И грянул гром…

И грянул гром…

Ивот наступило 22 июня 1941 года. В это напряженное время советское руководство фактически продолжало бездействовать. Тревожные разведывательные сводки, поступавшие в Кремль со всех концов, беззвучно оседали в столах кабинетных чиновников, только в искаженном виде и с большим опозданием достигая кабинета И. В. Сталина.

В трудах ряда авторов бытует утверждение о том, что известие о начале войны для И. В. Сталина было совершенно неожиданным и что он даже в первое время растерялся. Едва ли это соответствует действительности. В ту ночь И. В. Сталин ждал тревожных известий с западных границ, сам находился на своем рабочем месте, на рабочих местах находились все ответственные работники Министерства иностранных дел, Наркомата обороны, Генерального штаба, штабов военных округов и армий прикрытия государственной границы.

В 21 час 30 минут, за семь часов до начала немецкой агрессии против СССР, В. М. Молотов принял в своем кабинете в Кремле германского посла Шуленбурга для очередного объяснения. Позже, узнав об этой встрече, У. Черчилль назовет ее «последней глупостью».

– Имеется ряд признаков, – сказал Молотов, – что германское правительство недовольно Советским правительством. Даже ходят слухи, что нависает угроза войны между Германией и Советским Союзом.

Советское правительство оказалось не в состоянии понять причины недовольства Германии. Я был бы признателен, если бы господин посол разъяснил мне, что привело к нынешнему состоянию германо-советских отношений?

– Я не могу ответить на ваши вопросы, господин министр, поскольку не располагаю соответствующей информацией, – ответил Шуленбург. – Но обещаю, что немедленно свяжусь с Берлином и доложу о вашей озабоченности…

Министр иностранных дел СССР и посол Германии в СССР в тот поздний вечер расстались, не договорившись ни до чего. Плохая информированность В. М. Молотова или Шуленбурга в отношении намерения Германии через несколько часов напасть на СССР логически исключается, но многие историки утверждают именно это. Оставим данный вопрос на их совести…

Вернувшись в посольство, Шуленбург получил поступившую из Берлина радиограмму от Риббентропа с пометкой «совершенно секретно, государственная тайна, послу лично». В ней указывалось: «С получением этой телеграммы все материалы по шифрованию должны быть уничтожены. Рацию необходимо вывести из строя. Немедленно информируйте господина Молотова, что вам необходимо сделать ему срочное сообщение. Затем сделайте ему следующее заявление…».

Далее следовал пространный текст, объясняющий причины нападения Германии на СССР. Говорилось о том, что в то время, когда Германия неукоснительно соблюдает условия советско-германского договора, Советский Союз неоднократно нарушал их, осуществляя «подрывную деятельность, терроризм и шпионаж». Он «боролся против усилий Германии установить стабильный порядок в Европе», вступил в сговор с Англией с тем, чтобы осуществить «нападение на германские войска в Румынии и Болгарии, сосредотачивая все наличные русские силы на протяженном фронте от Балтики до Черного моря и угрожая рейху». Далее в заявлении говорилось:

«Донесения, полученные за последние несколько дней, исключают любые сомнения относительно агрессивного характера такого сосредоточения русских войск… Кроме того, имеются донесения из Англии о переговорах посла Криппса по более тесному политическому и военному сотрудничеству между Англией и Советским Союзом.

Резюмируя вышесказанное, правительство рейха в связи с этим заявляет, что советское правительство вопреки принятым им обязательствам:

1) не только продолжало, но и усилило свои попытки подорвать Германию и Европу;

2) проводило все более и более антигерманскую внешнюю политику;

3) сосредоточило все свои силы в готовности на границе с Германией.

Тем самым советское правительство разорвало свои договоры с Германией и старается напасть на нее с тыла.

В связи с этим фюрер приказал германским вооруженным силам противодействовать этой угрозе всеми имеющимися в их распоряжении средствами».

В конце радиограммы Риббентроп предупреждал посла, чтобы тот не вступал ни в какие разъяснения по поводу этого заявления.

Безусловно, это был удар для Шуленбурга, который достаточно долго проработал в Москве, много сделал для налаживания советско-германских отношений и знал, что Советский Союз в данный момент не готовился к нападению на Германию. Но с чисто немецкой пунктуальностью он выполнил указания своего шефа. Приехав в Кремль перед самым рассветом, он встретился с В. М. Молотовым и ограничился прочтением текста заявления. В.М. Молотов молча выслушал посла до конца и затем сказал:

– Это война. Считаете ли вы, что мы это заслужили?

Шуленбург молча развел руками… Его дипломатическая деятельность как посла практически заканчивалась крахом. Государства, посредником между которыми он выступал, не договорились между собой, а война означала полный разрыв дипломатических отношений. Вернувшись в Германию, Шуленбург подал в отставку и примкнул к оппозиции. После июльского заговора 1944 года против Гитлера он был арестован и вскоре казнен гестапо.

В тот же предрассветный час аналогичная сцена происходила на Вильгельмштрассе в Берлине. Всю вторую половину дня 21 июня советский посол в Германии Владимир Деканозов звонил в министерство иностранных дел, добиваясь приема у Риббентропа с тем, чтобы вручить ему протест по поводу продолжавшихся нарушений советской границы немецкими самолетами. Ему отвечали, что министра иностранных дел нет в городе. Наконец в 2 часа ночи 22 июня Деканозову сообщили, что Риббентроп примет его в 4 часа утра в министерстве иностранных дел.

