Глава 2. «Послан в Комиссию по ревизии „военных контролей“». Александр Васильев у истоков политотделов РККА, Военного отдела Секретариата ЦК РКП(б) и советской военной контрразведки

В настоящее время почти забыто имя Александра Григорьевича Васильева — совершенно незаслуженно. Впрочем, партийные источники[967], которые позволяют написать биографию этого старого большевика, в 1918 г. отстаивавшего в военном ведомстве интересы Я. М. Свердлова и стоявшего у истоков политотделов в Красной армии, а также военной разведки и военной контрразведки в их современном варианте, стали доступны только в 1990-е гг. Документальную основу статьи составили материалы из личного фонда А. Г. Васильева, дело МЧК «№ 18487/3606 по обвинению Васильева Александра Григорьевича», вердикт по этому делу, вынесенный Организационным бюро ЦК РКП(б) (РГАСПИ), личное дело Васильева из Коллекции послужных списков и личных дел командно-начальствующего состава РККА (РГВА), протоколы заседаний коммунистической фракции Академии Генерального штаба РККА — Военной академии РККА (ЦАОПИМ, ф. 64), а также опубликованные источники.

Александр Григорьевич Васильев родился в 1888 г. в Петрограде. Выходец из крестьян Турской волости Лужского уезда Петроградской губернии[968]. В анкете указал, что получил среднее (домашнее) образование[969], но скорее всего речь идет не о среднем, а о низшем образовании: партийные функционеры из рабочих нередко именовали в анкетах «домашним» образованием элементарное, полученное вне школы. Сомнительно, чтобы крестьянский сын смог дома овладеть знаниями на уровне гимназии, реального училища, семинарии и т. п. учебных заведений: в лучшем случае он смог самостоятельно пройти курс городского училища, т. е. «повышенного начального», но все же не среднего. По профессии Васильев — рабочий-металлист[970].

Партийная деятельность Васильева была удостоверена документально и подтверждена многими ответственными и видными большевиками. Васильев вступил в партию в марте 1905 г. Официально он был зарегистрирован в ячейке Невского судостроительного механического завода и в дальнейшем по месту работы на заводах, в Петрограде, на Юге России и в Прибалтийском крае. Во время Первой русской революции Васильев принимал участие в работах Петроградского совета рабочих депутатов.

В период нелегальной деятельности до Февральской революции большевик дважды подвергался тюремному заключению и в общей сложности провел в тюрьме до 2,5 лет (в том числе около года в Крестах в 1907 г.); кроме того, подвергался административной высылке[971].

Жизнь А. Г. Васильева, что не было уникальным явлением, изменила Первая мировая война, на которую большевика мобилизовали 8 ноября 1914 г. По данным послужного списка, отложившегося в личном деле Васильева, 1 марта 1915 г. старый большевик окончил учебную команду при Двинском пехотном полку, 6 июня был произведен в младшие унтер-офицеры в 436-м пехотном полку, а 20 июля — в старшие унтер-офицеры[972] (в партийных документах унтер-офицерский чин назван более конкретно — фельдфебель[973]). Уже тогда, с 1914 г., оторванный как от большевистских центров, так и от действующей армии, Васильев вел в армии подпольную партийную работу[974].

Февральская революция открыла дорогу многим революционерам, и в частности Александру Васильеву, который 7 марта 1917 г. был избран председателем полкового комитета 436-го пехотного полка[975], позднее — членом «дивизионно-корпусного комитета»[976] 12-й армии Северного фронта.

С самого начала Февральской революции А. Г. Васильев уже был главой сформированной им большевистской партячейки, в состав которой входили и видные большевики — такие, к примеру, как Р. Ф. Сиверс. Эта ячейка стала фундаментом для бюро военных организаций РСДРП(б) в 12-й армии. В марте 1917 г. ячейка влилась в Рижскую парторганизацию, а впоследствии в общелатвийскую организацию с подчинением Центральному комитету Социал-демократии Латвии (ЦК СДЛ). С первого дня и до ликвидации военной организации Васильев состоял одновременно и ее «председателем, и секретарем»[977]. Кроме того, после состоявшегося уже к выпуску 3-го номера фронтовой газеты «Окопная правда», выходившей с 30 апреля (13 мая) 1917 г. до середины февраля 1918 г. сначала в Риге, а с октября 1917 г. — в Вендене (Цесис), выдавливания из руководства данного печатного органа эсеров[978] Васильев стал фактическим руководителем «Окопной правды», сыгравшей важную роль в большевизации 12-й армии. Первые 6 номеров издал солдатский комитет 436-го Новоладожского полка 109-й дивизии 12-й армии. Впоследствии «Окопная правда» стала органом Военной организации и русской секции при Рижском комитете РСДРП(б), органом Военной организации при Рижском комитете Социал-демократии Латышского края (СДЛК), органом Военной организации и русской секции при Рижском комитете СДЛК, органом военной организации 12-й армии при Рижском комитете СДЛК, а с № 29 — при ЦК СДЛК. В редакцию входили видные деятели революционного движения: А. Г. Васильев, Д. И. Гразкин, С. Р. Иванов, С. М. Нахимсон, Р. Ф. Сиверс, Ф. П. Хаустов и др. Газета «сыграла важную роль в большевизации солдатских масс; с апреля по июль 1917 г. в ней было перепечатано 11 статей, речей и документов В. И. Ленина»[979]. Офицеры скупали и сжигали «Окопную правду», которую буквально «ненавидел штаб»[980] 12-й армии. Однако, несмотря на принятые «золотогонниками» меры, газета «всюду распространялась на фронте»[981].

2 июля 1917 г. военный комиссар 12-й армии эсер Минц доложил «г-ну военному министру»: «Что касается пехотных частей, то в последнее время возникают частые недоразумения на почве исполнения боевых приказов: то один полк отказывается выступить из резерва на передовые позиции, то дивизия требует вне очереди смены, мотивируя [ее необходимость] усталостью, то наотрез части отказываются от занятий, боевой подготовки, и постоянно назревают непредвиденные случаи, которые и приводят к самым острым выступлениям частей. Много такому шаткому положению пехотных частей способствует, во-первых, в значительной степени непонимание солдатами текущего момента, с другой стороны — бессовестная агитация безответственных лиц, прикрывающихся лозунгами большевизма, который для солдат сводится к определенным положениям: „Кончать войну!“, „Не надо наступления!“, „Свержение буржуазного правительства!“. Эти идеи распространяются в большом количестве „Окопной правдой“, за последнее время принимающей вид погромного листка, латышской газеты „Цина“ и целым рядом несомненных провокаторов, которых в Риге большое количество и с которыми приходится постоянно бороться. При этом докладе прилагаю несколько номеров „Окопной правды“, [из] которых ясно, чего добивается газета; она, играя на темных инстинктах (что интересно, большевики после прихода к власти унаследовали от царского бюрократического аппарата и господ февралистов инстинктивную боязнь «темных сил»[982], правда, контрреволюционных. — С. В.) усталой массы, жаждущей мира, вносит огромную дезорганизацию в пехотных частях нашей армии. Конечно, я далек от мысли приписывать известную степень дезорганизации армии исключительно агитации недобросовестных лиц, но лозунги, брошенные ими, падают на благодатную почву и дают обильные всходы…»[983].

В 1917 г. «недобросовестный» А. Г. Васильев участвовал в общероссийской конференции военных организаций и был избран в Бюро Военной организации при Петербургском комитете РСДРП(б)[984], после подавления предпринятой большевиками 3 июля попытки осуществления военного переворота — арестован. В числе других содержащихся при 1-м Комендантском управлении солдат и офицеров Петроградского гарнизона А. Г. Васильев направил VI съезду партии зачитанное фактическим руководителем РСДРП(б) во время последнего ленинского подполья Я. М. Свердловым приветствие: «Мы, одни из первых политических заключенных в „свободной“ России, шлем наш товарищеский привет съезду РСДРП. Мы знаем, что та клеветническая и грязная кампания, которая теперь ведется при попустительстве отечественных оборонцев правительственных партий против революционной социал-демократии и нас, в частности, — лишь отзвук похода реакции на пролетариат. Но мы смело и бодро смотрим на будущее — ведь там близкое торжество рабочего класса. Дружной работы, товарищи!»[985] Только непоследовательное и недееспособное Временное правительство могло явить паралич воли, пойдя на освобождение из тюрем и гауптвахт арестованных мятежников-большевиков, в числе которых — герой нашего исследования.

В августе 1917 г. Васильева избрали в армейский комитет 12-й армии Северного фронта. По всей видимости, примерно в это же время старого большевика назначили командиром отряда из трех родов оружия 6-го латышского полка и 2-й батареи 436-го полка[986]. Во время Октябрьской революции Васильев и его отряд из трех родов оружия занял штаб 12-й армии и выделил из этого отряда 6-й латышский полк для оказания помощи Петрограду[987]. Заслуги перед революцией были настолько велики, что на 2-м Всероссийском съезде Советов (том самом, что «узаконил» приход большевиков к власти) Васильева избрали во ВЦИК 2-го созыва[988].

1 ноября 1917 г. Васильев стал комиссаром 12-й армии[989]. В первых числах января 1918 г. он находился в Москве, будучи избран от Северного фронта в большевистскую фракцию Учредительного собрания[990]. Добавим на правах шутки: комиссара 12-й армии избрали в Учредительное собрание вследствие того, что вождь мировой революции, глава рабоче-крестьянского правительства В. И. Ленин позиционировал себя не как солдат в серой шинели, а как революционный матрос: 9 декабря 1917 г. уполномоченный начальника штаба Верховного главнокомандующего отправил начальнику штаба доклад с результатами выборов в Учредительное собрание, в котором, в частности, говорилось:

«Северный фронт

Избранный в члены Учредительного собрания Ульянов-Ленин снял свою кандидатуру, ввиду избрания его от Балтийского флота. Вместо него считается избранным следующий по списку большевиков — Васильев»[991].

В любом случае военный опыт А. Г. Васильева пригодился большевикам. Его высоко оценила Всероссийская коллегия по организации и формированию РККА, назначив 8 января 1918 г. Васильева «ответственным инструктором-организатором по организации Красной армии»[992]. В начале 1918 г. Васильев был командирован Центральным комитетом РСДРП(б) в Псков, где состоял редактором газет «Северная правда» и «Псковский набат» и председательствовал в Псковской губернской партийной организации вплоть до германского наступления, будучи также членом Псковского совета солдатских и рабочих депутатов и Верховного совета Северного фронта солдатских и рабочих депутатов. Во время наступления немцев на Псков (февраль 1918 г.) — начальник Псковского штаба обороны[993].

