4 1943 год: от приостановок призыва к политическим обвинениям

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

4

1943 год: от приостановок призыва к политическим обвинениям

Причины приостановок призыва в республиках Северного Кавказа центральными властями не раскрывались и не комментировались. Даже республиканские руководители не получали официальных разъяснений на этот счет. В своем ходатайстве начальнику Главупраформа РККА о возобновлении призыва среди народностей Дагестана руководители республики А. Алиев и А.Д. Даниялов высказывались предположительно: «Основанием для дачи таких указаний (имелась в виду директива Главупраформа о приостановке призыва дагестанцев. – Лет.) могли служить (курсив наш. – Авт.) соображения о политико-моральной неустойчивости состава призываемых в ряды Красной армии людей из народностей Дагестана»413.

Руководители северокавказских автономий оказались в сложном положении. Реакция лидеров Дагестана представляет собой редкий пример, когда республиканское руководство вступало в полемику с центральным правительством по поводу приостановки призыва в своем регионе.

Неуверенности лидерам северокавказских автономий добавляла угроза предъявления им политических обвинений, главным из которых в национальных окраинах СССР было обвинение в национализме. Например, с именами лидеров Кабардино-Балкарии – секретаря ВКП(б) З.Д. Кумехова и председателя СНК Х.К. Ахохова – связывался разгул на территории республики в период битвы за Кавказ «буржуазного национализма», борьба с которым якобы стала успешной только после их смещения414.

Политический надзор за республиканскими элитами осуществляли многочисленные представители НКВД, командированные из центрального аппарата. Около месяца, в августе – сентябре 1942 г., на Северном Кавказе работал сам всесильный нарком внутренних дел Л.П. Берия. По признанию бывшего председателя правительства и первого секретаря Северо-Осетинского обкома К.Д. Кулова, «мы… побаивались Берия, не проявляли достаточной воли»415. Поэтому даже на весть о выселении чеченцев председатель СНК Чечено-Ингушетии С.К. Моллаев, по словам Берии, лишь «прослезился», а затем обещал выполнить все задания правительства в срок416. Какую-то роль, несомненно, играло и то, что партийные руководители многих северокавказских республик были русскими (первые секретари обкомов Дагестана Н.И. Линкун, Северной Осетии, позже Кабарды, – Н.М. Мазин, Чечено-Ингушетии – В.А. Иванов) и не столь остро ощущали вредность для народного самосознания отказа в призыве в армию.

С начала января 1943 г., по мере стремительного освобождения территорий северокавказских республик от оккупантов, работа республиканских военкоматов немедленно восстанавливалась. Так, весь аппарат Кабардино-Балкарского республиканского военкомата был направлен в Нальчик уже на следующий день после освобождения города. Всем военкоматам были даны указания «не допускать излишней задержки» в регистрации и отправке в армию военнообязанных и призывников из освобожденных районов. Оперативные группы военкоматов следовали непосредственно за боевыми порядками наступавших частей Красной армии, выявляя и направляя в армейские запасные части годные к службе контингенты417. Кроме того, ввиду быстрых темпов наступления и оторванности запасных полков от штабов армий, в январе 1943 г. командующим Закавказским фронтом генералом армии И.В. Тюленевым (в порядке приказа НКО № 089 от 9 февраля 1942 г.) временно было разрешено проведение призыва штабами корпусов, дивизий и даже бригад. На практике, в условиях быстрого продвижения, очень часто армейские штабы не имели, да и не искали контакта с местными учетно-мобилизационными органами, стараясь получить как можно больше пополнений. Известно, что на территории Северного Кавказа в порядке приказа НКО № 089 было мобилизовано около 127 тыс. чел., из которых свыше 84 тыс. чел. были направлены в войска, остальные – отсеяны по различным причинам418. В этих условиях требования к просеву призываемых контингентов по политико-моральным, национальным и прочим критериям, как правило, не выдерживались419.