Об этой исторической встрече остались воспоминания доктора Шмидта – помощника Риббентропа. В частности, он пишет:

«Я никогда не видел Риббентропа столь возбужденным, как за пять минут до прибытия Деканозова. Он нервно ходил туда и обратно по своему кабинету, подобно загнанному в клетку зверю…

Деканозова ввели в кабинет, и он, вероятно, ни о чем не догадываясь, некстати протянул Риббентропу руку. Мы сели…

Деканозов по поручению своего правительства начал излагать конкретные вопросы, требующие разъяснения. Однако едва он заговорил, как Риббентроп с окаменевшим лицом прервал его: «Теперь это неважно…»

После этого Риббентроп вручил послу копию меморандума, который Шуленбург примерно в это же самое время зачитал в Москве.

На смену утонченной дипломатии приходила грубая сила, и наступало время, когда должны были заговорить пушки.

Обратимся к воспоминаниям Г. К. Жукова: «Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик – немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня. Я тотчас же доложил наркому и И. В. Сталину то, что передал М. А. Пуркаев. И. В. Сталин сказал:

– Приезжайте с наркомом в Кремль.

Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н. Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.

И. В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.

– А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? – спросил он.

– Нет, – ответил С. К. Тимошенко. – Считаем, что перебежчик говорит правду.

Тем временем в кабинет И. В. Сталина вошли члены Политбюро.

– Что будем делать? – спросил И. В. Сталин.

Ответа не последовало.

– Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех пограничных войск в полную боевую готовность, – сказал нарком.

– Читайте! – ответил И. В. Сталин.

Я прочитал проект директивы. И. В. Сталин заметил:

– Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска пограничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.

Не теряя времени, мы с Н. Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома.

Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить.

И. В. Сталин, прослушав проект директивы и сам еще раз ее прочитав, внес некоторые поправки и передал наркому для подписи».

Обращаемся к исследованию Ю. А. Горькова. 21 июня в кабинете И. В. Сталина с 18.27 находился нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов, который и доложил о подготовке агрессии Германии. В 19.05 в этот кабинет вошли К. Е. Ворошилов, Л. П. Берия, Н. А. Вознесенский, Г. М. Маленков, Н. Г. Кузнецов, С. К. Тимошенко и пробыли там разное время. Первыми в 20.15 покинули кабинет Н. А. Вознесенский, Н. Г. Кузнецов и С. К. Тимошенко. В 20.5 °C. К. Тимошенко вернулся к И. В. Сталину вместе с Г. К. Жуковым и С. М. Буденным. В 21.55 в этот кабинет также был приглашен Л. З. Мехлис. Г. М. Маленков, С. К. Тимошенко, Г. К. Жуков, С. М. Буденный и Л. З. Мехлис покинули кабинет вождя в 22.20, после подписания директивы № 1 западным пограничным округам. После их ухода у И. В. Сталина до 23.00 задержались В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, Л. П. Берия. Никакого Н. Ф. Ватутина в тот вечер у И. В. Сталина не было, и, видимо, Г. К. Жуков лично отправился передавать директиву войскам после 22.20 21 июня 1941 года.

И еще один вопрос – время отправки директивы в войска.

Открываем 93-ю страницу книги А. М. Василевского (перед войной – заместитель начальника Оперативного управления Генерального штаба) «Дело всей жизни» и находим следующее:

«В июне 1941 года в Генеральный штаб от оперативных отделов западных приграничных округов и армий непрерывно шли донесения одно другого тревожнее. Сосредоточение немецких войск у наших границ закончено. Противник на ряде участков границы приступил к разборке поставленных им ранее проволочных заграждений и к разминированию полос на местности, явно готовя проходы для своих войск к нашим позициям. Крупные танковые группировки немцев выводятся в исходные районы. Ночами ясно слышен шум массы танковых двигателей.

Все работники нашего оперативного управления без каких-либо приказов сверху почти безотлучно находились в те дни на своих служебных местах.

В первом часу ночи на 22 июня нас обязали в срочном порядке передать поступившую от начальника Генерального штаба Г. К. Жукова подписанную наркомом обороны и им директиву в адрес командования Ленинградского, Прибалтийского Особого, Западного Особого, Киевского Особого и Одесского военных округов.

…В 0 часов 30 минут 22 июня 1941 года директива была послана в округа».

А обстановка накалялась ежечасно и ежеминутно.

«Примерно в 12 часов ночи командующий Киевским округом, находившийся в своем командном пункте в Тернополе, доложил по ВЧ, что кроме перебежчика, о котором сообщил генерал М. А. Пуркаев, в наших частях появился еще один немецкий солдат – 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии, – пишет Г. К. Жуков в своих воспоминаниях. – Он переплыл речку, явился к пограничникам и сообщил, что в 4 часа немецкие войска перейдут в наступление. М. П. Кирпоносу было приказано быстрее передавать директиву в войска о приведении их в боевую готовность».

От Кремля до здания Генерального штаба езды автомобилем 5-10 минут. Почему столь важный документ, как директива о приведении войск в боевую готовность, Генеральный штаб передавал в округа целых два часа – остается загадкой. По всей видимости, передавались не короткие заранее оговоренные сигналы, требовавшие немедленного вскрытия заранее заложенных пакетов и действий в соответствии с заранее отработанными планами (как это принято), а велись пространные разговоры, полные перестраховки, предупреждений и нуждавшиеся в большом времени.

