Су-17 эксплуатация

В.Ю. Марковский, И. В. Приходченко

Су-17 (зав. № 90-24) на вечной стоянке музея ВВС в подмосковном Монино

(Продолжение. Начало в №5-7,9,10-12/201 1, 1,4-8,10/2012г., 1/2013 г.)

Поступление первых Су-17 в строевые части шло параллельно с их освоением в Липецке, поэтому переучивание летного и технического состава приходилось проводить непосредственно на заводе, где была организована теоретическая подготовка, ознакомление с конструкцией в заводских цехах и практические занятия на летно-испытательной базе. Инструкторами выступали летчики-испытатели завода и суховского ОКБ, достаточно часто появлявшиеся в ЦБП и частях ВВС. Результаты были вполне приемлемыми и не раз впоследствии бывало, что при загрузке учебной базы 4-го ЦБП и ПЛС, лётный состав из полков направлялся для прохождения учебного курса на завод. Для техников же учеба в Комсомольске была обычным делом. Нередко переучивание очередной части проводилось на базе соседнего полка, успевшего наработать опыт эксплуатации Су-17.

Первым полком, начавшим освоение Су-17, стал 523-й апиб из дальневосточной Воздвиженки. Полк с богатой боевой историей был сформирован в начале Великой Отечественной войны в качестве истребительного, некоторое время воевал в качестве истребительно-разведывательного, отличился в сражениях Курской битвы и Витебско-Оршанской операции, закончив войну со звучным титулом Оршанский Кранознаменный орденов Суворова, Кутузова и Александра Невского. После войны полк в составе 303-й Смоленской Краснознаменной истребительной авиадивизии был перебазирован в Приморье и, летая на МиГ-15, принимал участие в боевых действиях в Корее.

Выбор части в качестве лидерной на новой технике основывался не только на славной истории и боевых традициях: в 1960 году полк первым в ВВС получил самолеты Су-7 (еще в первоначальной модификации фронтового истребителя), а затем и истребители-бомбардировщики Су-7Б, имея к началу перевооружения на Су-17 наиболее богатый опыт эксплуатации данного типа.

Наличие десятилетней школы службы на Су-7, доскональное знание устройства и особенностей в обслуживании и пилотировании «су-седьмого», с которым новая машина имела немало общего, послужило весьма уважительным фактором в принятии решения. При известной преемственности с предшественником, от которого Су-17 унаследовал силовую установку, мало изменившееся шасси, управление и многие системы, включая арматуру гидравлики, электрооборудование, радио и навигационную аппаратуру, переучивание на новый тип становилось не более сложным, чем при освоении новой модификации, Сохранилось также размещение большинства агрегатов на привычных местах, монтажи и подходы к оборудованию, а большое количество эксплуатационных лючков способствовало удобству работы техсостава.

Имели место и другие резоны: близость завода-изготовителя позволяла рассчитывать на скорую организацию обучения технического и летного состава, тем более что изучать матчасть кроме как в заводских цехах больше было пока что негде. Соседство с заводом способствовало также оперативному решению вопросов со снабжением и заменой агрегатов и комплектующих, ресурс которых на машинах первых серий был ограниченным, а заводская бригада, сопровождающая эксплуатацию, при необходимости могла оказаться на месте едва ли не в тот же день. Даже доставка новой техники в часть могла производиться своим ходом, благо до Воздвиженки был от силы час лету, тогда как в большинство других полков машины отправляли воздушным транспортом, привлекая самолеты ВТА, для чего груз требовалось разбирать на составляющие агрегаты. Отправлять самолеты с завода можно было и по железной дороге, для чего предусматривалось размещение разобранного Су-17 на паре четырехосных железнодорожных платформ, но в этом случае требовалось озаботиться упаковкой и обеспечением охраны секретной техники, путешествие которой по просторам страны растягивалось на недели. Получение самолетов с завода в расстыкованном виде имело еще и те неудобства, что сборка их в части обычно сопровождалась всякого рода проблемами. На этот счет был даже разослан норматив времени и трудозатрат, отводивший на выгрузку, сборку и облет Су-17 привлечение бригады из 12 человек разных специальностей и 35 часов рабочего времени с общим расходом 272 человеко-часа. Однако при работе с незнакомой матчастью на месте обычным образом выявлялись различные вопросы, начиная от ошибок в сборочных и монтажных схемах и прочей эксплуатационной документации и до возникавших после сборки дефектов и рекламаций (известно, что даже после разборки и сборки бытовой техники запросто могут остаться лишние детали). Имевшие опыт в этом деле доброхоты советовали для сборки тонкой авиационной техники первым делом обзавестись кувалдой побольше и «монтажным ломом» для посадки на место несговорчивых узлов. После сборки и установки оборудования непременным этапом была регулировка и настройка самолетных систем и аппаратуры, что требовало времени и усилий. Очевидным образом получение самолета, отлаженного и «доведенного до ума» в заводских условиях, было куда привлекательнее, нежели его прибытие «россыпью».

В Воздвиженку первые Су-17 прибыли 8 октября 1970 года. Полк получил самолеты 87-й и 88-й заводских серий. Освоение новой техники не сопровождалось особыми проблемами, и возникавшие вопросы решались самым оперативным образом, в противовес массе трудностей, возникших в свое время при переходе на Су-7, памятных многим служившим в части техникам и летчикам. Надежность техники была на уровне, число отказов оценивалось небольшим, и вступление в строй Су-17 происходило достаточно гладко, позволив полку в скором времени рапортовать о достижении боеготовности. В дальнейшем, по мере поступления Су-17 в ВВС, в Приморье образовалась целая группировка, включавшая шесть полков на самолетах этого типа, и переучивание личного состава соседних частей в иных случаях проводилось с участием того же лидерного 523-го полка.

По штату, в составе истребительно-бомбардировочного авиаполка трехэскадрильного состава находилось 56 летчиков и 40 самолетов, из расчета по 12 машин в эскадрилье плюс звено группы управления вместе с командирской машиной. Такой расчет позволял иметь соотношение в три летчика на два самолета, рекомендуемое с учетом нахождения в строю подготовленных летчиков и поддержания летной нагрузки, при котором летчики могли сменять друг друга на самолетах при выполнении задач (соотношение поддерживалось с учетом рекомендаций авиационной медицины, по-простому формулируемых словами «самолет выдержит – он железный, а вот летчику передышка нужна»). Обычным образом в частях наличествовало количество машин, отличное от штатного из- за задержек с получением с завода, отхода самолетов в ремонт, потерь в результате аварий, не всегда восполняемых, передачи своей техники соседям (или, в свою очередь, получения из других частей), причем иногда наличие авиатехники могло даже превышать положенное по штату и в полку насчитывалось за полсотни самолетов. Ввиду отсутствия «спорок» непременным образом в полках оставались двухместные Су-7У, служившие для проверки летных навыков, вывозных полетов и восстановления после перерывов в летной работе. Во многих частях имелись даже несколько МиГ-15УТИ, использовавшихся при аналогичных задачах, для разведки погоды и «слепых» полетов под шторкой. «Утенок», конечно, самым малым образом походил на Су-17 поведением и даже арматурой кабины, однако был привлекателен экономичностью и простотой, позволяя отрабатывать некоторые упражнения Курса боевой подготовки в основных элементах техники пилотирования и самолетовождения без привлечения боевой машины.

Су-17 из состава 43-го опиб в арочном укрытии на аэродроме Чойбопсан в Монголии. Хорошо заметно отличие носовой части после ремонта, вызванного столкновением с другим самолетом на стоянке

Су-17 из состава 806-го апиб перед вылетом на учения. Самолеты еще не доработаны и имеют одностороннюю установку ПВД. Луцк, 1974 год

В дальневосточной 1-й Краснознаменной Воздушной Армии следом за 523-м полком новый тип самолета освоил соседний 26-й гв. апиб под Хабаровском. Образованный в 1938 году полк принимал участие в Зимней войне с Финляндией, а затем был включен в систему ПВО Ленинграда, отличился в боевых действиях Великой Отечественной войны и был отмечен гвардейским званием. К концу войны в его составе насчитывалось 14 Героев Советского Союза. В начале 60-х годов полк был передан ИБА и, в период ухудшения отношений с Китаем перебазирован из Ленинградского военного округа на Дальний Восток, где служил в качестве отдельного на МиГ-17. Полк привлекался к событиям на острове Даманском в марте 1969 года, будучи переброшенным к месту конфликта, однако ввиду скоротечности имевших место боевых действий непосредственного участия в них летчики не принимали; противник был разгромлен силами пограничников и Сухопутных войск, а применение авиации ограничилось разведывательными и предупредительными вылетами. С 1972 года 26-й гв. опиб вместе с другими здешними частями вошел в 83-ю смешанную авиадивизию, объединявшую истребительную и ударную авиацию.