Однако постепенно планомерная учетно-мобилизационная работа на освобождаемых территориях Северного Кавказа налаживалась. Ею руководил Упраформ Закавказского фронта со штабом в Пятигорске, а затем – в Армавире (начальник – заместитель командующего войсками Закфронта генерал-лейтенант В.Н. Курдюмов, начальник штаба Упраформа – генерал-майор А.И. Бармин). В конце июня 1943 г. Упраформу Закфронта был подчинен также республиканский военкомат Калмыцкой АССР420. 2 июля 1943 г. решением народного комиссара обороны № 0395 был восстановлен Северо-Кавказский военный округ (II формирования) в его прежних границах: южная часть Ростовской области (к югу от р. Дон), Ставропольский и Краснодарский края, Северо-Осетинская, Кабардино-Балкарская, Чечено-Ингушская АССР, Карачаевская и Черкесская автономные области421. Основу аппарата штаба СКВО составил аппарат Упраформа Закфронта. В.Н. Курдюмов во второй раз стал командующим СКВО (заместителем командующего – генерал-майор В.Н. Сергеев, членом Военного совета – генерал-майор П.К. Смирнов, начальником штаба – генерал-майор А.И. Бармин)422.

Основное внимание штаба Упраформа Закфронта, а затем штаба СКВО на освобожденных территориях Северного Кавказа в 1943 г. было возобновление учета военнообязанных и призывников, оформление военноучетной документации, уточнение военно-учетных признаков людских ресурсов региона и выявление дополнительных ресурсов423. Восстанавливалась работа военкоматов. Уже к весне 1943 г. в Кабардино-Балкарии действовало 16 РВК, в Северной Осетии – 11, в Чечено-Ингушетии – 30424. 11 апреля 1943 г. генерал Курдюмов рапортовал начальнику Главного управления формирований и укомплектования войск генерал-полковнику Е.А. Щаденко о том, что северокавказские военкоматы (кроме Чечено-Ингушского) восстановлены полностью425.

Однако результаты мобилизации и призыва были незначительными: призыву в армию подлежали лишь лица так называемых «европейских» национальностей. К лету 1943 г. в боевые, запасные части и рабочие колонны со всего Северного Кавказа было направлено около 117 тыс. чел. строевых и около 40 тыс. нестроевых426. В то же время на 1 апреля 1943 г. из трех республик (Кабардино-Балкарии, Северной Осетии и Чечено-Ингушетии) в войска было отправлено лишь 1313 чел.427 В отношении представителей горских народов было дано категоричное разъяснение: «В армию не призывать и никуда не отправлять»428. После регистрации в военкоматах по месту жительства они распускались по домам «до особых распоряжений». Также не был возобновлен призыв среди коренных национальностей Черкесской, Карачаевской и Адыгейской автономных областей.

В мае – июне 1943 г. во всех республиках Северного Кавказа проводилась проверочная регистрация всех военнообязанных и призывников всех национальностей. Это была первая попытка уточнить состояние мобилизационных ресурсов региона после освобождения его от противника. Военно-учетная работа протекала в сложных условиях: не хватало военно-учетных работников на местах, а те, что имелись, не обладали ни должной квалификацией, ни необходимой документацией и бланками. Длительное время местные работники обходились составлением поименных списков военнообязанных и призывников.

Впервые после приостановки призыва в 1942 г. учетные мероприятия велись в отношении чеченцев и ингушей. При этом обстановка в республике была настолько напряженной, что военком ЧИАССР подполковник К.А. Бронзов ходатайствовал перед вышестоящим командованием об отсрочке перерегистрации в пяти районах – Итум-Калинском, Шатоевском, Шароевском, Галанчожском и Чеберлоевском в связи с засильем в этих районах банд и угрозой нападений на переписчиков429.

Численность непризываемых горских национальностей по Северному Кавказу (Ставропольский край с Карачаевской и Черкесской АО, Кабардино-Балкарская, Чечено-Ингушская и Дагестанская АССР) показана в сводной табл. 4, составленной по данным республиканских и краевых военкоматов. Для полноты картины в таблицу включены контингенты 1927 г. рождения, подлежавшие призыву в 1944 г. В 1943 г. контингенты этого возраста только ставились на учет. Призыв молодежи 1927 г. рождения стал последним массовым призывом в годы войны.

В августе 1943 г. горцы-призывники 1926 г. рождения проходили приписку к призывным участкам наравне с другими призывниками Советского Союза430. Всего по стране к призывным участкам было приписано 4228 представителей народностей Дагестана (отдельно были показаны 100 аварцев и 8 лакцев), 1878 кабардинцев и балкарцев, 2682 чеченца и ингуша, 2564 осетина – всего 11 460 чел., что составляло 1,14 % всех призывников 1926 г. рождения в СССР (общее их число – 1 005 262 чел.)431. К призывному контингенту, приписанному в Северо-Кавказском военном округе, удельный вес горцев (чеченцев, ингушей, кабардинцев, балкарцев, осетин) значительно выше – 17,76 %. В то же время удельный вес представителей народностей Дагестана среди призывников Закавказского фронта, к которому относился РВК ДАССР, составил 6,0 %432. Однако в октябре 1943 г. все северокавказские горцы снова были освобождены от призыва (пункт 2 директивы начальника Главупраформа № М/1/1493 от 9 октября 1943 г.433). При этом, наряду с «местными национальностями» Чечено-Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Дагестана, Карачаевской и Черкесской автономных областей, впервые перечислены Северная Осетия и Адыгея. Этой же директивой начальника ГУФ от призыва освобождались призывники 1926 г. рождения «местных национальностей» Закавказья и Средней Азии434.

