Архангельск в огне
Архангельск в огне
К началу августа 1942 г. 5-й воздушный флот Люфтваффе смог разрушить мурманский порт. После этого его основная ударная сила в Заполярье – KG30 «Адлер» под командованием кавалера Рыцарского Креста оберст-лейтенанта Эриха Блоедорна (Erich Bloedorn) – получила приказ разрушить портовые сооружения Архангельска, а также сам город. Непосредственное выполнение этой задачи было возложено на II группу эскадры. Ее возглавлял 27-летний гауптман Эрих Штоффреген (Erich Stoffregen), опытнейший летчик, не далее как 13 августа 1942 г. награжденный Рыцарским Крестом.
19 августа «Юнкерсы» из II./KG30 перелетели с аэродрома Банак на финский аэродром Кеми на северном побережье Ботнического залива. Здесь для них были заблаговременно подготовлены запасы топлива и бомб для предстоящих операций. Вечером после короткого отдыха экипажам объявили, что предстоит дальний рейд к Архангельску. До цели и обратно самолетам предстояло преодолеть около 1600 км. Их основной бомбовой нагрузкой должны были стать контейнеры с зажигательными бомбами, что было совсем не случайно…
Большинство строений Архангельска, в том числе заводских, были деревянными. На лесобиржах и в портовых участках скопилось огромное количество пиломатериалов, да и сам город фактически стоял на отходах деревообрабатывающего производства. Даже улицы были выложены деревянным настилом либо брусчаткой, опять же деревянной. Архангельск был не просто пожароопасным городом, а, по сути дела, он представлял собой готовый костер, к которому лишь требовалось поднести спичку.
Проблема пожаротушения в городе была решена оригинальным способом. Вдоль центральных улиц тянулись металлические трубы, имеющие разветвления по перекресткам и выходящие к реке. Там стояли пожарные пароходы с насосами и шлангами длиной по километру. Последние в случае необходимости могли быть подключены к трубам, и вода могла подаваться на значительные расстояния. Кроме того, по реке курсировали буксиры с мощными водоотливными средствами. На перекрестках были установлены пожарные пульты с кнопками, провода от которых шли к городскому штабу МПВО. Это теоретически позволяло быстро реагировать на обстановку во время возможных пожаров.
Однако в действительности все было не так радужно. Многие участки этой системы за мирные месяцы пришли в упадок, а пожарные водоемы превратились в болота с квакающими лягушками. Немногочисленные капитальные бомбоубежища местное население инициативно «перепрофилировало» в общественные туалеты. Щелей же, хорошо знакомых жителям многих других городов, включая Мурманск, в Архангельске вообще не рыли из-за торфянистой почвы.
Центральная часть Архангельска: вверху – гостиница «Интурист», 30-е годы ХХ в., внизу – проспект Павлина Виноградова (ныне Троицкий), военные годы
Американский моряк Пол Лунд, прибывший в город с уцелевшими судами конвоя PQ-17 в июле 1942 г., вспоминал: «Мы часто гадали, каким может быть результат массированного налета с использованием зажигательных бомб на город, построенный из дерева. В Архангельске даже высокие наблюдательные вышки, на которых дежурили женщины, были сделаны из дерева. А пожарные машины, которые нам удалось увидеть, словно пришли из комических фильмов».
И вот вечером 19 августа с финского аэродрома Кеми поднялись и взяли курс на Архангельск «Юнкерсы» из II./KG30. Один из них пилотировал обер-фельдфебель Петер Шталь (Peter Stahl), летавший в 6-й эскадрилье. Он затем вспоминал: «В налете приняли участие девятнадцать машин. Пятая эскадрилья обер-лейтенанта Фехнера вылетела так рано, что оказалась над целью еще в сумерках. Самолеты отряда были загружены в основном зажигательными бомбами. Пожары, вызванные этими бомбами, должны были помочь следующим подразделениям атаковать суда и портовые сооружения.
В 20.55 мой новенький «Цезарь»[57] стартовал предпоследним, тяжело оторвавшись от новой бетонной полосы в Кеми. Быстро смеркалось. На месте Тео [бортстрелка] находился военный корреспондент Фриче. Нам предстояло преодолеть расстояние в 800 км. Управление перегруженной машиной было непривычным. Очень медленно мы набирали высоту. В вышине светила луна, облегчая полет. Над Белым морем мы вошли в облака со снегом. Дальше полет проходил вслепую».