Но что делал сам И. В. Сталин в это время? Начальник Института военной истории и советник Б. Н. Ельцина генерал-полковник Д. А. Волкогонов в своем труде «Триумф и трагедия» пишет: «В 3 часа ночи Сталин устало смотрел из окна своего бронированного автомобиля на безлюдные улицы. Он еще не знал, что немецкие самолеты уже летят бомбить советские города и аэродромы, что экипажи немецких танков выводят свои машины на исходные позиции, что гитлеровские генералы все чаще смотрят на циферблаты своих часов. Их стрелки приближаются к роковой отметке. Но едва Сталин стал засыпать, разложив постель на диване в своем кабинете на даче, где он работал и отдыхал, в дверь осторожно постучали. Стук больно отозвался в сердце: Сталина никогда не будили. Должно быть, произошло самое худшее. Неужели он просчитался? Сталин вышел. Начальник охраны доложил:

– Генерал армии Жуков просит вас, товарищ Сталин, по неотложному делу к телефону!

Сталин подошел к аппарату.

– Слушаю…

Жуков коротко доложил о налетах вражеской авиации на Киев, Минск, Севастополь, Вильнюс, другие города. После доклада начальник Генерального штаба переспросил Сталина:

– Вы меня поняли, товарищ Сталин?

Сталин молчал. А из трубки вновь последовал вопрос:

– Товарищ Сталин, вы меня поняли?

Было четыре часа утра 22 июня 1941 года. Началась Великая Отечественная война».

Таким образом, выходит, что, ожидая нападения со стороны Германии, Советский Союз вел двойственную политику. Положительным моментом этой политики являлось то, что советское руководство всеми силами стремилось, отодвинув западную границу, создать между СССР и Германией своеобразный буфер, который должен был снизить силу первоначального удара противника и создать условия для отмобилизования и развертывания главных сил первого стратегического эшелона. Отрицательными – просчет в начале германской агрессии, плохая разведка противника, низкие темпы разработки своих документов на оборону и создание обороны по линии новой границы.

В то же время советское руководство готовилось к предстоящей войне, готовило к ней Наркомат обороны, Генеральный штаб, а через них и войска. В 1939-м – начале 1941 гг. у западной границы была проделана огромная работа по повышению обороноспособности страны. К сожалению, из-за нехватки времени и средств эта работа не была доведена до конца. Отсутствовала достоверная информация о подготовке агрессии со стороны Германии. Произошло большое опоздание и с разработкой основных военно-стратегических документов.

По официальным советским данным, против Советского Союза к началу войны было сосредоточено 190 дивизий, 5500 тысяч личного состава, 47 200 орудий и минометов, около 4300 танков и штурмовых орудий, почти 5000 боевых самолетов Германии, Финляндии, Румынии и Венгрии.

В истории Второй мировой войны записано, что к середине 1941 года в соответствии с планом обороны страны увеличивались Советская Армия и Военно-морской флот. В июне 1941 года численность вооруженных сил СССР достигала 5373 тысяч человек… На вооружении армии состояло свыше 67 тысяч полевых орудий и минометов, 1861 танк и свыше 2700 боевых самолетов новых типов. Кроме того, в войсках было большое количество устаревшей бронетанковой и авиационной техники.

Эти цифры требуют определенного уточнения. По состоянию на 21 июня 1941 года в списках РККА насчитывалось 4827 тысяч человек. В списках резервистов было 768 тысяч человек. Кроме того, 75 тысяч человек, приписанных к Наркомату обороны, проходили службу в других ведомствах. Значит, в случае начала войны сразу же под ружье можно было поставить 5670 тысяч человек. Таким образом, цифры численности личного состава советских Вооруженных Сил к началу войны, указанные в официальных советских изданиях, отличаются друг от друга на 300 тысяч человек.

К 22 июня 1941 года на вооружении РККА имелось 22, 6 тысячи танков, 112,8 тысячи орудий и минометов различных калибров. Численность самолетного парка Красной Армии различные исследователи указывают от 20 до 22 тысяч самолетов различных типов.

В результате, по данным Истории Второй мировой войны, получалось, что Германия превосходила СССР более чем в два раза по количеству танков, почти в два раза по количеству авиации и в полтора раза уступала по количеству полевых орудий и минометов.

На западной границе СССР от Балтийского до Черного моря 22 июня 1941 года были развернуты войска Северо-Западного, Западного, Юго-Западного фронтов и одна из армий Одесского военного округа.

Северо-Западный фронт (командующий генерал-полковник Ф. И. Кузнецов) в составе 8-й (генерал-майор П. П. Собенников), 11-й (командующий генерал-лейтенант В. И. Морозов) и 27-й резервной (генерал-майор Н. Э. Берзарин) армий, а также 16-й и 67-й стрелковых дивизий, предназначенных для охраны побережья Балтийского моря. Итого в составе фронта было 25 дивизий, из них 19 стрелковых, 4 танковые и 2 мотострелковые.

Западный фронт (командующий генерал армии Д. Г. Павлов) в составе 3-й (командующий генерал-лейтенант В. Н. Кузнецов), 10-й (командующий генерал-майор К. Д. Голубев), 4-й (командующий генерал-майор А. А. Коробков) армий. В резерве фронта находились 13-я армия (командующий генерал-майор П. М. Филатов), 47-й стрелковый, 17-й и 20-й механизированный корпуса. Всего в составе фронта насчитывалось 44 дивизии, в том числе 24 стрелковых, 12 танковых, 6 мотострелковых и 2 кавалерийские.

