2.2. Война цивилизаций как столкновение идентичностей в эпоху глобализации
2.2. Война цивилизаций как столкновение идентичностей в эпоху глобализации
Существование современной цивилизации в контексте глобализации и перспективы ее развития как нелинейной системы в значительной мере зависят от поведения и деятельности человека. Ведь последний способен каким-то незначительным действием вызвать огромную флуктуацию в мироцелостности (природного, социального и персонально-человеческого начал, которые не сводятся друг к другу и взаимопроникаемы), причем неизвестно, каким образом это может произойти. Нелинейный характер мироцелостности на рубеже второго и третьего тысячелетий наиболее ярко обнаруживается теперь, когда разворачивается начавшийся в 60-70-е годы научно-технический прогресс. Эта новая мироцелостность, где человек стремится к установлению господства над природой и течением истории, постоянно генерирует множество идентичностей личности. Такого рода множество идентичностей в посткризисном мире представляет один из вызовов XXI столетия, связанных с национализмом, религиозным фанатизмом, классовой борьбой и пр.
Не случайно, в современной социальной мысли актуальной является проблема столкновения идентичностей, при этом заслуживает внимания понятие «предельной идентичности». Оно, согласно А.В. Журавскому, О.В. Садову и А.В. Фетисову, представляет собой «иерархическую совокупность онтологических установок субъекта, отличающих его от других и определяющих его мировоззрение, целевые установки социальной и/или политической деятельности», данное понятие предельной идентичности «позволяет индивиду (группе) во всех случаях определиться с ответом на вопрос: кто он?; она (предельная идентичность (авт.) выражает «предельный интерес», т. е. такое свойство сознания (индивидуального или группового), которое сопротивляется всему преходящему и конечному»[447]. На основе этого вводится понятие «столкновение идентичностей» (clash of identities), описывающее процессы конкуренции когнитивных моделей глобализации различных акторов мировой политики. Понятие «столкновение идентичностей» эквивалентно мифологемам типа «столкновение цивилизаций», «столкновение фундаментализмов» и пр.[448] С позиции социальной топологии, «столкновение идентичностей» означает пересечение элементов той или иной цивилизации (от личности до самой цивилизации), детерминирующих течение кризисного развития мирового сообщества цивилизаций. Это пересечение может иметь характер действительно «войны цивилизаций» или диалога цивилизаций – все будет зависеть от конкретных условий.
В этом смысле заслуживает внимания сделанный Национальным разведывательным советом США доклад «Мир после кризиса», в котором предлагается прогноз о распространении идентичностей и растущей нетерпимости к 2025 году. «Один аспект растущей сложности международной системы заключается в том, что одна-единственная политическая идентичность, такая как сплав гражданства и национальности, будет, по всей видимости, к 2025 году доминировать в большинстве сообществ. Не меньшее значение, чем религия и этническая принадлежность, будет иметь классовая борьба. Интернет и другие мультимедиа будут способствовать оживлению племенных, клановых и других сообществ, основанных на верности своим. Взрыв урбанизации облегчит распространение этих идентичностей и увеличит вероятность столкновений между группами… Хотя унаследованные и выбранные слои идентичности будут такими же «аутентичными», как обычные категории гражданства и национальности, одна категория, возможно, будет стоять особняком. Ислам останется мощной идентичностью… В 2025 году понятие многоэтничной интеграции и ценность многообразия могут оказаться перед лицом ряда проблем, таких как национализм, религиозный фанатизм, возможно, некий вариант возрожденного марксизма, а также другие течения, основанные на принадлежности к классу или светской идеологии»[449].
Следует иметь в виду то существенное обстоятельство, согласно которому концепция «войны цивилизаций», или «столкновения идентичностей», была сформулирована американским теоретиком С. Хантингтоном. Она показывает выход из сложившейся кризисной ситуации современного мира, когда в перспективе Америка стремится после 2008 года осуществить второй шанс «более успешно, чем первый, потому что третьего шанса не будет»[450]. Внешняя стратегия Америки должна исходить, согласно З. Бжезинскому, из того, что «сила великой державы уменьшается, если она перестает служить идее»[451]. Такой идеей и является концепция «войны цивилизаций», результатом которой в XXI должна наступить эра американского превосходства, эра глобализации в версии Pax Americana.
Для понимания сущности концепции «войны цивилизаций» следует исходить из разработанного Е.В. Поликарповой методологического конструкта социально-философского исследования механизмов воздействия информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) на сознание человека и его память[452]. Данный методологический конструкт социально-философского исследования воздействия ИКТ на сознание человека выглядит следующим образом. Прежде всего, следует исходить из того фундаментального факта, согласно которому ИКТ использует в своих целях субъект S – общество в целом, социальные группы, институты общества или отдельный человек, чтобы управлять сознанием человека (C). Как известно, в информационном обществе ИКТ – это неотъемлемая часть значительного числа видов интеллектуальной, управленческой и экономической деятельности человека и социальных групп. Их развитие «в современных условиях основано на применении вычислительной техники и связанных с нею методов и средств автоматизации информационных процессов»[453]. Однако это не отменяет существование и использование ИКТ, принадлежащих предыдущим медиасферам (от медиасферы первобытного общества до медиасферы научно-технического века), они функционируют в рамках современной информационной макросферы (информационной среде), будучи подчиненным ИКТ видеосферы и начинающей развиваться гиперсферы.