Командование Архангельского дивизионного района ПВО впервые узнало о приближении с запада большой группы самолетов по радио от постов ВНОС Карельского фронта. В 21.00 в Архангельске завыли сирены воздушной тревоги. Затем из громкоговорителей донесся голос: «Граждане! Воздушная тревога! Воздушная тревога!» Когда гул приближавшихся со стороны моря самолетов был уже отчетливо слышен, зенитно-артиллерийские дивизионы открыли заградительный огонь по предполагаемому курсу их полета.
К тому времени в дивизионном районе ПВО имелись в общей сложности 136 орудий, в том числе 84 штуки калибра 85 мм. Лучше всех стреляли импортные 90-мм зенитки, но их имелось всего четыре. Поскольку у зенитчиков совершенно не было боевого опыта, их огонь оказался абсолютно неточным и неэффективным.
Архангелогородка З. Щеголихина в тот момент плыла на пассажирском пароходе, возвращаясь с лесозавода: «После объявления воздушной тревоги пассажиров быстро высадили на причал около улицы Приморской и предложили пройти в бомбоубежище, располагавшееся не где-нибудь на далекой окраине, а с правой стороны здания Управления морского порта. Но первые, кто открыл туда дверь, резко отпрянули. Бомбоубежище было страшно загажено, и оттуда шла ужасная вонь. Тогда пассажиров заставили лечь на землю с левой стороны здания Управления порта».
Первыми над Архангельском появились цельфиндеры (самолеты-целеуказатели), сбросившие бомбы Мк250LK с белыми осветительными ракетами. Плавно опускаясь на парашютах, эти «люстры» ярко осветили весь растянувшийся по берегам Северной Двины город. Следующая волна «Юнкерсов» из 5-й эскадрильи KG30 сбросила уже контейнеры, начиненные мелкими «зажигалками», которые густым огненным дождем сыпались на портовые сооружения, склады и жилые кварталы города.
Люфтваффе использовало килограммовые бомбы В1, а также двухкилограммовые В2ЕZ и В2.2ЕZ, начиненные термитом и воском. Термит представлял собой смесь порошкообразного алюминия с окисями металлов, чаще всего железа. Он воспламенялся при помощи запала, установленного в носовой части корпуса бомбы и состоящего из перекиси бария и магния. Горение магния передавалось алюминию, который горел за счет кислорода окиси металла. При горении термита развивалась температура до 3000 °C, при этом тушить его можно только песком и подобными материалами, а не водой, поскольку при такой температуре вода разлагается на водород и кислород, образуя опасный гремучий газ.
Зажигательные бомбы снаряжались в специальные контейнеры. Так, контейнер АВ1000 содержал 620 килограммовых «зажигалок». При сбрасывании на объект бомбы вылетали из контейнера и рассыпались на большой территории. Их содержимое вспыхивало при трении о воздух, поэтому, падая на крыши зданий или на землю, бомбы уже горели ярким пламенем, создавая очень высокую температуру.
Тем временем к городу приближалась вторая волна Ju-88, которые несли тяжелые фугасные бомбы и авиационные мины. Петер Шталь продолжал рассказ: «Мы находились в центре Белого моря, когда рассеялась облачность. На борту царило молчание. „Еще десять минут“, – нарушил тишину Ханс. Затем мы увидели на земле вспышки выстрелов и разрывы зенитных снарядов в воздухе. Все как над Англией, только в уменьшенном масштабе. Фриче, усердно снимавший, пока позволяла видимость, был отправлен мною в гондолу. Я пошел на снижение, ориентируясь на очаги пожара внизу. Мы были обнаружены русскими зенитчиками. К счастью, они неправильно определили скорость самолета, и разрывы снарядов ложились за хвостовым оперением.
Пожар в районе цели разрастался, и мы без труда положили четыре тяжелые бомбы точно среди портовых сооружений. Я заложил еще один вираж, чтобы корреспондент[58] мог наблюдать картину бомбежки. Ханс заснял большой пожар, все более увеличивающийся».