Самым мощным по составу войск был Юго-Западный фронт, в составе которого также было четыре общевойсковые армии и войска фронтового подчинения. Непосредственно по линии государственной границы были развернуты 5-я (командующий генерал-майор танковых войск М. И. Потапов), 6-я (командующий генерал-лейтенант И. Н. Музыченко), 26-я (командующий генерал-лейтенант Ф. Н. Костенко) и 12-я (командующий генерал-майор П. Г. Понеделин) армии. В резерве фронта находились 31-й, 36-й, 37-й, 49-й стрелковые, 15-й, 9-й, 19-й, 24-й механизированные корпуса и 14-я кавалерийская дивизия. Всего в составе этого фронта насчитывалось 49 дивизий, в том числе 26 стрелковых, 14 танковых, 7 мотострелковых и 2 кавалерийские.

На юге непосредственное прикрытие государственной границы СССР с Румынией на случай войны возлагалось на 9-ю армию Одесского военного округа (командующий генерал-полковник Я. Т. Черевиченко). В составе этой армии было три стрелковых, один кавалерийский и один механизированный корпуса. Кроме того, на Крымском полуострове дислоцировался еще один отдельный стрелковый корпус, а в резерве Одесского военного округа было еще два стрелковых корпуса. Всего в случае развертывания Южного фронта в его составе могла насчитываться 31 дивизия, в том числе 19 стрелковых, 6 танковых, 3 мотострелковые и 3 кавалерийские.

Таким образом, в составе всех западных фронтов было 170 дивизий, в том числе 130 стрелковых, 40 танковых, 20 мотострелковых и 7 кавалерийских.

Советским командованием для непосредственного прикрытия государственной границы создавалось десять армейских объединений, в составе которых находилось 788,8 тысячи человек, 7,9 тысячи танков, более 5 тысяч орудий калибра 76-мм и выше, почти 8 тысяч минометов, 4,6 тысячи противотанковых орудий, 532 зенитных орудия. Для прикрытия наземной группировки с воздуха армиям было выделено 6,5 тысячи самолетов.

Противник, готовясь к началу агрессии, в войсках первого стратегического эшелона имел более двух миллионов человек, 2887 танков, 10,5 тысячи орудий калибра свыше 76-мм, 14,9 тысячи минометов, 8,9 тысячи противотанковых орудий, 2115 орудий зенитной артиллерии. Для прикрытия наземной группировки с воздуха выделялось немногим более четырех тысяч самолетов.

В результате противник превосходил советские войска по личному составу в 2,6 раза, по артиллерийским орудиям – в 2 раза, по минометам – в 1,8 раза, по зенитным орудиям – в 3,9 раза, но уступал по танкам в 2,7 раза. Кроме того, на рубеж рек Западная Двина и Днепр в мае – июне 1941 года осуществлялась переброска 19-й армии из Северо-Кавказского военного округа, 20-й армии – из Орловского военного округа, 21-й армии – из Приволжского военного округа, 22-й армии – из Уральского военного округа и 16-й армии – из Забайкальского военного округа, которые должны были составить Резерв Главного Командования. В составе этих резервных армий были 81 дивизия, из них 57 стрелковых, 16 танковых и 8 моторизованных, а также части корпусного подчинения. Это сотни тысяч людей, тысячи артиллерийских орудий, танков, автомашин. Для переброски этих объединений по железной дороге требовались тысячи воинских эшелонов, которые шли на запад по тем же путям и через те же железнодорожные станции, что и гражданские составы. Для прибывающих войск в районах выгрузки нужны были большие площади, помещения для размещения личного состава и складов. Как грибы росли палаточные городки, тщательно охраняемые зоны. В ранее тихих городах и селах враз появились тысячи военных. Скрыть это было невозможно.

Всего для же действующей армии была готова 251 дивизия из 303 имевшихся в РККА к началу войны. Остальные 52 дивизии были оставлены в пунктах постоянной дислокации на случай прикрытия северных, южных и дальневосточных границ.

О подготовке гитлеровских войск к нападению на Советский Союз именно в 4 часа утра 22 июня 1941 года было известно многим начальникам пограничных отрядов. Затем начали поступать данные о том, что на сопредельной стороне слышен шум моторов, стук повозок, виден свет фар автомобилей. Эти данные начали поступать к начальникам пограничных войск Белорусского, Украинского и Молдавского пограничных округов. В 2 часа 22 июня они были доложены начальнику Главного управления пограничных войск, находившемуся в это время на участке 87-го пограничного отряда Белорусского пограничного округа, и его заместителю в Главное управление пограничных войск (Москва). Никто из них не отреагировал должным образом на эту информацию, не отдал приказ пограничным частям занять оборонительные сооружения. А отдать такой приказ они имели возможность, ибо запрета на занятие пограничниками оборонительных сооружений в то время не было. Не получили пограничные отряды такого распоряжения даже после того, как Генеральный штаб отдал приказ западным военным округам о вводе в действие плана прикрытия государственной границы.

Для каждого советского человека Великая Отечественная война, в зависимости от занимаемой должности, началась по-разному. Большинство трудов советского периода говорят о внезапном и коварном нападении фашистской Германии. Фальсификаторы истории новейшего времени утверждают, что своим наступ-лением А. Гитлер сорвал готовящееся наступление советских войск на территорию Германии и Румынии. И. В. Сталин и нарком обороны СССР Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко своих воспоминаний о 22 июня 1941 года не оставили. Поэтому открываем воспоминания начальника Генерального штаба РККА того времени генерала армии Г. К. Жукова:

«В 3 часа 17 минут мне позвонил по ВЧ командующий Черноморским флотом адмирал Ф. С. Октябрьский и сообщил: «Система ВНОС флота докладывает о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолетов; флот находится в полной боевой готовности. Прошу указаний».