Очередной частью на Су-17 стал 806-й дважды Краснознаменный ордена Суворова апиб в Луцке, которому также отводилась роль лидерного с тем, чтобы наработанный в части опыт эксплуатации самым широким образом использовался при переходе на новый самолет других частей и соединений в европейской части страны. Прежде полк летал на Су-7Б В дальнейшем на базе луцкого полка проводились некоторые этапы войсковых испытаний, учебные сборы и переучивание личного состава. Полк был сформирован в апреле 1942 года под Сталинградом в качестве штурмового, и к началу 70-х годов входил в 289-ю истребительно-бомбардировочную авиадивизию со штабом здесь же в Луцке, подчинявшуюся львовской 14-й ВА. Здешний полк пользовался доброй славой и привлекательностью еще и потому, что квартировал непосредственно в областном центре, по- украински щедром и изобильном, где служить было достаточно комфортно по сравнению со многими гарнизонами, часто затерянными вдали от населенных мест, где единственной приметой цивилизации была разве что железная дорога.

Ко времени оснащения части новой техникой в ее составе служили преимущественно достаточно опытные летчики, как минимум с 1-м и 2-м классом, и новичков из училищ в полк не посылали (как говорили, причиной было благоволение к луцкому полку Кутахова, распорядившегося сделать лидерную часть образцовой). Вместе с тем полк пополнялся не только за счет перевода летчиков высокой квалификации из других частей, но и летным составом с ДОСААФовской выучкой, дававшей хорошие навыки пилотирования. В части продолжали служить и летчики с весьма почтенным стажем и опытом еще военного времени. Одним из первых на Су-17 пересел замкомэска подполковник Карл Артамонов, начавший летать еще в 1938 году и прошедший войну, у которого в летной книжке значилась запись о последнем боевом вылете, сделанном 11 мая 1945 года над Прагой. Несмотря на возраст за пятьдесят, летчик отличался отменным здоровьем, из года в год без замечаний проходил летные медкомиссии, снайперски работал на полигоне, и успел затем освоить появившиеся в полку Су-17М2.

Тем не менее, луцкий полк остался единственным к западу от Урала на «простых» Су-17, и те прослужили в Луцке всего четыре года, вскоре будучи смененными более совершенными «двойками». По всей видимости, командование достаточно трезво оценивало возможности первых Су-17, считая их боевую эффективность неудовлетворительной для действий против весьма сильного вероятного противника на западноевропейском направлении.

По правде говоря, «прохладное» отношение командования ВВС к Су-17 было вполне обоснованным. Желаемого роста боевых возможностей самолет не обеспечивал, обладая все тем же ограниченным радиусом применения и будучи неприспособленным ни к действиям ночью, ни в сложных метеоусловиях. Лучшего оставляли желать боевая нагрузка и ассортимент вооружения, мало отличавшиеся от предшественника, а в части прицельного оборудования самолет и вовсе оставался на том же месте. Фактически Су-17 обеспечил лишь улучшение взлетно-посадочных качеств с сопутствующим положительным изменением картины безопасности полетов, что было приветственным, но от боевого самолета нового поколения по праву хотелось большего.

Этот Су-17 стал "учебной партой"для курсантов одного из технических училищ ВВС

Выполнение регламентных работ на Су-17 34-го апиб в ТЭЧ полка

Заправка Су-17 из состава 34-го апиб с аэродрома Кировабад. Под крылом самолет несет контейнер с помеховой станцией "Сирень"

По всей видимости, с учетом изложенного, большая часть поступавших в ВВС машин первой модификации направлялась в дальневосточные и забайкальские части, где вероятный противник был им больше «по зубам». Само перевооружение здешних частей ИБА на новую технику производилось прежде всего с учетом противостояния с крайне недружелюбным тогда Китаем. Сдержать неприятеля с его поистине бесчисленными армадами на здешних малообжитых просторах с крайне слаборазвитой инфраструктурой в случае военных действий возможно было лишь с применением ракетных и авиационных ударов, позволявших остановить его на достаточном удалении, не допуская перехода к ближнему бою, заведомо невыгодному с учетом колоссального численного превосходства противника. Китайская армия, при всей внушительности, располагала мощнейшими людскими ресурсами (на что и полагалась), однако в отношении технической оснащенности была далека от современного уровня. То же относилось и к наличию войсковых средств ПВО, представленных исключительно зенитной артиллерией и пулеметными установками. В борьбе с таким противником вооружение и оборудование Су-17 выглядели вполне достаточными, да и выживаемость ударной авиации при противодействии ПВО подобного уровня оставалась приемлемой.

В целом положение дел в Дальневосточном военном округе оценивалось как удовлетворительное и здешняя авиагруппировка всегда относилась к одной из наиболее сильных в отечественных ВВС – иначе и быть не могло, поскольку на этом направлении требовалось противостоять потенциальным противникам в лице Японии и Южной Кореи вместе с дислоцированными на тамошних базах американскими войсками и бороздившими тихоокеанские воды авианосными группировками 7-го флота США.

Много сложнее выглядела обстановка в Забайкалье. За годы недавно еще декларированной Китаем «вечнозеленой дружбы» здешний военный округ привыкли считать «тыловым» и оснащению, по понятным причинам, уделялось куда меньшее внимание, нежели ДальВО и войсковым группировкам на западном направлении, на переднем крае противостояния с НАТОвской Европой. В период добрососедских отношений с «братским Китаем» располагавшуюся здесь 45-ю Воздушную Армию поспешили расформировать решением от июля 1957 года, подчинив оставшиеся части управлению ВВС военного округа, а приказом от 9 июля 1964 года и вовсе сократили до незначительного «отдела авиации ЗабВО». Как показали дальнейшие события, с декларированными тогда миролюбивыми инициативами «поэтапного решения проблемы разоружения и одностороннего сокращения советской стороной своих Вооруженных Сил» поторопились. Недавний дружественный сосед превратился в откровенную угрозу, непредсказуемую и агрессивную. Обладавший ядерным оружием и армией в несколько миллионов человек, Китай уже успел проявить свои намерения, спровоцировав пограничные вооруженные конфликты и, не особенно церемонясь в выражениях, продолжал выступать с нападками в адрес СССР. Свидетельством горячности намерений Пекина служили трансляции по радио выступлений китайских должностных лиц, призывавших «разбить собачьи головы советским ревизионистам».

Тревожно складывавшуюся ситуацию пришлось исправлять мерами самого решительного и скорого характера. Помимо усиления армейского контингента в Забайкалье, оборудования укрепрайонов и развертывания специально формировавшихся для китайского направления пулеметно-артиллерийских дивизий, предназначенных для борьбы прежде всего с живой силой противника, принялись за восстановление авиационной группировки. Задача была тем более сложной, что на китайском направлении требовалось прикрыть границу на протяженности более чем в 2500 км, что при здешней слаборазвитой инфраструктуре возможно было сделать исключительно с участием авиации. Уже с января 1966 года началась переброска авиационных частей из европейской части страны, причем в первую очередь в Забайкалье направлялись ударные силы бомбардировочной и истребительно-бомбардировочной авиации.