Противовоздушная оборона Архангельска оказалась никуда не годной, зенитки палили беспорядочно и вразнобой, а прожекторы без толку «освещали» летнее небо. В результате «Юнкерсы», избавившись от бомб, спокойно снижались и проносились над городом на бреющем полете, обстреливая из пулеметов мечущихся по улицам и обезумевших от страха людей. Действия летчиков 104-й ИАД ПВО[59] оказались не лучше. Всего в воздух были подняты 27 истребителей, но ни один из них встреч с противником почему-то так и не имел.
Начштаба морских арктических операций К. С. Бадигин так описывал происходящее: «Послышались редкие выстрелы зениток, загремели первые разрывы фугасных бомб… в разных концах города кострами горели сухие деревянные дома. Бомбы разворотили несколько домов справа и слева от здания штаба. Никакого укрытия у нас не было… Бомба упала в наш двор. Мы ждали взрыва, но фугаска не взорвалась».
Кроме взрывов бомб и пожаров, архангелогородцы с ужасом увидели, как в нескольких частях города, но в основном около ТЭЦ, в небо взвились сигнальные ракеты, пускаемые германскими агентами. Один из жителей города рассказывал: «Вторая волна налета с фугасными бомбами началась ночью. У хлебозавода одна за другой взлетали красные ракеты в направлении электростанции – это фашистские лазутчики указывали цель… С холодящим душу воем падали бомбы, тяжелые взрывы сотрясали землю. От взрывной волны вылетали оконные рамы, на земле и в воздухе гудело».
Немецким летчикам удалось добиться прямого попадания фугасной бомбой крупного калибра в канатную фабрику. Прогремевший взрыв был такой силы, что его грохот слышали даже в окрестных деревнях. Всего самолеты II./KG30 «Адлер» сбросили на Архангельск двадцать пять фугасных и несколько тысяч зажигательных бомб. Кроме того, некоторые «Юнкерсы» несли выливные приборы и, проходя на бреющем полете, поливали крыши строений и улицы огненными струями зажигательной смеси.
В итоге горел даже грунт под ногами, сложенный за многие десятилетия из отходов древесины. В тушении пожаров принимали участие почти все население и даже моряки иностранных судов. Гостиница «Интурист», в которой они жили, уцелела, но в номерах повылетали стекла и оконные рамы.
Если с воздуха налет на Архангельск снимал Ханс Фриче, то на земле все происходящее в городе во время и после налета запечатлел на пленку советский кинооператор Владислав Микоша. При этом больше всего ему запомнилась «ужасная» гибель Сталина, конечно, не его лично, а всего лишь его портрета: «На фасаде Дома профсоюза моряков висел огромный портрет Сталина. Из окружавших окон языки пламени со всех сторон набросились на его лицо, и оно, как живое, к моему ужасу, будто бы от страшной боли в судорогах, наморщив лоб и брови, стало коробиться, а рот из-под охваченных пламенем усов взывал о помощи. Я стоял как завороженный, с камерой в руках, не имея сил оторвать взгляд от происходящего». Примечательно, что Микошу, в полном соответствии с духом времени, потрясла не смерть реаль-ных людей и горящие дома, а гибель бумажного идола.
Отбой воздушной тревоги в Архангельске был дан уже 20 августа в 01.00 по местному времени. Наутро вид города был ужасным. Целые улицы превратились в сплошное пепелище. Так, упоминавшаяся выше учительница Щеголихина, вернувшись домой, увидела, что ее жилище уцелело, зато позади него огонь уничтожил восемь построек, а на улице Холмогорской несколько домов попросту исчезли. Всего в городе были полностью разрушены 50 жилых домов, десятки других получили повреждения. Также сильно пострадали портовые сооружения, канатная и трикотажная фабрики. Имелись разрушения и на объектах Беломорской военной флотилии: территории штаба, казармах рабочей роты, авторемонтных мастерских и продовольственном складе.
Секретарь Архангельского горкома ВКП(б) П. В. Минин вспоминал: «Наша ПВО оказалась неготовой к отражению такого крупного удара. В разных концах города вспыхнули сухие деревянные дома. Пользуясь слабой зенитной обороной, немецкие летчики неторопливо выбирали цели для бомбежки, снижаясь до бреющего полета, расстреливали из пулеметов людей, тушивших пожары».
