для борьбы с большевиками определил в 150 тысяч человек, при надлежащем, конечно, техническом оборудовании. Может быть, эту мысль было бы выгодно поддержать.

2. Беспокоит, по-видимому, японцев и атаманский вопрос на Дальнем Востоке, благополучное разрешение коего, конечно, тоже весьма желательно.

3. Третий вопрос, о котором мне хотелось сказать несколько слов, – это вопрос о народном представительстве. Может быть, было бы своевременным незамедлительно разработать и обнародовать выборы пока хотя бы в представительный орган тех областей, на которые фактически распространяется власть правительства. Впоследствии, прибавляя депутатов от вновь отнятых у большевиков областей, постепенно идти к Всероссийскому представительному органу, которым окончательно и утвердится будущий государственный строй России. Необходимо вышибать козыри из рук большевиков, а база для правительства будет крайне полезна и в смысле его престижа у населения, и в смысле скорейшего признания его союзниками.

Извиняюсь, что занимаю ваш досуг. Желаю полного успеха в великом деле строительства Родины.

Уважающий вас В. Болдырев».

Это письмо Колчак, насколько нам известно, оставил без ответа.

Еще бы! Тогда армия Колчака успешно продвигалась вперед.

Находясь в изгнании, Болдырев заговорил о необходимости «представительного органа», а когда стоял у руля правления, то думал управлять без «народного представительства», содействовал даже разгону Сибирской областной думы.

²¹⁰ Уехавший Г. – это адъютант Болдырева Гуковский, который вез письмо к Колчаку. Гессе – это французский моряк, ехавший в Омск.

²¹¹ Опущены слова: «Генерал Романовский прислал» и т. д.

²¹² Опущены слова: «Если не удастся попасть в иностранную миссию».

²¹³ Вместо последней фразы в дневнике сказано: «Гуковский – это последняя военная прерогатива, напоминавшая прошлое. Теперь я обыватель».

²¹⁴ Опущен конец: «Проводил Мейеровича, по делам уехал во Владивосток, дал ему письма к Высоцкому и к генералу Романовскому».

²¹⁵ Опущены слова: «Заходил корреспондент японской газеты. Еле отвязался. Уж и этот не с разведочной ли целью? Он тоже все что-то вертелся около вопросов: из Москвы я или из Омска?»

²¹⁶ Вместо «Исомэ» в дневнике сказано: «азиат».

²¹⁷ Ходили слухи, что Монголия объединяется с Забайкальем под главенством Семенова не то в качестве князя, не то в качестве императора.

²¹⁸ Опущены слова: «Дай бог, если бы из этого вышла польза».

²¹⁹ Опущены слова: «Шалфеев, который был при этом, чуть не наделал глупостей, передав ему свою записку (это была докладная записка японцам, резко настроенная против Омска. – В. В.). Исомэ успел уже пробежать первую страницу, и я успел отобрать ее у него».

²²⁰ Опущены слова: «Одно очевидно, что цели достижения одни и те же, что и у настоящих деятелей Сибири, но работать вместе не можем».

²²¹ Перед словами «оттеснили красных до Белебея» мы в дневнике читаем: «Значит, Сибирская армия вполне оправдывает все надежды, которые на нее возлагались».

²²² Зефиров, министр продовольствия, был уличен в спекулятивных мошенничествах, проделанных в ущерб государственной казне с целью личной наживы.

²²³ Жена Семенова – певица низкопробного шантана. Своими неприличными проделками она до того оскандалилась, что вынуждена была, по требованию военных, оставить на время территорию Семенова и выехать в Японию.

²²⁴ Чубаков – полковник Генерального штаба.

²²⁵ Родственник Болдырева.

²²⁶ Опущены слова: «Пришлось надеть военную форму – начал от нее отвыкать».

²²⁷ Опущены слова: «Не знаю: из чувства расположения или для информации».

²²⁸ Опущены слова: «Я ясно подчеркнул, что дело обстоит несколько иначе, чем они представляют. Положение мое вовсе нежелательно для людей, окружающих Колчака, особенно военных. Делает вид, как будто бы мое согласие на сотрудничество очень важно. Это или провокация, или частное мнение Родзянки».

²²⁹ Опущены слова: «Старик, несомненно, умный».

²³⁰ Опущены слова: «Если Сибирская армия через три месяца рассчитывает добраться до Москвы, пожалуй, этим путем попадешь в Россию скорее».

²³¹ Опущены слова: «Воззвание Терещенко – председателя Общества возрождения России.

²³² Опущены слова: «Я пытался ему объяснить, что в данных обстоятельствах иного выхода нет».

²³³ Опущено начало записи: «Послал письмо Родзянко по вопросу о сотрудничестве. Они все упрекают меня за отказ от работы, которой мне никто не предлагал».

Как характерна эта неустойчивость Болдырева! Невольно спросишь, почему вдруг такой поворот, почему вдруг так начал добиваться «сотрудничества»? Не потому ли, что Сибирская армия, на неуспехе которой Болдырев строил свою «игру», собирается через три месяца быть в Москве?

²³⁴ Опущены слова: «Ни минуты не сомневаюсь, что Омск при содействии союзников устраивает мне плен, выбраться из которого будет, видимо, нелегко».

²³⁵ Опущены слова: «Обещал содействовать в получении английской визы. Если результат будет тот же, что и у французов, мысль о поездке мне придется отложить».

²³⁶ Этот «посол атамана Донского казачьего войска», командуя в Колчаковии армией, не имел счастья пожать лавры на поле брани с Красной армией, но зато он ухитрился прославить себя другими «храбрыми подвигами».

Сычев был в конце 1919 г. начальником Иркутского военного округа. 24 декабря, когда поезд Колчака болтался где-то по магистрали, а Иркутский район был охвачен пламенем восстания, Сычев заарестовал группу видных эсеров, которые были интернированы в казармах 12-го полка и на которых смотрели как на заложников, как на гарантию для пропуска колчаковских министров, отрезанных повстанцами от Иркутска.

4 января Сычев получил от начальника семеновских войск, генерала Скипетрова, распоряжение эвакуировать арестованных. 31 человек, среди них учредиловцы Павел Михайлов и Борис Марков, был привезен на станцию Лиственичное и посажен в трюм парохода «Ангара». Как только пароход, на котором ехал также отряд японцев, выплыл на середину Байкала, начали поодиночке выводить арестованных из трюма. От каждого арестованного брали подписку, что он в течение трех дней выедет из Сибири, затем тут же арестованного раздевали до белья и подводили к корме, говоря, что там ему дадут арестантскую одежду. Стоило только арестованному приблизиться к краю кормы, как казак Лукан оглушал его ударом увесистой дубины по голове, после чего оглушенного или убитого арестованного сбрасывали с кормы в Байкал. Такая участь постигла всех увезенных.

Этот «храбрый» и «доблестный» подвиг военных-черносотенцев связан с именем Сычева.

Личную же свою храбрость Сычев проявил в часы падения колчаковской власти в Иркутске. Когда настал этот жуткий для белых час, то оказалось, что след Сычева, коменданта Иркутска, начальника всего района, давно простыл. Он убежал одним из первых, издав перед этим собственноручный приказ об отступлении.

²³⁷ Краснов Петр Николаевич – генерал при Временном правительстве, командовал 3-м конным корпусом, с которым и принимал участие в Корниловском походе на революционный Питер. После Октябрьского переворота опять направил свои войска на Питер, но у Гатчины был разбит и взят в плен. Из плена отпущен под «честное слово», что не будет впредь выступать против советской власти. Слова, однако, не сдержал. Пробравшись на Дон, он поднял казаков против советской власти. Придерживаясь немецкой ориентации, Краснов вошел в соглашение со Скоропадским.

В конце концов Красная армия разбила все его отряды, и Краснов бежал за границу, где на досуге занимается литературой.

²³⁸ Драгомиров А. – генерал был правой рукой М.В. Алексеева, и как таковой принимал деятельное участие в управлении Добровольческой армией. Драгомиров был против того, чтобы юг был расчленен на самостоятельные области. Понятно поэтому, если к группе Драгомирова относились недружелюбно представители или «послы» атамана Донского казачьего войска.

Кстати заметим, что Драгомиров – один из тех трех генералов, которых Болдырев, когда был Уфимским главковерхом, просил Алексеева послать для работы на Урал и в Сибирь.

²³⁹ В дневнике эта фраза записана так: «Всего грустнее, что столь детская расценка событий, видимо, разделяется не только непримиримыми юристами, но даже и кадетами».

²⁴⁰ Опущена следующая фраза: «Как будто не видят люди, что настало иное время, страна переживает величайшие потрясения».

²⁴¹ Опущены слова: «Эта зараза проникла и сюда. Даже «новый» генерал (Сычев), несмотря на всю его скромность, верит в поход».

²⁴² Опущены слова: «У Сычева отличная каюта. Везут их действительно хорошо. Оказывается, за счет английского короля действительно иногда можно прокатиться. Недаром меня так соблазняет Родзянко».

²⁴³ Опущены слова: «Раньше считали, что честного человека окружают мерзавцы, а теперь ясно, что и Колчак такой же».

²⁴⁴ Вместо «социалистов» в дневнике сказано: «За злополучный социализм. Мало знают. Конечно, это иначе и быть не может».

²⁴⁶ Опущены слова: «Натворил он чудес немало и потерпел крушение с падением Одессы. Поехал будто бы в какой-то туркестанский поход».

Гришин в действительности ехал к Колчаку, но по дороге был задержан красным отрядом.

²⁴⁷ Болдырев, добивавшийся визы, вдруг приостановил свой отъезд, что, конечно, находится в связи с изменением в худшую сторону положения Сибирской армии.

²⁴⁸ «Парижский комитет», назначенный Колчаком в 1919 г., состоял из князя Г.Е. Львова (председатель), С.Д. Сазонова, Н.В. Чайковского, В.А. Маклакова и Б.В. Савинкова. К этому комитету присоединили своих представителей и остальные российские антисоветские государственные образования. Все представители составили так называемую «русскую заграничную делегацию», в задачу которой входила «защита национальных интересов России».

²⁴⁹ Автор имеет в виду геройский, с военной точки зрения, подвиг германского вице-адмирала фон Рейтера, потопившего в конце мировой войны германский флот для того, чтобы он не достался англичанам.