На этой основе можно выделить условно несколько групп (типов) ИКТ, а именно: ИКТ1 – традиционные технологии печатной продукции (книги, журналы, газеты), радиовещания; ИКТ2 – современные high-hume-технологии, цифровое (и интерактивное) телевидение, спутниковое телевидение, мультимедиа (гипермедиа, интерактивная мультимедиа), технологии машинной графики, цифровое видео, технологии анимации, технологии суперкомпьютеров, виртуальная реальность, компьютерная игра, сетевые технологии обработки и передачи данных, веб-технология, интеллектуальные технологии, в которых центральное место принадлежит теории принятия решений, а «инструментом» является компьютер, технологии искусственного интеллекта, технологии информационной безопасности; ИКТ3 – нацеленные на будущее high-hume-технологии, технологии текстовой мобильной коммуникации, технологии мультимедийной мобильной коммуникации, технологии пирринговых (пирринг – это узел) сетей, состоящих из персональных компьютеров, чьи узлы в Интернете представляют собой квантовые области неопределенности, функционирующих в автономном режиме, квантовый Интернет, технологии квантовой криптографии, информационные квантовые технологии[454]. Воздействие ИКТ1 основано преимущественно на особенностях функционирования левого полушария мозга человека, ИКТ2 – на специфичности деятельности правого полушария мозга человека, когда используется абсолютно новый тип «визуальной коммуникации, который позволяет каждому зрителю индивидуально приспособить происходящее взаимодействие к своим особенностям»[455], ИКТ3 – единстве правого и левого полушарий человеческого мозга, благодаря чему интерактивная компьютерная графика дает возможность визуализировать абстракции квантовых технологий воздействия на сознание человека. Перечисленные ИКТ теперь интегрируются в Интернет, что способствует появлению он-лайновой версии газеты, журнала, радио, телевидения, а также возникновению нового типа масс-медиа, примером чего является видеорадио[456]. Все эти ИКТ, использующие память человека и общественную память, выступают в качестве источников и трансляторов социальной и культурной информации, они дают спектр возможностей социального конструирования реальности. В данном случае следует принимать во внимание то, что воздействие ИКТ основано на таком механизме, присущем нелинейным физическим, биологическим, техническим и социальным системам, как резонанс[457]. Резонансное воздействие ИКТ на мозг и сознание человека происходит посредством преимущественно визуальных образов как набора символов, которые транслируются этими ИКТ и которые «связаны с информацией, ценностями, верой, установками и идеалами людей»[458], Другими словами, резонансное воздействии ИКТ обусловлено спецификой той или иной культуры и социума. Именно данный методологический конструкт дает возможность выяснить специфику воздействия ИКТ на сознание человека и обосновать концепцию социального конструирования реальности, которое осуществляется в ходе «войны цивилизаций». Данный методологический конструкт даёт плодотворные результаты при использовании модели функционального объяснения, которая относится к следующим классам явлений: «выживание» и воспроизводство обществ, культур и социальных институтов; процессы на микросоциальном уровне; процессы на индивидуальном уровне, а также интерпретативного подхода, или теории интерпретации[459]. Это значит, что функциональные объяснения следует отнести к одному из типов телеологического объяснений, когда те или иные события, действия или явления оказываются понятными при соотнесении их с последствиями в будущем[460]. Не менее важной здесь оказывается и теория интерпретации – междисциплинарная парадигма, которая стремится представить все формы человеческой деятельности в качестве символических текстов (систем), которые генерируются внутри «мира значений», «вездесущего культурного контекста»[461]. Отсюда следует вывод о том, что культурологическая модель интерпретации текста является единой методологией гуманитарных дисциплин[462]. Присущая интерпретации принципиальная неопределенность влечет за собой спектр различных прочтений одного и того же текста, что дает возможность глубинного проникновения в него[463]. Именно выписанный методологический конструкт социально-философского исследования воздействия ИКТ на сознание человека вместе с моделью функционального объяснения и теорией интерпретации дает возможность осуществить системно-целостный и информационный подходы в ходе философского осмысления нашей тематики и показать связь воздействия ИКТ на сознание человека и его память.