Камуфлированный Су-17 в перегоночном ворионте с подвесными топливными баками под крылом и фюзеляжем самолета. Самолет запечатлен но аэродроме Семипалатинск при перелете к новому месту службы

Курсант Ейского училища у самолета Су-17 с патронной лентой, снаряженной 30-мм осколочно-фугасно-зажигательными снарядами для пушек НР-30

Подвеска на подфюзеляжном держателе самолета Су-17 разовой бомбовой кассеты РБК-500-225, снаряженной противотанковыми бомбами ПТАБ-2,5

Подвеска практической авиационной бомбы П-50-75 под правый падфюзеляжный держатель БДЗ-57М самолета Су-17

Ровно через десять лет после расформирования прежнего авиационного объединения, в соответствии с директивой Минобороны СССР от 22 июля 1967 года и приказом Главного штаба ВВС от 29 июля 1967 года на территории округа была образована 23-я Воздушная Армия, а управление авиацией ЗабВО преобразовано в управление армией под началом генерал- майора авиации В.Ф. Хохлачева.

В кратчайшие сроки было сформировано мощное авиационное объединение в составе четырех авиадивизий и шести отдельных авиаполков, разместившееся но аэродромах Забайкалья и Монголии. Начинать службу приходилось в крайне непростых условиях: помимо сурового климата, знойного летом и морозного зимой, прибывающие части встречались с неподготовленностью аэродромов, а зачастую и полным отсутствием бытовых условий, из-за чего жить приходилось в бараках и землянках. Обустраиваться приходилось уже на месте, зачастую своими силами доводя до приемлемого состояния жилье и служебные постройки. То же относилось к продовольственному снабжению, сплошь привозному, из-за чего рацион обычным образом состоял из вечных макарон с тушенкой, неудобоваримой сушеной картошки и такого же лука. Даже формой воспитания провинившихся в ЗабВО была «ссылка» в части на территории Монголии с еще более спартанскими условиями, в свою очередь, оттуда наказанных отправляли в забайкальские гарнизоны, лишая «зарубежной» получки в монгольских тугриках. Служба в Забайкалье, тем не менее, не приравнивалась к нахождению в особо сложных условиях и выслуга здесь шла обычной, из-за чего при направлении в удаленный округ само наименование ЗабВО читали как «Забудь о Возврате Обратно». Монголия и вовсе не считалась полноценной «заграницей» – для направления туда военнослужащим даже загранпаспорта не требовалось.

Образование 23-й ВА стало явлением беспрецедентным в своем роде – развернутое в таких масштабах авиационное объединение было единственным, вновь сформированным в послевоенное время. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 января 1974 года «за заслуги в боях по защите Родины, успехи в боевой и политической подготовке» армия была награждена орденом Красного Знамени (упоминание о «заслугах в боях», правда, звучало авансом, поскольку ни в каких боевых действиях недавно образованная армия не успела отличиться).

Отличительной особенностью 23-й ВА было преобладание ударной составляющей, имевшее вполне очевидную подоплеку: при задействовании противной стороной своих ВВС, с их уровнем середины 50-х годов выглядевших маломощными и в техническом плане, и организационно, справиться можно было даже имевшимися силами истребительной авиации, тогда как для отражения выступления сухопутных войск с их многократным численным превосходством требовалась по возможности мощная ударная авиагруппировка. Соответственно, в составе 23-й ВА к началу 70-х годов насчитывалось три истребительных полка и восемь истребительно-бомбардировочных и бомбардировочных полков. Части ИБА в объединении к этому времени летали на МиГ-17 и Су-7.

В составе 23-й ВА самолетами Су-17 были оснащены части со славной историей и богатыми боевыми заслугами: 6-й Краковско-Берлинский орденов Суворова и Кутузова апиб, 21-й Витебский дважды Краснознаменный ордена Кутузова апиб и 43-й Севастопольский Краснознаменный ордена Кутузова апиб. Все они несколькими годами ранее в ходе формирования армии прибыли из военных округов на европейской части СССР. 6-й полк был переброшен из Прибалтики на станцию Степь, войдя в состав сформированной в декабре 1970 года 30-й истребительнобомбардировочной авиадивизии. Во время перевооружения на Су- 17 командиром полка являлся подполковник Э. Кондратенко. Первыми в полку Су-17 освоили военные летчики 1-го класса В.И. Штурбин, И В. Никитченко, С.Н. Красноперое и А.А. Жудов. 21-й полк вместе с еще несколькими частями перевели с Кавказа, разместив на аэродроме Джида; некоторое время он сохранял статус отдельного, а с мая 1981 в ходе дальнейшего усиления армии вошел во вновь сформированную 21-ю авиадивизию. Во время освоения Су-17 полком командовал полковник С.С. Дружинин. 43-й полк сменил «прописку» в Латвии, в июне 1968 года перелетев из Тукумса на монгольский аэродром Чойбалсан (площадка Байн-Тумен Восточного аймака МНР, знаменитая еще со времен боев с японцами на Халхин-Голе). На новом месте полк вошел в состав 29-й авиадивизии.

При перевооружении частей на новую технику общим правилом было оснащение каждого из полков в авиадивизии (в 23-й ВА на тот период они были двухполкового состава) «своим» типом машин, из-за чего соседние части в соединениях, помимо Су-17, получали микояновские истребители-бомбардировщики, поначалу МиГ-23Б, а затем и МиГ-27. «Унитарный» состав соединения на самолетах одного типа, представлявшийся выгодным с точки зрения обеспечения и снабжения унифицированной техники, был привлекательным разве что в эксплуатационном отношении, однако наличие в дивизии самолетов различных моделей, отличавшихся возможностями, обеспечивало гибкость применения и планирования боевых задач. Немаловажной являлась также возможность «подстраховки» на случай возникновения проблем с эксплуатацией одного из типов, то и дело проводившихся доработок или приостановки полетов, вводившейся на время разбирательства после летных происшествий. Имели место и вполне объективные причины, учитывавшие возможности авиапрома: промышленность при имевшихся объемах производства не могла обеспечить одновременное перевооружение множества частей исключительно самолетами определенного типа. Комсомольский завод, загруженный еще и экспортным заказом, давал ВВС порядка 150 – 180 самолетов в год, распределить которые следовало по многим объединениям, из- за чего параллельно приходилось пополнять их и продукцией других предприятий.

Работы по техническому обслуживанию истребителя-бомбардировщика Су-17 на площадке перед арочным укрытием для самолетов. Самолет доработан с симметричной установкой ПВД

Первое время на Су-17 переводились исключительно части с опытом эксплуатации Су-7. По мере распространения Су-17 в ВВС на них стали перевооружать и полки, ранее летавшие не только на «сушках», но и на других типах самолетов (обычно это были распространенные в ИБА МиГ-17). Поскольку «спарки» для Су-17 все еще не было, потребовалось организовывать переучивание с машин, порядком отличавшихся характеристиками и особенностями в пилотировании.

Не нашлось ничего лучшего, как использовать для этого двухместные Су-7У, позволявшие выполнить ознакомительные полеты с инструктором и дававшие какое-то представление об особенностях «сушки». Тем самым летчику на пути к Су-17 приходилось осваивать еще один тип самолета, более сложный по сравнению с боевым, зато при переходе на истребитель-бомбардировщик проблем с техникой пилотирования не возникало (как говорили, «кто выучился летать на Су-7, способен летать на чем угодно»).

43-й апиб, перевооружение которого началось весной 1974 года, получил Су-17 последних серий, завершавших производство этой модификации на заводе, пополнившись также за счет передачи машин из Луцка и других частей, переходивших на новые модификации. Командиром полка являлся полковник П.Г. Иванов, вскоре ушедший в морскую авиацию и смененный подполковником В Брыковым. Помимо летчиков-выпускников военных училищ, в полку было много пришедших из ДОСААФ и имевших неплохой летный стаж, причем ко времени перехода на Су-17 добрая треть летного состава в полку была представлена новичками, только что выпустившимися из учебных заведений. Ко времени поступления Су- 17 в полк в училищах началась и подготовка технического состава на этот тип самолета, уважительно называемого в частях «академиками» (прежде далеко не все из техсостава проходили краткую стажировку на заводе, и машину осваивали все больше прямо на месте, благо через руки опыт приходил быстрее, чем с помощью лекций на теоретических занятиях).