²⁵⁰ Весной усилилось партизанское движение в Красноярском районе. Для усмирения был послан Розанов, который отдал следующий приказ:

«Начальникам военных отрядов, действующих в районе восстания. Приказываю неуклонно руководствоваться следующим:

1. При занятии селений, захваченных ранее разбойниками, требовать выдачи их главарей и вожаков; если этого не произойдет, а достоверные сведения о наличности таковых имеются, – расстреливать десятого.

2. Селения, население которых встретит правительственные войска с оружием, сжигать; взрослое мужское население расстреливать поголовно; имущество, лошадей, повозки, хлеб и т. д. – отбирать в пользу казны.

Примечание: все отобранное должно быть проведено приказом по отряду.

3. Если, при проходе через селения, жители по собственному почину не известят правительственные войска о пребывании в данном селении противника, а возможность извещения была, на население накладывать денежные контрибуции за круговой порукой. Контрибуции взыскивать беспощадно.

Примечание: всякая контрибуция должна быть проведена приказом по отряду. Суммы впоследствии сдать в казну.

4. При занятии селений, по разбору дела, неуклонно накладывать контрибуции на всех тех лиц, которые способствовали разбойникам, хотя бы косвенно, связав их круговой порукой.

5. Объявить населению, что за добровольное снабжение разбойников не только оружием и боевыми припасами, но и продовольствием, одеждой и проч., виновные селения будут сжигаться, а имущество отбираться в пользу казны. Население обязано увозить свое имущество или уничтожить его во всех случаях, когда им могут воспользоваться разбойники. За уничтоженное таким образом имущество населению будет уплачиваться полная стоимость деньгами или возмещаться из реквизированного имущества разбойников.

6. Среди населения брать заложников, в случае действия односельчан, направленного против правительственных войск, заложников расстреливать беспощадно.

7. Как общее руководство помнить: на население, явно или тайно помогающее разбойникам, должно смотреть как на врагов и расправляться беспощадно, а их имуществом возмещать убытки, причиненные военными действиями той части населения, которая стоит на стороне правительства.

Генерал-лейтенант Розанов.

27 марта 1919 г. гор. Красноярск».

Этот приказ выполнялся с суровой беспощадностью. Достаточно сказать, что в одном Енисейске, который насчитывал 7000 душ населения, в первые дни прихода карателей было казнено 700 человек. Каратели пороли крестьян, сжигали целые деревни.

²⁵¹ Джонсон не только грозил, но в действительности побил редактора за помещение в газете статей, в которых разоблачался наглый произвол американцев и резко осуждалось их грубое отношение к населению.

Заметим кстати, что Джонсон по происхождению русский, был даже воспитанником Павловского корпуса, но ушел из второго класса и эмигрировал в Америку, где, как видим, акклиматизировался настолько, что стал «настоящим» американцем.

²⁵² Вот текст этих писем, который приводим по оригиналам, хранящимся в Сибархиве:

«Париж, 14/VII-19 127, rue de Longchamps Глубокоуважаемый Василий Георгиевич!

Ваше письмо из Токио от 26 марта дошло до нас только в июне. И так как вы пишете, что в апреле собираетесь ехать на юг России, то я и не знал, куда отвечать. Сейчас есть оказия через Японию и Сибирь, и я пользуюсь ею, вместе с Екатер. Конст., которая только что вернулась сюда из Америки, чтобы попытаться ответить вам. Скажу коротко и прямо – мне было больно читать ваше письмо, между строками которого чувствуется острая боль из-за вынужденной бездеятельности. Дорогой Василий Георгиевич, мы все, и я в том числе, испытали те «этические» переживания, о которых вы говори ли по поводу омских событий. Но ведь жизнь сильнее наших переживаний. А она говорит ясно и очевидно, что при настоящих условиях Гражданской войны возможна только одна форма власти: только власть военного командования рядом с более или менее[105] обособленным и самостоятельным гражданским управлением, состоящим из людей, пользующихся доверием населения и обслуживающих военную власть всеми тыловыми и военными функциями так, чтобы сама военная власть могла всецело посвящать себя операционным задачам и не вмешиваться в гражданское управление или, во всяком случае, не позволять своим подчиненным делать это. В этом состоит мудрость и такт главнокомандующего, которому не может не принадлежать вся власть. Только при этом условии достигается два основных требования – престиж силы, успевающей в войне, и доверие населения. Первой у Директории не было, и она не устояла. У южной Добровольческой армии генерала Деникина не было второй, и она уже несколько раз страдала от отсутствия доверия и потому и возрождения большевизма в тылу. А в результате и в Сибири, и у нас на севере, а, вероятно, в будущем и на юге – получается одно и то же. Значит, в этом есть логика жизни. А если это так, ей нужно идти навстречу, стремясь к своей главной задаче – прямой и открытой борьбе с большевизмом. Вот почему я вам прямо говорю – идите и боритесь, хотя бы в рядах той же Сибирской армии, которая доказала свою народность, боеспособность, несмотря на страшный недостаток способных и опытных командиров. Пример единства устремлений и воли в борьбе с врагом – есть самым высокий этический мотив, перед которым умолкают все групповые, партийные и товарищеские императивы. Теперь, когда каждый день дорог, когда всякая живая и искренне преданная сила драгоценна, теперь и я говорю: «Все руки на борт!» и «Слушай команду!» – кто бы мы ни были, лишь бы во главе стоял вождь, способный довести нас до нашей общей цели. В прошлом же будем разбираться по окончании борьбы. С военной точки зрения это для вас, конечно, – азбука, и не мне вас учить. Но то же самое верно и с политической точки зрения. Нас все пугали «реакцией», грядущей в лице военных диктаторов. А теперь оказывается, что настоящая-то реакция грядет совсем с другой стороны: Россия, экономическая Россия, попадает в руки немецких техников, немецких коммерсантов и дельцов, призванных большевиками en masse для восстановления ими же причиненной разрухи, но при удержании в своих руках политической власти. Для немцев упразднены все комитеты и советы, отменены все декреты, им дана почти бесконтрольная власть в экономической сфере. Население же, измученное и голодное, мирится с этим и даже встречает с восторгом, черная сотня аплодирует. Получается трогательное единодушие большевизма, неметчины, реакции и рабства, подобного правлению немецких управляющих при крепостном праве. Вот где глубокая реакция и вот где могила нашей свободы. Против нее все наличные силы должны быть пущены в дело. Каждый день продления власти большевиков кует для нас годы нашего рабства под немецкой пятой.

Так вот, глубокоуважаемый Василий Георгиевич, если в такую минуту есть какой-нибудь выбор, то только между большевизмом и единственной реальной силой, которая провозглашает демократическое государство и Учредительное собрание, кто бы ни стоял во главе ее. Но третьего выбора нет, сидеть у моря и ждать погоды нельзя, никто из нас не имеет права. Если в прошлом мы не сумели отстоять свою излюбленную коллективную власть, то в ближайшем будущем нам грозит опасность утерять самые элементарные завоевания права и свободы. И этого история нам не простит.

Если получите это письмо и захотите писать, то напишите на Русское Посольство в Париж или Лондон, где бы я ни был – дойдет.

Крепко жму вашу руку и от души желаю всякого успеха. Ваш Н.В. Чайковский.

Авксентьев, Аргунов, Зензинов, Роговский, а теперь и Астров (временно) здесь. Первые стали опять на партийную работу и разорвали единый фронт, что я считаю преступлением, а я стою на прежней внепартийной почве. Титов и Мякотин в Екатеринодаре. Астров едет в Омск, а я в Архангельск – через 3–4 недели».

«Париж, июля 14, 1919 г.

С. Brechkousky, Rue Longchamps 127, Paris, France.

Дорогой и многоуважаемый Василий Георгиевич! Никогда я вас не забывала и не забуду. Всегда желала и желаю видеть вас в среде ближайших мне людей. А потому, когда сегодня прочла ваше письмо (от марта) Николаю Васильевичу, обрадовалась случаю написать вам, дорогой соотечественник и сотрудник. Мы с вами наработали и пережили достаточно вместе, чтобы знать друг друга и верить друг другу, и о прошлом судим одинаково. Но с тех пор прошло полгода, если не больше, и положение вещей стало несколько иным.

Военачальники наших армий приняли на себя обязательства перед народом и перед союзниками вести войну с большевиками ради созыва Всероссийского Учредительного собрания, и лишь на этом условии получат материальную помощь от союзников. Земства и кооперации освобожденных мест выразили готовность признать Омское правительство с Колчаком во главе. Отзывы об этом генерале получаются исключительно одобрительные. В то же время высказывают необходимость дать ему сотрудников, могущих поддержать и укрепить направление вполне демократического курса. Просят на помощь честных и умных людей, пользующихся общим доверием, имена и деятельность которых привлекут на свою сторону лучшие общественные силы. И мы, ваши друзья, дорогой Василий Георгиевич, вполне понимая, что один человек, хотя бы самых лучших намерений, не может успешно работать (да еще при столь небывалых, трудных условиях), не имея рядом с собой умных и добросовестных сотрудников, – горячо желали бы видеть вас в среде тех, кто борется там, на месте, за счастье и свободу родины нашей.

Ваше присутствие там, ваше участие в общих усилиях послужило бы ярким примером великодушия и самоотверженного служения интересам нашего исстрадавшегося народа. И если вы, испытанный борец за свободу и правду, выразите согласие на совместную работу с Николаем Васильевичем Чайковским и со мною – мы будем очень тому рады и будем сообща принимать меры помощи нашей русской армии, борющейся против иноземных и изменнических сил большевиков. Было бы очень важно иметь ваш подробный ответ, и как можно скорее, на наши письма, дорогой и глубокоуважаемый Василий Георгиевич.

Из Парижа я рассчитываю выехать в конце июля и побывать в Богемии, в Праге. Оттуда к Черному морю, и пристану в Новороссийске. Побывав на юге, подымусь к Уралу и везде буду стараться налаживать детские колонии, где бы наши бесчисленные сироты могли учиться труду и разуму.

Россия в таком виде, что все роды и виды работ и помощи являются насущной необходимостью нашему народу. А воспитание молодого поколения – есть спасение будущего нашего отечества. Иначе… ах, вы сами отлично понимаете, что грозит родине, оставленной в руках большевистской школы.

Где-то вы теперь? Если среди ваших родных – передайте им мой дружеский привет. Вас позвольте крепко обнять и пожелать здоровья, бодрости и веры в собственные силы.

Екатерина Брешковская».

²⁵³ Переписка, вызванная этой телеграммой, опубликована в примеч. 256.