Поэтому рассмотрим механизмы воздействия информационно-коммуникационных технологий на сознание человека, чтобы выяснить, каким образом информация, поступающая в сознание человека посредством современных ИКТ, интериоризируется сознанием, превращается в знание, на основе которого конструируется социальная реальность и осуществляются социальные коммуникации (происходит экстериоризация знания). В данном случае значительный интерес представляет основанная на синергетике динамическая теория информации, согласно которой «информация есть запомненный выбор одного варианта из нескольких возможных и равноправных»[464], причем эта дефиниция не противоречит другим определениям информации и широко применяется в естествознании. Так, последние исследования закономерностей формирования памяти в мозге, расшифровке кода памяти показывают существование паттернов, в которых может быть закодирована память о произошедших событиях, – так называемых «нейронных кликах»[465]. Эти «нейронные клики» представляют собой различные подгруппы нейронов, генерирующих паттерны, что может способствовать созданию устройств для чтения мыслей человека.
Деятельность этих «нейронных клик» укладывается в понятие информации как запомненного выбора: «С помощью кодирующих нейронных клик мозг запоминает и воспроизводит различные аспекты одного и того же события и располагает информацию, относящуюся к одному и тому же эпизоду, в виде пирамиды с иерархически организованными уровнями. Каждую такую пирамиду можно представить себе в виде части многогранника, который отображает всю совокупность событий, попадающих в данную категорию, – например, «все пугающие события»»[466]. Значение данного комбинаторного способа формирования памяти дает возможность мозгу производить множество уникальных паттернов, обусловленных неограниченным числом впечатлений. Это обстоятельство лежит в основе воздействия информационно-коммуникационных технологий на сознание человека, что имеет особую значимость в условиях «современной текучести», характеризующей информационное общество с его пластичностью, свободой от барьеров и границ[467].
Следует отметить, что решение реальных задач, в том числе и задач «цивилизационной войны», требует использования не просто понятия «информации», а понятия «осмысленной информации» или «ценной информации»: «Каждый выбор делается с целью, которая ставится в данный момент, она и определяет ценность информации. Однако все промежуточные, сиюминутные цели подчинены одной главной цели»[468]. Такой главной целью, согласно точке зрения Д.С. Чернавского, является цель жизни и достижение счастья. Оказывается, эта цель жизни и достижение счастья наиболее четко проявляются при исследовании проблемы происхождения жизни и способности биосистем к целеполаганию[469].
Проведенный Д.С. Чернавским анализ ценности информации, связанный с происхождением и эволюцией живых систем показывает, что их цель состоит в сохранении своей информации, чтобы способствовать выживанию индивидуума или вида, тогда как в обществе цель заключается в обеспечении его устойчивого развития и адаптации к изменяющимся условиям: «В человеческом обществе информация, связанная с языком, религией, образом мыслей и т. п., является условной, и каждый человек в течение жизни, в принципе, может изменить эту информацию (например, изучить другой язык, перейти в другую религию, изменить свой образ мыслей или «точку зрения»). Такое изменение своей информации возможно, но, как правило, протекает болезненно, тому есть много примеров»[470].
Именно динамическая теория информации дает объяснение тому, как происходит в сознании человека переработка информации, производится знание, необходимое в деятельности как целого и конструировании социальной реальности, что используется в информационно-интеллектуальных войнах. Согласно позиции Д.С. Чернавского, обработка информации в нейронных сетях реальной нервной системы на основе процессов распознавания имеет прямое отношение не только к нейрофизиологии, но и к мышлению человека. «Если цель человека, – пишет он, – прогноз поведения окружающих объектов, то мышление с этой целью может быть сведено к распознаванию. Даже если человек встречается с незнакомым ранее объектом, то он стремится отнести его к одному из известных классов обучающего множества (к одному из известных ему образов). В случае удачи это воспринимается как акт научного творчества.
Если свойства незнакомого объекта не позволяют отнести его к одному из известных классов, но содержит признаки сразу двух классов, то возникает «прострация». В теории распознавания в этом случае делается вывод – необходимо расширить обучающее множество, пополнить его другими, тоже знакомыми, объектами и выделить в нем соответствующий класс (с принципиально незнакомыми объектами теория распознавания не работает)»[471]. Таким образом, переработка информации в сознании человека в знание (которое представляет собой осмысленную, ценную информацию) осуществляется путем обучения человека множеству наборов образов, принадлежащих к различным областям деятельности общества.
Наконец, понимание механизмов воздействия информационно-коммуникационных технологий на сознание человека, когда в сознании осуществляется переработка информации и производится знание, невозможно без нейрофизиологии мышления и нейрофизиология эмоций[472], носителем которого является «окультуренный» мозг человека. Прежде всего, следует принимать во внимание нейронную организацию человеческого мозга при рассмотрении природы сознания, позволяющей понять те происходящие в голове человека процессы, которые дают возможность субъекту S использовать различные группы ИКТ1, ИКТ2, ИКТ3 для эффективного воздействия на сознание человека. Во-первых, научные экспериментальные и теоретические исследования мозга, поведения и когнитивной деятельности человека показали, что головной мозг человека имеет флуктуации собственного электромагнитного излучение в диапазоне частот от 0,15 до 0,025 Гц[473]. В данном случае использовались многослойная плоскопараллельная модель собственного электромагнитного излучения головного мозга (белое вещество мозга, серой вещество мозга, мягкая сосудистая мозговая оболочка, спинномозговая жидкость, кость и кожа) и термодинамическая модель головного мозга. В результате сделан принципиальный вывод, согласно которому собственное электромагнитное излучение мозга человека раскрывает «биоэнергетические основы функций мозга и психической деятельности человека»[474]. Эти флуктуации собственного электромагнитного излучения человека представляют собой колебания, что еще раз подтверждает положения об организме человека как резонаторе и о колебательной природе мозга человека[475].