Обустроить успели и аэродромы, оборудовав стоянки капонирами и железобетонными укрытиями; помимо защиты техники, сооружения представляли немалое удобство в обслуживании машин, позволяя работать не на ветру, под дождем и снегом, а при некотором подобии комфорта. Здесь же под рукой находились средства подготовки машины, а также первый боекомплект и набор подвесных баков. Самолет можно было полностью подготовить непосредственно в укрытии, там же производя запуск двигателя и вырулить для взлета.

Аэродром Чойбалсан даже по здешним меркам мог считаться передовым – от китайской границы его отделяла какая-то сотня километров. На аэродроме были приняты все меры по усилению защищенности авиатехники и личного состава: посреди степи возвели закрытые убежища для самолетов, на все полагавшиеся по штату машины – на каждую эскадрилью по двенадцать рассредоточенных по стоянке арочных укрытий и, в дополнение, еще четыре укрытия для самолетов дежурного звена. Тут же при убежище находились укрытые толщей земли помещения для летчиков и техников и сооружения для хранения боеприпасов, также укрытые земляной засыпкой и соединенные с самолетными укрытиями патернами. Среди прочих аэродромов Забайкалья база Чойбалсан выделялась еще и позывным словом «Кожемит», никому неведомым (по мнению здешних старожилов, если уж свои его не знают, то китайцы, даже подслушав, и подавно не поймут).

Еще одним полком, получившим Су-17, стал 217-й апиб в составе среднеазиатской 73-й ВА. В полк поступили машины заводских серий с 90-й по 93-ю. Нетрудно заметить, что и в этом случае самолеты были направлены в объединение «второй линии». Дислоцированный в туркменском Кизыл-Арвате полк в качестве «потенциального противника» имел разве что соседний шахский Иран, проявлявший вполне нормальные соседские отношения, не говоря уже о дружественных тогда Ираке и Афганистане. Зато служба в Туркмении изобиловала полным набором обещанных присягой тягот и лишений, от проблем с водой и желудочных заболеваний до среднеазиатского климата с иссушающей летней жарой и промозглой сырой зимой, некоторой компенсацией которым было разве что здешнее фруктовое изобилие (по крайней мере, после не очень сытного Забайкалья). Даже полеты в полку в летнее время с температурами под +40..+50°С старались проводить преимущественно ночью, да и в обычные дни рабочий день начинали спозаранку, стараясь завершать к наступавшей дневной жаре. Летать приходилось над пустынными просторами Кара-Кумов, местности трудной в ориентировании и навигации. Самолет и здесь, однако, показал себя вполне надежной машиной, заслужив признательность летчиков за «летучесть» и легкость в управлении.

Отработка боевого применения включала бомбометание с разных видов маневра, пуски НАР и стрельбу из пушек. Бомбили как с пикирования и горизонтального полета, в зависимости от задачи и условий, так и с кабрирования, используя специальный бомбардировочный прицел ПБК-2КЛ, с помощью которого производилось прицеливание в горизонтальном полете или в крутом наборе высоты.

Выгодным удар с кабрирования оказывался и при противодействии ПВО. Практически все зенитные средства и, в особенности, ЗРК, не могли вести стрельбу отвесно вверх («в зенит»), обстреливая воздушную цель лишь при некотором склонении. Над зенитной позицией наличествовала непростреливаемая «воронка», находясь в которой атакующий самолет мог избежать поражения. Соответственно, и возможность выполнения энергичных вертикальных маневров над целью при нанесении удара повышала эффективность атаки и снижала уязвимость.

Фото на память: техник перед Су-17, оснащенным парой ПТБ и четырьмя пусковыми устройствами АПУ-68У. 217-й апиб, аэродром Кизыл-Арват

Укладка тормозного парашюта в контейнер истребителя- бомбардировщика Су-17 Ейского ВВАУЛ

Ориентиром для построения кабрирующего удара служила сама цель или расчетная вынесенная точка, в момент пролета которой и запускался прицел с устройством, подобным таймеру, выдававший команду звуковым сигналом и загоранием лампочки на ввод самолета в крутой вертикальный маневр. В наборе высоты летчику требовалось точно выдерживать скорость и угол кабрирования, а в нужный момент устройство автоматически сбрасывало бомбы, после чего самолет можно было вывести из атаки продолжением полупетли или переворотом, уходя с разгоном на снижении, пока бомба шла к цели. При использовании прицела и САУ в режиме «Маневр» система автоматически выводила самолет на кабрирование, без вмешательства летчика выдерживая траекторию и перегрузку, сбрасывала бомбы и также «в автомате» завершала фигуру выполнением полупетли. Однако этот режим был принят не сразу, и продолжительное время по соображениям безопасности рекомендовалось бомбометание с кабрирования выполнять в ручных режимах, сохраняя привычное управление самолетом.

Стрелковый прицел АСП-ПФМ-7, стоявший на Су-17, уже ко времени разработки машины не был последним словом в оборудовании боевой машины. Дальность до наземной цели, определяющую в решении прицельной задачи, летчику приходилось вводить самому, прикидывая визуально, или полагаться на ввод самим устройством расчетным образом, по данным высотомера и угла тангажа (прибор использовал методику не сложнее курса школьной геометрии). На ровной местности результаты были более-менее приемлемыми, однако при пересеченном рельефе, холмистой или, в совсем уже крайнем случае, горной местности показания высотомера запаздывали, и ошибки в прицеливании достигали 250 – 270 м. Нормативная точность стрельбы реактивными снарядами типа С-24 и С-5 с использованием прицела в автоматическом режиме составляла 0,4 – 0,6 % от дальности (другими словами, при пуске С-5 с дальности эффективной стрельбы порядка 800 – 1200 м круговое вероятное отклонение составляло 5 – 8 м); при бомбометании с пикирования нормативная точность равнялась 20 м и с горизонта – 60 м.

Другим недостатком гироскопического прицела была чувствительность к перегрузкам при выполнении боевых маневров. Подвижная прицельная марка уходила из поля зрения летчика уже при перегрузке 1,8 – 2,0 и «успокоить» ее, удерживая на цели нужное для прицеливания время, не было возможности, что препятствовало точной стрельбе по воздушным целям, особенно в маневренном бою.

Устраняя недостатки прицела, ввели режим фиксированной дальности, рассчитанный на удаление 300 м, что уменьшило подвижность марки. Стрельба теперь могло вестись в расчете на некоторое осредненное расстояние и, при известном навыке, была эффективнее, чем при прежних ошибках прицеливания. Для уменьшения систематических ошибок при стрельбе по наземным целям ввели осредненные значения угловых поправок, учитывавшиеся прицелом, что также упростило работу летчика в полете.

Другой доработкой, внедренной на Су-17 в 1975 году по образцу Су-17М, стала установка на ручке управления второй боевой кнопки, специально предназначенной для управления бомбометанием, тогда как первая служила для стрельбы из пушек и пуска ракет. Прежде использование любого из видов вооружения, будь то стрельба из пушек, пуск НАР или сброс бомб, осуществлялось одной кнопкой, а переключение на нужный вид оружия производилось на отдельном щитке системы вооружения, что отвлекало летчика. Раздельное управление оружием позволяло сэкономить нужные в атаке секунды и было весьма удобным (к слову, аналогичное решение было уже внедрено на МиГ-27, откуда, по всей видимости, его и позаимствовали).