²⁵⁴ Эти «слухи» были не без основания. Приблизительно в это время прибыла к Колчаку деникинская делегация, привезшая с собой материалы в доказательство, что на юге идет действительно государственное строительство в общероссийском масштабе. Эти материалы убедили Колчака, что он окружен убогими людьми. Тогда именно он возымел намерение отказаться от прерогатив «верховного правителя» в пользу Деникина, но от этого шага удержали Колчака сибирские политиканы. Впоследствии, как известно, Колчак передал «власть» Деникину.

²⁵⁵ Следует заметить, что Болдырев, склонный пойти на службу к Колчаку, если его позовут, поддерживал оживленную переписку с учредиловцами. Неудивительно, с другой стороны, если «штаб Колчака» считал его опасным.

²⁵⁶ Слишком скупо и в крайне скромных тонах излагает Болдырев эту «авантюру», для участия в которой он от поездки, «конечно, отказался».

Дело в том, что эсеро-областники задумали в октябре совершить переворот. Для этой цели они решили использовать изгнанного Болдырева и опального Гайду. Вначале эсеро-областники хотели на роль «корсиканца» выдвинуть Гайду. Затем передумали и остановились на Болдыреве.

В ответ на записку, которую послал Болдырев по получении телеграммы, Павлович и Якушев отправили Болдыреву следующие письма (оригиналы хранятся в Сибархиве):

«25 IX – 19.

Дорогой Василий Георгиевич!

Ваш ответ на нашу телеграмму получен. Постараюсь вкратце ответить на ваши вопросы.

Грамота И.А. Якушева, при сем прилагаемая, явилась результатом ряда совещаний с ответственными представителями земско-городских объединений. Позднее к платформе, выдвинутой Грамотой, примкнули и кооперативы. Ко времени издания Грамоты в общественности наметилось три течения: 1) главным образом, в Омске вокруг государственно-экономического совещания, стоявшее за «парламентский» метод борьбы в пользу ответственного министерства при сохранении «диктатуры» Колчака, 2) Сибирский к-т членов Учредительного собрания, составленный из так называемых «эсеровактивистов», отколовшихся от официальной партии с.-р. Это течение видит исход в немедленном созыве Сибирского Учредительного собрания, а до него в создании Временного правительства, ответственного перед к-том Учредительного собрания, по образцу самарского Комуча. Наконец, 3-е течение, средоточием которого являются земские и городские самоуправления и их объединения, заняло позицию, характеризуемую резолюцией Иркутского губ. земства (при сем прилагаемой). Грамота явилась политической платформой этого течения. Изданная первоначально инициативной группой, она затем получила признание совещания представителей земских и кооперативных организаций. В настоящее время с уверенностью можно сказать, что течение в пользу созыва земского собора с задачами, указанными в Грамоте, является господствующим в Сибири. На 1 октября главным к-том Сибземгора назначен съезд представителей земств и городов в Иркутске. Этот съезд, пополненный представителями казачьих и национальных самоуправлений, должен будет составить земский собор. Необходимость создать для Сибири надлежащую обстановку и известную силовую поддержку вызвала образование к-та содействия созыва земского собора, в состав которого входят представители общественных (земских и кооперативных) организаций и представитель Ц. бюро сибирских военных организаций. Этот комитет действует полулегально и приступает к изданию большой газеты во Владивостоке.

Неопределенность положения на фронте и неустойчивость позиции Омского правительства выдвигала неизбежно вопрос о необходимости решительных действий до созыва Собора. Эти действия мыслились во Владивостоке и одновременно по линии от Н.-Удинска до Тайшета. На этот случай совещанием общественных организаций была выдвинута в качестве временной, до земск. собора, власти группировка из пяти лиц. В связи с этим вам была послана телеграмма о немедленном приезде.

Грамота адм. Колчака, некоторые колебания союзных представителей (Франции и Англии), неполная готовность военных организаций сделали необходимой отсрочку решительных действий и переносят центр внимания на съезд, собирающийся в Иркутске.

Обстановка складывается весьма благоприятная, движение в пользу ответственного правительства, выдвинутого земским собором, крепнет с каждым днем.

Обстановка, однако, побуждает нас торопиться. Движение начинает все более и более захватывать широкие массы. Рабочие профессиональные организации, относившиеся первоначально пассивно-сочувственно к нашему движению, партийные организации, относившиеся даже индифферентно, теперь начинают все более и более «раскачиваться». Дать «раскачаться» широкому массовому движению при нынешних условиях крайне опасно. Необходимо действовать, пока нити еще в наших руках.

Приезжайте, ваше присутствие здесь необходимо. Ваш М.Н. Павловский».

«Многоуважаемый Василий Георгиевич!

В письме Михаила Наумовича Павловского вы найдете ответ на ваши вопросы. Я очень жалею, что не могу лично осветить положение вещей в полной мере, но одно ясно, что движение, которое сейчас развивается, носит органический и национальный характер. Оно опирается и питается от органов местного самоуправления. Необходимо спешить оформить это движение и дать ему возможность выявить свою активную силу. Эта сила – созидающая, творческая. Ваше присутствие здесь крайне необходимо. Это же думает ген. Гайда, который ваш приезд сюда ждет со дня на день.

26 сентября 1919 г. Уважающий вас Ив. Якушев».

На эти письма Болдырев написал следующие ответы:

«Япония. 5/Х-19 Глубокоуважаемый М.Н.!

Крайне признателен вам за ваше письмо, поставившее меня в курсе дел в Сибири.

Платформа, выраженная Грамотой, является для меня вполне приемлемой и отвечает тем идеям, которые, по моему глубокому разумению, крайне необходимы для выхода из того тяжелого положения, которое создалось в Сибири.

К великому огорчению – вопрос о моем приезде несколько сложнее, чем это может казаться: я чрезвычайно ревниво опекаюсь и отечественным и иностранным вниманием, и открытая моя поездка, несомненно, не только поднимет шум, но и может повредить работе в Сибири.

Нелегальное же появление, не говоря о трудности такового, нахожу для себя и по политическим, и по другим соображениям неудобным. Я считаю, что сохранение моего авторитета, особенно среди армии, требует, чтобы мое появление в Сибири было не результатом какого-либо личного искательства, а как подчинение определенно выраженной воли народной со стороны человека, безгранично верного демократическим принципам, а равно и принятым на себя в Уфе политическим обязательствам. Эту точку зрения разделяют и мои здешние политические друзья и представители хозяев страны, где я теперь живу, и с которыми мне приходится беседовать. Кроме того, я считаю весьма важным в соответствии с ходом дела в Сибири установить здесь полезные для дела отношения, особенно на первое, несомненно трудное время. Экономическим вопросам, которыми здесь стали интересоваться даже и в военных кругах, я придаю особенное значение; без правильного разрешения таковых государственное строительство, по-моему, безнадежно трудно. Определенно пытаюсь установить необходимую точку зрения и на атаманский вопрос, в смысле содействия его нейтрализации в ходе событий. Во всяком случае я в полной готовности к работе по первому зову того представительства сибирского населения, которое берет на себя великую задачу восстановления родины и родной Сибири. Считаю необходимым сообщить, что здешние хозяева сочувственно относятся к движению в Сибири и просят настойчиво установить самую тесную связь их представителя во Владивостоке с кем-либо из представителей сибирской общественности, я в этом отношении принял меры.

Передайте содержание моего письма Якушеву и генералу[106].

В. Б.»

«5/Х-1919

Глуб. Ив. Александр!

Очень рад был получить ваше любезное письмо и очень сожалею, что раньше не имел удовольствия лично с вами встретиться и беседовать.

Письмо Мих. Наум. Павловскому и содержание приложений совершенно удовлетворило и с точки зрения принципиальной.

В ответ М.Н. я, изложив некоторые мои соображения и высказав причины, по которым в значительной степени затруднен мой приезд до выяснения результатов съезда, просил его передать содержание своего письма вам и генералу. Душевно желаю успеха.

Ув. вас В. Б.».

На письма Болдырева последовал такой ответ:

«11/Х – 19 г.

Владивосток. Глубокоуважаемый генерал!

Ваше письмо от 5/X с. г. я получил, а также я ознакомился с содержанием вашего письма на имя Мих. Наум. Разумеется, ваши соображения, изложенные в этом письме, имеют свои raison d‘etre, но все же окончательно я не решусь высказать свое мнение. Это будет зависеть от хода событий и их развертывания.

Во всяком случае ваше присутствие в Токио менее может быть полезным нашему движению, чем ваше присутствие здесь.

Относительно «хозяев страны» и их желания связаться с нами, мы уже вам телеграфировали. Но нас определенно не удовлетворяет позиция их доверителей здесь. Общая ориентация их чрезвычайно неопределенна; в одно и то же время они ведут переговоры с нами, омскими и читинскими фирмами. Есть некоторое опасение, что они серьезно связаны с читинской и хабаровской фирмой. Главный директор их – г. К. выехал в Омск, не повидавшись с нами.

Необходимо нейтрализовать влияния. Всего лучшего, уважающий вас Ив. Якушев.

П. С. Посылаю вам первый № «Воли», изданный примыкающей к нам группой».

Из этой переписки видно, что Болдырев далеко не склонен был в то время расценивать этот инцидент как авантюру. Он отнесся к ней серьезно. Его не смутило даже участие Гайды в этом деле. Болдырев поторопился связать отечественных авантюристов с враждебными Колчаку «верхами Японии», которые тоже не отнеслись равнодушно к этой авантюре. Вскоре Иганаки, председатель междусоюзной комиссии военных представителей, обратился к колчаковскому командованию с требованием о немедленном выводе из Владивостокской крепости русских отрядов под тем, видите ли, предлогом, что эти отряды бесчинствуют, устраивают беспорядки и наводят страх на население. Японцы, как видим, старались заблаговременно подготовить заговорщикам базу для военных действий.

Торопил Болдырева и Павловский, который намекал, что массы «раскачиваются». «Дать «раскачаться» широкому массовому движению при нынешних условиях крайне опасно», – поучает Павловский Болдырева. А решительный, отважный Болдырев ждет, рисковать не хочет. Дело с выводом войск из Владивостокской крепости не выгорело, ибо на этот раз Колчак дал несвойственный ему решительный отпор притязаниям председателя межсоюзной комиссии. Вся история чуть было не приняла характер грозного конфликта между Колчаком и союзными державами. Этого Иганаки не предвидел. Чтобы избежать конфликта, Иганаки поторопился дать отбой.