– Ваше решение? – поинтересовался я.

– Решение одно: встретить самолеты огнем противовоздушной обороны флота, – ответил адмирал.

Переговорив с С. К. Тимошенко, я ответил Ф. С. Октябрьскому: «Действуйте и доложите своему наркому».

В 3 часа 30 минут начальник штаба Западного округа генерал В. Е. Климовских доложил о налете немецкой авиации на города Белоруссии. Минуты через три начальник штаба Киевского округа генерал М. А. Пуркаев доложил о налете авиации на города Украины. В 3 часа 40 минут позвонил командующий Прибалтийским округом генерал Ф. И. Кузнецов, который доложил о налетах вражеской авиации на Каунас и другие города.

Нарком приказал мне звонить И. В. Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны. Прошу его позвать к телефону И. В. Сталина.

Минуты через три к телефону подошел И. В. Сталин.

Я доложил обстановку и просил разрешение начать ответные боевые действия. И. В. Сталин молчит. Я слышу его дыхание.

– Вы меня поняли?

Опять молчание.

Наконец И. В. Сталин спросил:

– Где нарком?

– Говорит с Киевским округом по ВЧ.

– Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро».

Здесь имеется несколько серьезных неувязок.

Первая. В конце 1937 года был создан Народный комиссариат Военно-морского флота, во главе которого с апреля 1939 по февраль 1946 года стоял адмирал Н. Г. Кузнецов. Командующий Черноморским флотом в первую очередь должен был запрашивать свой штаб и действовать в соответствии с его указаниями, а уж затем информировать Генеральный штаб.

Вторая. У И. В. Сталина был свой секретариат, и около него постоянно находился дежурный генерал. В их прямую задачу входило оповещение членов Политбюро о вызове в Кремль.

Итак, в ранний предрассветный час 22 июня 1941 года ночные наряды и дозоры советских пограничников, которые охраняли западный государственный рубеж Советского Союза, неожиданно отметили странное небесное явление – над территорией сопредельной Польши, захваченной гитлеровцами, далеко на ее западном крае в уже начавшем светлеть небе вдруг появились новые, невиданные доселе звезды. Необычно яркие и разноцветные, они безостановочно плыли пестрой стаей на восток. Вскоре оттуда же с запада послышался рокот многих сотен авиационных моторов. Сотни германских самолетов с зажженными бортовыми огнями стремительно вторглись в воздушное пространство Советского Союза, неся свой смертоносный груз к заранее намеченным целям. И уже через несколько минут первые сброшенные вражеские бомбы начали рваться в районах пограничных застав и близлежащих военных городков. Ярко запылали кварталы приграничных городов.

По другим официальным данным, в 3 часа 30 минут 22 июня 1941 года первая волна немецких бомбардировщиков в составе 30 отборных экипажей, осуществлявших перелеты группами по 3 самолета, пересекла западную границу Советского Союза. Вторгшись на советскую территорию, бомбардировщики легли на курс к намеченным целям в тот момент, когда немецкая артиллерия подала сигнал о начале наступления наземных войск. 30 бомбардировщиков первой волны в утренних сумерках нанесли удар по десяти советским аэродромам. Этим ударом фашистское командование рассчитывало посеять панику на передовых советских авиабазах.

На восходе солнца основные силы немецких ВВС в составе 500 бомбардировщиков, 270 пикирующих бомбардировщиков, 480 истребителей нанесли удар по 66 аэродромам, на которых было сосредоточено почти ³/₄ советской авиации.

Так с массированных авиационных ударов началась Великая Отечественная война. 22 июня и в последующие двое суток фашистская авиация непрерывно, волна за волной, с интервалом 5-25 минут, группами от 5–6 до 60 самолетов наносила удары по аэродромам. Основной удар был нанесен на глубину 150–200 километров, однако глубина действия фашистской авиации в эти дни достигала 400–500 километров от линии фронта.

Читаем дальше мемуары Г. К. Жукова:

«В 4 часа 30 минут утра все вызванные члены Политбюро были в сборе. Меня и наркома пригласили в кабинет.

И. В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках набитую табаком трубку. Он сказал:

– Надо срочно позвонить в германское посольство.

В посольстве ответили, что граф Шуленбург просит принять его для срочного сообщения.

Принять посла было поручено В. М. Молотову.

Тем временем первый заместитель начальника Генерального штаба генерал Н. Ф. Ватутин передал, что сухопутные войска немцев после сильного артиллерийского огня на ряде участков северо-западного и западного направлений перешли в наступление.

Через некоторое время в кабинет быстро вошел В. М. Молотов:

– Германское правительство объявило нам войну.

И. В. Сталин опустил голову и глубоко задумался.

Наступила длительная пауза.

Я рискнул нарушить затянувшееся молчание и предложил немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение.

– Не задержать, а уничтожить, – уточнил С. К. Тимошенко.

– Давайте директиву, – сказал И. В. Сталин.