Из партийных документов следует, что в апреле 1918 г. в Екатеринославе Васильев был командиром полка и начальником штаба отряда, якобы задержавшего наступление «австро-германских» сил на Екатеринослав — Синельниково и т. д.[994] Эти сведения вполне правдоподобны, учитывая, что установленная по Брестскому миру демаркационная зона постоянно нарушалась[995], однако из личного дела, хранящегося в РГВА, следует все же, что партийные материалы не вполне корректно отражают славный большевистский путь Васильева в нарождавшейся Красной армии. В действительности, будучи начальником «Чрезвычайного штаба по обороне г. Екатеринослава», Васильев в апреле — мае 1918 г. занимался вполне мирным делом, а именно командовал сборной бригадой при отступлении перед австро-венгерцами из Украины[996]. О том, что он что-то сдерживал, в официальных документах военного ведомства сведения, во всяком случае, отсутствуют.

Достоверно известно, впрочем, что с марта по май 1918 г. Васильев находился на партийной работе в Екатеринославской организации РКП(б), затем — на организационной и инструкторской работе, а кроме того, осуществлял партийный контроль последовательно в Ярославской, Вологодской, Архангельской, Костромской и Иваново-Вознесенской организациях РКП(б)[997].

Во ВЦИК 4-го созыва А. Г. Васильев не избирался, т. е. на некоторое время он утратил статус члена высшего государственного органа РСФСР. Но уже в мае 1918 г. старый большевик вошел в состав ревизионной комиссии наркома М. С. Кедрова, где представлял сразу два органа — Наркомат по военным делам РСФСР и Народный комиссариат по внутренним делам РСФСР[998]. Между прочим, «вегетарианцев» грозный Кедров — «личный друг Ленина»[999], который «умел внимательно вглядываться своими темно-карими глазами в людей и разгадывать в них… их замыслы» и которого «потому-то и боялись… люди с нечистыми намерениями»[1000], подле себя не терпел — ни в это время, ни позднее, когда стоял во главе советской военной контрразведки.

В 20-х числах июня 1918 г. А. Г. Васильев в составе архангельских работников в первый раз прибывает в Москву. 27 июня из архангельских товарищей получил аудиенцию у вождя член ревизии военного хозяйства и местных советских учреждений Н. Н. Сучков, который доложил В. И. Ленину о разгрузке Архангельского порта и о проекте организации ревизии при ВЦИК (!). Вождь большевиков предложил Н. Н. Сучкову задержаться в Москве для повторения доклада и сделал примечательную запись: «1) Александр Григорьевич Васильев (от Комиссариата внутренних дел) ((В Комиссии Кедрова)) (Сегодня уезжает вечером) (найти через товарку Станкина в Метрополе). 2) Николай Николаевич Сучков (председатель городского Архангельского совдепа по финансовым делам) (от Комиссариата военного) ((сегодня не уезжает)), тел. 1.35.42»[1001].

По всей видимости, после разговора с вождем большевиков в столице задержался и А. Г. Васильев, который принял активное участие в ликвидации левоэсеровского выступления в Москве. Старый большевик состоял в штабе «пятерки» по ликвидации этого мятежа, на 5-м Всероссийском съезде Советов Васильев был избран во ВЦИК 5-го созыва[1002].

Сразу же после избрания во ВЦИК А. Г. Васильев вернулся на север, где вовсю интриговали бывшие «союзники», однако там он, мягко говоря, не задержался: уже 12 июля А. Г. Васильев прибыл в составе делегации Архангельского губисполкома под руководством А. Д. Метелева в Москву, где Я. М. Свердлов быстро организовал аудиенцию у вождя большевиков[1003]. Впоследствии (1926) А. Д. Метелев указал в своих воспоминаниях: «С прибытием в Москву мы тотчас же отправились к председателю ВЦИК Я. М. Свердлову. Последний товарищески нас принял в одной из комнат 2-го дома ВЦИК и выслушал с особым вниманием. Свой доклад т. Свердлову мы начали с характеристики положения севера и особенно с характеристики его военного положения. Многое из того, что мы говорили Свердлову, для него было абсолютной новостью; он не возражал, что положение было значительно сложней, чем это казалось ему. Дав ряд общих советов, т. Свердлов предложил нам сегодня же обо всем сказанном ему доложить и Вл[адимиру] Ил[ьичу] Ленину (то есть в их собственные планы делать доклад председателю Совнаркома не входило. — С. В.). Организацию самого свидания с Владимиром Ильичем он взял на себя. Здесь же он взял телефонную трубку и, договорившись с одну минуту, сообщил, что Владимир Ильич примет нас тотчас же, как только мы явимся к нему в Кремль. Довольные предстоящей встречей с Владимиром Ильичем, мы распростились с Я. М. Свердловым и быстро направились в Кремль. Владимир Ильич принял нас в своем рабочем кабинете, в котором он работал до последних своих дней. Усадив нас в кресла против себя, он, прежде всего, начал интересоваться, кто мы и как попали в Архангельск. Мы кратко объяснили ему, кто такие были мы и почему ЦК (то есть Ленин был не в курсе, что в Архангельск явившихся к нему от Свердлова товарищей направил «ЦК». — С. В.) послал нас в Архангельск.

— Каково же положение у вас там, в Архангельске, — спросил Владимир Ильич, — Яков Михайлович просил меня выслушать вас.

Мы по очереди рассказывали Владимиру Ильичу о нашем положении на севере и причинах нашего приезда в Москву. Свою информацию мы начали с военного положения, фактически с самого острого вопроса, который нас больше всего беспокоил. Докладывал по этому вопросу т. Васильев»[1004].

Что характерно, «ЦК» РКП(б) после доклада вождю А. Д. Метелева услал обратно — в Архангельск, а сделавшего доклад по важнейшему военному вопросу А. Д. Васильева оставил в Москве и командировал, как он указывал впоследствии, «в Оперативный отдел Наркомвоена для организации политотделов, заведующим которого (в действительности заместителем заведующего. — С. В.) он состоял до последних чисел октября. В период этой деятельности т. Васильев по заданиям ЦК партии ведал распределением всех мобилизованных на фронт партийных сил»[1005]. Если выражаться более точно, старый большевик был направлен в Оперативный отдел Наркомвоена лично Я. М. Свердловым — председателем ВЦИК, главным кадровиком правящей партии и руководителем Секретариата ЦК РКП(б). Заведующий Оперативным отделом Наркомвоена С. И. Аралов утверждал в своих воспоминаниях, что Я. М. Свердлов направил А. Г. Васильева в Оперод по рекомендации вождя мировой революции. Якобы «как-то Владимир Ильич, обращаясь к Я. М. Свердлову (Свердлов нередко присутствовал при наших[1006] докладах Ленину), заметил, что надо бы помочь Опероду подобрать людей: плохо у них с этим, нельзя рассчитывать на Троцкого. Яков Михайлович обещал оказать помощь и через несколько дней направил к нам в Оперод ценных работников»[1007]; «Очень важную роль в Опероде играло политическое отделение, которым руководил Александр Васильев, питерский рабочий-металлист, член партии с 1905 года. Его к нам по рекомендации В. И. Ленина направил Я. М. Свердлов»[1008]. Однако в действительности, как всем хорошо известно, не В. И. Ленин рекомендовал кадры Я. М. Свердлову, а наоборот — руководитель Секретариата ЦК РКП(б) советовал вождю, какого большевика и на какую именно работу следует направить. Тот факт, что А. Г. Васильев стал «оком» в Наркомате по военным делам РСФСР не В. И. Ленина, а Я. М. Свердлова, подтверждают неопубликованные документы начальника Штаба Оперода Г. И. Теодори. Последний указывал в «Разъяснении приложенных к „Краткому очерку деятельности Оперода Наркомвоена“ схем»: «Военно-политическое отделение. Во главе член ВЦИК А. Г. Васильев — работа по указаниям Я. М. Свердлова: а) посылка агитаторов в армии, литературы и газет; б) формирование походных библиотек, вагонов-читален и оркестров; в) военно-политическая информация советских учреждений, управлений и т. д.»[1009] Отделение было призвано помогать Всероссийскому бюро военных комиссаров в подборе политических работников и агитаторов на фронт, отправке в войска литературы. В частности, в июле — августе 1918 г. отделение отправило в войска 2,5 тыс. агитаторов[1010]. По воспоминаниям С. И. Аралова, Васильев и его подчиненные «нередко бывали на фронтах, проверяли политико-массовую работу»[1011]. По свидетельству Г. И. Теодори, отделение положило «начало политотделам в армиях и на фронтах»[1012].

Высокое положение А. Г. Васильева в Опероде Наркомвоена было зафиксировано позднее, чем он приступил к руководящей работе в этом органе, а именно 13 августа 1918 г.: в этот день он получил официальное назначение заведующим Военно-политическим отделением Оперода и заместителем заведующего Оперодом[1013] (самое Военно-политическое отделение, если Г. И. Теодори не изменила память, было «организовано, сформировано и создано в первых числах августа»[1014] 1918 года). Однако фраза из документа РГАСПИ о том, что он был не заместителем заведующего Оперодом, а заведующим, видимо, возникла не на пустом месте. Очевидно, летом — в начале осени 1918 г., в условиях резкого усиления властного авторитета Я. М. Свердлова[1015], А. Г. Васильев стал фактическим политическим руководителем Оперода, поскольку за год до этого, летом — в начале осени 1917-го (в том числе и во время вынужденного «отдыха» большевика-пораженца на гауптвахте, в 1-м Комендантском управлении Петроградского гарнизона), С. И. Аралов — вплоть до Октябрьской революции меньшевик-интернационалист — полностью поддерживал Временное правительство[1016] и пел осанну министру-председателю А. Ф. Керенскому. В частности, за подписью «товарища председателя Аралова» в газете «Голос 3-й армии» была опубликована резолюция армейского комитета, в которой осуждались «…действия идейных руководителей большевизма на фронте и в тылу, которые своей агитацией действуют на низменные инстинкты темных масс, зная это, не отказываются и не борются с подобными приемами агитации»[1017]. Подобные биографические факты С. И. Аралову припоминали не только во время Гражданской войны, но даже в годы «хрущевской оттепели»[1018]. Твердокаменный большевик А. Г. Васильев, в партийной биографии которого вплоть до 1920 г. черных пятен не было вовсе, вполне мог подмять под себя С. И. Аралова, отличавшегося к тому же некоей (до определенного предела) «мягкостью»[1019] характера.

На военно-политической работе в Оперативном отделе Наркомвоена А. Г. Васильев находился вплоть до реорганизации Штаба Высшего военного совета и Оперода Наркомвоена в Полевой штаб РВСР, то есть примерно до 10 ноября.