Командование дивизионного района ПВО, исходя из докладов постов ВНОС, решило, что в налете участвовали 42 бомбардировщика, что более чем в два раза превышало их истинное количество. А городское руководство, напуганное происходящим, «засекло» в небе аж 80 самолетов! Было составлено донесение в ЦК ВКП(б) и ГКО. Секретарь обкома партии Г. П. Огородников, набравшись смелости, даже позвонил по телефону лично товарищу Сталину. Однако удивить вождя ему не удалось. Оказывается, Иосиф Виссарионович уже знал о налете… из сводки Главного командования Вермахта, переданной по радио.
Вечером 28 августа восемнадцать Ju-88А из II./KG30 гауптмана Штоффрегена произвели второй налет на Архангельск.
Один из жителей города потом вспоминал: «Воздушные атаки фашистов не застали врасплох жильцов нашего двухэтажного дома по пр. Ленинградский, 11. На чердаке, из полукруглого окна которого мы с моим младшим приятелем Юрой любили смотреть на улицу, было чисто и просторно. На густо посыпанном песком полу стояли ящики с песком и бочки с водой, на стенах висели пожарные щиты с инвентарем. Из чердачного окна нам открывалась такая панорама: вблизи дома сделанное руками жильцов сооружение – бомбоубежище, чуть дальше трамвайный путь и дорога, идущая от ул. Урицкого до трамвайного парка, за ней – пожарная каланча, за каланчой – склады, а там и Северная Двина, наше любимое место купания.
И вот в один из вечеров, когда мы с приятелем любовались из чердачного окна закатом, до нас донесся странный незнакомый дотоле гул. «Это самолеты», – сурово сказал Юра. Через малые чердачные окна мы вылезли на крышу и увидели: со стороны Бакарицы над левым берегом Двины летели самолеты. За ними тянулся шлейф падающих черточек. Оттуда, где они падали, шел дым и поднимался огонь. Самолеты летели медленно, будто серые жуки ползли по небосводу. А вскоре на правом берегу Двины со стороны Кузнечихи заговорили зенитки.
Едва мы успели юркнуть в чердачное окно, как раздался оглушительный треск. Зажигательная бомба, пробив кровлю, плашмя плюхнулась на чердак. Передняя оконечность ее плавилась, разбрасывая крупные искры. Мы с приятелем оцепенели, не зная, что предпринять. Вторая зажигалка, пронзив крышу, зависла на стабилизаторе. Это вывело нас из оцепенения. Юра схватил со щита щипцы с длинными ручками, ухватил зажигалку за середину, и мы бросили ее в бочку с водой, убегая от расплавленных брызг. То же сделали со второй зажигалкой и лопатой песка усмирили огонь, побежавший по чердачным стропилам.
А в это время во дворе уже бушевал пожар. Горели дровяники, поленницы, уже дымилась стена дома. Мы бросились через дорогу в пожарное депо. Дежурный, ни минуты не мешкая, раскатал пожарный рукав с брандспойтом и направил в полыхающий костер сильную водяную струю. Дрова отстоять не удалось, а дом наш был спасен. А рядом полыхали два двухэтажных общежития, склады у мясокомбината…»
В тушении пожаров принимало участие все население города. Нередко, чтобы помешать их распространению, приходилось просто сносить и ломать деревянные постройки. При этом команды союзных судов, помогавшие бороться с огнем, порой оказывались в весьма неприятных ситуациях. Третий помощник капитана американского танкера «Олдерсдейл» Филипс рассказывал: «Одна изба оказалась на совершенно пустой площадке между двумя стенами огня… Используя стойку радиомачты как таран, мы ударили по избе, намереваясь развалить ее. К несчастью, мы угодили шестом прямо в дверь». В итоге американцы вломились в общественный туалет и провалились в выгребную яму.
Несмотря на сильные пожары, отдельные очаги которых не удавалось потушить в течение двух суток, Архангельск все же не постигла судьба Мурманска и Сталинграда. Во-первых, плотность бомбежки из-за небольшого числа самолетов оказалась в общем-то небольшой. Во-вторых, стояла безветренная погода, также препятствовавшая распространению пламени. И наконец, сыграла роль растянутость городской застройки, из-за которой отдельные очаги огня не соединялись друг с другом. Это облегчало работу пожарных и бойцов МПВО. Близость реки тоже сыграла положительную роль в тушении. Это отметил и американский моряк Лунд: «Результат второго налета также оказался не слишком ощутимым. Некоторые пожары полыхали два дня, но действительный объем разрушений оказался на удивление малым».