Но и о самом заговоре было осведомлено колчаковское правительство, от имени которого Гинс дал даже предупреждение заговорщикам в виде интервью, напечатанного в газетах. Да и как было колчаковцам не узнать о готовящемся перевороте, раз к этому перевороту были причастны лица, стоящие вокруг Государственного экономического совещания, председателем которого был не кто иной, как Гинс. Так конспирировали эти переворотчики.

Отголоском этого заговора служит вспыхнувшее впоследствии восстание Гайды во Владивостоке, которое, как это ни странно, было подавлено при помощи японцев.

«Эсерами-активистами», о которых упоминает в своем письме Павловский, называлась в Сибири та незначительная группа эсеров, которая порвала с официальной эсеровской партией и образовала «Сибирский союз с. р.» (см. примеч. 290).

Что же «касается сибирских военных организаций», о которых также упоминает Павловский, то это те организации, которые сформировал капитан Калашников (см. примеч. 272).

²⁵⁷ Опущены слова: «Заработал не менее 50 миллионов рублей».

²⁵⁸ Вместо «спасителем» в дневнике сказано «авантюристом».

²⁵⁹ Вот точный текст этой телеграммы с полными адресами:

«Иркутск. Председателю совета министров. Копия всем политическим комиссарам союзных держав. Копия Владивосток генералу Розанову.

Связи настоящим положением Сибири желая посильно помочь Родине считаю патриотическим долгом немедленный приезд Сибирь целью изложить свои соображения правительству и общественным организациям точка Неимении препятствия прошу срочного ответа через Всероссийское Посольство точка 22 ноября 1919 генерал Болдырев».

²⁶⁰ И. Огановский – правый эсер, в Колчаковии занимался исключительно научной работой.

²⁶¹ Восстание Гайды подготовлялось эсеро-областниками (см. примеч. 256). Японцы оказали Розанову большую поддержку, а потому «слегка помогали» – сказано слишком скромно. Отдельные японские части действовали огнем. Японский крейсер освещал своим прожектором вокзал, в котором засели повстанцы, чтобы облегчить Розанову наступление. Японцы, правда, ненавидели Колчака, но Гайда по многим причинам был для них еще менее приемлем, а этого обстоятельства не учли областники, остановившиеся на Гайде после того, как Болдырев решил выжидать события в Токио.

²⁶² Никто еще не разбежался. Все только чувствовали, что надо готовиться к побегу, и в первую очередь это понял Вологодский. На переформирование министерства Колчак вынужден был согласиться под грозным давлением властолюбивого Пепеляева, вдруг ставшего «демократом» и желавшего чем-то вроде представительного учреждения спасти положение и себя.

²⁶³ Вот текст этого меморандума:

«Невыносимое состояние, в котором находится чехословацкая армия, заставляет нас обратиться к союзным державам с просьбой о совете, каким образом чехословацкая армия могла бы обеспечить себе собственную безопасность и свободный возврат на родину, вопрос о котором был решен при согласии всех союзных держав.

Чехословацкая армия была готова охранять железную дорогу и сообщение на вверенном ей участке и эту задачу добросовестно исполняла.

Но ныне пребывание чехословацкого войска на магистрали и ее охрана становятся невозможными ввиду совершенной бесцельности и на основании примитивнейших требований справедливости и человечности. Охраняя железную дорогу и поддерживая порядок в стране, чехословацкая армия вынуждена против своего убеждения содействовать и поддерживать то состояние полного произвола и беззаконности, которое здесь воцарилось.

Под защитой чехословацких штыков местные военные русские органы позволяют себе такие дела, от которых весь цивилизованный мир придет в ужас. Выжигание деревень, убийства русских мирных граждан целыми сотнями, расстрел без суда людей исключительно только по подозрению в политической нелояльности – составляют обычное явление, а ответственность за все это перед судом народов целого света падает на нас за то, что мы, располагая военною силою, не воспрепятствовали этому бесправию.

Эта наша пассивность является прямым следствием принципа нашего нейтралитета и невмешательства в русские внутренние дела, и она же является причиной того, что мы, соблюдая безусловную лояльность, становимся против своей воли участниками преступлений. Сообщая это представителям союзнических держав, которым чехословацкий народ и войско были, есть и будут всегда верными союзниками, считаем необходимым постараться всеми средствами поставить народы всего мира в известность, в сколь морально трагическом положении очутилась чехословацкая армия, и каковы причины этого. Мы сами не видим иного выхода из этого положения, как немедленное возвращение домой из этой области, которая нам была вверена для охраны, и чтобы до осуществления возврата нам была дана возможность прекратить бесправия и преступления, с какой бы стороны они ни происходили.

Богдан Павлу. Доктор Гирс».

Этот меморандум был, понятно, сплошным лицемерием. Стиснутые Красной армией и предвидя, что им придется держать ответ за все содеянные преступления, мерзости и грабежи, чехословаки поторопились изящным жестом свалить все на Колчака.

В ответ на этот меморандум Колчак из своего поезда послал Пепеляеву телеграмму, в которой приказал прекратить всякие сношения с «интриганами» чехословаками и «войти со срочным представлением через Сазонова к чешским и союзным правительствам с предложением отозвать названных лиц из России, с заменой их другими, могущими вести себя более прилично».

Жанен ответил: ввиду недопустимого тона телеграммы Колчака, он отказывается дать ей ход.

Телеграмма Колчака стала, конечно, известна чехам, которые начали вредить Колчаку, подолгу задерживая его поезда на станциях железнодорожной линии, которую они охраняли. На одной из станций Колчак потребовал, чтобы к нему явился чешский комендант для объяснения, почему так долго не подают паровоза. Комендант велел Колчаку передать: «Среди нас нет людей, умеющих себя при лично держать. Пусть адмирал ждет, пока пришлют приличных людей».

²⁶⁴ Гривин, во время отступления всей армии, после поражения у Тобола, получил от Войцеховского боевой приказ задержать корпус и дать красным отпор. Гривин отказался, заявив, что поведет свои полки прямо в Иркутск. На предложение Войцеховского сдать командование корпусом Гривин также ответил отказом. Тогда Войцеховский выстрелом из револьвера убил его.

²⁶⁵ До сей поры, да и навряд ли когда удастся подсчитать точную сумму стоимости того разнообразного добра, которое чехи вывезли из Сибири. А что сумма эта внушительная, видно хотя бы из того факта, что чехи, нищими прибывшие в Россию, по возвращении к себе на родину немедленно организовали так называемый Банк чехословацких легионеров, который считается в Чехии одним из крупнейших банков.

²⁶⁶ Ауслендер Сергей – журналист, восхвалявший Колчака и его сподвижников. Ныне Ауслендер раскаялся.

²⁶⁷ Опущены следующие слова:

– Почему наша революция не родила подобного гимна?

– Да, в сущности, потому, что революция одна для всего мира. На долю Франции выпала честь породить гимн революции и всякий другой был бы излишним повторением, – ответил мне Шалфеев.

– Мысль верная, но есть и другая причина. Так трудно создать музыку лучшую, чем наш старый гимн, воплощавший идею монархии. Он полон величия и силы, как Марсельеза – вся огонь и вдохновение. Говорят, что в Москве были попытки конкурса на создание гимна – они не увенчались успехом. Взяли «Интернационал», но он в каждой стране звучит по-разному – это дань живущему еще в народе чувству национализма. Мировое братство, если ему суждено осуществиться, создаст и свой гимн великого соединения.

²⁶⁸ Инструкторская школа – та школа, которую организовал Нокс (см. примеч. 77).

²⁶⁹ Болдырев имеет в виду то «Государственное экономическое совещание», которое было созвано Колчаком для того, чтобы создать в Сибири хотя бы видимость «народного представительства», как козырь для борьбы с областническими тенденциями.

²⁷⁰ Власть действительно была передана (см. примеч. 36).

²⁷¹ Пропуск: «Он просил визу во Францию. Когда спросили, есть ли у него деньги, сказал, что есть 2 миллиона. Французы будто потребовали 4-х поручителей. Говорят также, что пьет».

²⁷² Не Колесников, а Н.С. Калашников. В настоящее время Калашников живет в Калифорнии. Он – бывший рабочий, слесарь Красноярских железнодорожных мастерских, затем Иркутского депо. В 1905 г. вступил в эсеровскую партию, был членом Северной боевой дружины и участвовал во многих террористических актах. Был несколько раз арестован, несколько раз совершал побеги. Жил в эмиграции. В начале войны был мобилизован, направлен в учебную команду, оттуда в военное училище, а затем в 1916 г. в чине прапорщика отправлен на войну.

Находясь на военной службе, он вел среди солдат революционную агитацию. Вскоре его прикомандировали к штабу Иркутского военного округа. Здесь, в Иркутске, он в декабре 1917 г. принял участие в юнкерском восстании против большевиков. После разгона Сибирской областной думы участвовал в подпольных эсеровских организациях. Когда в Сибири власть взяли белые, то Гришин-Алмазов прикомандировал Калашникова к себе, давая ему для выполнения чрезвычайно секретные поручения.

Калашников является главным организатором антиколчаковских военных кружков, которые состояли из эсеро-областнических офицеров и вообще офицеров, крайне удрученных поражениями армии, а потому и оппозиционно настроенных по отношению к носителю власти.

Ядро этих организаций находилось в армиях Гайды и Пепеляева. Эти организации имели даже две конференции. На второй конференции обсуждался, между прочим, вопрос о том, чтобы открыть фронт для беспрепятственного пропуска в Сибирь советских войск, но большинство высказалось против этого предложения, и оно было отвергнуто. Калашников никогда не считался с партийными эсеровскими авторитетами. Из эсеровской партии Калашников неоднократно исключался и вновь принимался.

²⁷³ Пропуск: «Даже один из его протоиереев, из японцев, посланный за сбором в Семеновское царство, в действительности ездил по поручению какой-то японской фирмы. «Я его журил, – заметил владыка, – а он мне в ответ: так вы против Семенова, друга Японии, значит, вы и против Японии, а еще японский епископ».

²⁷⁴ М-ц – это Монкевиц, он жил долго в Германии, где вел монархическую агитацию.

²⁷⁵ Опущено слово «чех».

²⁷⁶ См. примечание 36.

²⁷⁷ Автор имеет в виду ту решительность, с которой Розанов отверг распоряжение Иганаки о выводе русских войск из Владивостокской крепости (см. примеч. 257).