Вскоре после расформирования Оперода, 21 ноября, Васильева командировали в Академию Генштаба. В переломную эпоху на академию смотрели иначе, нежели в периоды стабильности. В годы Гражданской войны попавшие под подозрение военные специалисты из высшего технического руководства РККА направлялись в академию на преподавательскую работу, а проштрафившиеся комиссары — на учебу, то есть на повышение своего «профессионального» уровня. Вожди решали две задачи одновременно: подготовки кадров (в годы Гражданской войны — условно[1020]) высшей военной квалификации и избавления от потенциально опасных и недовольных лиц. При этом для бывших офицеров преподавание в самом престижном высшем военно-учебном заведении было, как и во все времена, большой честью, а учеба для заслуженных партийцев, членов РСДРП — РСДРП(б) — РКП(б), стала возможностью принудительного накопления управленческого опыта на конкретной (военной) работе, который, впрочем, мог позволить «остаться на плаву» при выбывании из «Внутренней партии» (термин старых большевиков Е. А. Преображенского, С. В. Бреслава и Л. П. Серебрякова[1021], а затем и известного писателя Джорджа Оруэлла[1022]).

Интересны данные из личного дела А. Г. Васильева о том, что назначение старый большевик получил 21 ноября, а к месту учебы прибыл… 21 декабря, притом что академия находилась в Москве: «по пути» на курсы Васильев был отправлен Реввоенсоветом Республики «на фронт для производства контроля и реорганизации фронтовых отделений военного контроля и чрезвычайных армейских комиссий» (мандат № 7674 от 21 ноября)[1023]. Наряду с организацией политических отделов в Красной армии, эта ревизия стала основным вкладом Васильева в дело организации вооруженных сил РСФСР и военной контрразведки: на ноябрьском совещании в РВСР было решено создать комиссию по ревизии и реорганизации Военного контроля и армейских чрезвычайных комиссий, которые в этот период работали параллельно, нередко мешая друг другу. Поскольку были затронуты интересы как РВСР, так и ВЧК, состав комиссии был согласован с председателем ВЦИК Я. М. Свердловым. В комиссию вошли: бывший председатель ЧК по борьбе с контрреволюцией на Восточном фронте, член ВЧК М. Я. Лацис (Судрабс), комиссар стрелковой бригады Р. С. Землячка и бывший заведующий Военно-политическим отделением Оперода А. Г. Васильев[1024]. При этом, как справедливо заметил А. А. Зданович, в соответствующем постановлении РВСР план работы «тройки» был намечен «лишь в самых общих чертах», что «делало ее полномочия весьма неопределенными»[1025], то есть фактически безграничными. Деятельность комиссии стала важной вехой в «перетягивании» военной контрразведки из военного ведомства в ВЧК[1026].

По более позднему (1920) заявлению самого А. Г. Васильева в Оргбюро ЦК РКП(б), большевик «с ноября работал в Секретариате ЦК партии, организуя Военный отдел и после чего (очевидно, после сформирования отдела. — С. В.) послан в комиссию по ревизии „военных контролей“, в результате [деятельности] которой образовались два отдела — Особый отдел и Региструп (Регистрационное управление Полевого штаба РВСР. — С. В.)»[1027]. Таким образом, А. Г. Васильев, наряду с несколькими большевиками (М. С. Кедровым, С. И. Араловым, В. П. Павуланом) и военными специалистами («генштабистами 1917 года» Г. И. Теодори, И. Д. Чинтуловым) стоял у истоков современных военной разведки и военной контрразведки. Сведения об организации Военного отдела ЦК РКП(б) в ноябре 1918 г. в официальных изданиях об аппарате ЦК отсутствуют[1028], однако это отнюдь не означает, что А. Г. Васильев что-то перепутал или сознательно ввел в заблуждение Оргбюро. Скорее всего, Военный отдел ЦК был создан, но быстро ликвидирован, разделив судьбу большинства отделов ВЦИК[1029], которые были нацелены на курирование профильных наркоматов, однако с поставленной задачей не справились.

При этом активная деятельность А. Г. Васильева в отвечавшем за постановку агентурной разведки в Красной армии Агентурном отделе Регистрационного управления Полевого штаба РВСР, которую, впрочем, сложно признать эффективной, засвидетельствовал в докладе от 12 декабря 1918 г. председателю ВЦИК Я. М. Свердлову Г. И. Теодори[1030]. Глава Советского государства, видимо, внял крику души военспецов: в декабре 1918 г. А. Г. Васильев поступил слушателем в Академию Генштаба»[1031], которая становилась традиционным местом ссылки для проштрафившихся старых большевиков — «военных партийцев».

Так или иначе, в конце 1918 г. А. Г. Васильев попал в опалу, а 16 марта 1919 г. скоропостижно скончался его патрон в большевистском ЦК — Я. М. Свердлов. По окончании «ускоренных курсов» (так в источнике, имеется в виду младший курс) Академии Генштаба РККА летом 1919 г. А. Г. Васильев пошел на резкое партийно-политическое «понижение». В личном деле значится, что 22 июня приказом Всероссийского главного штаба его назначили «членом комиссии по переработке воинских уставов», а в июле «по окончании ускоренного курса» (если точнее — младшего курса) направили «в распоряжение» командующего Западным фронтом[1032].

В июле 1919 г. последовала целая чехарда назначений: Васильев состоял в распоряжении командующего 7-й армией, был направлен в 1-ю стрелковую дивизию, где был назначен помощником начальника штаба 11-й бригады, затем почти сразу стал начальником штаба. Наконец, в августе он получил было назначение командиром 11-й бригады, но тут же был отозван Полевым штабом Реввоенсовета Республики и командирован в 14-ю армию комбригом. 18 августа Васильева приказом по войскам 14-й армии назначили начальником гарнизона г. Конотоп и комендантом укрепрайона Конотоп — Бахмач[1033].

По данным личного дела, сформированного в делопроизводстве Наркомата по военным делам РСФСР (РГВА, ф. 37976), 12 сентября Васильева снова отправили в Академию Генштаба РККА — на старший курс, где он и обучался до 17 июня 1920 г., когда был командирован в распоряжение командующего войсками Западного фронта, а там направлен в Запасную армию на противопоказанную ему по складу характера должность начальника штаба[1034].

Материалы личного фонда А. Г. Васильева (РГАСПИ, ф. 289) свидетельствуют о том, что в документах Наркомвоена РСФСР отражены не все перемещения старого большевика по службе в Красной армии. 11 июля 1920 г. «член ВЦИК А. Васильев» направил в «Реввоенсовет Зап[адного] фронта т. Смилге» и в копии в «штаб того же фронта т. [В.А.] Кангелари» следующую «военную» телеграмму:

«В настоящий момент нахожусь за Петрозаводском в штабе 2-й бр[игады] 6-й стр. див[изии] на до[лжности] помощника на[чальника] шта[ба] брига[ды] по разведывательной части.

Прошу отсюда немедленного откомандирования на левый фланг Зап[адного] фронта, хотя [бы и] на должность ротного писаря. Мотивы: 1) ничего решительно не могу здесь почерпнуть поучительного по причинам весьма веским, о которых в телеграмме не считаю возможным писать; 2) хроническое недоедание в Москве здесь усилилось раза в три и посему появились признаки цинги и усилилось малокровие.

При неполучении в трехдневный срок положительного ответа вынужден буду с работой по Генштабу расстаться и перейти на работу исключительно политическую, для чего отправлюсь в Цека за директивами»[1035] (заодно — за пайком и по возможности за медикаментами).

Послание И. Т. Смилге, который в то время занимал пост члена Реввоенсовета Западного фронта[1036], в комментарии не нуждается. В этих 27 строках, написанных фиолетовым карандашом на листочке формата А5, — весь Васильев.

10 декабря 1920 г. А. Г. Васильев, впрочем, вернулся в, очевидно, ставшую для него родной академию — на дополнительный курс[1037]. Правда, дополнительный курс он тогда не окончил[1038].

При этом как раз в это время Васильев, как свидетельствуют материалы к одному из заседаний Оргбюро ЦК РКП(б), «прославился» в деле, в котором старому большевику вовсе не следовало бы отличиться.

Из чекистско-партийного «дела» А. Г. Васильева, отложившегося в материалах Оргбюро ЦК РКП(б), следует, что 27 октября 1920 г. старый большевик, согласно предписания Главнокомандующего всеми вооруженными силами Республики С. С. Каменева, был направлен на Южный фронт, и на следующий день приехал в Москву, но поезд остановился на ст. Перово. 30 октября А. Г. Васильев направился в 3-й Дом Советов, а оттуда во 2-й Дом Советов, чтобы навестить своего товарища. Навестив товарища «до положения риз», «больной» и «голодающий» А. Г. Васильев получил замечание одного из жителей общежития — хорошо знавшего его по работе в Опероде С. И. Аралова: теперь, когда Я. М. Свердлова более не было, вчерашний меньшевик-интернационалист вполне мог позволить себе столь большевистскую принципиальность. Выгнав Васильева сотоварищи из комнаты партийной ячейки, Аралов продолжил свою работу (его вызвали по делу к часу ночи)[1039].

Затем А. Г. Васильев попался на глаза «какому-то старику с большой окладистой бородой». Старик не нашел ничего лучше, чем прочесть пьяному коммунисту нотации. Васильев пришел в возмущение и схватил старика за бороду — поднялся шум, кто-то заподозрил большевика в торговле спиртным и обратился в Московскую чрезвычайную комиссию (МЧК). А. Г. Васильев понял, что просто так ему не отделаться, и обратился за помощью к С. И. Аралову. Тот по старой памяти попросил сопровождавших задержанного товарища, среди которых уже был агент МЧК, выйти из комнаты и в присутствии председателя партячейки общежития разузнал, в чем дело. Предоставим слово самому Аралову, который оставил свои показания в Конфликтном подотделе ЦК РКП(б): «Не зная, что среди присутствовавших был комиссар МЧК, и, желая, если это нужно будет, чтобы он на другой день, проспавшись, сам явился в МЧК, я уговорил его пойти спать в одном из свободных номеров в доме. Получив согласие, я пошел его проводить спать, но он, выйдя из комнаты в ячейке, снова ушел от меня, кажется, в 4-й этаж. Я вернулся в ячейку и, что было с ним дальше, я не знаю. Только на другой или на третий день я узнал, что он был арестован в ту ночь»[1040]. Васильев доигрался до ареста сотрудником МЧК. Поскольку старого большевика доставили в Московскую ЧК по подозрению в торговле спиртом, его делом занялся «профильный» подотдел Спекулятивного отдела МЧК[1041].