На перехват бомбардировщиков снова были направлены «Харрикейны» из 729-го ИАП ПВО. На этот раз летчикам ПВО удалось добиться успеха, когда над восточным берегом Двинской губы, в районе острова Мудьюгский, командир звена младший лейтенант А. Костиков протаранил один из «Юнкерсов».
Л. П. Дедова, жительница расположенной поблизости от того места деревни Кадь, позднее вспоминала: «Стоял теплый и солнечный день. Мы с братьями пошли за грибами. Возвращались где-то в семь-восемь часов вечера. При выходе из леса я увидела над деревней большой самолет, весь в огне. С разворотами он два или три раза пролетел над деревней, а потом, снижаясь, повернул в сторону моря и упал.
Среди ночи в деревню приехал председатель колхоза Мигунов, всех напугал: «Только к самолету не ходите. Там немцы спрятались». Но на второй день большие ребята пошли к самолету. Оказалось, что в мох упала хвостовая часть самолета, а передняя с кабиной рухнула в море, на отмель. Нашли ребята резиновую оранжевую лодку с дюралевыми веслами, парус, у которого одна сторона была зеленой, другая белой, шоколад, галеты».
Брат Дедовой – Василий, которому в 1942 г. было двенадцать лет, к ее рассказу добавил, что выше бомбардировщика он видел в небе истребитель и слышал стрельбу: «Немец поначалу дымил и пытался уйти. Истребитель его таранил, и тогда тот заполыхал и упал в Кадское болото. Утром на берег моря приехали пограничники из Куи, матросы-зенитчики с Мудьюга. Вскрыли кабину. Потом от взрослых ребята узнали, что экипаж – четыре трупа – достали. Все немцы были с Железными Крестами».
Лейтенант Костиков сбил Ju-88A-4 W.Nr.142148 «4D+AN», который пилотировал кавалер Рыцарского Креста командир 6-й эскадрильи KG30 гауптман Вилли Флехнер (Willi Flechner). В его экипаж входили штурман обер-фельдфебель Альфред Штэдлер (Alfred Staedler), бортрадист фельдфебель Йозеф Харрес (Josef Harres) и обер-лейтенант Вильгельм Дёмельт (Wilhelm D?hmelt), выполнявший в том вылете функции бортстрелка. По уже сложившейся к тому времени в СССР традиции обломки «Юнкерса» были собраны, доставлены на барже в Архангельск и затем выставлены на всеобщее обозрение на одной из центральных улиц города.
В тот день та же 6-я эскадрилья потеряла еще две машины. Сначала во время вылета на разведку погоды на маршруте к Архангельску неожиданно отказали двигатели на Ju-88A-4 W.Nr.142074 «4D+GP», который пилотировал обер-фельдфебель Шталь. Спасти самолет было невозможно, и Шталь вместе со штурманом фельдфебелем Хансом Фехтом (Hans Fecht), бортрадистом фельдфебелем Герхардом Халлертом (Gerhard Hallert) и бортстрелком Гельмутом Гёртцем (Helmut G?rtz) покинул его на парашюте. «Юнкерс» упал около финского местечка Кистинки, в 200 км юго-восточнее Кеми, а весь его экипаж вскоре прибыл обратно на свой аэродром.
Затем уже после бомбежки Архангельска на обратном пути в Кеми потерял ориентировку и залетел в воздушное пространство нейтральной Швеции экипаж Ju-88A-4 W.Nr.881777 «4D+IP». В конце концов, выработав все топливо, самолет упал около шведского поселка Янкисъярви, приблизительно в 95 км северо-восточнее Кеми. Немецкие летчики не пострадали и также вскоре вернулись в свою часть.
Кроме того, еще один самолет – Ju-88A-4 W.Nr.881715 – все из той же 6./KG30 из-за неисправности шасси был вынужден приземлиться в Кеми «на живот». Он получил повреждения средней тяжести (35 %), но стало ли это следствием зенитного огня над Архангельском или же технической неисправности, осталось неизвестным. И в этом случае никто из его экипажа не пострадал.