В 7 часов 15 минут 22 июня директива наркома обороны № 2 была передана в округа…»

В который раз уместно поставить очень важный вопрос – как же началась Великая Отечественная война? Было ли нападение германских войск на СССР совершенно неожиданным? Для кого оно было неожиданным? По этому вопросу существует несколько версий.

Первая, официальная советская: нападение фашистской Германии было неожиданным и вероломным. Это значит, война началась без ее объявления, внезапность была достигнута на всех уровнях: стратегическом, оперативном, тактическом. Эта версия имеет слабые места, так как о подготовке Германии к войне против СССР советскому правительству неоднократно докладывали на базе разведывательных сведений из различных источников. Даже малоопытный политик знает, что такие сведения, если даже и не заслуживают абсолютного доверия, нуждаются в очень серьезном учете.

Вторая, на основании документов и проведенных исследований: советское правительство и высшее командование РККА знали о подготовке Германии к войне, но приняли только частные ответные меры. В результате этого не приходится говорить ни о стратегической и даже ни об оперативной внезапности. Остается только внезапность тактическая. А это не что другое, как неудовлетворительная информационная и организаторская работа Генерального штаба РККА, штабов западных военных округов и армий непосредственного прикрытия государственной границы.

Третья, В. Резуна и некоторых историков (Ю. Г. Фельштинского): вся юридическая процедура объявления войны Германией была выполнена, а сама агрессия стала вынужденной мерой германского правительства на действия правительства СССР. По его утверждению, «ровно в 4 утра имперский министр иностранных дел вручил заместителю народного комиссара иностранных дел, полномочному представителю СССР в Германии Владимиру Деканозову меморандум, в котором были изложены причины нападения Германии на СССР. Вручение этого меморандума и явилось актом объявления войны». Это так, но не следует забывать, что к тому времени война уже вовсю бушевала на всей советско-германской границе.

На мой взгляд, первая и вторая версии, слившись воедино, наиболее соответствуют действительности. Высшее советское руководство знало о подготовке германской агрессии, но считало, что война начнется значительно позже или ей будет предшествовать многодневный период от объявления войны до ее начала. Нарком обороны, начальник Генерального штаба, командующие военными округами и армиями, командиры корпусов больше думали не о безопасности страны, а о сохранении собственных кресел и голов. Командиры дивизий и полков, соединения и части которых находились на удалении 30–50 км от государственной границы, в большинстве своем о возможном начале войны не знали.

Версия В. Резуна об официальном объявлении Советскому Союзу войны Германией в 4 часа утра 22 июня не имеет никакого юридического значения и расценивается как констатация уже свершившегося факта.

Постараемся составить картину обстановки в высшем руководстве СССР в первый день Великой Отечественной войны на основании нескольких источников.

В 7 часов 15 минут (если верить мемуарам Г. К. Жукова) была передана в войска директива наркома обороны № 2, требовавшая уничтожить вклинившегося противника.

К 8 часам утра 22 июня Генеральным штабом было установлено, что бомбардировкам подверглись аэродромы всех приграничных округов, а стрелковые соединения армий прикрытия государственной границы подняты по тревоге. В это время «С. К. Тимошенко позвонил И. В. Сталину и попросил разрешения приехать в Кремль, чтобы доложить проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о проведении мобилизации в стране и образовании Ставки Главного Командования, – пишет Г. К. Жуков. – В 9 часов мы с наркомом прибыли в Кремль. Через полчаса нас принял И. В. Сталин. Прочитав проект Указа о проведении мобилизации и частично сократив ее размеры, намеченные Генштабом, И. В. Сталин передал Указ А. Н. Поскребышеву для утверждения в Президиуме Верховного Совета».

12 часов. Выступление по радио В. М. Молотова. Он сказал: «С рассветом 22 июня 1941 года регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные части на фронте от Балтийского до Черного моря и в течение первой половины дня сдерживались ими. Со второй половины дня германские войска встретились с передовыми частями полевых войск Красной Армии. После ожесточенных боев противник был отбит с большими потерями. Только в Гродненском и Кристынопольском направлениях противнику удалось достичь незначительных тактических успехов и занять местечки Кальвария, Стоянув и Цехановиец, первые два в 15 км и последнее в 10 км от границы.

Авиация противника атаковала ряд наших аэродромов, но повсюду встретила отпор наших истребителей и зенитной артиллерии, наносивших большие потери противнику. Нами сбито 65 самолетов противника».

13 часов. Г. К. Жуков пишет: «Приблизительно в 13 часов 22 июня мне позвонил И. В. Сталин и сказал:

– Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск. Руководство решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Верховного Главнокомандования…»

С. К. Тимошенко и Г. К. Жуков 22 июня 1941 года находились в кабинете И. В. Сталина с 5.45 до 8.30 и с 14.00 до 16.00.

«К исходу 22 июня, несмотря на предпринятые энергичные меры, Генштаб так и не смог получить от штабов фронтов, армий и ВВС точных данных о наших войсках и о противнике, – пишет Г. К. Жуков. – Сведения о глубине проникновения противника на нашу территорию довольно противоречивые. Отсутствуют точные данные о потерях в авиации и наземных войсках. Известно лишь, что авиация Западного фронта понесла очень большие потери. Генштаб и нарком не могут связаться с командующими фронтами генерал-полковником Ф. И. Кузнецовым и генералом армии Д. Г. Павловым, которые, не доложив наркому, уехали куда-то в войска. Штабы этих фронтов не знают, где в данный момент находятся их командующие.