Показания свои, снятые в день задержания, А. Г. Васильев подписать отказался, и после допроса был направлен в Комендатуру МЧК, «где вел себя крайне буйно, добиваясь освобождения»[1042]. Опрошенный на следующий день Васильев свою вину признал[1043], однако апеллировал к Центральному комитету РКП(б). В своем заявлении он указал, что в начале конфликта не был пьян, а только «навеселе» и предлагал задержавшим партийцам его отпустить под честное слово — «явиться в любое время куда… будет указано». Некоторые склонялись к тому, чтобы требование А. Г. Васильева удовлетворить, но другие настояли на его отклонении, искренне считая большевика одним из «спиртоносов, проживающих у них в доме». Это обстоятельство, по мнению Васильева, и привело к отправке его в МЧК[1044]. В МЧК, нажаловался большевик в ЦК партии, он «выдержал… нравственную пытку» (некое подобие расплаты за преследование Г. И. Теодори и других военных специалистов Регистрационного управления Полевого штаба РВСР в конце 1918 г.): «Вследствие встреченного грубого отношения нервное состояние у меня увеличилось, т. к. ни одна моя просьба не была исполнена. Я просил не доводить дело до формального ареста со всеми последствиями, как-то: раздевание, личный обыск и т. д. и не сажать меня в общую камеру с преступниками и, кроме того, просил позвонить по телефону тт. [Ф.Э.] Дзержинскому, [Н.Н.] Крестинскому или [Ю.Х.] Лутовинову, а в крайнем случае — хотя бы дежурному члену Московского Исполкома… Не предрешая вашего решения, [я] прошу обратить внимание, что я уже наказан тем, что: 1) оскорблен арестом и пребыванием в МЧК; 2) не попал к ликвидации Врангеля на фронт, т. к. благодаря пребыванию под арестом захворал воспалением легких и в самый разгар операций на Южном фронте валялся в постели. Мое партийное прошлое хорошо известно прежним секретарям ЦК (имеются в виду Е. Д. Стасова, Я. М. Свердлов, а также Н. Н. Крестинский. — С. В.), а также многочисленным т[овари]щам, с которыми приходилось работать. Известен по партии как „Васильев из «Окопной правды»“. К настоящему времени в Красной армии прошел все командные и штабные должности, включительно до н[ачальни]ка штаба армии, и окончил два курса Красной Академии Генштаба»[1045].

В конце концов А. Г. Васильеву удалось убедить московских чекистов: если и имело место «нарушение партийной этики», то нарушение это подлежало «исключительно разбору в партийном суде и здесь (в МЧК. — С. В.) предварительный арест совершенно не уместен»[1046]. Старый большевик был освобожден 1 ноября[1047], то есть через два дня после ночного дебоша.

8 декабря свидетели по делу — члены «Горрайона Московской организации» РКП(б), то есть Городского райкома г. Москвы, В. Ю. Рославлев и И. Горович — целиком подтвердили свое первое заявление по делу Васильева и требовали исключения его из партийных рядов, «невзирая на его давний и похвальный стаж»[1048].

Уполномоченный подотдела Спекулятивного отдела МЧК Керцелли и член Юридического бюро МЧК [Н. И. Старов] 3 ноября 1920 г. передали заключение по делу и имевшиеся материалы в Конфликтный подотдел ЦК РКП(б)[1049].

5 января 1921 г. заведующий Конфликтным подотделом ЦК РКП(б) Деслер приступил к следствию[1050]. Самые нелестные подробности поведал 51-летний член РКИ, большевик с 1904 г., с перерывом с 1906 по 1917 гг.[1051] К. П. Злинченко — с тернистым революционным путем. В графе «Принадлежность к другим партиям (каким и когда)» анкеты Всесоюзного общества старых большевиков Злинченко указал: «Народная воля» 1892–[18]95; до 1901 г. — народн[ический] круж[ок]; с 1906 по 1917 г. состоял членом Швейцарской социали стич[еской] рабоч[ей] партии, левой фракции»[1052].

К. П. Злинченко рассказал, как А. Г. Васильев, которого он никогда не мог заподозрить в подобных срывах, в комнате коммунистической ячейки 2-го Дома Советов «ругался, стучал кулаками по чем попало, и его трудно было удержать». При этом движущей силой Злинченко признал алкоголь, оговорив все же, что «Васильев, старый член РКП, не желал оскорблять мою партию и ее ЦК (курсив наш. — С. В.)»[1053].

Положительную характеристику представила в ЦК член Замоскворецкого райкома РКП(б) Е. С. Гольденберг, состоявшая в партии с 1905 г. (билет № 223969), постоянно работавшая с А. Г. Васильевым в бытность последнего секретарем партячейки Академии Генштаба РККА, и др. старые большевики, считавшие себя «солью партии». Весьма осторожную характеристику дал С. И. Аралов, что было естественно с учетом его меньшевистского прошлого. Из боязни припоминания его летних «трудов» 1917 года Аралов никогда не «подставлялся» перед начальством и вышестоящими партийцами. Бывший заведующий Оперодом и военный комиссар Полевого штаба РВСР свидетельствовал: «Тов. Васильева знаю по работе в ВЧК (! — С. В.), и знаю с лучшей стороны, как вполне дисциплинированного, честного и вполне преданного партийного работника, состоящего в партии чуть ли не с 1905 или [190]6 года, [он] питерский рабочий, насколько мне известно — член Московского совета. За все время, как я его знаю, мне не приходилось ни от кого слышать, а также и самому замечать за ним чего-либо такого в его поведении, что бы могло дискредитировать нашу Партию. Случай, произошедший во 2-м Доме Советов, сильно меня поразил своей неожиданностью, т. к. я не допускал никогда, чтобы это могло с ним случиться»[1054].

В качестве секретаря партячейки Академии Генштаба А. Г. Васильев сам себе подписал следующую характеристику: «Слушатель Академии Генерального штаба А. Г. Васильев состоит в настоящий момент на дополнительном (3-м) курсе и является одним из самых видных и активных партийных товарищей, что подтверждается тем, что с первого дня своего появления в академии на основном курсе в [19]18 году и по сей день, за исключением пребывания на фронте, т. Васильев занимает руководящую роль в ячейке, будучи почти постоянно выбираем в [ее] бюро. В настоящее время (декабрь 1920 года. — С. В.) является председателем бюро ячейки, состоит членом Московского совета и принимает активное участие в работе Военно-научного общества»[1055].

«Дело бывшего члена ВЦИК товарища А. Г. Васильева» слушалось 20 января 1921 г. Оргбюро ЦК РКП(б) в составе Л. П. Серебрякова, Н. Н. Крестинского, Е. А. Преображенского, а также нескольких технических сотрудников, не имевших в ОБ решающего голоса. Оргбюро ограничилось вынесением Васильеву «строгого выговора с занесением в партбилет»[1056]. Не исключено, что ключевым стало обвинение А. Г. Васильева К. П. Злинченко, которого в партии любили далеко не все. Если верить Г. А. Соломону, отнюдь не испытывал к Злинченко теплых чувств один из трех членов Оргбюро, которому выпало сомнительное удовольствие решать судьбу Васильева — Е. А. Преображенский[1057]. Напомним также, что после ареста Васильев просил московских чекистов связаться в том числе с Секретарем и членом ЦК РКП(б) Н. Н. Крестинским — большевиком-«уральцем» и ближайшим товарищем в высшем партийном руководстве покойного Я. М. Свердлова.

В своих партийных документах А. Г. Васильев заявил, что за шесть лет работы в боевой обстановке (1914–1920 гг.), то есть со времени Первой мировой войны, он получил «многочисленные ранения и контузии»[1058]. Правда, в каких именно боях, старый большевик не уточнил. Свет на это не проливает и его личное дело, из которого складывается стойкое впечатление, что, если в строю Васильев и побывал, то в бою он, по всей видимости, никогда не был.

21 января 1921 г. было принято решение о возвращении А. Г. Васильева в Запасную армию[1059], однако старый большевик задержался в Академии Генерального штаба РККА, что оказалось весьма кстати для «ленинского» руководства партии. 29 января Васильев и его ближайшие товарищи на деле доказали, что они зря ели свой хлеб в Академии Генштаба и ее коммунистической фракции: на общем собрании академии после доклада «О роли и задачах профсоюзов» С. А. Лозовского и содокладов «тт. Анулова и Медведева» было проведено голосование по платформам с более чем оригинальными результатами: «1) сторонники десятки (Ленин, Зиновьев и др.) — 39 гол[осов]; 2) сторон[ники] группы Троцкого — Бухарина — 10 гол[осов]; 3) сторон[ники] группы Рабочей оппозиции — 133 гол[оса]»[1060]. Такого отлупа в центральном военном аппарате Советской России не получал ни вождь мировой революции, ни «вождь Красной армии». Правда, сам А. Г. Васильев 16 февраля был избран общим собранием в составе 414 большевиков: в числе 5 коммунистов — делегатом на Московскую общегородскую конференцию РКП(б), в числе 9 коммунистов в состав бюро коммунистической фракции академии (за него было подано 103 голоса, за прошедшего первым партийца Янеля — 119)[1061], в числе двух коммунистов — членом «вышибкома» (особой комиссии по пересмотру состава слушателей)»[1062] дополнительного курса академии, что свидетельствует о том, что большевики академии, выразив недовольство политикой В. И. Ленина и большинства ЦК РКП(б), по-прежнему доверяли старому большевику из «Окопной правды».

31 января 1921 г. на заседании бюро коммунистической фракции Академии Генерального штаба РККА был переизбран президиум бюро, в очередной состав которого попал герой нашей главы — председатель заседаний. Первоначально было принято решение отправить его же в числе семи членов бюро на съезд коммунистических ячеек высших военно-учебных заведений — причем докладчиком от Академии Генштаба[1063]. На заседание председатель, как видно, явился с опозданием, поскольку в конце он сделал заявление «о снятии его кандидатуры со съезда ВВУЗ», которое было решено «удовлетворить»[1064]. Примечательно, что слушатель Васильев, находясь в составе бюро фракции АГШ РККА, состоял в Комиссии по пересмотру положения о причислении к Генеральному штабу: революция поставила академию с ног на голову, никогда еще вопрос о причислении не решали «моменты».

17 февраля 1921 г. состоялись перевыборы президиума, в результате которых был повышен партийный статус нашего героя: он был избран председателем президиума и представителем коммунистической ячейки академии в комиссии по перерегистрации партии[1065].