²⁷⁸ Уже тогда стало известно, что Колчак передал военную власть Семенову. Многие военные части, за исключением тех, которые сразу ориентировались на земство, не хотели поэтому более подчиняться Розанову, тем более что Семенов сам сделал реверанс в сторону сотрудничества с общественными организациями.

²⁷⁹ Некоторые военные части, как, например, Приморский кавалерийский полк, силой забравший своих офицеров, ушли еще до 25 января в сопки, к партизанам. Сознавая опасность положения, Розанов подписал приказ о полнейшей амнистии всех солдат, ушедших к партизанам, если только они добровольно вернутся в ряды армии.

²⁸⁰ Подполковник, известный колчаковский каратель.

²⁸¹ Газета Дальневосточной группы кадетской партии.

²⁸² Афанасьев и Менщиков, арестованные во время попытки земства захватить власть, заявили Розанову, что они готовы официально известить население о своей несолидарности с линией поведения бунтовавших воинских частей и о нежелании земства принимать власть. Оба были выпущены, и вскоре на улицах появилось их заявление, составленное, правда, в довольно туманных выражениях.

²⁸³ Шевченко Гаврило – виднейший командир приморских партизанских отрядов, обладает крупными военными дарованиями, виртуоз, как говорят, в применении партизанских методов борьбы с белогвардейцами и японцами. Японское командование объявило награду тому, кто доставит голову Шевченко.

²⁸⁴ Видный дальневосточный коммунист.

²⁸⁵ Опущено: «Меня не приглашают в земство. Видимо…» и т. д.

²⁸⁶ Оой действительно обещал Розанову поддержку. «Займите позиции, сзади будут стоять японские части, обеспечивающие от возможного окружения повстанцами» – так, по словам начальника штаба Приамурского округа Н. Антоновича, Оой сказал Розанову.

Если японцы не выступили, так это произошло потому, что при скрытом участии американцев, что, впрочем, для японцев не было секретом, розановская власть была неожиданно и быстро ликвидирована.

²⁸⁷ В дневнике записано: «Рассеять его недовольство (конечно, в среде коммунистов)».

²⁸⁸ Опущены слова: «Конечно, страшновато за него» (имущество).

²⁸⁹ По настоянию автора, многоточиями заменены слова: «мерзавцами» и «негодяем».

²⁹⁰ Сибирские эсеры – это те, которые порвали с официальной эсеровской партией и образовали «Сибирский Союз Соц. Рев.». В своей декларации Союз обещал: «Поддерживать Ком. Член. Учред. собрания в его стремлении немедленно после свержения Колчака, не откладывая, начать выборы в Сибирское Учредительное собрание». Отказываясь следовать постановлениям официальной эсеровской партии, Союз требовал от своих членов активного участия в политической борьбе и декларировал, что будет содействовать большевикам скорее свергнуть диктатуру Колчака. В своей декларации Союз заявил даже, что «лучше прервать выборы в Сибирское Учредительное собрание, в случае решения народа признать советскую власть, чем медлить и тянуть с правильным устройством народной жизни теперь, когда всеобщая разруха и разлад измучили и измотали весь народ». Во главе этого Союза стоял Павел Михайлов, известный как один из главных руководителей сибирских подпольных организаций, сформировавшихся в 1918 г. для борьбы с Советами. Михайлов был членом Западно-Сибирского комиссариата, затем недолгое время был министром во Временном Сибирском правительстве, Михайлов был в числе того 31 арестованного, которого колчаковцы вывезли на пароходе на середину Байкала, убили, а затем бросили в воду.

²⁹¹ Эти дети – «дети петроградской бедноты» (см. примеч. 54).

²⁹² Купец бессовестно лгал. Ни одного из не внесших контрибуции в Томске не расстреляли.

²⁹³ Опущены слова: «Видимо, и в устах Колчака, Деникина и Семенова лозунг этот («единая, неделимая») звучал ложью и не имел доступа к народной душе».

²⁹⁴ Тряпицын Я. – анархист, в 1920 г. руководил партизанским отрядом, который занял город Николаевск-на-Амуре. После того как японцы и белогвардейцы выступили с оружием в руках, чтобы свергнуть советскую власть, Тряпицын расправился с повстанцами. Эта расправа Тряпицына и послужила для японцев поводом, чтобы совершить свое выступление 4–6 апреля, о котором речь будет дальше в тексте книги.

Когда в Николаевск пришли регулярные советские войска, то Тряпицын и его ближайшие сотрудники (Нина Лебедева-Кияшко и др.) были преданы суду, который вынес им смертный приговор, приведенный в исполнение.

²⁹⁵ Вместо слов: «Они знают, чего хотят» – в дневнике записано:

«У меня осталось ощущение какого-то недовольства собой, как будто я говорил больше, чем надо, и был более искренен, чем, может быть, следовало бы. Но такова моя натура. Эти люди мне как-то ближе нашей мычащей бюрократии, в них чувствуется воля к борьбе».

²⁹⁶ Автор имеет в виду тот не существовавший в Нижнем Новгороде Всероссийский крестьянский союз, который был сфабрикован для одурачивания крестьянских и рабочих масс на страницах читинской семеновской газеты «Забайкальская новь» в номере от 10 марта 1920 г. В этом номере опубликовано нижеприводимое воззвание, которое, полагаем, не нуждается в пояснениях:

«Мы, представители крестьян всей России, собравшиеся на съезде в числе 392 депутатов, постановили:

1) Мы знаем, что в России вся разруха идет исключительно оттого, что власть находится не в русских руках и большевики вводят нам коммуну, а крестьяне никогда не будут коммунистами; кадеты – представители помещиков и капиталистов, социалисты-революционеры – представители спекулянтов, а про остальных и говорить не приходится.

2) Мы считаем, что хотя большевики и называют свою власть рабочей и крестьянской, но мы знаем, что там нет ни одного крестьянина, почему она и не может называться так, для обмана темного народа.

3) Мы считаем, что власть должна быть только крестьянская, и только она может успокоить Россию, а потому избираем Всероссийское крестьянское правительство, которому и приказываем приступить к немедленной работе.

4) В состав Всероссийского крестьянского правительства должны входить только крестьяне и никого больше.

5) Под именем крестьян считаем всех крестьян, казаков, бурят, татар, башкир и других, занимающихся сельским хозяйством, и их детей и внуков.

6) Всем офицерам и солдатам приказываем служить только Всероссийскому крестьянскому правительству.

7) Всероссийскому крестьянскому правительству немедленно войти в связь со всеми борющимися против большевиков правительствами и подчинить их Всероссийскому крестьянскому правительству для беспощадной борьбы с коммунистами.

8) Атамана Семенова, как сына казака, просить не только подчиниться Всероссийскому крестьянскому правительству, но и предложить звание русского крестьянского диктатора, как защитника единой России и крестьянства.

9) Если атаман Семенов примет звание всероссийского диктатора, то Всероссийское крестьянское правительство подчиняется ему и работает по его указаниям, впредь до созыва им Всероссийского Учредительного собрания.

10) Атаман Семенов может теперь же, не ожидая прибытия к нему членов Всероссийского крестьянского правительства, составить Временное Всероссийское правительство, при условии, чтобы они были крестьяне или внуки и дети крестьян.

Председатель Всероссийского крестьянского съезда Георгий Муромцев.

Секретарь съезда Илья Королев.

Нижний Новгород».

²⁹⁷ Опущены слова: «Да, хорошее наследство оставил Колчак».

²⁹⁸ События в Николаевске-на-Амуре (см. примеч. 307).

²⁹⁹ «Благоразумие» на этот раз действительно спасло положение, но оно не разрешило задачу, и напрасно Болдырев так категорически утверждает, что «свел на нет попытку реакции захватить власть», ибо очень скоро реакция все-таки захватила власть. «Кроме благоразумия» следовало запастись и решительностью для борьбы с реакцией.

³⁰⁰ Полагаю, что да. Болдырев того мнения, «что Япония сознательно шла на установление демократического буфера», то есть либерально-торгашеского, при котором она могла бы удовлетворить свой хищнический завоевательский аппетит. Но в том-то и дело, что «верхи Японии» знали, в чьи руки неминуемо должен попасть Дальний Восток, а потому и хотели предупредить события. Японцы искали предлога для выступления, чтобы подольше задержаться на русской территории и иметь возможность подкрепить свои претензии на Сахалин. Для этого они и спровоцировали разгром Николаевска-на-Амуре.

³⁰¹ Урочище Анучино находится в 100 верстах от полотна железной дороги. После выступления чехов в 1918 г. урочище Анучино стало укрытием всем бежавшим от преследования белобандитской власти и разных атаманов. Вот здесь-то, в Анучино, и произошло формирование «красных партизанских отрядов Приморья».

В Анучино находился главный штаб партизанских отрядов, во главе с Гавр. Шевченко. После японского выступления 4–6 апреля в Анучино пришли красные войска, отступившие от Никольск-Уссурийска и г. Гродеково.

Партизанские отряды и прибывшие военные части были подчинены военному командованию, которое назначило в Анучино военного комиссара Якова Кокушкина. Партизаны недоверчиво относились к военному командованию, а потому крайне недружелюбно встречали бывших белых офицеров, которых к ним назначали на командные должности. Анучинцы желали видеть Приморье под советской властью, а потому все свои действия согласовали с Дальбюро ЦК РКП. Так как анучинцы были единственной верной и надеж ной опорой, то вполне понятно, что Дальбюро всячески старалось снабжать их вдоволь военными и другими припасами, порой даже в ущерб остальным военным частям, которые были слишком разжижены белыми и находились в подчинении высшего командования края. Отсюда ясно, что офицерство должно было коситься на анучинцев и пользоваться всяким случаем, чтобы вредить им. Чтобы восстановить партизан против Дальбюро, чиновники штаба главного командования систематически тормозили доставку пропитания для анучинцев.

³⁰² Меры принимались (см. конец примеч. 318).

³⁰³ Эта авантюра была бы предупреждена, если бы совершенно не пропустили беженцев-белогвардейцев на территорию области.

³⁰⁴ Последняя фраза в дневнике была записана так: «Переборщи ли с портретами советских деятелей, портреты которых в виде иконостасов выставили перед трибуной».

³⁰⁵ «Ретвизан» в Цусимском бою участия не принимал. «Ретвизан» находился в Порт-Артуре с самого начала Русско-японской войны и в первых же боях был выведен из строя. Перед сдачей Порт-Артура русские потопили «Ретвизан», но так неудачно, что японцы вскоре подняли его, привели в порядок и зачислили в свой военный флот как боевую единицу.