Во-вторых, поскольку мозг человека – это сложная колебательная система, совокупность большого числа «резонансных фильтров»[476], постольку все группы ИКТ1, ИКТ2, ИКТ3 способны оказывать воздействие на сознание человека только в случае резонансного взаимодействия с его мозгом. Резонансное воздействие ИКТ на мозг и сознание человека дает возможность человеку привести в гармоническое соответствие присущий ему ритм с ритмами других людей, что способствует его творческой деятельности[477]. В противном случае ИКТ могут использоваться для манипуляции сознанием человека и социальных групп, в целом общественным сознанием.
В-третьих, воздействие ИКТ на сознание человека возможно только благодаря социокультурной эволюции, обусловившей возникновение «окультуренного» мозга, который обладает новым типом весьма оперативной нейронной коммуникации. Известный западный философ Э. Янч пишет следующее об этом новом типе нейронной коммуникации: «речь идет о высоко оперативной нейронной коммуникации в центральной нервной системе и особенно головном мозге. Характерное время сокращается от поколений до минут, до секунд и долей секунды. Так становится возможным символическое выражение, сначала в форме самопредставления организма, а затем в форме символической реконструкции внешней реальности и ее активного воплощения»[478]. Исследования динамики и активности пространственно-временной организации человеческой психики свидетельствуют о ее функционировании на нескольких разного масштаба уровней времени[479]. В плане проблематики «войны цивилизаций» это означает, что воздействие ИКТ на сознание человека связано с новым типом нейронной коммуникации в центральной нервной системе, особенно «окультуренного» мозга человека, порождающего символическое представление внешнего мира и многоуровневое пространство-время деятельности мозга человека, которые запечатлены в памяти человека и ее внешних устройствах.
Хантингтоновская концепция «войны цивилизаций» также опирается на код американской цивилизации, четко вписывающийся в такую оборотную сторону современной цивилизации, как варварство. Несмотря на острые дискуссии относительно проблем развития нынешней цивилизации, все сходятся на общем тезисе, что варварство оставалось и остается неизменным спутником, другой, темной стороной цивилизации, характеризуя её «самодеструкцию». В своей монографии «Цивилизация и варварство в эпоху глобальных кризисов» Н.В. Мотрошилова пишет: «… Даже и в новое время, эпоху «модерна» (Modernitat), историческое развитие «неминуемо порождало … новое, более рафинированное варварство». Боле того, риск варварства, его наиболее бурные всплески пришлись на недавно закончившийся XX век с его самыми массовыми в истории уничтожениями миллионов людей, с двумя мировыми войнами. Рецидивы варварства, как полагают исследователи, не исключены и в будущем, если до сих пор сохраняющаяся, при всех изменениях, «программа модерна» не будет подвергнута человечеством коренному изменению»[480].
Варварство связано с доминированием природно-биологических предпосылок, механизмами, стимулами и следствиями жизнедеятельности рода Homo sapiens. Варварство и в зрелом обществе, в современной цивилизации отличается «грубым насилием, крайней жестокостью и катастрофическими историческими последствиями»[481]. Именно американская цивилизация когнитивного капитализма с его компьютерными технологиями как логического продолжения традиций американской культуры должна остаться лидером всего мирового сообщества. «Если поставить перед собой задачу понять сущность американской культуры, – пишет Д. Фридман, – ее следует искать не только в прагматизме как философии, но и в компьютерных технологиях как воплощении прагматизма. Ничто не иллюстрирует американскую культуру в такой степени, как компьютер, и ничто не меняло мир быстрее и основательнее, чем его изобретение. Компьютер в гораздо большей степени, чем автомобиль или «кока-кола», представляет собой уникальное проявление американского понимания разума и реальности»[482]. Далее Д. Фридман на основе того, что американской культуре весьма трудно найти общий язык с подлинным (аутентичным) и красотой, характеризует ее как «варварскую», откуда следует и квалификация компьютерной культуры тоже как варварской. «Сущность варварства – это низведение культуры до уровня элементарной движущей силы, не терпящей отклонений или соперничества. То, как сконструирован компьютер, как написаны его программы, а также история его эволюции говорят о мощной, все упрощающей силе. Она представляет собой не разум, обдумывающий собственную сложность, а разум, низведенный до своего простейшего выражения, и удовлетворяющийся практическими достижениями»[483]. Такого рода варварство характеризуется высокой степенью эффективности развития технологий, в том числе и технологий «постмодернистской» войны.