После августовских налетов командование Архангельского дивизионного района ПВО пыталось принимать меры для повышения эффективности своей обороны. В частности, им была достигнута договоренность с союзниками об использовании РЛС, имевшихся на английских кораблях ПВО «Паломарес» и «Позарика», которые соответственно стояли тогда в портах Бакарица и Экономия. Для передачи определяемых ими координат воздушных целей в штаб ПВО были выделены опытные переводчики.
Задачу заблаговременного обнаружения немецких самолетов над Белым морем получили также корабли Северного флота. Все это расширило систему наблюдения, однако само по себе это никак не влияло на усиление защищенности Архангельска. Заблаговременное обнаружение могло лишь помочь заранее объявить тревогу, но укрытий в городе все равно почти не было.
В ночь на 1 сентября последовал третий удар по Архангельску, в котором приняли участие пятнадцать «Юнкерсов». В 22.45 в городе была объявлена воздушная тревога, и через некоторое время со стороны Белого моря послышался гул авиационных моторов. Зенитчики открыли огонь, в небе вспыхнули разноцветные разрывы снарядов. Однако это снова не смогло помешать немецким летчикам.
На этот раз, по данным службы МПВО, на город были сброшены двадцать фугасных и около семи тысяч зажигательных бомб. Портовые сооружения и жилые кварталы получили новые повреждения. Основные очаги пожара возникли на берегу в районе лесобиржи № 2, где горела даже земля, а также в центре города – на улицах Поморская и Володарского. Одна из фугасных бомб попала в здание лесотехнического института, переоборудованного в госпиталь. Она пробила все пять этажей и взорвалась в вестибюле. В здании возник сильный пожар, и пострадали многие раненые. К счастью, здание находилось на берегу Северной Двины и поблизости оказались два пожарных буксира, которые залили госпиталь водой и спасли его от выгорания.
Помимо бомбардировок, дабы окончательно парализовать северную трассу ленд-лиза, немцы решили с помощью массированной заброски диверсионных групп перерезать железную дорогу Архангельск – Вологда.
1 сентября 1942 г. в пустошах в районе станции Коноша была выброшена группа диверсантов из тринадцати эстонцев, служивших в финской армии. Надо отметить, что использование в качестве лазутчиков лиц прибалтийских национальностей, ненавидевших Советы, было очень разумным решением. В отличие от множества своих русских коллег они скорее застрелились бы, чем добровольно сдались в плен.
Разделившись на мелкие группы, эстонцы в течение двух месяцев взрывали железнодорожное полотно, пуская под откос эшелоны с союзническими грузами, а также выводили из строя линии связи. 22 октября при эвакуации группы с озера Лача на диверсантов была устроена засада. Прибывший за ними гидросамолет Не-115С из 1?й эскадрильи K?.Fl.Gr.906 был поврежден и захвачен, в результате лишь отдельным эстонцам удалось уйти лесами.[60]
В течение 1–5 сентября диверсионные группы также были выброшены в Каргопольском, Приморском, Холмогорском и других районах Архангельской области, в основном вдоль железной дороги Архангельск – Вологда. Наиболее активно лазутчики действовали в Плесецком районе. Местность в огромном районе между Карелией и Тиманским кряжем по большей части являлась заболоченной тундрой, населенные пункты встречались очень редко. Все это облегчало диверсионную работу и затрудняло работу контрразведчиков.
Начались нападения на поезда. Так, на 941-м километре магистрали диверсанты взорвали полотно прямо перед подходящим эшелоном. В итоге паровоз и несколько вагонов сошли с рельсов, остальные встали поперек путей. После этого диверсанты открыли огонь из автоматов и убили машиниста, а затем скрылись. В десяти километрах от места крушения шпионы застрелили стрелочницу и взорвали стрелку, из-за чего еще один поезд потерпел крушение.
Из всех выброшенных парашютистов только четыре добровольно сдались НКВД. Они предъявили инструкции по проведению диверсий под названием «Задание для Архангельского направления», а также сдали карты, оружие и другое снаряжение. Несмотря на этот отдельный провал, диверсионная операция в Архангельской области стала одной из самых успешных за весь 1942 г.