³⁰⁶ Генерал Оой был в это время главнокомандующим японскими экспедиционными войсками в Сибири.

³⁰⁷ Когда тряпицынские отряды вошли в Николаевск-на-Амуре, то они заключили перемирие с находившимся там японским гарнизоном. В городе находилось также значительное количество русских белогвардейцев. Японское командование взяло их под свое покровительство. Подстрекаемые японцами и получая от них поддержку вооружением и деньгами, белогвардейцы начали держать себя крайне вызывающе по отношению к отрядам, пришедшим установить совет скую власть, вследствие чего город все время находился в напряженном состоянии. Чтобы успокоить население, Тряпицын созвал на 12 марта краевой съезд. Но в ночь на 12 марта японцы без всякого повода, если не считать предъявленное им требование о разоружении, которое не было удовлетворено, внезапно выступили и учинили побоище. Сам Тряпицын, сильно раненный, с трудом спасся из своего помещения, которое подожгли японцы.

Тряпицынские отряды отступили за город, где сорганизовались, и днем 12 марта сделали успешное контрнаступление на японцев. Отступая со своих позиций, японцы укрывались в здании японского консульства и оттуда стреляли в русских, не допуская к себе парламентеров для переговоров. В конце концов японские войска были перебиты.

Тряпицын был настолько убежден в своей правоте и в правильности своих действий, что немедленно же принял все меры к созыву международной следственной комиссии для расследования событий в Николаевске-на-Амуре. Все указывало на то, что японцы сознательно провоцировали русских.

Выступлением 4–6 апреля японцы раскрыли свои карты. Характерно, что когда в конце апреля сошлись японские и русские делегаты для выработки соглашения, то японцы настаивали, чтобы вопрос об ответственности за события 4–6 апреля обсуждению не подвергался.

³⁰⁸ Эти «скрытые силы», которые «делали погоду», были, конечно, коммунисты. С точки зрения Болдырева, коммунисты, быть может, и заслуживают упрек, но с нашей точки зрения, они поступали вполне правильно, ибо они свергли розановщину для того, чтобы утвердить в области советскую, а не буржуазно-демократическую власть, на которую, как на переходящую ступень, они временно согласились. Исходя из этих соображений, вполне понятно, если в известных случаях коммунисты действовали «за спиной правительства». А так как положение этого демократического правительства было крайне ложное и неуверенное, то «скрытые силы» вполне правильно делали, если ликвидировали и увозили из областей то имущество, в котором нуждался тыл и которому угрожала опасность попасть в чужие руки. Что о намерениях и целях коммунистов «демократ» Болдырев не мог быть информирован в той мере и степени, как это ему желательно было бы, вполне понятно, но что коммунисты имели все основания с некоторой подозрительностью относиться к «демократическим членам» этого правительства – факт. Глава этого правительства, Медведев, связывался с представителями русских белых «правительств» и находился в переписке с Маклаковым, «российским послом в Париже». И вполне понятно, если при первом удобном случае коммунисты сняли Медведева с поста и заменили его коммунистом Никифоровым.

³⁰⁹ Буферная Дальневосточная республика, иначе называемая ДВР, должна была сыграть роль «передышки» на пути продвижения советской власти к берегам Тихого океана, эту роль она сыграла. В 1923 г., как только японские войска очистили советскую территорию, ДВР ликвидировалась, установив по всей области советский образ правления.

³¹⁰ См. примечания 294 и 307.

³¹¹ Уткин был убит при следующих обстоятельствах. В качестве представителя Приморского правительства Уткин выехал на Иман для ведения переговоров с японцами о прекращении военных действий. Узнав, что сотник Коренев занимается на Имане грабежами, Уткин пригласил Коренева для объяснения. Войдя в вагон, Коренев выстрелом из револьвера убил Уткина. Милиционер Когода хотел было задержать убийцу, но Коренев выстрелил во второй раз и уложил на месте милиционера.

³¹² См. примечание 301.

³¹³ Как И.И. Циммерман попал в «демократическое» правительство – непонятно, ведь Циммерман – правый кадет, член биржевого комитета, а при Колчаке был даже комиссаром.

³¹⁴ И здесь мы можем повторить только то, что по другому случаю сказали в примечании 308. Цейтлин поступал вполне правильно, если в то время не считался с формальными постановлениями «демократ. правительства», а с реальной политикой, которую проводило Дальбюро.

³¹⁵ Андогский вообще хотел нажить капитал на имуществе Академии Генерального штаба. Впоследствии, когда он при меркуловской власти занял пост городского головы Владивостока, то на казенный счет поехал в Японию, где закончил переговоры с японцами о продаже им ценнейшей библиотеки Генерального штаба. Об этом, как о «выгодной покупке», одна японская газета и сообщила своим читателям. Переговоры о продаже библиотеки велись с согласия братьев Меркуловых и генерала Дитерихса. Когда Андогский возвращался во Владивосток, чтобы забрать библиотеку и отправить ее в Японию, то на пути настигла его «печальная весть», что библиотека находится уже в распоряжении штаба 5-й краснознаменной армии.

³¹⁶ Опущен конец записи: «Медведев жалуется на Доманевского, который продолжает быть в трансе и сильно чудачит. Ha днях его несколько помяли пьяные японские офицеры. Он теперь считает себя болгарским генералом и французским офицером. Ходит при всех орденах и ультимативно требует от французской военной миссии защиты его чести, как кавалера Legion d‘honneur. Видимо, придется все-таки его немного полечить».

³¹⁷ Болдырев остался верен себе. Он молчал, когда Авксентьев столкнулся с Вологодским. Он выжидает и теперь, когда «вновь затягивается ожесточенная борьба».

³¹⁸ Когда во главе правительства стоял Медведев, то портфель военного министра находился в руках Краковецкого (теперь коммунист, тогда же эсеро-областник), Болдырев держался в те дни с достоинством, и если принять во внимание, что с ним считались и японцы, то станет понятным, почему Никифоров, сменивший Медведева, предложил портфель военного министра Болдыреву. Ему, несомненно, приходилось работать при крайне трудных условиях и чрезвычайно сложных обстоятельствах, разобраться в которых он не мог. Болдырев подчеркивает, что он вступил в правительство, руководясь соображением служить интересам «Родины и русского дела». Интересы же эти он понимал по-своему, и вполне понятно, что не мог сработаться. Ведь каждому ясно, что это было бы преступлением в то тревожное время отправить себе в тыл такую большую контрреволюционную армию, некогда шедшую под командой Каппеля. Будущее показало, что именно коммунисты были правы, так как те каппелевские части, которые осели на нашей территории, создали впоследствии большие осложнения. Болдырев, чтобы поиграть на гуманных людских чувствах, говорит, что «жуткую картину» представляли «беженцы – старики, дети» и т. д. Не спорим, но факт тот (знать этого Болдырев не мог), что уже задолго до того, по распоряжению Дальбюро, работала негласная комиссия, которая отбирала тех, которые не представляли опасности, и отправляла их на родину. Среди отправляемых были и рядовые всех армий. Таких рядовых было немало. Поставить же дело широко и реэвакуировать массами не только рядовых, но и враждебных советской власти офицеров было нельзя. Это понял бы и Болдырев, если бы уже тогда «Родина» в его представлении была – советская Россия.

³¹⁹ Опущен ответ Болдырева Андогскому: «Для этого ему (Кожевникову) надо приехать ко мне».

³²⁰ Вокруг газеты «Вечер» сгруппировались члены Демократического союза (Демсоюз). Этот Союз, как в одном месте говорит Болдырев, – объединял «лиц, не связанных никакой партийной дисциплиной», и «главным образом, беспартийные элементы, ставящие себе задачей борьбу с поднимавшей голову реакцией». А между тем под флагом этого «демократического» Союза прошел в Учредительное собрание ДВР Знаменский – человек сомнительной демократичности, который в Учредительном собрании находился на крайне правом фланге и который своими докладами о деятельности Учредительно го собрания восстановил против ДВР все буржуазно-либеральные группировки Владивостока, чем, конечно, играл и на руку реакции.

³²¹ Вместо последней фразы в дневнике записано: «Валюта на дорогу, видимо, сильно заняла Андогского, и он решил туда поехать».

³²² Осевшие каппелевцы, конечно, начали готовиться к перевороту, и понятно, что они должны были враждебно относиться к Болдыреву, которого вообще считали демократом и которого поэтому опасались.

³²³ Правые группировки упорно называли Учредительное собрание ДВР «читинским», подчеркивая этим свое желание рассматривать буфер как такое государственное областническое образование, которое автономно и в своих действиях совершенно независимо от остальной советской России.

³²⁴ Опущены слова, с которыми Сахаров набросился на Кустова: «Тебе кто позволил сюда прийти, мерзавец? Вывести его!»

³²⁵ Опущены слова: «Познакомился в редакции с адъютантом Молчанова и нач. осв. отдела армии. Дельные ребята. Привезли агитационные листки. На одном из них фигурирует Цейтлин с его угрозой» и т. д. Словом, по дневнику видно, что к этим листовкам имел некоторое близкое отношение и Демсоюз.

³²⁶ Опущена вся запись от 10 января. В этой записи читаем такое место: «Я имел неосторожность открыть свои карты в статье «Советский империализм», разрыв с большевиками наметился резко».

³²⁷ Опущены слова: «Конечно, применены все обычные обвинения в контрреволюции, ненависти к сов. России, услужении капиталу» и т. д.

³²⁸ Вместо последних слов в дневнике записано: «Советская стряпня, юные мальчики наделяются неограчиненными правами».

³²⁹ Не все владивостокские депутаты поехали в Читу. Не поехал и Болдырев. По каким соображениям он не поехал – нам неизвестно. Забегая, однако, немного вперед, отметим, что после меркуловского «недоворота», о котором речь будет ниже, все владивостокские депутаты, как заподозренные в меркуловской авантюре, были исключены из состава членов Учредительного собрания ДВР.

³³⁰ В дневнике слово «товарищ» иронически взято в кавычки. Ф. – это некто Филиппов.

³³¹ Этот А. – Антонович, попал на Восток вместе с Академией Генерального штаба, содействовал Розанову в захвате Владивостока.

³³² Вместо слов «заметное утомление» в дневнике сказано: «Надоели и красные знамена, и лозунги, и гнусавое пение Интернационала».