Свои особенности имела стрельба реактивными снарядами: поскольку Су-17 нес до шести ракетных блоков или тяжелых снарядов С-24, их залповый пуск мог создать опасность помпажа двигателя, захлестываемого шлейфом горячих пороховых газов от сходящих ракет. Особенно ощутимый эффект возникал при стрельбе С-24, дававшими заброс температуры газового следа до 400°С. Для предохранения от воздействия горячего потока, прямиком шедшего в двигатель и грозившего не только помпажом, но и пережогом силовой установки, самолет оборудовался системой КС-1, на пару секунд уменьшавшей подачу топлива в двигатель. Тем не менее, даже при этих мерах разрешалось выполнять пуски С-24 только при выводе двигателя на режим малого газа и стрелять залпом и серией только С крыльевых точек, удаленных от воздухозаборника, и не более четырех ракет за раз. Залповому пуску полного комплекта С-24 сопутствовал даже заброс перегрузки из-за попадания самолета в газовый след сошедших ракет; при скоростях порядка 1000 км/ч перегрузка подскакивала до «четверки» безо всякого вмешательства летчика, если же он при этом брал ручку на себя, начиная вывод из пикирования после атаки, то суммарная перегрузка могла достичь запредельной. Помимо прочего, ракеты с мощным пороховым двигателем давали копотный след, плотным зеленым налетом оседавший на остеклении, и отмыть его стоило большого труда. Избавиться от этих напастей помогло появление ракет С-24Б, отличавшихся пороховым зарядом с менее вредными свойствами и пониженной температурой газового следа, что позволило снять ограничения и выполнять пуски практически с любых режимов. На новые пороховые заряды перевели и «малокалиберные» ракеты типа С-5, а также более мощные С-8. Однако же на снабжении оставались в больших количествах и ракеты прежних образцов, требуя от летчиков повышенного внимания при стрельбе с учетом особенностей снаряжения самолета.

Посадка истребителя-бомбардировщика Су-17 из состава 963-го уап после выполнения учебного полета

Техник выпускает в полет Су-17. Аэродром 963-го уап Ейского ВВАУЛ

Подвижные пушечные установки СППУ-22 на Су-17 оказались ограниченно пригодными. Следящий режим, при котором стволы оружия при пролете над целью оставались бы направленными на объект атаки и вели его непрерывный обстрел, из-за ограниченных возможностей того же прицела и бортового оборудования на Су-17 не использовался. Применять установки можно было только с пикирования, в качестве обычного неподвижного оружия, или с горизонтального полета с фиксированным углом наклона стволов в режиме «поливного огня». Считалось, что такая стрельба может быть выгодной при атаке протяженных и площадных целей типа колонн противника на марше или транспортных обьектов. Однако летчики резонно замечали, что при этом самолет нужно вести строго в горизонтальном и прямолинейном полете, все это время оставаясь над целью и воздерживаясь от каких-либо маневров, без малейшего крена и тангажа, уводивших очередь, что могло только приветствоваться вражескими зенитчиками (иное дело – атака с использованием обычного оружия, будь то пушка, бомбы или ракеты, занимающая считанные секунды и позволяющая тут же выйти из-под огня противозенитным маневром, выполнение которого у летчиков воспитывалось едва ли не на уровне рефлексов).

Помимо прочего, при описанном пролете в горизонте с наклоненными к цели стволами прицел АСП- ПФМ-7 не обеспечивал точного огня из пушечных установок, поскольку принятый фиксированный угол наклона оружия в 15° (не говоря уже о заложенной в конструкции СППУ-22 возможности отклонения до 30°) не соответствовал характеристикам прицела. Марка прицела просматривалась летчиком только до угла 6 – 7°, «садясь» на нос самолета, из-за чего прицельная стрельба толком не обеспечивалась. Цель уходила под нос самолета и открывать огонь приходилось вслепую. По направлению захода нормативная точность огня из СППУ-22 в таком режиме составляла 55 – 200 м, а по боковому отклонению «гуляла» до 23 м, что, как замечалось, «исключало возможность поражения малоразмерных и точечных целей».

У группы вооружения к СППУ-22 были свои претензии: установка требовала особо тщательной укладки патронной ленты, грозя отказами в стрельбе (причем перезарядка была проблемой, тогда как у бортовых НР-30 задержки устранялись «передергиванием» сжатым воздухом без затруднений), после стрельбы нередко терялись экраны и прочие детали довольно нежной конструкции. В 43- м полку при первой же попытке использования СППУ-22 дело пошло через пень-колоду: не имея опыта обращения с хитроумным устройством, уже при подвеске сломали электроразъемы одной установки; заменили ее на исправную, но в полете вышли из строя обе подвесных пушки, у которых из-за поломки кинематики нормально стрелял только один ствол, а затвор второго крошил набивавшиеся в него патроны, ломая заодно собственные детали. На СППУ-22 проводили ряд доработок, однако те искомого улучшения не давали и установки все равно периодически отказывали, то по причинам конструктивного характера, то из-за недостаточно качественного обслуживания.

Обычным образом СППУ-22, если и применялись, то на показах и всякого рода демонстрациях современного вооружения. Впечатление стрельба из четырех стволов подвесных установок производила внушительное: «При отстреле в тире бьют они здорово, гильзы просто льются на землю, а бруствер впереди натурально кипит от снарядов». В иных частях о наличии такого оружия и вовсе не имели представления, в других установки время от времени использовали, и даже для несения боевого дежурства, снаряжая ими самолеты, подготовленные для борьбы с воздушными нарушителями (такие меры практиковались в Забайкалье, где прикрываемая граница была весьма протяженной, а число «настоящих» истребительных частей невелико). Пушечные подвески при этом служили для усиления бортового артиллерийского вооружения, поскольку ракет воздушного боя Су-17 не имел.

Чаще упражнения с использованием артиллерийского вооружения отрабатывали, обходясь привычными НР-30, за простоту и надежность в обиходе прозванными «колотушками». При стрельбе по наземным целям из пушек следовало выдерживать условия эффективного огня с углом пикирования 20 – 30°, устраняя скольжение машины и удерживая центральную марку прицела на объекте. Открывать огонь рекомендовалось с расстояния порядка 1300 м по шкале индикатора дальности или загоранию лампочки «Пуск», поправки на ветер и перемещение подвижной цели вводились вручную. В одной атаке можно было применять пушки и реактивные снаряды, последовательно открывая артиллерийский огонь и, затем, переключив выбор рода оружия, без задержки производя пуск НАР (или наоборот, благо баллистика снарядов и НАР была близкой). При подвеске СППУ-22 можно было одновременно стрелять из всех пушек, встроенных и подвесных, нажимая на гашетку боевой кнопки при задействованном управлении огнем пушечных подвесок.

Подготовка к вылету Су-17 из состава 34-го апиб на стоянке аэродрома Кировабад, 1978 год

Су-17 учебного полка Ейского ВВАУЛ. Самолет в строю прошел доработку с установкой датчика углов атаки ДУА-ЗМ, обтекатель которого перекрывает знак "Отличный самолет", нанесенный на фюзеляж еще до доработки машины

В качестве истребителя Су-17, подтверждая определение «многоцелевого средства», сохранял хорошие скоростные и динамические качества, обладая неплохой маневренностью. Правда, уровень его при выполнении истребительных задач оценивался достаточно трезво и в курсе тактики можно было прочесть о том, что «самолет в меру возможностей приспособлен для борьбы с воздушными целями» (в другом источнике и вовсе тактично говорилось о «возможности проводить воздушные бои с авиацией противника»). Понятно, что при встрече с современным истребителем машина, лишенная ракетного вооружения и радиолокационного прицела, имела минимальные шансы, однако для борьбы с бомбардировщиками и другими маломаневренными самолетами Су-17 мог применяться вполне успешно (в качестве довода обычно приводили в пример вьетнамский опыт, где МиГи-17, даже уступавшие по летным данным, достаточно результативно воевали с самой современной американской техникой).

Рассматриваемый в качестве вероятного противника F-4E «Фантом» II при сходной с Су-17 удельной нагрузке на крыло имел значительно большую тяговооруженность – у земли без подвесок она составляла, соответственно, у Су-17 величину 0,535 и у «Фантома» 0,865. По этой причине F-4E в горизонтальном разгоне и при перегрузках до «тройки» имел преимущества в маневренности перед нашей машиной. Выигрыш противнику обеспечивали также большие допустимые маневренные перегрузки, обусловленные прочностью конструкции – до +8 у «Фантома» и +5 у Су-17 с крылом в положении «маневренной» стреловидности 45°. Однако, с учетом лучшего коэффициента подъемной силы и несущих свойств Су-17, у которого аэродинамическое качество на дозвуке было на единицу выше, чем у противника, на небольших и средних скоростях при установившихся маневрах с увеличением перегрузки в пилотажных пределах Су-17 приобретал преимущества, проявляющиеся в лучшей вертикальной скорости и разгоне. То же относилось и к форсированным маневрам, которые рекомендовалось выполнять со скоростями не более 900 км/час, а по возможности – до 600 км/час, затягивая противника на перегрузку за «тройку».