Таблица 4

Сведения о ресурсах военнообязанных и призывников непризываемых национальностей по Северному Кавказу по состоянию на 1 августа 1943 г.

Составлено по: ЦАМО. Ф. 56. Оп. 12216. Д. 49. Л. 210–211; Д. 56. Л. 121.; Ф. 209. Оп. 999. Д. 308. Л. 60–64, 413, 415, 418, 419, 436, 437–440, 443–445; Д. 370. Л. 150–151.

В документах о призыве 1943 г., разосланных штабам округов и фронтов Главупраформом, формула «освобождены от призыва призывники местных национальностей» семантически отделена от другой, очень похожей: не приняты в армию по национальным признакам». К первой категории относились северокавказские горцы, а также многочисленные категории призывников закавказских и среднеазиатских народов – грузин, армян, азербайджанцев, казахов, узбеков, таджиков, туркменов, киргизов. Призыв коренных народов в союзных республиках Закавказья и Средней Азии (всего 136,7 тыс. призывников435) был приостановлен осенью 1943 г., когда критического уровня достигло несоответствие физических и образовательных характеристик призывных контингентов из этих регионов возросшему уровню требований Красной армии, все более «взрослевшей» тактически и насыщаемой сложными видами вооружения и техники. Ко второй категории не принятых в армию «по национальным признакам» относились представители народов, считавшихся «несоветскими» (греки, ассирийцы, курды и проч.) или враждебными СССР (немцы, турки, финны, румыны, болгары и проч.). Таким образом, «вражеская» семантика относилась только ко второй категории непризываемых народов (хотя в обширной военкоматской документации эти категории нередко смешивались; ясно, что работникам на местах трудно было уловить политические оценки, отразившиеся в лингвистических хитросплетениях).

В то же время в 1943 г. запрет на призыв северокавказских горцев приобрел новый оттенок. Наряду с усилиями по легализации членов бандгруппировок, он лег в основу мероприятий, направленных на наиболее полное выявление, учет и сосредоточение в местах постоянного проживания представителей национальностей, намеченных к депортации. Правительство немедленно реагировало на всякие сообщения о попытках организации призыва в северокавказских республиках. Так, 29 июня 1943 г. представитель Главного управления формирования и укомплектования войск в телеграфных переговорах с начальником штаба Северо-Кавказского фронта Барминым в резкой форме отчитал последнего за то, что якобы был начат призыв в армию карачаевцев, что вызвало в Москве «недоразумения». Бармину в категорической форме было приказано «немедленно отменить призыв и призванных карачаевцев распустить по домам». Тут же он счел нужным подчеркнуть: «Повторяю – Карачай, Кабардино-Балкария, Чечено-Ингушетия, Дагестан, Северная Осетия – негорские национальности подлежат перерегистрации; горцев не перерегистрировать и не призывать» (курсив наш. – Авт.) 436.

Тревога центральных органов оказалась необоснованной: штаб СКВО не нарушал предыдущих запретов на призыв. Зато документ четко указывает на источник этих настойчивых распоряжений. По словам Бармина, секретарь Ставропольского крайкома М.А. Суслов «разговаривал по этому вопросу с т. Берия», который сообщил, что «существует ряд причин», по которому призыв карачаевцев недопустим437. Упомянутый ряд причин в совокупности с именем наркома внутренних дел указывают на последующую депортацию карачаевцев, проведенную в ноябре 1943 г. Здесь отказ в призыве в армию встроен в репрессивную цепь: легализация дезертиров и бандитов и прекращение призыва – концентрация карачаевского населения в населенных пунктах – поголовная депортация. Аналогичные меры по легализации и сосредоточению людей были предприняты в отношении чеченцев и ингушей, а также «местных национальностей Кабардино-Балкарской АССР»438. Как отмечалось выше, дезертиры из числа местных национальностей, добровольно являвшиеся в органы местной власти, не подлежали уголовному преследованию, как и воинской повинности439. В одной из телеграмм разъяснялось также, что лицам из числа дезертиров, добровольно подавших заявления о возвращении в армию, также должно быть отказано в призыве440.