3 марта 1921 г., заслушав «внеочередное заявление комиссаров академии», бюро коммунистической фракции АГШ РККА под председательством А. Г. Васильева приняло решение направить «…следующие кандидатуры в распоряжение т. Троцкого: 1. Кангеллари; 2. Трифонов; 3. Дыбенко[1066]; 4. Федько; 5. Розе; 6. Япольский; 7. Гридасов; 8. Васильев А.; 9. Турчан; 10. Драгилев»[1067].

Не позднее 17 марта А. Г. Васильев, наконец, убыл на фронт (в этот день его заменили в комиссии по перерегистрации партии[1068]), однако вскоре вновь вернулся в стены Академии Генштаба РККА. Впрочем, нашего героя ждали новые неприятности по партийной линии. 9 апреля 1921 г. на общем собрании коммунистической фракции Академии Генштаба разразился скандал, 14 апреля члены бюро коммунистической фракции составили текст обращения «К общему собранию фракции Академии Генштаба»[1069], в котором указали о сложении с себя полномочий членов бюро.

15 апреля на общем собрании коммунистической фракции Академии Генштаба РККА был избран новый состав бюро[1070], а 19 апреля состоялось заседание бюро коммунистической фракции, на котором присутствовали: «члены бюро, избранные на общем собрании 15 апр[еля], — Янель, Заславский, Песин, Сухоруков, Смоленцев, Барщевский, Беленький, Островский, Федько, Урицкий С., Касванд и члены старого бюро — Васильев А., Драгилев, Вольпе и Венцов»[1071]. Для начала Вольпе ввел новое выборное партруководство академии в курс дела, а потом ряд вновь избранных отказался от работы в бюро: «Тов. Янель мотивирует тем, что ему предстоит операция в груди, к которой он должен подготовиться, т. Касванд — моральным подавлением вследствие крайнего переутомления и недопустимого отношения фракции к своим выборам; тт. Урицкий С., Барщевский и Федько — тем, что они в ближайшие дни уезжают из Москвы бороться с бандами Антонова; тт. Турчан, Заславский и Островский — крайней перегруженностью работой учебной и в других учреждениях»[1072]. Вследствие самоотводов было решено «перенести» вопрос «на общее собрание фракции, где и произвести довыборы членов бюро взамен выбывающих»[1073]. Президиум бюро коммунистической фракции переизбрали, но финал заседания был предсказуем: «Тов. Васильев А. передает полномочия бюро нов[ого] состава и заявляет, что тт. Васильев, Янель и Вольпе останутся в бюро с правом совещательного голоса сроком на один месяц для создания преемственности в работе бюро»[1074]. Как видим, все в строгом соответствии с решением бюро старого состава от 14 апреля.

При этом уже в протоколе заседания бюро коммунистической фракции академии за 4 июня Васильев вновь числится «председателем» заседания[1075], а 8 июня он был избран на заседании бюро фракции в президиум бюро фракции, а также в состав учетно-распределительной тройки дополнительного курса академии[1076]. Однако 14 июня 1921 г. стали достоянием более широкого круга большевиков академии, чем этого бы хотелось старому партийцу, его похождения во 2-м Доме Советов: в этот день на заседании президиума бюро коммунистической фракции Академии Генерального штаба РККА было рассмотрено «…заявление т. Волкова комиссару Штаба Ильюшину о т. Васильеве А.» Было решено «…последнего с соответствующим материалом направить в судебно-следственную комиссию для дальнейшего разбора дела»[1077]. 16 июня на общем собрании фракции старый большевик высказал товарищам по партии свои мысли по вопросу «О партийной этике». Фракция постановила: «Обращение т. Васильева принять к сведению»[1078].

Видимо, никакого разбора не было: по состоянию на 1 июля Васильев участвовал в деятельности президиума бюро коммунистической фракции Академии Генерального штаба РККА — словно никаких решений «направить» его вместе с материалом «в судебно-следственную комиссию» и не было вовсе. Первым же пунктом собравшиеся постановили «добавить в состав Военно-научного общества четырех товарищей: Васильева, Соколова Конст[антина], Ахова и [Д.] Евсеева»[1079].

В связи с приходом на учебу в Академию Генерального штаба РККА большевиков — героев Гражданской войны серьезно осложнилось положение А. Г. Васильева и его ближайших товарищей: в коммунистическую ячейку пришло немало молодых да ранних партийцев, косо смотревших на старых большевиков и жаждавших занять место под солнцем. Тощие коровы на удивление быстро съели тучных, вышвырнув Васильева сотоварищи из руководства ячейки. 24 июля на заседании общего собрания коммунистической фракции Академии Генерального штаба РККА констатировалось «принципиальное расхождение членов бюро»[1080]. Следует подчеркнуть, что вчерашние фронтовики, сегодняшние слушатели Академии Генерального штаба РККА ощущали себя настоящей «солью» Красной армии: на том же самом общем собрании коммунистической фракции академии констатировалось: «Самое важное — это правильно развить и углубить постановление Оргбюро ЦК путем внесения на рассмотрение наших центральных партийных и военных органов ряда проектов и положений, разработанных технической комиссией дополнительного курса и рассмотренных бюро. Бюро должно относиться к назначению каждого выпускаемого генштабиста с величайшей экономией, т. к. должно быть принято во внимание, что дополнительный курс имеет в своем составе крайне незначительное количество (от 60–70), которое не в состоянии удовлетворить острой потребности Красной армии в Красном коммунистическом Генштабе, даже на первый период. Бюро должно учесть необходимость еще в этом году создать как в центре, так и на местах ряд опорных пунктов в лице слушателей первого выпуска. Для определения важности тех должностей, которые должны быть заняты первым выпуском еще в течение первого года, бюро должно учесть весь опыт и знание местных условий теми товарищами, которые в течение трех лет бросались из стен академии в гущу Красной армии и которые сейчас находятся на местах»[1081].

Большевики вчерашнего дня были на редкость безграмотны, для передачи колорита эпохи приведем их победный марш без редактирования. 7 сентября 1921 г. на заседании президиума бюро коммунистической фракции Академии Генерального штаба РККА коммунистами Бородулиным (председатель), Занилацким и Жабиным (секретарь) был рассмотрен вопрос «О недостойном поведении членов ячейки Мануйлова, Васильева, Евсеева и Розена». Собравшиеся постановили: «Принимая во внимание стремление к диктатуре старых членов РКП ячейки Военной академии в лице Васильева, Евсеева, Розена и при всемерной поддержке т. Мануйлова и их недопустимые действия, как членов РКП, во всех их действиях, как, например, указанные лица стараются всеми мерами подорвать авторитет бюро: они предлагали кандидатов Н. Чембровского и Этингера при выборах в бюро, ранее ими же рекомендованных (так в тексте, следует — аттестованных. — С. В.) как ненадежных членов РКП, тем самым стараясь спровоцировать выборы. Причем ранее Н. Чембровский был предназначен бюро к исключению из партии, что им было известно. Кроме того, после общего собрания ячейки, когда стремление к диктаторским полномочиям и замашкам были обрезаны постановлением и бюро было избрано на общих основаниях коллективное, в каковой состав не вошли указанные лица, они повели закулисную агитацию против бюро в целом, обвиняя его в эсеровских методах работы и проведении эсеровской линии, отмечая партийную неустойчивость и неблагонадежность его нового состава как молодых членов партии (как это в духе старого окопноправдиста. — С. В.). Это особенно ярко выразилось при перерегистрации дополнительного курса, когда т. Розен открыто выступал против бюро и ячейки в целом и получил за это соответствующий выговор от перерегистрационной комиссии. Указанные товарищи после перерегистрации стали вносить еще большее разложение в ячейку академии, рекомендуя в оставлении в партии таких лиц, кои предназначены к исключению — как, например, [Никдиди], открыто заявляя, что, хотя эти лица не могут быть членами РКП, но что они чуть не хуже тех, которых уже перерегистрировали, — например, Замилацкого, и не хуже тех, кого оставляет бюро.

Принимая во внимание изложенное, необходимо данный материал направить в комиссию по очистке партии для воздействия на указанных товарищей в смысле преподания им указаний об их недостойном поведении как членов РКП, с просьбой передать данное дело в партсуд для расследования действий тт. Розена, Васильева, Евсеева и Мануйлова, которые продолжают кичиться своим партстажем и спекулируют этим обстоятельством, указывая всегда на собраниях и в частных разговорах, что они имеют большое знакомство и связи в верхах партии (курсив мой. — С. В.), благодаря чему они могут проводить в жизнь все положения и мероприятия в смысле улучшения быта слушателей, тем самым оказывали давление и пробирались на выборные должности, чем в свою очередь спекулировали перед ответственными товарищами, работающими в центре, указывая, что они пользуются неограниченным доверием и авторитетом»[1082].

23 октября[1083], впрочем, старый большевик-«ленинец» все-таки окончил академию, называвшуюся уже Военной академией РККА, с оценкой «весьма удовлетворительно»[1084]. В этот день на общем, торжественном, собрании коммунистической ячейки Военной академии РККА (присутствовало 400 чел.) был заслушан отчет бюро ячейки, причем «главное внимание было уделено первому выпуску Красных генштабистов, Учкому и работе ЦК»[1085]. Через два дня А. Г. Васильев убыл в распоряжение начальника Штаба РККА, а 26 апреля 1922 г. был назначен начальником 15-й Сивашской стрелковой дивизии[1086]. Со времен своей осенней выходки 1920 г., он, судя по всему, ничуть не изменился. Комиссия командвойск Украины и Крыма отметила по итогам инспектирования дивизии: «…До приезда комиссии высшего командования нач[альник] п[олит]о[тдела] див[изии] т. Строганов и др. нач[альники] политорганов скрывали халатное отношение к работе, постоянное пьянство начдива т. Васильева. Поведение начдива т. Васильева является одной из причин слабой боеспособности дивизии, а это должно быть заранее предусмотрено ответственными политическими работниками и заранее оповещено в высшую инстанцию… Начдив вопросам подготовки дивизии мало уделил времени, занимаясь, по его словам, „возжанием с продовольствием“, работе начдиву не свойственной, в то же время начдив за период пребывания комиссии в Елисаветграде ни разу не явился своевременно к началу занятий: на смотр 130-го полка и див[изи он ной] школы опоздал на полтора часа, в обыкновенное время шта[б] див[изии] посещает неаккуратно, почему на[чальнику] шта[ба] див[изии] часто приходится принимать посетителей начдива, отвлекаясь от работы по штабу. Кроме того, вид начдива ни разу не оказался вполне трезвым; обыкновенно [он] пьянствует. Стрелковой подготовленности частей дивизия не знает, указывая, что успех стрельбы выражается в 60 % попадания, тогда как данные отчета по дивизии говорят совсем обратное. Отмечается со стороны начдива неумелое вмешательство в распоряжения командира 130-го полка по руководству им занятиями с комсоставом, чем тормозилась работа… Начдив т. Васильев почти не бывает в штабе дивизии, ввиду чего нач[альник отдела] снаб[жения] див[изии] т. Рогов вот уже больше недели не может сделать ему доклад о состоянии снабжения и получить то или иное разрешение на выход из критического положения…»[1087]

22 мая А. Г. Васильев был зачислен в резерв Штаба РККА, далее занимал должность начальника штаба 9-го стрелкового корпуса с регулярными назначениями врид комкора вплоть до 16 июня 1923 г., когда, по итогам ходатайства командования Северокавказского военного округа[1088] (очевидно, сытого старым большевиком по горло), в очередной раз отправился в распоряжение Штаба РККА, и 9 августа был, наконец, уволен в бессрочный отпуск[1089]. Начавшаяся в 1923 г. военная реформа, вероятно, не только сократила Красную армию[1090], но и оздоровила ее личный состав.