По данным авиационной разведки, бои идут в районах наших укрепленных рубежей и частично в 15–20 километрах в глубине нашей территории. Попытка штабов фронта связаться непосредственно с войсками успеха не имела, так как с большинством армий и отдельных корпусов не было ни проводной, ни радиосвязи.

Затем генерал Н. Ф. Ватутин сказал, что И. В. Сталин одобрил проект директивы № 3 наркома и приказал поставить мою подпись.

– Что за директива? – спросил я.

– Директива предусматривает переход наших войск к контрнаступательным действиям с задачей разгрома противника на главных направлениях, притом с выходом на территорию противника.

– Но мы еще точно не знаем, где и какими силами противник наносит свои удары, – возразил я. – Не лучше ли до утра разобраться в том, что происходит на фронте, а уж тогда принимать нужное решение.

– Я разделяю вашу точку зрения, но дело уже решенное.

– Хорошо, – сказал я, – ставьте мою подпись.

Эта директива поступила командующему Юго-Западным фронтом около 12 часов ночи».

В 22 часа 22 июня 1941 года С. К. Тимошенко, Г. К. Жуковым и членом Главного Военного Совета Г. М. Маленковым был подписан приказ народного комиссара обороны Военным советам Северо-Западного, Западного, Юго-Западного и Южного фронтов № 3. Им сообщалось, что противник, нанося главные удары из Сувалковского выступа в течение 22 июня, «понеся большие потери, достиг небольших успехов» на ряде направлений. «На остальных участках государственной границы атаки противника отбиты с большими для него потерями». В качестве ближайшей задачи на 23–24 июня ставилось: «концентрическими сосредоточенными ударами войск Северо-Западного и Западного фронтов окружить и уничтожить сувалкскую группировку противника и к исходу 24 июня овладеть районом Сувалки. Мощными концентрическими ударами механизированных корпусов, всей авиацией Юго-Западного фронта и других войск 5-й и 6-й армий окружить и уничтожить группировку противника, наступающего в направлении Владимир-Волынский, Броды. К исходу 24 июня овладеть районом Люблин».

Судя по этим выводам и решениям, создается впечатление, что советское руководство и высшее командование РККА уже в первый день Великой Отечественной войны контролировало ситуацию на фронтах и было способно принимать конкретные решения.

Смотрим «Воспоминания и размышления» Г. К. Жукова. Он пишет, что в 7 часов 15 минут в войска была передана директива № 2, которая предписывала «войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу». Но тут же предупреждала: «Впредь до особого распоряжения наземными войсками границу не переходить».

Дальше Г. К. Жуков пишет:

«Чуть позже нам стало известно, что перед рассветом 22 июня во всех западных пограничных округах была нарушена проводная связь с войсками и штабами округов и армий, которые не имели возможности быстро передавать свои распоряжения…

В штабы округов из различных источников начали поступать самые противоречивые сведения, зачастую провокационного характера.

Генеральный штаб, в свою очередь, не мог добиться от штабов округов и войск правдивых сведений, и, естественно, это не могло не поставить на какой-то момент Главное Командование и Генеральный штаб в затруднительное положение…

Приблизительно в 13 часов 22 июня мне позвонил И. В. Сталин и сказал:

– Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись. Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного Командования. На Западный фронт пошлем маршала Шапошникова и маршала Кулика. Шапошникова и Кулика я вызвал к себе и дал им указания. Вам надо вылететь немедленно в Киев и оттуда вместе с Хрущевым выехать в штаб фронта в Тернополь.

Я спросил:

– А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой сложной обстановке?

И. В. Сталин ответил:

– Оставьте за себя Ватутина.

Потом несколько раздраженно добавил:

– Не теряйте времени, мы тут как-нибудь обойдемся».

Еще один важный свидетель – заместитель народного комиссара обороны СССР и бывший в недавнем начальник Генерального штаба К. А. Мерецков и его труд «На службе народу». На странице 196 этого труда написано:

«…днем 22 июня я включил радио (в то время он находился в пути в Ленинград. – Авт.) и услышал выступление народного комиссара иностранных дел В. М. Молотова о злодейском нападении фашистской Германии на нашу страну.

Прибыв в Ленинград, я немедленно отправился в штаб округа. На месте были генерал-майор Д. Н. Никишев и корпусной комиссар Н. Н. Клементьев, вскоре назначенные соответственно в качестве начальника штаба и члена Военного совета этого округа… Командующий войсками округа М. М. Попов в момент начала войны инспектировал некоторые соединения округа…

Нельзя было терять ни минуты. Мы не знали планов врага и могли поэтому ожидать чего угодно…

К вечеру 22 июня положение в Прибалтике не улучшилось. Тем не менее округ наряду с другими округами и фронтами получил третью директиву наркома обороны. Сражавшимся соединениям предписывалось перейти к наступлению и разгромить агрессора…»

А. М. Василевский, который на начало войны являлся заместителем начальника Оперативного управления Генерального штаба РККА, в своих мемуарах «Дело всей жизни» от описания событий первых недель после начала Великой Отечественной войны вообще «дипломатично» уходит. Это при том, что именно это управление являлось главным рабочим органом по разработке планов стратегических операций и контролю за их выполнением, при том, что начальник управления генерал Н. Ф. Ватутин в 1944 году погиб, никаких воспоминаний не оставив, а свою книгу А. М. Василевский писал уже в 70-е годы.

Для того чтобы посмотреть на события начала Великой Отечественной войны с другой стороны советско-германского фронта, открываем военный дневник начальника генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковника Ф. Гальдера от 22 июня 1941 года.