Под влиянием всех этих событий 14 сентября совместным решением бюро обкома ВКП(б) и облисполкома был создан Архангельский городской комитет обороны (АГКО), который в соответствии со сложившейся традицией возглавил первый секретарь обкома и горкома партии Г. П. Огородников. В него также вошли председатель облисполкома М.А. Огарков, начальник областного управления НКВД П. М. Мальков, командующий Архангельским военным округом генерал-лейтенант Т. И. Шевалдин и начальник гарнизона Архангельска генерал-майор В. Н. Мальчиков.
25 сентября АГКО утвердил план обороны города, а через четыре дня вынес постановление о создании нескольких укрепленных районов: в Архангельске, на острове Мудьюгский и в Талагах. Все это говорило о том, что областные власти всерьез верили в возможность крупного германского десанта. Их уверенность в этом укрепили начавшиеся налеты авиации, массовые заброски диверсантов и агентов, а также состоявшийся в августе поход немецкого тяжелого крейсера «Адмирал Шеер» к острову Диксон.
АГКО принял несколько постановлений по повышению эффективности службы ВНОС. На территории области началось строительство дополнительных ста наблюдательных вышек, в том числе 26 – в Онежском районе. Посты наблюдения за воздухом создавались на крышах высоких зданий.
Во второй половине сентября 1942 г. в беломорские порты проследовали уцелевшие суда конвоя PQ-18. Штаб KG30 «Адлер» в Банаке планировал на 18 сентября атаку судов в горле Белого моря, но операцию пришлось отменить из-за плохой погоды. На следующий день корабли из-за разыгравшегося шторма остановились на рейде острова Мудьюгский. При этом четыре транспорта не смогли удержаться на якорях и сели на мель на краю входного канала.
Несмотря на плохую погоду, немецкий самолет-разведчик все же смог сфотографировать скопление союзных судов. И 20 сентября несколько Ju-88 в 16.00 атаковали стоянку, но из-за сильного заградительного огня с кораблей охранения не смогли добиться попаданий. Истребители 104-й ИАД ПВО снова «патрулировали» где-то поблизости, но контакта с противником в очередной раз установить так и не сумели.
Следующий налет состоялся 21 сентября. Причем с учетом того, что, по данным разведки, корабли уже вошли в порт, командование 5-го воздушного флота Люфтваффе поставило перед II./KG30 несколько нестандартную задачу: заминировать фарватер в районе острова Мудьюгский и тем самым заблокировать выход кораблей обратно в Белое море.
Сами пилоты были не в восторге от полученного приказа. Обер-фельдфебель Шталь вспоминал: «Хорошая погода. Наш полет на перехват каравана планировался на 18 сентября, но из-за плохой погоды эта акция сорвалась, и теперь нам предстояло атаковать его остатки, прибывшие в Архангельск. Наша задача состоит не в нападении на суда, обнаруженные в порту разведкой, а в минировании фарватера, чтобы преградить выход судов из Архангельска. Это нас несколько удивило, но, как говорится, наверху виднее».
Каждый экипаж получил карту Двинской губы, на которой были отмечены линия фарватера и район, который требовалось заминировать. После инструктажа Ju-88А взревели моторами и один за другим стали отрываться от бетонной взлетной полосы в Кеми.
Самолеты несли по одной авиационной мине ВМ1000, которая могла сбрасываться как с парашютом, так и без него. Эта «адская машина» являлась универсальным боеприпасом. Будучи начиненной 680 кг взрывчатки, что гарантированно уничтожало даже крупное судно, она оснащалась как магнитным или акустическим, так и обычным ударным взрывателем. Поэтому ее использовали и как мину для установки на речных и морских фарватерах, а также как бомбу для уничтожения хорошо защищенных оборонительных укреплений, промышленных объектов в тылу и других целей.