Чем Васильев занимался в течение полутора-двух лет, из источников не ясно, однако точно известно, что в 1925 г. он стал ответственным редактором журнала «Война и техника». С 15 июня по 15 июля 1929 г. Васильев прошел «переподготовку групповыми упражнениями, практическими занятиями и военными играми в течение 21 дня при Курсах усовершенствования высшего начальствующего состава РККА»[1091]. Сохранилась его аттестация: «Ко времени прибытия на курсы в современной военной технике оказался достаточно сильным; имел также удовлетворительное представление о современной тактике, но в общем сказывается значительная отсталость в вопросах военного дела. Курсом овладел — в общем и целом — достаточно; систему полевого оперативного управления усвоил хорошо, но в вопросах взаимодействия сковывающих и ударных частей и связи их с различными группами поддерживающей артиллерии вполне самостоятельно работать не может. По характеру более строевой командир, нежели штабной работник. Тем не менее считаю, что наиболее полезным будет на второй роли в большом штабе. Зам. начальника… Н. Соллогуб, начальник Учебного отдела В. Кангелари»[1092]. Когда А. Г. Васильев следил за собой, он, по всей видимости, представлял определенную ценность как достаточно грамотный для большевика военный работник. «По всей видимости» потому, что копию своей «военной» телеграммы о переводе на другой фланг Западного фронта А. Г. Васильев отправил именно участнику Первой русской революции, члену РСДРП(б) с 1917 г. В. А. Кангелари: возможны как простое совпадение, так и совершенно определенная закономерность.

В середине 1920-х гг. А. Г. Васильев был демобилизован и направлен на литературную работу — в «Известия ЦИК СССР и ВЦИК Советов». В 1925 г. А. Г. Васильев сделал по-настоящему доброе дело: внес решающий вклад в выведение на чистую воду Ю. М. Стеклова (Нахамкиса), который входил еще в соглашательский ЦИК I созыва и длительное время был, как и сам А. Г. Васильев, видным советским парламентарием. ЦКК и Московская контрольная комиссия РКП(б), укрепляя свой авторитет и демонстрируя «объективность» в выборе кандидатов на образцово-показательные расправы, расследовали жалобу А. Г. Васильева на Ю. М. Стеклова со рвением тем большим, что последний не первый год мозолил глаза высшему большевистскому руководству. Установили: «Тов. Стеклов в „Известиях…“ создал такую обстановку, которая не была похожа на партийную, а скорей — на барскую обстановку. Когда т. Стеклов входил в кабинет, никто не смел пикнуть: так расправлялся т. Стеклов со своим аппаратом. Когда в его кабинет, уже в нашем присутствии, приходили партийные и беспартийные сотрудники, — они тряслись, когда стояли перед ним. Не было никакой товарищеской обстановки, а была обстановка рабская и недопустимая в нашей жизни, при советской власти. Кроме того, т. Стеклов иногда сотрудников, партийных и беспартийных, использовал для своей работы, которую он издавал, использовал их в рабочее и в нерабочее время. […] У т. Стеклова была работа по переводу Бакунина. Это была работа очень трудная и кропотливая: нужно было подбирать письма, и он эту работу издавал, правда, по заданию высших органов. Тов. Стеклов для сборки этих писем привлек тех товарищей, которые там работали. […] Один товарищ попытался отказаться от этой работы по переводу. [Стеклов] ему сказал: „Если не возьмешь, то будут сделаны соответствующие выводы“. Так делал т. Стеклов. Между прочим, товарищ набрался мужества и отказался, но после т. Стеклов… начал игнорировать [его]. Таким образом, создалось известное отношение к этому товарищу. […] Вся работа т. Стеклова в „Известиях“ заключалась в том, что он писал передовицы. Писать передовицы он был мастер. Но только этим и занимался»[1093]. По сути коммунистическая ячейка «Известий ЦИК СССР и ВЦИК Советов» в составе около сорока человек и ее бюро, четверо из семи членов которого были представителями администрации, представляла собой «придаток… при… администрации»[1094] в составе четырех человек. ЦКК и МКК РКП(б) провели тщательную трехмесячную работу (для сравнения — ячейку Государственного политического управления в составе полутора тысяч человек ЦКК и МКК проверили за один месяц)[1095], поскольку Стеклов «пользовался известностью в […] партии — и с отрицательной, и с положительной сторон»[1096]. К коммунистической ячейке был применен «целый ряд мер организационного характера в смысле ее изменения и реорганизации»[1097], после которых ячейка заработала. Стеклова же «сняли […] не только с „Известий ЦИК“, но и из других мест: как, напр[имер], не провели его во ВЦИК»[1098].

Окончательное решение вопроса состоялось в узкой коллегии Политбюро ЦК РКП(б) — во фракционной сталинско-зиновьевской «семерке» (шесть из семи членов Политбюро плюс председатель Центральной контрольной комиссии). Входивший в нее В. В. Куйбышев твердо отстаивал точку зрения возглавляемой им ЦКК, Г. Е. Зиновьев, который, несомненно, поддержал бы Ю. М. Стеклова как товарища по «литературной» работе в партии, на заседании отсутствовал. Об этом мы знаем из обмена записками Г. Е. Зиновьева и И. В. Сталина, состоявшегося, скорее всего, на одном из заседаний Политбюро. Зиновьев: «По-моему, слишком жестоко судят его. Выговора достаточно. 30 лет работает. Газета ведется литературно хорошо. Нельзя ли сегодня решить только выговор, а вопрос о снятии отложить?» Сталин: «Жаль, что Вас не было в семерке. Я там дрался и добился смягчения. Предлагаемая резолюция есть смягченная, принятая семеркой. Теперь перерешить решение семерки, я думаю, невозможно»[1099]. Несмотря на тот факт, что доконать Стеклова ему не удалось, Васильеву его коллеги по «Известиям…», судя по всему, остались благодарны за заступничество от «комчванства»: на фоне клинического хама Стеклова Васильев выглядел настоящим поборником того, что называлось в те годы внутрипартийной демократией.

В 1930 г. А. Г. Васильев вышел в отставку по болезни[1100]. В диагнозе среди прочих болезней были указаны «истерические реакции беспомощного человека»[1101] и «реактивная депрессия»[1102]. Умер Васильев 3 мая 1931 г., у него осталась 40-летняя нетрудоспособная вдова Ольга Ивановна Васильева, с которой он явно прожил недолго: еще в 1922 г. Александр Григорьевич оставался холостяком[1103]. Революционные заслуги Васильева ценили, на что указывает уже ходатайство Государственного военного издательства в Главное управление РККА о назначении вдове персональной пенсии: «Тов. Васильев принимал деятельное участие в революционной борьбе, вступив в партию в 1905 г. После Февральской революции т. Васильев редактировал „Окопную правду“, упорно борясь с меньшевиками и эсерами. В период Гражданской войны т. Васильев занимал ряд командных должностей в РККА, а в последние годы редактировал журнал „Война и техника“»[1104].

4 мая 1931 г. некролог А. Г. Васильеву как члену нескольких созывов первого советского парламента напечатали «Известия ЦИК СССР и ВЦИК Советов»: «Продолжительная болезнь сразила крепкого бойца большевистской партии т. Васильева.

Тов. Васильев вступил в партию 17-летним юношей в 1905 г. и вел усиленную подпольную борьбу среди питерских рабочих. В Февральскую революцию он избирается членом армейского комитета 12-й армии, а затем и комиссаром этой же армии. Будучи на рижском фронте, редактируя „Окопную правду“, т. Васильев упорно боролся с меньшевиками и эсерами. В период Гражданской войны т. Васильев последовательно занимает ряд военных постов, и после окончания Академии Генштаба назначается начальником Сиверской (15-й Сивашской. — С. В.) стрелковой дивизии и затем начальником штаба 9-го стрелкового корпуса.

Тов. Васильев принимает деятельное участие в переработке воинского устава.

В последнее время т. Васильев редактировал военный журнал „Война и техника“.

Тов. Васильев неоднократно избирался членом ЦИК СССР и ВЦИК.

Группа товарищей: Туркин, Поливин, Гусев, П. Верховский, В. Васильев»[1105]. По фактам все правильно, но вот по духу…

Гражданская война поломала психику многих. Старый большевик, видный деятель армейских комитетов, член нескольких (2-го, 3-го, 5-го и 6-го) созывов первого советского парламента, легат Свердлова в военном ведомстве, один из создателей военной контрразведки в современном ее варианте, чей вклад, впрочем, сложно признать позитивным, сломался от жизненной пустоты и безысходности.

Документ № 3.2.1

Доклад Г. И. Теодори С. И. Аралову с протестом против поглощения органов военного контроля чрезвычайными комиссиями на Южном фронте

Не ранее 11 декабря 1918 г.[1106]

В[есьма] секретно,

предреввоенсовета т. Л. Д. Троцкому в собственные руки

ДОКЛАД, поданный т. Аралову в связи с самочинностью реорганизации отделений разведки и военного контроля и слияния их — без распоряжения и утверждения т. Троцким и Реввоенсоветом Республики, слияния, произведенного на Южном фронте тт. Лацисом, Самойловой и Васильевым[1107]

Созданная на прочных началах вооруженная сила государства должна обладать законченной системой организации. Полагаю, что организация Красной армии стала на этот путь прочно.

Эта новая нарождающаяся сила — Красная армия, которая к весне [1919 г.] должна превратиться в 3-миллионную армию, представляет исключительный интерес для многочисленных врагов Российской Республики, обложивши[х] ее со всех сторон.

К организации и снабжени[ю] этой громадной армии, согласно декретам правительства, привлекаются все правительственные силы страны.