Отмена призыва вызвала неожиданные последствия. 4 августа 1943 г. ставропольский крайвоенком Христофоров сообщал начальнику штаба Северо-Кавказского военного округа, что известие об отмене призыва в Карачаевской автономной области вызвало массовый отток карачаевцев с фронта. Под предлогом командировок или отпусков они возвращались в родные селения нигде не регистрируясь441. То же самое можно сказать и о Чечено-Ингушетии. Здесь, согласно данным военкома республики подполковника К.А. Бронзова, эта мера лишь усугубила ситуацию: вести о том, что дезертиры не подлежат уголовной ответственности, через письма родных доходили на фронт. Отпускники стали переходить на нелегальное положение и скрываться в горах, «зная, что за это не судят»442. В случае с карачаевцами органы НКВД сознательно закрывали глаза на это явление, чтобы не вызвать тревоги у населения и не сорвать легализацию карачаевцев, возвращавшихся с гор в аулы443.

Принципиальный отказ от приема в войска представителей северокавказских народов объясняет мизерное число годных для службы в армии людских ресурсов в этих республиках. Так, на 15 июля 1943 г. в Кабардино-Балкарии на общем учете как годные к строевой службе состояло 222 военнообязанных в возрасте до 47 лет и ни одного призывника, в Северной Осетии соответственно 408 и 39 чел., в Чечено-Ингушетии – 281 и 35 чел. и т. п. Всего по трем республикам числилось 3928 чел., годных и не годных к строевой службе, призывников, а также 419 чел., годных к физическому труду. Зато численность военнообязанных и призывников, призыв которых был запрещен по национальному признаку или как социально чуждых, к ноябрю 1943 г. превысила 121 тыс. чел. (см. табл. 5). Эта цифра сопоставима с численностью крупной общевойсковой армии.

Северокавказцы почти перестали поступать в войска. Так, в 28-й запасной бригаде СКВО, через которую проходила значительная часть лиц, призванных и мобилизованных по Северному Кавказу, их удельный вес летом 1943 г. колебался от 0,5 до 1 %. Представителей чеченского, ингушского, кабардинского, балкарского и карачаевского народов в составе бригады не было444.

До конца войны (в случае с балкарцами, карачаевцами, чеченцами и ингушами – до дня депортации) представители северокавказских народов принимались на службу в армию исключительно на добровольной основе445.

Таблица 5

Сведения об остатках ресурсов военнообязанных запаса и призывников по Северо-Кавказскому военному округу на 1 ноября 1943 г.

Составлено по: ЦАМО. Ф. 209. Оп. 999. Д. 408. Л. 419.

В конце 1942 г. волну бандитизма, дезертирства и прочих негативных явлений в северокавказских республиках удалось сбить, а в течение 1943 г. в основном ликвидировать эти явления (см. табл. 2).

Казалось, устранена сама причина запрета на призыв горцев. Уже в конце ноября 1942 г. политическое руководство Дагестана вышло в Главное управление мобилизации и формирования с предложением снять существующий запрет, мотивируя его почти полным подавлением повстанческого движения, резким сокращением дезертирства и уклонения от учетно-мобилизационных мероприятий. Однако и в данном случае, и в последующих руководство страны непоколебимо следовало избранному курсу на тотальный запрет призыва северокавказских горцев. Он сохранился до самого конца войны. Последний призыв военной поры граждан 1927 г. рождения, проводившийся с 15 ноября 1944 г. (постановление ГКО № 6784сс от 25 октября 1944 г. и директива Главупраформа М/1/1600 от 28 октября 1944 г.), также обошелся без них. Призыву не как «местные национальности» не подлежали кабардинцы-осетины, черкесы, адыгейцы, народности Дагестана (в отчете штаба СКВО также перечислены аварцы, даргинцы, кумыки, лезгины, лакцы, тавлинцы, горские евреи, ногайцы и «дагестанцы»)446.