Американский прагматизм противоположен по своему смыслу европейской метафизике, которая является весьма непрактичной, не укладывающейся в контекст утилитарно-практической культуры. «Американская культура была одержима идеей практических действий и с презрением относилась ко всему метафизическому. Компьютер и язык программирования – это яркие проявления прагматического понимания разума. Каждая строка кода должна иметь практическое значение. Функциональность – вот единственный стандарт. Мысль о том, что строку кода можно оценить не за ее полезность, а за присущую ей красоту, совершенно непостижима»[484]. Это подтверждает неаутентичный характер американской цивилизации и культуры, ориентированной на эффективность, сугубо практический результат.
Именно это варварство способно обеспечить Америке благоприятный сценарий существования и дальнейшего развития в посткризисном мире. «Прагматизм, компьютеры и Microsoft (или любая друга американская корпорация) идут к достижению цели кратчайшим путем играют очень важную роль и обладают высокой эффективностью. Раздробленность американской культуры очевидна, но она постепенно переходит в варварское состояние, свойственное компьютеру и инструменту, который, в конечном счете, использует и определяет образ действия компьютера – корпорации. Корпорация – это американская адаптация европейской концепции. В своей американской трактовке она превращается в стиль жизни. Корпорации столь же раздроблены, как и остальная американская культура. Но в своем разнообразии они выражают ту же агрессивную самоуверенность, что и любая американская идеология»[485].
Великой темой североамериканской цивилизации (и культуры) являются вещи и их приобретение, т. е. «в наибольшей из всех когда-либо существовавших культур степени североамериканская является вещной культурой» (П. Рикс-Марлоу)[486]. Главной темой жизни являются вещи – они преобладают в ней: эта великая тема вещей и способа обращения с ними вошла в сцену ноу-хау, представляющую собой «воплощение мастерства и показухи». Грезой же североамериканской культуры является американская мечта «жить все лучше и лучше», что означает повышение уровня материального благополучия и что находит свое выражение в игре (шоу), с которой связан менталитет «трюкача-обманщика»[487]. Именно шоу и имитация представляют собой постмодернисткий подход к миру, который противоположен аутентичности (подлинности) и аутентичной идентичности. Не случайно, выше подчеркивалась мысль о том, что американская цивилизация есть «гигантский симулякр». В данном случае доминирует не понятийное мышление, когда понятие имеет денотат, когда оно «схватывает» некий аспект реального мира, а постмодернистская философия, оперирующая «пустым знаком» и мыслительным пространством, где, согласно Ж. Делёзу, «идентичность образца и подобие копии будут заблуждениями»[488].
Такая природа американской цивилизации проявилась в так называемой «гламурной цивилизации», признаки которой имеются в истории человеческого общества. Ярким примером этого является придворная жизнь в золотой век Японии – эпоха Хэйан (нач. IX – кон. XII в.). Аристократия этой эпохи жила в продуманной до мелочей обстановке, соответствующей её социальному статусу. Просторные залы дворцов были расписаны красками с вкраплениями золотой фольги, что создавало атмосферу сверкающего великолепия, присущего императору. «Жизнь знати складывалась из тысячи маленьких пустяков: игра ароматов и перламутра, соперничество поэтов и каллиграфов, забавы на балах, прогулки и любование первыми цветами, урок игры на флейте и т. п. Однако в помпезной дворцовой жизни им придавали большое значение. Красота и совершенство во всем были непременными требованиями этикета. Нет ничего ничтожного, наоборот, есть меланхолическое ощущение бесценности мимолетных нюансов хрупкого и эфемерного мира: непостоянство, бренность, мимолетность были буддийскими понятиями. Эпоха Хэйян поставила эстетические ценности выше этических. И научные знания Китая, и достижения эзотерического буддизма в познании человека интересовали ее не больше, чем жизнь целого народа – нищего и голодного»[489]. Подобного рода примеров можно привести достаточно много: это и придворная жизнь французского короля Людовика XIV, и русской императрицы Екатерины II, и повелителя империи моголов Акбара, и китайской императрицы Цыси и пр.[490] Все они подчинялись стратегии потребления, имеющей демонстративный характер власти и богатства.