При сложенном крыле Су-17 возможности добиться каких-либо выгод в маневренном бою не усматривалось, правда, отмечалось, что при отрыве или на догоне «при стреловидности крыла 63° в прямолинейном разгоне, особенно в диапазоне чисел М=0,9-1, самолет уступает F-4E значительно меньше, чем при стреловидности крыла 45°» (не очень понятно, о какой возможности уйти или догнать противника при указанном преимуществе «Фантома» в тяговооруженности и динамических качествах могла идти речь, но, как говорится, спасибо и на этом).

Применительно к «Мираж» III в качестве противника в воздушном бою положение Су-17 выглядело посложнее. «Мираж» славился своей маневренностью, обусловленной малой нагрузкой на крыло и высокими несущими качествами. Возможности «Миражей» в воздушном бою были известны на примере ближневосточного опыта, где их жертвами стало немало МиГ-21 и Су-7. На этот счет предполагалось, что «указанное сочетание характеристик маневренности этого самолета требует для достижения победы над ним избегать маневров с большими перегрузками, необходимо стараться перевести бой на горки, прямолинейные разгоны с торможениями горкой и другие маневры с малыми углами атаки». В целом же при сопоставлении утешительно отмечалось, что «самолеты относительно друг друга имеют сравнительно небольшое преимущество и грамотное пилотирование может привести к успеху в бою над противником, имеющим преимущество в характеристиках маневренности».

При использовании для истребительных задач предполагалось наведение Су-17 с земли или визуальное обнаружение воздушного противника, возможное только в простых метеоусловиях. Для поражения воздушных целей использовались пушки и блоки НАР, залп которых с дистанций прицельной стрельбы позволял накрыть вражеский самолет градом ракет. Ракетную атаку рекомендовалось выполнять по неманеврирующей цели, производя пуск с расстояния порядка 600 м; число ракет в залпе компенсировало отсутствие их наведения, обеспечивая неплохую вероятность накрытия цели. Воздушные мишени не использовались, и на практике при отработке воздушного боя обходились собственными силами, для чего вылетавшие парой Су-17 расходились в зоне, производя попеременно перехваты напарника. Иногда в роли противника «подыгрывали» соседи, на перехват которых поднимались истребители-бомбардировщики. Во избежание поражения «мишени» управление вооружением отключалось, стрельба была условной и открытие огня лишь обозначали, оценивая при помощи фотоконтрольной приставки, фиксировавшей картинку прицела.

Су-17 и Су-7У из состава 34-го апиб на аэродроме Чирчик перед сдачей самолетов на авиаремонтный завод № 315

Су-17 из состава 217-го апиб в трехцветном камуфляже на рулежной дорожке аэродрома

Для оценки результатов боевого применения существовали всякие методики, учитывавшие разброс и количество уложенных в мишень (или рядом…) бомб и ракет, однако всякий летчик старался добиться прямых попаданий, выглядевших зримой заслугой и показателем мастерства. Со временем, научившись стрелять, многим удавалось добиться поражения цели первой же бомбой или несколькими снарядами. Неиспользованные боеприпасы привозили домой и те копились на стоянках и лежали по углам укрытий, Сдать их на склад было довольно хлопотно, поскольку служба боепитания списывала их по факту выдачи и те формально числились израсходованными. В 43-м полку возле одного из укрытий залежавшаяся «пятисотка» валялась добрых полгода – убрать как-то все не доходили руки, да и заниматься перетаскиванием полутонной чушки желающих не было, и на лежавшей на виду бомбе для отвода глаз написали «учебная». В конце концов начальство обратило внимание на «ничейную» фугаску: заглянув внутрь, обнаружили в «учебной» бомбе наготове детонаторные шашки, от греха подальше велели вывезти в степь и взорвать. В 1975 году по округам даже работала комиссия ВВС, присматривавшая за ликвидацией неучтенных и подлежащих возврату боеприпасов. Впрочем, по факту их наличия особо не ругали – как-никак, «сэкономленные» бомбы и снаряды говорили о неплохой боевой подготовке «виновников».

Со второй половины 1970-х годов самолеты начали камуфлировать (до того все Су-17, включая «эмки», «двойки», и даже первые серии «троек», шли с завода без маскировочной окраски). К этому времени блестящая дюралем обшивка выглядело не только непрактично, но просто вызывающе, делая самолет, что называется, заметным за версту. На этот случай разработчиком были подготовлены схемы с несколькими десятками вариантов камуфляжа, от «европейского» в зелено-коричневых тонах до «пустынного» с преобладанием серого и желтого песчаного цвета; предусматривались также зимние схемы, сочетавшие белый цвет с темными пятнами «проталин». Правда, с реализацией указания о внедрении защитной окраски не все заладилось: если на заводе быстро оборудовали оснащение малярного цеха, перейдя с очередной производственной серии на сдачу машин в оговоренном заказчиком камуфляже, то с их поступлением в округа порядок не всегда соблюдался и соответствие окраски характеру местности будущей службы зачастую было достаточно условным, из-за чего самолеты в «зеленом» камуфляже оказывались весьма приметными среди туркестанских песков или степей Забайкалья, а перекрашивать их на месте, подгоняя камуфляж под местные условия, разумеется, никто и нигде не собирался.

Для уже находившихся в строю самолетов без маскировочной окраски предписывалось внедрять камуфляжное покрытие согласно разосланным схемам в ходе проведения плановых работ на ремонтных предприятиях, где регламентом прямо предусматривалось «восстановление лакокрасочного покрытия» и имелось соответствующее покрасочное оборудование. До реализации этого указания дошло спустя еще несколько лет, по мере поступления самолетов в ремонт, и в итоге оснащение Су-17 маскировочной окраской затянулось до начала 80-х годов, а некоторые машины так и остались в нарочито-блестящем виде.

Ремонтами Су-17 занимался авиаремонтный завод № 558 в белорусских Барановичах, специализировавшийся прежде на Су-7 и «по наследству» ставший ведущим предприятием по ремонтам новой машины как для нужд советских ВВС, так и зарубежных эксплуатантов. По мере распространения Су-17 в ВВС понадобилась организация ремонта и в удаленных округах, поближе к месту службы. Один только перелет самолета с Дальнего Востока на белорусское предприятие обходился в копеечку, требуя десятков тонн керосина, непроизводительного расхода ресурса и изрядного времени, поскольку аэродромы по маршруту могли закрываться по погоде, возникали прочие непредвиденные причины и командировка летчика-перегонщика затягивалась до месяца. Застопорившись на какой-то из точек по маршруту, летчик оказывался в самом нескладном положении – брошенным на милость судьбы, в одном только комбинезоне и летной куртке, без денег и самых необходимых вещей, разве что с зубной щеткой в кармане, из-за чего сидящего в гостинице перегонщика с его незавидной судьбой всегда узнавали по небритости и отрешенному виду. По этой причине чаще самолеты возили в разобранном виде при помощи ВТА, благо транспортник с его навигационным оснащением и штурманом на борту меньше зависел от погодных условий и достаточно быстро доставлял свой груз к месту назначения.

Соответственно дислокации частей на Су-17 ремонт техники был налажен на Дальнем Востоке в Воздвиженке и в ТуркВО в Чирчике. Переборкой и ремонтом двигателей АЛ-21Ф-3 занимались предприятия-изготовители, а также ремзаводы Минобороны в Челябинске и в Луцке.