Между тем этой же осенью был возобновлен призыв закавказских народов, Призывники закавказских национальностей 1926 г. рождения поступили в войска вместе с призывниками так называемых «европейских» национальностей 1927 г. рождения, после интенсивного обучения общеобразовательным предметам, русскому языку, военному делу, а также проведения необходимых лечебно-профилактических мероприятий. Теперь в отчетных документах призывники закавказских национальностей относились к категории «временно не призываемых национальностей», а северокавказские горцы – «освобожденных от призыва местных национальностей»447. Таковых по Северо-Кавказскому округу и Закавказскому фронту среди призывников 1927 г. рождения оказалось: представителей народностей Дагестана – 4666, кабардинцев – 1414, северных осетин – 1896, адыгейцев – 448, черкесов – 257, ногайцев – 175448. В отдельную категорию «не призываемых до особого указания» были выделены представители народов, уже депортированных с исторической родины, по той или иной причине остававшиеся на территории Кавказа: 1 балкарец, 11 крымских татар и 12 калмыков449. Таким образом, категориальный аппарат для непризываемых национальностей еще более усложнился, а его употребление в деловой документации заметно упорядочилось.

Следует обратить внимание на важную особенность практики выполнения распоряжений вышестоящих инстанций. Невзирая на категоричность директив и безусловную ответственность нарушителей, многочисленные внушения и предупреждения, приказы, поступавшие сверху, нередко не исполнялись в полном объеме. Причин тому было множество: плохие связь и взаимодействие внутри бюрократической вертикали, халатность исполнителей, кампанейщина, объективная неисполнимость некоторых распоряжений в назначенные сроки, формальность контроля со стороны вышестоящих инстанций и т. д. Так или иначе, применительно к ограничительным мерам в призывной политике это означало, что нередко на местах они проводились в жизнь с опозданием или даже фиктивно. Представители народов, на чью службу в армии был наложен запрет, подолгу находились в войсках, а вследствие частых перемещений и перетасовок личного состава работу по «отсеиванию» «социально чуждых элементов» много раз приходилось начинать заново. Еще в 1942 г. в большинстве дивизий насчитывалось от нескольких человек до нескольких десятков турок, курдов, поляков и др. – лиц, чей прием в армию был отменен в начале войны или до ее начала. Широко распространенная практика легализаций уклонистов, дезертиров и бандитов на Северном Кавказе санкционировалась республиканскими обкомами, которые при этом сами признавали, что велась она «вопреки всем существующим законам»450. В 1944 г., после выселения с исторической родины чеченцев, ингушей, карачаевцев и других народов, директивы действующим войскам о немедленном увольнении военнослужащих этих национальностей в запас не выполнялись по нескольку месяцев451.

Прямым следствием ограничительной политики государства в области призыва и мобилизаций стала явная диспропорция во вкладе различных народов СССР в дело Победы, что отражено в итоговых цифрах безвозвратных людских потерь (убитые, умершие от ран, пропавшие без вести и попавшие в плен) различных народов СССР, представленных одним из соавторов известного обобщающего труда о людских потерях советских вооруженных сил452 М.В. Филимошиным453. Правда, исследователь не связывал полученные результаты с особенностями призыва в национальных регионах СССР. Если цифры, полученные автором454, сравнить с данными переписи 1939 г., то получится картина, представленная в табл. 6.

Таблица 6

Безвозвратные потери Красной армии в годы Великой Отечественной войны по национальному составу

Составлено по: Филимошин М.Б. Указ. соч. С. 16–25; Всесоюзная перепись населения 1939 г. Основные итоги. М., 1992.

Из таблицы видно, что удельный вес безвозвратных потерь среди представителей северокавказских народов значительно ниже удельного веса потерь русских: потери осетин в войне в 1,7 раза ниже их удельного веса среди населения Советского Союза, кабардинцев и балкарцев – в 3,3 раза, дагестанцев – в 3,9 раза, чеченцев и ингушей – более чем в 11 раз455. Напротив, это соотношение у русских составило 1,13:1. Можно сказать, что прекращение призыва горцев в ряды Красной армии объективно способствовало сохранению генофонда этих народов. Хотя, конечно, последующая варварская депортация некоторых из них этот генофонд серьезно подорвала.

В то же время нельзя не отметить, что кавказские национальные регионы внесли свой весомый исторический вклад в дело Великой Победы над фашизмом. В общей сложности они дали действующей армии почти 2 млн чел., включая лиц славянских и прочих национальностей.

Отказ в призыве в Красную армию в течение войны, в конце концов, постиг все без исключения коренные народы Кавказа (на Северном Кавказе – в течение 1941–1942 гг., в трех закавказских союзных республиках – в ноябре 1943 г.). Общее число национальностей, не призывавшихся в армию, по стране к концу 1943 г. достигло 43456, что почти совпадало с аналогичным показателем в царской России (45 национальностей457).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.