Суровых берегов Белого моря бомбардировщики достигли уже в сумерках и полетели дальше на юго-восток. Шталь продолжал свой рассказ: «Светлая лунная ночь. Никакого заградительного огня. Мы легко обнаруживаем линию фарватера, но удастся ли нам сбросить нашу 1000-кг мину именно в то место, где должны пройти суда? Надежнее, на мой взгляд, был бы бомбовый удар по порту. Сдается мне, что ни один офицер из штаба Люфтваффе никогда сам не участвовал в нападении на суда или в минировании фарватеров. Очевидно, они начитались где-то о наших успехах в минной войне против Англии и решили эту тактику применить в условиях Архангельска. Здесь же все совершенно иначе, но этого, по-видимому, никто не собирается учитывать. У меня серьезные сомнения в том, что хотя бы одна из многих сброшенных нами мин сработает».
Во время сброса мин в небе появились четыре истребителя Пе-3 из 95-го ИАП, но они так ничего и не смогли сделать. «Юнкерсы» один за другим ложились на обратный курс и через четыре с половиной часа полета благополучно вернулись на аэродром Кеми. Правда, надо отметить, что тот же Петер Шталь в своих воспоминаниях упоминал о том, что ему затем сказали, что из того вылета якобы не вернулись два самолета из 4-й эскадрильи KG30. Однако в имеющихся сведениях о потерях 5-го воздушного флота Люфтваффе этому нет никаких подтверждений.
Уже при посадке один Ju-88А из 6-й эскадрильи едва не потерпел аварию. Дело в том, что аэродром располагался прямо на краю Кеми. И главная улица этого древнего финского города лежала точно по курсу взлетно-посадочной полосы, имея при этом похожее освещение. Так что утомившийся после долгого полета пилот легко перепутал улицу с посадочной полосой и лишь в последний момент, осознав это, рванул штурвал на себя. «Юнкерс» прошел над крышами домов и, сделав новый заход, благополучно приземлился, куда ему и было положено.
22 сентября двадцать Ju-88А снова совершили вылет в район Архангельска. После этого наступило ухудшение погоды, и воздушные операции в Белом море пришлось прекратить. Суда же конвоя PQ-18 тем временем спокойно разгружались на уцелевших причалах в Экономии и Бакарице. Однако немцы не забывали о них ни на день. Свидетельством этому стало 26 сентября. Одиночный «Юнкерс», вывалившись из облаков, внезапно появился над Архангельском и сбросил фугасные бомбы на портовые сооружения. При этом сирены воздушной тревоги молчали, а зенитные батареи так и не сделали ни одного выстрела.
Сразу после улучшения погоды 28 и 29 сентября последовали два ночных налета на город, в ходе которых были сброшены 50 фугасных и около десяти тысяч зажигательных бомб В1 и В2. Во время последнего удара в Архангельске возникли свыше шестидесяти очагов пожара, сгорели десять жилых домов и четыре склада, были разрушены два госпиталя. Погибли 17 человек и еще 27 получили ранения.
Всего в ходе бомбежек в августе – сентябре 1942 г. в Архангельске было разрушено свыше 40 различных промышленных объектов и построек, в том числе канатная и трикотажная фабрики, железнодорожная станция. Сильные повреждения получил судостроительный завод «Красная кузница». Взрывами и пожарами были уничтожены 215 жилых домов. Согласно официальным советским данным, которые являются далеко не полными, поскольку дело с учетом населения было поставлено крайне плохо, в городе во время бомбежек погибли 148 человек, еще 126 получили ранения и контузии.
Восстановительные работы начались сразу, но растянулись на многие месяцы. Так, сгоревший механический цех судоремонтного завода был заново отстроен лишь через год, причем часть нового оборудования для него поступила по ленд-лизу.
Портовые сооружения Архангельска получили сильные повреждения, но все же не были выведены из строя. Крупнейшая операция Люфтваффе в регионе Белого моря достигла лишь частичного успеха. Хотя работа второго крупнейшего порта на Советском Севере и была серьезно затруднена на несколько месяцев, полностью блокировать ее не получилось.
В оставшиеся месяцы года из-за ухудшения погоды и прекращения проводки конвоев активность Люфтваффе над Белым морем пошла на спад. Лишь изредка предпринимались беспокоящие рейды мелкими группами и одиночными самолетами. Так, 4 ноября бомбардировщики атаковали небольшой конвой в северной части Белого моря и потопили баржу с мазутом. Всего же немецкими самолетами в 1941–1942 гг. в Белом море были потоплены шесть судов и еще 23 получили повреждения в результате воздушных атак.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.