³³³ В связи с этим местом не лишним считаем для характеристики нерешительности Болдырева привести запись, сделанную дня через два (11 февраля), но опущенную в тексте книги: «Встал с тяжелым сознанием бестолково проведенных последних дней. Обстановка крайне сложна, выбрать наиболее соответствующий путь трудно. Владивосток – Чита; интервенция – Интернационал». Так рассуждал Болдырев в те дни, когда носились «тревожные слухи» о готовящемся выступлении семеновцев.

³³⁴ См. примечание 111.

³³⁵ Правительство «теряло почву», главным образом, потому, что дало осесть в области значительным белогвардейским силам, которые тем только и занимались, что подготавливали перевороты.

Финансовый крах и безработица тут ни при чем, тем более что и эти «уязвимые места» были следствием большого скопления бездельников, людей не способных к физическому труду, людей, которые всегда готовы были стать игрушкой в руках японцев.

³³⁶ Как в начале своей книги Болдырев восхвалял «демократизм» Директории, так теперь он это делает по отношению к Демсоюзу, но забывает, что если Демсоюз, как и Директория, имел «хороших ораторов», так зато у него не было почвы под ногами. Массы за ним не шли. Кого же Союз думал облагодетельствовать своим демократизмом?

³³⁷ Утверждение голословное.

³³⁸ См. примечание 296.

³³⁹ Болдырев действительно активного участия в меркуловском движении не принимал, но что он знал о готовящемся перевороте – это несомненно. Впрочем, кто из членов Демсоюза этого не знал?

³⁴⁰ Многоточием Болдырев заменил следующие слова из дневника: «Чай подают полковники, неизвестно, что – полковники за лакеев или лакеи возведены в полковники».

³⁴¹ Опущены слова: «Социалистический блок опять яростно взялся за обработку крестьян, благо безмолвие правительства выбивает козыри из наших рук».

³⁴² В оригинале сказано: «У Бострема заседал с харбинскими кооператорами».

Каков же был демократизм этого Демсоюза, когда члены его заседали с семеновцами?

³⁴³ Опущены слова: «Встретил А.И. Андогскую. Сетовала, почему я не беру власть и не приглашаю Андогского. Не удержалась сказать гадость, будто бы Сл. обо мне сказал: «Болдырев – выстреленный патрон».

³⁴⁴ Болдырев, умолчав о том, что Меркулов был у него дома, опустил следующую, довольно ярко характеризующую членов Демсоюза, запись дневника: «Вечером сидел в помещении Демсоюза. С.Ф. Знаменский, «слегка навеселе», неистово громил кадетов, в частности Кроля, и так извел своими репликами Бострема, что (тот) не выдержал и сказал, что он «в таком кабаке сидеть не намерен». Знаменский вскочил, (крикнул) «до свидания» и покинул собрание, причем Б. сказал ему: «Генерал от демократии», а тот ответил: «Генерал от бюрократии». Глупо».

³⁴⁵ В дневнике вместо последних двух предложений сказано: «Впервые говорили (с Меркуловым) о необходимости возвращения (грузов) из полосы отчуждения, каких бы жертв это ни стоило. Выяснили, что грузы продавать придется».

³⁴⁶ В дневнике сказано: «Скучная провинциальная речь».

³⁴⁷ Опущены слова: «От командира 2-го корпуса генерала Смолина, старообрядческого архиерея, старообрядческого старосты и Николаевской и Владивостокской городских дум. Весьма жидкие аплодисменты».

³⁴⁸ Широкогоров и Оленин были в народном собрании лидерами монархической фракции.

³⁴⁹ Заметить должно, что в офицерской артели не было «рабочих, ранее бывших в Союзе грузчиков». Эти «рабочие» были беженцы, единомышленники офицеров.

³⁵⁰ Опущены слова: «Недурно для армии Его Королевского Высочества».

³⁵¹ В дневнике сказано: «Со стороны пьяного Савоськи». Всеволод Иванов был вторым председателем национального демсоюза. Человек продажный, большой хамелеон, заискивал у интервентов, околачивался в передних меркуловских правителей. За все эти доблести и получил прозвище Савоська.

³⁵² Состав народного собрания представлял большую смесь представителей разных группировок. В состав народного собрания вошли 11 диких, 7 казаков, 11 так называемых крестьян, 1 кадет, 4 эсера, 9 несоциалистов, 8 демсоюзцев и т. д. Все они образовали в народном собрании 4 основные группы: 1) блок несоциалистов – 43 депутата, 2) Демсоюз с примыкающими – 10 депутатов, 3) Трудовая партия – 7 депутатов и 4) эсеры с примыкающими – 15 депутатов.

³⁵³ На этом завтраке, который состоялся в день Покрова, присутствовали, кроме перечисленных в тексте, генерал Молчанов и В. Иванов – Савоська. В этой благородной компании очутился «демократ» Болдырев. Как будто он не мог знать, что здесь будет властвовать настроение «монархически-хмельное», а не учредиловское. Текст книги очень скупо передает запись дневника. «Неистовствовал в своем слове Меркулов», – читаем мы в дневнике. В то время, когда «пьяненький командир (Зеленцов) упрямо бурчал «за монархию» – Иванов-Савоська, как отмечает Болдырев, «пропел одну из своих арий о старой императорской армии и бегал кругом стола, когда его начали ловить, чтобы покачать».

³⁵⁴ Цейтлин Роман Абрамович – старый партийный работник, в 1905–1906 гг. был членом Северо-Западного комитета РСДРП, участвовал в 1907 г. в нашем партийном съезде в Стокгольме; в 1909 г. сослан в Сибирь. Во время мировой войны Цейтлин жил в Харбине. Там же он энергично закреплял завоевания Февральской, а затем Октябрьской революции, а впоследствии, после падения колчаковщины, участвовал в образовании ДВР. Цейтлин, в качестве уполномоченного ДВР, находился во Владивостоке как раз во время меркуловского переворота. На квартиру врача Моисеенко, куда Цейтлин пришел повидаться с некоторыми политическими друзьями, явились трое военных, которые начали производить у него обыск по ордеру меркуловской контрразведки. Во время обыска один из военных выстрелом из револьвера убил Цейтлина наповал.

³⁵⁵ В дневнике этот раут описан более красочно. «Закончилось все поздно ночью, – читаем мы в дневнике, – выпито было преизрядно. Не обошлось и без скандала. Депутата Кожина побил какой-то казачий офицер. Напившийся японский профессор Хигучи считал почему-то своим долгом переругаться со всеми хозяевами и получил от старенького казачьего генерала отповедь на отборном «шекспировском» (?) языке. Сошло – почтенный профессор, кончивший нашу Киевскую духовную академию, «не понял» и продолжил всех уверять, что России больше нет и не будет, как нет старой Римской империи. Мне почему-то ставил в вину стремление социализировать Японию и раздеть японок, как это делают русские дамы (?). Я ему ответил, что это ничего бы не прибавило к откровенности японок, так как они и теперь раздеты снизу до пояса. Лихо танцевали казачьи генералы, пели со слезой казаки и наши нарсобские «крестьяне». Одним словом, к 2–3 часам ночи объединение было достигнуто, но ценой, думаю, не малой».

³⁵⁶ Последние две строки в дневнике записаны так: «Вот тебе и легенда о восстаниях на Сибирской магистрали, о которых так старательно сообщают «услуживающие» власти из «Русского края».

³⁵⁷ Никакие переговоры Цейтлин с каппелевцами не вел.

³⁵⁸ Последний отрывок, который в книге начинается словами «у меня имеется», в дневнике отсутствует. Вместо этого мы в дневнике находим следующие слова: «И в этом будет громадная трещина среди молодого поколения».

Словом, в дневнике выражен взгляд, противоположный тому, который находим в книге.

³⁵⁹ «Праздник», о котором говорит Болдырев, был отпразднован столь эффектно и красочно, что читатель, думаем, не посетует на нас, если восстановить всю запись дневника, тем более что про академиков царского Генерального штаба Болдырев в своей книге ничего почти не сказал.

«Праздник георгиевских кавалеров, праздник Генерального штаба и академии. По немому соглашению в силу обстоятельств, сложившихся между начальником академии А. Андогским и конференцией, всякое торжество в самой академии признано излишним. Общий праздник устраивает правительство и командование. Я получил приглашение, как тов. предс. народного собрания. Волновался старик Б.М. Колюбакин. В этом почтенном профессоре столько честолюбия и страсти быть на виду у начальства! Долго обсуждал – не умалено ли его достоинство предоставлением ему билета в третьем ряду? Немало пережито тревог из-за шпор и из-за ленты.

Утром был в церкви, жарко, людно и скучно, пели плохо. После парад принимал глава правительства С.Д. Меркулов и Вержбицкий. Я, конечно, был в стороне, и мой воротник штатского пальто и шапка вдохновили Савоську на очередной фельетон. У ограды церкви какой-то не социалист расправлялся с большевиком: «Было время – расстрелять меня хотел, а теперь, мерзавец, пришел на наше торжество, на нашу партию любоваться».

Недурно прошли взводы моряков, морских стрелков, сводный взвод кавалеристов и пехоты, затем парадировали георгиевские кавалеры. Народу было очень много, преимущественно из сочувствующих новому порядку.

Поехал на автомобиле с Андрушкевичем в «Золотой Рог», где был приготовлен завтрак для георгиевских кавалеров и офицеров Генерального штаба. Сидел рядом с Вержбицким, справа от меня старый болтун генерал Мандрыка. Говорил Спиридон (Меркулов) о «промысле Божьем», говорил Вержбицкий. От имени офицеров Генерального штаба отвечал «старейший» Б.М. Колюбакин. От имени академии А.И. Андогский оправдывался за «извилистый» изгиб академии к той же цели, куда идет и настоящее национальное правительство. В юбилейном номере «Русской армии» его довольно холостая статья.

Выскочил с нелепой истерической речью полупьяненький Антонович и наскочил на скандал. В своей речи отлично знающий его И.И. Еремеев спросил: кто этот предыдущий оратор без погон, офицер ли он? Антонович пытался объясниться и в конце концов, по-видимому, деликатно был выведен генералом Семеновым, выполнявшим роль выводного. Недурно для генерала Генерального штаба.