Сама подготовка машины к ремонтным работам включала разборку и процедуру полного удаления прежней краски и прочих покрытий (грунтовки, антикора и иного) как для обеспечения подготовки к новой свежей покраске, так и, прежде всего, выявления скрывающихся под слоем краски дефектов, повреждений и коррозии. Этим занимались специалисты-дефектовщики, забиравшиеся со своим оборудованием в самые укромные места конструкции и способные «унюхать» даже невидимые глазом неполадки, затаившиеся поломки и скрытые трещины. Машину перед разборкой мыли согласно оговоренной процедуре горячей мыльной водой со специальным зеленым мылом, содой, олеиновой кислотой и оттирали щетками для удаления следов топлива, потеков масла и наслоений въевшейся пороховой копоти. Старую краску и грунт смывали спецрастворителем с фосфорной кислотой, очищая самолет, что называется, до блеска.

С самой покраской ладно получалось не всегда и предписанные нормы защитного покрытия, «гладкие на бумаге», на деле больше оказывались зависящими от тщания работников малярного цеха (как известно, качество покраски зависит не только и не столько от прописанных в инструкции нормативов, но и от «легкой руки» и даже настроения труженика малярно-художественного цеха, причем обычным образом в малярке трудились склонные к методичности и аккуратности женщины, у которых даже расход краски получался более экономным). Соблюдением заданных схем камуфлирования в большинстве своем не озабочивались, обходясь без трафаретов, и ту же краску мешали на глаз, так что самолеты в одном ряду заметно различались даже с виду – посветлее те, что красились пораньше, и темнее – крашеные под конец (причиной таких вариаций был оседавший на дно емкостей с краской пигмент, достававшийся крайним машинам).

В некоторых частях в соответствии с командой камуфляж наносили прямо на месте, руководствуясь все больше собственными представлениями о художественном ремесле и обходясь безо всякой смывки и подготовки, причем кое-где красили обычными кистями, по-простому размазывая краску по борту. В 43-м апиб камуфляж и вовсе получил единственный самолет: «Покрашен был только борт 15 из первой эскадрильи. Его раскрасили на ремонте в Барановичах. Тамошние труженики нарисовали, как на зебре, ровно метровые желтые и тёмно-зелёные полосы вокруг фюзеляжа и такие же на крыльях. Видно его было но стоянке, по словам летчиков, километров с сорока. Вскорости он начал облезать и стал серебристо-желто-зелёным. Так и летал пегим, будто тропическая рыба, пока полк не пересел на Су-17МЗ. После такого безобразия с бортом 15 другие самолёты камуфлировать не стали, а краску для этого дела, обильно поставленную в полк, использовали для хозяйственных нужд».

Вылет на полигон. Су-17 дальневосточного 523-го апиб несет пару подвесных боков и два блока НАР УБ-16-57УМ

Служба Су-17 в большинстве строевых полков была недолгой. Самолет рассматривался руководством ВВС в качестве временной меры и при появлении новых модификаций «простые» Су-17 тут же заменяли более современной техникой, сдавая прежние машины в учебные части, благо те обладали все еще большим запасом ресурса и могли послужить во вспомогательных целях. В Луцком 806-м полку их сменили на Су-17М2 менее чем через пять лет эксплуатации, столько же прослужили самолеты первой модификации в 43-м апиб, в дальневосточном 26-м гв. опиб Су-17 находились всего три года. В 6-м апиб по мере поступления новых «эмок» старые машины вывели a 3- ю эскадрилью, занимавшуюся подготовкой молодых летчиков, а соседний 21-й апиб с мая 1980 года вообще сменил профиль, став бомбардировочным на Су-24. Задержались Су-17 в лидерном дальневосточном 523-м полку, летавшем на них вплоть до поступления «троек» в 1978 году. Дольше других на Су-17 нес службу туркестанский 217-й апиб, продолжавший летать на них больше пятнадцати лет; похоже, что про часть просто забыли – авиацию округа неоднократно реформировали, наращивая ударные силы и перевооружая здешние полки самой современной техникой, и только в Кизыл-Арвате самолеты «без буквы» оставались вплоть до расформирования части в сентябре 1989 года.

Значительное число первых Су-17 оказалось в Ейском авиационном училище, готовившем летчиков по профилю ИБА. До середины 70-х годов училище продолжало готовить летчиков на Су-7Б, все еще преобладавших в строевых частях, однако достаточно интенсивное перевооружение ИБА новой техникой сделало необходимым выпуск личного состава, подготовленного на Су-17. К 1974 году число находившихся в строю «су-семнадцатых» подходило к трем сотням, в полки полным ходом шли «эмки» и готовилось поступление «двоек». Молодых летчиков, тем не менее, еще несколько лет продолжали готовить по прежней методике на тип самолета, служить но котором становилось все меньше шансов, и по выпуску из училища уже в строю приходилось тут же заниматься их переучиванием.

Весной 1974 года Главком ВВС П.С. Кутахов дал указание провести эксперимент по ускоренному освоению новой техники прямо в училище, «пересадив» на самолет с изменяемой геометрией курсантов, освоивших полеты с инструктором на «спарке» Су-7У и начавших самостоятельно летать на Су- 7Б. Двенадцать наиболее грамотных курсантов после интенсивного теоретического курса в июне 1974 года выполнили первые самостоятельные вылеты на новой машине (правда, использовать пришлось Су-20 экспортного исполнения из соседнего Краснодарского училища, занимавшегося подготовкой иностранных летчиков, поскольку своих машин нового типа в Ейске еще не было). Поначалу не обошлось без проблем, садились с промахом до полосы и выкатывались за ее пределы, но уже через пару дней молодежь начала летать вполне нормально, удостоившись личной похвалы Главкома, привыкшего лично контролировать исполнение своих замыслов и прилетевшего посмотреть на реализацию инициативы.

Однако же и в последующие годы из-за отсутствия «спарки» Су-17 обучение продолжали строить поэтапно, с перебором нескольких типов самолетов, после первоначальной программы на Л-29 1* вылетали на двухместном Су-7У, с четвертого курса училища переходя на боевой Су-17, на котором осваивали технику пилотирования и боевое применение. Су-17 служили в двух учебных полках Ейского училища: 959-м уап в самом Ейске и 963-м уап в Таганроге, где летали также с летнего лагерного аэродрома Миллерово. К чести молодых летчиков следует отметить, что при всем различии в поведении машин этих типов и новизне Су-17 освоение техники проходило практически без летных происшествий и даже серьезных поломок. Основаниями для этого называли ту самую хорошую «закалку», полученную при начале летного обучения на «суседьмых», и хорошие пилотажные и, особенно, взлетно-посадочные качества Су-17, способствовавшие безопасности полетов (впрочем, аварийность вообще была низкой и в других училищах – сказывался высокий уровень мастерства инструкторов и постановка методики обучения, не допускавшая выпуска в воздух плохо подготовленного «молодняка»).

1* – С I974 года в авиационных училищах их стали сменять Л-39, однако в Ейске использование Л-29 продолжалось вплоть до середины 80-х годов.

Су-17 на взлетной полосе аэродрома Миплерово.

Су-17 садился на скоростях куда ниже, чем у освоенной уже «спарки» Су-7, а двухкупольная тормозная парашютная система позволяла увереннее себя чувствовать даже при промахе с расчетом посадочного захода. Показательным был случай в Таганроге, когда выполнявший один из первых своих вылетов на Су-17 курсант С. Моловичко, промазав с расчетом, сел с перелетом за центр полосы уже на второй ее половине и после небольшого пробега нормально остановился без выкатывания за пределы бетонки, вопреки ожиданиям наблюдавших. Посадочная скорость у Су-17 была настолько непривычно небольшой, что при нормальной посадке с расчетным касанием в начале ВПП тормозной парашют не торопились выпускать, прибегая к нему в ходе пробега уже на середине полосы, иначе самолет замедлял скорость так быстро, что приходилось добавлять обороты, чтобы дорулить до конца бетонки. Разрешалось даже не задействовать тормозной парашют, экономя время на его установке на место при подготовке к повторному вылету, что категорически не допускалось на Су-7, где тормозник был настоящим «спасательным кругом».