Республика объявлена военным лагерем[1108].

Значит, не только армия, но и все производительные силы страны представляют уже громадный интерес для врагов Советской России.

Нет сомнения, что этот интерес, сконцентрированный в разведке, не остался пассивным наблюдателем, а принял активный характер[1109]. Тысячи тысяч фунтов золота тратятся и будут еще истрачены врагами для создания таких организаций, которые, с одной стороны, должны выяснить существо Красной армии, с другой — подорвать успех ее формирования и снабжения.

Эта задача возлагается на тайные организации[1110], именуемы[е] шпионскими. Они составляют принадлежность всякой армии, которая для составления плана войны должна располагать всеми данными о противнике.

Отсюда ясно, что для сохранения секрета организации Красной армии, для предохранения ее и всех средств, служащих или могу щих послужить на дело ее организации, необходимы специальные органы.

Здравый смысл, многолетний и всесторонний опыт борьбы со шпионажем предъявля[ю]т следующие требования при организации охраны военных интересов:

1. Задача борьбы со шпионажем должна быть возложена на специальные органы, чтобы дать им возможность сосредоточиться исключительно на выполнени[и] своих функций.

2. Органы эти должны [являться] составной частью военной системы. Только в этом случае будет обеспечен необходимый контакт для направления всей деятельности органов, ведущих борьбу со шпионажем, в интересах достижения общей задачи поставленной армии.

3. Строгая централизация деятельности этих органов и достаточная независимость по специальности от местных властей постольку, поскольку выполняются задания центрального руководящего органа [с] целью обеспечить конспиративность работы, являющейся основной чертой слежки за шпионами.

4. Они должны обладать правами по ликвидации дел, как то: обыска, выемки и ареста.

5. Они должны пользоваться широким содействием общества и всех учреждений, для чего общая задача их должна быть широко известна.

Эта общая задача специальных[1111] органов распадается на две частны[е] задачи:

1. ОБНАРУЖЕНИЕ, ОБСЛЕДОВАНИЕ и ПРЕСЕЧЕНИЕ деятельности иностранных шпионов, а также организаций и лиц, деятельность которых, преследуя интересы иностранных государств, направляются во вред военным интересам Российской Социалистической Федеративной Советской Республики.

2. ИЗУЧЕНИЕ СИСТЕМЫ и МЕТОДОВ действия органов ИНОСТРАННОЙ РАЗВЕДКИ.

Органы, предназначенные для выполнения этих задач, именуются ныне органами ВОЕННОГО КОНТРОЛЯ и составляют неотъемлемую часть общей военной системы. Это органы самозащиты, необходимые всякой правильно организованной военной силе.

Три первых требования, упомянутых выше, легли в «Обще[е] положени[е] о Военном контроле», утвержденно[е] 3 октября сего года и подписано[е] предреввоенсовета Троцким 21 октября.

ЧЕТВЕРТОЕ требование, [с]формулированное в форме приказа, до сего времени не утвержден[о] по неизвестным причинам.

ПЯТОЕ требование также не удалось в полной мере осуществить вследствие противодействия, встреченного в канцелярии заместителя предреввоенсовета Р[еспубли]ки. Невыполнение этих последних двух требований значительно тормозит деятельность Военного контроля.

Между тем в последнее время на Военный контроль в течение более месяца ведется наход[1112] с целью его уничтожения[1113]. Эти усилия прилагаются людьми, не только не знающими сущности и работы Военного контроля, но имеющими вообще весьма слабые понятия о военном деле в его целом. Конечная задача этих лиц и организаций — передать функции Военного контроля Чрезвычайным комиссиям, [т. е.] учреждениям, не имеющим ничего общего с военной организацией, подчиненным местным властям гражданского управления[1114], руководящим ими в целях сохранения своих узких местных интересов. Чтобы охарактеризовать деятельность чрезвычайных комиссий и оценить, насколько личный состав их способен был бы выполнять задачи Военного контроля, надо прочесть весь тот материал, который попутно собран Военным контролем при разработке своих дел. Во многих случаях это вопиющее преступление, в остальных случаях — это свидетельство полн[ой] безграмотност[и] в деле организации борьбы с преступлениями. Обычный прием борьбы — арест без разбора и следствия. Достаточно сказать, что, по официальным сведениям, из Бутырской тюрьмы 11 декабря выпущено 5 тыс. числившихся без предъявления обвинения за ЧК. Между тем задача борьбы со шпионажем вовсе не решается арестом заподозренного лица. Это лицо действует в редких случаях самостоятельно, в большинстве случаев за ним [стоит] целая система, раскрытие которой и свидетельствует об умении [военных контрразведчиков].

Какова же будет польза от таких чрезвычайных комиссий, которые не имеют ничего общего с военной системой, далеки от нее, не понимают военных задач, не знакомы [с] задачами разведки и не в курсе военной обстановки.

Исходя из того общего положения, которое гласит, что все должно быть подчинено интересам военной обороны, нужно отбросить всякую мысль о подчинении Военного контроля Чрезвычайным комиссиям. Надо прочно закрепить положение Военного контроля, для чего вниманию и на утверждение председателя Реввоенсовета и Революц[ионного] воен[ного] совета предлагается:

I. Отмена всех распоряжений, исходивших от ревизионной комиссии Лациса и Самойловой при посещении ими Южного фронта, как средство восстановить единство организации Военного контроля[1115].

II. Общее положение о Военном контроле.

III. Приказ о правах ликвидации.

IV. Приказ, подлежащий опубликованию в целях осведомления всех учреждений и общества о задачах Военного контроля.

V. Приказание о немедленном отпуске остатков по смете, которые неизвестно почему задерживаются.

VI. Строго придерживаться принятого и утвержденного Общего положения[1116].

Консультант Регистрационного управления Полевого штаба

Реввоенсовета Республики Г. И. Теодори

Помета Л. Д. Троцкого о прочтении: «Тр»[1117].

РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 2. Д. 59. Л. 97–98 об. Подлинник — машинописный текст с автографами.

Документ № 3.2.2

Обращение членов бюро коммунистической фракции Академии Генерального штаба РККА к общему собранию коммунистической фракции академии о сложении с себя обязанностей членов бюро в связи с возмутительными обвинениями, брошенными в адрес бюро на общем собрании фракции

Гор. Москва 14 апреля 1921 г.

К общему собранию фракции Академии Генштаба

16 апреля 1921 года[1118]

Общее собрание фракции Академии Генерального штаба на заседании 9 апреля 1921 г. по личному, ни на чем не основанному заявлению т. Федько, не выслушав даже объяснений бюро, не потребовав его доклада, постановило переизбрать бюро в порядке продолжения собрания.

Только к концу заседания, когда страсти несколько улеглись, когда настойчивые указания ряда товарищей, что в истории нашей фракции навряд ли имеются подобные факты, фракция поняла нетактичность этого постановления и нашла возможным заслушать предварительно доклад бюро и только после этого поставить вопрос о его переизбрании.

Такое отношение массы членов фракции, состоящих в своем огромном большинстве из ответственных и вполне сознательных коммунистов, к своим выборным представителям, несущим всю тя жесть ответственной работы в бюро, которые, не пользуясь никакими льготами, оставаясь равными членами фракции, но отдавая ей все свое время и силы, — является грубым нарушением партийной этики и оскорблением для всякого уважающего себя коммуниста, кого коснулось подобное нетоварищеское отношение.

Общему собранию теперь уже, наверно, хорошо известно, что слухи о том, что из академии предполагается исключить 50 % слушателей, что спецы хотят закрыть Военно-научное о[бщест]во, что спецы хотят разогнать Центральное бюро комм[унистических] ячеек ВВУЗ, являются нелепыми, провокационными слухами, пущенными в академию чьей-то умелой рукой, и очень жаль, что фракция на эту провокацию поддалась.

Каждый из членов бюро в отдельности и все вместе имеют полное основание считать себя безупречными коммунистами, а потому не желают служить мишенью для выражения недовольства, [быть жертвами тех людей], которые честное имя коммуниста мо[гут] запятнать.

На основании вышеизложенного бюро с тяжелым сознанием невозможности продолжать свою работу в сложившейся обстановке — целиком и единогласно слагает с себя полномочия членов бюро.

Но, не считая возможным по своему коммунистическому долгу бросать на произвол ту важную работу, которая требует известной преемственности, бюро предлагает вниманию общего собрания новый список членов бюро, из которых ни один не входит в бюро настоящего состава, и поручает своему президиуму, тт. Васильеву А., Вольпе и Янелю, если общее собрание найдет это возможным, войти в состав нового бюро с правом совещательного голоса сроком не более одного месяца и с задачей ориентировать новое бюро технической и организационной постановкой работы в органах слушателей, после чего автоматически выбывают из его состава.

Одновременно бюро, во избежание подобных прецедентов в будущем, обращается ко всем членам фракции с товарищеским напоминанием о необходимости более внимательного отношения к своим избранным представителям, которые продуктивно могут работать только при полной поддержке всей фракции и которые являются ответственными представителями, и по отношению к ним также нужно соблюдать хотя бы элементарные требования партийных этики и товарищества.

Подписали члены бюро: Касванд, Васильев А., Евсеев, Янель

С подл[инным] верно: за секретаря[1119]

ЦАОПИМ. Ф. 64. Оп. 2. Д. 389. Л. 111–111 об. Заверенная машинописная копия.

* * *

Документ № 3.2.3

Из протокола заседания коммунистической фракции Академии Генерального штаба РККА — о Красном Генеральном штабе и изменении персонального состава бюро коммунистической фракции академии

Гор. Москва

24 июля 1921 г.

Присутствовало…[1120] человек

Председатель — т. Васильев

Секретарь — Бородулин

[…]

1. СЛУШАЛИ: О реконструкции бюро.

Тов. Белицкий делает следующее предложение от имени членов бюро тт. Белицкого, Циффера и Жабина:

общее собрание фракции АГШ, заслушав доклад секретаря бюро т. Жабина и содоклад т. Евсеева, считает деятельность бюро правильной.