Раньше стратегия потребления в качестве процедуры социализации была частью общих программ социальной матрицы, поэтому предзаданная идентификация определяла тотемную, сословную или классовую «экипировку». Использование денег в качестве всеобщего эквивалента вызвало к жизни более тонкую социальную дифференциацию: потребительские предпочтения и количественные индикаторы совпадали с социальной идентификацией. «Уровень потребления, обретенный в очагах постиндустриального общества меняет ситуацию – выборка дискретных единиц из общего «товарно-сырьевого» фона, перестав быть связанным приложением к наличному типу дистрибуции власти, становится завершающим актом собственно товарного производства, решающим моментом признания изделия (услуги) товаром… В момент опознания происходит считывание значимого дресс-кода, а также фуд-кода, дринк-кода и эмо-кода, каждая расшифрованная запись на свой лад гласит: это круто, здесь находится счастье…»[491]. Здесь речь идет о рыцарях потребления как авангарде гламура – якобы важнейшей производительной силы. С позиции искусства гламур представляет собой китч, подделку и дешёвку, так как он носит профанный характер, отрицает сакральное[492]. В гламуре прекрасные вещи «являются объективациями, следами разной степени мимолетности присутствия супермодели»[493]. Они представляют собой химерные структуры, им присуще очень краткое время полураспада, они эфемерны по своей природе. Именно гламур используется в качестве оружия в современных информационно-интеллектуальных войнах.
Гламур присущ, прежде всего, цивилизации Запада, чье изобилие основано на существовании «архипелага нужды» (Б. Марков). В контексте современного общества этот «архипелаг» бедности охватывает большую часть населения Африки, Индии, Китая и России. «Однако ни голод африканских детей, ни промышленные отходы западных стран, свозимые в Африку, ни прокаженные на улицах Азии – не мешают «обществу потребления» существовать и развивать философию достатка… на основании разделения мира на сепарированные области разных культур и резерваций бедности»[494]. Современный мир представляет собою весьма пеструю мозаику различных культур и цивилизаций, разных политических объединений, начиная племенами Огненной земли и кончая Западной цивилизацией, в которую входит несколько культур и крупных держав. Многообразие культурных уровней, различие этнических групп, разнообразие религиозных представлений, социальных ориентаций способствует катастрофе несправедливого мира, порожденного алчностью транснациональных корпораций и правящих элит западной цивилизации, которые готовы отказаться от социально-исторической памяти и связанной с ней аутентичностью своей цивилизации. Современная Европа считает возможным избавиться от своего исторического прошлого, своей аутентичности и идентичности, так как «она одержима будущим»[495]. Для современного несправедливого мира характерна глубокая социальная стратификация. Под социальными стратами обычно понимают «все социально-экономические общности, имеющие различное место в структуре глобальной социальной системы и между которыми имеется социальное неравенство»[496]. Как правило, в обществе выделяются следующие социальные слои: элита, высший слой, средние слои, низший, «социальное дно». Так как до сих пор не выработано единой совокупности критерием принадлежности к какой-либо страте, то социологи ограничиваются рассмотрением в обществе экономической, политической и профессиональной стратификационных структур.
Вся существующая социальная стратификация в глобальном и локальном масштабах вносит свой существенный вклад в неоднородный характер социального пространства (и анизотропность социального времени). Можно утверждать, что именно высокий уровень экономического и политического неравенства, когда экономические и социальные институты действуют в интересах влиятельных групп, определяет неоднородность социального пространства, потенциально несущего в себе катастрофы социума. Вполне естественно, что вся сумма, в том числе интегрированная сумма социальных, экономических и политических процессов, протекающих в неоднородном социальном пространстве, содержит в себе всю нелинейность социального мира. Эти процессы характеризуют динамику расслоения неоднородного социального пространства, вхождение в бифуркационное состояние, катастрофическое состояние. Топология неоднородного социального пространства в случае сильного неравенства, высокой степени несправедливости социальных и экономических институтов становится «разорванным пространством», пространством катастрофического характера.
Таким образом, сейчас в теоретических исследованиях путей развития человечества весьма плодотворным является использование представлений о социальном пространстве и времени. Без них не обойтись в построении геополитических и геоэкономических моделей развития локальных и региональных цивилизаций, великих держав и групп государств, а также мировой цивилизации, в информационных и интеллектуальных войнах. Именно представления о неоднородном пространстве и анизотропном времени вписываются в нелинейные модели социума и культуры, в стохастическую картину мира. Представления о неоднородном пространстве и анизотропном времени показывают неосуществимость управления глобальной историей и высвечивают пределы управления историей на локальных участках и во временных интервалах. Негомогенный и анизотропный характер пространства и времени неразрывно связан с многообразием и разнообразием культур и цивилизаций, с нелинейной, многоэтажной и многогранной природой человека как системообразующего фактора общества и культуры. Отсюда следует принципиальная невозможность установления мирового господства какой-то одной великой державы, группы государств или одной цивилизации, особенно цивилизации Запада с ее либерально-монетарной политикой, порождающей глубокую социальную несправедливость и неравенство.