«Утренние сводки сообщают, что все армии, кроме 11-й (на правом фланге группы армий «Юг» в Румынии), перешли в наступление по плану. Наступление наших войск, по-видимому, явилось для противника на всем фронте полной тактической внезапностью.

Приграничные мосты через Буг и другие реки всюду захвачены нашими войсками без боя и в полной сохранности. О полной неожиданности нашего наступления для противника свидетельствует тот факт, что части были захвачены врасплох в казарменном расположении, самолеты стояли на аэродромах, покрытые брезентом, а передовые части, внезапно атакованные нашими войсками, запрашивали командование о том, что им делать…

Кинцель, Мицки:

а. Русская моторизованная псковская группа (оперативный резерв) обнаружена в 300 км южнее предполагавшегося ранее района ее сосредоточения. Она находится южнее Западной Двины! Это только выгодно для нас.

О подтверждении дислокации различных русских соединений.

Перехвачена русская радиограмма: «Штаб 3-й армии разбит. Пришлите истребители»…

Командование ВВС сообщило, что наши военно-воздушные силы уничтожили 800 самолетов противника (1-й воздушный флот – 100 самолетов, 2-й воздушный флот – 300 самолетов, 4-й воздушный флот – 400 самолетов). Нашей авиации удалось без потерь заминировать подходы к Ленинграду с моря. Немецкие потери составляют до сих пор 10 самолетов.

Командование группы армий «Юг» доложило, что наши патрули, не встретив сопротивления, переправились через Прут между Галацем и Хуши и между Хуши и Яссами. Мосты в наших руках.

Во второй половине дня поступило донесение об успешном продвижении наших войск, в особенности севернее Бреста (группа Гота) и на фронте 4-й танковой группы (Гёпнер).

Общая картина первого дня наступления представляется следующая.

Наступление германских войск застало противника врасплох. Боевые порядки противника в тактическом отношении не были приспособлены к обороне. Его войска в приграничной полосе были разбросаны на обширной территории и привязаны к районам своего расквартирования. Охрана самой границы была в общем слабой.

Тактическая внезапность привела к тому, что сопротивление противника в пограничной зоне оказалось слабым и неорганизованным, в результате чего нам всюду легко удалось захватить мосты через водные преграды и прорвать приграничную полосу укреплений на всю глубину (укрепления полевого типа).

После первоначального «столбняка», вызванного внезапностью нападения, противник перешел к активным действиям. Без сомнения, на стороне противника имели место случаи тактического отхода, хотя и беспорядочного. Признаков же оперативного отхода нет и следа. Вполне вероятно, что возможность организации такого отхода была просто исключена. Ряд командных инстанций противника, как, например, в Белостоке (штаб 10-й армии), полностью не знал обстановки, и поэтому на ряде участков фронта почти отсутствовало руководство действиями войск со стороны высших штабов.

Но даже независимо от этого, учитывая влияние «столбняка», едва ли можно ожидать, что русское командование уже в течение первого дня боев смогло составить себе настолько ясную картину обстановки, чтобы оказаться в состоянии принять радикальное решение.

Представляется, что русское командование благодаря своей неповоротливости в ближайшее время вообще не в состоянии организовать оперативное противодействие нашему наступлению.

Наши наступающие дивизии всюду, где противник пытался оказать сопротивление, отбросили его и продвинулись с боем в среднем на 10–12 км! Таким образом, путь продвижения соединениям открыт».

Переводя на чисто военный язык воспоминания начальника Генерального штаба РККА Г. К. Жукова, можно говорить о том, что высший орган управления Вооруженными Силами СССР в первый день Великой Отечественной войны фронтами и армиями практически не управлял. Разосланная им в штабы фронтов директива № 2 была реакцией на уже сложившуюся обстановку и никаких конкретных указаний войскам не содержала, к тому же она по причине нарушения связи в своем продвижении ниже штабов фронтов начала буксовать. Отправка руководителей высших звеньев управления РККА на фронты была не столько вызвана необходимостью оперативного руководства действиями войск, сколько являлась актом отчаяния – последней попыткой разобраться в сложившейся обстановке.

Заместитель народного комиссара обороны СССР К. А. Мерецков косвенно также подтверждает тот факт, что управление войсками на территории Прибалтики было утеряно, а командующий Ленинградским военным округом в первый день войны находился в отъезде и не мог управлять войсками.

Заместитель начальника Оперативного управления Генерального штаба РККА А. М. Василевский от этой темы вообще уходит в сторону.

На основании этого есть все основания говорить о нарушении управления войсками западных военных округов (фронтов) в первые дни войны. Командующие и командиры были предоставлены сами себе и действовали на свой страх и риск в рамках довоенного Плана прикрытия государственной границы. При этом многие из них не понимали реального положения вещей или же делали вид, что не понимают. Об этом, в частности, свидетельствует записка командира 75-й стрелковой дивизии 4-й армии Западного фронта генерал-майора Недвигина от 28 июня 1941 года. Без купюр привожу его текст полностью.

«Тов. Генерал-майор!

Наконец-то имею возможность черкнуть пару слов о делах прошлых и настоящих.

Красный пакет опоздал – а отсюда и вся трагедия. Части попали под удар разрозненными группами. Лично с 22 по 27 вел бой с преобладающим по силе противником. Отсутствие горючего и боеприпасов вынудило оставить все в болотах и привести для противника в негодность.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.