Вержбицкий рьяно кричал, восстанавливая порядок среди охмелевших гостей. Во время моей речи о внимании к тем георгиевским кавалерам, кои рассеяны за пределами родины, какой-то пьяный полковник крикнул: «А ты жирный!» Вержбицкий грубо приказал ему убраться вон. «Слушаю, ваше высокопревосходительство!» Сочетание хама и холопа, таким образом, исчезло из-за стола.

Скоро уехал. У бывшего на завтраке минфина Лихоидова стащили шубу, стоящую 4000 рублей!

Так бывшие люди справляли свой военный праздник! Так в ненастные дни занимались они… делом!»

³⁶⁰ Опущен следующий конец: «Здесь еще много «товарищеского» духа, я обратил внимание на обращение ко мне. Слово «товарищ» исключено из обихода».

Смысл этих слов станет понятным, если заметим, что «Общество народных чтений» (это видно из одной, опущенной в тексте книги, записи дневника) «до 26 мая (меркуловский переворот) находилось в плену у коммунистов», оставивших обществу в наследие «товарищеский дух», выправить который Болдырев и желал.

³⁶¹ Опущена запись от 20 декабря, в которой находим такие строки: «В комиссию доложили бумажку с просьбой исходатайствовать у японцев «замки» для запирания дверей складов. В приложенной ведомости эти замки оказались замками к трехдюймовым орудиям. Не понимаю: наивность, глупость или провокация».

³⁶² Точная запись последних двух строк такова: «Какой-то молодой человек Крымов, очевидец «советского рая», едет, видимо, по инициативе несос-съезда рассказывать населению области об этом «рае».

³⁶³ Последние строки записаны в дневнике так: «Меркулов выпил, сильно матершиничал, но все искупалось огромным темпераментом и волей к борьбе. Он неистово ругал совет несос-съезда, Донченко, схватился с генералом Анисимовым, уговаривал меня бросить Демсоюз и помочь им на полном безлюдье. Возмущался претензиями Широкогорова на портфель министра иностранных дел и, видимо, был бы весьма не прочь предоставить его мне, но, к сожалению, я не имею к этому никакой охоты».

³⁶⁴ Остроумов Б.В. – инженер. Став управляющим КВЖД, он всячески противодействовал ее возвращению СССР. Остроумов нажил за время своего хозяйничанья на этой дороге большой капитал. После того как дорогу передали СССР, обнаружилось, что Остроумов совершил ряд уголовных преступлений, вследствие чего китайские власти арестовали Остроумова и предали его суду.

Гондатти – бывший генерал-губернатор Приамурского края. Гондатти заведывал на КВЖД земельным отделом и был членом правления этой дороги. Будучи ближайшим сотрудником Остроумова, Гондатти принимал участие во всех его контрреволюционных и хищнических проделках. Гондатти также посажен китайскими властями в тюрьму.

³⁶⁵ Дайренская конференция, состоявшаяся в г. Дайрене в августе 1921 г., была первой русско-японской конференцией после нескольких лет интервенции и оккупации Дальнего Востока. Основной вопрос – эвакуацию японских войск из пределов Приморья, конференция не разрешила. Япония предъявила к Дальневосточной республике «17 требований», принятие которых означало бы превращение Дальнего Востока в «русскую Корею». Японское правительство добивалось на Дайренской конференции от Дальневосточной республики официального и формального подтверждения за Японией прав и преимуществ на Дальнем Востоке, как в экономическом, так и в военном отношениях. Кроме того, Япония стремилась продемонстрировать перед заседавшей в то время Вашингтонской конференцией свое искреннее намерение вывести войска из Приморья. Несмотря на то, что Дайренская конференция была сорвана японскими милитаристами на другой день после окончания Вашингтонской конференции, и несмотря на то, что эта конференция не разрешила основного вопроса о выводе японских войск, все же она знаменовала собой скорый конец японской оккупации Дальнего Востока.

Чаньчуньская русско-японская конференция происходила 4 сентября 1922 г. На этой конференции впервые принял официальное участие в переговорах с Японией представитель РСФСР. Чаньчуньской конференции предшествовала декларация японского правительства о выводе японских войск из Приморья к 1 ноября 1922 г. Экономическая депрессия, настроение определенных японских кругов, направленное против интервенции Сибири, а равно нажим Америки вынудили японское правительство приступить наконец к реэвакуации японских войск из Приморья. В Чаньчуне Япония не отказалась совершенно от политики нажима ради достижения особых преимуществ и привилегий, и поэтому Чаньчуньская конференция не установила вполне нормальных дружественных отношении между Советским Союзом и Японией. Эти отношения установились значительно позднее.

³⁶⁶ Трудно согласиться с утверждением Болдырева, будто эти организации, членами которых было исключительно белогвардейское офицерство, «преследовали главным образом экономические цели». Возможно, что среди этого офицерства находились и такие, конечно, немногочисленные лица, которые успели разочароваться в белом движении и даже в монархической идее, но рисовать дело так, будто эта офицерская масса вынуждена была «под угрозой репрессии» «дать своих представителей на национальный съезд», значит грешить против истины. «Национальный съезд» занялся ведь мобилизацией сил для борьбы с соввластью, что, несомненно, составляло основу не только Союза георгиевских кавалеров, но, возможно, и Союза инвалидов.

³⁶⁷ Как только Дитерихс убрался восвояси, над гостиницей «Золотой Рог» появился «бело-зеленый флаг». Из плаката, который был наклеен у входа в гостиницу, владивостокские жители могли узнать, что образовалось «правительство автономной Сибири», во главе которого стоят кооператор Сазонов и профессор Головачев. Это «правительство» образовал японский полковник Гоми с целью грабежа. Дело в том, что Гоми вывез из Хабаровска во Владивосток советское золото, конфискованное японцами.

Удирая из Владивостока, Дитерихс не успел вывезти это золото. Его решил прикарманить Гоми. Именно ему Сазонов и Головачев передали это золото «в полную собственность» за 10 процентов вознаграждения. Получив вознаграждение, Сазонов и Головачев забыли про власть и как можно скорей убрались подобру-поздорову, ибо к Владивостоку подходила под командой Уборевича 5-я краснознаменная армия.

Ясное представление о том, что в дни Сазонова творилось во Владивостоке, дает следующий документ:

«Главкому Н. Р. А. Дальневосточной республики. Копия консульскому корпусу во Владивостоке. Копия японскому командованию во Владивостоке.

Центральный стачечный комитет рабочих организаций гор. Владивостока и его окрестностей, обсудив 21-го сего октября в 11 часов дня вопрос о положении в гор. Владивостоке, доводит до вашего сведения следующее:

1) Под покровительством интервенции совершенно разграблено все народное имущество и погружено на суда; что не удалось увезти, то стараются привести в негодность.

В настоящее время белобандиты приступили к грабежу имущества отдельных учреждений: разграблены жел.-дорожные склады на Первой речке и на Эгершельде.

В последнюю минуту идет расхищение жел.-дорожного депо, не исключена возможность порчи оставшихся паровозов и проч. имущества.

2) Происходят нападения пьяных белобандитов на частные квартиры. Так, в ночь на 21 октября в рабочей слободке вооруженными белобандитами булыжниками и прикладами повыбиты окна в домах, где живут рабочие.

3) Вооруженными группами производятся аресты и увод арестованных на суда, о судьбе которых добыть сведения не представляется возможным. Также делались попытки увода политических заключенных из тюрьмы.

4) В городе полное отсутствие власти. Происходят грабежи и насилия. В результате творящейся анархии какая-то шайка, во главе с Сазоновым и комп., объявила себя правительством, что еще в большей мере усиливает беспорядок и анархию в городе и дает возможность остаткам белобандитов творить суд и расправу над беззащитным населением.

Если такое положение продолжится еще несколько дней, то народное имущество вконец будет разорено и населению предстоят неисчислимые бедствия.

Стачечный комитет, доводя о настоящем до сведения, просит командующего Н. Р. А. защиты и восстановления порядка в городе Владивостоке.

М. П.

21 октября 1922 г. Гор. Владивосток.

Центральный стачечный комитет рабочих организаций города Владивостока и его окрестностей».

Излагая события на Дальнем Востоке за 1920–1922 гг., Болдыреву приходилось касаться и роли, которую в этих событиях играли чехословаки, к сожалению, эта роль выявлена слабо. Болдырев говорит о чехословаках бегло, как бы мимоходом, а между тем в то время никто, как Болдырев, так близко не соприкасался с чехословаками. А отношения с чехословаками у Болдырева были самые лучшие. И в благодарность за такие отношения чехословаки 12 августа 1920 г. наградили Болдырева, как командующего Приморским военным округом, «чехословацким боевым крестом».

Получив награду, Болдырев 11 августа послал «командующему чехословацкими войсками на Дальнем Востоке», генералу Чечеку, следующее письмо:

«Ваше превосходительство Уважаемый генерал!

12 августа с. г. я имел честь быть награжденным высоким военным орденом, Чехословацким боевым крестом. Эта высокая боевая награда, связывая меня с доблестной Чехословацкой армией, прочно закрепит те узы дружбы, которые создались между мною и Чехословацкими войсками.

Прошу вас, генерал, через господина военного министра выразить Господину Президенту Чехословацкой Республики мою глубокую признательность за высокую оказанную мне честь.

Прошу принять уверение в совершенном моем уважении и преданности.

В.Г. Болдырев».

Уезжая на родину с богатствами, награбленными на Урале и в Сибири, командующий чехословацкими войсками послал 20 августа 1920 г. за № 17916 Болдыреву следующее письмо:

«Ваше превосходительство!

Покидая Владивосток со своим штабом во вторник 24 августа на транспорте «Президент Грант», считаю своим долгом сердечно вас поблагодарить за вашу любезную поддержку, которую вы мне во время моего командования на Дальнем Востоке всегда оказывали.

Надеюсь, что дружеские и сердечные отношения, которые существовали между нами здесь, на Дальнем Востоке, будут поддерживаться и в будущем между нашими свободными странами; желаю вам полного успеха в вашей созидательной работе и пребываю в глубоком к вам уважении.

Генерал-майор Чечек».

Оба эти письма написаны, понятно, общепринятым официальным стилем, и поэтому останавливаться на содержании этих писем не имеет никакого смысла. Но две фразы этих писем как-то невольно обращают на себя внимание. Болдырев пишет: «между мною и Чехословацкими Войсками», а Чечек подчеркивает: «между нашими свободными странами». Стоит сравнить эти две фразы, чтобы перед нами вырисовались во всей своей красе два «демократа-генерала, два патриота»: европейский и российский.