Перед фракцией АГШ сейчас стоит ряд очередных, крайне существенных, задач, от планомерного осуществления которых зависит как правильное и наиболее целесообразное использование первого выпуска академии, так и общее направление работы бюро, состав которого общее собрание считает необходимым пополнить. В основных чертах работа бюро должна протекать в следующих направлениях:

1. Самое важное — это правильно развить и углубить постановление Оргбюро ЦК путем внесения на рассмотрение наших центральных партийных и военных органов ряда проектов и положений, разработанных технической комиссией дополнительного курса и рассмотренных бюро. Бюро должно относиться к назначению каждого выпускаемого генштабиста с величайшей экономией, т. к. должно быть принято во внимание, что дополнительный курс имеет в своем составе крайне незначительное количество (от 60–70 [слушателей]), которое не в состоянии удовлетворить острой потребности Красной армии в Красном коммунистическом Генштабе — даже на первый период. Бюро должно учесть необходимость еще в этом году создать как в центре, так и на местах ряд опорных пунктов в лице слушателей первого выпуска. Для определения важности тех должностей, которые должны быть заняты первым выпуском еще в течение первого года, бюро должно учесть весь опыт и знание местных условий теми товарищами, которые в течение трех лет бросались из стен академии в гущу Красной армии и которые сейчас находятся на местах.

2. Не менее важная задача ставится перед бюро — это выработать формы связи фракции с выходящим первым выпуском АГШ. Эта связь должна обеспечить, с одной стороны, полную поддержку фракцией товарищей на местах, и, с другой стороны, эта связь даст возможность фракции быть ориентированной о положении на местах и даст возможность учесть последующие этапы заполнения красными генштабистами командных должностей во вторую и третью очередь. Планомерная и вдумчивая работа в этом направлении сможет обеспечить наиболее продуктивное проведение в жизнь процесса овладения всем аппаратом управления Красной армии на смену старым военспецам, чуждым интересам пролетарской Революции.

3. Работа первого выпуска будет тогда авторитетна и плодотворна, когда товарищи прибудут на места точно информированные. Для этого бюро должно немедленно связаться со всеми слушателями, всю информацию с мест обработать и ознакомить первый выпуск с фактическим положением Красной армии. Одновременно бюро должно следить за тем, чтобы все слушатели старшего и младшего курсов были наиболее рационально использованы.

4. В организационном строительстве Красной академии [Генштаба] бюро должно считать своей задачей, после утверждения плана учебной жизни, разработанного учкомом, чтобы преподавательский состав был обновлен, и генштабисты с опытом Гражданской войны должны прийти на смену заядлым[1121] военспецам. Учебная жизнь осенью должна пойти в организованных рамках.

5. Военно-научное общество должно служить одним из средств к осуществлению связи с местами и одновременно должно в течение лета обеспечить слушателей старшего курса [материалами с тем], чтобы осенью подойти вплотную к изучению Гражданской войны.

6. Центральное бюро комячеек [ВВУЗов] должно служить предметом особых забот и внимания бюро. Поскольку влияние фракции Академии Генерального штаба доминирует здесь, постольку бюро фракции должно планомерно работать над подготовкой созыва 2-й Всероссийской конференции бюро комячеек ВВУЗов и одновременно содействовать проникновению представителей Центрального бюро в Высший академический совет.

7. Деятельность контрохоза[1122] и кооператива должна получить развитие в сторону самодеятельности этих органов, ибо только таковая может облегчить тяжелое материальное положение слушателей.

8. Общий характер всех вышеизложенных работ требует напряженной работы не только бюро, но [и] всей фракции в целом, и поэтому общее собрание обращается ко всем членам фракции без исключения с призывом спайки, сплоченности и взаимной поддержки.

Второе предложение от имени 20 товарищей делает т. Мануйлов:

Заслушав доклад бюро фракции, общее собрание считает, что вся деятельность бюро прошлого состава сводилась к тому, что отдельные лица «практики» выдвигались пред лицом наших военных верхов и занимали ответственные посты, а фракция в целом лишь проигрывала. Это только потому, что бюро в своем неоднородном составе преследовало не общие интересы коллектива красных генштабистов, а индивидуальные — отдельных и способных дельцов. Посему фракция постановляет:

1. В целях проведения ударной работы по завоеванию должного положения красных генштабистов и красного комсостава и выработки и проведения учебного плана — выбрать однородное, ограниченное в своем составе бюро, которому поручить: а) поднять самодеятельность фракции; б) вопреки тенденции использовать красных генштабистов по старому индивидуальному методу, добиться участия самих слушателей в их распределении.

2. В целях осуществления перечисленных работ будущему составу бюро фракции поручается широко использовать весь состав слушателей как технических и подсобных работников, за деятельность которых бюро в целом отвечает перед общим собранием.

Предложенная резолюция т. Чембровского:

«Принимая во внимание, что разнородность бюро, выразившаяся в разногласиях по различным принципиальным вопросам, вредит общему делу по проведению борьбы за захват в свои руки Красной армии[1123], подрывает авторитет фракции академии в целом — желателен немедленный выбор иного бюро, предоставив тт. Евсееву и Васильеву составить список членов бюро и предложить его вниманию товарищей по фракции».

Поправка Евсеева: «Избрать однородное бюро с уменьшенным [составом]» — отклоняется.

1. ПОСТАНОВИЛИ:

По существу доклада Белицкого за — 45, против — 34. Принята резолюция т. Белицкого, одобряющая деятельность бюро и предлагающая его пополнить.

[СЛУШАЛИ: ] Тов. Васильев заявляет о своем уходе из состава бюро его, Евсеева и Мищенко.

Тов. Смоленцев заявляет о сложении с себя обязанности члена бюро ввиду перегруженности работой.

Тов. Белицкий кандидатами в члены бюро выдвигает тт. Бородулина и Замилацкого.

Собрание выдвигает вместо ушедших товарищей дополнительно тт. Дмитренко, Горбатова, Жигура и Этингера.

ПОСТАНОВИЛИ: Уход из состава бюро тт. Васильева, Евсеева и Мищенко утверждается.

Заявление т. Смоленцева о выходе из состава бюро признается уважительным.

36 голосами против 13 принимается следующий состав бюро: Белицкий, Циффер, Жабин, Замилацкий, Бородулин, Дмитренко, Горбатов, кандидаты: тт. Жигур и Этингер. […]

СЛУШАЛИ: По личному вопросу выступает т. Смоленцев, протестующий против брошенного ему обвинения т. Мануйловым в карьеризме.

Тов. Васильев и Мануйлов подтверждают обвинение.

Тов. Белицкий защищает его, ссылаясь на его работу в секретном отделении.

Тов. Васильев отмечает нетактичность т. Белицкого, позволившего себе разглашать [сведения] о работе в секретном отделении т. Смоленцева, и предлагает ему выразить порицание.

Тов. Этингер отмечает нетактичность т. Васильева, который в качестве председателя собрания не остановил вовремя т. Белицкого, и предлагает выразить ему порицание.

Тов. Васильев слагает с себя председательствование, которое передает т. Бородулину.

ПОСТАНОВИЛИ: Председатель констатирует отсутствие кворума, предлагает перенести разрешение инцидента «Смоленцев, Мануйлов, Васильев и Белицкий» на следующее собрание и объявляет собрание закрытым.

Председатель Бородулин Секретарь

ЦАОПИМ. Ф. 64. Оп. 2. Д. 389. Л. 121–122. Подлинник — машинописный текст с правкой и автографом синим карандашом.

Документ № 3.2.4

Из протокола общего собрания коммунистической ячейки Военной академии РККА — организационные вопросы

23 октября 1921 г.

Присутствовало 400 чел.

Порядок дня:

1. Отчет бюро.

2. Задачи нового бюро.

3. Выборы бюро.

Председатель — т. Кручинский.

Секретарь — т. Жабин.

1. СЛУШАЛИ: Отчет бюро (докладчик — т. Белицкий).

БЕЛИЦКИЙ: В своем докладе т. Белицкий отметил работу бюро за летний период [до] настоящего момента. Главное внимание было уделено первому выпуску красных генштабистов, учкому и ЦБ. Учкомом разработан и проводится в жизнь учебный план, который был взят за основу на заседании РВС.

ВНО за этот период времени подготовило несколько докладов и выпустило в свет свои журналы. Кроме того было обращено внимание на прием нового состава слушателей, чистку ячейки (произведена чистка дополнительного курса — [людей], ныне окончивших академию) и на улучшение быта слушателей.

Содокладчик т. УРИЦКИЙ отметил направление будущей работы бюро и органов самодеятельности слушателей как внутри, так и вне стен академии. Работа внутри академии должна протекать во ВНО, учкоме, клубе и комиссии по улучшению быта слушателей и т. п.

Партийная работа слушателей вне академии должна происходить в рабочих и красноармейских ячейках Московского гарнизона, что даст опыт практического применения имеющихся знаний и сблизит слушателей с рабочей и красноармейской массой (особенно это необходимо для интеллигентского состава).

В прениях по докладу приняли участие:

а). Тов. СУДАКОВ: Ничего существенного не указал, ссылаясь [на применение] коллективной работы во ВНО.

б). Тов. ПОДШИВАЛОВ отметил необходимость обратить должное внимание на полнейшее отсутствие у слушателей свободного времени. По его подсчетам, если принять во внимание учебную сторону, партработу внутри и вне академии, то на все это потребуется не менее 22 часов в сутки, что безусловно нежелательно. В заключении он настаивал, что вполне достаточным будет, если тот или другой слушатель будет активно работать в одном из органов самодеятельности.

в). Тов. СТАНКЕВИЧ и ЛЕПИН высказались за точку зрения УРИЦКОГО, возражая Подшивалову.

г). Тов. ВАСИЛЬЕВ внес пожелание, чтобы новый состав бюро обратил должное внимание на положение краскомов вообще в армии, не ограничиваясь суждением о красных генштабистах, также отметил необходимость расширения и уплотнения работы ВНО, усматривая в нем первый зародыш Красного Генерального штаба.

Было внесено предложение о прекращении прений, которое было принято единогласно.

Заключительное слово было предоставлено т. УРИЦКОМУ, который категорически возражал против точки зрения т. ПОДШИВАЛОВА и считал настоятельно необходимым [вести] самую интенсивную партработу как внутри, так и вне академии.

После заключительного слова т. УРИЦКОГО было внесено два предложения — тт. ПОДШИВАЛОВА и ВАХИТОВА. Предложение первого заключалось лишь развитием последнего параграфа т. ВАХИТОВА.

В результате голосования была принята резолюция т. ВАХИТОВА следующего содержания: «Деятельность бюро фракции за летний период одобрить, признав линию поведения как общетактическую, так и политическую правильной.

Фракция выражает пожелание о привлечении в работу органов самодеятельности слушателей главную массу таковых.

Партийную работу внутри и вне академии поставить таким образом, чтобы это как можно меньше влияло на работу чисто академическую». […]

П[одлинный] п[одписали] председатель Кручинский

Секретарь Жабин

С подлинным верно: С. Левицкая

ЦАОПИМ. Ф. 64. Оп. 2. Д. 389. Л. 129–129 об. Заверенная машинописная копия с автографом С. Левицкой синими чернилами.