Су-17 из состава 963-го уап с парой 600-литровых ПТ6 на взлетной полосе аэродрома Миллерово. Лето 1982 года

На аэродроме Миллерово курсанты-летчики летают но сдачу госэкзаменов. 963-й уап, лето 1982 года

По этой причине уже в процессе производства на Су-17 двухкупольную парашютно-тормозную систему заменили на однокупольную, со вполне эффективным парашютом вдвое меньшей площади. Новшество было приветственно встречен техниками: прежние парашюты в своей упаковке были довольно увесисты и установить объемистый тюк было затруднительно, буквально забивая в контейнер, для чего требовались усилия двух человек. После этого требовалось перебраться на стабилизатор и закрыть замок серьги крепления и сам контейнер. Однокупольный парашют входил в контейнер свободно и устанавливалась в одиночку. Находились умельцы, обходившиеся без стремянки, для чего приходилось балансировать, стоя на стабилизаторе, и стараясь одной рукой втиснуть массивный мешок на место.

Уже при обучении летчики получали представление о доставшейся в наследство от Су-7 ограниченной дальности: вылетая на отработку боевого применения на полигон, лежавший в ста километрах от училищного аэродрома, в обязательном порядке приходилось брать подвесные баки, иначе даже с парой блоков УБ-16-57 и двумя легкими практическими бомбами П-50- 75 запаса топлива хватало лишь на один – два захода.

Благодаря простоте Су-17 в управлении и доступности даже летчику-новичку в Ейском училище 16 марта 1988 года благополучно завершился инцидент, казалось, полным ходом шедший к потере машины. При вылете на полигон после стрельбы из пушек машина полностью обесточилась. Самолет был далеко не новым, находился в строю более полутора десятка лет и после сотрясений отдачи от пушечной очереди но нем отлетел токоведущий поводок регулятора электросети. Следом отказы посыпались настоящим потоком: отказали основные и аварийные источники электропитания и, следом, перестали работать бортовые агрегаты, системы и приборы в кабине. Пилотировавший самолет курсант 4-го курса О. Суин «действовал без паники, четко и хладнокровно, установил обороты 90%, перевел крыло в положение 30°, доложил руководителю полетов о случившемся, включил сигнал «БЕДСТВИЕ» и, заняв резервный эшелон, вышел на аэродром; при заходе на посадку шасси и закрылки выпустил аварийно, однако над ближним приводом в процессе дросселирования двигателя возник помпаж; курсант продолжал действовать уверенно, выключил двигатель и благополучно произвел посадку на ВПП без каких-либо повреждений самолета».

Учебные полки имели ту особенность, что в них насчитывалось куда больше самолетов, чем в строевых частях, значительно выше была и интенсивность полетов, особенно в горячую летнюю пору, когда нужно было справляться с учебной программой и вывозить курсантов, далеко оставляя позади привычную для строевых полков нагрузку летных смен (обычно в неделю в «боевых» частях назначались два, от силы три дня полетов, включавшие пару летных смен по плану день- ночь). Скученность на аэродроме Таганрога летом 1988 года стала причиной вывода из строя сразу нескольких Су-17: стоявшие в ряд машины ожидали начала полетов, кабины по летнему времени были открыты, и руливший мимо Ил-76 консолью разбил фонари четырем самолетам. Будь те закрыты, крыло транспортника прошло бы без препятствий и все обошлось, но поднятые вверх фонари «большой» снес один за другим («крылья у Ил-76, как назло, вниз приопущены, так что смёл он те фонари, как крошки со стола, только стекла посыпались»). С ремонтом машин возникли немалые проблемы: Су-17 «без буквы» к этому времени уже пятнадцать лет как не выпускались, деталей для них было не сыскать, а фонари требовали индивидуальной подгонки с заменой вывороченных узлов навески.

Еще одной учебной частью на Су-17 стал 34-й апиб в Кировабаде, лежавшем в азербайджанской части Большого Кавказа. По совпадению носившая тот же номер, что и объединявшая здешние авиационные силы 34-я ВА, часть являлась кадрированной и служила базой для подготовки летчиков. В силу учебного характера полк никогда не имел современной техники, и на его комплектование обычным образом шли уже послужившие машины. До 1977 года полк летал на МиГ-17, нос» статус отдельного учебно-тренировочного, при перевооружении прежняя матчасть была сдана на переоборудование в воздушные мишени и вывезена на полигоны в качестве наземных целей. При переходе на Су-17 часть стала «нормальным» образом именоваться авиаполком истребителей-бомбардировщиков, однако отличалась увеличенным штатом, насчитывая четыре эскадрильи по 12 боевых самолетов с общим числом 48 боевых Су-17 и десять «спарок» Су-7У (затем полк, как и прочие апиб, стал трехэскадрильным, но их перевели на штат из 16 самолетов в каждой). Командиром 34-го апиб стал полковник М. Гержановский, пришедший с аналогичной должности из «монгольского» 43-го апиб.

Технику полк получал из других частей, преимущественно из Воздвиженки, где долетывали Су-17 самых первых серий, пополнив штат также небольшим числом машин поновее. Самолеты были уже порядком «поношены» и их вскоре начали отправлять в ремонт, где машины, до того летавшие в цвете натурального металла, начали получать камуфляж. Летчики и техники переучивались на базе соседних частей ИБА и в Васильковском авиоционно-техническом училище. Туда же, в лежавшие по соседству грузинские Шираки, 34-й апиб перебазировался годом спустя на время ремонта и удлинения ВПП, оказавшейся тесноватой и куцей для новых машин. К тому же Кировабад являлся аэродромом совместного базирования с полком ВТА, летавшим на Ан-12 и готовившимся к переходу на Ил-76, и для грузных транспортников также требовалась полоса побольше.

Тем не менее, и обновленная бетонка не выручила одного из молодых летчиков, разбившего Су-17, едва успев на него переучиться. 10 января 1983 года при заходе на посадку по команде руководителя полетов включить посадочные фары он перепутал находящиеся рядом переключатели и нажал на выпуск тормозного парашюта. Находившийся на порядочной высоте над ближним приводом самолет разом лишился скорости, «клюнул» носом, провалился и с большой вертикальной скоростью плюхнулся на асфальтовый край полосы. Поломав шасси, самолет на брюхе пополз по земле и загорелся. Пока до машины добирались пожарники, в огне начали рваться патроны пушечного боекомплекта и подойти к пожарищу для тушения уже не было возможности. Наполовину сгоревший самолет остался лежать у полосы. Сам виновник не пострадал, выскочив из самолета и спрятавшись за ближайшим капониром.

34-й апиб пролетал на Су-17 «без буквы» до 1989 года, когда было принято решение о его расформировании. Личный состав полка по большей части был переведен в бомбардировочную авиацию, пройдя переучивание на Су-24.

Смена поколений: истребители-бомбардировщики Су-17 из состава 34-го апиб и штурмовики Су-25 на стоянке аэродрома Чирчик

Один из первых выпущенных истребителей-бомбардировщиков Су-17 (зав. № 86-01), установленный в качестве памятника в Ейске

Интересной была судьба некоторых самолетов первых выпусков, биография которых оказалась богата приметными событиями, сочетая и участие в испытательной работе, и строевую службу с завершением карьеры в учебных частях и залах авиационных учебных заведений, где по ним изучали конструкцию будущие авиаторы. Так, самолет с заводским номером 86- 01, из трех первых серийных, отличавшихся беспереплетными панорамными козырьками фонаря, начав службу в Липецке, уже в ноябре 1970 года был возвращен ГНИКИ ВВС и задействован в госиспытаниях, на нем до лета 1975 года проводились многие программы отработки вооружения и спецоборудования, летали знаменитые летчики-испытатели. После прихода на смену более современных модификаций самолет оказался в учебной части Ейского ВВАУЛ. Его соседи по серии, машины с номерами 86-02 и 86-03, после службы в липецком центрё весной 1974 года попали в строевую часть и продолжали летать в 43-м апиб, где на одном из них отличавший от других панорамный козырек в конце концов заменили на обычный. В 1979 году обе машины также передали в Ейское училище, где они еще ряд лет служили для подготовки молодых летчиков. Изо всей тройки самолетов к сегодняшнему дню сегодня сохранился первый серийный экземпляр с номером 86-01, встретивший свое сорокалетие практически в первозданном виде в качестве памятника в одном из кварталов Ейска.

Продолжение следует