Можно утверждать, что в цивилизационный код Запада и Америки теперь входит философия достатка, которой придерживается не только элиты, но и глобальная элита, или, по выражению Д. Роткопфа, «суперкласс», который имеет космополитическую аутентичную идентичность. Согласно исследованиям Д. Роткопфа, этот «суперкласс» насчитывает примерно 6 000 человек и состоит из 1000 миллиардеров (чей совокупный капитал почти вдвое превышает обобщенный капитал беднейших 2,5 миллиарда человек), руководителей государств, исполнительных директоров крупнейших компаний мира, медиамагнатов, нефтяных баронов, управляющих хедж-фондами, верхушки военных, предпринимателей в области новых технологий, выдающихся религиозных деятелей, некоторых ученых, художников, вождей террористических организаций и глав преступных синдикатов[497]. Члены этой глобальной элиты обладают эфемерной властью в силу того, что одни умирают, другие уходят в отставку со своей должности, третьи не могут пережить финансовой или профессиональной катастрофы, четвертых насильственно смещают с их постов, пятые попадают за решетку. «Как правило, это люди блестящего ума, неукротимой энергии, творчески относящиеся к своему делу. Они вдобавок настоящие баловни судьбы, и большинство из них это прекрасно осознает… Однако многие члены суперкласса по-своему не менее зашорены – они тоже преследуют собственные интересы и очень далеки от мира, в котором обитает большинство населения планеты»[498].
Члены суперкласса наглядно демонстрируют чрезмерное неравенство в распределении богатства и власти на планете, что чревато непредсказуемыми последствиями. «При удачном раскладе, кто знает, может быть, и сами члены суперкласса прозреют достаточно, чтобы осознать, что существующее неравенство не только несправедливо, но и представляет собой фундаментальную и наиболее опасную угрозу их собственным долгосрочным интересам»[499]. Идентичность этого суперкласса является космополитической, наднациональной, что представляет угрозу разнообразным сообществам всех аутентичных цивилизаций – от местных элит до бесправных малоимущих масс. Члены этой глобальной элиты и примыкающих к ним других богатых и деловых людей представляют собой «кочевников», которые постоянно передвигаются по всему миру на комфортабельных авиалайнерах, их деятельность протекает в мире глобальной мобильности. В этом мире «пространство утратило свои сдерживающие свойства и легко преодолевается как в его «реальной», так и «виртуальной» ипостаси»; «эти люди постоянно заняты, им вечно «не хватает времени», они «постоянно живут в настоящем, проходя через череду эпизодов, герметически изолированных как от прошлого, так и от будущего»[500]. Остальные живут в невиртуальном пространстве и времени, потребляя продукты массовой культуры.
Анализ положения глобальной элиты позволяет сделать следующий фундаментальный вывод: «Если они используют собственное влияние для создания глобальной системы правил, которая сохранит неравенство и будет такой же несправедливой, как система настоящего времени, то кризис неизбежен. Тем не менее, если они осознают, что их основной интерес заключается в том, чтобы отойти от подходов, которые предлагают богатым и могущественным блага сегодня, а бедным и лишенным прав обещают помочь в отдаленном будущем, то тогда они смогут избежать судьбы элит прошлого, уничтоженных из-за собственной чрезмерности, жадности, нечувствительности и близорукости»[501]. В настоящее время нет признаков того, что глобальная элита нацелена на устранение вопиющего неравенства в справедливом перераспределении богатства и власти. Факты свидетельствуют об обратном – данное распределение имеет тенденцию к увеличению существующего неравенства и усилению контроля над всей планетой[502].
Для установления своего господства глобальная элита использует концепцию «войны цивилизаций», или концепцию «столкновений идентичностей», в качестве концептуального оружия и такие инструменты, как американизированная глобализация и мультикультурализм. Прежде всего, следует отметить значимость влияния этой глобализации на свободу культуры, имеющей прямое отношение к развитию человека. В «Докладе о развитии человека. Культурная свобода в современном многообразном мире», подготовленном сотрудниками ООН, подчеркивается, что глобальные потоки товаров, капитала, человеческих ресурсов, культурных ценностей и идей требуют плюралистического подхода, который исходит из признания культурных различий и многообразия самобытности[503]. Здесь речь идет о мультикультурализме, необходимом для развития множества видов культурной идентичности, чтобы каждый человек чувствовал себя гражданином мира. Поэтому «целью политики мультикультурализма является не хранение традиций, а защита культурной свободы и расширение свободы выбора – образа их жизни и самосознания, чтобы людям не пришлось пострадать из-за своего выбора»[504]. Это означает, что жизнедеятельность мигрантов и беженцев не должна быть «скованной» самобытной культурой того или иного социума, однако дальнейший ход событий показал несостоятельность мультикультурализма. «Ни мультикультурные эксперименты по-британски или по-немецки, ни ассимиляционные по-французски так и не решил проблемы полноценного вовлечения мигрантов и беженцев в жизнь коренных сообществ»[505].
Эта глобализация нацелена также и на то, чтобы изменить коды цивилизаций Запада и Не-Запада, заменив их кодом североамериканской цивилизации. В начале XXI столетия фактически существует два независимых центра принятия стратегически важных решений, каждый из которых имеет свою систему цивилизационных кодов (третьим центром раньше был Советский Союз). Глобальная элита использует глобализацию с ее либерально-приватизационными программами для того, чтобы изменить цивилизационные коды западных и незападных социумов, элиминировать их аутентичное и идентичное ядро. «Либерализационно-приватизационные программы (исключая КНР и Вьетнам) повсеместно представляли собой фрагменты, революционной по существу, попытки реверсирования тенденций развития глобальной цивилизационной системы путем глубокой модификации ее цивилизационного кода и в неявной форме системы моральных ценностей – за счет установления принципа моральной неравноценности взаимных обязательств «труда» и «капитала» и сдвига в этом отношении в эпоху нормативов первоначального накопления, но без ввода в действие моральных компенсаторов в виде патриотизма или эффективно работающих религиозных ценностей»[506]. Иными словами, всем социумам, принадлежащим тем или иным цивилизациям, предлагается глобальный код, усеченный по сравнению с кодами существующих цивилизаций, кроме североамериканской цивилизации.
Не случайно, в специальном докладе «Римского клуба», посвященном поискам межрелигиозного вселенского диалога, философами и психологами было выдвинуто гипотетическое положение о значимости религий в противостоянии внутри рода Homo sapiens, что мешает развитию человечества[507]. Однако глобализация по-американски наталкивается на сопротивление современных цивилизаций попыткам изменить их код. Ведь ядро этих цивилизаций обладает внутренней устойчивостью, его весьма трудно кардинально изменить. В своей книге «Прозрачность зла» Ж. Бодрийяр следующим образом квалифицирует эту устойчивость ядра цивилизационного кода: «Акалуфы с Огненной земли были уничтожены, так и не попытавшись ни понять белых людей, ни поговорить, ни поторговать с ними. Они называли себя словом «люди» и знать не знали никаких других. Белые в их глазах даже не несли в себе различия: они были просто непонятны. Ни богатство белых, ни их ошеломляющая техника не производят на никакого впечатления на аборигенов: за три века общения они не восприняли для себя ничего из этой техники. Они продолжают грести в своих челноках. Белые казнят, убивают их, но они принимают смерть так, как если бы не жили вовсе. Они вымирают, ни на йоту не поступившись своим отличием»[508]. Данный пример показывает, что цивилизации (культуры) существуют благодаря своей исключительности, самобытности, непреодолимости своих аутентичных мировоззренческих, социальных, этических и этических ценностей и целевых установок.
Сейчас происходит «столкновение идентичностей» Америки и Китая как двух центров принятия стратегически важных решения, причем усилия Америки в этой информационно-интеллектуальной войне направлены на то, чтобы изменить аутентичное ядро китайской цивилизации, сменить систему цивилизационных кодов Китая, используя для этого глобализацию и связанную с ней модернизацию. Для этого необходимо взломать код китайской цивилизации, что констатировал в свое время французский синолог М. Гране, когда писал, что «не прибегая к взлому, невозможно проникнуть в истинную жизнь Китая»[509]. Если же осуществить «взлом» ядра китайской цивилизации, то можно обнаружить целый ряд факторов его потрясающей стабильности аутентичной идентичности. К ним относятся, во-первых, «китайские церемонии», ученая бюрократия, иероглифическая письменность, эффективная система управления, конфуцианская светская этика, философия, власть-собственность, колоссальный объем социальной памяти[510]. В новейших синологических исследованиях показано, что ресурсом модернизации Китая выступает иероглифическая письменность, которая входит в связку ядра китайской традиционной цивилизации вместе с конфуцианской этической системой и бюрократической «империей ученых»[511]. Именно использование традиций имперского Китая дает возможность правящей элите (она насчитывает всего 300 человек) обеспечить Китаю значительные темпы экономического роста (сейчас он стал 2-ой ведущей экономикой мира), превратить Китай в быстро развивающийся центр мирового бизнеса и финансов, создать мощные корпорации, сочетающие в себе коммунистические и коммерческие начала, стать на основе традиций имперского Китая и партийной элитарной системы Ленина организацией, по масштабом сравнимой только с Ватиканом[512]. В будущем Китай станет сверхдержавой, оттеснив Америку на вторые роли в мире, он выстроил ряд стратегий доминирования в мире (одной из его интеллектуальных стратегий является учреждение «Института Конфуция», – чье число в мире равно 100, а будет всего 500, – в которых обучают китайской иероглифической письменности и культуре Китая). Поэтому неудивительно, что в будущем одним из доминирующих языков в Америке станет китайский язык, благодаря которому может измениться цивилизационный код Америки.
Все это показывает неадекватность концепции «столкновения идентичностей» будущему человечеству, находящемуся сейчас в точке бифуркации. Выход, который зафиксирован в теории эволюции, психологии развития, философских и религиозных учениях, только один – осуществить идею «Земного Сообщества». Оно представляет собой сфокусированное на жизни стремящегося реализовать свой потенциал человека эгалитарное, устойчиво развивающееся, построенное на принципах демократии общество[513].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.